Текст книги "Сектор "Д" (CИ)"

Автор книги: Леонида Подвойская

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 3 страниц)

Глава 2

Вообще-то «Кривой клад», это «клад Кривого». Пират такой был. Одноглазый, значит. Интересно все-таки, почему многие их знаменитых пиратов какие-то увеченные? Может, мода такая была, как сейчас на тату? Но неважно. И вот, этот Кривой со своей командой прихватил однажды очередной галеон и призадумался – не пора ли на покой? Поскольку уже задрали его эти риски – то команда взбунтуется, то молодой преемник норовит нож в спину воткнуть, то английский корвет ко дну пустить. Устал. А как из такого бизнеса на покой уйдешь? На виселицу-то несложно, а вот по покой, да еще с почетом? И знаете, что удумал? Однажды в порту снял черную повязку с глаза, сбрил все эти причиндалы типа «борода-усы – баки», переоделся в цивильный прикид и ломанулся в глушь, где его никто не знал. А в глушь в те времена – это к нам. Нет, как патриот своего отечества должен подчеркнуть, что и тогда наша столица гремела на весь цивилизованный мир. Хотя и сжигал ее несколько раз мир нецивилизованный. Или не так цивилизованный. Ну, еще пару городов были довольно известны. И, конечно же, Сектор. А в остальном... Впрочем, как и в других царствах-государствах того времени. И вот наш кривой прибыл сюда с ксивой какого-то воителя-полукровки. В смысле, по матери он как бы наш, а по отцу из испанских неких грандов. Некоторые утверждают, что так оно и было. Будто бы когда нашу столицу в очередной раз варвары взяли, они матушку нашего героя в рабство захватили. Но по пути их корабль перехватили испанцы, их капитан, ясно дело, влюбился в прекрасную пленницу, да так, что по всем правилам на ней женился... Ну, и так далее. Вот от матери Кривой знал наш язык, она же и привила ему любовь к нашему отечеству. А дальше эта мелодрама развивалась как по нотам – отца назначили губернатором какой-то приморской провинции, на портовый город напали пираты, с губернатора голову долой, у матушки еще более печальный конец, а мальчишку – с собой. Там он набрался дурных привычек, вырос, сам стал пиратским капитаном, а потом – вот, к нам, жить-поживать да грехи замаливать.

В столице Кривой жить не захотел, выкупил феод у какого-то разорившегося рыцаря, отстроил разрушенный замок, задумал семью завести. Говорят, сам он был ничего, тем более, что вместо выбитого стеклянный глаз вставил. Очень искусной работы. Другие "Кривоведы" говорят, что у него вообще оба глаза свои были. Просто наш пират после одного из боев повязку на здоровый глаз одел. Дабы и имидж поострее создать, и как бы он уже тогда об исходе задумался. Прозорливый такой флибуста был. И что? Кое-кто, когда его к нашему королю допускали, в силу тогдашних возможностей в этой легенде покопался. И наличие такой матушки, и документы о браке, и о рождении, и даже гибели родителей – подтвердилось. А что потом был в рабстве, откуда вот только недавно, при последнем штурме варварского оплота сбежал – какие тут документы? Да и не просто сбежал. Рабствовал он якобы у самого Яхрета – известного ворюги-казначея, посаженного затем на кол на растрату султановской казны. Так вот этот Яхрет казну не распылил куда не попадя, а попросту спер. И прекрасно понимая, чем это кончится для него лично, драгоценности эти спрятал не в своем дворце и не в султанате даже, а мало помалу с караванами перевез... Тут наши губу и раскатали. Нет, не к нам, в сопредельное царство. Это тогда оно было сопредельным, а сейчас там сепаратисты, ("сепары" по-нашему) воду мутят и с драками вожжаются. В общем, где-то в районе Сектора. А слуг верных, конечно... того. Дабы не позарились да не разболтали. Но наш хитрец это прочувствовал. И накануне расправы сделал ноги. Он, канун этот, со штурмом совпал, вот Кривой и воспользовался. А потом, по дороге сюда, заглянул в схрон, отщипнул немного. Но со временем все сюда, на свою родину перевезет.

