Текст книги "Средневековый Восток"

Автор книги: Леонид Васильев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 15 страниц)

Можно добавить к сказанному, что иногда привычный цикл усложнялся за счет более или менее удачных реформ, с помощью которых кризис временно снимался усилиями сверху. В этих случаях цикл как бы прерывался посредине. Но вскоре процесс начинался заново и завершался как обычно. Первая династия Хань пала жертвой кризиса. Начало второй династии Хань было связано с его преодолением. Но прошло немного более века – это довольно обычный срок в рамках династийного цикла, – и стабильность в ханьском государстве подошла к концу.

Процесс обезземеливания крестьян с начала II века шел все возраставшими темпами, как за счет поглощения земель богачами, так и за счет добровольной отдачи бедняками своих земель, себя и своей семьи под покровительство сильного дома с целью получения от него защиты в смутное время. Явление это, хорошо знакомое и другим обществам в периоды феодальной раздробленности и междоусобиц, приводило к формированию устойчивых патрон-клиентских связей, что в конечном счете опять-таки усиливало позиции сильных домов и ослабляло позиции казны. Процесс протекал на фоне острого политического кризиса в ханьском императорском доме: начиная со II века власть правителей ослабевала за счет усиления временщиков из числа родни влиятельных императриц. Активную роль в политике играли евнухи – смотрители гарема. Усиление временщиков и евнухов (иногда это был один и тот же человек) влекло за собой неизбежное ослабление позиций служилой конфуцианской бюрократии. В 60 – 70-е годы II века борьба между чиновниками и сочувствовавшими им конфуцианцами, с одной стороны, и временщиками и евнухами – с другой, обострилась до предела. Страна была на грани политического краха.

Именно в это время начал набирать силу социальный протест, принявший форму сектантского движения под лозунгами религиозного даосизма, в центре которого оказались извечные крестьянские идеалы «великого равенства» (тай-пин) и надежды на мистические методы достижения долголетия и бессмертия. Глава секты «Тайпиндао» Чжан Цзюэ, прославившийся искусством врачевания и, по преданию, спасший в тяжелые годы эпидемии множество веривших в его чудодейственную силу людей, на рубеже 70 – 80-х годов неожиданно оказался во главе многочисленной и активной секты сторонников «желтого» неба, которое в 184 году (начало очередного 60-летнего цикла) должно было прийти, по представлению сектантов, на смену погрязшему в пороках «синему» небу Хань. Покрывшие свои головы желтыми повязками адепты секты планировали именно в этот сакральный момент поднять восстание, что особенно и не скрывалось.

Власти попытались было предупредить восстание, которое вследствие этого началось преждевременно, и это сказалось на его ходе и результатах. Первые успехи восставших оказались недолгими, и в конечном счете они потерпели поражение. Однако это оказалось пирровой победой для Хань: в ходе подавления рассеявшихся по стране мятежников и во всей последовавшей за этим политической борьбе имперская администрация и двор перестали играть хоть сколько-нибудь значимую роль, а на первый план выдвинулись военачальники, опиравшиеся на сильные дома. Можно считать, что с этого момента – с конца II века – ведущей силой в политической жизни Китая на несколько веков стали военные.

Эпоха Троецарствия (220–280) и империя Цзинь

Конец II и начало III века прошли в Китае под знаком внутриполитических междоусобиц. Один из наиболее удачливых полководцев, знаменитый Цао Цао, господствовал на севере, в бассейне Хуанхэ, где в 220 году его сын Цао Лэй провозгласил себя правителем государства Вэй. Другой полководец, Лю Бэй, претендовавший на родство с правящим домом Хань, вскоре объявил себя правителем юго-западной части страны Шу. Третий, Сунь Цюань, стал правителем юго-восточной части Китая, царства У. Возник феномен Троецарствия, короткая история которого овеяна в китайской традиции ореолом рыцарского романтизма – достаточно напомнить об одноименном романе, написанном тысячелетие спустя и красочно, в героических тонах повествующем о событиях III века.

