Текст книги "Служба внешней разведки"

Автор книги: Леонид Млечин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 33 страниц)

ЗАЛМАН ПАССОВ. УЧЕБНИКИ ПИШУТСЯ В ТЮРЬМЕ

После смерти Слуцкого обязанности начальника разведки исполнял Сергей Михайлович Шпигельглас. Он родился в Варшаве в 1897 году, окончил реальное училище и поступил на юридический факультет Московского университета. Прямо со студенческой скамьи его призвали в царскую армию, он служил прапорщиком в запасном полку. После революции служил в московском военном комиссариате, в 1918 году его взяли в Особый отдел ВЧК. Потом он работал в контрразведывательном и оперативном отделах ОГПУ, потом попал в иностранный отдел. Работал в Монголии и во Франции.

Он был умелым и эффективным разведчиком и дорос в 1935 году до должности заместителя начальника иностранного отдела. Получил спецзвание майор госбезопасности.

Начальником отдела его так и не сделали.

Он был арестован 2 ноября 1938 года и пять месяцев отказывался подписывать то, что от него требовали. Его пытали, и он не выдержал. Его расстреляли 29 января 1941 года.

9 июня 1938 года разведка стала 5-м отделом первого управления НКВД. Новым начальником отдела – старший майор госбезопасности Залман Исаевич Пассов, спешно переведенный в разведку из Особого отдела.

Залман Пассов родился в апреле 1905 года в Старой Руссе, окончил пять классов. Отец рано умер, мать работала вязальщицей. В четырнадцать лет вступил в Красную армию – служил рядовым-курьером Старорусской караульной роты, потом помощником военного коменданта, в батальоне связи 56-й стрелковой дивизии.

В семнадцать лет, в мае 1922 года, Пассова взяли в аппарат уполномоченного ГПУ по Старо-Русскому уезду. Потом его перевели в Новгородский губернский отдел ГПУ. Осенью 1928 года молодого чекиста отправили учиться в Высшую пограничную школу ОГПУ, где набирали курс (семьдесят человек) для подготовки сотрудников Особого и контрразведывательного отдела. Срок обучения – один год. Обязательным условием приема был трехлетний стаж чекистской работы.

В 1929 году Пассова назначили уполномоченным 1-го отделения контрразведывательного отдела ОГПУ. В сентябре 1930-го перевели в Особый отдел, где он работал до марта 1938 года. Принимал участие в следственной бригаде, которая после убийства Кирова сооружала в Ленинграде липовые дела. Последняя должность – заместитель начальника военной контрразведки. Летом 1937 года он получил орден Ленина. Надо понимать, за участие в подготовке арестов видных военачальников.

Пассов был совершенно неопытным в разведывательных делах и не успел получить этот опыт, поскольку проработал в 5-м отделе всего семь месяцев. 22 октября 1938 года старший майор госбезопасности Пассов был арестован.

Пока шло следствие, его привлекли к сотрудничеству с особым бюро при наркомате внутренних дел, которое разрабатывало учебники для Центральной школы НКВД и межкраевых школ ГУГБ НКВД. В результате большого террора был уничтожен практически весь преподавательский состав учебных заведений НКВД, и руководители наркомата разрешили использовать оперативный опыт арестованных чекистов… Наверное, это вершина чекистского лицемерия: всем понятно, что арестованный вовсе не враг, опытом его можно воспользоваться. Но он все равно подлежит уничтожению.

Арестованный Пассов трудился над учебником закордонной разведки, а его бывшие коллеги готовили ему смертный приговор. 14 февраля 1940 года Пассова расстреляли.

ВЛАДИМИР ДЕКАНОЗОВ. ОШИБКА РЕЗИДЕНТА

После периода массовой чистки, 2 декабря 1938 года, иностранный отдел обрел нового руководителя. Им стал один из приближенных Берии – Владимир Деканозов.

Владимир Георгиевич Деканозов родился в июне 1898 года в Баку в семье контролера нефтяного управления. Он был достаточно образованным человеком – окончил Тифлисскую гимназию, учился на медицинском факультете Саратовского, затем Бакинского университетов.

