Текст книги "Операция «Моджахед»"

Автор книги: Лев Пучков

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 17 страниц) [доступный отрывок для чтения: 7 страниц]

Увы, Музаевы за прошедшие полгода в орбите деятельности ФСБ, прокуратуры и милиции никак не нарисовались. Получилось, мы только зря время убили.

Опять вернулись к Вите, пообедали. За обедом самая умная в мире Лиза выдвинула идею: а может, в регистрационную палату съездить? Вдруг Музаевы совсем скурвились и приобрели какой-нибудь земельный участок вполне цивилизованным образом?

Учитывая менталитет и практически нелегальное существование искомого объекта, мысль была совершенно дикая, но в то же время требовала проверки. Мало ли как оно в жизни случается? Говорят ведь, хочешь как следует спрятать что-то, положи на самое видное место.

После обеда поехали в регпалату. Витя предварительно прозвонил куда следует, приняли нас там без всякого, сразу дали всю требуемую информацию.

В числе приобретших за последние полгода недвижимость и земельные участки Рашида Музаева не было. Вообще, в списках никаких Музаевых не было. Не шибко распространенная фамилия для данного региона.

Руководствуясь примерным периодом убытия наших интересантов из Чечни, Иванов на всякий случай взял данные за январь и февраль по всем товарищам, приобретшим чабанские «точки» (сиречь – фермерские хозяйства). Таковых было семеро, и все нездешние: четверо дагестанцев, двое ингушей и один карача.

– А! – озарилась вдруг Лиза и показала товарищам в кабинете (они там все вместе сидят, в одной комнате) выпускное фото Рашида. – Вот этот не регистрировался?

Товарищи посмотрели и равнодушно пожали плечами. Полгода уже прошло, попробуй запомни. Кроме того, они у нас тут все такие. В каком плане? Да без всякого плана, все очень даже хаотично. Степь у нас скупают исключительно товарищи из соседних республик, вот уже лет пять. Ни один русский или алан не приобрел ни единого участка. Наоборот, все продают. Такими темпами у нас тут под боком скоро будет филиал Махачкалы и Грозного. Так что ищите да обрящете…

Взяли данные, заправились, прихватили провиант – глядишь, в степи придется ночевать. И отправились в путь. Никакой уверенности не было, очень может быть, что Музаевы под чужой фамилией ничего такого не регистрировали и мы просто прогуляемся по свежему воздуху. Однако такова суровая участь всех оперативников: чтобы убедиться в неправильности версии, ее нужно отработать до конца.

Найти чабанскую «точку» в незнакомых местах – это…

– Это жопа, – уныло заметил незамысловатый Вася Крюков. – Так мы будем тут кататься до нового года…

Действительно, в плане указания месторасположения у них тут был полный бардак. Адреса имелись наподобие такого: Аписюйдолбаевский район, ферма номер триста двенадцать. Схема проезда, как пережиток застоя, отсутствовала. Ни направлений, ни ориентиров, ни тебе привязки к карте. Район огромный, поди поищи.

Хорошо, лето сейчас, в степи кое-где встречаются люди. Зимой мы бы тут точно пропали. Люди и в самом деле были по-русски неважно говорящие, но направления показывали. Судя по всему, вид оружия и официальная физиономия Петрушина внушали уважение. Фамилию не знаем, номер не знаем, но если поедете налево, потом направо и вон через ту рощицу, то за позаследующей балкой будет какая-то «точка». Там спросите. Только из машин не выходите сразу, там собаки.

Насчет собак мы шибко не переживали, но ехали действительно с опаской. Глухомань тут, все скуплено разными интересными товарищами… мало ли на кого напороться можно? Тут местный участковый раз в десять лет проезжает под прикрытием бронетехники, а перепись делали последний раз еще при главном пахане кавказской мафии – товарище Джугашвили.

А природа была вокруг – застрелись! Легкий ветерок колышет необъятное зеленое море, воздух напоен дивными ароматами, хоть глуши мотор, выходи и валяйся, как тот отбившийся от табуна жеребец… И главное – езжай где хочешь, вдоль и поперек, никаких тебе мин и растяжек! Лепота, короче…

В процессе поисков отсеяли троих из списка: двоих февральских, одного январского. Уже ближе к сумеркам добрались до январской «точки» под номером семнадцать.