К этому времени страна, разоренная долгими десятилетиями восстаний и междоусобиц, безвластия и насилия, уже забыла о спокойной жизни. Даже в землепользовании едва ли не главной формой стали так называемые военные дворы (в царстве Вэй, по некоторым данным, они составляли до 80 процентов податного населения) и военные поселения. В военные дружины превратились и клиенты сильных домов – да и как иначе можно было защитить себя и свое имущество в смутное время? Все это возродило в среде китайской образованной части населения феномен рыцарского романтизма, столь характерный в свое время для периода Чуньцю, в VII–VI веках до н. э. и прославленный в историографической конфуцианской традиции. Идеи верности и преданности патрону до гроба, культ рыцарской этики и аристократизма, боевое братство и спаянность единомышленников-друзей стали в суровых условиях первоосновой реального бытия, но структура китайского общества осталась прежней. Причиной этого было давно уже устоявшееся конфуцианское отношение к миру и обществу и соответствующим образом ориентированные политические институты.

В традиционном китайском обществе статус военного не был почетен. Существовала поговорка: «Из хорошего металла не делают гвоздей, хороший человек не идет в солдаты». В отличие от других восточных обществ, от Турции до Японии, включая арабов, индийцев и многих других с их джагирдарами, тимариотами, самураями и т. п., китайцы никогда не ценили воинов-профессионалов. Их армия обычно набиралась из деклассированных элементов (откуда и приведенная выше поговорка) и возглавлялась малообразованными в конфуцианском смысле и потому не очень уважаемыми обществом военачальниками. Только в те годы, когда военная функция оказывалась ведущей, ситуация менялась. Но как только нужда в большой армии исчезала, все возвращалось на круги своя.

И наоборот, в Китае всегда, даже в периоды смут и усобиц, высоким социальным статусом и соответствующим престижем пользовались грамотные и образованные конфуцианцы – знатоки истории и ценители поэзии, люди мудрые и ученые, хорошо знакомые с тонкостями нормативной этики и пышного, детально разработанного китайского церемониала. Собственно, речь идет о том самом слое служивых ши, который сформировался еще в Чуньцю и из которого вышли мудрецы, министры и реформаторы Древнего Китая. Постепенная концентрация представителей этого слоя в бюрократическом чиновничестве и сильных домах привели к появлению нового качества, то есть к превращению древних служивых ши в тип духовной элиты страны, чье поведение и чьи идеи призваны отражать и формулировать общественное мнение, причем обычно в его самой бескомпромиссной и теоретически рафинированной форме (так называемая чистая критика). Таким образом, вырабатывался жесткий стереотип, носителями которого были аристократы конфуцианского духа и который с честью выдержал испытание временем, содействуя каждый раз возрождению конфуцианской китайской империи.

Краткий период Троецарствия, приведший к образованию двух самостоятельных государств на слабо освоенном до того юге Китая, способствовал его освоению. Далеко не случайно именно в южных царствах, особенно в лесных и горных районах Шу, военная доблесть полководцев Чжугэ Ляна или Гуань Юя (впоследствии обожествленного) имела особый смысл. Что касается внутриполитических событий, то наиболее драматический характер они имели в Северном Вэй, где потомки Цао Цао уже к середине III века утратили власть. В 265 году она перешла к могущественному клану полководца Сыма Яня, который основал здесь новую династию Цзинь и в 280 году подчинил себе Шу и У, объединив под властью Цзинь весь Китай, правда, лишь на несколько десятилетий.

Объединение страны функционально было как бы концом очередного династийного цикла, что и нашло свое отражение в реформах Сыма Яня: согласно декрету от 280 года, все население страны получило наделы (по 70 му – мужчины; по 30 му – женщины) и за это обязано было обрабатывать землю в пользу государства (по 50 му – мужчины; по 20 му – женщины). Условия пользования наделами, как они изложены в источниках, не вполне ясны и вызывают различное толкование специалистов. Но несомненно: указ о введении надельной системы был направлен на то, чтобы подорвать позиции частного землевладения сильных домов и предоставить всему населению страны возможность получить землю от государства на выгодных условиях.

