Текст книги "Счастливчик (СИ)"

Автор книги: Леонид Жирков

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 10 страниц)

Жирков Леонид Сергеевич
Счастливчик

Предисловие автора

Наша дружеская компания, несколько лет назад, съездила на рыбалку. С тех пор, такие поездки в середине лета стали традиционными. Еще в первый раз, я прихватил с собой роман А.Толстого «Петр I». Несколько лет друзья продолжали мне вышучивать. Ну, еще бы, все после вечерней попойки купаться, а я читать. Да еще я и выпендривался тем, что не всякий стакан выпивал, мотивируя тем, что потом не смогу читать.

Шутки шутками, но потом все потихоньку привыкли. Я вообще страстный книгочей. Читаю везде и всегда. При первом удобном случае, открываю книгу.

Накануне нашей очередной поездки в сторону Зарайска на реку Осетр, мне позвонил мой старый товарищ, Игорь Борисович Голицын, духовный отец и организатор наших рыболовных приключений. Он задал мне вопрос, не собираюсь ли я, опять прихватить «Петра I». Я ответил, что при наличии у него интересной книги, так и быть, внемлю его уговорам и не стану вытаскивать с полки бессмертное творение Алексея Толстого.

Голицын сказал, что интересная книга у него есть, и он даже рискнет дать мне ее почитать на время рыбалки, уступая моим настоятельным и даже где-то униженным просьбам. Ответив Игорю, что именно его униженные просьбы, а также его коленопреклоненное положение просто не оставляют мне выбора. Книгу придется взять и прочесть.

После сей шутливой перепалки, я осведомился о названии и авторе. Может статься, что книгу я уже читал, и перечитывать ее в ближайшее время в мои планы не входит. Игорь ответил.

Ни название, ни фамилия автора мне ничего не говорило. На вопрос, о чем содержание, Голицын настольным чтением которого были справочники по интегральным микросхемам, брошюрки из серии, в которой выкладывают секреты, как разогнаать процессор и сделать из трех гигагерц, шесть и прочая техническая лабуда, издевательски расхохотался. Он сообщил, что сам ее не читал, поскольку это не техническая, а художественная литература, а стало быть, читать это ему совсем не по профилю. Но, он, Голицын, вполне доверяет мнению того человека, который дал книжку ему со словами, что книга неплоха. И он, Голицын, сразу подумал обо мне, как о человеке способном переварить такую малоинформативную галиматью.

Пришлось поблагодарить за столь ценное обо мне мнение, и посетовать, что при наделении мозгами, мой товарищ опоздал на прием к Господу нашему, и получил то, от чего все благоразумно отказались.

За сим, разговор о литературе был закончен. Мы принялись обсуждать, кто чего берет, кто на какой машине едет. Кто, где будет спать и самое главное, сколько пузырьков с прозрачной жидкостью, для выполнения культурной программы требуется прикупить.

Обсудив сии насущные вопросы, мы распрощались.

Про саму поездку на рыбалку я сейчас совершенно не собираюсь рассказывать. Речь не о ней.

Та самая книга, которую мне дал Игорь Голицын, сначала разочаровала меня.

Ну, действительно, вместо книги довольно увесистая папка скоросшивателя. Современная рукопись. Правда, на одном из листов стояли выходные данные издательства, но к этому я еще вернусь. Потом сие сочинение, когда начал читать его, ибо другого печатного слова все равно не было, заставило задуматься. Но не своим художественными достоинствами, а огромным количеством совпадений описанных в начале книги, с моей собственной жизнью.

Сначала я подумал, что ребята хотели посмеяться надо мной, но писать для этой цели роман, это слишком большая канитель, когда есть более простые методы для достижения розыгрыша.

Учитывая уж слишком пророческое, за исключением мелких деталей, содержание первых глав, я даже обратную дорогу проделал в другой машине, а Голицына умолял до тех пор, пока он клятвенно не заверил меня, что будет ехать не быстрее восьмидесяти кеме в час.