Ну, если этого "отщипа" на феод и замок хватило, то можно представить, какое там богатство хранится. Поэтому стали набиваться к отставному пирату в друзья очень многие – от короля до соседнего феодала. Типа, может, надо в снаряжении экспедиции помочь? Да и в участии тоже – вон что творится вокруг!

Кривой от помощи наотрез не отказывался, но в поход за сокровищами не спешил – отмазывался необходимостью поправить пошатнувшееся за годы рабства здоровье. Этим он объяснял и длительные отлучки – как бы за границу на воды ездил. Только вот настучали нашему королю: не видали его на водах. Тому и стало ясно – перетаскивает хитрец сам потиху свое сокровище. Но тут еще вопрос, кто больший хитрец. Вот, зачем нашему сиятельству этот геморрой с переправкой клада? Это для отдельного феодала всего лишь контрабанда, а встрянь туда государь – это уже межгосударственные осложнения. А царства– государства вокруг нас тогда были – врагу не пожелаешь. Впрочем, и сейчас – не пожелаешь. В общем, решило наше величество дождаться, когда все это сокровище на его земле окажется, а уж тогда... Но чтобы "тогда" не получилось, как с богатствами тамплиеров, то есть, чтобы "шиша не вытянуть", внедрил он в стан Кривого засланца. Уточняю – к тому времени Кривого так уже никто не величал. Граф де Лобос. Это по-испански. И не из-за какого-то выдающегося лба. Лобо – "волк". То есть волчий граф. Нагловат все-таки был Кривой. Оставил намек на свое прошлое. Как потом оказалось – зря. Но по порядку. О засланце. Точнее – засланке. Этакая сиротка, но из знатного рода. А тогда ведь как было? Вот ты хоть Лобос, хоть Лесбос, хоть Лаосос. Но если не родной, то второго сорта. А на наш Олимп пропуск – древность нашей, исконной крови. Но была, была здесь замануха для иноземцев. Мудрая по большому счету. Дабы кровь эту освежать. Если ты сам древнего, знатного, пусть и не нашего рода, но взял в жены из нашего древнего, знатного, и взял их герб, или, хотя бы, совместил со своим, то ты – уже из нашего, древнего и славного. Как я понимаю, Кривому уж очень захотелось туда, к нашим Олимпийцам. Оно и понятно. Бендер тоже говорил про свой миллион: "А главное – слава и власть, которые дают деньги". Вот и возжаждал он любви, славы и власти в одном флаконе – в сиротке Клавдии. Та, по сценарию нашего величества, тоже как бы воспылала к Кривому чув-ства-ми, но, как представительница древнего рода, за нищего выходить замуж не могла. Не то, чтобы не хотела, а не могла. Королевский эдикт не позволял. Должен был для убедительности Кривой свое состояние показать – как родственникам невесты, так и королевскому казначею. Ну, родственников у сиротки не было, поэтому демонстрировать свой достаток пришлось Кривому еще и королю – как персональному опекуну представительницы старинного рода. Охмуренный пират и продемонстрировал. А когда согласие было получено, то в первую брачную ночь, еще и рассказал своей теперь уже супруге, что этот схрон – так, цветочки. А вот ягодки...

Ну, а дальше – заезженная пластинка. Вдруг выплыли некоторые сведения, позволяющие сомневаться в биографии графа. Якобы прибыл пират сюда, и втерся в доверие к сиятельной знати... Зачем? Ну, конечно, за этим, за самым. Соорудить заговор, свергнуть святейшего и всемиловейшего, узурпировать власть, призвать сюда неверных, даже драков, и, в конце концов захватить и погубить нашу славную страну, поругать нашу истинную веру, растоптать нашу землю... ну и так далее.

