Текст книги "Попадос 2. Спасти Государя-императора!"

Автор книги: Лев Соколов

Полковник позвонил в колокольчик. Дверь тут же отворилась, и на пороге возникли два благообразных господина в военной форме. Один был с огромной бородищей-лопатой, другой с усами. Господа эти ввезли в комнату тележку, на которой сверху лежало нечто накрытое покрывалом.

– Позвольте Вам представить, – обратился ко мне полковник, – Господ Федорова и Мосина, одних из наших лучших оружейных специалистов. Именно они занимались подготовкой вашего автомата в производство.

Когда же знакомство закончилось, полковник торжественно сказал:

Итак, честь имею Вам показать РПДК-04, – что значит "Ружье-пулемет Дворского-Калашникова образа 1904го года"!

Понимаю, друзья мои, многим из вас показалось удивительным – откуда в названии автомата взялась моя фамилия – Дворский, рядом с фамилией Калашникова? Признаюсь, я и сам был поражен, только по другому поводу: – откуда взялась фамилия Калашникова, если я её вообще ни разу не упоминал? Что же касается моей фамилии... Ну... Я ведь тоже старался, запоминал чертежи, с риском для себя путешествовал во времени... А Калашников, он ведь еще даже не родился. Ведь нельзя что-то украсть у того, кто еще не родился, верно? Так я рассудил, и решил что если назову автомат своим именем, то это будет очень даже правильно. И тут вдруг, такой пассаж...

– А собственно, позвольте узнать, кто такой этот упомянутый Калашников? – Возмутился я.

Федоров и Мосин переглянулись.

– Это молодой слесарь с нашего тульского завода, объяснил Мосин. – Он пришел к нам работать из паровозного депо, и очень помог приспособить Вашу конструкцию к нашему технологическому уровню. Он внес столько полезных изменений, что мы решили справедливым, внести в название конструкции и его фамилию. Мне кажется, что такой благородный человек как Вы, не будет против этого возражать.

Вот они причуды изменения истории. Однофамилец, понимаешь. Вот ведь какие эти Калашниковы. Не тот так этот. Везде пролезут...

– Гм, нет. – Конечно нет, не буду. – Пробурчал я стараясь скрыть недовольство. Ну нигде нет отбоя от прилипал, которые стараются примазаться к чужому таланту и славе.

– Итак, – повторно произнес Полковник, – представляем вам РПДК-04!

С этими словами он и откинул ткань.

– Боже, что это!? – Ужаснулся я.

Передо мной на тележке лежало нечто весьма отдаленно напоминающее знакомый Автомат Калашникова. В отличие от оригинала, этот экземпляр был значительно больше. Могучий корпус, судя по всему был выполнен фрезеровкой, впрочем кое-где были использованы и прокатные листы, густо украшенные заклепками...

– Что это? – Повторил я, подходя к пепелацу на тележке ,и беря его в руки. – Почему он такой тяжелый?

– У нас пока нет подходящих прессов для штамповки листа нужной толщины, для изготовления ствольной коробки, – виновато потупились Мосин и Федоров. – Пришлось фрезеровать.

– Почему рожок такой огромный!?

– К сожалению у нас пока нет экономических возможностей перейти на двухпатронную систему, – повинились Мосин и Федоров, – поэтому пришлось сделать ваш автомат под стандартный трехлинейный винтовочный патрон, а магазин приспособить от ружья Мадсена.

– А сошки...

– Ну, раз все равно по весу не уложились, решили и сошки, – развел руками Мосин, хоть вот, господин Федоров бы ли против, а так наоборот, – хотел еще и колеса прилепить.

Я как-то приуныл.

– Да не переживайте вы так, – наперебой бросились утешать меня Мосин и Федоров, – даже и в таком виде, ваш автомат есть замечательное техническое новшество. Он уже позволит нашей пехоте подавляюще превосходить противника по огневой мощи. Если... мы конечно сможем наладить его массовый выпуск. А пока первая партия этого необходимого нашей армии оружия, поедет на фронт. Для японцев это должно стать очень неприяным сюрпризом.