«Точка» располагалась в неглубокой обширной балке – за двести метров не разглядишь – и была обнесена по периметру двухметровым кирпичным забором. Вот новость! На предыдущих «точках» заборов не было вообще. Разве что кошары метровой сеткой обнесены, чтобы ягнята не блукали.

– Ага! – Иванов возбужденно потер руки. – Приготовились. Боюсь ошибиться, но что-то мне подсказывает…

Подъехали поближе, вышли, рассредоточились с небольшим интервалом, оружие изготовили к бою. По личности имеем данные, если действительно он, фрукт еще тот. Троих оружных хлопцев одним кинжалом завалил. А хлопцы ведь были совсем не ботаники.

За забором басовито брехали собачки, судя по тембру, как минимум, откормленные «кавказцы», не менее двух единиц. Машины мы оставили метрах в пятнадцати, все встали полукругом, отчасти прикрываясь капотами, а Иванов подошел к калитке в металлических двухстворчатых воротах, выкрашенных в зелень, и негромко постучал.

Тут же, как по команде, калитка чуть приоткрылась, и из щели показалась двустволка. Над забором с трехсекундным опозданием возникла еще одна, и тоже направленная в нашу сторону. Однако до чего же тут неприветливые товарищи!

– Русские военные, – Иванов показал руки, зачем-то покрутился на месте. – Никаких операций, обысков, «зачисток» – просто поговорить надо.

Калитка приоткрылась чуть шире, в дополнение к двустволке возникло лицо.

– Он, – буркнул стоявший рядом со мной Вася. – Только в бороде.

Точно, это был Рашид Музаев, собственной персоной. Вот ты какой, северный олень! Не зря прокатились…

* * *

То, что мы, не озабоченные его поисками соплеменники, а всего лишь русские военные, Рашида немного успокоило, но к немедленному дружелюбию не подвигло. Какое дружелюбие, товарищи? Этот могучий красавец воевал с нами и в первую, и во вторую, наверняка немало нашего брата положил.

В общем, двустволку он чуть опустил, но смотрел настороженно и оценивающе. А вторая двустволка на заборе так и осталась в статичном положении. Хорошие воины, настоящие нохчи. Братцу младшему едва тринадцать минуло, а вот поди ж ты, прикрывает старшего по всем правилам военного искусства. И плевать ему, что нас больше и вооружены мы не в пример лучше…

– Насчет забора – это ты зря, – буркнул Глебыч, приближаясь к калитке вслед за Ивановым.

– Не понял? – Рашид нахмурился. – При чем тут забор?

– На других «точках» нет, – пояснил Глебыч. – А у тебя есть. Приметно.

– Да, сразу в глаза бросается, – поддержал Иванов. – Ты бы еще плакат написал: «Рашид Музаев. Кровникам строиться в очередь».

Рашид заметно вздрогнул, в глазах что-то такое полыхнуло… А может, показалось, и то был всего лишь отблеск багряного заката. Но факт, во взгляде абрека за считаные секунды пронесся целый шквал чувств. Костя у нас мастер читать взгляды, он бы вам тут с три короба наплел, чего там ему удалось в этом взгляде рассмотреть.

А я скажу проще: Рашид мгновенно обшарил нас взглядом с ног до головы, и его попросившаяся было на волю боевая ярость тут же сменилась отчаянием. Семь бойцов, стоят с хорошим разбросом, тактически грамотно, у всех стволы настороже, в разгрузках гранаты топорщатся… Две двустволки против таких – просто несолидно. Прыгнуть назад и захлопнуть калитку – кинет каждый по гранате во двор, и прощай, семья…

– Нас не интересуют твои дела с администрацией, – верно отреагировал на эмоции хозяина Иванов. – Нам абсолютно поровну, что ты живешь здесь под другой фамилией. Вообще, лично к тебе у нас нет никаких претензий.

– Зачем тогда приехали? – угрюмо поинтересовался Рашид.

– Есть разговор насчет сестры, – сообщил Иванов.