Поторопились. Ох, как поторопились. Ну, уж очень, очень руки по золоту свербели. Тем более, тут опять освободительный поход намечался, а за какие бабки? Но нашего пирата это все не интересовало, и он под самыми лютыми пытками места своего клада не выдал. А то, что он нашему владыке и своей Клаве показал, оказалось, говоря словами гоголевского Собакевича, "фуком". Нет, поверху в тех сундуках, которые продемонстрировал Кривой, были старинные монеты из золота восхитительной пробы. Но это – поверху. А вот ниже... И в том заветном месте, о котором он поведал, находясь в любовном пылу, тоже что-то могло быть. Когда-то. Или совсем недавно. Но когда в этот тайник в подземельях Волчьего замка пробрались нукеры нашего государя, там тоже "фук" что нашлось. Хотя, по словам некоторых историков, все – таки "нашлось". Бочки с порохом, которые вдруг рванули. Хотя, может, и легенда. На том основании, что замок по приказу нашего величества потом разобрали. Чуть ли не по камешку. А что не поддавалось – взрывали. Кривого принародно казнили, как подлеца, посягнувшего на нашу святую особу. То есть на кол посадили. Дабы неповадно было. А вот его вдова... Знаете, а ведь его вдова потом вышла замуж за графа, чей замок находился в Мортире! Запамятовали? В городке, куда мы сейчас едем! Совпало? Ну-ну. Тогда продолжим. Сокровищ не нашли, клад Кривого, как и он сам, постепенно перешел в разряд легенд. Так бы все и заплесневело. Но во время Славной нашей революции наш народ повторил подвиг разрушения Бастилии. В интересующей нас части – в одной из камер были обнаружены записки Кривого. Историки, правда, до сих пор сомневаются, типа после таких пыток вряд ли кто сядет писать мемуары. Вроде как записывал кто-то с его слов. Возможно, подсадная утка, которая не только "крякала" хозяину, но и записывала кое-что. Для потомков? Кто его знает. Сейчас уже не спросишь. Да и неважно. Так вот, в этих записках самое сенсационное – о кладе. Якобы Кривой, прочувствовав всю эту подставу, навел своих визави на ложный след. А вот на след настоящий алчущих может навести прилагаемая шифровка.

Отдельный листок бумаги был исписан цифрами, буквами и какими-то совсем не математическими знаками, типа змей, пауков и прочей неаппетитной живности.

И каких только расшифровок этого листочка не было! Я, читая весь этот бред в Инете, только ухмылялся. Уж если бы ты был уверен, что расшифровал все верно, то флаг, точнее, лопату тебе в руки! Доухмылялся. Однажды папаша, желая уличить меня в чем-то грязном, типа порнухи по Инету, тоже вчитался, а затем и въехал в проблему. Как я понял, поначалу его задело. Он, программист не сможет разгадать шифр какого-то полуграмотного пирата? Потом понял – здесь не только самоутверждением интеллектуального превосходства пахнет. Ну и озаботился. Засел. И, как я понял, сосватался с этой идеей к Кэпу. Потому, что и комп новый появился, и бабки, и какие-то музейные манускрипты Кэповы ребята к нам домой притаранили. Меня тоже поначалу этот вопрос занимал. А потом более насущные проблемы нахлынули. К примеру, с Медведем за Аську сцепились. Насыпать-то я ему насыпал, но он успел и мне немного шею своротить. Потом Серому надо было старый должок воротить. А он, гаденыш, последнее время типа телохранителей себе сосватал. Чуть выследил, когда он только с двумя из них остался. Вернул, но и сам успел огрести. Поэтому до интеллектуальных упражнений времени почти не оставалось. Да еще парашют. Не то, чтобы я какой эсктрим-фанат. Но на подначку попался. Классуха у нас – еще та. В прямом и в переносном. И вот, ее муж (наш завуч) нарвался в День Беретов на них самых. То есть, уже отставных, деградированних. Начал увещевать. Они, естественно, его немного... помяли. И вот она, оказывается, уговорила своего этот вопрос замурыжить. А в объяснение (я его потребовал на классном часе), сказала, так, глядя мне в глаза: "А ты вообще сядь и утри сопельки. Кто не прыгал, тот вообще не мужик". Ну, вы бы это стерпели? Уже завтра я был на занятиях в парашютной секции. Сначала по подначке, потом – затянуло. Плюс единоборства. И еще – язык... Но о своих заботах – как-нибудь потом. В общем, оставил я древний Кривой клад на откуп папаше. И он долго неистово рыл. И однажды явно что-то вырыл. Не будь он дурак, реализовал бы свою удачу потиху. Так нет, сразу – в запой. И в какой! Ну да ладно, пей, празднуй, но язык взнуздай! Щщщас! Вот и решил Кэп с папашей "поговорить". А тот, с перепою и перепугу... Ну, уже знаете.