Однако все обошлось. О чем идет речь, надеюсь читатель поймет, если будет читать далее.

Теперь о самой книге. Распечатанные листы явно отксерокопированы с существующей книги. Я такое видел в свое время, когда «Мастера и Маргариту» давали почитать на одну ночь. Читаем выходные данные. Издательство «АСТ», тираж 5000 экз. подписано в печать 24.04.2017 г. Ну ладно путаница с годом, могли при наборе ошибиться и вместо нуля проставить единицу. Хотя немного знаю всю эту издательско-типогафскую кухню, сомневаюсь, что это возможно.

Если такая книга действительно выходила с такой ошибкой, то головы, наверное, у ответ и не ответ работников полетели за эту промашку. Но по наведенным на сайте издательства справкам, данная книга не только не выходила в 2007 году, она вообще не выходила в данном издательстве.

Предпринятый поиск автора и названия книги в Инете, дал совершенно неожиданный результат, сводившийся, к одному, нет такого автора, нет такого произведения. Даже на Либрусике. Прямо гостья из будущего получается! Вроде звучит как полный бред.

Наверное, есть у этой фантасмагории какое ни то самое простое объяснение? Первое, что пришло мне в голову, так это то, что кто-то из ребят разыгрывает, написал, а выходные данные поставил из озорства. По зрелому размышлению, подумал о том, что писать столько для розыгрыша вроде бы никому из ребят не придет в голову.

Допрос с пристрастием Голицина, тоже ни к чему, ни привел. Папку он нашел в метро, открыл и прочитал несколько абзацев и действительно решил надо мной подшутить. Поэтому и подобрал. На выходные данные он естественно внимания не обратил.

Сначала я хотел просто поставить ее на полку, чтобы время от времени перечитывать, когда придет охота. Потом еще один мой друг, уговорил меня издать сие творение под моим собственным именем, поскольку ни на минуту не сомневался, что всю эту историю я и придумал.

Типа действовал я исключительно из скромности, не желая признаваться в авторстве. Я послушав его мудрого совета, исправил кое-какие ошибки, ввел иногда эпиграфы и по другому перекомпоновал текст, немного сократил, немного добавил. Пришлось познакомиться с разными сайтами посвященными истории корпуса жандармов, ведения боевых действий во время первой мировой, поскольку солдат конечно не знал и знать не мог общего положения. Какая дивизия идет куда. Обычно это пишут генералы в мемуарах и выглядит это достаточно сухо.

А воспоминания рядового солдата о том, какой бумажкой он подтирался в отхожем месте и как он развлекался в часы затишья в отсутствии офицеров, напрочь отсутствуют. Немного пришлось для понимания общей обстановки добавить воспоминаний покойных генералов, особенно в первой части войны… Потом добавить пришлось еще из воспоминаний современников описываемых событий, офицеров, дипломатов, потом пришлось закрутить интригу. Пришлось добавить новых героев и от первоначального текста, осталось совсем немного.

Что у меня получилось, пусть решают читатели.

Книга I. Рокировка

Часть I. Россия

Глава I. Вместо пролога

Империя умерла?

Могильщиков – к высшей мере!

Пусть перья ее орла,

На шляпах других империй.

Но грозный ее оскал,

Помнит трусливый Запад,

Был он от финских скал,

До сонных китайских пагод.

Пусть ужас бродит окрест

Ее остывшего тела,

Живет византийский крест,

В холодном зрачке прицела

Пусть радуется пока

Восторженный победитель,

Из памяти пиджака,

Не стерт генеральский китель!

Мертва ли она? – До поры,

Как в кровь обратятся реки,

И вытащат топоры

Железные дровосеки!

Куда там! Берлин, Париж,

Трофеи сдаем под опись.

Империя сдохла?… Шиш!

Мечтатели… Не дождетесь!

Мария Протасова

Гатчина. 1796 год.