В данном случае, однако, реформа успеха не принесла. Во-первых, потому, что одновременно с ней Сыма Янь, действовавший по традиции, имел неосторожность выделить своим родственникам крупные автономные уделы, превратившиеся вскоре в государства в государстве, что послужило после смерти основателя династии причиной мятежа («мятеж восьми ванов»), подавленного лишь в начале IV века. Во-вторых, из-за того, что у правителей новой династии практически не было ни времени, ни сил, чтобы проследить за проведением реформы по всей стране, ибо с начала IV века в Северный Китай стали вторгаться одно за другим кочевые племена, вследствие чего империя Цзинь прекратила свое существование, а на смену ей пришел период южных и северных династий Нань-бэй чао.

Китай в период Нань-бэй чао (IV–VI века)

Существует теория, суть которой сводится к тому, что цикличные колебания климата, весьма сурово сказывавшиеся на образе жизни кочевников (холода – нехватка трав – бескормица и падеж скота), временами буквально толкали кочевые племена на перемену привычных мест и условий существования. Сами по себе такие перемещения для кочевников несложны и не несут угрозы окружающим. Но в исключительных ситуациях (гунны при Аттиле или монголы при Чингисхане) это могло повлечь за собой далеко идущие последствия. Нечто в этом роде произошло в Китае: кочевые племена северной степной полосы, уже с Хань частично кочевавшие под строгим контролем властей в северокитайских степях южнее Великой стены, с начала IV века стали проявлять невиданную прежде активность и склонность к массовым перемещениям на юг, в зону земледельческого хозяйствования, которая явно не соответствовала привычным для них условиям.

Сначала это было нашествие гуннов (сюнну), которые в 311 году заняли Лоян, а в 316 году – Чанань, после чего владения Цзинь остались лишь на юге и юго-востоке страны, в результате чего династия изменила свое название на Восточную Цзинь (317–420). Затем в Китай вторглись другие племена – сяньбийцы, цяны, цзе, ди и т. п. Они шли волнами, причем после каждой волны в Северном Китае возникали новые царства и правящие династии, которые иногда даже сосуществовали. «Шестнадцать царств пяти северных племен» – так говорят о них китайские источники. Для всех этих династий-царств, принимавших классические китайские названия (Чжао, Янь, Лян, Цинь, Вэй, Хань, Дай и др.), были характерны две политические тенденции.

Первая – это варваризация привычного для оседлых китайцев образа жизни, включавшая невиданный в конфуцианском Китае разгул жестокости, произвола, пренебрежения к жизни человека, вплоть до массовых убийств, не говоря уже о заговорах, казнях и поголовном истреблении проигравших противников с их семьями при дворах новых правителей. Эта варваризация вызывала рост межплеменной вражды и массовое бегство китайцев на юг, в Восточную Цзинь. Вторая тенденция имела обратный характер и сводилась к тяге воцарившихся вождей кочевников к китайской культуре, что вело к постепенной китаизации иноземных захватчиков, к тому же охотно бравших себе в жены китаянок. С течением времени именно эта тенденция стала ведущей. И хотя с каждой очередной волной иноземного нашествия эффект варваризации как бы возрождался, в конечном счете все волны были погашены мощью китайской конфуцианской цивилизации.

Нет слов, IV век оставил свои следы и в ней. Однако не стоит придавать слишком большое значение воздействию кочевников на Китай, как то подчас делается. Эффект китаизации в конечном счете не только нейтрализовал кратковременный процесс варваризации Северного Китая – больше того: под воздействием китайской культуры наводнившие Северный Китай кочевники в V–VI веках окитаились настолько, что к концу VI века их потомки стали обычными китайцами. По меньшей мере с Хань в Китае бытовал афоризм: «Можно завоевать империю, сидя на коне, но нельзя управлять ею, сидя на коне». Воздействие китайской культуры рано или поздно заставляло кочевников слезть с коней и приводило к их ассимиляции.

В конце IV века политической раздробленности и междоусобицам на севере пришел конец: вождь одного из сяньбийских племен Тоба Гуй захватил власть на территории всего бассейна Хуанхэ и основал династию Северная Вэй (386–534). Ликвидировав соперников, правители этой династии стали проводить энергичную внутреннюю и внешнюю политику. В борьбе с южнокитайским государством Сун они одерживали успех за успехом, достигнув к концу V века низовьев Янцзы. Особо следует сказать об аграрной политике правителей из дома Тоба. Еще Тоба Гуй начал переселение китайских земледельцев поближе к столице, дабы обеспечить снабжение ее зерном. Переселение было чем-то вроде наделения крестьян землей за счет государства. Эта практика длительное время отшлифовывалась, пока в конце V века после преодоления всех внутренних усобиц не наступило время для серии реформ в более широком масштабе.

