Текст книги "Впереди - полоса"

Впереди – полоса

Проделав пилотаж в зоне, Алексей Баталин осмотрелся. Впереди – заснеженные пики, слева – зеленая долина, в долине петляет речка – быстрая, холодная, белая от пены. Вдалеке на зелени – серый штрих бетонной полосы, за ней угадывается скопление домов – городок.

– Двести пятый, я одиннадцатый.

– Одиннадцатый, я двести пятый, – послышался в наушниках голос руководителя полетов. – Разрешаю посадку.

С потерей высоты долина становится шире, но горы остаются такими же громадными.

После третьего разворота он выпустил шасси, убрал ручку управления двигателем – в обиходе РУД – на упор малого газа. Убрал резковато. Обороты быстро уменьшаются. И вдруг оборвался звук работающего двигателя! В следующую секунду Баталин уже докладывал:

– Двести пятый, остановился двигатель.

Он не отрывал глаз от стрелки высотометра, а правая ладонь, сжимая ручку управления, действовала как бы сама по себе и задавала машине наиболее выгодный угол планирования.

«Спокойно! Без паники! Высота еще есть. Надо попытаться запустить двигатель».

– Баталин! – раздался в наушниках голос руководителя полетов. – Переключи…

Потом Алексей пытался осмыслить, сам он сделал все необходимые переключения или следовал командам с земли. Очень уж совпадали его собственные действия с командами!

Стрелка указателя оборотов дрогнула, пошла вправо, до слуха донесся нарастающий свист: двигатель запустился. Обороты плавно возрастают, стрелка приближается к отметке «40».

Взлетно– посадочная полоса. Удар о бетонку тяжеловат. Ничего, обошлось. Бежим по полосе…

* * *

Тягач отбуксировал машину Баталина. Набежали специалисты. Механики по авиационному оборудованию быстренько извлекли опломбированную бортовую систему автоматической регистрации параметров полета. Было слышно, как техник самолета Владимир Торгашин и механик Анатолий Драчев о чем-то спорили, слов не разобрать. Двигатель перед запуском они проверили, после запуска прослушали. Кто ж виноват, что он остановился.

– Черт его знает, товарищ лейтенант, – с досадой проговорил Торгашин. – Думали-думали, ничего не придумали.

– Я слышал, как вы думали.

– Не должен был он останавливаться!

– Это вы в цель, – ответил Баталин. – Прямо в яблочко. Он вообще не должен никогда останавливаться, пока не остановишь.

Подошел заместитель командира эскадрильи по инженерно-авиационной службе капитан технической службы Сливкин в сдвинутой на затылок фуражке. Рыжие волосы Сливкина слиплись на лбу.

– Ну что? – обратился он к технику и механику.

– Ничего, Григорий Денисович. – Торгашин развел руками. – Если и есть что, так снаружи не видно. Разбирать надо.

– Разбирать погодите! Команды не было. А в журнале летчик расписывался перед вылетом?

– Обязательно, Григорий Денисович. Без этого они не взлетают.

Сливкин повеселел и обернулся к Баталину.

– Поди, что-нибудь не так делал, а, лейтенант?

– Делал как надо, – холодно произнес Алексей.

– Тогда и волноваться нечего. У нас все в порядке, у тебя все в порядке. Блеск! А ты чего, лейтенант, в костюме паришься? Иди переодевайся – в штаб все равно вызовут. Сейчас прибористы графики там всякие чертят, на линейках подсчитывают – ищут. Чего на припеке-то сидеть?

* * *

Переодевшись, Алексей направился к стартовому командному пункту, где летчики в тени невысоких деревьев дожидались своей очереди на вылет. Тарас Лапшин подвинулся на длинной низкой скамейке.

– Садись.

– Благодарствую.

Тарас повернул к нему остренькое свое лицо, усеянное крупными веснушками.

– Нашли отчего?

О предпосылке к летному происшествию знал уже весь аэродром: динамики развешаны повсюду.

– Ищут, – отозвался Баталин.

– Если так долго ищут, значит, ты не виноват, – задумчиво произнес Лапшин.

Он был уверен: произошла какая-то чертовщина, машина сама «взбрыкнула», а может быть, и скрытый заводской дефект. Об этом в училище говорили на занятиях. Летаешь себе, летаешь, вдруг – неожиданное «взбрыкивание».

