Текст книги "Юрий Гагарин"

Автор книги: Лев Данилкин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 14 (всего у книги 35 страниц)

Спросил его однажды: «Юрий Алексеевич, как получилось что ты первый, а не Герман Титов?» Гагарин улыбнулся: «У нас с Германом одинаковая подготовка была, и состояние здоровья отменное, и параметры схожие. Нервы подвели товарища!» (6).

Оба космонавта были русскими. Но Гагарин из Гжатска, со Смоленщины – исконной российской земли, а Титов – с Алтая. Алтай тоже, конечно, не Никарагуа, но все же нет в нем тех исторических корней, которые есть в Смоленщине. И почему у первого космонавта, русского человека, нерусское имя: Герман? Отец любил Пушкина и назвал сына в честь героя «Пиковой дамы»? То, что любил Пушкина, это хорошо, но ведь не станешь всем объяснять, кто такой был Герман, а если человек вообще не читал «Пиковую даму»? Юрий – лучше. Понятнее. Оба паренька деревенские. Но то, что Гагарин учился в ремесленном училище на формовщика-литейщика и закончил школу рабочей молодежи, как бы приобщало его к рабочему классу. Гагарин олицетворял союз серпа и молота. Даже то обстоятельство, что у Юры были две дочки, а маленький сынок Германа умер вскоре после рождения и детей тогда у него не было, тоже было отмечено мандатной комиссией (7).

Николай Каманин:

Пройдут века, человечество прочно обживет околосолнечное пространство, и на всех планетах, где будет человек, никогда не забудется имя Юрия Гагарина – первооткрывателя космоса и первого гражданина Вселенной. Это пишу я, хотя мне лучше других известно, что Гагарин – это только счастливая случайность, на его месте мог быть и другой (9).

Симпатии и антипатии могли объясняться и темпераментом, и увлечениями, и приверженностью к какому-то виду спорта, и представлениями о разумном досуге и т. д. Были любители выпить, равно как были и такие, которые относились к этому времяпрепровождению не то чтобы с активным осуждением, но с должным равнодушием. Короче, это были очень разные, самолюбивые, горячие, полные сил и желания эти силы проявить молодые мужчины. Карпов говорил мне, что управлять этой компанией было очень трудно, а определить в ней абсолютного лидера – еще труднее. Поэтому вопрос, а почему же все-таки именно Юрий Гагарин стал космонавтом № 1, – совсем не простой вопрос (7).

Модель внешнего поведения многих космонавтов никак не раскрывала их индивидуальности и того, чем они жили. Что между ними было общего? Все они выросли в пятидесятые годы: жизнь тяжелая, скудная, благополучие воспринималось как временное и сопровождалось четким пониманием необходимости определенного алгоритма поведения – «не чирикай». Второе сходство – осознание, что о тебе никто не позаботится, конкуренция большая, а ставки высоки. Обойти конкурента, вытолкнуть его из «гнезда», для этого могли заключаться временные союзы и объединения, особенно если один из конкурентов проявлял какую-то слабину, вроде «недержания речи», хотя бы в застолье, или еще что-нибудь в этом роде (8).

Анализируя свои беседы с его товарищами по отряду и людьми, которые готовили его к полету, я пришел к выводу, для себя неожиданному: Гагарин не являлся ярко выраженным лидером. Волынов был ведущим парашютистом, Быковский лучше других перенес испытания в сурдобарокамере, Николаев – на центрифуге, Шонин – в термокамере. Отмечались успехи Комарова в изучении техники, Варламова в точных науках. Беляев являл собой пример опытного и справедливого командира. Карташов был отличным охотником, Леонов лучше всех рисовал, Попович – пел, Варламов – играл на гитаре, Рафиков – жарил шашлыки. Что делал лучше всех Гагарин? Этот вопрос заставлял моих собеседников задуматься. Хорошо играл в баскетбол. Но и Филатьев хорошо играл в баскетбол. Отсутствие некоего главенствующего преимущества может показаться недостатком, но оно было как раз огромным достоинством Гагарина. Очень точно об этом сказал Алексей Леонов: «Он никогда и никому не бросался в глаза, но не заметить его было нельзя». Дело не в том, что он не был первым, а в том, что он никогда не был последним, а чаще всего – второй. Когда знаменитого скрипача Иегуди Менухина назвали первым скрипачом мира, он возразил:

– Ну что вы! Я не первый, я второй…

– А кто же первый?