Согласно указу от 485 года была официально возрождена введенная двумя веками ранее Сыма Янем надельная система. Мужчинам раздали по 40, женщинам – по 20 му, но к семейному наделу добавились теперь дополнительные наделы на вола или раба, если они были (а в завоеванном кочевниками Северном Китае было и достаточно скота, и немало обращенных в рабов). Кроме того, каждая семья получала 20–30 му приусадебной садово-огородной земли, которая не подлежала периодическому перераспределению как наделы пахотной земли, а закреплялась за двором как бы навечно. При этом была восстановлена система круговой поруки в рамках пя-тидворок. Чиновники, как то было и при надельной реформе Сыма, получили служебные наделы во временное условное владение, причем обрабатывали их земли обычные крестьяне, платившие налог не в казну, а владельцу надела. Введение надельной системы не исключало существования частного землевладения сильных домов или храмов, равно как и казенного землевладения. Тем не менее это был заметный сдвиг в сторону перераспределения земельного фонда.

Реформы Тоба Хуна включали в себя также запреты носить сяньбийскую одежду и говорить по-сяньбийски при дворе. Всем знатным сяньбийцам было предложено сменить имена и фамилии на китайские. Правда, спустя несколько десятилетий, когда на смену единому северному сяньбийскому государству пришли два других (Северное Ци, 550–577 годы, и Северное Чжоу, 557–581 годы), эти запреты были забыты, а вместо них наступила короткая эпоха так называемого сянь-бийского ренессанса. Однако продолжалась она недолго. Едва ли стоит этому удивляться: несмотря на массовые миграции китайцев на юг, они составляли в Северном Китае 80 процентов населения.

Что касается Южного Китая и так называемых южных династий, то их история в IV–VI веках заметно отличалась от северокитайской. Несмотря на то что южные династии тоже достаточно быстро сменяли друг друга (Сун, 420–479; Ци, 479–502; Лян, 502–557; Чэнь, 557–589; сосуществовавшая с последней Поздняя Лян, 555–587), в целом правление на юге более отвечало привычным китайским стандартам. Как только север стал подвергаться варварским вторжениям, которые сопровождались массовым уничтожением и порабощением китайцев, сотни тысяч их, причем в первую очередь хозяева сильных домов и образованные конфуцианцы-ши, отправились на юг – всего, по некоторым подсчетам, до миллиона человек. Пришельцы с севера, среди которых видное место занимала знать, включая и императорский двор (династия Восточная Цзинь), принесли с собой довольно высокий уровень культуры, как материальной, так и духовной. Благодаря им резко ускорилась конфуцианизация южных районов, которая включала и китаизацию населения. Здесь быстрыми темпами стали возникать новые города, расцветала торговля, развивались товарно-денежные отношения. Уже с V века на плодородных полях рисового пояса начали собирать по два урожая в год, что практикуется и поныне. На юге сосредоточился центр китайской культуры: здесь жили выдающиеся ученые, поэты, мыслители, энергично развивался укрепившийся в Китае еще во II веке буддизм.

Правда, справедливости ради нужно заметить, что правители северных династий тоже покровительствовали этой появившейся из Индии религии. По всему Китаю, как на севере, так и на юге, активно строились буддийские храмы, создавались монастыри, которым отписывалось немалое количество земли с обрабатывавшими ее крестьянами. Буддизм попал в Китай в очень удачное для себя время: обстановка междоусобиц и варварских нашествий ослабила не только центральную власть, но и официальное конфуцианство, которое не сумело помешать чужой религии укрепиться в Китае. Что же касается противостоявших конфуцианцам даосов, то они даже помогли буддизму укрепиться: именно из их рядов выходили первые китайские буддисты, даосские термины и понятия использовались буддийскими монахами в качестве нужных китайских эквивалентов при переводе на китайский язык древних буддийских текстов. Ко всему этому стоит добавить, что в смутное время войн буддийский монастырь с его глухими стенами давал возможность страждущим найти приют, беглецам – покой и отдых, усталым интеллектуалам – необходимое уединение, возможность для спокойного общения. Все эти факторы помогли буддизму китаизироваться и стать в Китае процветающей религией.