Летом 1921 года Деканозова назначили уполномоченным отдела по борьбе с бандитизмом Азебайджанской ЧК, потом заместителем начальника экономического отдела. Там он и познакомился с Берией. В декабре 1922 года Деканозов стал начальником секретно-оперативной части Грузинской и Закавказской ЧК. Благодаря Берии он быстро делал карьеру и в 1931 году уже был начальником экономического отдела полномочного представительства ОГПУ по Закавказской Федерации и одновременно начальником отдела ГПУ Закавказья.

В конце 1932 года Берия сделал его секретарем ЦК компартии Грузии по транспорту, затем наркомом пищевой промышленности Грузии и, наконец, председателем республиканского Госплана. Переехав в Москву в 1938 году, Лаврентий Павловича взял с собой надежного соратника.

2 декабря Деканозов был назначен начальником разведки и в тот же день получил спецзвание – комиссар госбезопасности 3-го ранга. Но разведкой Владимир Георгиевич руководил недолго – ушел на повышение.

4 мая 1939 с утра здание наркомата иностранных дел окружили чекисты. Приехал новый нарком иностранных дел Вячеслав Молотов, с ним секретарь ЦК, начальник управления руководящих кадров Георгий Маленков и нарком внутренних дел Лаврентий Берия. Они сказали Максиму Максимовичу Литвинову, девять лет руководившему дипломатическим ведомством, что он больше не нарком.

Руководителей отделов и старших дипломатов по одному вызывали в кабинет наркома, объяснив, что там заседает комиссия ЦК. За столом на главном месте расположился Молотов, справа от него сидел Деканозов, только что назначенный заместителем наркома иностранных дел, слева – Берия и Маленков. Молотов что-то записывал. Деканозов молчал. Маленков тоже не проронил ни слова. Берия слушал внимательно и высказывался. Он лучше других знал тех, кто предстал в тот день перед комиссией – на них в соседнем здании, где располагался НКВД, уже собрали материалы, и большинство будет вскоре арестовано.

13 мая 1939 года Деканозова уже постфактум освободили от обязанностей начальника разведки.

В наркомате иностранных дел Деканозов занял кабинет Бориса Спиридоновича Стомонякова, который в момент ареста стрелял в себя, но неудачно, и попал в тюремную больницу. Литвинов попросился на прием к Сталину. Понимая, чем рискует, твердо сказал:

– Я ручаюсь за Стомонякова.

Максим Максимович Литвинов знал своего заместителя еще по дореволюционной подпольной работе. Они вместе добывали оружие для боевых отрядов большевиков.

Сталин ответил:

– Товарищ Литвинов, вы можете ручаться только за себя.

Стомоняков был уничтожен.

Дипломатов арестовывали прямо в новом кабинете Деканозова. Владимир Георгиевич с удовольствием помогал товарищам из НКВД.

12 ноября 1940 Молотов на поезде прибыл в Берлин в надежде решить спорные вопросы с Гитлером. Его сопровождали новый нарком черной металлургии Иван Тевосян, первый заместитель наркома внутренних дел Всеволод Меркулов и Деканозов, который остался в Берлине послом.

Деканозов на правах бывшего начальника разведки опекал берлинскую резидентуру.

В начале тридцатых резидентом в Берлине был опытный чекист Борис Давидович Берман. В Москве комиссар госбезопасности 3-го ранга Берман стал в 1936 году первым заместителем начальника иностранного отдела. Потом его назначили наркомом внутренних дел Белоруссии, в сентябре 1938 года арестовали и в феврале 1939-го расстреляли.

Его старший брат Матвей Берман тоже работал в органах госбезопасности. Он стал начальником ГУЛАГа, заместителем наркома внутренних дел, наркомом связи. Его арестовали в декабре 1938 года, на три месяца позже Бориса, и расстреляли на месяц позже.

В конце 1933 года в Берлине Бориса Бермана сменил Борис Моисеевич Гордон, партийный работник, который как раз окончил Институт красной профессуры. На время его работы пришлась активная деятельность внешней разведки в Берлине, несмотря на трудность работы в условиях нацистской Германии. Были завербованы люди, которые из антифашистских побуждений снабжали Москву важнейшей информацией. Они стали известны как «Красная капелла».

