Текст книги "Тысяча и одна бомба"

Автор книги: Лев Лукьянов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 5 страниц)

10

Лучшее право – сила. Это положение, известное с доисторических времен, неуклонно соблюдалось генеральным штабом при разработке своих концепций, хотя хронологически деятельность штаба можно отнести к периоду новейшей истории. Так или иначе, в этом военном учреждении историю уважали. Историческому отделу были предоставлены удобные апартаменты на привилегированном втором этаже. За полированными стеклами книжных шкафов десятилетиями покоились тисненой кожи тома доктрин и мемуаров. Сам командующий нередко заходил сюда, чтобы провести ча-сок-другой в обществе Мольтке и Гудериана... Что касается юридического отдела, то о нем военные руководители вспоминали лишь раз в двадцать – тридцать лет, когда приходилось подписывать капитуляции... Поэтому, когда командующий потребовал к себе главу юридического отдела, подчиненные растерялись. После получасовых поисков на чердаке среди пыльных бумаг и всякого хлама был обнаружен тощий седой лейтенант в полинялом мундире, усыпанном перхотью. Выяснилось, что лейтенант носил звучную фамилию Гинденбург и что последний раз он получил повышение в звании еще во время первой мировой войны... Узнав, что он кому-то понадобился, Гинденбург испуганно опустился на шаткий стул с поломанной спинкой. – Неужели на пенсию? А у меня еще три дочери не замужем... – Не на пенсию, а на первый этаж! – скомандовал полковник, личный помощник фельдмаршала, и потащил дряхлого Гинденбурга с чердака. На лестничной площадке суетливые военные постарались очистить юриста от пыли и паутины. – Все равно несолидно! – сожалеюще сказал полковник, оглядев юриста. Стащив с себя мундир, он быстро напялил его на тощего Гинденбурга. – Господа, скорее снимайте с себя ордена! – приказал полковник. Военные наскоро перекололи свои ордена на полковничий мундир, и через несколько минут преображенного юри-ста втолкнули в кабинет фельдмаршала. В кабинете полыхали страсти. Красный разгневанный Гарри сидел верхом на стуле напротив такого же красного фельдмаршала и, энергично разрубая воздух ладонью, говорил: – У порядочных людей так не принято! Допустим, я оставляю у вас свой пиджак! Прихожу за ним завтра, а вы говорите: "Милейший, твой пиджак мне понравился, вернуть не могу!" Долговязый политический советник, стоявший у окна, перебил: – Мы говорим о разных вещах! Никто не станет спорить, если пиджак действительно ваш. Но появление "Аиды" связано с "серебряными стрелами"! Чьи газеты вот уже столько дней кричат о "стрелах"? Советник схватил со стола пачку газет и потряс ими перед носом посла. – Мало ли что пишут наши газеты! Что вы, не знаете наших газет! – Гарри был не на шутку зол.– Я в шестой раз официально заявляю – "Аида" наша!.. – Допустим, что ваша! – вмешался фельдмаршал.– Но почему вы решили, что она в наших руках? Посол-сержант ждал этого вопроса. Хитро улыбнувшись, он полез в карман своего пиджака с таким видом, будто сейчас оттуда вылетит птичка. Фельдмаршал и советник переглянулись. Пулькин медленно извлек пачку фотографий и торжествующе положил их на краешек стола. – А это что такое? – спросил он, похлопывая рукой по фотографиям. Советник подошел, взял снимки, небрежно проглядел. На фото был запечатлен тягач, волочивший платформу с укрытым брезентом предметом. – Господин посол, можно вас попросить подойти к окну? – предложил советник. Пулькин послушно встал и подошел к окну. Советник откинул штору. Почти весь асфальтовый квадрат двора занимал знакомый тягач с платформой. Советник взмахнул платком, и солдаты, окружавшие машину, торопливо сдернули с платформы зеленый брезент. Под ним оказался обрезок толстой трубы. – Что это? – негодующе спросил Пулькин. – Это? – политический советник еле сдерживал улыбку,– Это, господин посол, труба. Мы начинаем ремонт канализации всего генерального штаба... Гарри молчал. Молчал и думал. Похоже было, что иногда дипломатам не зря платят по пять тысяч в месяц. – Выходит, господа, вы бомбу еще не нашли? – А вы думали – мы нашли! – засмеялся советник и с удовольствием потер руки.– Как бы не так!.. – Но огорчайтесь, мой юный друг,– миролюбиво сказал фельдмаршал.