– О! Первых много…

Да, первых всегда много. Лидерство же Гагарина определилось так, как определяется лидерство конькобежца, который может не быть первым ни на одной дистанции, а в итоге стать чемпионом мира (7).

Он – конечно, слово нехорошее – «серенький», в общем, то, что он действительно еще «серенький» был. Ну что тут сказать, это провинциальный мальчишка, в общем, хоть он летчик и так далее. Особого интеллекта-то у него не было на тот момент (10).

Ярослав Голованов:

Однако было бы неправильно представлять Гагарина как какого-то «середняка». «Середняки» в отряде были, и космонавтом № 1 они не стали. Гагарин обладал целым рядом качеств, которые по праву определили его место в «шестерке».

Я встречался с ним несколько лет, наблюдал его в разных ситуациях и считаю, что главным его достоинством был ум. Именно ум, а не образованность – эти понятия часто путают. Гагарин был от природы умным человеком. Приходилось читать о нем как об этаком рубахе-парне: что в голове, то и на языке, – искренность которого почти граничит с инфантильностью. Это неправда. Если хотите, Гагарин был совсем не так прост, как кажется. Когда надо, он скажет, а когда надо – промолчит. Однако не было случая, чтобы его молчание могло принести какой-то вред другим, поставить человека не то что под удар, а просто в невыгодное положение. Быковский сказал как-то, пусть грубовато, но точно: «Юра был себе на уме, но без подлянки». Это был высокопорядочный, честный человек, обладавший особой природной интеллигентностью, которая, кстати, не столь уж редко встречается у простых и даже вовсе не образованных людей, особенно в русских деревнях (7).

Иван Борисенко, спортивный комиссар отряда космонавтов:

Мы его ознакомили с кодексом ФАИ – Международной авиационной федерации (я тогда работал в Федерации авиационного спорта), объяснили суть нашей работы, рассказали, что требуется от него.

– А почему раньше не регистрировались космические рекорды? – заинтересовался Гагарин.

– Вы же первый, – объяснили ему.

– Наш спутник тоже был первый, – не отступал Юрий. – И лунная ракета, и фотографирование Луны…

– То были автоматы, – ответил я.

– А космический манекен «Иван Иванович»? – не унимался Гагарин.

– «Иван Иванович» тоже своего рода автомат, – заметил я. – Первым будете вы, Юрий Алексеевич.

– Всю эту документацию в Париж повезете? – спросил Юрий.

– Обязательно повезем.

– Счастливчики. А я вот ни разу в Париже не бывал, – усмехнулся Гагарин и добавил: – А без меня все это утвердят? Может быть, с собой возьмете? (11).

После утверждения его командиром «Востока» Гагарин был совершенно счастлив, белозубая улыбка не сходила с его лица. Встретив его, Королев довольно хмуро спросил:

– А чему ты, собственно, улыбаешься?

– Не знаю, Сергей Павлович, – задорно ответил Гагарин, – наверное, человек я такой несерьезный…

Королев посмотрел на него строго и ничего не сказал (7).

Николай Каманин:

Полной гарантии успешного первого полета в космос не будет никогда, а некоторая доля риска оправдывается величием задачи (9).

В самом деле, теоретическая вероятность благополучного возвращения его на Землю составляла всего 60 процентов (да и то на бумаге) (12).

Дня за два до полета первого «Востока» Королев вдруг принялся, не помню уж, по какому поводу, подробно и развернуто разъяснять Гагарину, насколько предусмотрены меры безопасности для любых случаев, какие только можно себе представить в космическом полете. Гагарин в течение всего этого достаточно продолжительного монолога так активно поддакивал и так старательно добавлял аргументы, подтверждающие правоту оратора, что тот, оценив комическую сторону ситуации, вдруг на полуслове прервал свою лекцию и совсем другим, разговорным тоном сказал:

– Я хотел его подбодрить, а выходит – он меня подбадривает.