В мае 1937 года резидента Гордона отозвали в Москву и арестовали. Его сменил Александр Иванович Агаянц, которого перевели в Берлин из парижской резидентуры. Но в декабре 1938 года он умер во время срочной хирургической операции по поводу прободения язвы желудка. Его подчиненных одного за другим отзывали в Москву и обвиняли в шпионаже на немцев.

В 1938 году в берлинской резидентуре были три оперативных работника, в 1939-м остались двое, один из них не говорил по-немецки. Москва запретила им встречаться с агентурой, поскольку ее вербовали «разоблаченные враги народа». Один из лучших агентов в Германии Арвид Харнак, обладавший уникальными источниками информации, больше года напрасно ждал связного, чтобы передать ему собранные сведения.

Берлинская резидентура начала восстанавливаться только в 1939 году, но прежних успехов новое поколение разведчиков, людей профессионально неопытных, добиться уже не смогло.

Агентурную сеть сформировали обширную, но агенты были невысокого уровня. Такой агент знал лишь то, что происходит в ведомстве, в котором он служил. Но он не был в состоянии проникнуть в мысли и намерения руководителей Германии, а ведь на самом деле только это и имело значение.

Советская агентура не имела информации из первых рук, из окружения Гитлера. В Москве не знали, что же на самом деле думали и говорили руководители нацистской Германии. Строили предположения и ошибались.

К тому же руководителем резидентуры в Берлине назначили не имевшего разведывательного опыта Амаяка Захаровича Кобулова – брата Богдана Кобулова, заместителя наркома госбезопасности и ближайшего соратника Берии.

Амаяк Кобулов был высоким, стройным, красивым, с усиками, обходительным и обаятельным, душой общества и прекрасным тамадой. Но этим достоинства Амаяка Захаровича исчерпывались. Ни немецкого языка, ни ситуации в Германии резидент Кобулов, который начинал свою трудовую деятельность кассиром-счетоводом в Боржоми, не знал. Он рос в чекистском ведомстве благодаря старшему брату. Перед назначением в Берлин был первым заместителем наркома внутренних дел Украины.

Немецкая контрразведка успешно подставила Амаяку Кобулову говоривших по-русски агентов-двойников, которые на самом деле работали на Главное управление имперской безопасности. Кобулов легко глотал наживку. В этой большой игре участвовал даже Гитлер. Он сам просматривал информацию, предназначенную для Кобулова.

Немцы подсовывали Сталину успокоительную информацию: Германия не собирается нападать на Советский Союз. А в Москве нарком госбезопасности Меркулов шифровки Кобулова докладывал Сталину.

25 мая 1941 года Меркулов отправил на имя Сталина, Молотова и Берии записку, построенную на донесениях агента советской разведки в Берлине – выходца из Латвии Орестеса Берлингса, который в реальности был агентом немецкой контрразведки по кличке Петер. Но ему верил Амаяк Кобулов.

В записке Меркулова говорилось:

«Война между Советским Союзом и Германией маловероятна… Германские военные силы, собранные на границе, должны показать Советскому Союзу решимость действовать, если Германию к этому принудят. Гитлер рассчитывает, что Сталин станет более сговорчивым и прекратит всякие интриги против Германии, а главное – даст побольше товаров, особенно нефти».

Впрочем, напрасно некоторые исследователи делают из Амаяка Кобулова козла отпущения. Другие разведчики в те месяцы тоже присылали в Москву донесения, из которых следовало, что Гитлер не собирается воевать, а намерен давить на Сталина, добиваясь принятия своих условий.

По всем каналам – дипломатическим и разведывательным (информацию давали не только резидентуры НКГБ, но и военная разведка, и военно-морская) – шел поток противоречивой информации. Сроки возможного нападения назывались разные, это вызывало сомнения и подозрения…

Многие агенты советской разведки были людьми левых убеждений, антифашистами, которые считали Советский Союз союзником в борьбе с Гитлером. Другие агенты просили за информацию деньги. Работа аккордная – чем больше принесешь, тем больше получишь. И получалось, что за дезинформацию платили больше.

Еще одна проблема состояла в том, что полученную информацию в Москве не могли правильно осмыслить. Сталин не доверял аналитическим способностям своих чекистов, предпочитал выводы делать сам и требовал, чтобы ему клали на стол подлинники агентурных сообщений.