– Мы еще найдем... Гарри снова замолчал. Он раздумывал, не обращая внимания на откровенно улыбавшихся военных. – Придется нам повторить испанский спектакль,– вдруг заявил посол.– Для поисков бомбы я буду вынужден вызвать нашу авиацию, двадцать судов и две подводные лодки. Военные перестали улыбаться. – Но у нас нет Средиземного моря,– растерянно проговорил советник.– Ваши подводные лодки и суда не понадобятся... – Заменим танками,– быстро решил Гарри. Неожиданно фельдмаршал заметил юриста, неуверенно переминавшегося у двери. Уважительно глянув на грудь, увешанную орденами, коротко спросил: – Кто вы и почему? – Я – Гинденбург! – совсем не по уставу доложил юрист.– Я служу по юридической части... – Очень хорошо.– Сквозь монокль фельдмаршал внимательно оглядел вспотевшего от страха лейтенанта.– У вас, полковник, я вижу, немало боевых наград. Выходит, вы знаете цену оружию. Уверен, быстро ухватите суть дела... Гинденбург внезапно вспомнил, что следует говорить в таких случаях. – Рад стараться! – неловко вскрикнул он и даже попытался топнуть каблучками. – Дорогой друг,-обратился командующий к Пуль-кину,–у меня есть разумное предложение. Не будем ссориться, поручим нашему юристу спокойно подумать о формальностях и встретимся завтра. Пулькин, которому тоже надоело кричать, согласился: – Хорошо. Завтра я тоже приду со своим юристом. Пусть они поговорят, а мы послушаем. – Вот и решили,– подытожил политический советник. – Еще вопрос,– продолжал Гарри.– Так вы нашли ее или не нашли? Вызывать мне наших специалистов по поискам? Советник протестующе поднял руки: – Нашли, нашли! Не надо никаких специалистов! Вслед за специалистами приезжают репортеры! А иногда даже раньше...

11

Суд над майором Мизером проходил в небольшой комнате, в которой едва уместился судейский стол, покрытый зеленым сукном, небольшая трибунка для прокурора и адвокатский столик. Кроме того, оставалось еще немного места для табуретки. Мизер сидел на этой табуретке. Справа и слева от него, широко расставив ноги и заложив руки за спину, стояли двое военных полицейских в белых касках. Первым в комнату вошел адвокат. Толстый, с обвисшими щеками, маленькими хитрыми глазками-черносливин-ками, в неопрятной застиранной мантии, выглядел он крайне несолидно. Насвистывая какой-то легкомысленный мотивчик, адвокат небрежно кивнул Мизеру, уселся за свой столик, раскрыл пухлый портфель и достал из него яркий иллюстрированный журнал. Глядя в спицу своего защитника, с интересом рассматривавшего снимки девиц, Мизер думал о женском непостоянстве. Его жена, каким-то чудом узнавшая о печальной ситуации, в которой он оказался, бросила своего нового мужа, прислала телеграмму: "Не волнуйся, я с тобой" – и наняла адвоката. Военное министерство поначалу категорически воспротивилось присутствию на процессе штатского, но затем, очевидно побоявшись огласки, удовлетворило просьбу миссис Мизер. Адвокат, подписав три или четыре обязательства о неразглашении военной тайны, прибыл в Чарльзстоун. Мизер уже вполне свыкся с мыслью о том, что ему придется закончить бытие на электрическом стуле, и предстоящий процесс его нисколько не занимал. Его больше волновали детали – каков из себя этот самый стул, обязательно ли будут брить кружок на макушке, дадут ли хорошую выпивку накануне... Без всякого интереса он посмотрел на плотного полковника в мощных черных очках, который уверенно взгромоздился на прокурорскую трибунку. Небрежно кивнув адвокату, прокурор снял очки и обнаружил за ними серо-холодные глаза, беспощадно кольнувшие обвиняемого. Мизеру даже показалось, что при этом он плотоядно причмокнул губами. Летчику стало очень тоскливо. Он вобрал голову в плечи и сгорбился. Один из полицейских немедленно толкнул его в спину: – Береги позвоночник! Сиди как положено. – Нет, пусть встанет,– приказал другой полицейский.– Суд идет... Действительно, в комнату вошло еще трое военных. Посередине судейского стола сел генерал-лейтенант, крайние места заняли полковники. Мизер хотел было получше разглядеть людей, которые через часок-другой отправят его в преисподнюю, но адвокат повернулся к нему и шепнул: – Если подниму правую руку, говори "да". Если левую – "нет". Понял? – Понял,– машинально ответил Мизер.– Правую – . "да", левую – "нет"... – Молодец. Сразу видно – с образованием. Сейчас мы им покажем... "Вот трепач,– подумал майор.