В заключение стоит обратить внимание на специфику сложившейся в Китае в IV–VI веках ситуации: все многочисленные и весьма непростые политические, этнокультурные, социальные и экономические процессы, которые в своей совокупности в иной конкретно-исторической ситуации вполне могли бы кардинально изменить облик государства либо направить его дальнейшее развитие по несколько иному пути – как это случилось, скажем, с Ближним Востоком и даже частично с Индией после исламизации, – в конфуцианском императорском Китае ни к чему похожему не привели. Не стало империи, было сильно ослаблено официальное конфуцианство, но глубинная основа того и другого, отработанная еще в Хань и приобретшая силу социального генотипа, во многом определяла эволюцию страны в период ее раздробленности. Пережив эпоху Нань-бэй чао, страна возродилась, а с ней восстановилась и конфуцианская империя.

Глава 9

Китайская конфуцианская империя

в период расцвета (VI–XIII века)

Процессы китаизации севера и энергичного развития юга создали предпосылки для нового объединения страны.

В 581 году полководец царства Северное Чжоу Ян Цзянь, проведший незадолго до того ряд успешных войн и, в частности, разгромивший северокитайское царство Ци, объединил под своей властью весь Северный Китай и провозгласил новую династию Суй (581–618). Затем Ян Цзянь, принявший суй-ское имя Вэнь-ди, одолел южнокитайское государство Чэнь и оказался во главе объединенного Китая.

Вскоре был проведен ряд реформ, направленных на укрепление централизованного государства. Были унифицированы меры и выпущены новые стандартные монеты, упорядочены налоги и отменены все чрезвычайные поборы. Центральной частью реформ стала, как это всегда бывало в аналогичной ситуации, попытка решить проблемы землевладения и землепользования. Отталкиваясь от принципов северокитайской надельной системы (реформы Сыма Яня в 280 году и Тоба Хуна в 485 году), Вэнь-ди сделал все, что мог, дабы выбить почву из-под ног сильных домов. Каждый пахарь должен был иметь свое поле и платить налог государству – примерно таким был девиз Вэнь-ди. В основе обновленной им аграрной надельной системы лежал принцип права каждого мужчины, каждой женщины и вообще каждого взрослого, вплоть до раба (раб в Нань-бэй чао привычно воспринимался в качестве младшего члена семьи), на земельный надел: 80 му – мужской, 40 – женский. С семейного среднего надела (120 му) взимался небольшой налог в три даня (дань – примерно центнер) зерна. Кроме того, существовала промысловая подать (женщина сдавала в казну шелк или пряжу) и трудовая повинность (20 дней в году для мужчин). Был произведен тщательный учет населения и выявлено свыше 1,5 миллиона крестьян, не входивших ранее в списки податных. Сравнительно щедрое наделение землей побудило суйские власти нарезать целинные и залежные земли, что привело к невиданному прежде росту клина возделываемых полей – с 19,4 до 55,8 миллиона му за менее чем тридцать лет правления династии Суй.

В 604 году Вэнь-ди умер, и императором стал его сын Ян-ди, заслуженно снискавший себе репутацию деспота. Действуя весьма жесткими силовыми методами, хотя и ориентируясь при этом на конфуцианство как идейную основу, Ян-ди стремился создать мощную империю. В отстроенную столицу Лоян он переселил 10 тысяч богатых семей из разных районов страны, оторвав их от родных мест и поставив под свой контроль. В районе Лояна были выстроены роскошные дворцы, а также огромные зернохранилища, причем для транспортировки налогового зерна с юга, который уже стал основной житницей страны, был вырыт Великий канал, связавший Янцзы с Хуанхэ. На обслуживании этого сооружения со всеми его шлюзами и иными устройствами было занято, по некоторым данным, до 80 тысяч человек.

Ян-ди предпринял также работы по реконструкции Великой стены, которая за тысячелетие пришла в упадок. Едва ли это сооружение могло сыграть серьезную роль в деле защиты от вторжений кочевников – а именно для этого стена была в свое время построена. Практика показала, что вторжениям она не мешала, разве только несколько осложняла их. Но как символ того, что в дальнейшем империя вторжений с севера не потерпит, ремонт стены был вполне уместным.

