Текст книги "Средневековый Восток"

Автор книги: Леонид Васильев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 15 (всего у книги 15 страниц)

Крестьяне обычно наиболее консервативны по образу и основам их жизни. Существующую норму они привычно считают приемлемой, даже справедливой, а государство в лице его представителей воспринимают в качестве гаранта этой нормы. Гарантированная стабильность в жизни крестьянина – едва ли не высшая ценность. Конечно, это не исключало сохранение в крестьянском подсознании восходящих к первобытной древности идеалов эгалитаризма. Но утопии такого рода были при сохранении нормы в латентном состоянии, да и то чаще всего лишь у сравнительно бедных и обездоленных. И пусть в периоды кризисов эти эгалитарные представления порой выходили на передний план и задавали тон всему движению восставших, реальной целью движения недовольных крестьян всегда оставалось стремление к восстановлению утраченной нормы и гарантированной стабильности существования.

Поэтому крестьянские восстания не только не были «антифеодальными», но и вообще не ставили своей целью выступление против существующего строя как такового. Напротив, их целью было восстановление порядка, ранее существовавшего и нарушенного в результате злоупотреблений. Корень зла крестьяне видели обычно не в государстве, а в его нерадивых представителях на местах. Восстановление попранной справедливости восставшие видели только и именно в ликвидации богатых собственников и в восстановлении той привычной нормы, когда существуют заботящиеся о низах верхи (государство и его придерживающиеся справедливой нормы представители на местах) и обслуживающие потребности – разумные потребности! – верхов низы, то есть прежде всего производители-крестьяне.

Если считать, что крестьяне это и есть общество, во всяком случае базовая основа восточного традиционного социума, то есть основание повторить уже высказанный тезис: само общество нуждалось в безусловном подчинении его государству при непременном условии осуществления этим государством эффективной власти, гарантирующей устойчивую консервативную стабильность. А коль скоро так, то нельзя не признать, что система политической администрации в традиционных восточных обществах базировалась на весьма прочных основах. Общество в лице прежде всего крестьянства не претендовало на права и правовые гарантии, не ставило перед властями требований об уважении и достоинстве. Это общество довольствовалось минимумом нормативных стандартов и выше всего ценило тот самый отеческий порядок, ту самую крепкую руку с палкой, которая одна только и могла, по существующим и восходящим в глубокую древность представлениям, обеспечить столь желанную для крестьянина стабильность существования. И метафора о «поголовном рабстве» на Востоке во многом восходит именно к этой психологии, столь разительно контрастирующей с теми стандартами, что были выработаны в рамках гражданского общества в Античности, – при всем том, что там рядом с гражданами существовали и противопоставленные им в правовом и социальном плане рабы – рабы настоящие, в полном смысле этого слова, а не по своей психологии.

Традиционное восточное общество

и его потенции

Если традиционное восточное общество и его базовая основа – крестьянство – в принципе вполне соответствовали классическому восточному государству, если между обоими этими институтами было достаточно гармоничное взаимодействие, если государство уверенно доминировало и господствовало над обществом, а общество было заинтересовано именно в этом, то резонно поставить вопрос о том, каковы потенции эволюции восточных структур.

Государство, опирающееся на власть-собственность, имеющее немыслимо высокий статус, абсолютное могущество, высший авторитет, полную власть, – такое государство само по себе ни в какой эволюции не заинтересовано. От добра добра не ищут! Традиционное восточное государство в наивысшей степени консервативно и заинтересовано в устойчивой стабильности и в регенерации в случае кризиса. Тенденция его эволюции – от неполной устойчивости к полной, от недостаточной централизации к наивысшей из возможных, от критически ослабленного состояния (если таковое наступило) к полной силе. Собственно, в этой тенденции проявляется и та динамика исторического процесса с ее спирально-цикловым движением, о которой уже достаточно подробно шла речь. Но это государство. И хотя именно государство в традиционных восточных обществах определяет структуру в целом, теоретически можно поставить вопрос и о потенциях социума.

Только что на примере крестьянских восстаний уже было показано то, что традиционный восточный социум не только соответствовал восточному государству, но и был заинтересован в сохранении статус-кво. Если бы дело обстояло иначе, общество в лице определенных влиятельных его слоев вполне могло бы – скажем, в те же моменты массовых народных движений – избавиться от ненавистной ему опеки всесильного государства и создать нечто новое.