– Впрочем, он за это деньги получает..." Генерал взял в руки тоненькую картонную папку, раскрыл ее и медленно, внятно прочитал: – "Слушается дело майора военно-воздушных сил Уильяма Мизера, тысяча девятьсот тридцатого года рождения, уроженца штата Папалама, женатого, обвиняемого в преступной небрежности, проявленной во время патрульного полета над Европой на пилотируемом им бомбардировщике "Би-52", повлекшей падение водородной бомбы мощностью сто мегатонн..." Генерал отложил дело и продолжал: – Еще раз предупреждаю об особой секретности рассматриваемого дела. Разглашение сведений, установленных данным процессом, будет караться по закону. Все молчали. Председатель суда не без любопытства посмотрел на обвиняемого. – Ну как, Мизер, признаете себя виновным? Адвокат поднял левую руку и почесал ухо. – Нет! – повинуясь жесту защитника, послушно сказал Мизер. – А почему? – пронзительно, словно ударил хлыстом, вскрикнул прокурор. Фанерная трибунка вся пошатнулась. – Протестую! – проворно оборвал его адвокат.– Господа судьи, покорнейше напоминаю, что еще не был проведен опрос обвиняемого! – Протест принимается,– согласился председательствующий. Жестом усадив прокурора на место, он снова обратился к летчику: – Расскажите, как было дело... Мизер встал с табуретки. Он совершенно не волновался. Этот нервный прокурор даже его позабавил. Волнуется, чудак. А чего волнуется? Ведь не ему садиться на стул... – Мы ждем, обвиняемый! – напомнил генерал.– Расскажите, как проходил полет. – Полет проходил нормально, сэр. Закончив маршрут, я развернул машину на обратный курс и толкнул Джима, чтобы он взял управление. Но Джим не проснулся, и я включил автомат... – Кто такой Джим? – спросил полковник, сидевший справа от генерала. – Это мой второй пилот. – А почему он спал? – спросил полковник, сидевший слева от генерала. – Наверное, перебрал накануне... Я позвонил штурману, хотел уточнить координаты. Только он сказал – загорелся "желтый глаз". – Чей глаз загорелся? – насторожился левый полковник. – Это не глаз, а сигнальная лампа,– разъяснил Ми-зер.– "Желтый глаз" – это мы так называем сигнал. Он загорается, когда бомба отделяется от машины. Я сразу дал газу и стал набирать высоту. Джим проснулся, увидел "глаз", все понял и начал считать... – Что начал считать Джим? – спросил правый полковник. , – Наша "Аида" должна была взорваться через пятнадцать минут после сброса. Мы летели на высоте одиннадцати тысяч футов... В общем, в переговорник я сказал радисту, чтобы он дал радиограмму. И мы сразу сообщили на базу. Вот и все. Долетели до дому, и нас встретила военная полиция-Летчик кивнул на одного из полицейских. – Так почему же все-таки упала бомба? – поинтересовался генерал. Мизер задумался. Его короткий спокойный рассказ будто наэлектризовал комнату, Даже полицейские в касках и те перестали жевать резинку. – Кто ее знает, почему она упала,– наконец ответил летчик.– Они и раньше падали, бомбы. Приезжали комиссии, расследовали. О результатах нам не говорили. – Чтобы сбросить бомбу, надо нажать кнопку или рычаг? – спросил один из полковников. Мизер чуть улыбнулся. Ну и наивный парень! За что только дают чины в пехоте? – Если бы было так просто – все бы сбрасывали,– объяснил летчик.– А они денег стоят, бомбы. С базы идет шифровка по радио, прибор срабатывает, отпирается предохранительное устройство, и тут можно или самому сбросить бомбу, или по радиокоманде с базы. Наши ребята на пари несколько раз нажимали кнопки над Лондоном, над Мадридом, и ничего – никого не взорвали... Ну, а в случае особого задания пилот, разумеется, может сам сбросить... Сквозь закрытые грязные окна, разлинованные прочной тюремной решеткой, едва доносились голоса улицы. Но вот, перекрывая городской шум, постепенно усиливаясь, послышался гул самолета. Он нарастал и нарастал. Мизер повернулся к окну и прислушался. Проследив за его взглядом, прислушались и судьи. Настороженно вытянул шею прокурор. Покосился на решетку в окне адвокат. – Слышите, "Би-52" идет? – спросил летчик.– Низко идет. Может, кто из наших летит... – А если он сейчас нажмет кнопку? – шепнул вдруг прокурор.– Летчик? – А что, вполне,– беспечно ответил Мизер.