Текст книги "Скиталец-2 (СИ)"
Автор книги: Леонид Мешалкин
Жанр:
Современная проза
сообщить о нарушении
Текущая страница: 2 (всего у книги 5 страниц)
А не обманывает ли она меня, подумал Иван. И поцеловал квакушку прямо тут и сейчас. И она тотчас же превратилась в ослепительной красоты девушку, платиновую блондинку. Он ее тут же, не будь дураком, 'оприходовал' по самое 'не хочу' – и давай быстрее одеваться... А то комары ведь!
– Куда же ты, Ванюша? – спрашивает взволнованная девица. – А как же наша с тобой свадебка?
Рассердился на такие притязания мелкой земноводной твари царевич, да как даст ей в лоб со всей молодецкой дури! Девица, трижды в полёте перевернувшись, ударилась о кочку болотную и – о, чудо – новь стала лягушкой! Он посмотрел-посмотрел, подумал-подумал, прикинул-прикинул, подошел, взял лягушонку, положил аккуратно её в карман...
Промолвив при этом:
– А удобная фигня получилась!
Подумал ещё: а ведь это у него будет идеальная жена, поцеловал – она превратилась в прекрасную женщину, он получил хорошую порцию 'любви'! Вдарил ей в лоб – и, кроме удовольствия от самого удара, избавился от приставучей бабы. Потом всё просто – посадил лягуху-оборотницу в ведёрко с водицей, да и прикрыл то крышкой, чтоб лягва та никуда не ускакала. А сам тем временем пошёл с друзьями в кабак!
В общем, принёс потом Иван-царевич лягушку домой, поцеловал сызнова...
И обернулась опять лягушка красной девицей, вызвала сразу же пронзительным криком городскую стражу – да и обвинила Ивана в жестоком обращении с животными, в зоофилии и в сексуальных домогательствах! Эмансипированная шибко оказалась...
Но в страже той вызванной были нормальные мужики-русичи – и феминизма ейного не понимали и не принимали категорически! И хотели они уже было отходить 'непонятную бродяжку-попрошайку-скандалистку' плетьми, чисто чтоб для профилактики, но тут вмешался приписанный к страже чародей, недавний выпускник магической Академии.... Он с несказанным удовольствием превратил бабу-дурищу в гусеницу. В зелёную, некрасивую, бе-е...
После чего сказал, вытирая запачканные в процессе руки:
– Зато бабочка из неё потом тоже красивая получится, как и сама девка-блондинка эта была... Но, что хорошо, бабочка будет молчаливая! Мозги выносить мужикам не станет...
И пошли после этого Иван-царевич со стражниками в лучший кабак – да и напились допьяна... За Иванов, естественно, счёт. А наутро Ваня очнулся дома у того чародея, да и попросил руки и сердца у младшей его сестрёнки...
А гусеницу ту зелёную противную склевал мимо пролетавший воробей. Так и не стала она бабочкой... А умела бы вовремя смолчать – стала бы вообще женой царевича! Дура набитая...
Потом был пир горой... А ещё через год отец Ивана-царевича от трона отказался, да отказался в его, Ивана, пользу... И короновался наш Иван как царь Аскольд Шешнадцатый...
Вот и сказочке конец. А кто слушал – молодец!'
А дня через два после этого, когда я у кого-то из наших старших решился осторожненько выяснить, что же такое это, 'феминизм' и 'секс', батя мне за одни только расспросы выдал ремня...
К слову, в этом же возрасте из разговоров старших я также с немалым удивлением узнал, что наша 'царственность' в соседних княжествах очень под большим вопросом. Ибо они там считали, что наш старинный князь Аскольд Удалой в том злополучном походе до Царьграда так и не дошёл, и ни с какими тритонами он тоже не сражался. Но зато захватил одно из покинутых при приближении его войска предместий Царьграда и взял там неплохую добычу. В том числе богатый столовый сервиз. Позолоченные вилки в его состав тоже входили... Они же – 'трёхзубые гарпуны'! Во как...
И, конечно, был тот поход ни в коем разе не за данью, а был он просто набегом – за добычей. 'За зипунами'... И, само собой разумеется, уж во всяком случае не за попами, которые, дескать, понадобились нашему Аскольду нашему задолго до Владимира... О попах он тогда, как и о самой 'южной' религии, и думать не думал, а парочку его войску встретившихся из сией братии – попросту убил.