– Собственно, я ведь не просто пришел вам показать автомат, – заговорил Синявский, после того как выпроводил двух маститых оружейников. – Поскольку вы изобретатель этого оружия, то вы лучше всех должны понимать и его тактическую нишу, и специфику применения. Поэтому на самом верху было принято решение отправить вас на фронт, командиром отдельной пулеметной команды, оснащенной вашими ружьями. Что скажете, Валерий? Возьметесь вы за такую задачу? Да и нам, честно говоря, надоело держать вас на этой конспиративной квартире под замком. Особенно теперь, когда мы убедились в вашей преданность государственному делу.

– Все свои силы, и жизнь саму готов я положить на алтарь служения Отчизне! – Горячо воскликнул я. (Эту фразу я уже давно придумал, и тут наконец представился случай её произнести). Мосин с Федоровым аж прослезились. И даже черствый чурбан Синявский, пару раз шмыгнул носом, и сделал вид, что ему что-то попало в глаз.

– Прекрасные слова, молодой человек. Ах, если бы все наши молодые люди были такими как вы!... Имею сообщить вам, что государь жалует вам чин штабс-капитана, и орден святой Анны с мечами и бантами.

– Служу России! – Гаркнул я вскакивая.

– Более того, – продолжил Синявский, – государь изволил намекнуть, что если вы и на войне проявите то же рвение, с каким начали свою службу. За этими наградами воспоследуют и куда более существенные.

– Служу России совсем вообще! – в исступлении завопил я. – Да здравствует государь-император!

Тут Синявский еще раз позвонил в колокольчик, и на пороге появился тут же появился молодой подтянутый офицер, с мужественным, благородным лицом.

– А это вам компаньон, – сказал Синявский кивая на офицера. – Поскольку вы все-таки человек ценный и необычный, мы придаем вам специального офицера для связи. Позвольте представить, это Никита Сытин, офицер нашего ведомства, как и вы штабс-капитан.

Мы с молодым штабс-капитаном переглянулись, и как все благородные люди, и дворяне тут же ощутили созвучное родство душ. Синявский же ловко извлек из одного кармана мундира большую бутылку шампанского, из другого фужеры. Разлил шипучий напиток, и провозгласил тост.

– Итак, – на войну господа! За славой, наградами и чинами!

– На войну! – Воскликнули мы с Никитой, и зазвенели хрустальными бокалами.

* * *

Дорога на фронт... За долго время в пути, еще больше сдружился с Никитой Сытиным. Этот достойных российский дворянин, буквально во всем совпадал со мной о взглядах. Его отличали горячая православная вера, истовая любовь к Государю и России, и ненависть ко всем врагам, – жидам, либеральным студентам и инородцам. Перед тем как отправляться на фронт, мы по приглашению Никитоса, заехали к нему в поместье. Этот райский патриархальный уголок, в дали от столичной суеты, буквально очаровал меня. Родители Никитоса оказались гостеприимными хозяевами. Особенное же впечатление на меня произвела сестра Никиты, – Машенька. Она так умильно улыбалась мне, и стреляла своими хорошенькими голубыми глазками, что я решил – женюсь, непременно женюсь, как только вернусь после победоносной войны. Сама же Машенька, тоже ощутила, как в её душе расцвел нежный бутон любви к моей особе.

Вообще надо вам сказать, что хоть я и оказался в этом времени в теле дворника, после того как меня извлекли из дворницких сапогов, помыли и переодели, я совершенно преобразился. Выяснилось, что мне досталось весьма красивое тело, достойное вмещать мой благородный дух. Стройный молодой парень, блондин с голубыми глазами, и подкачанной мускулатурой. Такого оформления я, к сожалению не имел в прошлой жизни. Может быть только лицо у парня было чуточку простовато, но вскоре, оно сменилось моим привычным аристократическим выражением лица, которое я когда-то так долго тренировал перед зеркалом. Короче, как только с ладоней сошли мозоли от позорной метлы, я уже был полностью удовлетворен своим телом, и не мог желать ничего лучшего. Это подтвердилось и тем, как безоглядно влюбилась в меня милая Машенька. Не скрою, что только сорвав первые поцелуи с её губ, я осознал насколько мне повезло. Ведь в моей прошлой жизни такие девушки на меня и смотреть не хотели. Но долой глупые воспоминания!