– Лететь скучно, вот и балуют. Особенно пьяные и сумасшедшие... – А такие тоже летают? – забеспокоился адвокат, оглянувшись на своего подзащитного. – А куда их девать? Летит и летит, хорошо взлетает, хорошо садится. А что он сумасшедший-так снизу не видно... Гул самолета стал удаляться. Еще раз посмотрев на грязное окно, генерал постучал карандашом по столу. – Мы несколько отвлеклись,– заметил он.– Итак, Мизер, вы утверждаете, что для падения бомбы нужна радиокоманда с базы... – Обязательно! – кивнул обвиняемый.– У командира . базы есть специальный пульт. Он заперт. Ключи командир носит на цепочке на животе. Даже спит с ними. Говорят, несколько лет назад один парень спер ключи, но открыть пульт не успел. Часовой помешал. Так тот парень исключительно гениально воровал. Второго такого во всем соединении но было. Ну, его сразу же во Вьетнам отправили. Там и пропал, а способный человек был... Мизер рассказывал часа полтора. Он вспомнил все случаи, связанные с падением бомб, которые когда-либо происходили в военно-воздушных силах. Слушали его с интересом, не перебивали, даже разрешили сесть и закурить. После небольшого перерыва выступил прокурор. Он произнес напряженную гневную речь, после которой всем стало сразу ясно, что Мизер – отъявленный прохвост, пытавшийся свалить вину на командира базы. Речь прокуро-,, ра всех встряхнула. Полицейские энергично зашевелили, челюстями, судьи за столом подтянулись, адвокат кисло улыбался. Когда прокурор подошел к заключительной части речи и сообщил, сколько стоит "Аида" и во сколько обойдется -ее потеря каждому налогоплательщику, в комнате явственно запахло смертным приговором. – Роняя бомбу в одной точке земли, этот тип уронил престиж наших вооруженных сил на всем земном шаре! – закончил прокурор. Его указательный палец грозно нацелился в поникшего Мизера; – На стул его! На стул!.. Мизер крепко уцепился за табуретку...

12

Процесс продолжался. Генерал вопросительно взглянул на адвоката. – Я готов, ваша милость! – Толстяк встал из-за сво-его стола, распахнул мантию, показав судьям пухлый живот, обтянутый несвежей сорочкой, засунул руки за подтяжки и засмеялся.– Да, да, господа судьи, я смеюсь!.. Адвокат прошелся перед судейским столом. – Послушал я своего коллегу,– адвокат показал на прокурора,– и мне стало смешно. Надо уметь считать хотя бы до четырех!.. – Я протестую! – моментально вскочил прокурор, тряхнув свою трибунку. Сдвинув головы, судьи начали совещаться. Адвокат не-терпеливо расхаживал перед столом. – Протест принимается,– объявил генерал.– Господин адвокат, у нас нет никаких оснований полагать, что наш уважаемый прокурор не умеет считать до четырех. – А я докажу! -горячо пообещал адвокат.-Господа судьи, мой подзащитный уронил одну бомбу. Одну!.. Адвокат продемонстрировал свой палец. – За одну-единственную бомбу его приглашают на электрический стул. Каково! Над Испанией упало четыре штуки сразу, и никого на стул не сажали!.. Судьи увидели четыре адвокатских пальца" – В Гренландии свалилось еще четыре! – адвокат вытащил из-под подтяжки другую руку и выставил еще четыре пальца.– И опять на стул никого не сажали! О Канаде – помните туманную историю под Торонто – я уже не говорю. Не будем мелочными. Выходит, чтобы сесть на стул, надо потерять сразу хотя бы пять бомб! Во всяком случае, четырех недостаточно. А кто знает, может быть, надо швырнуть десять? Судебная практика пока ответа нам не дает. Итак, за четыре бомбы ничего, а за одну – смертная казнь! Где, я вас спрашиваю, справедливость?., Поискав глазами вокруг себя справедливость и, очевидно, не найдя ее, адвокат сокрушенно развел руками" – Но предположим, произойдет невероятное! – Адвокат низко склонился перед судейским столом.– Высокий суд согласится с моим коллегой и решит, что одна бомба стоит стула! Но позвольте, как же тогда карать за утерю четырех бомб? В четыре раза строже? А за утерю десяти бомб – в десять раз? Но что поделаешь, господа судьи... Адвокат с сожалением вздохнул. – Человек даже крепкого телосложения не выдержит, если его четырежды сажать на стул! Скорее надо рассуждать от противного. Давайте размышлять наоборот. Адвокат повернулся к прокурору: – Надеюсь, мои коллега умеет размышлять наоборот? – Я протестую! – снова вскочил прокурор. Судьи снова принялись совещаться.