Вот такой расклад. И теперь я, некий Мишя, еду на верхней полке поезда со своей "сестричкой" в места второго замужества вдовы Кривого.

Я повернулся на полке, посмотрел вниз, на укладывающуюся Лю. "Худенькая какая стала", – спохватился вдруг я. Довел, гад. Жаль, что не задушил тогда. А все-таки она меня любит. Вот, если немного въехать – на кой я ей? Ну, слиповала бы она одну только свою смерть. Проще. И "воскреснуть" в новой шкуре одной проще. А со мной, малолеткой, возня и возня. На кой?

– Наоборот, – сказал я.

– Что? – не поняла Лю.

– Ты забираешь себе все, а мне – по мере материнской или теперь – сестринской... заботы.

– Эх, ты... "Заботы" – поняла ма мою заминку. – Дурашка. Я же очень– очень тебя люблю. Тебя одного, – потрепала она мою причеху.

– Я... тоже... ма... Но если ты воткнешься в какого козла, то тогда вываливаешь мне отступные. М... тридцать три процента.

– А если не в козла? – улыбнулась Лю. Она у меня чудесно улыбается. С такими симпатичными ямочками.

– Тогда... Тогда только двадцать пять процентов, – улыбнулся в ответ я.

– Заметано! Почитай на ночь – протянула она мне свой айф. – Это более-менее полная наша с тобой легенда. Потом – спать. Завтра – новая жизнь, братик, – вновь потягала она меня за волосы. – Кстати, все это надо вэк. Под машинку. Будешь в новом имидже.

В принципе я не возражал. По сравнению с переменой имени и фамилии причеха – это так, шелуха.

Глава 3

Утром начались назойливые извинения нашего нового знакомого. С обычными для таких случаев извинениями. Он как бы закрывал один крупный проект, не ел, не пил, не спал, вот его вчера и размагнитило. Насчет размагнитило – это он в точку. Дело в том, что мне как бы особо не спалось. Вот и ударило – будет дальше за Лю топтаться. А нам в новый имидж влезать. Это что, у него на глазах? Надо бы этого Николя обезопасить. А как отвадить куроротного волоцугу? Можно было бы накостылять ему в темной аллейке. Под звуки духового оркестра. Но здесь этот номер не пройдет. Надо быть некоторое время сереньким. Значит, надо подкинуть Николя реальных проблем. Личностных.

В общем, я немного потрогал его вещички. Нет, очень плохо обо мне не думайте. Ничего не потянул. Тем более, людишки теперь осторожные, крупняк при себе не держат. Но даже если бы и был он при бабках, на кого бы он с утра подумал при их отсутствии? На тех, кто приволок его из вагона-ресторана в частности и всех обитателей нашего вагона вообще. Так на кой? Но проблемка у него будет.

Поэтому на все его поползновения о дальнейших контактах я только улыбался и согласно кивал головой. Ма сначала взглянула на меня с удивлением, потом что-то просекла, тоже заулыбалась, безропотно набрала его номера и надиктовала свои.

Николя, торжествуя, сунулся, было за такси, но, поскольку там следовало рассчитываться наличными, рванулся к банкомату.

– Я сейчас!

– Спасибо, но нам здесь рядом, – помахала ручкой ему вслед Лю.

– Тем более, что это будет "не сейчас" – шепотом добавил я.

– Я сразу по твоему добренькому фейсику поняла, что ты что-то утворил. Что?

– Потом. Давай, поехали, – потянул я наши вещи в подошедший автобус.

– Но нам, действительно, недалеко! – уперлась Лю.

– Отъедем отсюда хоть одну остановку!

Ма осталась непреклонна – часть вещей надо оставить в камере хранения. Я понял и больше не упирался. В ячейку она положила только кейс.

– На самый пожарный случай, запомни: Твой настоящий день рождения, – шепотом сказала она. Вот же конспиратор! Дело в том, что во всех документах указан не мой день рождения, а день регистрации. А с регистрацией по некоторым (об этом – не сейчас) причинам подзатянули. Но, кажется, и Лю не совсем хорошо помнила эту дату. По крайней мере, в ячейке она набрала совсем другой код, как я догадался, день смерти моего деда.