– Не знаю, – с готовностью замотал головой Рашид. – Она… гхм-кхм… отдельно с мужем живет, давно не видел…

Есть целая категория нохчей, которые совершенно не приспособлены врать, – не те, что в городе воспитывались, а именно коренные горские селяне. Их, селян, в свое время учили: мужчина должен идти по жизни с гордо поднятой головой и всегда говорить правду. Хочешь что-то в тайне сохранить – например, что угнал у соседа отару или зарезал кого-то неправильно, просто не говори про это никому, и все тут. А врать негоже. То есть они, конечно, врут, жизнь заставляет… но это сразу заметно. Тут же краснеют или запинаются, а то и просто глаза опускают, не хотят встречаться со взглядом обманутого человека.

Рашид запнулся, покраснел и опустил взгляд. Попался, голубчик. Даже и без эмоций, просто по логике. Тебе кто, вообще, сказал, какой именно сестрой интересуются? У тебя ведь их две! И чего ты так сразу отвечать бросился, почему не встал на дыбы – типа, какое дело вам до моей сестры?

– Может, во двор пустишь, сядем, поговорим с глазу на глаз? – предложил Иванов. – В твоих интересах, между прочим. Мы ж не разбойники какие, не ломимся силой, бумажками перед носом не машем, по-человечьи хотим…

– Не знаю, – Рашид так и не поднял взгляд на Иванова, смотрел куда-то в сторону. – Ничего не знаю, понятия не имею…

– Сестру любишь? – неожиданно кинул вопрос со средней дистанции Костя.

– Тебе какая разница? – Рашид повернул голову в сторону психолога, полоснул враждебным взглядом и запоздало проявил мужской норов: – Это моя сестра, тебя вообще не касается! Зачем приехали? Я вас не звал, уезжайте!

– Ну, как знаешь, – покладисто кивнул Иванов, разворачиваясь и направляясь к машинам. – Если тебе плевать, пусть она умрет. По коням, хлопцы, нам тут делать нечего…

– Э, э! – Рашид весь вылез за калитку и даже сделал два шага вслед за Ивановым. – Ты зачем так сказал? На что намеки бросаешь?!

Иванов остановился и оценивающе посмотрел на Рашида, как будто решая, стоит с ним разговаривать или нет. Затем жестко выдал:

– Твоя сестра в любой момент может умереть. Если тебе небезразлична ее судьба, нам стоит пообщаться. Наедине. Без лишних ушей.

– Заходи, – Рашид широко распахнул калитку. – Давай, заходите, чего встали?

Вот так быстро меняется настроение у абрека Рашида. Только что прочь гнал, теперь в гости зовет. А ничего необычного, просто Иванов сказал волшебное слово.

Зашли. Дом небольшой, чисто выбелен. Во дворе летняя кухня, рядом сарай, под навесом дизель, чуть дальше виднеется приземистая кошара. Все просто, но добротно.

Вся семья находилась во дворе, смотрели настороженно и враждебно. Рашид загнал собак в сарай, с козел для распилки досок спрыгнул румяный мальчуган с двустволкой и направился вслед за нами. Типа, конвой.

Лиза ласково потрепала мальчугана по голове, заметив:

– Мужчина! Ружье больше тебя ростом…

Семейные Рашида от этого мимолетного жеста как будто чуть отмякли. Русские – это, конечно, нехорошо. Тем более на ночь глядя. Но с ними женщина. Настроена миролюбиво. Это уже лучше. Значит, можно рассчитывать на более лояльное отношение, чем если бы заявились только одни мужики.

– С глазу на глаз, – напомнил Иванов. – Это наши с тобой секреты, домашним не обязательно знать.

– В дом никто не заходит, – сказал Рашид по-чеченски младшему брату. – У меня дела.

Мальчишка степенно кивнул, сел на крыльце, поставив ружье меж колен. Пост принял. Да, детишки у них мужают не в пример быстрее наших.

– Проходите, гости дорогие, – Рашид криво усмехнулся. – Мой дом – ваш дом…

Прошли. Иванов, Петрушин, Костя и я. Иванов – основной, Петрушин – силовое обеспечение, Костя – главный инквизитор, и я – техническое сопровождение. У меня сумка с камерой, двумя разнокалиберными кассетами и ноутбуком, на диске которого на всякий случай все безобразие скомпоновано в авишный файл. На крыльце, как положено, сняли обувь. Глебыч, Лиза и Вася остались во дворе, присмотреть за родней.

