Текст книги "Три дня"

Автор книги: Леонид Савельев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 13 страниц) [доступный отрывок для чтения: 5 страниц]

НЕ ВИЖУ НИКАКИХ ПРОБЛЕМ

Всё было как тогда. Всё повторилось. Как тогда перед отправкой в Афган. Тоже состояние, те же ощущения. Свет фар встречной машины ударил по глазам.

Секунда. Доля секунды. Вся жизнь. Вся жизнь пролетела за долю секунды. Вся. Со всеми подробностями и мелочами. Время как сжалось. Время сжалось, оставляя все события без изменения. Странно, всё как тогда. Всё как тогда перед отправкой в Афган. Как взгляд со стороны. Я стоял на обочине и смотрел на машину. Видел себя в машине. За долю секунды до удара инстинктивно выкрутил руль. Машина поскакала прыжками по кочкам обочины. Удар в дерево. Всё как тогда. Всё повторилось.

– Вы живы?! Эй, ты жив?! – кричал какой-то мужчина, дёргая дверь моей машины.

Я открыл глаза и попытался освободиться от «аэрбега». Мужчина, что был рядом, с трудом распахнул дверь. Лицо озабоченно, испуганно.

– Нет, я мёртв, неужели вы не видите, – я попытался улыбнуться.

Я вылез из машины и сел на землю, прислонившись к ней спиной. Посмотрел на стоящего рядом молодого мужчину, нервно переступающего на месте.

– Дай сигарету.

– В машине. Я сейчас…

Парень побежал в темноту. Я встал, отряхнулся. Потрясая руками и ногами, проверил, всё ли в порядке. Вроде в порядке. Вроде как новый. Машин по этой дороге днём-то не много, сейчас ночью вообще почти нет. Достал из кармана телефон. Из темноты выбежал парень, держа в вытянутой руке пачку с сигаретами. Я взял сигарету, посмотрев на машину на всякий случай отошёл на несколько шагов, прикурил от зажигалки парня. Парень молчал.

– Рит, привет, как ты? Не разбудил? – выпуская дым в трубку, спросил я жену.

– Ты куришь? Рома! Ты же бросил уже как год! Почему сорвался? – голос жены был сонный.

– Риточка, я тут в аварию попал, вот и закурил… Понервничал немного.

– Что случилось, Ром?

– Я всё нормально – ни царапины но машины у нас больше, похоже, нет…

– Ох…

– Не переживай – она застрахована, купим новую.

– Да я что, из-за неё, что ли? Сдалась мне эта машина… мне страшно за тебя Ромочка… Когда ты теперь будешь?

Я посмотрел на парня. Парень изумлённо смотрел на мой телефон.

– Рит, я тебе перезвоню через несколько минут. Не волнуйся, надеюсь, скоро буду.

Парень молчал, смотрел в землю. Вид был виноватый и испуганный.

– Это ты мне на встречку вылетел?

Коротко кивнул. Молчит, отводит взгляд.

– Ясно… Отвезёшь меня сейчас в город… Я утром с полицейскими сам вернусь… Тут к тебе претензии бесполезны, скажу не справился с управлением. Тебя как зовут?

– Борька.

– Борька… кхм… Борька… Меня Роман…Пойдем к твоей машине Борька…

– Пойдёмте…

Мы сели в «буханку» Бориса.

– Роман! А что у вас такое белое было из руля?

– В смысле?… Ты про «подушку безопасности» что ли?.. Странный ты Борька какой-то парень…

Я откинул голову назад. Сон накрывал меня. Я не мог ничего с собой поделать. Парень что-то говорил, но я уже не слышал. Я «провалился». Всё как тогда…

Я спал. Во сне повторялась моя жизнь. Во сне повторялось моё знакомство с Ритой. Я даже чувствовал запахи в этом сне и слышал голоса. Голос Риты и её маленького пятилетнего сына Феди.

* * *

– Федя, так ты ничего и не решил? Куда поступать будешь?

– Думаю, па, думаю куда.

– Уже апрель, Федь… Скоро экзамены и решай, куда и как. Или уже через полгода в армию пойдёшь, если никуда не поступишь.

– Не па, я не пойду в армию.

– Кхм… Мда… Откуда такая уверенность?

– Ром… Я тебе не говорила… Тут осталось только деньги заплатить, я с врачами договорилась.