Словом, Ян-ди вел одновременно несколько колоссальных строек, каждая из которых требовала миллионов рабочих рук и огромных средств, не говоря уже о том, что оказывалась могилой для десятков, а то и сотен тысяч людей. Если прибавить к этому, что параллельно Ян-ди пытался вести активную внешнюю политику и постоянно воевал – с Тюркским каганатом, во Вьетнаме, в Корее, – то вряд ли вызовет удивление тот факт, что страна не выдержала тяжести возложенного на нее бремени.

В 614 году, после нескольких безрезультатных и очень дорого обошедшихся империи походов в Корею, в Китае одно за другим вспыхнули восстания. К выступлениям крестьян вскоре присоединились заговоры недовольной правлением Ян-ди знати. Император бежал из столицы, но спастись все равно не сумел: он был убит, а правителем новой династии Тан провозгласил себя один из его военачальников и родственников по женской линии Ли Юань.

Расцвет империи при династии Тан (618–907)

Ли Юань и особенно его сын Ли Ши-минь (Тай-цзун, 626–649) заложилифундамент процветания китайской империи. Было покончено с крестьянскими восстаниями, прекращены траты на дорогостоящие престижные стройки, более умело стала вестись внешняя политика, что не замедлило дать результаты: в 630 году тюрки были разгромлены, их султан Селим попал в плен, а значительная часть каганата вошла в состав Китая. Но главное, что способствовало стабилизации тайского Китая, – это хорошо продуманная внутренняя политика первых правителей династии.

По декрету 624 года была подтверждена в чуть измененном виде надельная система: женщины (если в семье был мужчина) земли не получали, мужчины получали по 80 му, женщины-вдовы – по 30 му (при этом они освобождались от налогов). Зерновой налог с мужского надела равнялся двум даням, причем некоторые категории семей имели налоговые льготы. Как и прежде, все наделы считались временными, то есть давались от имени государства на период трудоспособности и, соответственно, регулярно перераспределялись, для чего всюду велись строгие реестры тяглых и свободных от тягла, владевших наделами разных категорий, а также беглых, пришлых и иных жителей. Пришлые обычно получали для обработки наделы беглых на правах своеобразной аренды от имени деревни – ведь вместе с надельной системой восстанавливался и принцип круговой поруки, так что пятидворка, да и деревня в целом отвечали за выплату налога каждым, включая и беглых. К слову, беглых никто и никогда не преследовал. Любой мог по разным причинам покинуть дом и надел, причем за ним долго еще сохранялось право вернуться и занять свой дом и участок – в этом случае получивший то и другое пришлый должен был безропотно отступить. Но это была только правовая норма; реальная практика обычно сводилась к тому, что пришлые – те же беглые из других мест – приживались на новых местах, хотя и имели при этом несколько менее выгодный в правовом плане статус.

В тех районах, где земли не хватало («тесные» районы), наделы соответственно уменьшались. Там, где земли было вдоволь, ею наделяли щедро, нередко с расчетом на трехпольный севооборот. Определенную долю обычного надела могли дать на нетрудоспособных и престарелых. Что касается казенных полей, то часть их давали титулованной знати в наследственное пользование, правда, не в вечное, ибо, согласно китайским правовым нормам, степень знатности понижалась с каждым поколением на ступень, а после пятой ступени исчезала вовсе. Другая часть казенных земель, как обычно, предоставлялась чиновникам на срок службы. В том и другом случае имелось в виду не столько владение казенными землями, сколько право на ренту-налог с указанных земель.

Земельная реформа и реализация налоговой системы в рамках надельного землепользования обеспечили казну регулярным притоком дохода, а государство – необходимой рабочей силой (трудовые повинности). То и другое способствовало укреплению инфраструктуры империи – строились дороги, каналы, дамбы, дворцы, храмы, целые города. Расцветали ремесло и торговля, включая казенное ремесло, где обычно сосредоточивались лучшие мастера высокой квалификации, работавшие в порядке трудовой повинности либо сверх этого по найму. Ремесло и торговля находились под строгим контролем государства, специальных чиновников, которые через посредство глав туаней и ханов (цехов и цехо-гильдий) строго регулировали каждый шаг городских жителей.