С родителями Машеньки, перед отъездом я имел приватный разговор, где заявил о своих сердечных чувствах. На родителей конечно произвела неизгладимое впечатления моя родословная идущая от Синеуса и Приама. Они даже пытались отнекиваться, и говорить что брак с их дочерью будет для меня мезальянсом, ибо мне по чину жениться минимум на девушке из княжеского дома. Я однако же, уверил их, что считаю их происхождение вполне достойным. собственно дело оставалось за простой формальностью – дождаться пока появятся официальные известия о моих родных и родовом гнезде, да еще вернуться живым с войны, – и тогда можно будет сыграть свадьбу.

С этими прекрасными мыслями я и отбыл на фронт. В пути я так же познакомился с подчиненной мне командой. Людской состав оказался самым исправным. Все крепкие русские парни, орлы-черносотенцы! Православные из глубинки, не испорченные жидовскими бреднями, либеральным ядом, и лишним образованием, (от которого, как известно, русскому простолюдину один только вред). Я сам тренировал их по пути, и вскоре на коротких остановках, на глухих полустанках они уже и без моей команды так исправно поколачивали любого встреченного жида-христопродавца или студента, что любо-дорого глядеть! Инородцев лупасили меньше, так, давали пару затрещин, для порядка, просто чтоб знали свое место в Великой Русской Соборной Державе, чуркобесы проклятые... Я всегда соблюдал справедливое отношение к людям; сознавая, что это мой долг, как дворянина, офицера, и гражданина.

Заодно по пути я изучал и два вида секретного оружия, которое вручили мне с собой, помимо новых автоматов. Но об этом – пока молчок. Чтоб японцы раньше времени не прознали.

К станции назначения мы прибыли с величайшей точностью – как раз в тот день, когда у нас с Никитосом совершенно закончилось шампанское.

* * *

Высадили нас где-то под Мукденом, совсем рядом с Порт-Артуром, который в то время и с моря и с суши блокировали японцы. Мои молодцы выгрузились из теплушек, и построились. Красавцы мои, стояли стройными рядами, плечом к плечу. Особая, пошитая специально для них черная форма с белой «адамовой головой», налепленной везде куда только можно выгодно оттеняла атлетические фигуры и особый статус. Грозные огромные автоматы на плечах, таили в себе скрытую до поры невыразимую огневую мощь. Я, превозмогая недуг от недостатка шампанского, произнес перед ними прочувствованную речь.

Мои орлы конечно сразу воодушевились, и печатая стальной шаг, двинулись к линии фронта распевая сочиненную Никитосом песню.

 
Бойся жид и инородец,
Расступись скорей с пути!
Божьи воины наступают.
С нами лучше не шути!
 
 
Государь нас в бой послал.
На кого уж Бог послал.
Пусть теперь увидят гады.
Православный наш оскал!
 
 
Крест нательный на груди.
А штандарт наш впереди.
А портянки вокруг пяток,
А Отчизна – позади.
 
 
За свою Святую Русь
Я как злой медведь дерусь.
Будто буйный лось бодаюсь,
Никого я не боюсь!
 
 
Будем бить япошек,
Словно мелких мошек.
Против желтых обезьян,
Нас в бой ведет Валериан!
 
 
УРР-РРААААА!
 

Валериан, если ко вдруг не понял – это я.

Так весело, с песнями, мы и пришли на фронт.

* * *

И вот, грядет первый бой. Надо ли говорить ,что мою элитную команду послали на самый важный участок фронта. Там, на самом важном участке фронта, была самая-самая важная высота, на которой держалась вся японская оборона на этом участке. Если мы сможем взять её, то Порт-Артур сразу деблокируется, а нам откроется прямая дорога на Токио. Собственно говоря, от грядущей битвы зависел весь исход войны, и значит – судьба Государя и самой России! По плану мой суперэлитный взвод должен был быть на острие атаки наших войск.