– Ваше Императорское Величество, монах доставлен!

– Приведите! Монаху куда его ведут и к кому не говорить!

– Будет исполнено Ваше Величество!

– Монаха в кабинет!

– Монаха Авеля в кабинет!

– Брата Авеля в кабинет!

***

– Входите, Брат Авель, не бойтесь! – Говоря эти слова, офицер снял плотную повязку с глаз инока.

– Я не боюсь господин офицер!

Монах бочком протиснулся в приоткрытую дверь.

***

– Ведомо ли тебе монах, кто перед тобой?

– Ведомо Государь!

– Писарь! Позови камердинера моего! Закончим сей машкерад, столь неудачный и недостойный!

Павел Петрович снял черный парик и партикулярный сюртук. Появившийся камердинер помог Государюу надеть его обычный мундир, подал и помог надеть пудреный парик с буклями.

Обратив взор на монаха, Император произнес:

– А если ведомо, то говори Государю своему единую правду.

– Я готов!

– Говорят, что ты открываешь людям, знание о грядущем, когда они спрашивают?

– Иногда открываю, Государь.

– Правду ли говорят, что ты предсказал день, час, обстоятельства кончины матери моей Государыни Императрицы?

– Правду говорят Государь.

– Сможешь ли ты монах ответить на мои вопросы о грядущем? Правдивы ли, будут твои предсказания?

– Ответить я смогу на твои вопросы государь. Как вижу я то, что будет, то и скажу. Правда ли сие, про то, не ведомо мне.

– Рассказывают, что многие барыни, почитая Тебя святым, ездили к Тебе справляться о женихах своим дочерям.

– Я не провидец и предсказываю только то, что повелевается свыше.

– Можешь ты сказать, что все, что ты видишь, оправдается?

– Пока, все что говорил, правдой оказывалось. Что далее будет, не знаю.

– То, что ты не говоришь, что предреченное тобою, наверное, совершиться, по моему разумению, только к пользе твоей. Хочу спросить тебя…

– Спрашивай, Государь!

– Каково царствие мое будет? На, какое будет походить? Как долго продлиться?

– Царство Твое, Государь, походить будет на царство, отца Твоего, продлится оно как и царство отца Твоего меньше, чем потребно Тебе.

– Что говоришь!? Как смеешь?

– Говорю то, что вижу. Ты спросил, Государь, я ответил.

– Сколько продлится державство мое? Кто против меня злоумышляет?

– Царствие Твое продлится недостаточно долго, чтобы воплотить желания и решения Твои. А злоумышляют ближние Твои.

– Кто?

– Про то, не вижу Государь, токмо вижу злодеи Твои, как есть, ближние.

Император задумался. Несколько раз прошел скрипя сапогами из одного угла кабинета в другой. Писарь склонился над листами в которых лихорадочно записывал вопросы Павла и ответы инока.

– Будут ли знать потомки мои о встрече моей с прадедом, Петром Великим?

– Будут государь. Будут знать о словах призрака прадеда твоего: «Павел! Бедный Павел!».

– Будут ли помнить меня?

– Будут Государь. К могиле твоей приходить будут многие и многие. Просить будут заступничества Твоего. Яко мученика и страстотерпца, находящегося у престола Господа Нашего.

– А держава моя, какова судьба ее будет? Будут ли войны?

– Будут войны победные, будут поражения. Будут смуты, и будет благоденствие народное. Впоследствии будут две войны неудачные. Но между ними война удачная, но плодов она принесет мало. Одна неудачная у города приморского в пределах державы твоей. Другая, тоже в городе приморском, и тоже не счастливая, но вне приделов Государства Российского, будет большая битва и в окияне – море в той войне. Послужат они к унижению Державы. Но и эти войны к славе войска державы Твоей послужат. Будет и еще одна война, но конец ее не определен…

– Мудрено глаголешь, и к унижению, и к прославлению… Но пусть! Как долго будет Держава моя…

***

– Все записал писарь?