На что Гагарин философски заметил:

– Наверно, мы оба подбадриваем друг друга (13).

Письмо, написанное Юрием Гагариным 10 апреля 1961 года:

«Здравствуйте, мои милые, горячо любимые Лелечка, Леночка и Галочка! Решил вот вам написать несколько строк, чтобы поделиться с вами и разделить вместе ту радость и счастье, которые мне выпали сегодня. Сегодня правительственная комиссия решила послать меня в космос первым. Знаешь, дорогая Валюта, как я рад, хочу, чтобы и вы были рады вместе со мной. Простому человеку доверили такую большую государственную задачу – проложить первую дорогу в космос! Можно ли мечтать о большем? Ведь это история, это новая эра. Через день я должен стартовать. Вы в это время уже будете заниматься своими делами. Очень большая задача легла на мои плечи» (14).

Взвешивание в МИКе показало, что «Восток» находится по весу почти у допустимого предела. Вес пяти беспилотных кораблей колебался от 4540 до 4700 килограммов, корабль Гагарина вместе с командиром весил 4725 килограммов. Вспомнили, что Титов немного легче Гагарина, и в связи с этим, может быть, следует запускать Титова, но Королев сказал, что менять ничего не надо, а если потребуется, можно снять некоторую контролирующую аппаратуру, которая в самом полете никакого участия не принимает (7).

Николай Каманин:

10 апреля. Я вместе с Юрой попробовал очень сытный, но не особенно вкусный обед космонавта в тюбиках по 160 граммов каждый: на первое – пюре щавелевое с мясом, на второе – паштет мясной и на третье – шоколадный соус (9).

Королев: Там в укладке тубы – обед, ужин и завтрак.

Гагарин: Ясно.

Королев: Понял?

Гагарин: Понял.

Королев: Колбаса, драже там и варенье к чаю.

Гагарин: Ага.

Королев: Понял?

Гагарин: Понял.

Королев: Вот.

Гагарин: Понял.

Королев: 63 штуки, будешь толстый.

Гагарин: Хо-хо.

Королев: Сегодня прилетишь, сразу все съешь.

Гагарин: Не, главное – колбаска есть, чтобы самогон закусывать.

Все смеются.

Королев: Зараза, а ведь он записывает ведь всё, мерзавец. Хе-хе (15).

…Перед полетом в космос специалисты познакомили космонавтов с содержанием НАЗа (неприкосновенный аварийный запас). Гагарин заметил, что в нем не хватает спирта для растирания, если космонавт приземлится туда, где холодно. Врачи серьезно задумались, но затем отказались от этой идеи Гагарина, объяснив ему, что пары спирта в кабине могут вызвать отравление организма космонавта или стать причиной пожара.

– Ну, тогда коньяк, – улыбнулся Гагарин. – Он не газит и пожар не вызывает (17).

Иван Касьян «Первые шаги в космос»:

…Мне пришлось проводить испытания приема армянского коньяка в условиях невесомости. Для этой цели был взят на самолет коньяк в маленькой подарочной бутылочке. В первой горке я успел отвинтить пробку и сделать два глотка. Во второй горке – три глотка. Все было нормально, как и на Земле – вкус сохранился, неприятных ощущений не было. Коньяк в условиях невесомости был приятен на вкус и запах. В орбитальном полете принимать его можно. Об испытаниях коньяка было доложено Ю. А. Гагарину, который ответил, что это необходимо учесть при комплектации пищевых продуктов на борт космического корабля (18).

Майор Ахмед Гассиев, встретивший Гагарина после приземления:

Небольшая деталь: кто-то украл одну вещь. У него был у сиденья <спускаемого аппарата> – коньяк армянский. Когда я посты передал начальнику ПДС – майору Сараеву, его подчиненный, сержант Александров такой, и вот он его украл. И не вернул.