– И эту дату хорошо запомни. Может, когда-нибудь помянем с чистой душой, – загадочно прокомментировала она, захлопывая дверку. Что она имела в виду, я выяснить не успел, – на вокзале раздались возмущенные крики нашего попутчика.

– А теперь – бегом на автобус! – поторопил я Лю.

Ма с тревогой посмотрела на меня, но в автобус села.

– Он что, сейчас взорвется? – высказала она догадку, когда автобус тронулся.

– Автобус?

– Да нет! Этот Николь. С какого мы от него так шарахнулись?

– У него... понимаешь... Картка... ммм... размагнитилась. Бывает, если поезд на электротяге. Теперь он без шиша. Кинулся бы к тебе за срочным займом. А теперь и нас как бы нет, и не до чув-с-т-в ему теперь, без бабла. Погодь, он сейчас очухается, будет названивать.

Очухивался он довольно долго, как я понимаю, скандалил в ближайшем отделении банка. Лю он начал тарабанить, когда мы уже устраивались в снятой квартирке. Небольшая двушка, на самом краю городка. Хозяин, этакий кулачек. Вытянул у ма оплату за три месяца вперед, да еще попытался оставить за собой право приходить сюда, когда вздумается, "дабы контролировать порядок пользования". Согласились на компромисс: каждое первое число месяца – добро пожаловать. После его ухода и некоторых пререканий мне достался зал, а Лю – спальня. Кухонька была тесноватой, но при всех причиндалах. Балкончик...

Осмотр прервал звонок мамкиной мобилы.

– Началось! – констатировал я.

Лю не отзывалась, но Николь был исключительно настойчив. Видимо, других вариантов спасения ему в голову не приходило.

– А ведь достанет, – вздохнула ма. – Зря ты все это учудил.

– Думал, нормальный мужик, сам выкарабкается. Да выруби ты звон, вот и все проблемы. И вообще, мобилу надо менять. Пойдем прямо сейчас.

– Здесь ты прав. Пойдем. Только... Знаешь, подозрительным это ему покажется... И еще... Я знаю таких. Он теперь ни о чем другом не будет думать, кроме как меня разыскать... Нет! – Лю решительно нажала на клавишу.

– Да... Устроились, спасибо... Да... Что вы говорите! И что теперь? Даже так? Какой ужас. Конечно... Да о чем речь? Да какие там... перестаньте. Только знаете, сама не могу, мне на прием скоро, передам с Мишелем. Да, там же, где расстались.

Лю кинула смарт, покосилась на меня, полезла в сумочку.

– Все понял? Вот, передашь своей жертве. Будет спрашивать, как вернуть, скажешь – при личной встрече. Как бы я сама его найду. На обратном пути постригись.

На вокзал я не торопился. Во-первых, чтобы Николь не вздумал вычислять район нашего проживания, а во-вторых, просто интересно пройтись по новым местам. Городишко оказался маленьким. Но со всеми атрибутами в центре. Площадь, мэрия, флаг, поликлиника, школа, "Евроопт". Все, кроме флага, довольно миниатюрное. Оно и понятно – для обслуживающего санатории персонала. А вот парк миниатюрным не назовешь. Но туда – попозже. Вон и вокзал. А вон – и нервно курящий Николь. Почему они все, как только житуха кольнет, начинают "нервно курить?".

– Извини, браток. Такой облом! – выстрели он явно заготовленную фразу. – Карточка, плели, что шесть степеней защиты, вдруг застопорилась. И здешние банковские вахлаки ничего не могут поделать. Только плечами пожимают. Надо возвращаться, а у меня нала – "зеро". И знакомых здесь никого, кроме вас. Конечно, можно бы с конторой связаться...

– Или жене позвонить, – невинно продолжил я.

– Да, но заводить ее по такому поводу... А поймал, поймал! – деланно посмеялся он " небольшим смехом".

– Да мне по барабану, – пожал я плечами.

– Да-а? Значит, настоящий мужик подрастает! Значит, сестренке своей про этот прокол стучать не будешь?

– Ну-у-у, – задумчиво протянул я, протягивая деньги.

