Текст книги "Незнайка в городе деревянных гвоздей (СИ)"

Автор книги: Леонид Свердлов

Глава шестая
Основатели ОГР

«Только реакционер не поддержит ОГР! Покупайте акции Общества гигантских растений!» – прочитал Козлик на огромном плакате, висевшим на ограде шикарного особняка в центре города Знайкенберга (бывш. Грабенберга). Козлик неуверенно достал из кармана конверт и подошел ко входу.

– Куда прешь?! – на пути у него неожиданно возник милиционер с дубинкой. – Сюда нельзя.

– Мне очень срочно нужно увидеть распорядительного директора ОГР, – сказал Козлик, прижимая конверт к груди. – Меня прислали жители моей деревни. Мне обязательно надо с ним поговорить.

– Мало ли кого кто прислал! – грубо ответил милиционер. – Его все хотят увидеть, а голова у него одна, и за всех должна болеть.

– Извините, – ответил Козлик.

Он отошел от дома на несколько шагов, но вдруг вспомнил, что-то, вернулся, достал из кармана старую пожелтевшую газету и показал милиционеру фотографию на последней странице. Под фотографией было написано: «Сегодня господа Незнайка, Мигс, Жулио и Козлик основали Акционерное общество гигантских растений для доставки семян, находящихся на поверхности луны». «Это я», – сказал Козлик, показывая себя на фотографии.

Голова у Миги, действительно, была одна и болела она ужасно. Он лежал в постели, перемежая всхлипывания жалобными стонами, а верный секретарь Крабс ласково, по-матерински, прикладывал к его лбу влажный платок. Когда-то Крабс был управляющим у давилонского миллиардера Спрутса, но когда на Луну прилетел Знайка, Крабс глубоко проникся идеей освобождения трудящихся и вместе со спрутсовскими деньгами перешел на сторону народа. И не прогадал.

– Твое вчерашнее выступление в народном бредламе произвело небывалый эффект, – говорил он, поправляя компресс на голове своего шефа. – Все газеты повторяют твои слова о бывших капиталистах, которые припрятывают денежки вместо того, чтобы покупать акции ОГР. Твоя голова необходима всему народу, а ты вчера на журфиксе чуть было не лишил его этой драгоценности. Я же тебе говорил: ну табуретку, ну журнальный столик, но ведь даже не всякий профессор может головой сломать обеденный стол.

– Ох! – хныкал Мига. – Не буду больше. Или каску в следующий раз одену.

– Главное чтобы голова к утру прошла. Завтра ты должен быть в хорошей форме. Надеюсь, ты не забыл, что завтра праздник освобождения? Я уже подготовил твое телевизионное выступление. После него ты поедешь в народный бредлам. Там ты выступишь с речью. По всему пути следования восторженные толпы будут кидать цветы под колеса твоему автомобилю. Бояться не надо: я сам просмотрел все цветы, там даже у роз обрезаны шипы. На углу Большой Народной и улицы Счастья попросишь остановить машину, чтобы поприветствовать собравшихся коротышек. Там тебе дадут букет цветов и ребенка. Букет передай мне, а ребенка возьми на руки, скажи: «Вот оно – будущее Луны» и поцелуй его. Что ты должен сказать?

– «Вот оно – будущее Луны», а что-нибудь другое нельзя?

– Я уже сообщил в газеты об этой фразе.

– Мне всегда достается самое трудное: ты будешь стоять с цветами, а я буду целоваться с детьми!

– Ребенка подобрали легкого – удержишь. Я бы намазал его вареньем, но ведь ты же облизывать станешь.

– Ну, ты меня совсем за дурачка считаешь!

– А за кого же мне тебя считать после того случая с малахитовым бюстом?

– Это когда мне дарили мою голову, почему-то зеленую как лягушка? Ты же сам говорил, что я должен вежливо отказаться, дескать, это слишком дорогой для меня подарок.