Судя по размеру и дверям, в доме, не считая прихожей, было всего три комнаты. Самая большая – зал, из обстановки только два ковра на полу, куча шелковых подушек, в углу большущий старинный шкаф, при виде которого наверняка дрогнуло бы сердце у самого взыскательного антиквара, рядом низенький столик.

– Присаживайтесь, – Рашид кивнул на подушки. – Стульев нету, вон, возьмите…

Взяли подушки, расселись как йоги. Ничего, мы люди привычные, и так неплохо.

– Так, – Иванов обвел взглядом комнату. – Значит, телевизора, тем более видеомагнитофона – нет. Ну ничего, у нас все с собой…

– Если чечены, значит, совсем дикие, да? – Рашид гордо встопорщил бороду и открыл дверцы шкафа. Внутри стоял «супертринитрон» одной из распоследних моделей и к нему «родной» видеомагнитофон. На внутренней стороне дверок были прикручены контейнеры для кассет, которых (кассет) тут было сотни две, не меньше.

Нет, чечены, конечно, не дикие, но дети гор, это точно. Добыл где-то антиквариат, за который специалист выложил бы ему сумму, троекратно покрывающую всю эту усадьбу, выломал полки, прикрутил пластиковые контейнеры, засунул внутрь суперсовременный «ящик»…

– Ловит только первый и первый Владик, – сокрушенно развел руками Рашид. – Но новости посмотреть можно.

– У нас свои новости, – Иванов кивнул за окно. – Скажи, пусть дизель заведут. Мы тебе кино покажем.

– Не надо мне ваше кино, – Рашид угрюмо посмотрел на мою сумку. – Я такое кино тысячу раз видел.

– Это какое кино ты видел? – заинтересовался Костя.

– Ну… Что я, не знаю, что они делают? Какую-нибудь колонну взорвали. Трупы там, все горит… Ну, или контрактникам вашим башку режут…

– А на фига ты тогда сестру отдал замуж за такого головореза? – Костя начал привычно разгоняться, вовлекая «клиента» в полемику. – Ты почему такие вещи делаешь? Сам два года мирно живешь, видимо, Дагестан тебя маленько подломил… Что, нормального нохчо для вашей красавицы не нашлось?

– Слушай, тебе какое дело, э? – воскликнул Рашид. – Это моя сестра. Зачем отдал… Был бы выбор, не отдал бы!

Это прозвучало, как крик души. Любит наш парень сестру. Отдал по обстоятельствам, деньги нужны были. По сути, продал. Теперь жалеет, да поздно. Вот она, усадьба, купленная на арабские деньги, вот она, более-менее спокойная жизнь для семьи…

– Если у тебя проблемы с соляркой, мы поможем, – напомнил Иванов.

– Не понял? А, ты насчет дизеля… – Рашид подошел к раскрытому окну и крикнул по-чеченски во двор: – Нурик, дизель заведи!

– Еще я советую тебе закрыть окно и задернуть занавески, – намекнул Иванов. – То, что мы тебе сейчас покажем, – это большой секрет.

– Если у вас родня под окнами подслушивает, то у нас такого нет, – Рашид усмехнулся, но просьбу полковника выполнил: прикрыл окно и задернул шторы. В комнате воцарился полумрак.

Во дворе затарахтел дизель – тотчас загорелась люстра на три плафона, в зале стало светло.

– Давай, Серый, – Иванов кивнул мне и предложил Рашиду: – Ты бы присел. Такие вещи лучше сидя смотреть.

Я поставил кассету и убавил громкость почти до минимума. Окно закрыто, но лучше перестраховаться. Вдруг родственники Рашида отбились от рук и начнут проявлять любопытство?

Рашид присел между Петрушиным и Ивановым, во взгляде плескалась тревога. Не нравились ему все эти приготовления. Какие это вещи лучше сидя смотреть? И чего там может быть такого, что имеет отношение лично к нему?

По экрану телевизора побежала рябь, через минуту будет запись. Рашид впился взглядом в экран…

– А где джип? – поинтересовался Костя.

– Чего? – Рашид вздрогнул и досадливо обернулся к психологу. Опять этот вредный лезет со своими дурными вопросами, отвлекает от дела!

– Джип, джип – машина такая.