Рома положил в тарелку ложку. Задумчиво посмотрел в окно.

– Опять снег! Всю зиму почти без снега, а в апреле вот новый год наступил…

– Ты слышишь, что я тебе говорю Ром?

– Конечно Рит. Сколько нужно денег?

Рита назвала цифру. Роман задумчиво продолжал смотреть в окно.

– Но у нас сейчас нет таких денег, Рит… Может он в институт с военной кафедрой всё же попробует поступить? А! Фёдор, что скажешь?

– Но тебе же страховку на машину должны сейчас выплатить… Всё хватить должно… А если вдруг не поступит? Ему что в армию идти?

– Федя… Ты взрослый уже, тебе не кажется, что такие проблемы уже самому пора решать?

Федор хлебая суп, равнодушно пожал плечами.

– Так он, Рит, и не поступит никуда, раз ты всё за него заплатишь и решаешь всё. Будет и дальше как стебель вот твоего любимого сельдерея расти, – Рома взял стебель, лежавший рядом в блюде, откусил.

Рита медленно, слишком медленно, положила ложку в тарелку и уставилась в окно. Её лицо покрылось красными пятнами.

– Да… погода как начало ноября, а не апреля…

Роман, проследив за её взглядом, опять посмотрел в окно.

Снег. Всё как тогда. Тогда тоже был снег. Также падал и таял. Также было промозгло и сыро.

Они стояли и дрожали мелкой дрожью. Замёрзли от влажности, от долгого стояния в строю в ожидании ротного.

Вся рота, молча, смотрела на начальство. Ротный майор и взводный стояли перед строем.

– Товарищи солдаты! Вам предстоит большая ответственность перед нашей великой страной Союзом Советских Социалистических Республик. Вы должны отдать долг нашей великой Родине! Вам предстоит почётное право выполнить свой интернациональный долг… Тот кто трусит, боится – может выти из строя… В этом случае он продолжит службу на территории Узбекской Социалистической Республики по месту дислокации части. На сборы вам даётся два часа до прибытия самолёта. Трусов прошу выйти из строя, – майор оглядел роту строгим взглядом.

Секунда. Доля секунды. Вся жизнь. Вся жизнь пролетела за долю секунды. Вся. Со всеми подробностями и мелочами. Время как сжалось. Время сжалось, оставляя все события без изменения. Я стоял за спинами офицеров и смотрел на свою роту. Смотрел на себя. Я сделал шаг из строя. Секундой позже шаг вперёд сделало больше чем полроты. Через несколько минут страшно захотелось спать. Мы спали все, кто вышел из строя. Спали в казарме под крики сержантов и офицеров. Мы спали. Мы не смогли попрощаться с товарищами. Мы спали. За сон мы все потом попали на «губу» – но это было потом.

– Не вижу проблем, Рит… Не вижу проблем. Хоть я и против этой твоей аферы, но раз вы оба так решили…

Рита улыбнулась. Перевела взгляд на Романа. Взяла ложку, отхлебнула суп.

– Ну там не все деньги-то нужны. Машину купишь себе, попроще только.

– Угу. Не вижу никаких проблем.

Федор встал с пустой тарелкой. Отнёс её в раковину и повернулся к родителям.

– Ничего не нужно. Я и так уже дано решил. В военное буду поступать. Так, что не парьтесь, родители.

* * *

– Ну, я здесь тогда подожду, инструкцию прочту.

Я выключил зажигание. Достал из бардачка инструкцию, к три дня назад, как купленной машине. Фёдор сидел сзади, взяв цветы, вышел из машины. Рита, откинув козырёк с зеркалом, поправила чёрный платок, тоже вышла. Смотрел на их удаляющиеся фигуры по алее вдоль могил. Начало весны. Солнце, набухающая листва. Полистав инструкцию, я зевнул и кинул её на пассажирское сиденье. Хотелось спать. Потянулся, открыл дверь и вышел из машины. Могилы. Кругом могилы. Город мёртвых. Медленно бредя вдоль надгробных плит, я рассматривал фотографии и даты жизни. И тут…

Секунда. Доля секунды. Вся жизнь. Вся жизнь пролетела за долю секунды. Вся. Со всеми подробностями и мелочами. Время как сжалось. Время сжалось, оставляя все события без изменения. Я видел напротив себя ротного и взводного. Шел мокрый снег. Было промозгло.

