Текст книги "Эта милая Людмила"

Автор книги: Лев Давыдычев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 21 (всего у книги 22 страниц)

– Каких в конце-то концов детей? – возмутился дед Игнатий Савельевич.

– А я знаю! А я догадалась! – Голгофа рассмеялась и даже захлопала в ладоши. – Это родители дылд! Ну, тех самых хулиганов, которые нас ограбили, а Пантелея бросили в яму!

– Нет, нет, никакие они не хулиганы! – снова выпустив из глаз фонтанчики слез, навзрыд запротестовала Микроба. – Просто они ужасные шутники! И очень шаловливые!

– Тем более, что моего Эдика кто-то из вас искусал! – зло воскликнул Арбуз. – Мы вас прощаем, и вы обязаны простить наших детей!

– Быстро едем в милицию, – вкрадчивым голосом проговорил Гвоздь, – вы отказываетесь от своих показаний, заявляете, что не имеете к нашим мальчикам никаких претензий.

– А мы вам сделаем до-ро-ги-е подарки, – мрачно добавил Арбуз. – Вот Пантелею я отдам хороший спортивный костюм.

– Господи, зачем мы тратим столько времени зря?! – воскликнула Микроба, сморщила лицо, чтобы, видимо, снова выдавить фонтанчики слез, но запас их, наверно, иссяк, и по её щекам неохотно скатилось всего по две слезинки из каждого глаза. – Мальчики просто неудачно пошутили, а вы их не поняли! Глупые мальчики! Но неужели вы серьёзно думаете, что им была нужна ваша сумка?

– Давайте сюда шоколадки, – строжайшим тоном приказала эта милая Людмила, собрала их и заставила Гвоздя взять шоколадки обратно. – Ваши мальчики – отвратительные люди. Они у вас уже преступники. Они у вас уже воры. Они, ваши мальчики, не шалили, не шутили, а совершали безобразия. Презренные дылды, они втроём напали на девочку и мальчика значительно младше себя. Девочку толкнули на дорогу, сбив с ног, а мальчика бросили в яму с водой. Вам надо стыдиться за них, а не защищать их!

Арбуз побагровел и закричал:

– Мы не желаем выслушивать какую-то вздорную девчонку! Мы будем разговаривать только со взрослыми людьми!

– Мы, взрослые, не желаем разговаривать с вами, – спокойно сказала тётя Ариадна Аркадьевна, – потому что презираем, глубоко презираем вас.

– Презирайте! Презирайте! Презирайте! – радостно призвала Микроба. – Сколько угодно презирайте! Глубоко! Широко! Высоко! Вполне возможно, что мы достойны презрения! Вполне вероятно, что мы ужасные родители!

– Мы несколько избаловали своих детей, – охотно поддержал её Гвоздь. – Но речь не о нас. Пожалейте наших детей! Они-то не обязаны отвечать за неправильное воспитание. Они-то ни в чем не виноваты!

– Мы очень жалеем их, – печально сказала Голгофа. – До вашего приезда я их ненавидела. Сейчас я их пожалела.

– Спасибо тебе, дорогая деточка! – Микроба упала перед ней на колени. – У тебя чуткое сердце! Ты поняла нас, бедных, нас, несчастных родителей!

– Как раз вас-то понять и невозможно, – брезгливо возразила Голгофа. – А дылд ваших стало жалко. Вы не дадите им возможности вырасти настоящими людьми. И встаньте, пожалуйста.

– Что здесь происходит?! – побагровев, возмутился Арбуз. – Почему мы обязаны выслушивать детскую болтовню?!

– Во-первых, не болтовню! – гневно возвысил голос дед Игнатий Савельевич. – Во-вторых, нам пора в дорогу! Будьте настолько любезны, оставьте нас в покое! Ваших, извините, балдов… то есть дылдов… дылдей… надо наказать ваших деточек по всем строгостям за-ко-на!

– Ваши мальчики намекали нам, – сказала эта милая Людмила, – что не боятся наказания за свои преступления. Ваши дылды всегда были убеждены, что вы избавите их от наказания, какую бы гадость они ни сотворили. На сей раз они будут наказаны, не беспокойтесь! Мой возраст не позволяет мне сказать вам всё, что я о вас думаю!

Гвоздь, Арбуз и Микроба, переглянувшись друг с другом, разом тяжело вздохнули, лица их исказились неприкрытой злобой.