Ранним утром, собрал я свой верный православный взвод. Шесть ноль-ноль – запланированное время атаки. Впереди в туманной дымке на холме виднелись укрепленные японские позиции. Я лихо схватился за бруствер, и выскочил из окопа.

– Ребятушки! – Закричал я полной экзальтации, обернувшись к солдатам в окопе. – За Русь, За Государя! Да не посрамим!.. Будет в веках!... Короче, – мочи желтых чуркобесов!

– УРРРРРРРААААААА! – Могуче подхватил мой взвод выкатываясь из окопов, УРРРРРРААААААААА! – Заголосили все остальные солдаты. И мы неудержимой лавиной рванулись вперед. Никитос все время бежал рядом со мной.

Казалось, наш могучий натиск невозможно остановить. Во вдохновенном порыве мои чудо-богатыри неслись вверх по холму. Однако, почему же молчат японские пулеметы и винтовки? И в тот же момент, как я это подумал, мои исполинские солдаты начали вдруг то тут, то там, падать один за одним как подкошенные. Но ведь японцы так и не начали стрелять. Кто же губил моих верных сынов?!

Приглядевшись, к бегущему впереди моему солдату, я вдруг увидел, как из земли высунулась грязная желтая лапа, и ухватил чудо-богатыря за лодыжку. Прекрасный русский парень не удержал равновесие и упал, и тут же другая рука из земли сунула ему между лопаток кинжал. Так вот оно как! Здесь под землей схоронились пакостные японские нинзья! Не имея ни одного шанса одолеть богоизбранных русских исполинов в бою лицом к лицу, они только и могли что подло разить их в спины исподтишка. Мерзавцы! Я вспорол очередью место, где из земли появилась подлая желтушная ручонка. Земля забугрилась, и на божий свет, показалась агонизирующая фигура, в черном кимоно, с кинжалом в одной руке и трубочкой для воздуха в другой. Так тебе, образина! Два раза тебя убить мало!

Однако, как же нам было теперь преодолевать это средневековое "минное поле"? Идея пришла в голову неожиданно.

– Ребята, – закричал я. – А ну стройся в шеренгу и пали очередями перед собой на бегу!

Бойцы исполнили мой приказ. Теперь они бежали, а землю перед ними пронзал свинцовый дождь изобретенных мной могучих автоматов. Земля во многих местах начала пучиться, из под неё вываливались пораженные японские нинзя и со стонами падали на изрытую землю. Мой могучий взвод бежал вперед, а наступающие за нами обычные наши солдаты, докалывали раненых япошек штыками.

Но что это?! Внезапно с вражеских позиций на нас будто обрушилась лавина! Это была японская кавалерия. Гикающая масса на лошадях, воины в странных пластинчатых доспехах, неслись на нас вздымая клубы пыли!

– Стоп ребята! – Рявкнул я. – На колено становись! Автоматы на автоматический огонь!

Как мы по ним дали! Наступающий на нас кавалерийский смерч встретился со свинцовым дождем. Солдаты вооруженные автоматами выкашивали в рядах наступающей вражьей кавалерии целые просеки. Желтые чуркобесы попытались развернуть своих лошадей, но уже ничто не могло спасти их от православного карающего свинцового дождя. Отступить удалось немногим.

– Вперед, орлы мои! – Вскричал я. – Гвардеонцы! За мной!!!

Мы снова ринулись к вершине холма. Мы уже почти добежали до него, когда нам навстречу из японских окопов всколыхнулось новая лавина узкоглазых – на этот раз – пешая. Японская пехота с криками "Банзай" понеслась на нас, выставив штыки наперевес.

Я снова отдал приказ встретить бусурман автоматическим смертельным шквалом. Но вдруг!... Автоматы моих богоносных солдат вдруг начали замолкать. Вот заглох один, второй... В чем же дело?

– У солдат кончаются патроны, – повернул ко мне свое бледное лицо Никитос.

Тысяча чертей! Вот и мой автомат сделав посление выстрелы замолк. Проклятые азиатские вырожденцы атаковали наст такими массами, что напастись на них всех патронов было просто невозможно. Знать уж надо биться в рукопашную!