Только в 1943 году в разведке появился информационный отдел, которому поручено было заниматься аналитикой. Его возглавил Михаил Андреевич Аллахвердов, в недавнем прошлом резидент в Кабуле. Впоследствии он стал генерал-майором и работал в разведывательной школе заместителем начальника по учебной и научной работе…

Заместитель начальника Генерального штаба и начальник Главного разведывательного управления с июля 1940 по ноябрь 1941 года генерал-лейтенант Филипп Иванович Голиков за три месяца до начала войны, 20 марта, представил обширный документ, неопровержимо свидетельствующий о подготовке Германии к нападению на Советский Союз. Но сам же и пометил:

«Большинство агентурных данных, касающихся возможностей войны с СССР весной 1941 года, исходят от англо-американских источников, задачей которых на сегодняшний день, несоменно, является стремление ухудшить отношения между СССР и Германией… Слухи и документы, говорящие о неизбежности весной этого года войны против СССР, необходимо расценивать как дезинформацию, исходящую от английской и даже, быть может, германской разведки».

Изестный военный историк профессор Виктор Анфилов спрашивал маршала Голикова через двадцать лет после войны:

– Почему вы сделали вывод, который отрицал вероятность осуществления вами же изложенных планов Гитлера? Вы сами верили этим фактам или нет?

– А вы знали Сталина? – задал встречный вопрос Голиков.

– Я видел его на трибуне мавзолея.

– А я ему подчинялся, – сказал бывший начальник военной разведки, – докладывал ему и боялся его. У него сложилось мнение, что пока Германия не закончит войну с Англией, на нас не нападет. Мы, зная его характер, подстраивали свои заключения под его точку зрения.

В мае 1941 года немецкий посол в Советском Союзе граф Фридрих Вернер фон Шуленбург и советник посольства Густав Хильгер пригласили к себе находившегося в тот момент в Москве Деканозова и попытались предупредить его, что война неминуема. Но разговор не получился.

Чекист Деканозов совершил непростительную ошибку. Он не понял, что немецкие дипломаты ведут эту беседу на свой страх и риск, счел их слова попыткой спровоцировать советское правительство на какой-то опасный шаг.

После начала войны весь состав советского посольства вернулся на родину через Турцию, и Владимир Деканозов приступил к своим обязанностям в Наркомате иностранных дел. Чувствуя поддержку Берии, он вел себя уверенно, смело решал любые вопросы, давал указания послам.

Карьере Деканозова повредило увлечение слабым полом. Рассказывают, что одна из тех, на кого он положил глаз, устроила скандал. Его убрали из Наркомата иностранных дел и перевели в Главное управление советского имущества за границей (им руководил бывший министр госбезопасности Меркулов). Главное управление занималось, ко всему прочему, вывозом трофейного имущества, в том числе для высшего начальства, которое вагонами тащило из поверженной Германии машины, картины, антиквариат и мебель.

После смерти Сталина Берия сделал Деканозова министром госбезопасности Грузии. А уже в декабре 1953 года его расстреляли вместе с тем же Меркуловым и другими ближайшими соратниками Лаврентия Павловича. Генерал-лейтенанта Амаяка Кобулова расстреляли в октябре 1954 года.

ПАВЕЛ ФИТИН. ВОЙНА И АТОМНЫЙ ШПИОНАЖ

13 мая 1939 года Деканозова в разведке сменил журналист Павел Михайлович Фитин.

Он родился в 1907 году в селе Ожогино Ялутовского уезда Тобольской губернии в семье крестьянина. В родном селе работал в сельскохозяйственной артели «Звезда», в двадцать лет стал председателем бюро юных пионеров, заместителем секретаря Шатровского райкома комсомола. В 1928 году поступил в Институт механизации и электрификации сельского хозяйства в Москве. В 1932-м, получив диплом, отправился не на село, а стал руководить редакцией индустриальной литературы в Государственном издательстве сельскохозяйственной литературы.

В октябре 1924 года Фитина призвали в армию. Он отслужил год и вернулся к работе в издательстве, где стал заместителем главного редактора.