–... На сборы вам даётся два часа до прибытия самолёта. Трусов прошу выйти из строя, – сказал ротный.

Как хотелось выти из строя. Невыносимо хотелось сделать этот шаг и остаться в Союзе. В Афган было страшно. В Афгане убивают. Хотелось жить. За, что там умирать в этом Афгане? Первым нельзя. Я же не трус, как говорит ротный. Я не хуже других. Никто же не выходит! Если кто-то сейчас сделает этот шаг, я сразу же шагну за ним. Ну! Кто? Неужели все такие безбашенно смелые и все готовы умереть в Афгане? Ну же! Кто?

– Вот и хорошо. Я знал, что среди моих солдат трусов нет. Молодцы сынки, не подвели! Самолёт будет через два часа, сейчас время на сборы. На пра-а-а-во! В казарму ша-а-агм а-арш!

«Роман Сергеевич Тищенко

18 марта 1966 г. – 21 ноября 1985 г.

Воин интернационалист. Героически погиб.

Вечная память.»

Я посмотрел на своё фото, на надгробье. Я не помнил такой фотографии. Но на ней был я. На фото я улыбался… Развернувшись, я бодро зашагал к машине. Со времени моего выхода из машины прошло всего несколько минут. Сев в машину я взял в руки инструкцию. Страха не было. Сонливости не было – была необычайная бодрость. Была ясность. Было понимание.

Навстречу по алее шёл Фёдор, в руках он держал цветы. Я вышел из машины. Фёдор подойдя встал молча рядом со мной, достал сигарету.

– Дай и мне, Федь.

– Ты ж бросил? – сын протянул мне пачку.

– Я одну, пока мама не видит… Могилу потеряли?

– А ты откуда знаешь?… А, цветы обратно… Ну да… как-то вроде каждый год бываем. А теперь там всё по-другому. Нет его могилы.

– А мама искать могилу осталась?

– Ага, только похоже нет её там, нет как и не было никогда. Странно.

Молча курили, смотря в направлении откуда должна появиться Рита.

– Федь… Я у мамы не спрашивал никогда. Может она тебе рассказывала про смерть твоего биологического отца… Бориса.

– Да нет, особо-то…Ты же знаешь, я не помню его почти, мне три года было… Работал водилой на «буханке», ночью попал в аварию и погиб… не знаю ничего больше…

– Борька неплохой парень, Федь… Совсем ещё пацан, не многим старше тебя… Возможно, вы даже встретитесь.

Сын с удивлением и подозрением смотрел на меня.

ЛИФТ

Нажав кнопку одиннадцатого этажа, Дима зевнул. Устал. Быстрее домой. Дома ужин, книжка, сон. Нет сон, не сразу. Сначала Алёнка. Она перед сном. Жить с ней нельзя. Но он живёт. Жить без неё нельзя. Но он живёт. Он практически не разговаривает с Алёнкой. Приходя с работы, он ест и ложится читать. Нельзя сказать, что ему с ней не интересно. Интересно. Наверно, интересно. Иногда интересно. После работы нет, не интересно. Нет сил говорить. Он устаёт. На работе он постоянно говорит, общается, улыбается. Вечером нет. Уже нет желания. Уже нет сил. Они общаются в выходные. Сначала немного в субботу. Потом немного с утра в воскресенье. Днём он читает. Дима любит читать. Вечером обычно говорят. Вечером обычно спорят. Спорят о жизни. Спорят о своих взглядах на жизнь. Ходят на прогулку или в кафе и там спорят. Выходит, общаются пару часов и раз в неделю. Выходит, не общаются а спорят, спорят по несколько часов раз в неделю. Так и живут. Но секс через день… Алёнка… Возможно, сегодня даже не будет читать, а сразу ляжет с ней. Устал… но без неё не заснуть, как бы он ни устал.

Глухой стук. Лифт остановился. Свет погас. Дима стоял в полной темноте. Было неуютно. Но было спокойно. Это в детстве он боялся. Сам он жил в доме без лифта. Но когда ходил в гости к друзьям, у которых в доме был лифт, то спускался и поднимался пешком. Если был один – всегда пешком. Друзья даже не знали об этих его страхах, с ними вместе он спокойно ездил на лифте. Но это было в детстве. Сейчас он спокоен. Пошарив рукой по кнопкам, он начал их все нажимать. Никакой реакции. Никакой. Полез в карман. Пачка сигарет и зажигалка. В другом кармане мелочь деньгами и ключи. Телефон?! Он, как всегда, забыл телефон в машине! И что теперь?