В общем, добычу кое-какую в том походе наш Аскольд взял. Ну а потом к Царьграду наконец подошли знаменитые имперские легионы – и Аскольд благоразумно отступил. Его войско село в лодьи да и было таково...
Кстати, когда я был совсем маленький и только-только начинал ходить, мне сшили длинную, до 'ниже колен', белую некрашеную рубаху. Само собой, подпоясанную. В таких же рубахах ходили, бегали и играли и все детишки-ровесники – и мальчики, и девочки, и так лет до шести-семи.
Никакой другой одежды нам более не полагалось: ни штанов у мальчиков, ни юбок или сарафанов у девочек. Часто детские рубахи шились или перешивались из старой одежды отца или старших братьев. Но конкретно мне – рубаху сшили совершенно новую! Впрочем, и вторая рубаха, перешитая из уже обмалевшей и изрядно обветшавшей одёвки брата Вторака, у меня тоже была. Про запас. Чай, не деревенщина мы, чтоб в одном и том же годами ходить, не снимая...
Из обуви я тогда носил только онучи. Это нечто типа портянок под лапти или сапоги, но онучи можно носить и без них. Я и носил. А если бы жил не в городе, а в деревне, так и вовсе бы босиком всегда бегал. Но в городе много разного мусора, которым запросто можно поранить себе ступни, потому – онучи...
И да, для 'парада' мне несколько позже изготовили первую настоящую городскую обувь – поршни! Обувку, которую обычно делали путем простейшего стягивания куска кожи в области носка и пятки лыковым или кожаным шнурком, пропущенным затем через одиночные прорези на бортах.
Поршни я носил и после семи лет, но уже повседневно. И да, в семь же лет я наконец-то получил долгожданные штаны. Новые! И стал уже числиться отроком, а не каким-нибудь младенчиком.
И нож на пояс! Вот так-то.
А в восемь лет поступил в школу. Мне выдали грифель, дощечку для письма и – внимание – три тетрадки с листами из белой бумаги! И я стал учиться, причём довольно прилично учиться. Да и как иначе-то? Ежели за плохие отметки – сразу же от бати ремня?! Строгий он у меня бывает временами...
В десять я получил башмаки. Типа это опять для 'парада'. Однако ходил обычно по-прежнему в поршнях.
С нетерпением ждал четырнадцати годочков – и получения 'взрослой' одежды. И вместо поршней – настоящие сапоги, батя мне их уже пообещал...
А там уже можно и жениться, ежели того захочу.
Глава третья. Расту, учусь
На летние каникулы батя меня, да и Первака с Втораком тоже, всегда посылал с оказией к своему старшему брату Ждану, на хутор в сельскую местность. Который располагался совсем невдалеке от 'обычного' леса. Ну помните, того самого леса, который 'третий' – смешанный и без свирепых хищных кролей и пауков? Ага, сугубо для того, чтоб мы там дядиной семье 'помогали' и вообще 'не зазнавались и не отрывались от простого народа'...
Семья дяди держала небольшое стадо коров и телят. Это по большей части – 'на продажу'. В виде мяса, масла сливочного и деревенского сыра. Ну и ещё довольно многое семья выращивала, однако это уже – 'для себя'.
К слову, на хуторе этом было аж три двора. Странновато как-то? Совсем даже нет. Потому что, конечно, чаще всего хутор – это один всего двор, но бывает, что хутора разрастаются, а всё ещё по-прежнему зовутся хуторами. И это как раз наш случай.
И да, другие два двора хутора упор делали не на коров, как семья Ждана, хотя и держали их по паре голов. В одном из них растили наш местный хлопчатник и разводили кур и коз. В другом – держали стадо овец.
Ну родичам я, конечно, помогал, чем тогда мог. Ну и чем они меня занять могли, чтобы у меня времени на баловство не оставалось. Впрочем, как и у остальных детей.