– Понял, понял, юный шантажист. С меня причитается. Он быстро пересчитал купюры.

– Зачем столько? – удивился он.

– Сеструха сказала, на витамины в пути. И для ровного счета.

– Я ваш должник. Верну с бонусами. Где остановились?

– Сестра сказала, что сама вас найдет.

– Угу. Даже так... Я буду в "Гранде". Лучший здесь "сан". Ну, извини, побегу за билетом.

Он крепко, пожалуй, искренне пожал мне руку и кинулся к кассам.

Неприятный все-таки тип. Ишь, купил мое молчание насчет семейного положения. Сам дерьмо, если меня таким дерьмом считает. Чтобы я свою сеструху так подставлял?

Стрижка многого времени не отняла. Вот стоимость несколько удивила.

– За конспирацию? – спросил я парикмахершу.

Та, видимо, "Двенадцать стульев" не читала, поэтому только поджала толстые губы и сунула мне округленную в меньшую сторону сдачу.

"В порядке конспирации Лю здесь будут прихорашивать, а меня – уродовать" – вздохнул я, покосившись в ростовое зеркало. Хотя, может, и ничего. Непривычно только. И уши, вон торчат. За длинными волосами не видно, а теперь – Чебураха. Зато в ориентировке, если все же будут искать, укажут: "Уши нормальные". А у меня – нате! Такие уши не слипуешь!

Дома я доложил об исполнении поручения и добытых при этом сведениях.

– Урод! – прокомментировала их Лю. – Да черт с ним! Пойдем, много дел.

Первым делом Лю приобрела нам "айки", отдав прежние мне "для обезвреживания". Потом выбирали прикиды. Как вы понимаете, со мной справились быстро, а вот с Лю в бутике попотели. Отмазка у нее для меня была такая: "Если женщина в таком возрасте и с таким фейсом возжелала пластику, значит, это очень непростая женщина. А очень непростая должна и одеваться очень непросто". В принципе, логично. Но надо было бы эту цепочку рассуждения сразу довести до конца – уразуметь как это " очень непросто".

Когда я, после двух часов ожидания, высказал это Лю, она выдвинула еще одну отмазку о том, что "очень непростой" прикид должен быть универсальным, подходящим для двух лиц – нынешнего и грядущего. Ну, это еще на тот случай если бы я начал критиканствовать по поводу вот этих фиолетовых полупрозрачных брючат и такой же распашонки. Но мне это тоже как-то фиолетово. Главное, она меня не заставила рядиться в какие-нибудь бананы. Я вновь покосился в ростовое зеркало (их здесь на улицах довольно много). Обычный повседневный прикид, разве что с учетом здешнего курортного климата. И я в нем, да еще обритый – обычный, повседневный, тоже с учетом курортного.

– Тормознем, отпразднуем прибытие, – кивнула Лю в сторону одной из открытых кафешек. – Начнем притираться к окружению. Да и просто есть хочется.

От мангала распространялся такой аромат! Да и жрать, действительно, уже хотелось.

Помимо снеди, Лю заказала себе какого-то местного вина, мне – местного же квасу. Ну, скажу я вам, и квасок! Может, в него какую дурь подмешивают? Вино, судя по всему, тоже оказалось как бы забористое, потому что Лю довольно быстро окосела.

– За нашу новую жизнь! – сказала она уже "под горячее" тост. – Ты, сына, не обижайся, что я отняла у тебя и имя и фамилию...

– Насчет фамилии – зря, конечно. Громко звучала!

– Не перебивай! – нахмурила бровки ма. – Слушай сюда!

Она допила бокал до дна, наклонилась ко мне. Вот теперь ее действительно перебивать не следовало. Вино – эта такая смазка для ее тормозов, такая сверхпроводимость от мысли к языку, что можно узнать не просто многое, можно узнать все. Если только самому ее не тормознуть.

– Так вот, сынок. Нет, уже братик... И за это тоже прости. Но я должна была тебя спасти. Кэп просто отрезал бы тебе по пальчику и отправлял мне. Пока не раскололась бы. Думаешь, я долго ждала бы? Но я совсем немного знаю об этом проклятом... ик... кладе. И вообще, икк... кто сказал, что ик... он есть?