Летчики не прислушивались к беседе молодых пилотов. Из динамика над головой слышались распоряжения руководителя полетов, командира второй эскадрильи майора Алдонина.

* * *

Внешний осмотр двигателя ничего не дал. Командир полка Сердюков приказал разобрать на «одиннадцатке» силовую установку.

– Выходит, полеты прекращаем? – спросил старший штурман полка подполковник Якунин.

– Нет, летаем. Мы и так еле в план укладываемся. Не знаю даже, как будем выглядеть в соревновании с этой предпосылкой!

В одном из помещений командно-диспетчерского пункта специалисты анализировали записи бортовой регистрирующей аппаратуры – САРПП. Мнения разделились. Одни утверждали: виноват летчик, другие возражали.

– Все ясно, – заявил руководитель группы дешифровщиков капитан Омелин, молодой мужчина с залысинами до макушки. – Пилот второпях переместил РУД за положение «стоп». Вот и все!

– Из чего это видно? – спросил командир первой эскадрильи майор Попов.

Скулы у Попова были шире лба, нос немного удлинен и загнут книзу. Волосы цвета соломы распадались на стороны, как их ни зачесывай.

– Смотрите сами. – И капитан принялся водить пальцем по линиям графика. – Вот эта нисходящая – линия записи оборотов. В этой точке – обозначим ее точкой «а» – она изламывается. Видите?

– Почти незаметно.

– Но ведь есть! Что тут отрицать?

– Я ничего не отрицаю, – ровным голосом ответил Попов. – Я только говорю: излом почти незаметен.

Капитан загорячился.

– Ваш летчик поставил РУД на «стоп» или даже за «стоп». Сработал гидрозамедлитель, обороты уменьшились до нуля. Вот и все!

– Не вижу истоков вашего «выходит», – по-прежнему не повышая голоса, произнес Попов. – Так и я могу объяснить: в силовую установку перестало поступать топливо, обороты уменьшились до нуля. Где же причина?

– Э, нет, товарищ майор! – Омелин усмехнулся. – Мое «выходит» подкреплено объективными данными. Вы обычно шасси выпускаете перед третьим разворотом, не так ли?

– Обычно. Но не во всех случаях.

– А какая при этом выдерживается скорость?

– Не свыше пятисот пятидесяти.

– Вот то-то! – капитан с торжеством поднял палец. – А у вашего летчика она была равна семистам! Отсюда выходит: времени до посадки в обрез, необходимо резко снижать обороты. В спешке РУД переводится не в положение малого газа, а на «стоп». Но ваш лейтенант этого не видит, потому что выпускает тормозные щитки.

– Совершенно с вами согласен, – послышался от двери голос подполковника Кострицына, заместителя командира полка. – Я запрашивал дальний привод, там подтверждают: один из истребителей шел к полосе на повышенной скорости.

Попов не заметил, как вошел подполковник.

– Кто именно подтверждает? – спросил он, не оборачиваясь к Кострицыну.

– Ефрейтор Юрчишин.

– Хорошо, – сказал Попов. – Я с ним поговорю.

– То есть, – подполковник впился взглядом в комэска, – вы намерены ревизовать мои слова?

– Я намерен отыскать истинную причину остановки двигателя. Но для этого мне нужны факты. Не сомневаюсь, что Юрчишин говорит правду, но мне нужно расспросить его подробнее.

– Шерлок Холмс! На версию других выдвигаете свою?

– Сравнение неудачное, – парировал Попов.

Кострицын обратился к Омелину:

– Распорядитесь принести записи «одиннадцатой» в предыдущих полетах.

– За какой период? – уточнил Омелин.

– За самый короткий. Хватит записи предыдущего полета Баталина.

Принесли запись, началась дешифровка. Попов внимательно следил за ходом дела. Картина складывалась не в пользу Баталина. В предыдущем полете после третьего разворота он держал скорость около семисот километров в час.

– Ну, что вы скажете, товарищ майор? – обратился к нему подполковник. – Хотите, расшифруем и другие записи?

– Зачем?

– Чтобы вы имели факты .