Вот, скажем, например, я там с первых же каникул в сенокосе принимал посильное участие. Это участие ограничивалось работой с деревянными граблями, когда подсохшее уже сено я в валки сгребал. Косу мне не доверяли, дорогая всё-таки вещь, стальная, ну а носить носилки... Для этого я ещё слабоват был. Носилки с сеном мне позволили носить к стогу лишь после десяти лет, да и то копёшки, которые я на пару с двоюродным братом Лёней носил, были не ахти какие большие... Ну и да, после десяти лет мне иногда всё-таки позволяли немножко и покосить, под приглядом людей опытных, само собой.
Однако сенокосных работ было относительно мало, потому что наше стадо паслось почти круглый год на зелёной травке. За исключением самого холодного периода, который менее полутора месяцев.
Кстати, двоюродный брат Лёня, который был на год старше меня, всегда очень крепко спал по утрам, но в обязанностях у него в тот год было – выгонять их коров в общее стадо с утра пораньше, каждый день. И при этом – ни к коем разе не проспать! А ночевал он почти постоянно на улице, в гамаке, сплетённом из пеньки. Не как я, на сеновале. Над гамаком он размещал кувшин с водой, к ней привязывалась верёвочка, которая с вечера ещё протягивалась к воротам соседей.
Те рано утром всегда ехали на телеге на рынок в соседнее село, со свежими продуктами для тамошнего трактира, с которым у них уговор на поставку был. Повозка при выезде со двора натягивала верёвочку, кувшин валился набок, водичка выливалась брату на голову... Через некоторое время брат стал просыпаться сам, строго за полчаса до выезда телеги.
К слову, то стадо, в которое брат коров выгонял, я однажды целую неделю помогал пасти! Это когда подпасок у пастуха дядьки Митяя немножко приболел. Конечно, я тогда всё больше под ногами у дядьки Митяя путался, нежели ему в самом деле помогал...
Что ещё сказать. Нам дядя, кстати, из того самого 'обычного' леса – а он туда частенько на охоту ходил – нередко приносил всякой звериной живности, типа показать, что к чему, но затем её, конечно, отпускал на волю.
Оказалось, что лиса она только в сказке рыжая красавица, а в жизни – нехорошо пахнущее, противно тявкающее трусливое существо, не очень-то, кстати, и рыжее. Напротив, зайчик не был труслив, и он почему-то не хотел, чтоб его гладили, и дрался с нами ногами, даже пытался укусить, зараза, грыз ножки от скамеек и табуреток... А принесенный Жданом уж по-быстрому уполз от нас в кусты.
Приличнее всего вела себя сова, которая спала, привязанная, в сарае, пугала своим видом кошек, смешно таращила глаза и иногда страшно ухала. Поначалу я потянулся было её погладить, но дядя меня обломал, сказав: 'Ты не гладь её, Третьяк. Совы обычно не любят, когда их трогают. Могут и клюнуть. А клюв сам видишь у неё какой...' Прожила она у нас целую неделю, затем её тоже отпустили. Дядя объяснил: 'Нельзя диких животных держать на цепи, они должны жить в природе, а не развлекать людей'.
А ещё у нас там ёжик был, который потом ровно одну ночь прожил в доме. Кстати, иглы у этого довольно крупного ежа оказались твёрдыми, но не острыми. В общем, совсем не как швейные иголки были, вроде бы и уколоться-то об них невозможно, однако, когда ежа начинаешь трогать, он резко дергается и... приятного тут совсем мало! Ночью же он топал, фыркал, мешал нам спать, а ещё и засрал все углы. Наутро он был с позором изгнан обратно в лес.
Дядя тогда сказал: 'Ежи не приручаются. Совсем. Умишка им боги ни капельки не дали...' 'А кому дали?' – тут же спросил я. Дядя подумал, сказал: 'Ну, зайца, положим, приручить можно, ежели брать молодого, заяц он не совсем глупый'. 'А лисицу?' 'И лисицу – тоже. Знаю я о таких случаях... Но зачем она нам в доме? Дурной игривости в ней – до фига и больше, а посему эта рыжая стервь будет вымещать её на всём и на всех окружающих: драть мебель, грызть обувь, воровать еду... Причём воровать станет не с голодухи – а просто так, чтобы побегать от хозяина, поразвлекаться... Дворовую же мелкую живность всякую рыжая тоже будет изничтожать нещадно...'