– Да, но ты-то сказал: «спасибо, лучше деньгами».

Разговор прервал начальник охраны Спрыгль.

– К Вам пришел коротышка. Говорит, что он Ваш старый друг. Его зовут Козлик.

– Козлик! – закричал Мига, прячась под одеяло. – Он меня все-таки нашел! Говорил же я: «Зачем везде мои фотографии, будто я бандит какой?»

– Успокойся, дружище! – Крабс похлопал его по плечу. – Чего ты так испугался?

– Да ведь мы же с Жулио сбежали с деньгами от продажи акций. Он сейчас будет требовать деньги.

– Ничего он с тобой не сделает. Ты такой большой коротышка, что на тебя управы не найдешь.

– Это верно, – успокоился Мига, – тогда пусть заходит.

Когда Козлик вошел, Мига приподнялся на локтях и ласково сказал:

– Вот так радость! Здорово, братец, что же ты раньше ко мне не заходил? Я тебя давно жду. Вот, Крабс не даст соврать, только что о тебе говорили. Я еще спрашивал у Крабса: «Где это Козлик, что он не заходит?»

– Спрашивал, – подтвердил Крабс.

– Я живу далеко – в деревне, – ответил Козлик, – а к тебе я по делу.

– Ах, как я тебе завидую! – не дал ему договорить Мига. Ты там, на свежем воздухе, а я здесь, в душном городе, недосыпаю, недоедаю, думаю о народе. Ты видишь, чего мне это стоит: голова раскалывается от вечных трудов, от ломки старых устоев. Разве этот каторжный труд можно выразить в деньгах?

– Да, выглядишь ты неважно. Но все-таки перейдем к делу. Меня прислали жители моей деревни. У нас случилась беда.

– Увы! – воскликнул Мига, – Все деньги я трачу на заботу о народе, на борьбу за светлые идеалы этого, Крабс, как его? Ну, да ты сам знаешь.

– Мне вовсе не нужны твои деньги.

– Не нужны? – оживился Мига. – Крабс, дай моему другу конфету из вон той вазочки и принеси ему кофе: мне для Козлика ничего не жалко.

– Мы в своей деревне посадили гигантские огурцы, – начал свой рассказ Козлик. – Ну и возни же с ними оказалось: не приживаются у нас гигантские растения: почвы не те, опылять приходится со стремянки метлой, у нас ведь нет гигантских насекомых. Но все-таки два хилых огурца мы вырастили. Послали продавать. А в городе нам предложили за каждый огурец по сотне акций ОГР вместо денег. Разве мы для того создавали Общество Гигантских Растений, чтобы оно снимало последнюю рубашку с бедняков?

– Так и знал, что все кончится деньгами! – вздохнул Мига. – Не беспокойся, заплатят вам за огурцы. Крабс! Дай Козлику десять, нет, двадцать акций. Это мой подарок жителям вашей деревни.

– Спасибо, конечно, – сказал Козлик, вставая, – только мы, наверное, больше не будем сажать гигантские растения – разорительное это дело.

– Ну вот, а ты боялся! – сказал Миге Крабс, когда Козлик закрыл за собой дверь. – Видишь теперь: ничего страшного.

– Скажешь тоже, ничего страшного, – проворчал Мига. – Последнюю рубашку я с бедняков снимаю. Как тебе это нравится? А если он в следующий раз все-таки потребует те деньги? С него станется! Что тогда делать прикажешь?

– Да не переживай ты, Мига, – Крабс погладил председателя ОГР по голове. – Не придет он больше.

– Точно не придет, обещаешь?

– Обещаю, – ласково ответил Крабс.

Глава седьмая
Каталажка

Не всякой каталажке так везет с начальником, как той, в которую привезли Козлика. Этот коротышка знал, как важно для пользы дела заботиться о подчиненных и проявлять к ним искренний интерес. Когда машина с Козликом въезжала в ворота, он как раз заметил, что милиционер Дригль в хорошем настроении, и, как обычно, спросил:

– Что это ты, братец, сегодня такой веселый?