– Дело ваше, – невозмутимо отозвался Попов. – Чем больше, тем лучше. Но даже один этот факт противоречит вашей версии, товарищ подполковник. Скорость после третьего разворота была завышена, а двигатель не останавливался. Не останавливался он и во всех предыдущих полетах.

Попову нельзя было отказать в логике. Даже Омелин склонил голову, призадумавшись.

Кострицын вышел из себя.

– Да он, этот ваш Баталин, либо разболтан до предела, либо вообще больной! – выпалил он. – Вместо того чтобы думать о пресечении нарушений, вы вздумали выгораживать виновника!

– Я попросил бы разговаривать со мной так, как требуется по службе, – заметил Попов.

– Надо гнать таких из авиации! – не слушая командира эскадрильи, продолжал Кострицын, – Вам известно, что он во время полетов песни поет, стихи сочиняет? У вас в воздухе есть время петь? Нет? И у меня нет, и ни у кого нет! Он и вас и всех нас подведет под монастырь! Он на нашу голову инспекторов нашлет, а нашу часть, как вы знаете, должен посетить маршал! Кого вы защищаете, товарищ майор?

– Никого, товарищ подполковник. Летчик Баталин в защите не нуждается: он не останавливал двигателя. Капитан Омелин может не знать, но вам превосходно известно: конструкция рычага управления двигателем на нашем истребителе исключает непреднамеренное перемещение его в положение «стоп». Это проверено экспериментально. И я хочу разобраться объективно…

– Это не объективность, – прервал его Кострицын, – это объективизм! Вы защищаете честь мундира!

* * *

На разборе полетов, выслушав мнения по поводу предпосылки, командир полка сказал:

– С выводами спешить не будем. Техники разбирают двигатель. Послушаем, что они скажут.

Сердюков велел остаться командирам эскадрилий и их заместителям. Летчики разошлись.

Попов связался по телефону с ефрейтором Юрчишиным.

– Я не говорил, что скорость была завышена, товарищ майор, – ответил удивленный Юрчишин. – Я сказал товарищу подполковнику: мне показалось, что кто-то прошел над нами быстрее обычного.

И тут Кострицын передернул!

С первых дней пребывания Баталина в полку у него не сложились отношения с Кострицыным. Началось с торжественного построения. В то утро Сердюкова вызвали в штаб округа, он поручил провести церемонию заместителю. Кострицын, намолчавшись, увлекся речью так, что заскучали и «старички» и новички. Попов отметил про себя: как важно уметь говорить коротко и ясно!

Неожиданно Кострицын умолк и остановил взгляд на Баталине.

– Что вы сказали рядом стоящему, лейтенант?

– Сказал, горы красивые, товарищ подполковник.

– Вам что, надоело меня слушать?

– Нет, пожалуйста… – Баталин смутился.

Многие едва сдерживали улыбки.

– У вас, лейтенант, будет еще много времени любоваться горами!

Нет, не забыл подполковник того построения!

Баталина в гостинице не оказалось. Дежурная, пожилая женщина, спросила Попова:

– Вы не Алексея, случайно, ищете?! Он вам записку оставил.

«Юр. Алексан.! – прочитал Попов. – Я у Логинова. Бат.».

Дом Логинова, командира звена, как и большинство домов в городке, был построен на две семьи. Палисадники, небольшие огороды, несколько фруктовых деревьев, три-четыре ряда виноградных лоз под проволочной сеткой. Многие соорудили душевые кабины: четыре столба, мешковина, списанный подвесной бак из-под топлива.

Логинов долго ждал очереди на бачок, дождался и получил. Он позвал на помощь товарищей. Работа во дворе кипела. Сам Валерий Логинов, Мохов и Лапшин тесали столбы. Баталин долбил ломом ямы.

– Вижу, помогать не надо, – сказал Попов. – Народу целая рота.

– Почему не надо? – живо отозвался хозяин. – Досок для настила нет, а Шевченко обещал. Сходил бы принес.

Логинов ловко орудовал топором. Стружка не падала на землю, а завивалась спиралью. Бревно оставалось гладким, словно по нему провели рубанком. Логинов был родом из костромской деревни, а вот Тарас Лапшин из сальских степей, и топором орудует так, будто собирается столб перевести на дрова.

– Так ты пойдешь за досками, нет?

– Пойду, но с Алексеем. Поговорить надо.