Дима сидел на корточках в полной темноте. Была видна тусклая полоска между закрытых дверей лифта… Алёнка наверное уже приготовила ужин. Алёнка наверное скоро начнёт звонить. Алёнка наверное скоро будет волноваться. Улыбнулся. Сегодня «закрутился» и не успел даже пообедать. Тишина. Как тихо. Странно. Достав зажигалку, осветил место своего заточения. Долго ли ему ещё тут? Начало приходить беспокойство.

Дом новый. Квартиру он купил в новостройке всего два года назад. Купил из-за Алёнки. Купив, попал в рабство. В современном мире рабство называется кредитом или ипотекой.

* * *

– Дим! Ну зачем покупать эту квартиру? Ну снимаем же хорошую! Зачем?

– Алён, я уже говорил. Это будет квартира своя. Собственная. Это вложение денег.

– Каких денег Дим? Это долг! Ты их ещё не заработал.

– А ты заработала? Не хочу напоминать, но из нас двоих – один я зарабатываю! Прости, но то, что тебе платят за твою работу не хватает даже оплату съёма этой квартиры. Да и моего теперешнего дохода хватит, что бы эту ипотеку лет за пять погасить! Платежи буду вносить гораздо больше назначенных…

– Да это так. Попрекаешь? Но ты мне сам говорил: «раз тебе нравится работа»… А твой доход – сегодня такой, завтра другой…

– Да я не спорю, Алён… ну прикольно тебе с этими детьми в этом «доме творчества» – ради бога… я-то шо… А доход будет только увеличиваться – затем и работаю.

– Не шо… Ну вот, что ты попрекаешь опять? С детьми я потому, что своих нет… Мне с ними интересно – они честные.

– Брось ты… Нет, конечно, кто попрекает? Просто, Алён, это будет собственная трёшка, и платить будем за свою квартиру а не какому-то дяде как сейчас… Опять же, ты детей хочешь, а куда в однушке-то?

– Я? А ты? Ты не хочешь? Мы уже восьмой год вместе! Ты меня уже два раза на аборт уговорил…И всё позже и позже…и всё мы не готовы…

– Ну и я тоже хочу, чё ж… Но для этого как раз и нужна квартира, доход. У наших детей должно быть всё самое лучшее.

– … Дим, ну какая собственность? Ты же понимаешь, что бумажку покупаешь. Не квартиру, а бумажку о собственности, а потеряешь работу – выгонят, так же, как и со съемной. Да и вообще, у нас в стране бывает собственность? Зато якорь… ни в другой город, ни в другую страну никуда, пока не расплатишься, не выпустят… И так кредит на машину эту огромную… Только выплатил этот кредит – ипотеку берёшь!

– Опять ты про мою машину…

– Она не твоя была, ты ездил на том, чего у тебя не было. Ты продал свободу на несколько лет вперёд за эту машину. Только расплатился и хочешь ипотеку на двадцать лет.

– И что ты предлагаешь? Я не собираюсь при своих доходах жить на съёмных квартирах! Это не престижно в конце концов: если кто узнает…

– Ах вот оно, что…

– Да, и это тоже! Но в основном я делаю это только для тебя и наших будущих детей! Что ты предлагаешь?

– Ничего я не предлагаю… Делай как знаешь… Ты изменился очень, как стихи перестал писать.

* * *

В современном мире все рабы. И богатые, и бедные – все рабы денег. Деньги основная идея, они мерило успешности, власти, благосостояния. Дима когда-то писал неплохие стихи. Стихи приходили сами. Нужно было сидеть, думать, переживать, и они рождались. Его печатали в толстых бумажных изданиях. Читая, восхищались, плакали. Было. Всё было. Но нужно есть. Нужно жить. И он работал. Работал всё больше и больше. Продавал. Дима был отличным продажником, его ценили. Дима менялся вместе с успехами. Стихи приходили, всё реже и реже, а потом и вовсе перестали приходить. Денег становилось всё больше. Денег становилось всё меньше. Чем больше денег – тем их меньше. Закономерность. Раньше хватало на всё. Раньше многое было не нужно. Раньше писал стихи. Сейчас не хватало. Сейчас было нужно всё больше вещей, развлечений, поездок. Мысли стали стандартны. Мысли стали «как у всех». Деньги – это свобода. Свобода покупок, свобода передвижения, свобода, свобода… В чём свобода? Это рабство а не свобода. Черное не может быть белым. Рабство не может быть свободой. Свобода не может быть зависимостью.