– Не могу знать! – честно ответил Дригль.

– Как не можешь? Ты, наверное, радуешься тому, какой у тебя начальник?

– Так точно, именно об этом я и думал!

– Так что же ты мне не говоришь? Вечно из тебя каждое слово надо вытягивать! А почему ты меня считаешь хорошим начальником?

– Я Вас считаю таким хорошим потому, что у Вас очень умное лицо и блестящие пуговицы, – отрапортовал Дригль.

– Ты знал это и молчал?!

– Виноват, я боялся задеть Вашу скромность.

– А вот этого делать не надо. Ни к чему меня от всего беречь. Я должен знать, что наболело на душе у моих подчиненных. Вот у тебя, Дригль, что наболело на душе?

– Не могу знать!

– Как это не можешь знать? Неужели тебя ничего не волнует? Может, ты боишься чего?

– А! – понял наконец Дригль. – Так точно, я боюсь, что Вас за Ваши выдающиеся заслуги назначат начальником милиции, и Вы уйдете от нас.

– Да, – вздохнул начальник каталажки, – с такими как я это случается. Что же ты такую тяжесть на сердце держишь и не поделишься ни с кем. Со своими страхами и бедами ты ведь всегда можешь обратиться к непосредственному начальству. Скажи и сразу легче станет. Тебе ведь стало легче?

– Так точно!

– Вот и хорошо. Я тоже с тобой поделюсь. Я думаю, что бываю слишком строг с подчиненными.

– Никак нет, – мужественно возразил Дригль, – Вы строги только когда мы этого заслуживаем.

– Смотри, Дригль, другой бы начальник не потерпел, что с ним спорят подчиненные, а я не такой. Ты, если видишь, что я не прав, то сразу говори мне, что не согласен. Я ведь всегда признаю свои ошибки.

Вот какой хороший начальник!

Козлику уже случалось сидеть в каталажке, но при старом режиме, так что сейчас он имел возможность сравнить и убедиться, что тут все стало значительно лучше. Здесь больше не держали опасных бандитов, с которыми страшно было вместе находиться. Население здесь стало гораздо приличнее. Только два брата грабителя Ножик и Режик, попавшие сюда случайно, своим внешним видом напоминали о том, что это все-таки каталажка.

Выбрав место на полке, Козлик от нечего делать стал наблюдать за своим соседом – худым коротышкой, который, сняв со своей совершенно лысой головы цилиндр, достал оттуда скатерть, два бутерброда с колбасой, носовой платок, запасные носки, два гвоздя, зубную щетку, гребешок, две акции Общества Гигантских Растений, членский билет общества друзей животных, записную книжку, шариковую ручку, картофелину и карманный справочник «Все о макаронах». Он разложил все это в ряд, пересчитал слева направо и, записав результат, посчитал еще раз справа налево, записал и этот результат и, сравнив полученные цифры, остался очень доволен. После этого он расстелил скатерть у себя на коленях и съел один бутерброд. Пересчитав свое богатство еще раз, коротышка загрустил, сложил все обратно в цилиндр, кроме справочника о макаронах, который тут же принялся читать.

«Ну и скуперфильд! – подумал Козлик. – Наверное, бывший капиталист. Правильно таких в каталажку сажают».

А бывший капиталист захлопнул книгу и, мечтательно глядя на Козлика, сказал:

– Что не говорите, а будущее за макаронами с резьбой!

– Ну уж нет! – закричал Козлик, соскочив с полки от волнения. – Мне тут уже один сказал, что будущее за гигантскими растениями. Больше я ни в какие авантюры ввязываться не собираюсь!