Впрочем, иногда нечто подобное действительно проявляло себя – вспомним о сектантских движениях карматов или даосов, создававших свои государства. Но не следует путать видимость с реальностью, выдавать желаемое за действительное. Да, карматы и даосы создавали новые государственные образования, в рамках которых государство принимало религиозно-сектантскую форму и несколько внешне видоизменялось. Но менялась ли при этом его суть? Становилось ли оно более демократичным, не претендующим на абсолютное повиновение подданных и власть над ними, открывающим принципиально новые просторы для эволюции?

Нет и еще раз нет. Все эти государства, да и вообще все теократические структуры (а речь идет в данном случае именно о них), наиболее заметной из которых в позднем Средневековье можно считать тибетское государство далай-ламы, сохранившее свой традиционный облик и после включения его в империю Цин, принципиально отличались от остальных разве что тем, что чиновниками в них были священники, а функции политической администрации выполняла религиозная организация. Во всем же остальном это были не только типичные восточные государства с их претензией на абсолютную власть, но и в некотором смысле государства в квадрате, ибо верхи в рамках этих государств претендовали не только на светскую, но еще и на духовную абсолютную власть над низами. И если роль палки, функции аппарата насилия, выполняло духовное давление, суть не менялась. Общество в рамках такого рода теократического государства могло быть только еще более приниженным, невежественным и отставшим в своем развитии, чем в обычном восточном государстве.

Вернемся к исходному тезису: традиционный восточный социум полностью соответствовал своему государству и, более того, был заинтересован в сохранении этого соответствия, то есть в дальнейшем пребывании под давлением со стороны государства. Любое ослабление давления, связанное с ослаблением государства, вело к критическим явлениям и вызывало нарушения, которые болезненно сказывались на социуме. Неудивительно поэтому, что социум был в не меньшей мере, нежели государство, заинтересован в сохранении устойчивой консервативной стабильности. Но если так, то как обстоит дело с потенциями средневекового восточного социума? Вопрос можно поставить и еще конкретнее: как выглядели и в чем проявлялись эти потенции – если они все же были – на средневековом Востоке, особенно накануне или в условиях уже начавшейся колонизации?

О крестьянстве как важнейшем базовом элементе традиционного восточного общества уже много говорилось. И хотя средневековое крестьянство социально не безлико, а в его среде всегда была пусть небольшая, но влиятельная прослойка людей богатых и связанных с рынком, с частной собственностью, в целом интересы крестьян сводились к сохранению статус-кво, нарушение которого было чревато непредсказуемыми последствиями и в силу этого нежелательно как для всей крестьянской массы, так и для ее верхнего богатого слоя. Поэтому мы вправе говорить, что крестьянство не демонстрировало, да и не имело необходимых потенций для изменения структуры. Да оно и не желало перемен, опасалось их.

Но сводится ли общество и его потенции только к крестьянству? Вполне очевидно, что нет. И это особенно характерно для средневекового восточного общества с его большими городами, развитыми ремеслами и торговлей. Как же обстояло дело с городами и городским населением?

Социально городское население представляло собой весьма пестрое собрание лиц различных занятий и очень разного статуса – от правящих верхов до изгоев. В городах жили чиновники и жрецы, ремесленники и торговцы, военные, множество обслуги, включая рабов, немалое количество учащихся и грамотеев, лица так называемых свободных профессий – гадатели, актеры, врачеватели и т. д., вплоть до нищих и проституток. Чем все они могли быть довольны или недовольны, к чему стремились, какова была их социальная сила?