На лестнице послышались звуки пыхтящего человека. Дима встал, постучал в дверь.

– Ау! Люди-и!

– Ау… Застряли? – ответил пожилой женский голос.

– Да. Даже не знаю, сколько времени тут сижу. Что случилось, не знаете?

– Свет отключили во всём доме.

– А-а-а… тогда ясно. А когда включат?

– А кто ж его знает. Вы ремонтников-то вызвали?

– Как же, я вызову… не работает ничего.

– Ой, батюшки! Может позвать кого?

– Да не-е… не нужно, не беспокойтесь.

Когда женщина пыхтя и сопя ушла, Дима опять сел прислонившись к стене. Подумав, он достал сигареты и с удовольствием закурил. С каждой затяжкой сигареты кабина лифта освещалась и были видны его вытянутые ноги.

* * *

Глухой стук. Лифт поехал. Свет включился. Он включился внезапно, так же как и выключился. Сколько я тут пробыл? Долго. Около часа точно. Двери открылись и я вышел на своём этаже. Достал ключи. Я никогда не звонил. Приходил молча. Молча, открывал дверь. Молча, чмокал Алёнку в губы. Молча, шёл в ванну.

Алёнка раздевалась в прихожей с каким-то мальчиком. Это что-то новое, она никогда не приводила детей со своей работы. Я стоял и озадаченно смотрел на них.

– А ты сегодня Дим отлично выглядишь… Трезвый даже, я смотрю.

– Хм… поди.

Я скинул ботинки и пошёл в комнату. Обернулся. Мальчик и жена изумлённо смотрели на меня. Стало холодно. Стало почему-то страшно. Алёна, зайдя, плотно закрыла за собой дверь.

– Что, Дим? Что-то случилось? Ты бледный весь.

– Кто это?

– Ты о ком?

– О мальчике.

– Ты пугаешь меня, Дим… Ты резко пить, может, бросил?

– Алён… Ты знаешь, я не пью. Не пью совсем! Зачем этот спектакль!?…

Алёна молчала и испуганно смотрела на меня. Стало не по себе. Закружилась голова. Я сел.

– Где диван кожаный? Что это за мебель?

Жена молчала. Начался озноб. Страх. Страх сковывал. Я начинал понимать, что происходит то, чего происходить не может. Просто не может потому, что такого не может быть никогда. Это какой-то сюр!

– Что происходит? Почему я не слышал, как вы поднимались по лестнице, раз вы только вошли?

– Мы с Виталиком на лифте ехали, Дим… Почему мы должны подниматься?

– Кто этот Виталик!? Он из «дома творчества»?

Жена села рядом со мной. Я боялся на неё взглянуть, но чувствовал, что она вся дрожит.

– Может скорую вызвать? Какого на хрен «дома творчества»?!

Открылась дверь в комнату, мальчик посмотрел на меня.

– Па, а ты трезвый сегодня? Правда – трезвый?.. Поиграешь со мной в шашки?

Во рту пересохло. Я закрыл глаза рукой.

– Виталик, дай нам с папой поговорить, пожалуйста…

– Ладно, – мальчик закрыл дверь и вышел.

– Дим…

– Что-то Алён… Прости… Что-то я ничего не пойму… Наверное допился… Расскажи мне о нас.

– Что рассказать?

– Ну вот ты, я… сын наш… Он наш?

– Дим…

– Ну конечно, конечно… прости… давно я пью?

– Как тебя сократили так и бухаешь… Уже три месяца…

– Просто пью беспробудно, и всё? Я же не пил никогда, Алён. Никогда же не пил!? Как я могу пить?

– Нет. Ты с утра пишешь отличные стихи. Меня аж в озноб от них пробивает. Ты встаёшь с утра, садишься за комп и пишешь гениальные стихи… Гениальные, Дим! Я тебе не могла сказать, ты не разговариваешь. Ты напишешь стих, дашь мне ноут и начинаешь пить… Наверно, тебе необходимо сейчас так бухать, что бы писать такие стихи с утра… Ты не писал так никогда, Дим… Никогда.