В это время дверь камеры открылась, и Дригль втолкнул маленького рыжего коротышку в клетчатой кепке. «Открой, мерзавец! Ненавижу!» – крикнул тот, когда дверь захлопнулась. Затем он выбежал на середину камеры, сорвал с себя кепку и запричитал, бия кепкой себя в грудь: «Господа! Я здесь, как и вы, за то, что боролся с ненавистным Обществом Гигантских Растений. Когда я вырвусь отсюда, я все отдам чтобы его поскорее уничтожить. Скажите только к кому мне обратиться, когда я освобожусь! Может быть, вы знаете честных коротышек, которые, как и я, ненавидят Мигса, скажите, где они собираются и где хранят оружие!» Он хотел еще что-то сказать, но вдруг к нему кто-то подскочил и со всего размаха ударил его кулаком в глаз. «Правильно! – послышался голос. – Добавь ему еще от меня». «Помогите! Спасите! На помощь!» – завопил рыжий, кидаясь к двери. Вбежавшие милиционеры вытащили его из камеры.

– Вы только посмотрите, – скулил рыжий, показывая на подбитый глаз, – ведь это у меня неделю не заживет. Добавили бы хоть десять фертингов за производственную травму.

– Обойдешься! – грубо ответил ему Дригль. – Лечат теперь бесплатно, так что сантика не прибавим.

Проклиная свою работу, коротышка пошел в следующую камеру.

А Дригль налил себе чаю и включил радио.

«Внимание! – объявил голос диктора. – Начинаем трансляцию разговора распорядительного директора Общества Гигантских Растений, председателя большого народного бредлама Мигса с Землей».

– Земля! Как меня слышно? – раздался голос Миги.

– Хорошо, – ответили с Земли.

– Это Знайка?

– Нет, это Небоиська. А Знайка оказался просто жалким врунишкой. Все, что он говорил про Солнечный город, оказалось…

«Извините, братцы, – снова послышался голос диктора, – в связи с техническими неполадками, происшедшими за пределами лунной оболочки, мы вынуждены прервать трансляцию. О разговоре с Землей мы подробно расскажем в вечернем выпуске новостей. А сейчас – концерт». И из динамика полилась песня:

 
«Мы знаем, что путь наш велик и прекрасен,
Мы верим, что к каждому счастье придет.
Так пусть каждый день будет ясен,
И так чтоб он не был напрасен
Пусть каждый из нас этот день проживет.
 
 
Солнышко светит,
Пробиваясь к нам сквозь оболочку.
Каждый в ответе
За прекрасную нашу Луну.
Будем трудиться,
Будем строить и днем мы и ночью
Эту счастливую,
Великую страну».
 

Глава восьмая
Искусство читать газеты

В то время, как бывший кассир Общества Гигантских Растений гостил в Синем городе, бывший казначей ОГР ломал головой устои, а бывший рассыльный сидел в каталажке, бывший председатель ОГР Жулио ехал по Знайкенбергу на старом дребезжащем автомобиле.

В машине рядом с Жулио сидел угрюмый коротышка в сером пиджаке. Оба были в темных очках и кепках, надвинутых на лоб: они не хотели, чтобы их кто-то узнал.

Автомобиль остановился у старого дома, который давно собирались снести, даже обнесли забором, но потом забыли. Жулио и его спутник вышли из машины и, воровато озираясь, пролезли в дырку в заборе, пройдя мимо заколоченной двери, забрались в разбитое окно на первом этаже. Жулио ощупью нашел дверь. Открыв ее, он зажег спичку и, освещая ей путь, прошел через коридор в комнату. У нее был вполне обжитой вид: везде насвинячено, за ширмой горел свет и слышалось громкое чавканье. Жулио загасил спичку и убрал ширму. Там, на протертом до пружин диване, сидел некогда самый богатый коротышка Грабенберга Спрутс и при свете керосинки пожирал вареную курицу.

«Кого ты привел?!» – закричал он, показывая на незнакомца куриной ногой.