– Ненормальные! – крикнул Гвоздь и бросился к серенькой «Волге».

– Вы ещё пожалеете о своей глупости! – прогремел Арбуз и влез с Микробой в синенький «Запорожец».

Машины быстро скрылись за поворотом.

– Шоколадки надо было съесть, – со вздохом сказал Пантя, – их у них много, а я есть захотел.

– Кошмар… – в ужасе прошептала тётя Ариадна Аркадьевна, закрыв лицо руками. – Ведь они увезли Кошмара… Какой кошмар!

– Они ещё… они ещё рюкзак увезли… – почти в ужасе прошептал дед Игнатий Савельевич. – Продукты увезли… все… даже соль… Командир, как могло так… стрястись?

– Кошмар… Кошмар… Кошмар… – бормотала тётя Ариадна Аркадьевна. – Что с ним будет? Куда они его увезут? Ну как… ну… как вы могли… проглядеть?

– Просто умопомрачение какое-то! – недоуменно произнесла Голгофа. – Я всё время думала о корзине и рюкзаке. Все собиралась… собиралась… и вдруг забыла! Они, дылдины родители, так расстроили меня, что… А что делать будем?

– Конечно, виновата я, – хмуро призналась эта милая Людмила. – И нет мне оправдания. Сейчас будем соображать…

– Соображать… Чего – соображать? – совершенно растерянно пролепетала тётя Ариадна Аркадьевна. – О чём соображать?.. Кошмар… бедный Кошмарчик… Я всегда предчувствовала, что он кончит трагически…

– А почему они обратились к нам? – Голгофа сама поразилась своему вопросу. – Откуда они знают нас? И как узнали, куда именно мы ушли? Кто им сообщил о нас?

– Герка, конечно! – Пантя хмыкнул. – Они из милиции к нему, а он всё им и разбрякал.

– А почему они обратились к нему? – возмутился дед Игнатий Савельевич.

– Всё понятно, всё понятно, – удовлетворённо сказала эта милая Людмила. – Дылды рассказали родителям, с кем они шутили. Родители стали искать нас, а нашли только Германа. Он, ничего не подозревая…

– Тогда! Тогда… – радостно перебила Голгофа. – Тогда они вернут Кошмара и рюкзак Герману! Вполне логично!

– А вдруг… – Тётя Ариадна Аркадьевна, словно задыхаясь, схватилась руками за горло. – Вдруг они поставят машину в гараж… он… задохнется…

– Уважаемая соседушка! – почти крикнул дед Игнатий Савельевич. – Хватит про кота! Решается судьба многодневного похода, а вы всё про кота, про кота, про кота, про кота! Мы остались не только без кота, но и без продуктов! Даже без соли! Командир, давай голосовать, чего делать?

Ни на кого не глядя, эта милая Людмила твёрдо произнесла:

– Никаких голосований. Мы для того и выбрали командира, чтобы избежать излишних разговоров. А в поход мы пошли, чтобы выдержать все трудности. Всё. И мы обязаны не отступать при любых обстоятельствах. Вперёд!

Однако никто не двинулся с места.

– Извините меня, – смущенно попросила Голгофа, – я согласна с командиром. Надо идти вперёд во что бы то ни стало. Лишь тогда в нашем походе будет смысл. Ведь мы вышли побеждать, а не сдаваться!

– Тётечка… – извиняющимся голосом позвала эта милая Людмила.

– Я тебе сейчас не тётечка, – услышала она в ответ, – я участник многодневного похода, хотя он и складывается в высшей степени неудачно. Буду надеяться, что с Кошмарчиком всё обойдется благополучно, и буду идти вперёд.

Голгофа воскликнула:

– Чем больше трудностей, тем сильнее мы станем!

– Главное, ребята, сердцем не стареть! – довольно бодро пропел дед Игнатий Савельевич. – Поход не прогулочка, а серьёзное испытание.

– Шоколадки надо было съесть, – мечтательно проговорил Пантя, который нисколечко не сожалел о разлуке с Кошмаром.

Наши путешественники двинулись вперёд, но, честно говоря, уважаемые читатели, не так уж и радостно. Чтобы отвлечь спутников от невесёлых мыслей, Голгофа по возможности весело заговорила:

– Значит, дылдам здорово попадёт! Иначе бы их родители не пытались задобрить нас дорогими подарками. Ужасные люди! – И вдруг она завизжала так пронзительно, что все вздрогнули. – Гриб! Смотрите, смотрите, настоящий гриб! Чудо какое! Мой первый гриб! Даже срывать жалко! Красавец какой!