– Все государь!

– Запечатай в конверт, дай я его надпишу. Проводи отца Авеля в кордегардию, да по дороге, позови адъютанта.

Секретарь вышел в двери, в которых тотчас появилась фигура флигель-адъютанта.

– Слушаю Ваше Величество!

– Монаха отправить в Соловецкий монастырь! Ежели, монах Авель станет пророчествовать вслух людям, или кому писать на хартиях, то брать тех людей под секрет, как и самого Авеля. Держать их в тюрьмах или в острогах под крепкою стражею.

Писаря моего немедля за крепким караулом препроводить в крепость Петербургскую. В разговоры с ним под страхом смертной казни не вступать. Коменданту передать, содержать в строгом одиночестве, в теплой каморе. Пищу давать добрую. Судьбу его комендант прочтет в повелении, которое будет в последствии. Сей конверт, положи в шкатулку нарочитую, поставь ее в нижней Тронной зале. Все понял?

– Все Ваше Величество!

***

Санкт-Петербург.1858 г.

– Мсье граф! Вы позволите мне называть Вас моим другом?

– Конечно, конечно мсье Дюма! Льщу себя надеждой, что и Вы окажете мне подобную милость.

– Я очень признателен Вам друг мой и супруге Вашей за Ваше великодушное приглашение совершить путешествие по России, я уже почти полтора месяца нахожусь в славном городе Петербурге, я очарован пейзажами города, Невой, дворцами и соборами, я очарован людьми. Вчера я имел удовольствие любоваться крепостью, расположенной напротив дворца.

– Она называется Петропавловской, а если вернее Санкт Петербургской.

– Не можете ли Вы, оказать мне одолжение, поведав какую-нибудь легенду об этой крепости? Ведь про каждую крепость, тем более, если в ней есть заключенные, непременно существуют легенды. Вы меня очень обяжете друг мой.

Граф Григорий Александрович Кушелев-Безбородко задумался.

– Вы знаете, господин Дюма, я познакомлю Вас с Дмитрием Васильевичем Григоровичем, лучшего путеводителя по Петербургу, знатока Эрмитажа, да и всех наиболее заметных частных галерей просто нет. Я думаю, у него найдется, чем Вас удивить. В том числе и легендами о Петербургской крепости Петра и Павла.

***

– Дмитрий Васильевич! Простите мне мое любопытство, но мсье Кушелев-Безбородко рекомендовал Вас, как лучшего знатока города.

– Григорий Александрович преувеличивает мои знания!

– Нет, нет! Я ценю Вашу скромность, но даже за то краткое время нашего знакомства, я уже составил о Вас, как мне кажется верное мнение. Вы действительно кладезь знаний о Петербурге! В этом я уже убедился!

– Ну, хорошо господин Дюма! Я понимаю, что Вас интересует что-то конкретное. Чем могу быть полезен?

– Друг мой! Вы меня весьма обяжете, если расскажете, какую ни будь романтическую, или наоборот страшную легенду о Петропавловской, или вернее как сказал граф, о Санкт-Петербургской крепости. Он определенно говорил о Вас как о лучшем знатоке столицы! Я пополню свой багаж знаний о России, а мы проведем плодотворно время после обеда! Обед был прекрасен, я непременно запишу рецепты блюд, которыми мы угощались. Но знаете, я не хочу терять время даром, и если Вы сможете мне поведать нечто тайное, я непременно напишу об этом в путевых заметках о России.

– Хорошо господин Дюма. Я расскажу Вам две легенды. Первую поведал мне мой знакомый N, когда два года назад, я охотился во Владимирской губернии. Помещик N крайне нелюдимый, не имеющий семьи, не делающий визитов к соседям, и сам не принимающий оных, представлял, из себя, в уезде весьма интересную личность. Случай свел нас, и в минуту откровенности он поведал мне сию легенду. Я поведу свой рассказ местами от его лица, для удобства повествования. Так как рассказ меня поразил, я попытаюсь передать весь колорит его сообщения.