Видимо, от этого крика с потолка сорвалась балка и сломалась о голову гостя.

«Скверная балка, – сказал тот, – совсем гнилая».

– Это полицейский!!! – завопил Спрутс.

– Успокойтесь, дружище, – ласково сказал Жулио, хлопая подавившегося миллиардера по спине, – во-первых, Вы отстали от жизни: полицейские сейчас называются милиционерами, а во-вторых, это не простой милиционер, а начальник Мигиной охраны Спрыгль. Он давно мечтал увидеть жилище самого выдающегося жителя Грабенберга, изгнанного из собственного дома, вынужденного ото всех скрываться, брошенного всеми друзьями, кроме меня, тоскующего в этом…

– Короче! – перебил его Спрутс. – Чего ради ты приволок сюда мента?

– Спрутс, – поморщился Жулио, – к чему эти небредламские выражения при госте! С его помощью мы можем вернуть то, что нам принадлежит по праву.

– Так точно! – сказал «мент». – Охрана вас поддержит.

– Вы оба болваны! – воскликнул Спрутс. – Да если Мига пару слов наверх скажет, с Земли прилетит Знайка и такое вам дуракам устроит – света невзвидите!

– Ты послушай! – сказал Жулио, вынул из кармана свежий номер газеты «Истина» и вслух прочитал: «Вчера состоялась беседа распорядительного директора ОГР, председателя БНБ Мигса с Небоиськой. Отмечен уникальный путь развития Луны. Подвергнуты критике отдельные недостатки прежнего руководства Цветочного города. Намечены дальнейшие пути сотрудничества на основе невмешательства во внутренние дела друг друга. Беседа проходила в теплой дружественной обстановке, отмеченной согласием и полным взаимопониманием, характерными для отношений между нашими руководителями».

– Этот бред уже говорили вчера по радио, – буркнул Спрутс.

– Простите, но это не такой уж и бред, – возразил Жулио. – Вы просто не научились читать их газеты. Спрыгль сейчас объяснит Вам смысл этих пяти замечательных фраз.

– Ну ладно, мрачно сказал Спрутс, – объясняйте.

– Фраза первая! – объявил Жулио. – «Состоялась беседа растакого-то Миги с Небоиськой».

– Это значит, что Знайка уже не у дел, – объяснил Спрыгль.

– Фраза вторая! «Отмечен уникальный путь развития Луны».

– Небоиська сказал: «У вас, наверное, не все дома: на Земле в эту чушь уже никто не верит».

– Совершенно верно! – вмешался Жулио. – С головой у нас все хуже и хуже: после того как с Дурацкого острова разогнали воздух по Луне, мы все стали медленно превращаться в баранов.

– Да помолчи ты! – перебил его Спрутс. – В какую чушь там никто не верит?

– Об этом сказано в третьей фразе, – сказал Жулио, – «Подвергнуты критике отдельные недостатки прежнего руководства Цветочного города».

– Это означает, что Знайка – врун: никакого Солнечного города нет, и не было, – разъяснил Спрыгль.

– Я, кажется, понял следующую фразу! – закричал Спрутс. Она означает, что Земля больше не будет помогать Миге.

– Делаешь успехи, папаша! – воскликнул Жулио.

– Прекрасно! Прекрасно! – потер руки Спрутс. – Все-таки объясните уж и последнюю фразу, какое у них там согласие и взаимопонимание?

– Когда Мигс сказал Небоиське, что тот скотина, Небоиська ответил, что Мигс сам скотина и осел. Тогда Мигс сказал: «Тогда с тобой все понятно, пусть Знайка позвонит мне, когда тебя посадят в каталажку». На том и согласились.

– Наконец-то! – завопил Спрутс. – Немедленно едем к Миге!

Он бросился в соседнюю комнату собирать вещи.

– Слава богу! – негромко сказал Жулио, обращаясь к Спрыглю. – А то старик уже от безделья с ума сходить начал: на днях сюда бездомная собака забежала, так он ее, представьте себе, насмерть загрыз.