– Не останавливаться! – приказала эта милая Людмила. – Шире шаг! Надо торопиться! У нас же масса дел. Надо приготовить ночлег, рыбы наловить, грибов и ягод набрать.

– Наловить-то, насобирать-то можно, – пробурчал дед Игнатий Савельевич, – да как без соли-то есть?

– Соль я достану, – уверенно заверил Пантя, – там рыбаков всегда много… Да вон скоро и озеро!

Резвее зашагали наши путешественники. А когда Голгофа вспомнила, что у неё в сумке есть немного соли, то они чуть ли не бегом припустили, благо что дорога пошла под уклон.

Только тётя Ариадна Аркадьевна оставалась недовольной, ворчала:

– И тем не менее мы эгоисты. Бросили на произвол судьбы двух живых существ. Рассуждаем о воспитании, других осуждаем, сами же поступаем буквально бесчеловечно.

Дед Игнатий Савельевич отвечал довольно мирно:

– Может быть, уважаемая соседушка, мы к вашему коту отнеслись, хе-хе, бесчеловечно. К внуку же моему мы отнеслись абсолютно правильно. Избалованность детей – зло нашего века. Пора, пора всерьёз заняться им!.. Озеро!

Миновав поворот, наши путешественники неожиданно оказались на берегу озера.

Если бы вы только могли себе представить, уважаемые читатели, какая их здесь ждала красота! Подобно зеркалу, озеро отражало в себе прибрежные деревья и облака – получалось как бы два неба… Тишина стояла необыкновенная…

Покой…

– Очаровательный пейзаж, – виновато прошептала тётя Ариадна Аркадьевна, – столько лет прожила рядом и ни разу здесь не бывала…

– Эх, Герка, Герка… – вздохнул дед Игнатий Савельевич, – дурачок ты, дурачок. Ведь за уши тебя к такой красоте не вытащишь.

– Слушать мою команду! – весело сказала эта милая Людмила. – Выбираем место для ночлега. Распределяем обязанности.

Всем нашлось дело, и дело у каждого важное, ответственное, и неудивительно, что пока им было не до Герки и Кошмара.

А Герка сидел с Кошмаром на крыльце, сидел, сидел… Думал Герка, думал, соображал Герка, соображал, прикидывал Герка, прикидывал… И всё он стерпел бы, если бы не вспоминались ему большие чёрные глаза этой милой Людмилы, смотревшие на него с печалью и укором…

Страшеннейшая, просто очень ужасающая мысль пришла Герке в голову: надо ему идти к Дикому озеру и нести туда тяжеленный рюкзак с продуктами. Надо… надо… надо… Вот и посмотрим, кто тут настоящий-то герой…

Он вошёл в дом, Кошмар, конечно, за ним. Герка достал из холодильника колбасу, наломал хлеба, и они с котом довольно плотно и сытно поели. Герка ещё много воды с сахаром выпил, и захотелось ему не в дорогу отправляться, а на диване вдоволь поваляться. Кошмар уже разлегся на полу, подремывая себе с прихрапыванием. Хорошо ему…

Прямо скажу вам, уважаемые читатели: о возможности совершения героического поступка Герка задумался лишь потому, что понятия не имел о расстоянии до Дикого озера и ни разу в жизни не шагал с тяжеленным рюкзаком за плечами. Да, да, уважаемые читатели, Герка и не подозревал, на какое серьёзное испытание он решился. Но это обстоятельство не имеет никакого принципиального значения. Даже если Герка и не дойдёт до цели, замечательно само по себе уже то, что он попытается это сделать. Для такого баловня любая попытка одержать победу над собой достойна всяческой похвалы. Недаром народная мудрость утверждает: лиха беда – начало.