– Ребята! Не робей! Примкнуть штыки! Закричал я! – И подавая моим верным бойцам пример, сам примкнул к своему РПДК-04 святой четырехгранный русский штык. Автомат я взял в левую руку, а в правую – выхваченную из ножен Златоустовскую шашку.

– За Бога и Государя! – Заорал я. – Вперед!

Солдаты подхватили мой кличь, и мы ринулись на обезьянье войско. Как две неукротимых волны столкнулись войска! Коля штыком, и рубя наотмашь шашкой, я шел на самом острие атаки. Верный Никитос, прикрывал меня по левую руку. Сперва он прикрывал меня по правую, но после того как я на могучем размахе шашкой чуть не отрубил ему левое ухо... Вражеские солдаты вокруг меня падали как рубленные серпом колосья. Взмахну шашкой – улочка! Штыком кольну – переулочек! Мои солдаты не отставали в героических свершениях. Метал лязгал о металл. Перекрикивали друг друга воинственные кличи, и крики умирающих. Выстрелы свистели впиваясь в тела. И холодная сталь пронзала, – тоже тела. Вокруг меня громоздились уже бастионы трупов. Но нам никак не удавалось продвинуться вперед. Поганое японской войско имело такой огромный численный перевес, что прибывающие к ним с позиций подкрепления совершенно перекрывали их потери. Вот уж кто воюет не умением а числом!

Вот вскрикнул рядом со мной, падая на спину верный Никитос, – видать подвернулась нога на скользкой земле. Тут же на него напрыгнули десять японцев во главе с офицером, размахивавшим самурайским мечом.

– Держись Никитос! – Воскликнул я, – и рванулся на помощь другу, лихо вертя над головой автоматом и шашкой! Сталь стакнулась о сталь, катана офицера столкнулась с моей Златоустовской шашкой. щеря нечищеные редкие зубы японец завопил от натуги, – но разве мог он перемочь мою богатырскую стать?! Двумя ударами я поверг его на землю, жахнул по голове шашкой, а затем отогнали его солдат. Этого времени Никитосу хватило ,чтоб оправиться.

– Благодарю тебя, Валенька! – Вскликнул Никитос. – Ты спас меня. Мы братья отныне!

– Благодарю тебя на ласковом слове, Никитос, – пропыхтел я, поражая могучими ударами окрестных японцев. – Но если ты мне будешь, брат, – тогда Машенька мне будет вроде как сестра. А я знаешь, ли хочу на ней жениться.

– Ха-ха-ха, засмеялся мое своевременной и ловкой шутке Никитос, и метким уколом пронзил наступавшего на него японского солдата, вооруженного мотыгой.

Да-да, мотыгой. Все больше и больше таких солдат наваливалось на нас. Видимо японские командиры, в надежде переломить ход баталии в свою пользу, послали на нас какой-то элитный стройбат... Мой соколы из элитного отряда меж тем уж начали притомляться. Рука бойца колоть устала. А что уж говорить об обычных солдатушках-ребятушках, которые тем не менее пытались держаться наравне с моими молодцами. И все же, численный перевес врага дал о себе знать. Мои солдаты дрогнули. Вот отступили, сделали шаг назад... Нет! Такого позора русского оружия я на потреплю! Раз уж даже автоматы моей конструкции не справляются, – пришло время применить первое секретное супероружие!

Я отбросил ставший бесполезным автомат ,открыл ранец за спиной, и вытащил увесистую штуку, напоминавшую видом многоствольный арбалет. Собственно это и был автоматический многозарядный пневмо-арбалет, с восемью верчащимися стволами, с ленточным питанием, разработанный Мосиным и Федоровым, по моей задумке. Но главная его изюминка была не в конструкции, а в снарядах. Чем же он стрелял, – спросите Вы? Нет, друзья мои, не гранатами, не напалмом, и даже не антиматерией. Мой чудо-арбалет стрелял солдатскими георгиевскими крестами! Вы конечно знаете, что в русской истории бывали случаи, когда наши командиры, желая сподвигнуть воинов на атаку, бросали в неприятельские ряды, оказавшиеся у них в карманах георгиевские кресты. И солдаты бросались за заветную наградою, в самую гущу вражьего строя! Я усовершенствовал эту идею! Подсоединив к арбалету ленту идущую к рюкзаку заполненному наградами – я открыл огонь!