Вообще говоря, рост городов, ремесла и всей городской культуры начались в Китае в Чжоу и достигли немалого уровня в Хань. Этот процесс активно продолжался и в эпоху Нань-бэй чао, несмотря на смуты и неурядицы, особенно на юге страны, где до того городов было немного. При династии Тан развитие городов получило дополнительный импульс. Значительно увеличились их размер и численность. Изменилась, прежде всего за счет буддийских храмов, их архитектура. Более строго линейной, ориентированной по странам света, стала планировка кварталов, в частности в танской столице Чанани (совр. Сиань). В городах жили не только торговцы и ремесленники, хотя численно они и преобладали, по крайней мере вне столицы. Большое место среди городского населения крупных городов занимали чиновники, представители богатых кланов, аристократы, монахи, армия слуг и обслуживавшего персонала, а также такие специфические группы как врачеватели, актеры, гадатели и предсказатели, проститутки, нищие и пр. Как и везде на Востоке, окна в жилищах были обращены внутрь дворов, кроме тех случаев, когда дом был одновременно мастерской и лавкой. За порядком в городах следили специальные служители и подчиненная им городская стража. Они же отвечали за водоснабжение и соблюдение чистоты на улицах. В зажиточных домах были бани и бассейны.

Существовали и городские платные бани. Многие городские улицы были вымощены камнем.

Конечно, всем этим город разительно отличался от деревни, даже если в деревне были дома богачей. Но в одном, причем в самом главном, город был абсолютно одинаков с ней – в статусе и правах. В этом смысле город был всего лишь податной и административной единицей – у него не было ни особых прав, ни привилегий, ни гарантий. Напротив, в городе были жестче порядки, хотя бы потому, что следившие за этим органы находились здесь же, в городе. Ведь города обычно бывали центрами провинций, областей, уездов.

В танское время империя была разделена на 10 провинций (дао), которые, в свою очередь, подразделялись на области (чжоу) и уезды (сянь). Области (или округа) и уезды различались по размерам, населению, сумме налогов и соответственно делились на категории, что сказывалось на статусе и количестве (штатном расписании) управлявших ими чиновников. Но при этом все чиновники, вплоть до уездных, всегда назначались из центра и им контролировались.

Система государственно-административного управления страной была сложной, но достаточно стройной. При императоре существовал Государственный совет из наиболее видных сановников, включая подчас близких родственников правителя. Исполнительную власть представляли в нем обычно два канцлера (цзайсаны или чжичэны) – левый (он обычно считался старшим) и правый, каждый из которых ведал тремя из шести ведомств палаты Шаншушэн, своего рода Совета министров. К первой группе ведомств относились управления чинов (подбор кадров и назначения по всей империи), обрядов (контроль за соблюдением норм поведения, охрана общественного порядка) и налогов (учет податных, распределение наделов, сбор налогов, земельный кадастр и т. п.). Ко второй – управления военными делами (содержание войск, охрана рубежей, военные поселения на границах и соответствующие назначения), наказаний (суды, кроме уездного, где этим ведал сам уездный начальник; тюрьмы, содержание преступников) и общественных работ (реализация трудовых повинностей, строительство, включая ирригационное). Работу исполнительных органов и всей государственной системы строго контролировали цензоры-прокуроры специальной палаты Юйшитай, которые имели большие полномочия, включая право подачи докладов на высочайшее имя. Кроме того, при дворе существовали еще две влиятельные палаты, ведавшие подготовкой императорских указов и церемониалом.

На уровне провинций были свои чиновные управы во главе с наместником-губернатором; то же, но в меньшем объеме имелось на уровне областей и округов различных категорий. Уезд обычно был представлен лишь начальником, который сам комплектовал свой штат помощников из числа местных влиятельных лиц, обычно готовых работать на общественных началах, что, однако, никак не было равнозначно бескорыстной работе, и наемных служащих низшего ранга, то есть писцов, служек, стражников и т. п. Власть уездного начальника ограничивалась как сроком (не более трех лет на одном месте с последующим перемещением на другое), так и местом службы (ни в коем случае не там, откуда чиновник родом).