– Протест не принимается,– наконец сказал гене-рал.– Законодательство нашего государства не запрещает в суде размышлять наоборот. Продолжайте, господин адвокат. Благодарно пожав сам себе руки, адвокат улыбнулся судьям и продолжил: – Итак, попробуем наоборот. Предположим, за четыре бомбы – смертная казнь. Тогда за одну – одна четвертая часть наказания. Теперь подсчитаем, во что это обойдется моему подзащитному... Адвокат снова взялся за подтяжки и, покачиваясь на носках, с сомнением оглядел Мизера. – Ему сейчас уже за сорок. Пьет, курит. Посмотрите, какие синяки под глазами. Держу пари, больше пятнадцати лет он не протянет. Ну, хорошо, не будем мелочными – дадим ему двадцать. Следовательно, если бы мой уважаемый коллега был в ладах с арифметикой, он потребовал бы осудить этого парня на одну четвертую стула, другими словами, на пять лет... Адвокат мельком взглянул на прокурора, нервно игравшего дужками своих черных очков. – Господин прокурор, по-видимому, не решится спорить, что одна четвертая от двадцати лет, оставшихся на долю моего подзащитного, составляет пять лет?.. Но, гос-пода судьи!.. Адвокат рванул руки из-под подтяжек: – Господа судьи, кого мы с вами собираемся осудить на пять лет?.. Там, в Испании, бомбы падали куда попало! Это было там!.. Толстяк показал на зарешеченное окно. Судьи послушно посмотрели. Обернулся и Мизер, но Испании не увидел... – Одна бомба угодила в море! – Тут адвокат перешел на шепот.Представляете, в открытое море! И пока ее нашли, перерыли все Средиземное море! А если бы неподалеку была вражеская подводная лодка? А если бы русские утащили нашу бомбу в Одессу? А?.. – Куда? – переспросил председатель суда, очень внимательно слушавший адвоката. – Одесса – это русская гавань в двух шагах от Испании,– пояснил защитник и приставил руку козырьком к глазам.– В ясную погоду вот так видно. Кто даст гарантию, что наше секретное оружие не находилось бы в чужих руках? А?.. Адвокат вдруг звонко щелкнул подтяжками и резко повернулся к взволнованному прокурору: – Вы дадите гарантию? – Не дам! – То-то... А что можно сказать о Гренландии? Снег и лед. Лед и снег, А внизу...– защитник топнул по полу.– Вода! Океан! Глубина!.. Нет, господа, швырять бомбы в Гренландии было совсем нерентабельно. Если в Испании что-то еще удалось получить обратно, то в Гренландии... Тю-тю, господа! Адвокат безнадежно помахал рукой и повернулся к Мизеру, .его жирная физиономия стала вдруг такой сладкой, будто он собрался погладить пай-майорчика по го-ловке. – Господа, другое дело – мой подзащитный! Он знал, где уронить бомбу! Годами наши европейские друзья мечтали о водородной бомбе! Годами! Они мечтали, они страдали, они слагали стихи и речи! И они наконец получили! Они получили благодаря майору Мизеру! Разящий меч по прозвищу "Аида" теперь в надежных руках!.. Цепляясь мантией за судейский стол, адвокат подбежал к окну и пристально посмотрел во двор. Резко обернувшись, он успокоил судей: – Да, господа, теперь она в надежных руках!.. Подумайте, никто и не шевельнул пальцем, чтобы это произо-шло. Майор, вы шевелили пальцем? Левой рукой защитник вцепился в свою шевелюру. – Нет! – торопливо ответил летчик. – И все-таки это произошло! Случайность! Нет и еще раз нет! Это – рука всевышнего! Адвокатский палец устремился к закопченному потолку. – Только он один знал, когда малютка "Аида" покинет свою колыбель. И она покинула! И если она заговорит, то не над нашей головой, а там – в Европе!.. Адвокат шагнул к судейскому столу и доверительно сообщил генералу: – Мы с вами можем спать спокойно... – Мы с вами, но не господин прокурор! – крикнул вдруг адвокат и напролом пошел к фанерной трибунке, в которую вцепился обвинитель. – А вы, часом, не сочувствуете коммунистической партии? – голос адвоката стал липким и вкрадчивым.