– И так и не отдал?

– Нет. И он его выпил (19).

Из письма Юрия Гагарина 10 апреля 1961 года:

«Хотелось бы перед этим немного побыть с вами, поговорить с тобой. Но, увы, вы далеко. Тем не менее я всегда чувствую вас рядом с собой. В технику я верю полностью. Она подвести не должна. Но бывает ведь, что и на ровном месте человек падает и ломает себе шею. Здесь тоже может что-нибудь случиться. Но сам я пока в это не верю. Ну а если что случится, то прошу вас и в первую очередь тебя, Валюша, не убиваться с горя. Ведь жизнь есть жизнь, и никто не гарантирован, что его завтра не задавит машина. Береги, пожалуйста, наших девочек, люби их, как люблю я. Вырасти из них не белоручек, не маменьких дочек, а настоящих людей, которым ухабы жизни были бы не страшны. Вырасти людей достойных нового общества – коммунизма» (14).

James Oberg «Red star in orbit»:

…торжественный ритуал. Каждый космонавт составляет письмо, в котором он обязуется хранить верность заветам своих предшественников и сделать все, чтобы оправдать доверие, которое ему оказала родина и Коммунистическая партия. Затем он берет это письмо и относит его в тихую комнатку, где довольно долго сидит и молча медитирует. Перед тем как покинуть помещение, он оставляет письмо на столе и отдает честь пустому стулу (20).

Из письма Юрия Гагарина 10 апреля 1961 года:

«В этом тебе поможет государство. Ну а свою личную жизнь устраивай, как подскажет тебе совесть, как посчитаешь нужным. Никаких обязательств я на тебя не накладываю, да и не вправе это делать. Что-то слишком траурное письмо получается. Сам я в это не верю. Надеюсь, что это письмо ты никогда не увидишь. И мне будет стыдно перед самим собой за эту мимолетную слабость. Но если что-то случится, ты должна знать все до конца.

Я пока жил честно, правдиво, с пользой для людей, хотя она была и небольшая.

Когда-то еще в детстве прочитал слова В. П. Чкалова: „Если быть, то быть первым“. Вот я и стараюсь им быть и буду до конца. Хочу, Валечка, посвятить этот полет людям нового общества, коммунизма, в которое мы уже вступаем, нашей великой Родине, нашей науке.

Надеюсь, что через несколько дней мы опять будем вместе, будем счастливы. Валечка, ты, пожалуйста, не забывай моих родителей, если будет возможность, то помоги им в чем-нибудь. Передай им от меня большой привет, и пусть простят меня за то, что они об этом ничего не знали, да им и не положено было знать. Ну вот, кажется, и все. До свидания, мои родные. Крепко-накрепко вас обнимаю и целую, с приветом ваш папа и Юра.

10.4.61 г. Гагарин» (14).

Космонавты очень хорошо знают оборудование корабля и свои возможности управления им в случае вынужденного ручного спуска (после включения логического замка). Они будут чувствовать себя увереннее, если лично убедятся в исправности аппаратуры. Кроме того, производя полную проверку оборудования перед стартом, наблюдая различные явления в полете, записывая свои впечатления и показания приборов в бортжурнал и докладывая о них по радио, космонавт будет все время занят. Постоянная занятость космонавта будет отвлекать его от возможных отрицательных эмоций при перегрузках и в невесомости, к тому же мы сможем получить много ценной информации для подготовки последующих полетов (9).

Для первого полета, из-за опасения за разум космонавта, кто-то предложил ввести цифровой кодовый замок. Только набрав код «125», можно было включить питание на систему ручного управления. На первый полет этот код сообщался космонавту в запечатанном конверте. Если он достанет из папки-инструкции конверт, вскроет его, прочтет и наберет код, следовательно, он в своем уме и ему можно доверить ручное управление (21).