– А, это… Да продал я его. Во Владике. Сразу и продал, чего светиться на такой тачке…

– Много взял?

– Нет, немного. Они сразу прикинули – тачка «левая», много не дали. Вон, баранов купил. Первый сакман был, хорошо получилось, все выжили…

На экране начали мелькать первые кадры.

– Это снимали арабы, – предупредил Иванов. – Мы к этому – никаким боком. Просто пленку перехватили, с убитого араба сняли. Это не монтаж, специалисты проверяли…

Рашид некоторое время молча смотрел, затем, не глядя на Иванова, спросил отчего-то охрипшим голосом:

– Слушай… Зачем порнуху показываешь? Думаешь, совсем дикий, такого не видел, да?

Голос выдал абрека. Мне почему-то тогда показалось, что он догадывается, что будет дальше.

Дальше было объявление за кадром: таким вот образом развлекается Халида Бабаева из Курчалоя. Типа, первая брачная ночь.

– Не знаю такую, – опустив взгляд, пробормотал Рашид. – Зачем показываете, совсем не понял…

– А эту знаешь? – вкрадчиво поинтересовался Костя и многозначительно посмотрел на нас с Петрушиным. Во взгляде психолога сквозило отчетливое предупреждение: вопросов по существу не будет. Раскатал я психотип товарища, готовьтесь – будет реакция.

Дальше, вы помните, шли кадры с Земфирой. Рашид с минуту изображал памятник – кажется, даже дышать перестал. А потом бросился на Иванова.

Рассчитал он верно: это Петрушин – богатырь, а элегантный полковник таковым не выглядит. Между тем, у элегантного в кармашках разгрузки топорщатся точно такие же гранаты, как и у богатыря. Если успеть выдернуть хотя бы одну…

Однако не успел – мы были готовы. Петрушин, не вставая с места, качнулся вправо, долбанул хозяина кулачищем промеж лопаток. Хозяин до Иванова не добрался, мягко растянулся на ковре. Петрушин навалился сверху, заломил руки назад.

Иванов протянул наручники. Клацнули браслеты. Рашида посадили, Петрушин пристроился сзади, обхватив горло абрека локтевым сгибом. Рашид разинул рот, желая крикнуть, но мешал захват – только пузыри пускал и хрипел, как умирающий волк. Во взгляде смертельно оскорбленного брата бушевал шквал ненависти и жуткой тоски.

– Сиди и смотри, – флегматично буркнул Петрушин, не давая Рашиду опустить голову. – Ему кино показывают, а он, видишь ли, прыгать наладился…

– Полегче, – поправил Иванов, заметив, что глаза Рашида неестественно вываливаются из орбит.

– Кричать будет, – пожал плечами Петрушин.

– Пусть, – кивнул Иванов. – Пусть кричит. Тогда все прибегут и посмотрят, что у нас тут за кино такое.

Петрушин чуть ослабил захват. Рашид жадно хватал ртом воздух, кричать не пытался. Продышавшись, жалобно попросил срывающимся голосом:

– Дайте… Гранату дайте… Уйдите все, дайте гранату…

– Ты нам живой нужен, – не согласился Иванов. – Смотри, это еще не все.

Второй фрагмент закончился, начался третий. На третьем была сцена под Моздоком, последние минуты умирающей Халиды. Разорванные трупы кураторов, искромсанная осколками, окровавленная девушка, Лиза, дрожащим голосом задающая дурные вопросы…

– А вот это уже мы снимали, – сообщил Иванов. – Это уже финал. Ты запомнил, как представили девушку в первом эпизоде?

Рашид не отвечал – взгляд стеклянный, безумный какой-то, по-моему, он в тот момент вообще ничего не соображал. Ему бы гранату…

– Конец первого эпизода, – скомандовал Иванов.

Я отмотал пленку назад, до того момента, где голос за кадром информировал, кого конкретно здесь насилуют.

– Хорошо, – кивнул Иванов. – Теперь опрос Халиды. Где она называет имя.

Прокрутил до имени. Послушали еще разок голос-стон, от которого даже у самого отъявленного мерзавца бикарасы по коже побежали бы.

– Второй эпизод, – скомандовал Иванов.