– Первым делом, – говорил Спрутс, возвращаясь в комнату, – я задушу скотину Крабса за то, что он спер мои деньги! Я из него котлету сделаю! Я его на хлеб намажу! – тут его взгляд остановился на Спрыгле. – А Вы, молодой коротышка, почему решили нам помогать?

– Полицейским, не нравится, что к нам теперь обращаются «братцы». На Луне мы всегда были господами. Вот я и хочу, чтобы ко мне обращались «господин начальник полиции».

Как раз через полчаса по телевизору начиналось праздничное выступление Миги. «Братцы! – говорил он. – В истории каждого народа бывают дни с глубоким резонансом, дни, которые концентрируют в символическом синтезе глубокий смысл его славного прошлого и в то же время его высшие чаяния и устремления…»

«Эй, Мига! – послышалось из-за кадра. – Узнаешь меня?»

Мига побледнел.

«В первый раз вижу», – дрожащим голосом ответил он, подавая оператору знак, чтобы тот выключил камеру.

Глава девятая
Новые времена

Открою секрет: у Крабса была совесть. Она мучила его регулярно, обычно после обеда, но иногда и в совершенно неожиданные часы. И тогда Крабс начинал совершать необычные поступки.

Именно так случилось, когда Крабс сидел у телевизора и спокойно смотрел выступление Миги, потягивая из бутылки газировку с сиропом. Как только трансляцию прервали, у Крабса начались такие муки совести, что он даже разлил газировку. Он уронил бутылку, бросился к шкафу, схватил там чемодан, заранее подготовленный на случай приступа совестливости, взял его в зубы, зачем-то вылез в окно и пополз вниз по водосточной трубе.

«Здравствуй, дружок!» – услышал он знакомый голос, как только его ноги коснулись земли.

Крабс выронил чемодан и со слезами на глазах воскликнул: «Спрутс! Наконец-то!»

«Ну, я тебя…» – начал было Спрутс, но Крабс бросился ему на шею и заплакал. «Я так ждал, так надеялся, я знал, что Вы вернетесь! Не могу поверить, что это случилось. Я сохранил Ваши деньги, все до последнего миллиончика!»

«Ну что ты, Крабс, не надо», – ласково сказал Спрутс, погладив Крабса по голове.

– На помощь! Милиция! – закричал Мига, прячась за телевизионной камерой.

– Не с места! Это революция! – сказал Жулио, доставая из-за пазухи револьвер.

– Жулио, так нельзя. Ты же испортил мне выступление. Это не по-товарищески.

– Да? А переть у меня деньги по-товарищески? Вот сейчас пристрелю тебя, будешь знать, что по-товарищески, а что нет.

– Да отдам я тебе деньги. Пришел бы как-нибудь ко мне и сказал. Я, между прочим, сам хотел отдать, только найти тебя не смог. Милиция с ног сбилась, тебя разыскивая. Ты скажи, сколько тебе нужно. Десять тысяч хватит? Ладно, сто. Да чего уж там, бери целый миллион, мне для друзей ничего не жалко.

– Мига, это не базар, а революция. Ты украл эти деньги у народа и должен вернуть их все.

– Ну зачем тебе столько? – захныкал Мига. – Миллиона тебе бы на всю жизнь хватило.

– Спрыгль, арестуйте его, – сказал Жулио, пряча револьвер за пазуху. – Он мне надоел.

Через час Крабс и Жулио ехали в машине по главной улице Грабенберга (бывш. Знайкенберга). Народ радостно приветствовал своих освободителей. Лунатики кричали «Ура!», размахивали флагами и плакатами, на которых «да здравствует» было наскоро исправлено на «долой».

– А, может быть, это не обязательно? – спрашивал Жулио. – К чему мне это? Забрал бы деньги и уехал куда подальше, открыл бы снова магазин разнокалиберных товаров.