Следует сразу же заметить, что традиционный восточный город в целом был точно так же строго ориентирован на стабильное существование и сохранение статус-кво, как и все общество, как и государство в целом. Каждый из перечисленных его слоев был по-своему приспособлен к существованию в рамках занятой им ниши. Это не значит, что никто не стремился к лучшему и не поменял бы свое место при случае на более престижное и выгодное. Но, если не считать кастовых ограничений в Индии, обычно никому это и не возбранялось. Дерзай, если можешь и хочешь. Социальная мобильность на традиционном Востоке, кроме кастовой Индии, весьма заметна, ее не сравнить с сословной замкнутостью в феодальной Европе. Вчерашний раб нередко становился всесильным эмиром, бедняк – высокопоставленным чиновником-интеллектуалом в системе правящей китайской бюрократии и т. д. Но это касалось только взаимозаменяемости в пределах, если можно так выразиться, личного состава того или иного социального слоя. Сам же слой от такого рода перемен в индивидуальных судьбах своего статуса не менял и оставался в пределах своей традиционной ниши. Поэтому индивидуальные потенции человека реализовывались сравнительно беспрепятственно (даже в кастовой Индии не все двери были закрыты для способных и настойчивых). А вот что касается потенций социальных и социально-экономических, то с ними сложнее.

Ремесла и тем более торговля, да и весь городской быт тесно связаны с рынком. Именно здесь широкий простор для инициативы, предприимчивости, деловой энергии. Вспомним, что китайцы в Юго-Восточной Азии, оказавшись вне пределов всесильного китайского государства, в условиях сравнительно слабых государственных образований, довольно быстро забирали в свои руки чуть ли не весь местный рынок. Это значит, что о возможностях по крайней мере какой-то части городского населения можно говорить с немалой долей уверенности. Но, во-первых, государство прочно закрывало выход за пределы дозволенной и строго контролируемой нормы (просто пределы этой нормы, скажем, в Китае и в Юго-Восточной Азии были разными). Во-вторых, столкнувшись с реальностью и смирившись с нею (плетью обуха не перешибешь!), городские слои привычно гасили свои стремления и традиционно вписывались в статус-кво.

Как бы подводя итоги восточному Средневековью, следует заметить, что колониализм в XVI–XVIII веках немало сделал для решительной ломки традиционного Востока. Вторгаясь на восточные рынки, навязывая собственные взгляды и принципы социального и этического поведения, властно диктуя закон прибыли, он кое-чего добился. Но даже те восточные государства, которые оказались его жертвами, отнюдь не спешили подстроиться под его стандарты, принять его требования и изменить привычной норме.

Это не значит, что ничего не менялось, – особенно там, где колонизаторы были хозяевами, как в Индии или Индонезии. Но изменения были во многом внешними и несущественными. Показательно, что, даже лишившись традиционного восточного государства, своего гаранта консервативной стабильности (его место в той же Индии заняли англичане с их в принципе построенной на совершенно иных основах администрацией), восточный социум упорно стремился сохранить привычные формы существования – настолько, насколько это возможно. Именно на это самосохранение и были мобилизованы все его немалые потенции.

Словом, вплоть до середины XIX века Восток в сердцевине своей оставался таким же, каким был на протяжении предшествующих веков.

INFO

Васильев Л.

В19 Средневековый Восток / Леонид Васильев. – М.: Ломоносовъ. – 2019. – 232 с. – (История. География. Этнография).

ISBN 978-5-91678-511-1

УДК 94(5)

ББК 63.3(5)

Книга изготовлена в соответствии с Федеральным законом от 29 декабря 2010 г. № 436-ФЗ, ст. 1, п. 2, пп. 3.

Возрастных ограничений нет

История. География. Этнография

Леонид Васильев

Средневековый Восток

Редактор Я. Левин

Верстка А. Петровой

Корректор Н. Хромова

Подписано в печать 24.01.2019.

Формат 60х90/16. Усл. печ. л. 16,5. Тираж 800 экз.

ООО «Издательство «Ломоносовъ»

119034 Москва, Малый Левшинский пер., д. 3

Тел.(495) 637-49-20,637-43-19

info@lomonosov-books.ru

www.lomonosov-books.ru

Отпечатано способом ролевой струйной печати в ОАО «Первая Образцовая типография»

Филиал «Чеховский Печатный Двор»

142300 Московская область, г. Чехов, ул. Полиграфистов, д.1

Сайт: www.chpk.ru, E-mail: sales@chpk.ru, 8 (495) 988-63-87

…………………..

FB2 – mefysto, 2022

notes

Примечания

1

По преданию, Хасан получил от Муавии пергамент, на котором ему было предложено самому поставить любую цифру откупа.