Я вновь пустил фрагмент с участием Земфиры. Искаженное лицо, мужские руки, арабские команды за кадром…

– За что? – хрипло прошептал Рашид. – Я вам ничего не сделал… Вы что, садисты?!

Мы не садисты. Нам и самим по десятому разу смотреть такое – с души воротит. Но у нас такая работа. Нам надо обезвредить живую бомбу, которая в любой момент может взорваться.

Петрушин отомкнул один наручник, перевел руки Рашида в положение «спереди», опять замкнул наручник. Пока не привели его в порядок, нельзя давать хотя бы малейшего шанса.

Рашид взял платок, вытер лицо, просморкался… Смотрел в пол, взгляд не поднимал, плечи подрагивали. Позор для нохчи хуже смерти, так уж они устроены. После такого – только стреляться. Теперь Косте надо будет крепко постараться, чтобы вернуть абреку смысл жизни…

– Речь, – скомандовал Иванов.

– Есть речь, – Костя сел на подушку напротив Рашида и сообщил: – Ты должен меня выслушать, Рашид. Это важно.

– Мне все равно, – надтреснутым голосом пробормотал абрек. – Не хочу слушать. Вам лучше меня убить…

– Все равно?

– Все равно…

– Ну, раз все равно, давай позовем твоих родных и покажем им всем эту дрянную кассету, – Костя встал и с готовностью сделал шаг в сторону двери. – Позвать?

– Ты… Ты самый страшный шакал среди всех федералов, – тупая безысходность во взгляде абрека мгновенно сменилась жгучей ненавистью. – Единственное, что я попросил бы у Аллаха перед смертью, – чтобы дал мне шанс сначала перегрызть тебе глотку! Потом можно спокойно умереть…

– Какая длинная фраза! – Костя довольно осклабился и сел обратно. – Эмоции – это хорошо. Значит, не все равно. Значит, можно общаться.

– Пошел ты… – прошипел Рашид. – Не буду я с тобой общаться, шакал!

– Куда ты, на хер, денешься, родной мой, – Костя небрежно дернул плечиком и сообщил: – Для начала скажу тебе следующее: вот эту кассету видел очень ограниченный круг людей. Мы ее никому не показывали. Более того, я могу тебе поклясться, что ее не видел ни один чеченец. Ты понял намек, нет?

– И что? – Рашид напрягся – не поспевал за ходом мысли психолога.

– Это я тебе сказал, чтобы ты знал: это пока тайна, никто ничего не видел.

– Какая разница, – прошептал Рашид, скривив губы в горькой гримасе. – Ей после этого все равно не жить. На весь род – позор! Лучше уж сразу…

– Вот! – Костя поднял палец вверх, призывая собеседника ко вниманию. – Пару слов о позоре. Что мы имеем в данной ситуации, если судить с точки зрения развитого цивилизованного общества? Девчонку, по сути, ребенка еще, изнасиловали пятеро здоровенных мужиков. И сняли это дело на камеру. Это они улику на себя сняли, недоумки. Девчонку надо немедля отдать в реабилитационный центр, где с ней поработают дипломированные психологи, полечить и переселить – если уж сильно приспичит – в другое место, где ей ничего бы не напоминало о случившейся трагедии. А насильников – под суд и как минимум лет на двадцать каждого на строгий режим…

– Можешь не распинаться, давай сразу к делу, – покачал головой Иванов. – По-моему, он тебя не слушает.

– Он слушает, но ему пока поровну, – уверенно заявил Костя. – Потому что он понятия не имеет, как это вообще может быть – с точки зрения цивилизованного общества… Мы, нохчи, гордые дети гор, живем по своему средневековому укладу и клали с прибором на вашу цивилизацию…

– Ты что, тоже нохчо? – неожиданно спросил по-чеченски как будто бы и в самом деле не слушавший психолога Рашид.

– Он не нохчо, – ответил я на чеченском. – Просто говорит так, чтобы тебе понятнее было.

– Он что, думает, я совсем баран? – Рашид чуть оживился – обратил свой взор в мою сторону.

– Если не баран, слушай его, – предложил я. – Он только на вид вредный, а на самом деле очень умный и чуткий. Это его работа. Он спас не один десяток таких семей, как твоя. От позора, от смерти и так далее. Думаешь, ты один такой на всю Чечню?