Были опасения, что Гагарин может сойти с ума и саботировать историческую миссию. Опасения эти были настолько серьезны, что начальство заблокировало ручной контроль капсулы «Востока» перед отлетом. Вдруг что-нибудь пойдет наперекосяк, связь оборвется и пилот-космонавт номер 1 вынужден будет взять на себя управление капсулой? Всякое бывает, сообразило руководство, – и, похоже, обратилось за советом к ведущим игровых шоу на телевидении. Гагарину был вручен запечатанный конверт, в котором содержался секретный код для разблокирования системы управления (3).

После полета Ивановский и Галлай признались, что код «125» они по секрету сообщили Гагарину до посадки в корабль, чем нарушили решение Госкомиссии (21).

Неопределенность в оценке возможного поведения человека в космосе потребовала от разработчиков особого подхода к конструированию космического корабля. Предпочтение было отдано автоматическим системам, автоматизации практически всех мыслимых операций. Даже забрало скафандра закрывалось автоматически, автоматически подтягивались привязные ремни на кресле космонавта (22).

Правда, была предусмотрена система аварийного спасения: в случае неприятной неожиданности двое у перископа должны доложить Королеву: «Авария!» Главный, принимая решение, называет оператору пароль «Яхта», оператор нажимает кнопку, и из корабля выстреливается кресло с космонавтом, и если ветер будет менее шести метров в секунду, человека спасут. Специально тренированные люди бросятся ему на помощь. Но хорошо, что ничего подобного не случилось, ибо, как после просчитали, авария происходит за 0,3 секунды, а спасательная операция требует как минимум 4–5 секунд… (23).

При выбранной орбите корабля-спутника, в случае отказа системы посадки корабля на Землю, обеспечивается спуск корабля за счет естественного торможения в атмосфере в течение двух – семи суток, с приземлением между северной и южной широтами 65 градусов.

В случае вынужденной посадки на иностранной территории или спасения космонавта иностранным судном космонавт имеет соответствующие инструкции.

Кроме десятисуточного запаса пищи и воды в кабине космонавт снабжен носимым аварийным запасом пищи и воды, рассчитанным на трое суток, а также средствами радиосвязи и передатчиком системы «Пеленг», по сигналам которого будет определяться место приземления космонавта. На корабле-спутнике не предусматривается установка системы аварийного подрыва спускаемого аппарата (24).

Юра чувствует себя превосходно. Давление – 115/60, пульс – 64, температура – 36,8. Час назад ему наклеили датчики для регистрации физиологических функций в полете. Эта процедура продолжалась 1 час 20 минут, но никак не сказалась на его настроении. Он очень любит русские песни – магнитофон работает непрерывно. Юра сидит напротив меня и говорит: «Завтра лететь, а я до сих пор не верю, что полечу, и сам удивляюсь своему спокойствию» (9).

Накануне первого полета Феоктистов и Раушенбах дали Гагарину последний инструктаж и проверили готовность космонавта. Например, не раскрылись коротковолновые антенны, признак – нет связи по КВ, действия – вести связь по УКВ. Или: произошла разгерметизация корабля, падение давления в шаре ниже 0,8 атмосферы, действия – «доложить, полет в течение четырех часов, посадка по команде с Земли или с помощью ручного управления». Если пожар – «доложить, при необходимости – немедленная посадка» (25).

Николай Каманин:

3 августа 1962.

…я один в маршальском домике на 2-й площадке, сижу в комнате космонавтов и пишу. Комната уже стала исторической, в ней провели предстартовую ночь Гагарин и Титов. <…> Маршальский домик – это дом, в котором любил останавливаться маршал Неделин (теперь его называют домиком космонавтов). Это деревянный финский домик из трех комнат, самая большая комната (около 22 квадратных метров) – комната космонавтов. Голубые обои, белый фанерный потолок с двумя небольшими люстрами. Два светлых окна, выходящие на юг, завешены тюлевыми занавесками. В левом ближнем (от входа) углу – кровать Гагарина, в правом – кровать Титова. Большие полутораспальные металлические кровати покрыты зелено-белыми шерстяными одеялами, сверху одеял лежат по две подушки. Над кроватями – большие фотопортреты космонавтов. Посреди комнаты – небольшой круглый стол, на нем – две вазы с цветами, фрукты и томик стихов Лермонтова; два мягких кресла, четыре стула. В левом углу – зеркало; на стене, противоположной окнам, в большой позолоченной раме – цветное фото Гагарина и Титова <…> под ним на небольшом столике – радиоприемник «Октава». От стола к двери на полу расстелена зеленая дорожка с красными полосами, около окон – столик с вентиляторами и тумбочка между зеркалом и кроватью Гагарина. Вот и все нехитрое убранство этой исторической комнаты… (9).