– Я весь внимание!

– Мой знакомый, от лица которого я поведу повествование, закончил «Императорский сухопутный шляхетный кадетский корпус» основанный при Императрице Анне Иоанновне, и был выпущен в гренадерский генерала от инфантерии Андрея Григорьевича Розенберга полк. Времена были Императора Павла I, и все полки русской армии именовались по шефам. Поступил он в полк прапорщиком.

Но ближе к интересующей Вас истории. Был февраль 1800 года. В тот день он оставался в полку без отпуска, поелику находился в должности товарища дежурного по полку. А теперь собственно его рассказ…

«После обхода помещений полка, по вечернему времени и развода караулов я вместе с дежурным по полку поручиком князем Вяземским сидел я в кордегардии, отмечая в ведомости караулов замеченные неисправности. Появился караульный унтер-офицер со словами:

– В полк прибыл дворцовый скороход, требует товарища дежурного по полку!

Князь Вяземский сказал мне, чтобы я оделся по всей форме, не дай Бог, Император заметит какую-либо неисправность. Отправит в Сибирь, бывали примеры! А то, что меня вызывает сам Император, не подлежит малейшему сомнению!

Я надел епанчу, предварительно убедившись, что мундир в исправности, поправил парик, шляпу и был готов следовать за скороходом.

Меня привезли к новопостроенному Михайловскому замку. Сопровождаемый скороходом я беспрепятственно прошел в боковой вход по узкому мостику надо рвом. Мы поднялись по узкой винтовой лестнице и оказались перед запертой дверью. Скороход постучал в нее особым образом, дверь открылась, и япосле перехода по внутренним лестницам и переходам, предстал перед Императором. Я вытянулся перед ним, с трепетом ожидая разъяснения моего вызова. В голове мелькнула история превращения остановленного на Невском проспекте прапорщика лейб-гвардии Его Императорского Высочества Александра Павловича полка, последовательно за четверть часа произведенного императором в поручики, штабс-капитана, капитана. В возможность такого случая со мной, не верилось. Здесь что-то иное.

Мой провожатый доложил:

– Ваше Величество! Ваше повеление исполнено, вот тот офицер о коего Вы изволили приказать привести!

– Выйди за дверь и подожди. – Ответил ему повелитель одной восьмой части суши.

Скороход вышел за дверь. Казалось, император не обращает на меня внимания. Он прохаживался возле бюро стоявшего возле окна, потом подошел к нему и торопливо что-то стал писать. Искоса я осмотрелся. По всей вероятности это была спальня императора. Стоя ни жив, ни мертв, я рассматривал кресла, бюро, другую обстановку. Наконец император закончил писать, сложил и запечатал конверт. Взял понюшку табаку из раскрытой, стоявшей на бюро табакерки. Чихнул. После этого казалось, он заметил меня.

– Кто таков?

– Прапорщик N, гренадерского генерала от инфантерии Андрея Григорьевича Розенберга полка. Товарищ дежурного по полку!

– Прапорщик! Известно ли Тебе, что повиноваться мне надо беспрекословно, ни о чем, не спрашивая, не требуя никаких объяснений?

– Мой долг повиноваться Вашему Величеству как Богу!

Государь взглянул мне в лицо странным взглядом.

– Хорошо! Помни, я избрал тебя из тысяч других! Ты должен исполнить все в точности, понял?

– Мой долг повиноваться приказам моего Государя!

– Возьмешь конверт с письмом, доставишь коменданту крепости. Повелеваю! Ничему не удивляйся, следуй за комендантом, про все, что увидишь, доложишь мне двумя словами: „Я ВИДЕЛ!“. Пока более от тебя ничего не требуется. Понял ли?

– Понял Ваше Императорское Величество!

– Иди!

Опять вместе со скороходом, в дворцовых санях я отправился в крепость. Сани проехали через площадь, переехали по льду Невы и подъехали к воротам крепости.