Лю налила новый бокал, выпила добрую половину.

– А вот тебе я скажу – он есть! И твой отец, царство ему небесное, в чем я сомневаюсь, до чего-то допетрил. Ну, только такой циник и мог допетрить. И ключ теперь у меня. Осталось найти замок. Или наоборот? Неважно. И мы найдем его! А ... А больше я тебе пока ничего не скажу. Пока. Потому, что меньше знаешь – дольше живешь. А я хочу, чтобы ты жил долго и счастливо. И чтобы я... То есть, уже не я. Я – уже сдохла.

Лю вновь отпила вина и продолжила.

– И уже – это не вчера. Я давно сдохла. Твой отец меня кончил. Еще до твоего рождения... Ты понял? – попыталась она сфокусировать взгляд на моих глазах. Ты – взрослый. Ты сам должен понять, о чем я... А если человека убили, то он имеет право на вторую, счастливую жизнь? Вот я и хочу...

Я на время перестал слушать ее рассуждения о праве на счастливую жизнь. Какая-то волна гадливости и гнева поднялась от сердца и начала натурально меня душить. Так вот оно что...

– Надо было меня проткнуть. Еще там. Или задушить сразу после родов. За это женщинам много не дают. Понимают.

Из меня рвалась черная пена, в которую хотелось вывалять весь этот мир и в первую очередь – вот ее. Обозлившись уже и на себя, я сжал зубы.

– Не тогда... – не замечая моего состояния, продолжала откровенничать Лю. – Тогда я об этом даже не думала. Ты же мой, родненький, моя кровиночка, – совсем пьяным голосом просюсюкала мамаша. – А вот когда ты душил отца, я поняла – и тебе вот такому надо умереть.

– Вот и грохнула бы. Или траванула чем. Обоих. И новую жизнь бы начала.

– Ты думаешь, я на это способна? – спросила Лю, откидываясь в знак великого удивления на спинку стула. Это она сделала зря, потому, что спинок на этих табуреточках предусмотрено не было.

– Я помогу, молодой человек, – кинулся к нам пузан при пиджаке и галстуке. Пузаны вообще обожают пиджаки, как верное средство сокрытия своих жировых запасов. Но, все-таки, на курорте...

– Справлюсь, не лапай, – оттолкнул я его руку, усаживая Лю.

– Какой сурьезный вьюноша. Свободно? – продолжал наглеть новый приставала.

– Отвали. Не до тебя.

– Не у вас, молодой человек, спрошено, – улыбнулся толстяк. Но только красненькими губками улыбнулся. А взглядом убить попытался.

– А почему бы... Серьезный разговор мы закончили, почему бы и... – пожала плечиками Лю.

– Серьезный разговор вот с таким... Наверное, вычитывали за хамство своему племяшу.

– Вааще-то брательник он наш.

– Ваш? – уже обосновывался за столом незнакомец.

– Наш с сестрицей. А что хамит, так это он нас... ревнует. Все– таки одна... одни мы у него на этом свете.

Наличие еще одной сестрицы было для меня новым откровением. Но вообще-то эту новеллу я пропустил мимо ушей. Вот, на ком я сейчас... Я даже зажмурился, представляя, как задействую у него пару болевых точек. Ничего, что за жирком. Доберусь.

– Вам плохо, мальчик? Я смотрю, вы здешний квас пьете. А в нем, между прочим, алкоголя больше, чем в кефире. Вы как, кефир уже нормально переносите?

Это он зря. Хотя нет, весьма кстати. Тем более, что в этот момент ему принесли в бокале что-то дорогое. И по тому, как подали, что-то ну очень дорогое.

– А как ты это переносишь? – схватил я бокал и выплеснул содержимое в физию наглеца.

Судя по тому, как он вначале побледнел, а потом начал наливаться пунцом, он переносил это с трудом. Тем более, что по-первости. Но сдержался, сдержался от резкостей. Просто поднялся и предложил пройти "вон туда" на пару слов.

– Мишель, ты там смотри, – неопределенно напутствовала меня Лю. "Там", в огражденной от посторонних глаз плющом беседке сидели два костолома. Местного пошиба – еще не деградировавшие, но обленившиеся и начавший жиреть. "Ну вот, будет на кого и пену выплеснуть", – внутренне ухмыльнулся я.