И да, мы, хуторские мальчишки и девчонки, тоже ходили иногда с плетёными из лозы или лыка корзинками в этот лес. Ну, ещё и пару слуг-енотов с того двора, где растили хлопчатник, частенько с собой брали. В общем, считай, самостоятельно ходили, ну почти, – в том смысле, что с нами всегда парочка ребят или девчат тринадцати-четырнадцати лет была (почти взрослые!), для догляда за младшими. И даже с кое-каким оружьишком, чтобы хищника случайного отогнать... Собирали мы съедобные грибы и ягоды. Для себя и для продажи в городе.
Как вскоре выяснилось, не только мы одни в тот лес хаживали! Ибо одна из наших кошек, по кличке Мурчалка, родила четверых котят, и родила она их явно не от домашнего хуторского кота. Там кто-то из лесных котов принял участие... Родила тяжело, изрядно крупные котята были. Дядя тотчас же постановил: закопать! Котята эти – лишние, а если их и удастся куда-нибудь пристроить, то, когда вырастут, они всё равно диковатыми будут. Папаша-то лесной! Не нужны на хуторе или в деревне такие кошки. Вот некоторые Гости заводят себе вообще питомцев-манулов. Зачем? Это ведь совсем же тупые звери!
Младшая дядина дочурка Мыша сразу же горько заплакала. Я же робко предложил: 'Может, хоть одного оставим?' 'А и оставим', – сразу согласился дядя, однако потом добавил: 'Но ты тогда его к себе в город отвезёшь'. 'Отвезу', – насупился я. Потом спохватился: 'Нет, ничего не получится, мы с Втораком уже через две недели уезжаем. А котёнок тогда будет ещё маленьким'. 'Ладно, – сказал дядя. – Мы его к вам позже отправим, как подрастёт'.
Вот так в городе Змиеве появился котёнок Василий. Коего мои родители в наш дом не приняли, так как у нас своя кошка уже давно была, но зато нашли для него других хозяев. Стариков каких-то. Мне тогда было десять примерно лет.
И это, пожалуй, всё (вернее – почти всё), что пока стоило рассказать о моей деревенской жизни. И, кстати, да, самым незабываемым ощущением для меня было, когда жена Ждана постригла мне волосы на голове овечьими ножницами! Из-за подозрения на появление вшей. Никогда такое не забуду...
А теперь – о жизни городской.
Помимо учёбы и домашних работ (взять хоть тот же огород и кур), от которых родители меня и братьев моих не освобождали, у нас находилось время и на игры с нашими ровесниками. Это бывало обычно уже ближе к вечеру. А особенно много времени на всяческие игры и шалости было во время коротких так называемых 'малых промежуточных' каникул, которые и не 'летние' (два месяца), и не 'зимние' (четыре недели). Эти наши 'промежуточные' примерно соответствовали 'осенним' и 'весенним' каникулам школьников в реале.
И вот в одни из таких каникул, 'осенних', мне тогда шёл уже одиннадцатый годок – к нам пришло словно некое поветрие – играть в 'Гостей'... Некоторое количество которых постоянно болталось в городе, занимаясь загадочными для нас делами. Ну поиграли мы так некоторое время, три денька всего от силы, без энтузиазма, ну и ладно. А потом это поветрие как пришло, так и ушло, но не для всех.
Я и мои лепшие друзья Карась и Вторак (сын Фрола) – игру эту упорно продолжали. Сначала били 'мобов' – по большей части голубей, в тот месяц почти что оккупировавших наш Змиев. Миграция какая-нибудь, что ли? И не верьте, голубь это никакая не птица мира, как полагают христиане! Это, за малым исключением, сорная птица, этакие летающие и всё засирающие под собой крысы... Мы их больше сотни уже перебили, но потом взрослые заставили нас унести их трупы на свалку, что было довольно далеко, городские-то собаки с кошками их уже отказывались жрать... На том охоту на 'мобов' мы временно прекратили.
После этого мы стали осваивать новые 'профессии' и 'ремёсла', а также получать разнообразные 'навыки'. Однако и здесь нашего запала хватило только на один день.
Затем пришла очередь 'получать и выполнять задания' от взрослых горожан... Ага, а потом нам, дескать, за это будет какая-нибудь награда... Он 'системы', ну да.