Логинов понимающе кивнул. Баталин бросил лом. Улица пустынна. Промчалась на велосипедах стайка ребятишек, – пыль и снова тишина.

– А ну-ка, Алешка, по совести: ставил ты РУД на «стоп» или нет?

– Да нет же, Юрий Александрович! – горячо заверил Баталин. – Я, если хотите знать, когда перевел на малый газ, еще посмотрел: точно, «мал. газ». Какой мне смысл врать? Так и так предпосылка. Стал бы я терпеть, чтобы у меня двигатель разбирали! Я летать хочу, Юрий Александрович.

– «Мал. газ», говоришь… Времени у тебя было в обрез, могло показаться.

– Нет, Юрий Александрович, хорошо помню: малый газ.

– Омелин мужик толковый, но не знает он одного: если перевести РУД на «стоп», на схеме не будет того излома. Излом потому и получился, что ты перевел рычаг на уменьшение оборотов. Но почему же остановка, черт бы ее побрал?

– Не знаю, – ответил Баталин, глядя под ноги. – Сам думаю и удивляюсь.

– Ладно, будем искать. Но это счастье, что перед тобой полоса была! А случись такое в зоне, на маршруте? Над горами летаем! Вот почему надо обязательно найти причину.

– Техники найдут. Шевченко пригласят, он докопается.

– Слушай-ка, а что ты там рифмовал в полете: «Тараска» – «аска»?

– Да это Лапшин чуть в зону ко мне не влез, я и пригрозил: погоди, Тараска, будет тебе встряска!

– Гм… А кое-кто считает, что ты стихи в зоне сочиняешь. Поостерегись!

* * *

В сумерках с реки вернулись жена Логинова Катя и шестилетняя дочь Маринка.

– Первое разогреть? – спросила Катя.

– Давай сразу второе, – ответил муж.

Щелкнула дверца холодильника, Катя поставила на стол бутылку водки. Хозяин принялся разливать. Свою рюмку Баталин отставил.

– Я – пас.

– А тебе-то как раз и не мешало бы!

– Завтра в штабе разговор предстоит. Кострицын учует.

– Молоде-ец! – одобрил Логинов и обратился к жене: – Присядь, подруга жизни. Устала?

– Я лучше пойду Маришке почитаю, ведь вы сейчас начнете про полеты-самолеты говорить. А потом еще и кофе запросите.

– Как пить дать!

– А кто будет готовить?

– Ясное дело, ты.

– За это я тебе утром рубашку не выглажу.

– Понесешь наказание!

Катя была права: разговор шел о служебных делах.

– Ты, Алексей, особенно не переживай, – наставлял Логинов. – Держи хвост морковкой. На первых порах у всех что-нибудь случается. И у меня было, у Юрия вот да и у самого Кострицына. Хороший был мужик, но почему-то забывать об этом стал. А – был!

– Кофе нужен? – послышался из кухни голос Кати.

– В самый раз!

– Ты, Валера, супругу не в лотерею выиграл?

– Где уж, Юра, такую выиграть! Такую искать надо. Искать да искать, тогда и повезет.

В темноте хозяева провожали гостей. В свете фонаря увидели: высокий мужчина в форме вышел из калитки на той стороне улицы и скрылся в ближайшем переулке.

– По-моему, Кострицын, – тихо произнес Тарас.

– Ну и что? – спросил Мохов.

– Окна были открыты. Он мог нас слышать.

– Ну, о нем-то мы как раз хорошее говорили!

– Все равно скажет: пьянствовали.

– Это он от врача вышел. Что бы значило?

– Может, заболел?

– Завтра узнаем.

* * *

Попов пришел в свою холостяцкую квартиру, включил свет, открыл окно и лег с книгой на диван-кровать. Не читалось.

Когда он с женой приехал сюда, Наташа воскликнула:

– Это ужас, Юра! Куда ты меня завез? Кошмар!

Через два месяца прилетел ее отец. Он молча прошел в кухню, открыл холодильник – пусто. Посуда немытая, стол с утра не прибран. Крутой характером отец Натальи взбеленился.

– Мерзавка! Ты знаешь, как летчику нужно питаться, как отдыхать?

Уехал он на другой день, сказав зятю:

– Прости! Не сумел я ее воспитать, проморгал где-то. Не годится она в жены.