Георгиевские кресты блестя на солнце металлом, и весело красуясь черно-желтыми ленточками веером полетели вперед.

– Ну-ка лови награды, ребята! – Закричал я.

Солдаты неистово завопили, и аки рыкающие львы мощно ринулись вперед. Некоторые в погоне за желанной наградой даже побросали винтовки, но это уже ничего не значило, – они просто разрывали попадавшихся на пути японских солдат голыми руками.

– Вперед, Победоносцы мои! Вперед чудо-богатыри! – Хохотал я, поливая поле впереди себя крестами. Не стоит однако думать, что мое оружие было только психологическим. Попытавшегося подскочить ко мне японского солдата я просто смел очередью из георгиев, которые знатно отпечатались у него на лбу.

Но даже такое сильномогучее средство могло дать только ограниченный эффект. Мои бойцы просто захлебывались перед стотысячными толпами противника.

– Ребята, – повышаю ставки! – Завопил я, переподключая другую ленту из рюкзака. – Теперь вместо крестов разбрасываю грамоты на дворянство! Кто хочет из смрадного быдла стать благородным вольным человеком, – пользуй момент! Больше никаких ударов плетями на конюшне, кто поймает грамотку! Сами пороть будете! Ату её!! Ату!

– Грамоты уложенные в свинцовые тубусы веером полетели вперед.

Бойцы мои заревели совсем уж невероятно, и ринулись в бой так, как не кидалась досель ни одна из армий на земле. Японцы гибли целыми полками. Их просто вдавливали в землю сапожищами топающие в поисках грамот солдаты.

Так мы смогли подняться почти на самую вершину высоты. До неприятельских окопов нам оставалось немногим более сотни метров. И тут...

На неприятельских позициях что-то взвыло, будто вырвавшиеся из ада проклятые души. Это верещание и завывание оказало на моих солдат самое неприятное действие – они застыли. И даже верный мой и отважный друг Никитос побледнел.

– Что это? – Спросил я друга.

– Это они... – пробормотал дрожащими губами Никитос.

– Кто, – они? – Не понял я.

– Да не они, а Они, – с ударением на первую букву прошептал Никитос. – Японские демоны! С жуткими зубами и когтями. Проклятые обезьяны посылают их на нас только в самых крайних случаях. Пощады от них нет никому. Ни нам, ни попавшимся под руку япошкам. Сейчас они нам учинят.

– Ничего, не робей. – подбодрил я друга. – Разве нам, православным людям пристало боятся диявольских козней?

Однако, утешив друга, я подумал, что в моем арбалете кончились и кресты и грамоты... Да и начали сказываться полученные мной раны, которые я до того не замечал в боевом азарте. Теперь же я увидел ,что мой некогда белоснежный мундир весь в крови, и моей и неприятельской. Слабость подкатила, и я ощутил как подгибаются коленки.

Тем временем из неприятельских окопов появились они. Сатанинские твари таинственного востока, – косматые стремительные чудовща с гигантскими клыками и когтями. Будто ураган налетели они на моих уже порядком уставших воинов. Послышались отчаянные крики погубляемых дьявольскими тварями солдатушек. Еще минута, и мои бойцы побегут, сдавая все с таким трудом захваченные позиции.

Знать, пришло время самых крайних мер.

– Защищай меня, – Никитос! – Крикнул я, и поставив ранец на землю, полез на самое его дно.

Никитос крутя Златоустовской шашкой и непрестанно паля из нагана заслонил меня от сатанинских отродий. Я же тем временем извлек из рюкзака коробку ,поставил ей на землю, открыл, присоединил к ней специальный баллон с сжатым газом, и крутанул вентиль.

Содержимое коробки начало стремительно надуваться, выползая из её краев. Еще секунда, – и в воздух взвилась... Надувная голова нашего Государя! Изображавший её воздушный шар был выполнен с удивительной точностью – и чуть оттопыренные уши, и глаза навыкате, и хохолок!... Голову венчала большая блестящая императорская корона.