– И о чем мы там журчим? – недовольно прищурился Костя.

– Я сказал, что ты самый отъявленный мерзавец, каких только видела чеченская земля, – перевел я. – И не колеблясь покажешь эту запись его родным, если он тебя не будет слушать.

– Правильно сказал, – Костя с довольным видом кивнул. – Так вот, мы, нохчи, плевать хотели на вашу цивилизацию. Девчонку эту несчастную мы забросаем камнями, в сторону семьи будем пальцем тыкать сто лет, а мерзавцы пусть себе гуляют и гнусно ухмыляются. У нас, нохчей, такой славный обычай. Нас ебут, а мы крепчаем…

– Сволочь, – отчетливо процедил сквозь зубы Рашид. – Совсем сволочь, шакал…

– Я, конечно, сволочь, – согласился Костя. – А вы все – жопошники и не мужчины. Трахнули, сделали запись, одели пояс, заставили взорваться. Куда ей деваться после такого? Кто защитит, спасет от позора? Мужиков нет, одни жопошники кругом… Это не оскорбление, а просто констатация факта. Это уже не первый случай, и всегда все происходит по одному и тому же сценарию. Других вариантов не было. Ну и скажи мне, кто вы после этого?

Рашид промолчал – только скрипнул зубами и покачал головой. Обидно выслушивать такие вещи из уст представителя «слабой и больной» нации. Убить его нельзя, а возразить нечего.

– Молчание – знак согласия, – продолжал развиваться Костя. – Что должен сделать мужчина в таком случае? Мне, простому горцу, плюющему на цивилизованные законы, это представляется так. Просто так видится в закономерно создавшейся ситуации… Я, горец, нахожу свою сестру, изымаю ее из обстановки и прячу где-нибудь на чабанской «точке», где ее никто не найдет. Либо, вообще, вывожу в Россию, там точно не найдут. Это – первым делом. После этого что я делаю? Принимаюсь за планомерное уничтожение всех, кто хоть краем причастен к данной мерзости. Потихоньку отлавливаю и режу.

– Я их всех не знаю, – пробормотал Рашид, все так же глядя в пол. – Как всех достать? А которые главные – к ним вообще на пушечный выстрел не подпустят…

Костя обвел нас торжествующим взглядом. Есть контакт! Товарищ вписался в процесс. Перестал хлюпать носом, начал соображать по теме. Это уже полпобеды. Потому что имелось веское опасение, что товарищ будет пребывать в полном трансе, вытащить из которого его не представится возможным.

– Да, как достать? – подхватил Костя. – Безусловно, я не знаю их всех, но есть ведь такое понятие, как ниточка и клубок… Если я знаю хоть одного из этой банды, я его поймаю… и сразу не убью. И что я с ним сделаю?

– Их пытать – бесполезно, – покачал головой Рашид. – Это не такие люди. Они ничего не скажут.

– Не надо пытать, – небрежно махнул рукой Иванов. – Есть гораздо более эффективные способы…

Полковник, видимо, хотел упомянуть про «сыворотку правды», которая развязывает языки всем подряд независимо от убеждений и вероисповедания, но Костя остановил его жестом – сейчас он рулит, ему можно и полковника поправить – и предложил другой вариант.

– Пытать я его не буду. Еще время тратить… Я приглашу двух своих знакомых грузин – у нас служат такие генацвале, до чужих жоп бо-ольшие охотники! Они этого товарища отжарят по полной программе, и без вазелина вовсе. А я сниму это дело на камеру…

Рашид перестал смотреть в пол и поднял на психолога удивленный взгляд. Не ожидал абрек такого оборота. Видимо, ему показалось, что он ослышался.

– Он сделает, – сказал я по-чеченски. – Он, конечно, чуткий и добрый, но к людям, которые такие вещи делают, относится беспощадно. И плевать ему на закон – уж я-то знаю…

– Чего журчим? – недовольно скривился Костя.