Наталья всплакнула. А на другой день вернулся Юрий с аэродрома – нет жены. Дверцы шкафа нараспашку, вещи раскиданы. Уехала.

Ворвался Логинов.

– Слушай, Сердюков машину дает. Говорит, нагоните автобус в городе.

Юрий даже не спросил, откуда друг знает о случившемся: в городке всегда все знают.

– Не стоит, Валера.

Утром Сердюков вызвал Попова, Логинова, инженеров и техников.

– Итак, что же с двигателем одиннадцатого?

– Пока ничего особенного не обнаружено, – ответил заместитель командира полка по ИАС подполковник-инженер Крушилин.

– А что обнаружено «неособенного»?

– Небольшое сужение маслопроводов лобового картера, – доложил инженер первой эскадрильи Сливкин.

– Думаете, это могло быть причиной остановки двигателя?

– Пожалуй, нет, – крайне осторожно ответил Сливкин. – Некоторые из деталей мы уже прокачали керосином – загрязнение минимальное.

– Что еще обнаружено?

– Трещина в жаровой трубе.

– Из-за трещин двигатели не останавливаются. Ваше мнение о причинах предпосылки?

– Пока ничего определенного, – был ответ инженеров.

– Подключите Шевченко.

– Есть.

Инженеры вышли. Командир полка обратился к Попову:

– Отстранять Баталина от полетов причин покуда не вижу. Но и резервную машину дать не могу. Возьмите спарку, проследите за его действиями, особенно перед посадкой. Если у вас неотложные дела, пусть летит ваш заместитель или вот Логинов.

– Нет, я сам.

* * *

Попов нашел Баталина в курилке неподалеку от СКП – стартового командного пункта.

– Отстранили? – спросил Алексей.

– Нет. Велено нам с тобой на спарке покататься. Пошли в дежурный домик, подготовимся.

– А какое задание? – спросил Баталин.

– Пустяки. Виражи, боевые развороты – левый, правый. Спирали – восходящая, нисходящая. Ну и посадка.

Алексей обиделся: и впрямь пустяки. Он уже «бой» с Логиновым вел, по маршруту ходил, на перехват его посылали вместе с Поповым.

Врач Олег Толмачев сегодня особенно занудливо выспрашивал его о самочувствии, тщательно проверял давление, пульс, а под конец спросил:

– Вчера на вечеринке не были, лейтенант?

– Почему вчера? Я каждый день на вечеринках бываю.

– Везет!

– Сами понимаете, холостой, неженатый.

«Кострицына работа», – подумал он, уходя от врача. Не иначе предупредил Толмачева: дескать, проследи утром, не дрожат ли руки.

– Не огорчайся, – сказал Попов. – Так уж заведено: за предпосылкой спарка. Давай-ка лучше глянем, какая у нас сегодня наземная, тактическая, синоптическая обстановка, рассчитаем, нарисуем себе всю картинку по этапам.

Пошли в костюмерную, облачились в зеленые высотные костюмы, запросили разрешение на вылет. Сидеть в спарке пришлось довольно долго. Наконец СКП дал команду запустить двигатель и рулить к исполнительному старту.

Взлетели, пришли в зону. Баталин доложил руководителю полетов, что готов выполнять задание. Разгон, левый вираж, правый… Разгон, правый вираж, левый… Левый боевой разворот, правый…

– Повторить! – услышал он в наушниках команду Попова.

Правый… Левый…

– Добирай ручку! Плавно!

Проделав восходящую спираль, Алексей вошел в нисходящую. Сперва делал мелкие витки, затем крупнее, еще крупнее, увлекся «раскруткой», однако Попов его не останавливал, никаких замечаний не делал. Баталин доложил на КП о выполнении задания, получил «добро» на посадку, начал строить заход.

Попов впился взглядом в приборную доску.

Прошли над дальней приводной радиостанцией – скорость завышена: около восьмисот. Попов забеспокоился, однако, переломив себя, решил не вмешиваться в действия Баталина до конца: надо хоть для себя прояснить.

Полоса приближается, скорость упала до шестисот пятидесяти, тем не менее она на сто километров в час превышает допустимую.