И Герка самоотверженно, почти мужественно, хотя и еле-еле-еле переставляя ноги по дороге, изредка покачиваясь из стороны в сторону, прилагая немало усилий, чтобы удержаться на ногах, которые оказались такими слабыми, шёл… На самом же деле он ещё просто не приноровился к тяжести рюкзака за спиной…

Но он шёл и шёл… Глаза застилал едкий пот, Герка слизывал его с губ – соленый-соленый походный пот, не чувствуя, что он смешался со слезами бессилия…

Сто двадцать восемь раз Герка мог бы уже рухнуть в тень на землю, но сто двадцать восемь раз, громко всхлипнув, продолжал еле-еле-еле-еле переставлять ноги, которые, казалось ему, давно должны были сломаться в коленках…

Ещё больше, ещё сильнее хотелось Герке грохнуться прямо на дорогу, прямо в пыль, да так грохнуться, чтобы нос расквасить, но зато не идти, а ле-е-е-е-е-ежа-а-а-а-ать…

И он грохнулся бы, и лежал бы, если бы не предчувствовал, что, грохнувшись, он уже не встанет для того, чтобы идти вперёд.

А вокруг Герки бегал Кошмар. Он то плёлся сзади, то обгонял Герку, то попрыгивал справа, то слева от него, издавая разнообразные радостные и громкие звуки.

Не только раздражающе-беззаботное поведение кота, но и само его присутствие здесь казалось Герке издевательством над ним, человеком. Скачет тут, ехидно задрав хвост, лодырь, бездельник, хулиган, разбойник, обжора, подлиза, а человек из последних сил выбивается… А сил-то, между прочим, становилось всё меньше и меньше, и уже не сосчитать, сколько раз Герка пожалел, что решил отправиться к озеру.

Ведь НЕ дойти!

НЕ дойти ведь!

Ведь не… не дойти… не дойти… НЕ ДОЙТИ… Казалось, тяжеленный рюкзак тяжелел с каждым шагом, будто кто-то подкладывал и подкладывал в него кирпичи сначала маленькие, а потом всё увесистее и увесистее… И вот в рюкзак опустился такой тяжелющий кирпич, что Герка остановился и… по… по… пя… пя… тил… тил… ся…

И пятиться было легко!

А вот ос… ост… остан… остано… вить… вить… ся… До боли вытянув вперёд шею (чуть кожа на ней не лопнула!), выставив вперёд плечи (чуть кости не хрустнули!), упершись на правую ногу (колено чуть не сломалось!), Герка ос… та… новил… ся.

Он постоял немного, пытаясь унять дрожь в коленках, шагнул с дороги на траву и сел, вернее, упал попой на землю и лёг, вытянув ноги и раскинув руки.

Все… Долго ему теперь не подняться. И не потому, что не хочет, а потому, что совершенно не может даже пошевелиться. Он в наиполнейшем изнеможении закрыл глаза и увидел большие чёрные глаза этой милой Людмилы, смотревшей на него радостно и ободряюще… Ничего, ничего, может, ещё и вернутся силенки… Вряд ли, конечно, но вдруг… сил, конечно, не будет, но хоть бы немножечко силенок… Дело-то ведь тут и не в силе, а в том, чтобы было куда и к кому идти…

Кошмар ловил бабочку.

– Скажи спасибо, что двигаться не могу, – еле слышно, но яростно прошептал Герка, – я бы тебе… я бы тебя… тунеядец, бездельник, лодырь, дурак…

В горле у него так пересохло, что больше ни слова не вышло из него наружу… Попить бы…

Эх, не подозревал Герка, сколько ещё гадостей и радостей преподнесёт ему кот за дорогу к озеру!

Вдруг мальчишка услышал, что Кошмар, громко прищелкивая языком, лакает воду… С трудом освободившись от рюкзака, преодолевая тупую боль в плечах, Герка на четвереньках двинулся в сторону заманчивых звуков и оказался около узкой продолговатой лужицы, дно которой было травяное, а вода прозрачная, и начал лежа пить. Лужица была в тени, и Герка глотал вкусную прохладную воду до тех пор, пока на язык не стали попадать песчинки… Потом он умылся, смочил голову, опрокинулся на спину и прошептал благодарно:

– Спасибо, Кошмарик…

Теперь ему стало всё равно. С каким-то почти весёлым равнодушием Герка подумал, что и от посёлка он далеко утопал, а сколько ещё топать до озера, неизвестно… Заснул Герка, крепко и сладко заснул…

На берегу же озера, где расположились они, кипел, можно сказать, трудовой энтузиазм. Девочки насобирали много грибов и ягод, вдоволь накупались, позагорали. Дед Игнатий Савельевич обнаружил два шалаша и теперь с девочками приводил их в порядок. Пантя убежал искать смородину для заварки чая. Тётя Ариадна Аркадьевна проверяла рыболовные снасти.