– Сократили? Меня не могли же сократить! Я же лучший продажник!

– Ты, когда пил первую неделю, ты разговаривал. Ты постоянно это и твердил, что тебя не могли сократить… Но вас всех сократили, Дим… Почти всех.

– Как же квартира, ипотека?

– Ты же машину продал Дим… Ты погасил ипотеку. Нет машины, но есть квартира…

– Алён… Алён… я…

– Дима… Всё отлично, Дим… Твои стихи! Ты опять пишешь стихи Дим!

– Дай почитать… Дай мне почитать мои стихи… Пожалуйста.

Алёна встала, подошла к столу и взяв ноутбук протянула его мне.

– На… он включён, ты его перестал вообще выключать.

Я начал читать стих. Свой стих. Я понимал, что это написал я. Это мой стих. Это мой стиль. Это мои чувства. Это моя жизнь и моё творчество.

И тут я начал вспоминать… Потихоньку в памяти стали проясняться картины рождения сына… Я вспоминал. Я возрождался. Я оживал.

ИДИ, ДЫШИ

– Чего ревёшь?

Володя, зайдя в комнату, смотрел на жену. Лиза сидела перед телевизором, держа в руке пульт.

– Над фильмом, Вов… не обращай внимания.

– Как не обращать, Лиз? Жена вся в слезах сидит! – Володя подсел к жене и обнял её за плечи, – Это же всего лишь фильм – это не жизнь.

Лиза убрала руку мужа с плеча и тяжело вздохнув, встала с дивана. Взяв из шкафа платок, утёрла слёзы и вышла из комнаты. Володя посидев какое-то время, выключил телевизор и вышел за ней. Жена сидела на кухне, подтирая слёзы платком.

– Ну что ты за мной хвостом ходишь!!?

– Да не хожу я вовсе… Спросить просто… Артём гуляет?

– Да, гуляет!

– Давно?

– Да, давно!!!

* * *

Я так надеялась, что Шульгин выживет. Умер. Нужно ужин готовить, а я не могу. Шульгин умер… Актёр играющий Шульгина – великолепно играет. Как его фамилия даже не посмотрела. Жаль. Руки опустились прям. Нельзя такие фильмы мне смотреть… Муж! Опять припёрся за мной следом. Как хвостик!

– Ну, что ты за мной хвостом ходишь? – эх, нужно было сдержаться. Нужно было сделать вид, что не заметила.

– Да не хожу я вовсе… Спросить просто… Артём гуляет?

Мямлит, пыхтит. В кого он превратился за те двадцать лет, что живём вместе? Понимаю, что нужно быть сдержаннее, но он мне дико надоел. Он заботливый, добрый… сын его любит. Но мне он просто надоел. Толстый, пыхтящий, постоянно с озабоченным, сморщенным лицом. Провалился бы он со своей заботой.

– Да, гуляет!

– Давно?

– Да, давно!!!

Ну вот как это всё терпеть? Видит, что мне хреново! Видит, что мне не до разговоров! Чего лезет? С удручённым лицом он подошёл к кухонному шкафу и достал тонометр. Сел на другую сторону стола и начал мерить себе давление. Я взяла семечки и плошку для шелухи вышла из кухни. Полежу полчасика, почитаю книгу, потом займусь ужином. Нужно отвлечься от смерти Шульгина.

Зашёл муж с скорбным выражением лица. Сел на пол и обнял мои ноги.

– Опять у меня давление высокое.

– Жрать нужно меньше Вов. Отожрался как боров – вот и давление.

– Ты права, Лиз. Ты права… Сам виноват… Может Тёму домой пора загонять?

– Загоняй… Позвони ему и загони.

– Я позже тогда… Позвоню, когда ты ужин начнёшь делать. Он же всегда голодный с улицы приходит. Пойду пока в магазин схожу, подышать нужно. Что купить, кроме хлеба и кефира?

Я молчала. Было сложно, но я терпела. Когда он уже выходил из комнаты, я не выдержала.

– Нет, ну вот, что ты за говно такое, а!? Вот насрал в душу, что типа лежу, бездельничаю, жрать не готовлю и пошёл! Паразит! Даже почитать не даст!