– Я вас спрашиваю, потому что обвинение против майора Мизера может поддерживать только антидемократический элемент... В комнате стало необыкновенно тихо. Было лишь слышно, как сосредоточенно сопел один из полицейских. – Все истинные патриоты, которым дороги идеалы свободы и демократии,адвокат хлопнул себя по жирной груди,– могут лишь низко склониться перед скромным героем, печально и молчаливо несущим свой тяжкий крест!.. Поклонившись застеснявшемуся Мизеру, толстяк задрал мантию, вытащил скомканный клетчатый платок и трубно высморкался. – День и ночь над облаками, над нашей головой летают безвестные герои. Прикажут возить молоко, значит, надо возить молоко! Прикажут овес, значит – овес! Бомбы, значит – бомбы! Не думать, а летать! Вот девиз наших железных ребят! Слава им!.. Адвокат несколько раз, будто аплодируя, хлопнул ладонями, но его никто не поддержал. Подозрительно оглядываясь, медленно, растягивая слова, защитник спросил: – Или, быть может, кто-нибудь из присутствующих хочет, чтобы они начали думать? Летать и думать? Кто этого хочет?.. Полицейский перестал сопеть. Казалось, даже за окнами смолк город... – Этого хотят красные агитаторы – гремел адвокат.– Но мы этого не хотим! Мы, истинные патриоты, никогда бы не допустили, чтобы вокруг дела "Аиды" началась возня... – Но "Аида" сверхсекретна! – вдруг слабо вскрикнул прокурор. – Тем более! А теперь знают многие! Знают здесь, в тюрьме. Знают на базе. Знают господа судьи. Знают вот эти полицейские. Знаю я... – Но вы давали подписку! – крикнул прокурор. – За себя я готов поручиться! За вас – никогда! Истинный патриот молчит, когда его правительство садится в лужу! Я молчу!.. – Я тоже! Я молчу, господа! – Прокурор растерянно оглядывался, стараясь непослушными руками запихнуть свои бумаги в портфель.– Господа, все же знают о моей хорошей репутации... Судьи делали вид, что ничего не слышат... После двухчасового совещания военный суд признал майора военно-воздушных сил Уильяма Мизера невиновным...

13

Гарри Пулькин сдержал свое слово. На переговоры в генеральный штаб он явился со своим юристом. Военные с некоторым изумлением встретили изящную брюнетку, понимавшую толк в косметике. Войдя в кабинет фельдмаршала, она без церемоний протянула руку и представилась: – Ли! – Мой первый советник! – пояснил Гарри, – Очень приятно! Наши переговоры сразу стали более привлекательными,командующий поцеловал руку девушки. – У меня очень упрямый характер,– откровенно предупредила Ли и непринужденно уселась в кресло. По мнению Гарри, она могла бы быть внимательней к собственной юбке. Но Ли свое внимание в основном обратила на шикарного седовласого фельдмаршала с моноклем. Долговязый блондин в щегольском мундире тоже был ничего. Правда, он торчал у окна и его трудно было как следует рассмотреть. Юриста Гинденбурга, скромно стоявшего в глубине кабинета, она просто не заметила и поэтому искренне удивилась, когда из угла раздался тихий голос: – Я готов, господин фельдмаршал! – Я тоже готова! – не замедлила Ли. Пулькин вздохнул. Нелегко далась ему эта готовность. Накануне вечером в спальне Ли наотрез отказалась защищать интересы своего правительства. – На кой черт мне это надо! – заявила она, стягивая платье.– Мне за это не платят... Гарри прекратил расшнуровывать ботинки и обещал уплатить. – Пойми,– убеждал он, напяливая ночную пижаму,– одному тяжело. Сразу всего не сообразишь. Они вмиг облапошат... – У тебя в посольство полны коридоры бездельников,– возразила Ли, облачаясь в ночную рубашку.– Возьми с собой кого хочешь... – Во-первых, я еще никого толком не знаю,– доказывал посол, удобнее устраиваясь в постели.