Увы, соли в спичечном коробке у Голгофы оказалось на одно только варево, но немудреный обед из грибов был обеспечен, а дальше, как правильно и оптимистично рассуждали все, будет видно. Пантя заверил, что к вечеру здесь обязательно появятся рыбаки, народ они добрый, и уж соли-то не пожалеют. Так что наши путешественники трудились радостно и споро.

– Эх, Герка, Герка! – вдруг горестно вырвалось у деда Игнатия Савельевича, сколько, видно, он ни пытался сдержаться. – Ведь как бы тебе здесь расчудесно было… – Он с большим трудом подавил очень тяжелый вздох. – Чего он там без меня делает? А?

– Мы поступили абсолютно правильно, – авторитетно и весело заверила эта милая Людмила, принеся к шалашу охапку травы. – Другого выхода не бьшо.

– Но какой же это абсолютно правильный выход, если… – Тётя Ариадна Аркадьевна поморщилась. – Мы здесь почти наслаждаемся, а мальчик… Я уже молчу о несчастном Кошмарчике! Он-то вообще ни в чем не виновен!

– А я почему-то уверена, что всё закончится благополучно, – задумчиво сказала Голгофа. – Кота и рюкзак дылдины родители всё равно привезут обратно Герману. А Герман… придёт. Вот увидите. И я даже знаю, почему он обязательно придёт сюда. Но промолчу, почему.

Над костром булькало варево в котелке, вкусно пахло грибами.

– Ого-го! – раздался голос Панти, и все увидели, что он подплывает к берегу на небольшом плотике, стоя на коленях и орудуя узкой длинной доской. – Пароход я вам достал! С него нырять можно!

Он отдал деду Игнатию Савельевичу смородиновые листья. Девочки решили перед обедом ещё раз искупаться и на плотике поплыли к середине озера.

– Хоть за девочек порадуемся, – совсем нерадостно проговорила тётя Ариадна Аркадьевна. – Рыбы здесь, видимо, много, но я впервые порыбачу без особого удовольствия.

– Пантелей! – позвал дед Игнатий Савельевич. – Запасай дров для костра на ночь! – И когда тот убежал, сказал сумрачно: – Не к лицу вам, уважаемая соседушка, пессимизм. Нельзя детям его демонстрировать. Герка несёт заслуженное наказание. Пусть хоть раз призадумается над своим безобразным поведением. А кот не пропадет. Он у вас закалённый, в жизни опытный.

Девочки на середине озера визжали от восторга, кричали, Пантя в лесу гоготал.

А у Герки дела обстояли несколько иначе. Заснул-то он в тени, а проснулся на самом солнцепеке, весь потный, с тяжелой, раскалённой головой и в отвратительнейшем настроении, да ещё с невероятной жаждой. Руки, ноги, шея и вообще всё тело онемели. Больно было даже пальцами шевелить.

Невероятнейшая жажда, высушившая гортань до того, что и слюны не было, заставила Герку опять на четвереньках добраться до лужицы и напиться. Сейчас вода была теплой, невкусной и почти не принесла облегчения.

Отдышавшись, он поднялся на ноги, постоял, словно для того, чтобы убедиться, что они ещё способны выполнять своё назначение, то есть двигаться, и сделал несколько шагов… Ничего, ничего, не смертельно… Знать бы только, сколько ещё мук осталось до озера!

Увидев блаженно растянувшегося на траве Кошмара, всем своим мерзким видом показывавшего, до чего же он доволен жизнью, Герка еле удержался от желания выместить на нём отвратительнейшее настроение.

Рюкзак показался ещё тяжеленнее, чем был, когда Герка недавно от него освобождался.

Первые шаги получились вялыми, неуверенными, какими-то ненужными, и не столько от бессилия, сколько от того, что Герка не решил пока, куда всё-таки идти, чтобы не погибнуть, – вперёд или обратно. Чего они, интересно, там сейчас делают? Купаются, конечно. Воды пьют сколько только пожелают, да вокруг Панти ахи-охи… Перевоспитывают!.. Перевоспитаешь его… А дед вреднющий… он ещё пожалеет, что единственного внука бросил, на чужого хулигана променял…

А между тем Герка шёл! И – вперёд!