Кстати, к нам тогда однажды ненадолго прибился мальчишка-Гость, года на полторы постарше меня. Звать Славик. Похоже, ему крепко надоело в яслях бить кролей, и он решил податься на вольные хлеба, к нам в город. Вот он-то довольно много нам об игре и игровых правилах и рассказал. Много мы узнали интересного...
Например, оказалось, что существует такой камень, безоар, который можно получить при разделывании какой-нибудь обычной жвачной скотины. От дикой – в одном случае из десяти, от домашней – сильно реже. Круглый камень (или иногда жемчуг) обычно бывает серого, чёрного или красного цветов. Со стандартным весом – 10 грамм, 30 грамм, 100 грамм, 300 грамм, 1 килограмм и 3 килограмма. Однако последние камни, самые увесистые, – можно получить исключительно с туш только самых крупных животных, вплоть до китообразных.
Безоар этот – камень магический. Используется либо как накопитель маны, либо является активным началом в Любовной магии, либо определяет яды. И продать поэтому его можно за неплохие денежки. В магическую лавку, естественно, продать.
А ещё при разделке всякой животины среднего размера выпадает нечто под названием 'кондо'. Что это за такое загадочное 'кондо'? А эту фигню игроделы нам тоже перенесли из своего реала. Презервативы... Ведь самые первые презервативы в реале изготовлялись когда-то из отростка прямой кишки – аппендикса. Наиболее 'подходили' овцы, но не только они... Потом их стали делать из материала под названием 'резинка' и поименовали – 'кондомами'. А здесь они – 'кондо'. И их тоже можно продать, как и безоары. В аптеку. Однако сильно дешевле они безоаров...
Также и про уровни он нам рассказал, и про характеристики, и про остальное.
В общем, хорошенько так паренёк нас просветил... А мы его за это накормили нашими домашними разносолами, он ещё и в сумку свою остатки несъеденные сложил.
Ну а потом мы с ним пошли по городу. За заданиями. Сначала – в ближнюю часть. Скажу сразу, ничего интересного в этом отношении на нашу долю не выпало.
Знакомые мне бабки Ненила, Параня и Вторуха поочерёдно попросили подмести им их дворики. За пирожки. Одинокий одноглазый дед Циклоп – в Храме Всех Богов второй глаз ему почему-то отказались восстанавливать – попросил полить грядки на его огороде. За это угостил нас холодцом и рассказал забавную байку – из историю возникновения соседнего Княжества Курского.
На том и всё, работа кончилась.
– Может, сходим в стражницкую? К моему отцу? – предложил я. – Мне там неделю назад довелось слазить на её чердак. Так оказалось, что весь он завален по щиколотку голубиным дерьмом и трупами сдохших голубей. Я их для интереса сосчитал, так получилось около трёх десятков... Так что ежели нам дадут задание это птичье дерьмо убрать...
– Ой, нормальная же штука! – заметил Вторак. – Размолоть в ручной ступке и посыпать под каждый плодовый кустик по пригоршне, а под дерево по две-три... После всё как на дрожжах растёт, а как плодоносит... У меня дед любит так в садике ковыряться.
– Не-не, – сразу же пошёл в отказ Славик. – Там же всю одежду себе изгваздаешь! А потом её надо стирать... Или – сразу выбрасывать!
– Это верно, – поддержал бессмертного Карась. – А ведь ещё и обувку при этом также испортишь. За что лично мне от моего бати влетит! За поршни-то... У него с этим никогда не заржавеет.
– Я тоже пас, – сказал, подумав, Вторак.
И пришлось нам пойти в другой конец города, менее мне знакомый. Я даже не всех людей знал там по именам.
В итоге заявились мы все четверо к одному вредному дедушке.
Дедушку того все уже очень с давних пор зовут Двумуд. Но сам он настаивает на Двомуте... Это не имя, если кому интересно, а его прозвище, причём ещё детское. Будучи пацаном, заметил он и заметили также его приятели, что одно его яичко в мошонке нормально этак себе висит, а вот второго – не видно! Сразу если – не видно, а так-то оно там тоже есть, но значительно выше висит... И стали другие пацаны дразнить его – Одномуд! Он протестовал, что-то доказывал, и настоял-таки в конце концов на своём. И прилипло к нему тогда совсем другое прозвище – Двумуд...