– Поучите этого сученка вежливости. Аккуратно, но доходчиво. Чтобы к столику вернулся шелковым. Но без видимых, – провел инструктаж пузан и вновь направился к Лю.

– Ты что, боссу нахамил? – искренне удивился один из горилл. Нет, на павиана больше похож. Это второй – горилла явная. И оба – давно не битые. И даже не пуганные давно, судя по тому, как он начинал свои воспитательные функции. Нет, чтобы сразу под дых. Без видимых. Так за уши схватил и потянул вверх. Это он совсем зря. Во-первых, я же это как намек расценить могу. Так и расценил. Во-вторых, если оборвет, еще хуже будет. Лучше с такими, чем вообще без никаких. В третьих... Впрочем, хватило и первых двух причин, которые и сдетонировали заложенный в меня Лю заряд.

Когда Павиан упал, Горилла решил наградить меня этакой увесистой плюхой, сбивающей с ног и отправляющей в беспамятство. Я от получения этой награды уклонился и угостил его ударом из арсенала муай-тай. "Свали быка одним ударом" – это про муай тай. Свалил. Но уже очухался Павиан и попробовал навалиться сзади. Локтем ему, а затем, с разворота...

Эти два мешка мне даже зло сорвать и поизмываться толком не дали. Когда один, схватившись за шею, захрипел и, упав на пол, задергался в судорогах, второй, который Павиан, выхватил из плечевухи наган. Меня так поразило наличие столь древнего оружия, что я даже на мгновение промедлил – костолом успел зафиксировать ствол на линии моих глаз и прошипеть сакральное: " Стоять!". Ну, этому нас тоже учили. Не шипеть, конечно, а справляться с такими шипунами. Он, конечно, сейчас двинется вперед, чтобы приставить ствол к моему лобешнику. Ну, рефлекс у них такой. Как бы символ победы. Вот этот шаг... Нырок и удар. Теперь – вообще без сантиментов.

Я подошел к хрипевшему Горилле, присел над ним, попытался повернуть его голову. Наверное, все-таки что-то свернул. Но я же невзначай. В пределах самообороны. Достал оружие из его плечевухи. "Макаров". Не такая древность, но все равно, провинция. Вон, даже моему папашке, начинающему, Кэп выделил "девяносто девятый" Вальтер. А здесь... Я пощупал пульс у неподвижного Павиана. Живой. Забрал зажатый в руке револьвер. Секунду помедлив, стащил с его пальца здоровенный перстень. Только не надо кривиться! Это не мародерство. Это трофей, добытый в честном, даже неравном бою. И еще, когда мы еще казну Кривого отроем. А так – заначка будет. И не последнее у нищего спер. Вон, и на втором пальце... Хм, телохранители! Разве что, такую штуку тоже можно в рукопашке использовать? Для нанесения камнем рваных ран?

Пожав плечами, я предоставил незадачливых костоломов их дальнейшей судьбе, спрятал перстень, а сам направился к столику. Куда спрятал? Есть у меня пору схованок. Например, полости в подошвах кроссовок. Наган туда не спрячешь, а перстень – в самый раз получилось.

Судя по смеху Лю, у них там все налаживалось даже несмотря на мою выходку. Она что, действительно так съехала, или тут что-то другое?

Когда я подошел, толстяк обернулся ко мне с извиняющей улыбкой. Мол, бывает всякое, но теперь ты все понял и я на тебя зла не держу. Но как только он увидел в моих руках оружие, то согнал с фейса заготовленную ужимку, приоткрыл рот и начал медленно вставать.

– Возьмите ваш хлам, – кинул я на столик изъятый арсенал. – Точнее, их хлам. Вы же не знали, что у этих ребят есть пушки?

Лю, глядя на вытянувшееся лицо нового знакомого, весело рассмеялась.

– Забыла тебя предупредить, Алекс, моему братцу палец в рот не клади. В боевые искусства он немного въехал. Да садись ты!

" Ого, уже на "ты" – отметил мысленно я.

Алекс, озираясь по сторонам, быстро схватил оружие со столика, сел и начал запихивать пистолеты во внутренние карманы пиджака.