Как ни странно, раздражение прибавило ему сил, и чем злее ругал он их, тем вроде бы легче шагалось. Жалко, что запас злости и раздражения быстро иссяк, зато на смену постепенно пришла торжествующая радость: посмотрим на их физиономии, когда он придёт к ним и так небрежно скажет:

– Что-то устал я немножко.

А этой милой Людмиле он скажет:

– Ну, будете меня ещё ана… лиризровать, комментировать?.. Пойду-ка я лучше поплаваю.

Но и торжествующей радости хватило ненадолго, а вот тяжеленнейшая ноша за плечами стала вроде бы чуть-чуть привычной. Герка словно впервые сообразил, что ведь он несёт им пищу! Вот почему он до сих пор идёт! Спасать их от голода!

И сердце его наполнилось и тут же переполнилось гордостью. Герка если не зашагал чуть-чуть быстрее, то испытал такое желание. Гордости, однако, тоже хватило ненадолго, как до этого злости, раздражения и торжествующей радости. Рюкзак снова потяжелел, но теперь груз ощущался как нечто необходимое.

К тому же Герка неожиданно, сразу, вдруг здорово захотел есть, да не просто здорово есть захотел, а вообразил, что, если сейчас же ему не насытиться, потеря сознания ему обеспечена.

Но пока он сознания ещё не потерял, сумел сообразить, что снова снимать тяжеленнейший рюкзак, развязывать его, есть один только хлеб всухомятку, снова завязывать рюкзак, опять надевать его – обойдется дороже, чем попробовать продолжать путь.

Ко всему привыкает человек, уважаемые читатели. Через некоторое время Герка был убеждён, что с тяжелейшим рюкзаком за плечами, по пыльной дороге, под палящим солнцем, голодный и изнывающий от жажды, он плетется давным-давно, уже не первый день, и не особенно беспокоился о том, сколько ещё дней ему плестись…

Умыкался и Кошмар. Он перестал ловить бабочек, долгое время нетерпеливо и требовательно мяргал, потом ещё дольше издавал злые и утробные звуки непонятного значения, а теперь вот беззвучно тащился сзади.

У Герки ноги в коленках ныли, а плечи совсем онемели, шея болела, но зато всем своим существом он чувствовал, что совершает нечто для себя очень важное, может быть, самое важное за всю свою жизнь.

Дорога сузилась, деревья подступали почти к самым обочинам, образовав полутёмный прохладный коридор. Идти по нему было приятно и страшновато, сначала более приятно, а потом всё страшноватее – просвета впереди не виделось.

Страх придал сил, прохлада освежила, и Герка шагал чуть побыстрее, почти забыв об усталости, боли, голоде и жажде. Как ему хотелось оказаться на берегу озера! Он представил себе, даже чуть затаив дыхание, картину: из прохладной воды выходит эта милая Людмила, смотрит на него большими чёрными глазами и шепчет: – Ах, Герман, Герман…

Кошмару, видимо, тоже не очень нравился лесной полутёмный коридор, и кот теперь вяло вышагивал впереди Герки.

Воздух здесь был прохладный, а жажда всё-таки мучила, как ни глубоко вдыхал сыроватый воздух мальчишка.

Занятый самим собой, он не замечал, что Кошмар всё чаще и чаще ложился на землю, бессильно вытянув лапы. Однажды мальчишка чуть было даже не споткнулся о кота, машинально перешагнул через него и продолжал шагать дальше, не слыша за спиной тихого, жалобного, обиженного мяуканья.

То ли Кошмар, оголодав, действительно выбился из сил, то ли элементарно закапризничал, сразу определить было невозможно. Ясным оставалось одно: он усложнил и без того достаточно тяжелое положение Герки.

Мальчишка обнаружил исчезновение кота, отойдя от него метров сто. Сначала Герка просто подождал, нисколько не волнуясь, потом, обеспокоившись, начал звать Кошмара и ласково, и сердито, и нежно, и грозно. Наконец испугался и растерялся.

Пришлось снять рюкзак и топать обратно. Правда, добра без худа не бывает: Герка отыскал чистую, с травянистым дном, лужицу и вдоволь напился.