Часовой, услышав пароль, пропустил нас внутрь, сани свернули к обер-комендантскому дому. Мы с провожатым вышли из саней и поднялись на крыльцо. Скороход дал понять встретившему нас коменданту, что ему надо иметь дело со мной. Приложив, полученный от императора конверт к треуголке, я протянул его коменданту. Тот распечатал его и внимательно прочитал при свете шандала. Перекрестился и, повернувшись ко мне, спросил:

– Вы знаете, что предстоит?

– Нет!

– Но Вы должны видеть?

– Да!

– А Ваш проводник?

– Я останусь здесь, ждать окончания дела, – сказал скороход.

Комендант позвонил в колоколец, и сказал появившемуся служителю:

– Четырех солдат, лом, два топора, молот. Двое саней с возницами. Через десять минут у равелина.

Служитель растворился за дверью.

– Идемте, и Вы увидите.

Я пошел вслед за комендантом по направлению к Алексеевскому равелину. Перейдя по мосту в равелин, мы стали спускаться вниз, и оказались в коридоре, в который выходили двери секретных казематов. Пройдя по коридору несколько шагов, мы остановились перед дверью с нумером 11. На улице было морозно, а внутри равелина было сыро и затхло-тепло. Я дрожал от волнения. Солдат открыл дверь, мы по скользким ступеням спустились еще ниже. В углу камеры на топчане лежал человек, который подслеповато щурился на свет свечи. Комендант сказал ему:

– Нумер 11, вставайте и одевайтесь.

Человек, лишенный имени, в одежде представлявший из себя лохмотья, на вид, как казалось, старик приподнялся, набросил на свое тело истрепанную епанчу и глухо произнес:

– Я готов.

– На выход!

Я посторонился, пропуская узника мимо себя. Он, походя, скользнул по мне взглядом потухших глаз. Я не знал кто это, в чем его вина, и что предстоит, но ощутил нервную дрожь во всем теле. Я только должен был ВИДЕТЬ. Сопровождаемые солдатами мы с комендантом и узником разместились в санях. Сани тронулись в путь. По льду мы отправились в сторону Кронштадта. Едва прошло четверть часа как мы тронулись в путь, началась метель. Колючие снежинки хлестали по лицу, поминутно заставляя закрывать глаза. Лошади пытались прижаться к берегу, но возницы упрямо держались середины Невы. Проехав, таким образом, около четырех верст, сани по команде коменданта были остановлены. Троим солдатам комендант приказал сделать прорубь. Четвертый держал в руках зажженные факелы. Я начал догадываться о предстоящей казни. Узник тоже все понял, впервые за время поездки он подал голос:

– Так вот что меня ждет! Император вспомнил обо мне!

Солдаты били топорами и ломом по льду, отгребали обломки льда руками. Показалась вода.

Комендант приказал узнику вылезти из саней и подойти к проруби. Я весь дрожал. Старик вылез, подошел к проруби, встал на колени и стал громко молиться. Потом, не вставая с колен он сказал:

– Я готов.

Комендант взял у четвертого солдата факелы и сказал ему:

– Исполнить!

Солдат подошел к безучастно стоявшему на коленях узнику и ударил его молотом по голове. Тело опустилось в воду. Меня бил озноб. Я обратился коменданту:

– Едемте!

– Надобно еще подождать!

Мы подождали некоторое время. Наконец солдат с ломом произнес:

– Ваше Благородие! Прорубь затянуло льдом!

В доказательство этого, он постучал по образовавшейся корке льда ломом.

Раздался глухой стук.

– Садитесь в сани прапорщик. Поехали!

Обратный путь занял гораздо меньше времени. В крепости я пересел в сани с дворцовым скороходом и был доставлен к императору тем же путем, как приехал в крепость.

Император ждал меня одетый по всей форме.

– Ну, что?

– Я ВИДЕЛ!