Баталин выпустил тормозные щитки. Попов видел, где они приземлятся – далеко за посадочной отметкой. Однако Баталин прекрасно чувствовал машину: он поставил РУД на «малый газ», выпустил до упора щитки и мягко коснулся полосы у самого посадочного знака, в то же мгновение выпустив тормозной парашют. Посадка получилась, что называется, тютелька в тютельку.

Баталин зарулил на стоянку. Подбежали техники, подставили бортовые лестницы. Юрий и Алексей покинули кабины и сняли шлемы.

– Скажи, почему ты и сегодня садился «на скоростях»?

– Разве? – удивился Баталин. – Я и не заметил.

– Ты на приборы смотришь?

– Конечно. Но не всегда.

– А вчера смотрел?

– Зачем, Юрий Александрович? – Баталин улыбнулся. – Я и так все вижу и чувствую.

– Слушай, Алексей, мне не до шуток! – строго сказал Попов. – Даже сам главный маршал авиации обязан изучать условия, при которых мы тут взлетаем и приземляемся. Ты завышал скорость неоднократно, но до вчерашнего дня этого не замечал или не хотел замечать никто, потому что садишься ты классно, ничего не скажешь. Тебя надо «ловить» над дальним приводом, и Кострицын вчера это понял. Потому-то в предпосылке целиком и полностью обвинили тебя. И что же? Ты продолжаешь свое! Тебе что, летать надоело?

– Юрий Александрович, но ведь если бы я вчера не завысил скорость, разве я дотянул бы до полосы?

– Ах, вон что! Выходит, ты еще и герой? Черт побери, но твой запас против тебя же и обернулся! Ты пытался избавиться от излишка скорости и остановил двигатель!

– Я не о двигателе сейчас говорю, – упрямо продолжал Баталин. – Выходит, всем было бы легче, если бы я действовал по правилам и скапотировал бы перед полосой! Зарылся бы носом в землю, а инструкцию не нарушил!

– Не говори глупостей!

Тем не менее Попова выбило из колеи рассуждение Баталина. Если он не останавливал двигатель, то завышенная скорость перед посадкой явилась для пилота спасением. Рельеф перед полосой неровный, катастрофа была бы неминуемой. Дьявольщина, но не поощрять же проступки! Эдак можно все с ног на голову поставить!

Угадав замешательство комэска, Баталинпопытался наступать.

– Это не глупости, это все из логики вещей. Сажусь без движка – недовольны. Сажусь с движком – недовольны.

– Хватит! – отрубил Попов. – Я вынужден отстранить тебя от полетов. Сдашь мне зачет через пять дней, тогда посмотрим.

* * *

Прапорщик Шевченко пришел на аэродром с рассветом. Он всегда приходил раньше всех.

Сняв чехлы, он отнес их от машины. Открыл люк осмотра двигателя и занялся привычной работой.

Аэродром начал оживляться: перекликались техники, громкоговорители разносили команды на всю долину, рокотали тягачи и топливозаправщики, синий дым медленно сносило на бетонку.

Пришел механик Петя Королев, «второгодник».

– Здравия желаю, Иван Макарович.

– Мое почтение. Куда ролик задевал?

– Какой ролик, Иван Макарович? – удивился Королев.

– Тот, что на тяге хотели заменить.

– У вас он, Иван Макарович.

– Весь ящик обыскал.

– Вы его, помнится, в карман клали.

Шевченко достал из наколенного кармана чистую ветошь, под ней – ролик.

– Будь ты неладен! Час ищу. – И прежним ворчливым тоном: – Чего стал? Помогай.

В кармане забыл – не беда. В кабине не забыть бы или в одном из лючков. Тогда – горе!

По долине прокатился грохот: это спарка пошла разведывать погоду. Обычно за погодой любит летать сам командир полка. Летая на спарке, он прикидывает, будет сегодня план или нет. Предугадать трудно: в горах погода меняется быстро.

Вернулась спарка, Сердюков передал «погоду» на КП. Тотчас загрохотали двигатели, истребители направились на старт. Гром при ясном небе – это первый из них пошел в высоту.

Потянулась в голубом пространстве белая нить. Командир звена первой эскадрильи Логинов поздоровался с Шевченко.

– Отчего не там? – показал глазами вверх Шевченко.