– Дедушка, мы скауты-пионеры-тимуровцы, – представил всех нас Славик. – Дайте нам задание, и мы вам и дрова наколем, и забор починим, и крышу залатаем, были бы только материалы.... И даже денег за это не возьмём!
– Спасибо, ребятки, какие же вы молодцы! Только по хозяйству я ведь и сам пока что управляюсь. А вот ежели соседу бы моему рыло начистить... Сможете?
– А сосед у вас кто?
– Да кузнец наш, городской...
– Это который из них? – вмешался я.
– Да Добрый...
– Ага, это, стало быть, будет Добрый Кулак... Не, тогда мы не сможем. У нас пока ещё здоровья на это не хватит. И долго таки ещё его не хватит.
– Вот и мне здоровья на этого бугаину тоже не хватает... Жалко... А вот хотя бы его поленницу дров раскидать сможете?
– Обижаете! Само собой. Но – ночью, потихонечку. Чтобы без шума лишнего.
– А ежели, скажем, ворота ему ещё дёгтем вымазать? Дёготь я вам дам.
– Тоже ночью.
– Ну вот и хорошо. Тогда – до ночи!
– А сейчас у вас работа для нас есть? – это опять Славик.
– Хм... Мальчики, а вот поросёнка вы мне не поможете зарезать? А то вырос чертяка, житья уже от него нет. Весь огородец мне изрыл, все яблоньки и прочие плодовые деревья повалил...
– Какой вопрос, дедушка! – это опять Славик. Он когда-нибудь в реале или в игре этих поросят хоть забивал? – Конечно, поможем.
– Тогда берите вот этот нож-свинокол, заходите в сарай. Там он у меня заперт.
Заходим. Через пару минут выходим, вернее – выскакиваем оттуда, дверь за собой поспешно закрываем. Подпираем её брёвнышком... Мы без ножа и в изрядно потрепанном состоянии. Хорошо хоть не в говне.
– Ну что, зарезали? – спрашивает с ехидцей дедуля.
– Да не, резать пока не стали, пускай лучше подрастёт ещё, – отвечает Славик. – А то он пока ма-ахонький... Но зато звиздюлей мы ему хороших навешали! Так что с недельку он будет вести себя хорошо. Ну а потом, если что, вы снова нас зовите. Третьяк, назови ему адрес!
Дедок отрицающе замотал головой, сказал:
– Не, адреса мне не надо, потому что я вас не позову. И ночью сюда не приходите, а то только кузнеца взбаламутите. Какие-то вы все из себя нерадивые... Уходите!
И мы ушли.
Да и больно-то нам это надо... Между прочим, этот Добрый – моего батяни давний хороший приятель. Он тоже когда-то в нашей страже городской служил. Так что...
– А может, тогда в Морочный переулок двинем? – спрашивает Карась.
Тут мне пришло время поведать, что же такое есть (и зачем они вообще есть) в нашем Тримире всякие-разные Морочные кварталы, Морочные улицы и Морочные переулки. Название коих происходит от слова 'морок'. И которые появились в нашем мире одновременно с Гостями. Причём они разом неожиданно обнаружились и во всех города континента нашего Китеж, и даже в некоторых сёлах, которые из самых крупных.
И 'жили' в них, оказывается, если так можно сказать, 'эфемеры'. Ну и здания и сооружения в этих 'морочных' местечках тоже были самыми что ни на есть эфемерными. То есть люди (и другие разумные) и дома там могли существовать иной раз всего один день, а на другой – на прежнем месте уже стоят совершенно иные дома и проживают в них совсем другие обитатели... Однако могло быть и иначе – одни и те же жители могли там жить целыми годами. И они могли помнить или не помнить, вашу встречу с ними накануне... В общем, ненастоящие они!
Исконные горожане в такие кварталы предпочитали не соваться и с их обитателями не общаться. И вообще – их не замечать, полностью игнорировать. Тем более, что и сами те обитатели на постоянных жителей внимания не обращали и за пределы границ своего квартала не заступали. Как-то жили они чисто своей эфемерной жизнью. Во многом условной.