– Ты вправду видел?

– Да Ваше Величество!

– Возьми рескрипт, я дарю тебе имение во Владимирской губернии, пятьсот крестьян. Уезжай нынче же. Прямо сейчас! Никогда не появляйся в столицах. Будешь болтать… Понял?

– Да Ваше Величество!

– Иди!

Я уехал в имение, никогда более не видел ни Москвы, ни Санкт-Петербурга. Вы первый и наверное единственный кому я рассказываю о том, чему был свидетелем.

***

– Прекрасно! Прекрасно! Дмитрий Васильевич! Я совершенно очарован, я обязательно поведаю эту легенду своим читателям.

– Единственная просьба месье Дюма!

– Все, что пожелаете!

– Немного завуалируйте эту грустную повесть.

– Конечно, конечно! История завещала нам факты, они принадлежат автору повествования: он поднимает из могил людей прошлого, одевает их в разнообразные одежды, наделяет свойственными им страстями, усиливая или ослабляя накал этих страстей в зависимости от желательной ему степени драматизма. Все в моих руках. Если можно так выразиться, я обожаю извлекать изюм занимательности из черствого хлеба истории. Никто не узнает Вашей истории в моей передаче. А какая вторая легенда?

– Это грустная история о княжне Таракановой…

***

Санкт Петербург 1902 г.

Здравствуй отец!

Прости за нерегулярные мои эпистолы, постараюсь исправиться. Не думай, что, получив место при дворе, я забыл о своем старом отце. Жизнь в Петербурге такова, что и про самого себя забудешь.

Я здоров, по службе все складывается хорошо и удачно. Кажется, мои матримониальные устремления в этом году увенчаются полным успехом. Имя своей избранницы не называю, так как, находясь при дворе, вполне заразился мистикой и верой в дурные приметы. Боюсь сглазить.

Ты можешь смеяться над моими страхами старый циник и материалист, я же с некоторых пор попал под ауру неких сверхъестественных ощущений.

Но по порядку!

Как довольно широко известно, в придворных кругах, в Гатчинском дворце, постоянном местопребывании Императора Павла I, когда он был Наследником, в анфиладе есть одно небольшое зало, и в нем, посередине на пьедестале стоял до первого марта прошлого года довольно большой ларец из слоновой кости затейливо украшенный. Ларец был заперт и опечатан. Причем ключ от ларца лежал под ним самим. Все кому это дозволено было, знали об этом. Я знаю об этом только по рассказам. Вокруг ларца на четырех столбиках, на кольцах, был протянут толстый малиновый шелковый шнур, преграждавший к нему доступ.

Многим было известно, что в этом ларце хранится некий конверт с пророчеством, который был положен вдовой Павла I, Императрицей Марией Феодоровной. Ею было завещано открыть ларец и вынуть в нем хранящееся только тогда, когда исполнится сто лет со дня кончины Императора Павла I, и притом только тому, кто в тот год будет занимать Царский Престол в России. Павел Петрович скончался в ночь на 1 марта 1801 года. Государю Николаю Александровичу и выпал, таким образом, жребий вскрыть таинственный ларец и узнать, что в нем столь тщательно и таинственно охранялось от всяких, не исключая, и царственных взоров.

Практически все предшествующие императоры знали, что там находиться запечатанный конверт, с надписью выполненной рукой Павла Петровича, „Вскрыть Потомку Нашему в столетний день Моей кончины“. Но никто из них не дерзнул нарушить волю предка.

1 марта 1901 года, в столетнюю годовщину мученической кончины державного прапрадеда своего, блаженной памяти Императора Павла Петровича, после литургии в Петропавловском соборе у его гробницы, Государь Император Николай Александрович с государыней Александрой Федоровной, в сопровождении министра Императорского двора генерал-адъютанта барона Фредерикса и других лиц Свиты, изволил прибыть в Гатчинский дворец для исполнения воли в Бозе почившего предка.