Что же стряслось с Кошмаром? Притворяться и убедительно притворяться он всегда умел, и Герка, конечно, знал об этом. Но тут, увидев кота, валявшегося на дороге, с широко раскрытой пастью, высунутым языком, закрытыми глазами, часто вздымавшимся животом, Герка просто-напросто струсил. Если, подходя к Кошмару, он и не собирался с ним нянчиться, то, увидев его, валявшегося на дороге, желал только одного: лишь бы кот не помер! Он бережно взял его на руки, тот хрипло и еле-еле слышно мяукнул, и Герка в полной растерянности побрел обратно, то есть вперёд, дошёл до рюкзака, опустил кота на землю, сам сел рядом и задумался. Конечно, ему и в голову не взбрело бросить Кошмара, хотя и ненавидел его всеми силами души и, честно говоря, даже не особенно жалел.

Самое обидное заключалось в том, что не представлялось возможности определить истинное состояние здоровья Кошмара. Ведь он вполне мог и притворяться! А тащить его на руках – толстенного, горячего…

Заслышав шум автомобильного мотора, Герка быстренько и уже привычными движениями надел рюкзак, поднял кота и в нетерпении ждал.

Когда радостно-красный «Москвич» приблизился к нему, Герка почти весело закричал:

– Подвезите, пожалуйста! Подвезите, пожалуйста!

За рулем сидел лысый улыбающийся дяденька, а рядом с ним бородатая собака. Когда машина проезжала мимо, едва не задев Герку, собака высунула морду в окно и лениво, беззлобно гавкнула.

Не открывая глаз, Кошмар угрожающе, но тихо фыркнул и пошевелил хвостом.

– Жадина! – крикнул вслед радостно-красному «Москвичу» Герка. – Жадина! Жадина усатая! Собака бородатая! – Он чуть не расплакался от обиды и бессильной злости, постоял и двинулся вперёд.

Каким бы ни был большущим и тяжеленным рюкзак, в нём находились продукты для людей, и он уже удобно, привычно покоился, прилипнув к потной спине, а вот кот… тяжеленнейший, горячий, быстро оттянул руки.

Лесной прохладный полутёмный коридор кончился неожиданно, и Герка вновь оказался под палящими, казалось, душными лучами солнца.

Кот тяжелел и становился всё горячее прямо-таки с каждым шагом, и держать его было всё неудобнее и неудобнее, а нести – всё глупее и бессмысленнее… Руки до того устали, что мальчишка не чувствовал рюкзака.

Шум автомашины Герка услышал, когда она была всего в нескольких метрах от него. Он встал посередине дороги. Красивая, редкого аквамаринового цвета «Волга» провизжала тормозами и едва не ткнулась в мальчишку.

Из кабины выскочил разъяренный дяденька в голубом тренировочном костюме с олимпийской эмблемой на груди, закричал:

– Ты псих, что ли, или чокнутый? Я же тебя чуть не задавил, дурака! Отвечай за тебя! А ну, марш с дороги!

– Подвезите меня хоть немножечко, пожалуйста, – со слезами пролепетал Герка. – Хоть немножечко подвезите…

– Я тебе – подвезу! – уже без крика, но зло ответил дяденька. – Делать мне больше нечего! – Он оттолкнул Герку к обочине. – Ножками, ножками поработай! – сел в кабину, и красивая, редкого аквамаринового цвета «Волга» укатила.

Герка заметил, что на переднем сиденье рядом с дяденькой улыбалась толстая, ярко раскрашенная тётенька.

Почувствовав, что ему сначала надо выплакаться, Герка сел прямо на дорогу, положив кота рядом, кое-как пришёл в себя и крикнул в сторону, куда укатилась красивая редкого аквамаринового цвета «Волга»:

– Чтоб у вас все колеса полопались!

Кошмар, не вставая с земли, потянулся, очень громко и не менее сладко зевнул, бодро вскочил и, как ни в чем не бывало, не оглядываясь, побежал вперёд, торжествующе подняв хвост.

Все стало ясно: безобразник хорошо отдохнул! Хотел Герка на него разозлиться, но не получилось. Он поднялся, тоже с удовольствием потянулся, хотя при этом заныло всё тело, и тоже двинулся вперёд по дороге.

На душе у него было: как-то легко и пусто. Легко оттого, что идти без кота на руках стало легче, а пусто… много было причин для этого.

– Ножками, ножками поработай, – самому себе сказал Герка. – Поработаю, поработаю, не беспокойтесь, жадины.