И да, мы их и они нас узнавали и определяли инстинктивно. Как и игроки нас и мы их...
И вот в чём дело – их жизнь, вернее существование, была нужна исключительно для Гостей! Точнее – для 'выравнивания игрового баланса'. Ибо что, например, делать игроку, который нафармил несколько сотен кроличьих шкурок и ещё кучу кроличьего же мяса, если всё это нормальные люди в городе у него не скупают? И никто и нигде не покупает. Зачем оно им, да ещё и столько? Ответ тут прост: игрок идёт в Морочный квартал и уже в нём всё до последнего кроличьего хвоста и сбывает! Ибо там эфемеры скупают у игроков абсолютно всё, имеющее хоть какую-то ценность, даже весьма сомнительную... Причём скупают вне всякой зависимости от спроса на такую продукцию снаружи своего квартала.
А ещё там же игроки могут закупиться абсолютно всем, чем только захотят, были бы деньги. А ещё в 'морочных' местах в тамошних трактирах драки – каждый день... А ещё там игроку можно почти безнаказанно убить любого эфемера, ибо ранг тех соответствует рангу разумных мобов...
Правда, и Гостя там тоже запросто могут отправить на респаун. Но – не исконного горожанина, на горожан эфемеры не агрятся, если те сами с ними не задираются... А ещё там – раздолье тёмным гильдиям... А ещё – игроку там всегда можно получать разные задания для своей прокачки...
Однако ухо Гостям там надлежит держать востро!
Что Славик нам ещё раз и подтвердил.
– В Морочный? – переспросил он. – Не хотелось бы. Я там уже вчера побывал.
– Ну и как, успешно? – полюбопытствовал Карась.
– Сдал в приёмную лавку все шкурки и мясо. Были они тогда у меня... И получил за них медь и даже сколько-то серебра.
– Что-то ты не больно похож на владельца серебра, – заметил я.
– А я им не долго и пробыл. Меня на обратном пути обокрали, до нитки практически. Только пустая сумка при мне и осталась. Даже фляжку кожаную тиснули, сволочи... С моим 'Эпическим' уровнем в 'морочных' местечках делать пока что нечего.
– Послушай! – встрепенулся я. – А ведь нас-то, не игроков, эфемеры вроде не трогают. Давай тогда ты нам на хранение всё своё имущество отдашь. Да и пойдём.
– Да у меня из имущества того – только разве пирожки...
Вот так я впервые оказался в Морочном переулке нашего Змиева.
Сначала мы подошли к так называемой 'диспетчерской', где игроки в первую очередь и искали для себя задания. Там стоял страшенный гвалт, одновременно, перебивая друг друга, разговаривали, смеялись и ругались сразу десятки Гостей.
Кстати, здешней 'диспетчерской' оказался нынче трактир, единственный сегодня в том переулке. Вернее, сам трактир – и прилегающая к нему площадка. На коей, по случаю ясной погоды, и кучковались бессмертные.
Мне пришлось услышать очень немало интересных для себя диалогов...
– Эй, нубьё! Да, именно вы пятеро, к вам обращаюсь... А ну чешите отсюда крыс ловить в подвале нашей Гильдии, чего расселись? Это задача как раз для таких великих воинов, охотников и героев, как вы, придурки!
– Наконец-то хоть кто-то признал во мне отличного воина.
– А во мне – охотника. Да ещё и великого притом...
– Пойдём, что ли, разомнёмся? Ребята, двинули, солнце ещё высоко!
– Видел, какой крутой у той новенькой эльфы-наёмницы, ну которая, видимо, только недавно из 'детсада' выползла, боевой веер?
– Не-а, покажи!
– Отойдём-ка в сторонку...
– Ежели у них расплатиться денег нет, тогда ты проси оплату произвести борзыми щенками. Согласно древним русским традициям!
– Нету у них таких щенков, в смысле годных. Только какие-то идиотские гибриды таксы с чихуахуа разве что... Которых наши питомцы-кошаки на раз задавят! Те и пёрнуть не успеют. Такшта такого щастья вот мне лично не нать. Пусть уж лучше денежки плотют...
– Эти колдуны-нелегалы вообще охренели! Они на Новый Год растят священные ёлки прямо в домах! В том году здесь так было, и нынче опять сюда припёрлись...