Я кинула книжку. Как он меня достал! Как же хочется быть свободной, без этих упрёков, без этих замечаний. Когда, наконец настанет тот день, когда я смогу делать всё, что захочу? Доживу я до такого дня?

– Да, что ты Лиз? Я вовсе и не думал… Я же просто…

– А нужно думать! Иди, дыши! Просто – дыши! А я готовить пошла… Чай ещё купи – кончился.

* * *

Лиза выключила будильник. Муж лежал рядом. Сев на кровати она протёрла руками глаза. Володя поднялся и сидя смотрел на жену. Лиза зевнула, отвела от него взгляд. Поднявшись, накинула на голое тело халат. Володя вздохнул. Не оборачиваясь, вышла. Зайдя в комнату сына, нежно поцеловала его в щёку.

– Тёмочка-а… Просыпайся, Тёмочка. В школу пора.

Сын завозился, посмотрев на мать, улыбнулся. Лиза, вышла из комнаты. Проходя по коридору, заглянула на кухню. Муж уже сидел с тонометром на руке. Вздохнула. Зайдя в ванну, начала чистить зубы.

На кухне она молча включила чайник. Посмотрела на плаксивое, бледное лицо мужа. Открыла холодильник, взяла яйца, бекон, сыр и масло.

– Сделай бутерброды, Вов, пока я буду яичницу делать.

– Лиз… Под утро прям вообще как плохо стало. Наверное, я сегодня умру… Это, из-за того, что ты не спишь со мной больше, – Володя слабо улыбнулся.

– Ну да, конечно, нашёл причину… Не умрёшь… Ну вызови врача – не ходи на работу сегодня.

– Не могу я сегодня, работы завал… Шкурко свирепствует, нужно квартал закрывать…

– Тогда не ной. Иди и работай…

Пока муж и сын молча завтракали, Лиза накладывала себе «увлажняющую маску».

– Ну, мы пошли, Лиз…

Володя, а за ним и Артём встали из-за стола и пошли в прихожую.

– Тёма! Только не садись на переднее сиденье в машине, Хорошо?

– Лиз, ну ему там нравится…

– Ну, мам…

– Что мам? Спереди ребёнку сидеть нельзя! Спереди место смертника! Езжайте… Тёма, я тебя заберу после четвёртого урока, у тебя от физкультуры освобождение.

– Угу… Пока, мам.

– Пока, Лиз… Дай поцелую тебя.

– Всё, идите уже! Опаздываете, – уворачиваясь от поцелуя, Лиза поморщилась.

Когда они вышли, Лиза зашла в комнату и легла в кровать. Взяла в руки книжку. Через несколько минут её глаза начали слипаться. Откинув книжку, она заснула.

* * *

– Садись на переднее.

– Но, па… мама же не разрешает.

– А ты не говори ей. Ты же любишь на переднем.

– Не, я так не могу.

Я сел на заднее сиденье и посмотрел в окно. Отец, сев за руль, заохал и закряхтел.

– Ты чего, пап?

– Да как-то чувствую себя плохо, Тём.

Я промолчал. Отец всегда ходил с недовольным лицом и у него постоянно, что-то болело. Сначала мне было его жалко, потом я привык.

Из школы меня, как всегда, забрала мама.

– Как успехи?

– По матике пять, за самостоялку!

– Умничка! Поехали в пиццерию отметим?

– Давай.

– А я сегодня вырубилась, как вы уехали. В автосервис нужно было – проспала. Так, что у меня двойка.

Мама засмеялась.

– Тебе же папа обещал машину поменять, зачем в сервис.

– Ну вот, чтобы эту нормально продать, её нужно сделать… А так, да, поменяем… В субботу вот поедем в салон выбирать.

– Нужно побольше, мам… И тоже «бэ-эм-вэ»… Купите «икс третью», мам.

– Если у папы денег хватит, то «икс пятую» хочу, Тём…

– Класс!

Мы уже закончили есть, когда у мамы зазвонил смартфон.

– Алло. Да – это я… Ну говорите же… И-и-и…

Подошёл официант, положил счет перед мамой.

– Когда?… А почему?… Как?… Спасибо, всё нормально… Нет, спасибо, ничего не нужно… Я приеду… Хорошо.

Мама выглядела странно. Открыв сумочку и достав кошелёк, она расплатилась по счету и посмотрела на меня. Посмотрела в глаза.

– Твой папа умер на работе час назад, Артём.