– Скоро, Иван Макарович. Переодеваться иду. А вас Сердюков просит осмотреть движок одиннадцатой.

– Выходит, не нашли ничего? – задумчиво сказал Шевченко, доставая ветошь и протирая руки. – Ну а сам как думаешь: останавливал парень двигатель или нет?

– Не останавливал.

Шевченко поскреб щеку.

– С виду ничего парень, только вроде как без царя в голове! С такими случается: сразу не сказал правду, а потом неловко признаваться. Мне, конечно, не в свое дело встревать не след, но я своему брату-технику верю. Народ знающий. Не нашли ничего – значит, не было. И я не найду! Не господь бог.

* * *

В костюмерной Баталин принял душ, надел обычную полевую форму. Аэродром живет, кипит. Хорошо ребятам! А тебя же дернул черт продемонстрировать свою, баталинскую посадку! Выходит, не то делай, что хочется, а что старшие велят.

В библиотеке он взял учебники и забрался в класс тактики. Тут было прохладно – окна на север. Раскрыв учебник по самолетовождению, он не заметил, как пролетели полтора часа. Вдруг в классе стало темно. Глянул в окно: горы наполовину затянуты тучами.

В коридоре послышался топот, дверь открылась, вбежали Мохов и Лапшин.

– А-а, вот он где!

Мохов объявил:

– Парадными колоннами – в штурманский класс! Лекцию слушать.

Кряжистый подполковник Якунин, старший штурман полка, при появлении молодых летчиков хмуро произнес:

– Опаздываете.

Уселись во второй ряд. Баталин положил перед собой учебники.

– Что за книги? – спросил подполковник. – Учебники? Недавно из училища – и уже учебники! И в кабину с собой берете?

– Никак нет, – гаркнул Алексей. – По причине отстранения от полетов.

Раздался смех.

– За что отстранили?

– За хорошую посадку.

– Не понял юмора. Ваша фамилия Баталин? Тогда знаю. Садитесь.

Якунин взял мелок, нарисовал на доске гору, слева от нее – изогнутую стрелку.

– Итак, рассмотрим, как влияет рельеф на воздушные потоки. Стрелка – это ветер. Гору он огибает плавно, а дальше происходит следующее… – Он провел волнистую линию. – Приземный слой, зона умеренной и сильной турбулентности.

Под волнистой линией появилась еще одна, потом еще и еще.

– Что мы наблюдаем при полетах в горах? – Якунин нарисовал силуэт самолета. – Прежде всего быстрое изменение направления ветра. Скажем, вы начинаете разбег при встречном ветре, в конце разбега он становится попутным, а после отрыва от полосы – боковым. Это особенно заметно на высокогорных аэродромах, но наш расположен в долине. Хорошо это или плохо?

– Хорошо, – сказал Баталин. – Но это и очень плохо.

– Удивительно тонко сказано! В долине ветер более устойчив, однако при наборе высоты надо смотреть в оба – машина быстро приближается к горам. Тут надо точно знать условия набора и метеообстановку не только на данный день и час, но и на данную минуту. Это сложно, и не мне вам говорить – испытали сами.

О сложностях Якунин говорил долго. В горах ветер часто меняет не только направление, но и силу, неравномерный прогрев склонов порождает хаос термических потоков, от болтанки захватывает дух, создаются дополнительные перегрузки.

– Вот они, твои красивые горы! – ворчливо заметил Мохов Баталину после занятий. – Такую красоту век бы не видеть.

– А я всегда говорил, что дело наше плохо. Тут либо – либо.

– Либо – что? – поинтересовался Тарас, всегда все принимавший всерьез.

– Либо летать и не слушать лекций, либо слушать лекции и не летать. Я давно заметил: в классе наговорят такого, что хоть к аэродрому не подходи!

Возле столовой летчики встретили Попова, он возвращался из магазина с хозяйственной сумкой. К сумке в свое время его приучила жена. Она дни напролет лежала на диване с книгой и командовала: «Ю-юра! У нас холодильник пустой». Когда Наталья сбежала, он одно время ужинал в столовой, а затем вновь пристрастился бегать за покупками.

После столовой Баталин, Лапшин и Мохов пошли в Дом офицеров смотреть кино. Когда вышли, с неба сеялся мелкий дождик.