2

После этого Хусейн стал святым мучеником всех шиитов, ежегодно отмечающих день его гибели торжественными процессиями с самобичеванием и даже самоубийством религиозных фанатиков.

3

Любое обучение сводилось к изучению Корана, который переводить запрещалось; следовательно, приходилось учить арабский язык, что в конечном счете превращало учеников в носителей арабского языка и арабской культуры.

4

Иран уже в эпоху Омейядов стал центром шиитской оппозиции, в немалой степени использовавшей в своих интересах этнокультурные традиции и претензии персов, недовольных засильем арабов.

5

Двенадцатый имам в середине IX века в возрасте подростка таинственно исчез. Он считается шиитами последним «скрытым» имамом, который рано или поздно вновь откроется людям, появится в виде мессии – Махди, ожидаемого правоверными шиитами и по сей день.

6

Почетный титул у мусульман для потомков пророка Мухаммеда через его дочь Фатиму и внука Хусейна.

7

Родственная группа, в которой статус индивида определяется степенью его генеалогической близости к родоначальнику или правителю.

8

В мусульманском праве любое имущество, переданное государством или отдельным лицом на религиозные или благотворительные цели. С XII века вакуф стал основным источником средств для мусульманских культовых учреждений.

9

Следует оговориться, что некоторые современные индийские историки оспаривают этот факт. Они полагают, что упомянутый эпизод не имеет отношения к государству Харши, а произошел в каком-либо из мелких пригималайских княжеств. Но в любом случае государство Харши распалось очень быстро.

10

Легизм – философская школа периода Чжаньго (Сражающихся царств) истории Китая, сформировавшаяся в IV–III веках до н. э., известна также как «Школа законников».

11

Дары составляли весомую часть товаров, прибывавших в Китай извне, особенно по Великому шелковому пути. Но основная часть товаров все-таки предназначалась для частной торговли в специально отведенных для этого китайскими чиновниками местах.

12

Шэньши – букв.: «ученые мужи, носящие широкий пояс». Широкий пояс был в древности символом власти. К шэньши принадлежали лица, выдержавшие экзамены на ученую степень, которая давала им право занимать государственные и общинные должности.

13

Содержание его сводилось в основном к следующему: приветствуем ваше желание приобщиться к нашей культуре, готовы принять вашу дань, но на постоянное пребывание посла в Китае не рассчитывайте и т. п.

14

Хинаяна (букв.: «малая колесница» – в значении «малый или низший путь», «узкий путь») – наряду с махаяной одно из двух основных направлений буддизма, в махаяне считается частью пути к просветлению. В основе хинаяны лежит буддийская идея о двух состояниях бытия: проявленном и непроявленном. Характерная черта хинаяны – отрицание души как самостоятельной духовной сущности.

15

Махаяна (букв.: «великая колесница») – одно из двух основных направлений буддизма. Главными «опорами» махаянской традиции являются праджня (интуитивная мудрость) и каруна, или сострадание. С помощью каруны и искусных средств, или упай, реализуется учение о бодхичитте, подразумевающее стремление к собственному пробуждению «на благо всех живых существ». Спасение всех без исключения живых существ подразумевает безграничную любовь и сострадание к ним, или махакаруну, что воплощается в бодхисаттве – существе, которое дало обет отказаться от индивидуального достижения нирваны до тех пор, пока оно не поможет всем существам освободиться от страданий.

16

Оседание тамильцев на севере острова превратило некоторые его районы почти целиком в тамильские; там время от времени возникали самостоятельные тамильские государства.

17

Тхеравада (букв.: «учение старцев») – старейшая, наиболее консервативная школа буддизма.

18

Редистрибуция (от лат. перераспределяю) – в самом общем виде концентрация большей или меньшей части продукта, созданного в той или иной человеческой группе, в руках ее главы с последующим его распределением внутри той же самой группы.

19

Можно оставить в стороне те случаи, когда земля безусловно считалась государственной и выделялась в виде должностных наделов-кормлений. Речь идет также и не о землях наследственной знати или гуань-тянь в Китае. Имеются в виду лишь те земли, которые принадлежали их владельцам, будь то общины в Индии, крестьянские поля минь-тянь в Китае и т. п.