Текст книги "В Тайге"

Автор книги: Леонид Завадовский

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 3 страниц)

Леонид Николаевич Завадовский
В Тайге

1

Петча на седьмом небе. Отец ушел на пристань на свою баржу.

В крепких черках, в отцовском старом пиджаке, с длинным ружьем за плечами Петча выступает на охоту. У пояса висит роговая натруска, на груди стеклянный пузырек с пистонами, за пазухой пасма пакли для пыжей и прочистки ствола.

Первый день весенней охоты. Земля обнажилась от снега, ноги мягко и легко ступают по прошлогодней траве. На паскотине ходит пегий гривастый мерин и коровы. Соскучившись по воле, они торопливо щиплют мелкую траву, избегая длинной ржавой осоки.

За деревней начинается болото. Вода выступила поверх льда, затопила кочки. Нет прохода к плесам, где любят садиться прилетные утки. Совсем близко, в полуверсте заманчиво стоит серый лес. По низу уже пушится желтый оживший краснотал. За лесом, за дымкой низин, волнуясь плавным взмахом линий, начинаются хребты. Самый близкий четко вычерчивается своей зубчатой, как у рыбы, спиной, далекие тонут в воздухе, отступая и слабея. Самые дальние кажутся легкими голубыми облаками.

По синему яркому небу над озерами тянут утки, делают круг. Петча, не спуская с них глаз, падает в траву и замирает. Налетев на него, утки, словно подхваченные встречным ветром, испуганно взмахивают вверх. Их белые продолговатые брюшки сверкают на солнце.

Другая стая, низко протянув над озером, садится за кустами.

Без шороха, медленными движениями Петча продвигается вперед. Но уже кто-то скрадывает его уток. В высокой траве виднеются две шапки. Они то поднимутся, то исчезнут. Не хочется уступить уток,-он ползет следом за шапками.

Зорко шарят глаза по прогалинам меж кочек. Сначала ничего нельзя разобрать от напряжения. Кажется уткой маленькая кочка, а может быть и утку принимает за кочку. Переведя дыхание, охотник успокаивается и ясно видит матерых селезней. Плавно колыхаясь, они двигаются, как кораблики, от времени до времени ныряя головой в воду.

Мальчик осторожно поднимает ружье и ждет, когда они сплывутся вместе или построятся в линию, чтобы одним зарядом достать трех или четырех. Длинное дуло терпеливо следит за птицами, а охотник насмешливыми глазами поглядывает в кусты, разостланные по спуску, где лежат Санча и Гринча. Они молча тянут друг у друга ружье; спор идет-кому стрелять. Три матёрых утки сплылись возле кочки, оживленно ныряют и чавкают. Петча нажимает курок. Сухой щелчок разбитого пистона. Осечка. Но следом раздается оглушительный удар. В плечо злобно толкает, кажется, что в руках нет ружья, а заряд унесло куда-то вверх, вместе с дымом. С всплеском поднимаются утки с разных сторон, со свистом несутся общей стаей и скрываются за лесом.

– Убил!– кричит Гринча.

– Строил!– восторженно восклицает Санча.– Три повернулись!– Но лицо Санчи темнеет сейчас же. Он враждебно оглядывает Петчу.

– Зачем стрелил? Наши утки! Мы их скрадывали!

– Вы их метили? Ждать они будут, пока вы драться будете!

– Заряд большой, видно, положил,– с завистью глядя на уток, говорит Гринча,– не капнулись!

– В плечо дернуло. Лони еще с осени заряд в ружье. Думал разорвало!

Лица ребят оживленно сверкают. Они спорят, кому принадлежат утки и как их достать. Петча решает:

– Шестом, иначе нельзя!

Притащив три длинных палки, навязывают одну на другую с них же содранным лыком.

Пустив вперед палку с крючковатым суком, сгоняют уток в кучку и тянут к берегу. Долго рассматривают крепкое, как мех, оперенье, гладят синие ошейники селезней, веером расправляют крылья.

– Вот этот с одной дробинки пропал…

Петча задумчиво берет селезня поменьше, подает Санче.

– На тебе, паря…

Жаль добычи, но он знает, что поступил неправильно, убив уток, которых скрадывали другие стрелки. На Гринчу он старается не глядеть,-отдавать еще одну утку не хочется. Да у них и ружье одно. Но, увидев растерянное лицо Гринчи, не выдерживает, поднимает за крыло серую самочку.