А вы бы видели кровать, на которой спал Гагарин и все первые космонавты! Это обычная железная армейская кровать (26).

Под обе кровати – они на панцирных сетках спали – были положены датчики, которые регистрировали количество поворотов во сне (27).

Юрий Гагарин:

Мы перекинулись двумя-тремя шутками. Вошел Евгений Анатольевич <Карпов>.

– Мальчики, может быть, вам помочь спать? – спросил он, опуская руки в карманы белоснежного халата.

В один голос мы отказались от снотворного. Да у него, наверное, и не было с собой таблеток: он был уверен, что мы откажемся их глотать. Хороший врач, он знал потребности своих пациентов. Ходили слухи, что, когда летчик, у которого болела голова, просил у него пирамидон, он давал порошок соды, пациент выпивал ее, и головную боль снимало как рукой (28).

Вспомнилась мама, как она в детстве целовала меня на сон грядущий в спину между лопаток (28).

Ядкар Акбулатов, летчик, учивший летать Гагарина в Оренбургском училище:

У него было много таких качеств, как нежность излишняя, не свойственная мужчинам. Женского много в характере. Конечно, бывают отклонения у каждого. Летчик должен летать, быть твердым и последовательным в своих действиях (29).

Юрий Гагарин:

Всё могло случиться. Достаточно было соринке попасть в глаз первому кандидату для полета в космос, или температуре у него повыситься на полградуса, или пульсу увеличиться на пять ударов – и его надо было заменить другим подготовленным человеком (28).

«Однажды Гагарин пришел на один из запусков, – продолжает Миров. – А погода была плохая. Видно было, что Гагарин засорил глаз, постоянно тер его. Давай мы подбивать Меликова из санчасти: что ж ты ходишь на боевые дежурства, а если надо, помощь оказать боишься?» Он наконец решился, подошел к Гагарину. А тот ему отвечает: «Глаз не п… – и дальше матом – переморгает». Простым он был парнем. Если бы думал о вечности, подобрал бы более приличное слово (30).

Ранним утром 12 апреля 1961 года Александр Серяпин вместе с одним из руководителей полета находился на верхней площадке, рядом с кабиной корабля-носителя «Восток». Он вспоминает: «Мы там размещали питание, как раз перед посадкой космонавта. Всё осмотрели. Вместе с нами на этой же высоте стоял солдат с автоматом. Вдруг телефонный звонок. Солдат взял трубку, потом говорит: „Кто из вас доктор? Вас к телефону!“ Я беру трубку – Сергей Павлович: „Серяпин! Где космонавты? Почему они задерживаются? Что, я должен дозаправку делать? Топливо испаряется! Они уже опаздывают!“» (31).

Александр Серяпин:

Мы с Олегом <Ивановским, конструктором «Востока»> онемели от неожиданности:

– Как это «где»? Мы уверены, что они сейчас с вами! Больше им быть негде! Не в Америке же они, в самом деле!..

– У меня их тоже нет! Немедленно найти их и доставить на старт!..

Легко сказать «найти», «доставить»! А если их выкрала американская разведка и они уже вылетели за пределы Союза? Что тогда?..

Деваться некуда: я сваливаюсь вниз, вскакиваю в машину Королева и на бешеной скорости гоню к домику, в котором космонавты этой ночью отдыхали. И застаю их на выходе, в полном облачении. Оказывается, запуск едва не сорвал Герман Титов, наотрез отказавшийся надевать скафандр космонавта:

– Не понимаю, зачем он сейчас мне, если решено, что летит Юра?! (32).