– Язык учить надо, – буркнул я. – Ты не обращай внимания, это не в контры тебе, а в качестве дополнения. Развивайся, развивайся…

– За кадром я сообщу, что таким вот образом развлекается веселый затейник, как бишь его… ну, допустим, Арби такой-то. А для того, чтобы грузины хорошенько возбудились, мы его, разумеется, перед этим делом нарядим в короткую юбочку, женские чулочки и кружевное бельишко…

Рашид вдруг хмыкнул. Видимо, представил себе, как это безобразие будет выглядеть. Крепкий мужик. Быстро вывалился из прострации. Помнится, пять минут назад кто-то тут хотел немедленно взорваться…

– А потом я его… отпущу.

– Зачем отпускать? – возмутился Рашид. – Ты думай, что говоришь, да!

– Затем отпущу, что к самым большим, как ты верно заметил, меня на пушечный выстрел не подпустят. А этот трахнутый моджахед будет моим информатором. И за неделю сдаст мне всех остальных. Укажет маршруты, места проживания и так далее, в общем, сдаст их всех. Они ведь не сидят безвылазно в горах, перемещаются, какие-то вопросы решают. Вкалывать он будет как папа Карло, и сачковать ни в коем случае не станет. Потому что я определю ему конкретный срок, по истечении которого, коль скоро я не получу результат, эта мерзкая пленка будет опубликована самым широким тиражом. Нет, я понимаю: он в любой момент готов умереть с оружием в руках во благо Великого джихада… Но умереть солдатом – это одно. А умереть педерастом в кружевном бельишке, это, извини…

– Зачем вам это? – угрюмо поинтересовался Рашид.

– Не понял?

– Почему вы мне помогаете? Я вам – кто такой?

– Мы тебе…

– Какое вам дело до меня и моей семьи?! Когда собака волку помогала?

– Ты нам – никто, – согласился Костя. – И помогать тебе мы не собираемся. Это ты нам поможешь. Потому что это в первую очередь в твоих же интересах.

– А какой ваш интерес?

– Наш интерес очень простой. Если нам удастся найти твою сестру до того, как она взорвется, мы тем самым спасем от гибели пару десятков наших баб и ребятишек, которые к этой войне – вообще никаким боком. У вас, нохчей, есть такая славная традиция… Короче, если ты в курсе статистики, ваши «черные вдовы» отчего-то не рвут наших больших людей с телохранителями, всяких там «новых русских», или чиновников, которые с вами сотрудничают и строят дачи за десять миллионов баксов… Рвут они обычно голытьбу, которая за неимением личных машин в метро ездит или в другом общественном транспорте. Вот. Это первый интерес. Второй и, пожалуй, главный: через твою сестру мы имеем шанс выйти на ее куратора и дальше до самой верхушки. И потихоньку их всех уничтожить. Это лучше, чем поодиночке отлавливать смертниц, которых эти мерзавцы будут штамповать из ваших женщин до скончания века. Теперь тебе понятен наш интерес?

– Мне понятен… – Рашид покачал головой. – Мне непонятно, как вы это сделаете… Думаешь, это реально?

– Если не понятно, объясняю. В безобразии с твоей сестрой участвовали человек пять. Думаю, не надо доказывать, что тиражировать такие записи они не собираются. Не совсем ведь дураки, жить еще хотят. Эта запись сделана с единственной целью: чтобы держать будущих смертниц под контролем. Согласен?

– И что?

– И то! Одного из них мы завалили, значит, имеем в активе минус один…

Тут Костя, разумеется, слегка в «волюнтаризм» ударился. Черт его знает, сколько их там смотрело эти записи, и был ли тот, кого мы рассчитали, из этой самой компании. Но в данном случае это было неважно. Как говорится – все для дела…

– Как видишь, осталось не так уж и много. Признаю, сработали мы немного топорно. Если бы этого кучерявого удалось взять живым, мы бы к тебе просто не обращались. Он бы сейчас уже чертил сто двадцать первую схему проезда к остальным гадам… и при этом страшно морщился от жуткой боли в заднице.

– Это долго заживает, – неожиданно прорезался Петрушин. – Когда мы это делали в последний раз, он с месяц нормально ходить не мог. А в сортир, вообще – только с санитаром…

Спешу сообщить: ничего такого мы ранее не делали, и нашу убойную силу никто не подписывал на такие экспромты. Его дело – подкрасться, зарезать, пострелять… Но это грубое вмешательство неожиданно оказалось тем самым последним доводом. Может быть, свирепая физиономия Петрушина сыграла свою роль…