На, уж! Только это я так… И ружья-то у тебя нет!

– А зато с моим порохом Санча ходит. И дробь моя!

Ребята выходят из кустов, располагаются на сухом пригорке.

– Эх, теперь у Красного Яра уток людно бьется,– говорит Санча, глядя на небо и жмурясь от яркого блеска.

– Скраду надо делать,– солидно отзывается Петча,– топор надо брать, провианту, харч…

Глаза ребят задумчиво устремляются вдаль. Через широкий распадок, через перелески, в голубой дали виднеется Красный Яр.

– До него в лодке по забереге плыть надо. Без лодки не попасть. Ручьи поднялись. Яриха идет в реку, разлилась, поди, на 100 саженей.

Петча морщит брови, соображает. Помимо охоты, соблазняет путешествие по реке, еще скованной льдом.

– Узнают-не пустят,– робко шепчет Гринча.

– А ты расскажи тятьке с мамкой!– презрительно бросает Санча.

– Лодка у нас есть. Стружек маленький. На троих. Только он на угоре лежит,– торопится сообщить Гринча,– и весло есть, только в амбаре заперто на замок.

– Весло у меня есть, велика штука!– говорит Санча и вдруг вскакивает с травы.– Глядите, утки сели опять. Крохали и вострохвостые!

– Пускай сидят. У Яра их больше. Ехать, так ехать! Ты, Гринча, поедешь?

– Коль возьмете…

– Возьмем! Только с уговором. Пороху у отца возьми коробок. Дроби кулечек. Шаньги у вас пшеничные всегда пекут-тоже возьми побольше. Штук десять. У вас всего много. Понял?

– Я топор возьму, весло и спички,– возбужденно кричит Санча.– Топор новый, вострый!

– Я котелок возьму. Более мне нечего,– солидно заканчивает Петча.– Соли еще возьму и ружье.

Санчу неудержимо, как магнитом, тянет к кустам, за которыми сели утки.

– Уток не видал. Подожди, сговоримся!

– Вы со мной к стружку не ходите,– лукаво бегая глазами, говорит Гринча,– я один его угоню за деревню. Ждите поутру.

– Молодец, буржуй! Смотри, без пороха лучше не являйся!

– Только недолго будем ездить. А то тятька бить будет!

– К вечеру вернемся,– подмигнув Санче, говорит Петча.

Гринча, озабоченный предстоящей работой со стругом, удаляется.

Заговорщики, оставшись вдвоем, составляют план похода, потом рассматривают ружья друг у друга.

– Тяжолое твое, однако?– взвешивая на руке Петчину турку, говорит Санча.

– Десять фунтов, в аккурат! Капсюль смялся, новый надо.

Санча с завистью рассматривает ружье, перевязанное проволокой; серебряная красивая насечка украшает щёки и ствол.

– Дай я заряжу своим порохом, попробую,– просит Санча, но, видя каменное лицо товарища, добавляет:– поди сто лет ему!

– У поселенца тятька купил. Ссыльные тут были,– с гордостью говорит Петча.– Против царя они шли…

2

Лед огромной реки выпучился белым сухим полем. Темным извивом убегает берег в утреннюю даль. Зеленой шелковой лентой лежит вода, сбежавшая к краям, где зимний, вросший в землю лед крепко держится за берег. Ночью был мороз; прошлогодняя трава серебрится инеем. Солнце пригревает лицо.

А Гринчи, буржуя, все не видать,-начинает беспокоиться Петча,– либо отец увидал, как он струг тащил! А как паче мачеха узнает, на цепь привяжет, язви ее!

– Он и без мачехи в штаны напустит…– презрительно отзывается Санча.

Возле ребят, притаившихся за кустом серого тальника у часовни, лежат весло, ружья, топор, котелок и две сумки.

– А если лед поломает?– приходит в голову Петче.

– Не может этого быть! Воды мало совсем,– торопится рассеять сомнения шустрый Санча.– Неделю простоит. Только вчера лед подняло.– Он вдруг вскакивает.– Плывет. Гринча, шестом пихается!

Из-за поворота показывается острый нос струга; появляется Гринча, пригнувшийся под тальником. Хватаясь за ветви, он пристает к берегу. С испуганным лицом шепчет:

– Никто не видал. Тятька на паскотину коней повел. Мамка коров погнала. Всё привез!– указывает он на мешок.

– Айда, ребята, а то увидят – окоротят!

Ребята бросаются в лодку. Она, как щепка, дрожит, колеблется, чуть не черпает бортами. На берегу жалобно скулит Полкан, просится в лодку. Его долго не могут усадить, наконец трогаются.

Сверкая мокрыми лопастями, движется стружек меж крутым берегом и белым льдом. В пути встречаются пенистые ручьи, стремительно несущие мутные воды в реку. Они далеко размыли и поломали матёрый лед. Он всплыл бесформенными огромными кусками, обсосанными водой. В небе курлычат журавли, длинными острыми косяками режут голубое пространство. Гусиный караван, вдруг изломав полет, волнуется, гогочет, дробится и снижается, но по сигналу вожака, вдруг строится в колонну и тонет в синеве.

– Хотели жировать опуститься,– замечает Петча, внимательно наблюдая небо.

– А видал, как они меняются местами?– говорит Санча.– Передний взад становится, а какой вторым летел, вперед идет. Передним, выходит, тяжелее лететь. Он воздух, а тоже твердый. Клином берут, как в дерево.

Гринча сидит, ухватившись за борта. Глаза его то испуганно косятся на шумные волны ручьев, то восторженно поднимаются к небу.

– И сколько этой птицы на свете!– шепчет он.

Красный Яр придвигается, становится близким. На его вершине отчетливо виднеется шершавая щётка-лес. По отвесной темноржавой стене, поднятой из реки, падают ручьи, сверкая темными серебряными нитями.

– Версты четыре осталось!

– Ну-ка, ссади меня,– вдруг шепчет Санча, втянув голову в плечи,– стой, не греби! Лебеди… -

– Где?– застывают Петча с Гринчей.

По направлению протянутой руки устремляются три пары загоревшихся глаз. На водяной ленте, в тени крутого темного берега виднеются два лебедя. Они вытянули длинные шеи и расплываются в стороны, повернувшись друг к другу легким пышным задом.

– Как снег, белые,– шепчет Гринча.

– Ссади меня на берег!– хватаясь за ружье, умоляет Санча.

– Лебедя нельзя стрелять – грех,– просит Гринча,– они святые. Коли одного убьешь, другой вознесется под самое небо, сложит крылья и грохнется о землю грудью.

Петча смеется, Санча шепчет:

– Всякая птица одинаковая: не грешная, не святая. Чаль к берегу, Петча!

Но уже встревоженные белые птицы, размахнув широкие крылья, с шумом бороздят тихую заберегу. Медленно отделившись от воды, они несутся над рекой, взмывают над Яром и тонут в сверкающем небе.

Встревоженные путешественниками, небольшие стаи уток поднимаются из-за кустов. Возбужденный Петча гребет быстрее, рассыпая брызги. Близкий берег с кустами несется мимо. Скоро Санча кричит:

– Приехали! Вот зимовье на берегу! Ночевать можно!

– До Яра еще версту ехать!

Зачем нам Яр? Тут самый бой уток. Чаль!

Ребята тащат стружек со всем своим имуществом к зимовью. В избушке сыро и холодно, словно в леднике. Располагаются наружи. Петча стружит топором сухое полено для костра, Санча городит таганец из двух рогаток, Гринча тащит в чайнике воду.

После чая, оставив Гринчу у лодки, охотники идут на озера

Робкий мальчик сидит у огня, прислушивается к странным звукам на реке. Пестрый молодой пес смотрит на хозяина, ожидая хлеба. В тишине мальчику кажется, будто кто-то живой плавает подо льдом, задевает спиной, бьется, ухает и вздыхает. Когда надоедает сидеть и слушать, он занимается наблюдением. Ставит колышек у самой воды, не спуская глаз, следит, как зубчатое широкое лезвие ползет по отлогому берегу, оставляя колышек позади. В нем шевелится тревога, он озирается по сторонам на пустынные берега. С озер доносится далекий выстрел, через долгий промежуток – другой. Солнце опускается за близкий Яр. Темная и холодная тень накрывает зимовье. Ярким живым цветком расцветает огонь в тени. Полкан ставит уши. Возвращаются охотники.

– Если бы близко доставать уток из озера, я бы их набил там! Так и садятся на плес,– бросая пару уток, рассказывает Петча.– Сядут, не знаешь в каких стрелять!

– Свиязи,– говорит повеселевший Гринча, рассматривая красноголовых уток.

– Ты бы со мной пошел!– восторженно кричит Санча,– сижу жду, когда прилетят, а их в кочках – насыпано. Смотрю – выплывают. Впереди гоголь белоухий, а за ним матеруха. И счет потерял. Нацелил в пятую, думал пяток возьму. Обнизил здорово. Трех только зацепил, а из-за кочек, из-за кустов как полетят! Уши затыкай от рева. Вода закипела ключом!

Дружно натаскав сухих дров, ребята греются и сушатся у огня. В котелке варится утка.

После ужина устраивают ночлег. Ставят стружек на борт, подпирают кольями. Около лодки задерживается теплый воздух. На мягкой сухой осоке приятно лежать, закинув под голову руки, и глядеть на небо.

Тихий прозрачный вечер. На озерах начинается возня, всплески и крики уток. Они ждали этого хрустального вечера, чтобы начать свои игры. То тут, то там, словно обезумев, издавая хриплые вопли, мечутся кряквы, с таинственным всхлипыванием и хрюканьем несутся над костром свиязи. С нежным беспокойным говором блуждают чирки, словно ищут кого-то во тьме.

На зеленом небе зажигается звезда, но заря не хочет уходить. Она прячется за черные хребты и медленной поступью, как далекое зарево, движется по небу.

– Два часа темноты только будет,– говорит Петча, ворочаясь,– и не успеешь заснуть!

– Тише, подожди!– шепчет Санча, насторожившись, повернув голову к реке.– Вода шибко бежит подо льдом. К ночи всегда прибывает сверху!

Петча идет к воде. Вернувшись, говорит:

– Завтра ехать в деревню надо. Шибко подаёт воду. Как бы не взломало!

Глаза Санчи оживленно блестят от огня.

– Тогда по льдинам пойдем!

Уже напуганный, Гринча не сводит с реки глаз. Он боится ее.

– А если берегом итти?

– Чудак, берегом разве пройдешь! Видал речки да ручьи-то как поднялись? До самых краев, как суп в котелке. Не бойся, ничего не будет! Набьем уток по заре и пойдем!

Утомленные ребята скоро засыпают. Гринча не может заснуть. Долго смотрит на высыпавшие звезды и слушает реку. Ему мерещится, что вот-вот взломается лед, отрежет путь в деревню, где отец, наверное, уже ищет его.

Потихоньку поднимается, идет к берегу, вздыхая сидит на корточках у самой воды, которая неуклонно вершок за вершком съедает берег. Колышек его давно покрыт таинственной шепчущей рекой.

3

Петчу и Санчу будит испуганный громкий крик. Открыв глаза, они видят догоревший костер. Спросонок не поймут, что случилось. Гринча стоит над ними, размахивает руками:

– Реку ломает… Тронулась… Валом вода поднялась!

И, словно в подтверждение его слов, слышатся отдаленные тревожные раскаты.

Протирая глаза, вздрагивая, мальчики переглядываются. Волны низких рокочущих звуков накатываются из тьмы, разрастаясь в подобие грома, и замирают где-то вдали. Грохот, рождённый у самых ног, потрясает воздух. С замирающими сердцами ребята следят, как он мчится во тьму.

– Сломало возле нас!– упавшим голосом говорит Петча.

Зараженный тревогой в людях и непонятными жуткими звуками на реке. Полкан поднимает морду и воет в сторону деревни. Санча бросает в него камень:

– Цыть, упадь, проклятая! Цыть!

От самого зимовья, словно сползшего к воде, узкой черной бороздой убегает трещина. А там далеко, в темной яме, пляшут отраженные звезды. Оттуда слышатся звуки. Влекомые течением, льдины, под могучей броней реки, гремят и рокочут, вырвавшись на волю, в трещине хлещут волнами о края. Из шумных низких звуков доносятся нежные высокие, словно кто-то звонит молоточками по стеклу или перезванивает в серебряные колокольцы… Это разъеденные дневным солнцем льдины распадаются на длинные сосульки. Как хрустальные подвески, разбиваются об пол…

Завороженные ребята слушают. Им кажется, что это звезды бьются о ледяные края и жалобно поют от холода и страха.

Светает. В утреннем свете лица ребят бледны. Они растеряны и не знают, что предпринять. Ясно, что вернуться в деревню на лодке невозможно. Петча морщит брови.

– Река встала,– говорит он,– лед уперся в берега, теперь до полдня не двинется, можно по льду бежать. Давайте варить утку, да собираться надо. Гринча, ступай за водой с котелком, мой картошку!

– А как же струг? Тятька побьет,– почти плачет Гринча.

– Со стругом простись! – возбужденно восклицает Санча.– На себе не потащим десять верст. После ледохода придем за ним.

– А сами говорили, что реку не поломает! Обманщики! Я тятьке все расскажу…

– Ты сначала дойди до своего тятьки, а потом рассказывай!

Гринча, всхлипывая, бредет к реке. Всплывший лед уперся в берега, надо итти по льду и черпать из трещины. Он в нерешительности стоит у полуторааршинной зеленой льдины, вдавшейся в берег.

– Да ты из щели бери, лезь на льдину, не бойся!– кричит Петча.– Пройди подальше, а то у края вода мутная!

Гринча ползет к краю и, лежа на животе, черпает котелком.

Полкан крадется за ним и испуганно косится на бегущую темную массу.

Санча, не утерпев, до завтрака убегает на озера. Петча, как солидный человек, остается около имущества, Сознавая ответственность за последствия необдуманного предприятия.

– Ну, Гринча,– говорит он,-как думаешь теперь быть? Без струга теперь добираться надо!

– Тятька бить будет…

– Ты брось про битье, до битья далеко итти!

– Я по льду не пойду, боюсь! Как начнет опять ломать!

– Мы на берег сбежим!

На озерах раздается выстрел, вскоре другой. Появляется Санча, обвешанный утками.

– Для чего ты их зря загубил?– встречает его Петча,– на себе не понесешь!

Молча хлебают варево из утки. У каждого мысль о реке. Взошедшее солнце обогревает их лица. На душе становится веселее.

– У поворота затерло, не проходит лед,– подбадривает Петча и себя и ребят,– можно бежать смело. Лодку к зимовью привяжем, чтобы водой не унесло, если поднимется высоко.

Он рубит осиновые шесты для похода по льду.

– Надо держать шест за середину; если треснет льдина под ногами, на шесте повиснешь, а то вода под лед уволокет!

Ребята готовы в путь. Санча туго затягивает пояс, взваливает за спину мешок с дичью, пробует, крепко ли держится ружье на ремне. Гринча смотрит на сборы, как на приготовление к купанию в холодной воде.

Вооруженные шестами, во главе с Петчей прыгают на лед, из-под которого уже далеко выступила прибывшая за утро вода.

Полкан, весело махая хвостом, мчится по белому полю, катается, визжит от радости, что хозяин идет домой. Напряженно прислушиваясь к звукам на реке, держатся у самого берега. Торопливо перепрыгивают рыхлые валы вспененного на изломах льда.

На пути препятствие. Нужно забирать далеко вправо, чтобы обогнуть огромный треугольный плес, обращенный основанием к берегу. Здесь впадает шумный ручей; желтые изъеденные течением льдины, набитые в вершину треугольника сплошной грязной массой, совершенно непригодны для ходьбы.

В то время, как Петча добросовестно огибает по матёрому льду, а Гринча торопливо семенит ему вслед. Санча вдруг решает сократить себе путь. Он смело прыгает через тёмный водяной прогал на качнувшуюся небольшую льдину, перескакивает на следующую. За неровностями вскоробленных льдин, он не видит, что ждет его впереди. Набежав на жидкую грязную кашу, торопливо делает уклон влево и сгоряча, при помощи шеста, прыгает на круглую льдину. Она легко поворачивается под тяжестью и сбрасывает его в воду. Задохнувшись от неожиданности, вытаращив глаза, он издает громкий крик, от которого две фигурки на белом поле замирают, как вкопанные.

Оказавшееся вверху длинноствольное ружье, упершись концами в льдины, держит Санчу на весу, не давая течению увлечь его тело под лед. Он чувствует, как злая вода тянет его ноги куда-то в темную, жуткую пасть. Шест, отскочивший после прыжка в сторону, валяется близко, но сжатый льдинами, он не может дотянуться до него рукой. В голове одна мысль: пропал! Новый отчаянный крик слышат ребята, не находя фигуры Санчи среди мертвого поля.

В тот момент, как Петча, сообразив, что произошло, хочет броситься на помощь товарищу и кричит:-Где ты?!! Кричи сильнее!!-над рекой проносится тяжелый вздох, от которого холодеет в груди и ноги, сразу ослабев, не двигаются с места.

Вслед за вздохом огромной ледяной груди не то над головой, не то над землей, прокатывается грозный величавый рокот. Ноги чувствуют колебание и движение.

Гринча, раскрыв рот от ужаса, падает на четвереньки и воет.

Петча бросается обратно.

– Гринча, язви те в жилу!– кричит он,– беги, а то морду набью, беги на берег! Возьми мое ружье и сумку!

Он видит, как мальчишка падает, вскакивает и, как заяц, несется к берегу, который медленно плывет. Грохот и раскаты потрясают воздух. По белому ровному полю бегут и сверкают гигантские зигзаги. Лед трескается, дробится; края брызжут белой пеной.

Добежав до мелких грязных льдин, Петча тщетно мечется взад и вперед, не находя товарища. Тем временем Санча, повисший на ружейном ремне, высвободив ногу, закинул ее на льдину, уперся затылком в другую и пытается вырвать крепко прихваченную ногу.

Он выгибается, как лук, извивается, как змея, и, уже не чувствуя страха, визжит от злости, рвется из желтых зубов смерти. И вдруг падает в образовавшуюся под ним пустоту. Окунувшись, он показывается над водой. Угол большой льдины, опустившись в воду, словно огромный клин ползет на него, расталкивая мелкие льдинки. Санча вплавь бросается ей навстречу, взбирается по отлогому скату и торопливо ползет по ее спине, так как льдина, уткнувшись носом в дно, поднимает свой грузный зад, грозя опрокинуться вместе с ним.

В этот момент Петча видит совсем близко от себя, на краю поднявшейся из воды льдины, отчаянное лицо товарища.

– Прыгай!– кричит он, что есть силы.

Санча делает прыжок. Дрожа от радости и страха, Петча хватает его под руку, и они бегут к плывущему берегу.

Ледяное поле уже продвинуло их за бешеный ручей, где ожидает Гринча. Надо бежать навстречу движению. Не считаясь с ежеминутной опасностью, не замечая ее, ребята несутся со всех ног по льду, падают в пенистые валы, вскакивают и снова несутся, прыгая через трещины.

Отдышавшись, оглядев реку, они видят, что им угрожало. Где они только что были, задерживаясь на отмели, громоздясь друг на друга, льдины творят страшный танец. Горы сверкающего льда поднимаются со дна реки, растут, возносятся к небу. Сверкающие ледяные фонтаны бьют из белого поля, тают, исчезают и вновь их серебряные струи дрожат в синем небе.

– Какая сила!– на ухо Петче кричит восторженно мокрый с головы до ног Санча.

Вокруг стоит грохот. Река взлохматилась белыми космами, приняла жестокий вид. Гоня перед собой мутную воду, взрывая землю и камень, словно белые огромные утюги, льдины лезут на берег, изгибаясь и приседая на неровностях почвы. В воздухе холодеет.

– Глядите! глядите!– кричит Гринча, указывая рукой.

По огромной льдине, улегшейся до самого зимовья, словно подкрадываясь движется другая, выталкиваемая несокрушимым напором. Она приостанавливается на мгновенье и, неся на себе три яруса, нависает над жалкой избушкой. На месте зимовья, как куски белого, чистого сахара, сверкают рассыпанные глыбы.

– Стружек мой…– плачет Гринча.

– Эх, сроду не видал такой силы!– кричит Санча и бежит к льдине, ползущей на берег.– Хоть проехаться на ней!

Петча хмурит брови, сумрачно глядит на грохочущую реку; не вмещаясь в берега, она с гулом стирает их и рвет, словно зубами.

– Лес несет!

Целый участок елового леса, снятый вместе с почвой, медленно поворачиваясь, плывет меж вздыбленных льдин. За ручьем, как в тёрке, он опускается ниже, до ветвей, и вдруг исчезает в диком, белом хаосе.