– Государъ! – Прошептал я.

– ГОСУДАРЪ! – Эхом повторили наши солдаты, благоговейно застыв и уставившись на парившую в небе голову священной нашей особы.

Здесь нужно сказать, что проклятые "они" воспользовались моментом, пока солдаты застыли, и успели изрядно от многих из ник пооткусить .Но что это теперь меняло?

– Ребятушки! – Воскликнул я. – Сам государь сегодня взирает на вас! Можем ли мы отступить пред его очами? Да не посрамим монарха нашего! Смотрите, надувной его нос прямо указывает нам направление атаки! Это ли не Божий знак?! Вперед же, орлы мои!!!

Солдаты взревели как мильон паровозов. Да и сам, я признаюсь, в тот момент ощутил как во мне тысячекратно увеличилось количество русского духа, православия, и буквы "ер". С неистовой силой и божьим благословлением вскинулись мы как могучий океанский прибой, и пошли в атаку на нечестивых демонов. В страшной свалке мы опрокинули их, смяли, и овладели неприятельскими траншеями. Я бежал впереди, и разрываясь от благоговения тащил за веревочку лик нашего священного Государя, поражая японцев и их демонов своим Златоустовским клинком! Вот удар! Еще удар! Что это? Ни одного врага больше? Все они лежат? Неужто победа? Да! Да! Победа!

Я перевел дух. Мои усталые, окровавленные солдаты, стояли вокруг меня.

– Ребятушки, – сказал я. – В этот день вы добыли себе великую, неугасимую в веках славу. Потомки будут петь песни о вас. Порт Артур Деблокирован! Теперь нам открылась прямая дорога на Токио. В силах ли мы ждать, чтоб не ударить сей час же, на столицу неприятеля нашего? В наших руках окончание всей войны. Завершим же её победоносно! Айда до побережья! А там на рыбачьих лодках – обрушимся десантом на жалкие японские островки! С нами священный лик государь-императора! На Токио!

– НА ТОКИО! – Заревели мои солдаты, и мы рванулись вперед.

* * *

Надо ли говорить, что через две недели тяжких боев, мои победоносные войска уже были в пределах пылающей японской столицы. Окровавленные, с суровыми лицами, с пылающими праведным гневом сердцами, с ликом государя нашего, – пусть и несколько съежившимся из за неизбежной утечки газу, – мы вошли в императорский японский дворец.

Дворня разбегалась заслышав наш чеканный шаг. И вот, мы вошли в главную залу. Несколькими залпами мы разметали, пытавшихся защитить своего суверена самураев. Вот и он сам. На японском дурацком тренчике сидел блеклый, жалкий человечешко, тщетно пытавшийся спрятать обуявшую его трусость, за наносным достоинством. Их император. Император! Он смел еще именовать себя так! Жалкая убогая пародия на величие моего ненаглядного государя! Я воскипел неудержимым гневом!

– Подержи-ка, Никитос – Я передал лик нашего царя благоговейно принявшего его другу ,и шагнул к трону, нависая над инородцем.

– Мощи вакэ аримасэн! – Замяукал, трясясь от страха, жалкий азиат. – Коуфуку щимас!

– Да как ты смеешь в моей православной книге разговаривать не по-русски, мымра желтозадая! – Свирепо рявкнул я.

– Простите меня, – тут же перешел на русский и рухнул перед нами на колени этот жалкий тип, и попытался облобызать мои сапоги. – Простите меня, могучие русские богатыри, что я посмел посягнуть на величие Российской Державы. Моя судьба теперь в ваших руках.

Что ту скажешь? Русское сердце отходчивое. Пресмыкающийся тип был настолько жалок, что об него не хотелось даже марать наше священное оружие.

– Ладно, морда, – не боись, не убьем. – Пообещал я, может быть и зря.

– А чего мы с ним делать то будем? – Вопросил меня Никтиос.