Умилительна была панихида, коей я был свидетелем. Петропавловский собор был полон молящихся. Присутствовали не только сановные лица. Тут были во множестве и мужики, и мещане, бабы самого простонародного вида, было много детей. Гробница Императора Павла Петровича была вся в свечах и живых цветах. Эти свечи, эти цветы были от верующих в чудесную помощь и заступничество Императора Павла за потомков своих и весь Народ Русский. Вера в Царя– Заступника в народе сильно распространена. Особенно чтят память Царя-Мученика и притекают к Гробнице Его, те, кто просят заступничества, просят о смягчении сердец неправедных и жестоких, то есть простые люди.

После панихиды в то утро, и Государь и Государыня были очень оживленны и веселы, собираясь из Петропавловского Собора, ехать в Гатчину вскрывать вековую тайну. К этой поездке по их виду они готовились как к праздничной интересной прогулке, обещавшей им доставить незаурядное развлечение. Поехали, они веселы. Но дальше!

Государь Император вскрыл ларец и несколько раз прочитал содержавшиеся в конверте листы. Дал прочитать государыне. Возвратились они в Царскосельский дворец задумчивые и печальные, и о том, что обрели они в этом ларце, никому ничего не сказали.

Если ты помнишь, то в прошлом письме моем я упоминал о Марии Фридриховне Герингер, обер-камерфрау Императрицы Александры Федоровны. Она при ней как постельничая боярыня, и является одной из ближайших к императрице женщин. Но даже ей ничего не известно о содержании письма. Единственное чего смогли от нее узнать, что в этот день государыня долго плакала.

Теперь следующий факт. Два месяца назад, во время праздника Крещенского Водосвятия, проходившего на Неве напротив Зимнего дворца, во время салюта, производившегося батареей с Петропавловской крепости, одно орудие выстрелило боевым зарядом картечи прямо по толпе придворных. В свите были двое раненных. Объяснили сие происшествие, всем известными причинами. Традиционное российское разгильдяйство! Якобы накануне проводили учения, и забыли снаряд в стволе. По-моему, чушь! Налицо злой умысел. Но расплатился за все командир батареи, коего перевили в крепость Кушка. И все! Все в свите были взволнованы и удручены. Император же оставался, абсолютно спокоен, и произнес странную фразу: " До 1918 года я ничего не боюсь!".

Теперь третья загадка. То, как я услышал о ней, конечно, не красит мое поведение. Единственное, что я могу сказать в свое оправдание, это, то, что подслушал я невольно, совершенно не преследуя это своей целью. Я слышал разговор Императора с бароном

Фредериксом. Барон предлагал Государю важную меру внутренней политики. Задумчиво выслушав его, Николай Александрович сказал:

– Хорошо, давайте попробуем. Это ли, или что другое, не все равно? Мне Владимир Борисович, не удается ничего из того, что я предпринимаю.

Фредерикс запротестовал. Тогда Его Величество у него спросил:

– Знаете ли вы, что в день моего рождения празднуют день Святого Иова Многострадального?

– Знаю, конечно! И, слава Богу! Значит, Царствование Вашего Величества завершается со славой, так как Иов, смиренно претерпев самые ужасные испытания, был вознагражден благословением Божиим и благополучием.

– Нет, не верится мне в благополучие, Владимир Борисович, у меня более, чем предчувствии. У меня в этом глубокая уверенность, я обречен на страшные испытания; но я не получу моей награды здесь, на земле. Сколько раз примерял я к себе слова Иова: "Ибо ужасное, чего я ужасался, то и постигло меня, и чего я боялся, то и пришло ко мне". Есть только одна надежда…

Далее они прошли по коридору, а я как нашкодивший гимназист, продолжал стоять за портьерой.

Как видишь дорогой отец, во дворце довольно много пищи для мистических настроений.

Я напишу тебе еще впоследствии, и ты не забывай порадовать меня вестями о себе.

Остаюсь твой любящий сын Андрей.