Лицо задумчивое, тревожное, небритое.

– Летчики, уходя на полет, не бреются. Такова примета, – объясняют летчики (33).

Все ракетчики немного суеверны, иногда даже больше, чем немного. Уже впоследствии, будучи начальником группы заправки космических кораблей сжатыми газами и компонентами топлива, я просто был обязан после заправки корабля или межпланетного аппарата плюнуть три раза под задние колеса тепловоза, увозящего из заправочного зала специальную платформу с заправленным кораблем. Тогда все мы точно знали, что все будет в порядке. И машинист не трогался с места без моей команды и этих действий (4).

Космонавт Владислав Волков рассказывал, что есть в отряде традиция: когда космонавты едут на старт, автобус останавливается за полкилометра до ракеты и ребята тайком от врачей закуривают. Начальство сначала пыталось возражать, но потом смирилось, ибо впервые на этом месте 12 апреля 1961 года остановился старший лейтенант Гагарин, чтобы через несколько минут занять место в космическом корабле (23).

Не раз уже отмечалось, что авиаторы – люди суеверные. Очевидно, вместе с другими замечательными традициями, это, безусловно негативное, «родимое пятно» перешло из авиации в ракетную технику. Королев верил в «счастливое» пальто, в кармане носил две копеечные монеты тоже «на счастье». Дань суевериям отдавал и другой малопочтенный ритуал, неукоснительно соблюдавшийся во времена Королева перед каждым космическим пуском. Для успеха дела техническому руководству, перед уходом со стартовой позиции, надлежало непременно пописать с козырька в газоотводный канал. И это было выполнено по 15-минутной готовности (7).

Один только Гагарин должен был полететь, но Титов также находился в автобусе.

Почему?

Никакие предосторожности и самое строгое соблюдение техники безопасности не могли исключить вероятность того, что произойдет какая-нибудь нелепая случайность. Космонавт мог впасть в депрессию; он мог схватить простуду ровно перед запуском; он мог бы подвернуть лодыжку по дороге к ракете; или ему в глаз могла попасть песчинка – всё это препятствия не смертельные, но времени на то, чтобы устранять их, не было – поэтому пришлось бы дисквалифицировать его и заменить другим (34).

Но не все знают и сейчас, что был и третий запасной, Григорий Нелюбов, подстраховались основательно. Есть кадры хроники, когда эта тройка едет в автобусе на старт, но Нелюбов в скафандр не одет, нет надобности пока. В автобусе Нелюбов вкладывает в рот Гагарину конфету – леденец (4).

К Гагарину подошел приятель, сунул ему в рот карамельку и пояснил: «При взлете и посадке стюардессы разносят леденцы». Гагарин благодарно кивнул белым гермошлемом и принялся сосать конфетку (1).

В космос Юрий Алексеевич отправился натощак (94).

Керим Керимов, член комиссии по запуску «Востока»:

Наконец бывает замечен автобус, выходит из автобуса Юрий Гагарин в сопровождении медицинских работников и следует к нам. Подходит строевым шагом, как разрешает ему скафандр, и докладывает о готовности к историческому полету: «Товарищ председатель Государственной комиссии…» Руднев и Королев обнимают и целуют Юру, тогда уже еще запрета касаться к астронавту перед полетом не было (35).

Приносят белый гермошлем с яркой красной надписью – СССР. Подключают переносной блок: он вентилирует скафандр. Гагарину вручают особое удостоверение личности… (36).

– Вот спустится в этом снаряжении Юра с неба где-нибудь в поле и пока достанет удостоверение космонавта, ему, не разобравшись, какой-нибудь колхозник в степи в лучшем случае надает тумаков, а в худшем ткнет вилами. Перспективка, прямо скажем, неважнецкая. В первый момент эта мысль всех несколько ошарашила. Но решение пришло почти мгновенно. Реализацию его поручили Виктору Тиграновичу Давидьянцу – знали, что у него хороший почерк.