Общежитие наполовину пустовало, голоса и шаги гулко отдавались в коридорах. Баталин и Лапшин пожали руку Мохову, сказали «чао». Они жили в одной комнате.

Тарас разделся и лег, взяв книгу. Он повернул к себе фото девушки. Девушку звали Таней, она была невестой Тараса. Историю его любви знали все, потому что он никогда ничего от товарищей не скрывал.

Тарас уже предупредил полковое начальство, что месяцев через семь ему понадобится отдельное жилье. Врач Толмачев его заверил: Тане обеспечена работа медсестрой или лаборанткой.

Пока Тарас читал, Алексей сидел за столом и писал сценарий. В основу его он положил историю любви Тараса и Тани. Работа продвигалась медленно – не хватало времени. Теперь свободного времени стало больше. Алексей дописывал эпизод неудачного сватовства Лапшина.

«Пугливо прислушиваясь к отдаленному лаю собак, Тарас пробирался огородами к дому невесты. Сапоги он крепко прижимал к груди, не желая, чтобы они испачкались в удобрениях. Позади оставались следы его ног сорок первого размера. Открылась дверь, и на пороге появилась близкая родственница невесты.

«Что надо?» – спросила она вечно простуженным голосом.

«Свататься», – ответил Лапшин.

«Ах, прошу проходить!»

В горнице сидел народ: родственники.

«Ну, где жених?» – жуя пирог, спросил один из самых бородатых родственников…»

Алексей вдруг вспомнил, что Мохов собирался почитать учебник. Баталин хохотнул: он знал Валеркину способность «отключаться», едва голова касалась подушки. По коридору он на цыпочках прокрался к Валеркиной комнате. Мохов спал при верхнем свете, на груди у него лежала книга «Расчет крыла самолета на прочность». Баталин взял книгу, выключил свет и вернулся к себе.

– Спит? – спросил Тарас.

– Как ангел. Смотри, что читает!

Даже хладнокровный Тарас удивился:

– Вот это да!

Баталин взял ручку и продолжал писать.

«Татьяна не нашлась что ответить родственнику, ее волновало качество пирогов. Родственница всплеснула руками.

«Ослепли! – вскричала она. – Поменьше пить надо!»

Народ начал разглядывать Лапшина, а тот сильно пригорюнился, и предчувствие его не обмануло.

«Если этот, то номер не пройдет».

«Почто?» – грозно спросила родственница.

«А рыжий. Дети рыжие будут».

Татьяна швырнула пироги в печку и ушла в светелку, а Тарас похлопал глазами и вышел через парадное».

– Дал бы почитать, – попросил Тарас, когда Баталин начал раздеваться.

Алексей молча протянул ему толстую тетрадь в коричневом переплете. Главный герой повествования прочел и произнес:

– Чушь, но написано хорошо. Вообще, Алешк, тебе надо по-серьезному писать.

– Не понял, – отозвался Баталин. – Про тебя по-серьезному?

– Не про меня, а так… Про всех.

– Издеваешься?

– Была охота!

– Тарас, ты в своем уме? Это ради смеха.

– Так ведь и получается смешно!

– Ну, ладно. Свет гасить?

На другой день была пятница, и летчикам объявили, что в субботу желающие смогут поехать в город на экскурсию – осмотреть недавно пущенный алюминиевый завод. После экскурсии можно будет остаться в городе на выходные дни – места в гостинице забронируют.

Утро выдалось таким же пасмурным, как и накануне. Когда стали подъезжать к городу, в тучах появились просветы, выглянуло солнце, все вокруг заиграло живыми, сочными красками.

Огромный завод стоял от города в стороне.

Главный инженер провел летчиков по цехам и лабораториям. В крытом переходе возле плавильного цеха висела табличка «Место для курения» и стоял бачок с водой. Баталин остановился, достал сигареты.

– Покурим.

Мимо прошли две девушки в одинаковых серых кофтах и красных косынках. На боку у каждой висел продолговатый черный футляр.

– Девушка, – обратился к одной Мохов, – скажите, пожалуйста, вашей маме зять не нужен?

Она приветливо улыбнулась.

– Смотря какой зять!

Мохов немедленно протянул руку:

– Валерий.

– Саша, – ответила она.

– Тарас.