– А во-вторых, мне нужна настоящая голова. С меня же потом шкуру спустят, если чего-нибудь не так сделаю... Замечание "чрезвычайного и полномочного", как теперь все называли ее сержанта, о голове Ли понравилось. Она стала слушать внимательной. Гарри убеждал долго. Разговор шел после полуночи. Около часа Гарри клятвенно обещал на ней жениться, если вся эта история окончится благополучно. Втайне Ли была обеспокоена новым положением Пулькина. В конце концов, он мог выбрать себе в спутницы любую телефонистку с коммутатора. Там было немало хорошеньких и сговорчивых девушек. И любая наверняка с удовольствием приняла бы дружбу нового посла. Если мужчина в двадцать семь лет делает такую молниеносную и блистательную карьеру, то чего-нибудь он да стоит. Кроме того, высокий широкоплечий сержант с безукоризненным блестящим пробором на белокурой голове выглядел совсем неплохо. А мощный квадратный подбородок вообще был довольно эффектен... Заявление Гарри о женитьбе произвело на Ли неизгладимое впечатление. Правда, он и раньше несколько раз обещал, но никогда еще не клялся. Ли сразу же припомнились кадры какого-то кинофильма: обручальные кольца на белом шелке коробочек, торжественное звучание органа, широкие ступени, спускавшиеся от дверей церкви к блестящему "кадиллаку". Впрочем, в фильме, кажется, стоял "бюик"... это было волшебно и прекрасно... – Милый,– шепнула девушка,– клянись еще раз перед богом, что не обманешь... – Чтоб мне сейчас провалиться!.. Широкая семейная кровать прежнего посла не провалилась. Благодаря этому Ли очутилась в кабинете фельдмаршала... Юрист Гинденбург недаром просидел в мрачноватом здании генерального штаба десятки лет. Не покидая чердака, он тем не менее был в курсе всех событий, отлично знал сплетни и слухи. А главное, научился достаточно точно предугадывать события. В дни смены режимов он всегда болел. И выздоравливал именно в тот день, когда кому-нибудь из военных чиновников требовался мелкий юридический совет... К делу об "Аиде" юрист подошел, как обычно, руководствуясь своим чутьем. Выяснив пожелания командующего, он подыскал подходящие аргументы, превратив эти пожелания в неоспоримую точку зрения. В душе Гинденбург оставался штатским. Эти военные умели лишь чертить стрелки на картах да шагать на парадах, а когда надо было поработать головой – всегда прибегали за ним. Юрист чувствовал себя уверенно. Его лишь несколько смущал чужой мундир с полковничьими погонами. Ордена непривычно позвякивали на груди, напоминая о высокой и ответственной миссии. Но личный помощник фельдмаршала, переодевшийся в цивильный костюм, приказал носить мундир до окончания переговоров, а потом отдать его в чистку... – Начинайте,– разрешил командующий и откинулся на спинку кресла. Он был доволен. По-видимому, больше не придется спорить с этим странным послом, понятия не имевшим о дипломатическом этикете, предпочитавшим грубые ясные выражения, подчас ставившие в тупик не только его самого, но даже и политического советника, который собаку съел на общении с дипломатами и прочими иностранцами. – Так вот, мужчины,– громко сказала Ли.– Придется вам отдать эту штуку. Ждать я не намерена. – Разумеется, мы могли бы немедленно возвратить бомбу ее законному владельцу,– поспешил Гинденбург, с удовольствием предчувствуя неминуемое поражение противной стороны,– если бы... если бы не одно небольшое обстоятельство... – Только одно? – Одно. Но, смею вас уверить, сударыня, чрезвычайно осложняющее дело. В нашем государстве неукоснительно соблюдаются законы. Так вот... – И у вас есть закон, который позволяет присваивать чужое? – бесцеремонно перебила Ли. Но хитроумный лейтенант только улыбнулся краешком губ. Он был не из тех, кого можно было так легко сбить. Юрист вежливо разъяснил: – Видите ли, сударыня, из истории мирового права вам, несомненно, известно, что такого закона нет и не было ни в одном цивилизованном государстве... – Вот это нам и нужно! – Насколько я понимаю, вам нужна "Аида"! – Совершенно верно! Она наша! – Не спорю, не спорю. Она ваша... Командующий насторожился. Что-то этот юрист слишком легко сдавал позиции. Но Гинденбург, выдержав эффектную паузу, выложил козырную карту. – Сударыня, она ваша, но не вся. Политический советник перестал рассматривать колени Ли и с не меньшим интересом уставился на юриста. Этот хитрый старикашка, кажется, придумал занятную штуку. – Да, не вся! – смачно повторил юрист.