– Пусть сперва этот жалкий червь признает, что он вассал нашего великого государя. – А его жалкие островишки, есть протекторат Великой Соборной России. Признаешь?! – Повернулся я к распростертому на полу хлыщу в кимоно.

– Признаю-признаю, – закивал он подобострастно.

– Ну так вот. А теперь, где ты бабки хранишь, образина. Тащи всю свою казну сюда. Поиздержались мы в дороге с Никитосом... Да и солдатикам моим надо карманы потяжелить.

– Уррраа великому командиру нашему!!! – закричали хором солдаты!

– Да, – повернулся я к бывшему японском императору, – И девок самых красивых пусть сюда ведут. Хотя какие у вас тут красивые девки?.. Плоские все, и как после желтухи... Ну пусть хоть не самых плоских! Двух лучших – нам с Никитосом. Остальных – солдатам.

– УРРРААААА!!! -В восторге завопили мои богатыри.

Желтолицый экс-император, шурша кимоно пополз на карачках, исполнять мои приказания.

Тут только я понял, тут только осознал, что я действительно изменил прошлое! Я вчистую выиграл Русско-Японскую войну. А значит – я спас Россию и от революции 1905-го года! Родина и Государь спасены! И хотя конечно полностью расслабляться не следовало, хотя еще не все опасности были изничтожены, я почувствовал, что можно позволить себе краткую передышку. Тем более, что к нам уже тащили золото и полуголых девок.

* * *

Что Вам сказать, судари мои. После нашего возвращения из победоносного заграничного похода, жизнь моя, казалось, превратилась в райскую грезу наяву. На всех полустанках наш эшелон встречали восторженные толпы россиян, сопровождая нас восторженными криками и овациями. Девушки дарили нам букеты цветов и свои поцелуи. Шампанское с черной икрой, у нас с Никитосом не иссякало. Отсылая из своего купе очередную девицу, выразившую мне ночной порой благодарность, я элегантно прикрывал рукой отрыжку от шампанского, и предвкушал моя скорую встречу с ненаглядной Машенькой. Жизнь была прекрасна!

Мыслил ли я, что именно в этот момент моего величайшего триумфа, судьба готовит мне еще один сюрприз? Но впрочем, обо всем по порядку.

В тот день наш поезд был уже на подъезде к столичному Санкт-Петрбургу, неторопливо проезжали мы его прекрасные пригороды. Вдруг, раздался стук в дверь, и на пороге появился мой дражайший друг Никитос. Он был несколько бледен, серьезен, и кажеться даже трезв. Последнее обстоятельство, конечно же удивило меня больше всего.

– В чем дело, Никитуа, мон ами? – Весело вопросил, я и умял из серебрянной в виде осетриины чаши, ложечку черной икры, запив её шампанским.

– Валерий, на прошедшем полустанке мне передали срочную телеграмму, – сообщил Никитос, сжимая в руке бумажку – наконец-то отыскались твои родственники!

– Тысяча чертей! Наконец-то, – я вскочил с диванных подушек. – Но где же они? Где мои дорогие?

– В том-то и дело, что совсем рядом, – возбужденно заговорил Никитос. – Согласно телеграмме, семейство Дворских проживает буквально в двух верстах от следующей станции. Мы с тобой высадимся на следующей остановке, возьмем экипаж, и через несколько часов ты уже сможешь обнять членов своей славной фамилии!

– Погоди, погоди, – сказал я, – а как же запланированная встреча в Петербурге? Ведь весь народ, и сам государь-император будут ждать нас там?..

– Я уже обо всем договорился, – самодовольно отмахнул рукой Никитос. – Я телеграфировал в Петербург, и государь-император, с учетом твоих заслуг и того как долго ты был разлучен с родными, согласился перенести триумф в Петербурге назавтра. Более того, – Никитос уставился в бумажку, – цитирую: государь наш, по своей монаршей милости сам изволит выехать на встречу, на загородную прогулку, чтобы познакомится с семейством, из которого вырос один из славнейших российских героев.

– Сам государь?! – Ахнул я.

– Сам!

– Никитос! – Завопил я. – Я самый счастливый из смертных! Дай же я обниму тебя!

Мы радостно обнялись, и захохотали.