– Нет, Жулио, – отвечал ему Крабс. – Вы теперь герой, Вы всех освободили, надо пользоваться моментом. Тут пахнет такими деньгами, каких Вы ни в каком магазине не заработаете. Вы же теперь не какой-нибудь продавец, а Президент. Неужели Вас это не радует?

– Президент? А что, это здорово звучит. Пожалуй, что радует. А это действительно денежное дело?

Крабс молча закатил глаза.

– Звучит соблазнительно, очень заманчиво. А что надо делать?

– Все очень просто, даже Мига справлялся. Сейчас машина остановится, Вам поднесут цветы и ребенка. Цветы надо отдать мне, а ребенка поцеловать и сказать: «Вот оно – будущее Луны».

– Вот оно – будущее Луны, – повторил Жулио. – Действительно, очень просто.

На главной площади Знайкенберга Жулио вышел из машины и поднялся на специально подготовленную для него трибуну. Он взял у Крабса листки с речью и прочитал: «Господа! В истории каждого народа бывают дни с глубоким резонансом, дни, которые концентрируют в символическом синтезе глубокий смысл его славного прошлого и в то же время его высшие чаяния и устремления. Именно в такой день обращаюсь я к вам. В день освобождения от ига земных коротышек, которые низвели луну до унизительного положения спутника Земли…»

В это время начальник каталажки вежливо придвинул Миге стул и сказал: «Здравствуйте, господин Мигс! Давненько Вы к нам не заходили, мы уж по Вас скучать начали. Мы тут все за Вами наблюдали, пока Вы были председателем, ждали, когда же Вы к нам снова вернетесь. Что же Вы не садитесь? Присаживайтесь. Вы ведь к нам теперь, наверное, надолго. Хотите кофе?»

– Кофе возьму, – мрачно ответил Мига, – а присаживаться не буду. Не люблю я сидеть в каталажке.

– Вы остроумны как всегда. Но, боюсь, сесть Вам все-таки придется.

– Посмотрим, – сказал Мига, размешивая сахар.

А на площади перед каталажкой уже столпился народ. Коротышки кричали, махали руками, выкрикивали лозунги, ожидая освобождения заключенных. Из каталажки уже вышли Ножик и Режик. Толпа долго не хотела их отпускать. Их качали, дарили им цветы, расспрашивали, как с ними обращались. Вскоре ворота снова открылись, и на свободу вышел коротышка в клетчатой кепке. «Господа! Да здравствует свобода! – закричал он, грозя кулаком зданию каталажки. – Смотрите, что они делают с честными коротышками! – он показал на подбитый глаз. – Они пытали меня, но я не сдался. Вы не представляете, сколько подлости я там насмотрелся!» Коротышку подхватили на руки и тоже стали качать.

Через полчаса ворота снова открылись, и на площадь вышел полицейский Дригль. «Что столпились?! – крикнул он. – Здесь вам не цирк. А ну, фить-фить по домам, и никаких разговоров!»

Толпа начала расходиться. Освобожденных коротышек несли на руках. Через несколько минут на площади никого не осталось. Тогда из ворот каталажки вышел еще один коротышка. Надвинув кепку на лоб, он быстро прошел по переулку к остановке, вскочил в первый же подошедший трамвай, сел на заднее сиденье, достал из кармана сложенную вчетверо записку и развернул ее. На листке из тетради в клеточку аккуратным почерком Крабса было написано:

«Дорогой друг,

надеюсь, все, что произошло, послужит тебе хорошим уроком. Никогда не обманывай своих друзей и больше не попадешь в подобную историю. Но я на тебя зла не держу: со всяким случается. Заходи завтра ко мне, и мы обсудим одно очень денежное дельце».

Внизу стояла корявая подпись: «Призеденд Жулио».

Мига сунул записку в карман и вышел из трамвая на первой же остановке.