– Три пятых ваши, а две пятых наши. По закону. Ли молчала, силясь попять юридическую тонкость, о которой говорил увешанный орденами военный. – Я позволю, сударыня, разъяснить вам несколько подробнее,-продолжал Гинденбург.-Хотя, я уверен, вы уже догадались, о чем идет речь. Я не сомневаюсь, вы отлично знаете, что еще во времена короля Генриха Ра-колова был принят вердикт, по которому одна пятая находки, обнаруженной кем-либо на территории нашего государства, принадлежит казне. Таким образом, "Аида", найденная на нашей территории, на одну пятую принадлежит нам. "Закон есть закон... Гарри печально вздохнул. Ему явно не нравился оборот дела. Ночью из-за океана пришла еще одна шифровка, требовавшая немедленного возвращения "Аиды". С утра настроение было испорчено. Но размышлять было некогда. Ли перешла в наступление. – Ваш раковый король имеет в виду, наверное, кол-басу! – заявила советница посла.– Как женщина, я могу допустить, что кто-то на дороге находит кусок колбасы. Отрезает, как говорится в вашем законе, пятую часть и отдает королю. Остальное съедает сам,.. – Нет, сударыня, не съедает, а возвращает законному владельцу,– пояснил юрист. – Ну, в таком случае, какой же смысл вообще возиться с колбасой? Часть королю, остальное хозяину, А себе что? – Я не сказал еще, что вторая пятая принадлежит нашедшему... Ли подумала, поправила на коленях юбку, отчего Гарри вздрогнул и снова вздохнул: лучше бы она ее не поправляла... – Значит, так,– уточнила девушка,– часть королю, часть себе, а остаток хозяину. Раз этот... как его, Генрих ваш – король, наверное, он умный мужчина. Дурака в королях держать не будут. Как же он не подумал, что пока будешь возиться с колбасой да еще искать потерявшего, она протухнет? Гинденбург озадаченно захлопал глазами, но быстро пришел в себя: – Сударыня, мы несколько уклонились. Король Генрих Раколов имел в виду не колбасу, а вообще любую находку, понятие обобщенное, абстрактное... – В первый раз слышу об абстрактной колбасе. Видимо, вкусная штука, но я хотела бы видеть, как этот ваш Генрих будет отрезать от водородной бомбы одну пятую часть! – Это невозможно! Король, о котором мы говорим, умер мною веков назад! Ли возмущенно всплеснула руками: – Послушайте, мужчины! Так чего же мы болтаем напрасно, если этот парень сыграл в ящик, когда еще не было ни бомб, ни холодильников для колбасы? – Но закон-то остался! – возразил Гинденбург и вытер лоб платком. Впервые за многолетнюю практику ему приходилось вести спор таким образом. Эта красивая женщина еще ни разу не вспомнила ни одного положения международного права, не сослалась ни на один договор, но уже успела запутать вопрос какой-то вымышленной колбасой. Гинденбург вдруг ясно представил аппетитный бутерброд с аккуратно нарезанными кружками колбасы, густо намазанными горчицей и прикрытыми ломтиками огурца... – Кому нужен ваш закон, если "Аида" взорвется? – спросила Ли, обращаясь к фельдмаршалу. – А почему она взорвется? – отозвался командующий. – Она обязательно взорвется, если вы начнете отрезать от нее одну пятую часть! – Две пятых! – тотчас вставил Гинденбург. – Уже две пятых! – не выдержал Пулькин. – А как же! Одна пятая по закону принадлежит казне, другими словами государству. А вторая пятая – нашедшему, то есть нашим вооруженным силам. Они нашли... Гарри встал и застегнул пиджак на все пуговицы. – Вот что, господа! Официально, как чрезвычайный и полномочный, предупреждаю – не вздумайте ковыряться в бомбе! Все гайки пронумерованы! Достаточно развинтить не в том порядке – произойдет взрыв. Существует шифр. Я его не знаю... Командующий и политический советник переглянулись. Долговязый франт поспешно вышел из кабинета. Через несколько минут в части, продолжавшие заниматься безуспешными поисками "Аиды", была направлена радиограмма с совершенно категорическим приказом: "Гаек не крутить!.."