– Это вообще-то друиды... Сиды-чудины с севера.
– А мне как-то пофиг! У них нет лицензий, и они забирают нашу законную работу! Работу сертифицированных Дедов Карачунов! Аватаров самого Кощея Бессмертного!
– Что это значит – куртуазный?
– Гм, как бы тебе объяснить-то... Вот ты, когда Дуньку Кулакову пользуешь, мизинчик этак куртуазненько отгибаешь?
– Понял тебя! Нет, я тогда, выходит, не куртуазный... Сань, а, Сань, посоветуй, какого мне лучше пета себе взять. Недорогого.
– Затрахал уже своими идиотскими вопросами! Заведи себе хомячка, блин, он тебе любимцем из любимцев станет...
– А разве хомячки – это не расходники для других животных?
– Ну это смотря ещё какие хомячки...
– Серый, ты где этой ночью шлялся?
– Да по переулку этому и гулял. Свежим воздухом дышал. Усиленно.
– Так тут же ночью вор на воре, бандит на бандите! Ночная гильдия... Ты такое слово хоть слыхал когда-нибудь?
– Ну а то.
– Ну ты и отморозок... Везучий отморозок!
– Ну да, везучий. Вот смотри: десять кошельков, дюжина кинжалов, два золотых и три серебряных кольца! Ну и ещё несколько разных монеток россыпью. А шмотки бандитские я не брал, потому как их от крови западло отстирывать.
– Вот это ты зря... Шмот хоть хороший был? Надеюсь, не жбонь или шмурдяк?
– Да так себе... Это ж были обычные мелкие гопники.
– Всё равно зря. Можно было хотя бы енота трактирного попросить, который обычно портянки здесь постояльцам стирает, он бы и шмот заодно тебе постирал. Правда, говорят, ворюга он ещё тот.
– А он бы меня лесом послал.
– Так еноты вроде бы по-нашему не разговаривают? У них, говорят, пасть для русской речи плохо приспособлена?
– А он бы меня – жестами, Витюня, жестами...
– Ну это да. Кстати, это не к тебе тут трактирная девка идёт? Вон та?
– Та? Да, Витюня. Она ко мне.
– Барин, я вам постель чистую постелила – идите угнетать!
– Постель, что ли, угнетать?
– Нет, барин, меня!
– А...
– Цена – одна серебрушка.
– Ну пошли...
...Работы мы себе тогда всё-таки нашли – у какой-то горбатенькой бабуси эфемерки. Она попросила, чтоб мы ей 'всего пару грядочек' вскопали. А она уж нам за это даст аж целых четыре медяка. От себя оторвёт... Лопат было две штуки. Заступы. Оба деревянные, режущая кромка окована жестью. Копали мы посменно.
А грядки-то те были немалые, ох изрядные... Но мы их всё ж таки вскопали. Два часа времени на это действо ушло, как сказал нам потом Славик, сплёвывая под ноги тягучую слюну.
И вот – неожиданное вознаграждение нам от системы! Перед нами всплывает светящаяся надпись:
'Ваша награда за прилежание – комплект легкобронированных доспехов! На коем лежат чары нетленности. Чтобы получить данную награду – копните грядку чуть глубже'.
Славик и копнул. И его лопата тотчас зацепила какой-то свёрток, который мы тут же и развернули. Почти в унисон разочарованно вздохнули...
Блин, да это же никакая не воинская справа! Вот ни разу не она... Потому что – женская! Впрочем, женщины в нашем мире тоже бывают воинами, притом частенько. Взять хоть тех же меотийских амазонок. Но... Что же мы тут, бляха-муха, видим?! Кожаная юбка, кожаный бронелифчик и... Кожаная плеть?! Вот дела-то. Впрочем...
Славик по сему поводу сказал:
– Берём! Единственный бесплатный шмот выдают только в стартовой локации. Скинем сразу эту непонятную бабью хрень в ближайшей здешней лавке.
Кстати, как я потом узнал, ту светящуюся надпись видели только Славик и я. А Карась с Втораком заметили только совсем слабенькое недолгое мерцание. Славик нам объяснил: подобные надписи 'от лица системы' способны видеть только игроки да очень немногие местные, преимущественно маги.