Зло, исходящее от недобрых людей, уважаемые читатели, заключается ещё и в том, что своим бесчеловечным поведением они и добрых людей толкают на злые поступки. Вот вам самый близкий пример. Никогда раньше Герка не радовался чужому горю. Раньше он даже и представить не мог, что чужое горе может его развеселить и даже прибавить сил.

А ведь случилось такое!

Когда он опять выбился из сил, хотя солнце пекло уже слабее, а по дороге стали попадаться тенистые места, когда его опять неудержимо и непреодолимо потянуло прилечь, вытянув ноги и раскинув руки, он услышал раздраженные крики.

Почуяв в этом для себя что-то приятное, Герка ускорил – откуда только и силы взялись! – шаги, и чем ближе были раздраженные, почти озлобленные крики, тем быстрее шагал мальчишка. Его охватило такое приятное нетерпение, что он, представьте себе, уважаемые читатели, побежал, словно за поворотом его ожидало что-то приятное. Да, да, ПРИЯТНЕЙШАЯ картина открылась его глазам, изъеденным соленым потом: красивая, редкого аквамаринового цвета «Волга» врезалась в багажник радостно-красного «Москвича»!

Стоя друг против друга, дяденьки размахивали кулаками, хотя и не дрались, а только ругались самыми, между нами говоря, нехорошими словами. Бородатая собака скулила.

Толстая, ярко раскрашенная тётенька сидела на краю кювета и громко-громко рыдала, повторяя одну и ту же фразу:

– Вы нам заплатите! Вы нам заплатите! Вы нам заплатите!

А лысый усатый дяденька изредка кричал в её сторону:

– Ещё посмотрим, кто кому заплатит!

Герка незамеченным прошёл мимо ругавшихся владельцев личных автомашин, отошёл подальше и крикнул:

– Интересно, как вы до посёлка добираться будете! Ножками поработать придётся, ножками!

Дяденьки в два озлобленных голоса посоветовали ему убираться подальше.

А тут закипел бой. Увидев Кошмара, бородатая собака перестала скулить и бросилась на кота с победным лаем.

В бродячей, разбойничьей жизни своей Кошмар и не с такими псами дрался, как этот бородатик, разъезжающий на личной машине! Кот и не подумал отступать. Шерсть у него мгновенно поднялась дыбом, он издал звериный МЯРГ и – раз-раз-раз-раз – обеими лапами по бородатой морде, а потом ещё немножечко повисел на ней. Пес постыдно и жалобно завыл на всю окрестность и обратился в бегство. Кошмар сидел, облизываясь и с презрением глядя на трусливого автолюбителя.

– Ножками поработайте, ножками! – крикнул Герка и сам весело заработал своими ногами по дороге. – Главное, ребята, сердцем не стареть! – неожиданно пропел он, и это означало, что больше никакие трудности не помешают ему дошагать до Дикого озера.

Так оно и случилось, уважаемые читатели. Уже начинало темнеть, когда Герка, не ощущая под собой ног от радости и усталости, спускался с горы к озеру.

Но чем ближе он подходил к воде, тем нерешительнее становились шаги, а на берегу, у самой воды, он замер в полном смятении.

Где же их тут искать?

Искать их тут где?

Тут их где искать?

Он не сразу сообразил, что надо их позвать. Кричал он, кричал, пока не охрип и не осип… в изнеможении опустился на землю, не сняв рюкзака, хотел пожаловаться Кошмару, огляделся по сторонам и не увидел кота, покликал его, так сказать, остатками голоса и очень уныло подумал, что вот и Кошмар бросил его… Понял Герка, что долго ещё ему не встать, не подняться, даже не скоро ещё он рукой или ногой пошевелить сможет… Он видел перед собой большие чёрные глаза этой милой Людмилы и слабейшим голосом бормотал:

– Пришёл ведь я… пришёл… я ведь пришёл…

А всего в каких-то двухстах метрах от него, за густой стеной деревьев, на берегу заливчика они вели невесёлые разговоры. Рыбы наловили много, хорошей рыбы, но, как назло, в этот вечер на озере не было ни одного рыбака, и соли достать не удалось.

– Кто-то кричит, – сказала Голгофа.

Все прислушались, но довольно равнодушно.

– Правда, правда, кричит кто-то.

Тётя Ариадна Аркадьевна, изменившись в лице, прошептала:

– Кошмар…

– Да хватит вам… – раздражённо начал дед Игнатий Савельевич.

Но тётя Ариадна Аркадьевна мгновенно вся расцвела: