Текст книги "Картины города при вечернем освещении"

Автор книги: Леонид Млечин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 8 страниц)

Убогая обстановка домика подействовала на него угнетающе. Как хорошо, что завтра он, наконец, полетит в Токио, к Тацуока, который хоть и не женат, но живет в образцово ухоженной, со вкусом обставленной квартире. К тому же достаточно большой по токийским масштабам: ведь там две комнаты предел мечтаний для средней семьи.

Часа в три ночи он стал засыпать. Сквозь дрему до него донеслось неясное металлическое позвякивание. Имаи досадливо повел головой, перевернулся на другой бок. Вставать никак не хотелось. Он нехотя разлепил глаза.

Дверь в его комнату приотворилась, появилась длинная рука, которая потянулась к его пиджаку. Раздеваясь, он повесил пиджак на единственный стул у двери.

В этой картине было что-то невероятное. Длинная, кажущаяся очень белой в темноте рука скользнула во внутренний карман. Тогда Имаи вскочил. Рука замерла. Инспектор бросился к двери. Рука исчезла, как будто ее и не было. Он распахнул дверь – пусто. Ничего не понимая, Имаи инстинктивно оглянулся. В окне...

То, что Имаи увидел в окне, заставило его ухватиться за дверной косяк. К стеклу приникло не лицо, а какая-то маска: всклокоченные волосы, огромный выдающийся подбородок, выпуклые надбровные дуги, раскрытый в гримасе рот.

Лицо за окном исчезло. Имаи бросился на улицу. Никого. Обежал вокруг дома – пусто.

Он осмотрел замок входной двери – взломан. Внимательно оглядел пол: следы, несомненно, остались, не затоптать бы самому. Опять вышел на улицу. Земля была влажная, он присел на корточки, щелкнул зажигалкой, повернув колесико, увеличил пламя. Под окном тоже были отчетливые следы; более крупные, чем в доме.

Потом Имаи разбудил полицейских, и они пришли с мощными фонарями и аппаратурой, чтобы сфотографировать следы. Подтвердилось, что неизвестных было двое. Они некоторое время стояли под окном, затем один проник в дом, второй в это время наблюдал за комнатой. Окна были низкими, без занавесок, и стоявшему под окном был хорошо виден спавший Имаи.

Следы вели к дороге и там обрывались. Надо полагать, эти люди уехали на машине.

Между тем Имаи ни на секунду не переставал думать о странном лице за окном. Что это могло быть? Маска? И эта длинная рука с необыкновенно тонкими и очень длинными пальцами. Зачем они проникли в домик? Убить его? Украсть что-то?

Только утром Имаи заметил, что исчезла записная книжка, куда он вносил результаты расследования, соображения по делу о ночном происшествии.

Морита пристроился на стоянке, ожидая, когда из дверей аэропорта выйдет Ватанабэ. Самолет из Саппоро уже сел, и он должен был появиться с минуты на минуту. У здания аэропорта выстроилась длинная очередь свободных такси, и водители коротали время, слушая радиорепортаж о матче популярных бейсбольных команд. Морита предстояло выслушать доклад Ватанабэ о переговорах с якудза на Хоккайдо и отвезти его в отель "Пасифик". Билет до Сиднея был заказан на завтрашний день.

Стеклянные двери раздвинулись, и вышел Ватанабэ. Он дождался, пока подъедет Морита, и сел в машину.

Утром Имаи сидел в кабинете начальника следственного отдела штаба полиции в Саппоро.

– Да, инспектор, вы кому-то, похоже, крепко наступили на хвост, если вами так заинтересовались. Довольно редко залезают в карман работнику полиции. Вы здесь, кроме этого случая на дороге, самостоятельно никаких дел еще не вели, так?

– Да.

– Значит, это ночное происшествие не так просто, как мы с вами полагали. Давайте начинать все сначала. Что нам прибавила вчерашняя история в смысле фактов? Вы не можете описать тех, кто залез к вам в дом?

– Один из них был в маске, потому что подобной мерзкой рожи просто быть не может. Или это специальный грим?

– Странно, инспектор. Маски, грим – это вызывающе, приметно, не практично для преступников. Куда проще надеть чулок.

– Может быть, мы имеем дело не с профессионалами?

– Возможно. Что у вас было в записной книжке?

– Ничего, кроме записей по этому делу.

– Они ее не бросили – значит, можно полагать, что ее и искали.

– Мы сразу связались с полицейскими постами – ни одной подозрительной машины не заметили. Значит, они скрылись где-то там, в округе.

– Я бы на вашем месте не стал так полагаться на свидетельства дорожных патрулей. Меньше всего они любят возиться с каждой машиной, проверять документы и все такое прочее. Я дам вам двух ребят. Пропустите через сито всю округу. Может, встретите ночных посетителей.

Звонок Аллена поднял Росовски с постели. Он посмотрел на часы половина первого, значит, он только уснул.

– Росовски, вы мне нужны. – Голос Аллена был чуть менее спокойным, чем обычно. – Садитесь в машину и приезжайте в посольство.

Аллен отключился, не дожидаясь ответа. Росовски так шмякнул телефонную трубку, что проснулась жена, наглотавшаяся снотворных пилюль. Она приподнялась, опираясь рукой на подушку, и встревоженно спросила, что случилось.

Росовски пробормотал нечто невнятное, одеваясь в темноте. Он вывел машину из подземного гаража и погнал ее по пустынным улицам ночного города.

Аллен сидел один в просторном кабинете резидента, официально именовавшегося политическим советником, и перелистывал старую папку. "Из архива", – наметанным глазом определил Росовски.

– Вы долго ехали, – недовольно сказал Аллен, – вам надо снять квартиру поближе к посольству.

Росовски чуть не задохнулся от злости. Он молча уселся в кресло. Аллен захлопнул лежащую перед ним папку и протянул Росовски два исписанных листка бумаги. Росовски внимательно просмотрел их. И на том и на другом было одно и то же: несколько неизвестных Росовски наименований каких-то химических веществ или лекарств.

Он вопросительно взглянул на Аллена.

– Один из этих листков мы получили из Швейцарии. Это те самые препараты, которые пытались купить японцы. Второй листок час назад передал мне сотрудник резидентуры.

– Откуда же он его взял?

– Получил от своего агента. Какие-то люди через якудза просят торговцев наркотиками достать эти вещества.

– Чрезвычайно любопытно, – сказал Росовски. – Что вы собираетесь предпринять?

– Я уже отправил шифровку в Лэнгли. С первым же самолетом получим эти препараты.

– Хотите через якудза выйти на "Храм утренней зари"? Что ж, согласился Росовски, – возможно, это реальный путь.

– Кстати, – спросил Аллен, – что из себя представляют якудза? Аналог нашей мафии?

– Для многих японцев, – начал Росовски, – особенно старшего возраста, якудза – не обычные гангстеры, они ассоциируются со старой Японией, самурайским духом, гири – чувством долга, ниндзё – человеколюбием. Якудза появились в семнадцатом веке, в эпоху Эдо, и с тех пор были окружены таким количеством мифов, что трудно отличить правду от выдумки. Само их название, как говорят, произошло от японских слов, означающих цифры 8, 9 и 3, сумма которых дает 20 – несчастливое число в традиционной японской игре в кости. Долгое время вокруг якудза пытались создать образ душевных, бесхитростных людей, которые никому не причиняют вреда.

В действительности жестокость якудза внушает ужас, а мощная система организованной преступности не по зубам полиции. Доходы организаций якудза можно сравнить с доходами крупнейших японских корпораций, таких, как "Тоёта" или "Ниппон стил". Якудза держат в руках игральные автоматы, игорные дома, торговлю порнографией, проституцию – в одном только Токио насчитывается тысяча "турецких бань с массажем". Якудза контролируют и большое число легальных предприятий. В Токио и Осака они управляют 26 тысячами фирм, ресторанами, барами, строительными и транспортными конторами. Многие из них носят на лацканах пиджаков значки с изображением символов своих организаций – куми. Этими же символами украшены фасады их резиденций (собственное помещение имеет практически каждая куми). Официально они называются обществами взаимопомощи, и полиции не к чему придраться. У них обширные связи с правыми политиками – это основа их безнаказанности.

Лет десять назад якудза переключились на наркотики, которые оказались самым прибыльным товаром. Более выгодным, чем даже контрабанда огнестрельного оружия в Японию. Наркотики везут из Юго-Восточной Азии, где у якудза большие связи. Сейчас якудза начинают проникать в Соединенные Штаты. Сначала на Гавайи, потом в Калифорнию. Под видом туристов они провозят в США "избыток" наркотиков, которые не может поглотить японский рынок. Заодно легализуют полученные незаконным путем деньги и вкладывают их в американские предприятия. Агенты якудза оседают в США под крышей владельцев все тех же турецких бань и порнокинотеатров. Якудза привезли с собой жесткую дисциплину и сплоченность. Когда американская полиция на Гавайях заинтересовалась одним японцем, занимавшимся торговлей героином, его застрелили, чтобы спрятать концы в воду.

Организации якудза основаны на абсолютном послушании рядовых преступников своим главарям. Во главе каждой куми стоит оябун, который волен убить рядового якудза за серьезный проступок. В мире якудза проступки караются так: нарушитель падает на колени перед оябуном, отрезает себе мизинец на левой руке и, завернув в шёлковой платок, отдает хозяину. Если оябун возьмет, значит, якудэа помилован. Если нет, должен ждать худшего и встретить смерть с покорностью...

Якудза покрывают тело татуировкой с головы до пят, но под будничной одеждой трудно угадать красочную роспись, свидетельствующую о принадлежности к одной из банд. Якудза пополняют свои ряды за счет босодзоку, которые частенько не дают спать по ночам, если вы поселились на облюбованной ими улице. Босодзоку – юнцы семнадцати-восемнадцати лет; оседлав мощные мотоциклы без глушителей или автомобили, как бешеные носятся по улицам ночных городов, доводя до инфаркта встречных водителей, поскольку презирают правила уличного движения...

Росовски остановился. Он зарекся уже что-либо рассказывать Аллену, но на сей раз тот слушал довольно внимательно.

– Кто же попросил этих якудза достать препараты? – произнес Аллен.

Росовски чуть заметно пожал плечами.

– Я хочу, чтобы вы сами получили посылку из Лэнгли и привезли сюда, распорядился Аллен, – извините, но поспать вам и сегодня не придется.

Аллен не стал рассказывать Росовски, что человек, связанный с якудза и передававший им наркотики, сотрудник ЦРУ. Росовски да и абсолютному большинству работников Лэнгли не следовало знать, что отдел, в котором работал Аллен, многие годы занимался вывозом наркотиков из "золотого треугольника". Тайные операции ЦРУ, включавшие организацию переворотов в различных странах, борьбу с национально-освободительным движением, убийства и подкуп видных политиков, требовали больших средств, чем предусматривалось бюджетом ЦРУ. Велики были и личные расходы сотрудников управления.

Еще в пятидесятые годы ЦРУ создало в районе "золотого треугольника" террористические группы, которые вели подрывную работу против азиатских государств. Оружие наемникам перебрасывалось самолетами созданной ЦРУ авиакомпании. Сначала она называлась "Сивил эйр транспорт", затем "Эйр Америка". Пилоты в обратный рейс брали груз наркотиков. Сотрудники управления гарантировали безопасность. Прибыль делили на всех... Возможность участвовать в бизнесе на наркотиках была лучшим вознаграждением для отличившегося агента. Деньги, вырученные от продажи героина, шли на финансирование наиболее секретных акций оперативного управления ЦРУ.

Со временем вывоз и продажа наркотиков были поставлены на широкую ногу. Отдел Аллена разработал несколько перспективных маршрутов доставки героина потребителям. В каждую цепочку доставки наркотиков обязательно внедряли несколько профессиональных агентов Лэнгли – естественно, из местного населения.

Таксист Морита был таким агентом. Узнав от Ватанабэ, что якудза интересуются такими препаратами, как проликсин и анеотин, он поспешил встретиться со своим "почтальоном" – сотрудником резидентуры, который отвечал за связь с группой, занимавшейся наркотиками. Листок, исписанный чьим-то аккуратным почерком, лег на стол Аллена.

За час до звонка Росовски Аллен встретился с Ватанабэ. Японцу было обещано пять тысяч долларов, если он выяснит, кому в действительности предназначаются эти редкие препараты. Ватанабэ согласился. После того как ему передадут посылку, которая прибудет из Лэнгли, он опять полетит в Саппоро.

Имаи был очень доволен, что хотя бы сегодняшний вечер проведет со старшим братом. Родители все-таки принадлежали к совсем другому поколению, с ними иногда было трудно. Зато для роли советчика идеально подходил Тэру Тацуока. Обаятельный, умный, тактичный, все понимающий, он был образцом для Имаи. В его холостяцкой квартире, где было столько книг, Имаи провел лучшие дни юности.

В Токио его отпустили с условием, что на следующий день он вернется. Пришлось сразу позаботиться об обратном билете.

– Хорошо, что гости быстро разошлись, – сказал Имаи.

Тацуока присел на диван.

– Признаться, я устал. Много работал последнее время, да и светская жизнь тоже требует полной отдачи.

– У вас это получается прекрасно, – сказал Имаи.

Он стоял у окна, немного отодвинув тяжелую штору.

Было уже поздно. В темном прямоугольнике окна под мрачным небом сверкало сплетение неоновых огней. Разноцветные змейки жили, двигались, разбегались, наползали одна на другую, на мгновение исчезали. Змейки существовали сами по себе, без людей. Окна домов казались тусклыми рядом с яркими змейками. Здесь, в центре Токио, было пустынно. Токийцы понемногу переселялись на окраины, в предместья, города-спутники. "Змейки выгнали их, – подумал Имаи. – Офисы банков и компаний вытеснили жилые дома".

– Любуешься? – В голосе Тацуока была ирония.

– Вечерний Токио мне не нравится. Людей не видно. Все спрятались у себя в квартирах. А там, за шторами и занавесками, за прочным прикрытием бетонных стен, творятся грязные дела. Работа в полиции заставляет видеть во всем оборотную и весьма грязную сторону. Не знаю. Во всяком случае, днем, когда я вижу лица людей, у меня не возникают такие мысли.

– У тебя просто плохое настроение, – с сочувствием заметил Тацуока. На все можно смотреть по-иному. Прекрасная теплая ночь. Звезды блещут. Парочки гуляют по улицам.

– Да, – согласился Имаи, – звезды блещут, и парочки гуляют. Но я бы им, кстати, этого не советовал. Я-то знаю, сколько преступлений совершается ночью.

Тон Имаи плохо вязался с образом щеголеватого офицера полиции, каким его знали коллеги. Но Тацуока понимал, что внешний облик младшего брата обманчив. Масару Имаи многое чувствовал и понимал точнее, чем сверстники.

– Извините, что порчу вам настроение. Но по правде сказать, при вечернем освещении здесь действительно совершается немало мерзких дел.

– Я понимаю тебя, – улыбнулся Тацуока. – Мы, врачи, видим следы недугов, вы подозреваете преступления. Тебе поручили трудное дело? спросил он без перехода.

– Пока не пойму. Но есть верная примета: если сначала кажется, что дело не стоит и выеденного яйца, то потом попадаешь в такие дебри... Все казалось очень простым. Полицейский сбивает прохожего, который буквально сам лезет под колеса. Я сидел в той машине, все сам видел. В карманах убитого никаких документов, не удается выяснить, кто он. Обследуем весь район...

– Проверка на алкоголь, наркотики? Паталогоанатомическое исследование черепа? – поинтересовался Тацуока.

– Все как полагается, – ответил Имаи. – В протоколе вскрытия никаких зацепок. Убитый, похоже, вообще не пил, занимался спортом. Так вот, буквально накануне вашего дня рождения, когда я ночевал в деревушке, где проводил расследование, ночью залезают ко мне в комнату и выкрадывают мою записную книжку. Интересно, правда?

Ночь была душной. Сквозь открытое окно вместо ожидаемой прохлады проникал до противного теплый воздух с запахом горячего асфальта. Улицы отдавали накопленное за день тепло. В комнате раздавался нежный мелодичный звон фурин – маленького металлического колокольчика, подвешенного к потолку. Полоска плотной бумаги, привязанная к язычку, улавливала малейшее дуновение.

– Кто бы это мог быть?

– Не знаю. Но такой явный интерес к расследованию – свидетельство того, что тут могут быть самые неожиданные открытия.

– Хорошо. Кстати говоря, каждый раз хочу у тебя спросить и забываю: как ты думаешь – предварительно, конечно, – что ты найдешь? Я не слишком хорошо формулирую мысль, но, наверное, у тебя есть профессиональное предчувствие, которое тебе говорит, что это преступление связано с тем-то и тем-то. Хирург, оперируя, даже если не совсем ясен диагноз, все же представляет себе, что он может найти у больного.

Имаи задумался.

– Мне кажется, что здесь не обойдется без наркотиков. Те двое, которые залезли в дом... Они произвели на меня странное, отталкивающее впечатление. У одного – лица я не видел – длинные гибкие пальцы, у меня было такое ощущение, словно они гнутся во все стороны. Лицо второго – еще ужаснее, какая-то злобная карикатура на человека. – Имаи передернуло.

– Ты устал, – поднявшись, заметил Тацуока, – ложись-ка лучше спать.

– Да, пора, – согласился Имаи, – завтра рано вставать.

– Я отвезу тебя в аэропорт. Я рад был тебя повидать.

– Утром хочу на минутку заскочить в токийское полицейское управление. Так что спасибо, доберусь сам.

Ватанабэ внимательно осмотрел взятую напрокат машину. "Глория" фирмы "Ниссан", не новая, но сойдет. Проверил шины, тормоза, коробку скоростей, покопался в моторе – возможно, что от этой машины будет зависеть удача всего дела. Заранее все предугадать невозможно, но быть уверенным в надежности окружающих тебя людей и вещей просто необходимо.

Он сел в кабину, подогнал кресло, покрутил зеркало заднего обзора, потом неспешно сдвинулся с места. Он поездил немного по улицам Саппоро, свыкаясь с машиной, определяя ее сильные и слабые стороны.

В пять вечера он позвонил Сакаи. Они опять встретились в кабаре "Император". Только на сей раз Сакаи держался настороженно. Он не верил, что Ватанабэ сумел так быстро раздобыть все необходимое. Ватанабэ нервничал, опасаясь, что его миссия сорвется.

– Хорошо, – сказал наконец Сакаи, – мои друзья предлагают такой вариант. Они передают посреднику деньги. Затем вы отдаете ему же товар, забираете деньги, и все довольны. Идет?

– Кто этот посредник?

– Бармен в кафе "Цудзи". Все произойдет на ваших глазах, посторонние посетители ничего не поймут.

– Куда вы меня везете? – недовольно спросил Аллен. Он плохо знал город, а в ночном освещении не узнавал даже знакомые кварталы.

– На нашу конспиративную квартиру, которой пользуется только резидент.

– А что случилось?

Сегодня они поменялись ролями. Росовски поднял Аллена среди ночи, сказав, что резидент желает его немедленно видеть.

– Что-то связанное с "Храмом", – ответил Росовски. – Шеф получил важную информацию от Нормана.

– Кто такой Норман?

Росовски вел машину очень осторожно. Ночные улицы были оккупированы ремонтными службами. Под лучами мощных прожекторов рабочие в касках приводили асфальт в порядок. К утру они должны были все закончить. Ремонтировать дороги в Токио можно только ночью: днем это привело бы к множеству пробок.

– Норман – личный контакт шефа, он сам с ним встречается и снял для этого квартиру. Норман – японец. Нисэй.

– Нисэй?

– Да, он японец, родившийся в Соединенных Штатах. Его отец работал в так называемом "органе Кеннона". Вы, конечно, вряд ли знаете это имя, но в свое время Кеннон наводил тут на всех страх: руководил сразу после войны армейской разведкой и чувствовал себя полным хозяином в Японии – ведь управление стратегических служб уже расформировали, а ЦРУ еще не создали. Странный был человек. Ковбой в роли разведчика. Любил стрелять и всегда носил с собой пистолет с рукояткой, отделанной десятииеновыми монетами. Потом его заставили уйти с этого места. Говорят, что это сделал сам Макартур. Так вот, у Кеннона работали двое японцев – муж и жена. Когда его отозвали, они тоже уехали в Америку. Боялись, вероятно, своих соотечественников. Кеннон и его ребята вели себя слишком свободно, в методах не стеснялись. Золотое было время – полные хозяева в стране. Не то что сейчас... – В голосе Росовски звучали ностальгические нотки.

– А при чем тут Норман? – прервал его Аллен.

– Эти двое японцев родили в Америке сына и назвали его Норманом. Они хотели, чтобы он американизировался – ведь он имел право на американское гражданство – и остался в Штатах навсегда. Но когда родители умерли, он решил съездить в Японию. Паспортными делами, как известно, занимаются наши люди. Американцев японского происхождения наша разведка всегда старается как-то использовать. Особенно с тех пор, как 120 тысяч американцев японского происхождения в 1942 году загнали за колючую проволоку, язвительно добавил Росовски, – где они просидели до конца войны. За одну ночь после Пёрл-Харбора все нисэи превратились в интернированных лиц и лишились всего имущества, хотя даже министр юстиции и директор ФБР считали, что они не представляли угрозы для национальной безопасности. В то же время гораздо большие немецкая и итальянская общины избежали подобных мер. Только по одним японцам пришелся удар, вызванный смесью расового антагонизма, зависти к процветавшим нисэям и истерии из-за ожидавшегося японского вторжения после Пёрл-Харбора. Инициатором интернирования был командующий вооруженными силами Западного побережья генерал-лейтенант Джон Л. Девитт, который выразился так: "Япошка есть япошка! Какая разница, гражданин он США или нет". Потом-то, когда настоящая война началась, сразу о нисэях вспомнили. В военной разведке служило шесть тысяч японцев. Я думаю, они спасли жизнь многим американцам, которые их так презирали. Они были единственными солдатами в армии, кому полагалась личная охрана. Их приходилось защищать от собственных войск. Впрочем, многих нисэев убили все же сами американские солдаты. Особенно ужасно, когда гибли наши разведчики – нисэи, возвращавшиеся из японского тыла с важными документами.

– Я слышал об этом, – нетерпеливо заметил Аллен. – Но что там с Норманом?

Росовски благополучно проскочил на красный свет, надеясь на спасительную ночную темноту.

– Словом, на Нормана обратили внимание у нас в управлении. К счастью, поручили им заняться человеку, который в пятидесятом году разбирал бумаги, оставшиеся после Кеннона. Он вспомнил о родителях Нормана.

Они выехали на какую-то ярко освещенную улицу, на которой, одинаково расставив ноги и заложив руки за спину, стояли двое полицейских. Увидев машину Росовски, один из них повелительно махнул рукой, приказывая остановиться. Росовски затормозил.

– У вас же дипломатический номер, – запротестовал Аллен.

– А зачем с ними ссориться? – пожал плечами Росовски.

– Тогда не нарушайте правила. Проскочили на красный свет, а они зафиксировали.

Подошедший к машине полицейский наклонился, чтобы разглядеть лица сидящих в машине. Внимательно посмотрев на Аллена и Росовски, он кивнул: "Проезжайте".

Росовски дал газ.

– Ищут кого-то, – неуверенно пробормотал он.

– Так что с Норманом? – Аллен был настойчив.

– С неделю слушали его разговоры, всадили аппарат ему в телефон. Норман собирался уехать в Японию насовсем. Своей девушке он несколько раз говорил, что больше всего боится, как бы в Японии ему не припомнили службу родителей в американской разведке. И без того нисэй – человек второго сорта, а уж работа на иностранную разведку... Наши психологи, понаблюдав за ним, сказали, что к нему можно подобрать ключи. С ним встретился наш нынешний резидент, он как раз собирался в Японию. Резидент принес на встречу все документы, относящиеся к деятельности его родителей. Он не стал угрожать Норману. Напротив, обещал полностью скрыть его прошлое, подготовить новые документы, дать денег, поклялся, что взамен не станет требовать обычных услуг. Психологи инструктировали резидента: главное – не затронуть самолюбия Нормана, надо, наоборот, подчеркивать его исключительность. Шеф сказал Норману, что лишь иногда они будут встречаться как равный с равным и беседовать об американо-японских отношениях. Норман согласился, – констатировал Росовски, – у нас были все козыри. Он уехал в Японию с новыми документами и поступил на государственную службу. Это было пять лет назад.

– Где он сейчас?

– Года три никто, кроме шефа, вообще не знал, где Норман. Потом он стал работать в государственном комитете по обеспечению общественной безопасности, который подчинен непосредственно канцелярии премьер-министра. Не путайте с бюро расследований при министерстве юстиции. Это разные ведомства.

– Да-да, – кивнул Аллен.

– По-прежнему с ним встречается только шеф. Мы не знаем Нормана в лицо, не знаем даже его японского имени. Я увижу его сегодня в первый раз. Однако все работники резидентуры отметили, что в последнее время шеф располагает важной информацией, получаемой не через наши каналы. Видимо, от Нормана. Насколько я понимаю, шеф попросил Нормана заняться "Храмом утренней зари". И если он нас пригласил, значит, Норман что-то узнал.

Они подъехали к обычному многоквартирному дому недавней постройки. В лифте Аллен посмотрел на часы – три часа ночи.

Дверь им открыл широкоплечий блондин. Аллен знал его: блондин занимался обеспечением безопасности нелегальной агентуры, в посольстве ведал вопросами культурного обмена и имел дипломатическое звание второго секретаря.

Имаи с удовлетворением отметил, что его еще не забыли. Начиная от охранника и кончая начальником отдела, его сослуживцы по токийскому полицейскому управлению кивали, кланялись и приветственно поднимали руку в зависимости от занимаемого ими поста и меры симпатии к Имаи, который вообще-то не относился к числу всеобщих любимчиков.

В комнате инспекторов его приветствовали вполне дружелюбно.

– У вас там, на Хоккайдо, кажется, тоже лето? Я смотрю, ты без теплого пальто. Или ты здесь переоделся?

– Имаи закаляется: даже в мороз ходит в одном костюме!

– Зато в каком! Нам теперь на Хоккайдо и ехать неудобно: скажут, оборванцы какие-то заявились.

Имаи с завидным хладнокровием выдержал порцию шуточек, без которых инспекторы не могли обойтись, принимаясь за ежедневные дела.

– Не смейтесь над Имаи, – подмигнул самый старый из инспекторов, Нагано. – На Хоккайдо он привык к уважительному отношению. Я слышал, тамошнего начальника снимают, хотят тебя назначить на его место, а?

Кое-кто ухмыльнулся, но инспекторы уже погрузились в работу. Несколько человек говорили по телефону, двое вышли. Появился незнакомый инспектор из патрульной службы. Тогда Имаи подсел к Нагано:

– У меня к вам просьба. У вас уникальная память на лица, а я пытаюсь найти следы одного человека.

– Чем занимается? – перебил Нагано. – Убийства, грабежи?

– Не знаю, – ответил Имаи, – он мертв.

– Это хуже, конечно, – покачал головой Нагано, – с живыми работать как-то проще. Но я надеюсь, что его гроб с собой не таскаешь, догадался сфотографировать?

Имаи достал пачку снимков.

Нагано долго их рассматривал, потом прикрыл глаза, вспоминая. Покачал головой.

– Я его никогда не видел. А что за история?

Когда Имаи закончил рассказ, Нагано заметил:

– Конечно, ручаться ни за что нельзя, но если этот твой парнишка и промышлял чем-то, то почти наверняка наркотиками. Пойдем спросим у специалистов.

Он попросил Имаи постоять в коридоре.

– Подожди, я сам наведу справки. Ты следователь и должен обращаться официально. Я выясню у ребят по-дружески.

Имаи пришлось долго гулять по коридору, вызывая недоумение сотрудников. В этом крыле здания его не знали.

Наконец Нагано выглянул в коридор и позвал Имаи.

За столом сидел такой же, как и Нагано, пожилой инспектор. Грубоватые, практически без образования и без шансов на повышение, эти люди когда-то составляли костяк управления, но теперь постепенно выходили на пенсию, уступая место другому поколению, которое шло из полицейских школ. Новички были прекрасно осведомлены о технике полицейского дела, но Имаи чувствовал, что им не хватает глубокого знания преступного мира. Такие люди, как Нагано, куда лучше разбирались в психологии преступника, чем в способах обнаружения старых кровяных пятен методом агглютинации, и показатель раскрываемости у них был выше, чем у молодых.

– Имя Тадаки не приходилось слышать? – спросил инспектор.

Имаи отрицательно покачал головой.

– Это руководитель мелкой банды якудза, в свое время откололся от "Ямагути-гуми". Несколько дней назад его нашли убитым. Думаю, что люди его бывшего босса свели с ним счеты. Этот парень, – инспектор щелкнул пальцем по фотографии, – когда-то работал на Тадаки. Года полтора назад исчез, прежде чем мы успели заинтересоваться им. Поэтому нет на него никаких данных. Но у меня должно быть где-то записано его имя.

Инспектор встал и вынул из сейфа пачку одинаковых записных книжек, принялся неторопливо перелистывать их. Имаи и Нагано молчали. Имя отыскалось только в пятой по счету книжке, когда Имаи закурил уже вторую вонючую сигару.

– Осима. Запиши себе куда-нибудь, – сказал инспектор, запирая сейф.

Имаи, едва поблагодарив, помчался в Ханэда – опаздывал на самолет.

...Росовски не назвал Аллену главной причины, почему Норманом монопольно завладел сам резидент американской политической разведки на Японских островах. ЦРУ располагало не таким уж большим числом агентов в Японии. За последние годы их число уменьшилось. Сотрудники управления, привыкшие здесь к бесконтрольной свободе, почувствовали пределы своего могущества. Росовски был уверен, что уменьшением своего влияния они обязаны японским специальным службам, незаметно набиравшим силу. Самым опасным он считал потерю источников информации. Пока этот процесс был почти незаметен, но один за другим люди, снабжавшие ЦРУ важными сведениями, лишались к ним доступа. Сам Росовски не видел в этом ничего сверхъестественного. Япония, обретя экономическую самостоятельность, стремилась и к самостоятельности политической.

Но сотрудникам токийской резидентуры нелегко было перестраиваться. Опытные работники, такие, как Росовски, помнили другие времена.

Сразу же после оккупации на Японские острова высадилась большая группа сотрудников американских специальных служб. Поговаривали даже, что подлинное правительство Японии в период оккупации находилось в бывшем здании пароходной компании "Нихон юсэн биру", где разместились основные подразделения Джи-2 – 2-го отдела штаба оккупационной армии, занимавшегося разведкой и контрразведкой, и штаб армейской контрразведки Си-Ай-Си, пользовавшейся самостоятельностью благодаря возможности выхода наверх, прямо в Вашингтон. Джи-2 имел в своем распоряжении специальный отряд Си-Ай-Эс – секцию гражданской разведки, которая участвовала в выработке политики. Кроме того, в порту Йокосука расположилось Оу-Эн-Ай – управление военно-морской разведки. На всех военно-воздушных базах действовала Оу-Эс-Ай – контрразведка ВВС. Отдел гражданской цензуры контролировал всю корреспонденцию в стране, прослушивал телефонные разговоры. В те времена японцы получали заклеенные полоской целлофана конверты со штампом "вскрывалось".