В зале запахло нитрокраской. С небольшой баночкой и кисточкой в руках Виктор подошел к Гагарину, полулежавшему в кресле:

– Сейчас, Юра, мы сделаем так, чтобы все еще издали увидели, что ты – гражданин Советского Союза.

Юрий улыбнулся:

– Давай, старина!

На белом шлеме космонавта стали появляться алые буквы – СССР. Виктор отклонился, чтобы со стороны оценить свою работу. Судя по всему, он остался доволен. Из-под сдвинутого лицевого остекления шлема на него смотрели задорные глаза Гагарина:

– Смотри, не капни краску на нос!

– Все будет в порядке, Юра! Как настроение?

– Отличное! Пока еще не верится!

Виктор еще подправил надпись. Алые буквы на шлеме, подсыхая, становились рубиновыми:

– Цвет прямо как у кремлевских звезд!

Гагарин посмотрел в зеркальце на правой руке скафандра:

– Отлично, старина! С таким почерком только великие документы выписывать! (37).

Перед тем как сесть в корабль, он прощался с товарищами, а перчатки у него болтались на веревочке, словно у школьника, позабывшего их надеть. Мы спросили, почему они на веревочках.

– А чтобы в невесомости не уплыли, если снимешь, – улыбнулся Гагарин (38).

Автобус подъехал к стартовой позиции. Из него вышли космонавты и направились к ракете. В руке у каждого чемоданчик. Очевидно, многие сочли, что там уложено самое необходимое для дальней дороги. Но если присмотреться внимательно, то можно заметить, что чемоданчик связан с космонавтом гибким шлангом. Скафандр ведь необходимо непрерывно вентилировать, чтобы удалять выделяемую космонавтом влагу. В чемоданчике находятся вентилятор с электроприводом и источник электроэнергии – аккумуляторная батарея. Вентилятор засасывает воздух из окружающей атмосферы и прогоняет его через вентилирующую систему скафандра (39).

Многих трудов стоило и решение проблемы, о которой не принято говорить вслух, а именно создание ассенизационных устройств (40).

Виктор Пелевин:

Один аксессуар экипировки космонавтов казался мне особенно загадочным.

Они несли с собой маленькие, пузатые чемоданчики, которые блестели на солнце сталью и титаном. Меня очень занимал вопрос, что же могло находиться внутри. Может быть, звездные карты? Кодовые таблицы? Секретное оружие? Неприкосновенный запас для чрезвычайных ситуаций? Я долго не решался спросить об этом взрослых – по опыту зная, что после их объяснений мир редко становился интереснее. Когда я все же не выдержал, ответ был ошеломляющим. «Чемодан? – переспросил один из сидящих у телевизора. – Так он для говна. Видишь, от него шланг к скафандру идет. Космонавты ведь тоже люди»…это было очень точным символом, открывающим весь ужас: советский человек, построивший первые космические корабли и полетевший на них к звездам, навстречу обитателям других миров, не мог ничего предъявить им кроме чемодана, полного лагерного говна, тирании и темной нищеты. Чем больше я узнавал о мире, тем больше становился чемодан и тем тяжелее было космонавту тащить его к ракете (41).

Мариэтта Шагинян:

Но вот этот духовный багаж, с каким вылетел в космос советский майор Гагарин, – вот это ярче всяких слов говорит о нравственной силе советского строя… (42).

Погода благоприятствовала полету. <…> Миллион километров высоты, миллион километров видимости (28).

Тюра-Там – это все-таки не пустыня, это предпустынье, северный край песков Кызылкума, сползающих в Туранскую низменность, и весной здесь хорошо: чистое, высокое небо, пряный ветер гуляет по степи и радуются жизни птицы в небе, рыбы в Сырдарье, все твари земные от верблюда до скорпиона. По обеим сторонам бетонки, бегущей из города к «площадке № 2», расстилались красным ковром дикие тюльпаны, невысокие, крепенькие, выносливые: неделю простоят в вазочке, не чета тепличным… (7).