В марте 1938 года Павла Фитина по партийному набору взяли в органы госбезопасности и отправили учиться в Центральную школу НКВД, созданную решением политбюро в 1930 году. Обычный срок обучения дисциплинам специального цикла был установлен в два года – даже для людей с высшим образованием. Но НКВД ощущал такой кадровый голод, что все сроки были сокращены. Фитин проучился всего пять месяцев.

В августе 1938 года его зачислили в штат Главного управления государственной безопасности НКВД. Бесконечные чистки привели к тому, что через два с лишним месяца, 1 ноября, не имевший никакого опыта Фитин сразу стал заместителем начальника разведки. 1 февраля 1939 года ему присвоили спецзвание майор госбезопасности. Через год он стал старшим майором.

В разведке он получил в наследство одни руины. Фитин докладывал своему начальству:

«К началу 1939 года почти все резиденты за кордоном были отозваны и отстранены от работы. Большинство из них затем было арестовано, а остальная часть подлежала проверке.

Ни о какой разведывательной работе за кордоном при этом положении не могло быть и речи».

То же самое произошло в военной разведке.

На совещании начальствующего состава армии в апреле 1940 года командующий войсками Ленинградского военного округа командарм 2-го ранга Кирилл Афанасьевич Мерецков говорил, что офицеры отказываются ездить за границу с разведывательными заданиями:

– Командиры боятся идти в такую разведку, ибо они говорят, что потом запишут, что они были за границей. Трусят командиры.

С ним согласился начальник 5-го (разведывательного) управления Генерального штаба Герой Советского Союза Иван Иосифович Проскуров:

– Командиры говорят так, что если в личном деле будет записано, что был за границей, то это останется на всю жизнь. Вызываешь иногда замечательных людей, хороших, и они говорят – что угодно делайте, только чтобы в личном деле не было записано, что был за границей.

Сталин сделал вид, что удивлен:

– Есть же у нас несколько тысяч человек, которые были за границей. Ничего в этом нет. Это заслуга.

Проскуров развел руками:

– Но на практике не так воспринимается.

Сталин, конечно, прекрасно понимал, чего боятся офицеры. Практически все, кто побывал на учебе в Германии, были арестованы как немецкие шпионы. Сталин предпочитал как бы подшучивать над репрессиями, не упуская случая показать, что он здесь ни при чем…

В разведку лихорадочно набирали новичков. В первую очередь им надо было дать языковое и страноведческое образование, объяснить азы оперативной работы.

Приказом наркома внутренних дел 3 октября 1938 года появилось учебное заведение для разведчиков – Школа особого назначения. Она разместилась в Балашихе.

В 1939 году в школе учился известный разведчик Герой Советского Союза полковник Александр Семенович Феклисов, который со временем возглавил 1-й (американский) отдел Первого главного управления КГБ.

«Школа размещалась в лесу в добротном деревянном двухэтажном доме, – вспоминал Феклисов, – ее территория была огорожена забором. На верхнем этаже располагались пять спальных комнат, душевая, зал для отдыха и игр, а на нижнем – два учебных класса и столовая. Спальные комнаты были большие, в них находились два стола для занятий, две роскошные кровати с хорошими теплыми одеялами и два шкафа для одежды. Перед кроватями – коврики».

Каждому курсанту выдали пальто, костюм, шляпу, ботинки. В школе училось всего десять человек, это были выпускники технических вузов, направленные в НКВД. Учились год – иностранный язык, страноведение, спецдисциплины и, конечно, история ВКП/б/. В одной группе готовили радистов для заграничных резидентур, другую группу учили добывать и самим изготавливать необходимые нелегальному разведчику документы – паспорта, метрические свидетельства, дипломы…

Школа будущих разведчиков не раз меняла название.

В 1943 году она стала называться Разведывательной школой Первого управления Наркомата госбезопасности.

В сентябре 1948 года приказом по Комитету информации при Совете министров ее переименовали в Высшую разведывательную школу. Кандидатуры слушателей школы утверждались в ЦК, «учиться на разведчика» отправляли работников партийного и советского аппарата.

В служебной переписке ее в конспиративных целях называли 101-й школой. Она находилась на двадцать пятом километре Горьковского шоссе, поэтому слушатели говорили: «двадцать пятый километр» или «лес». Под школу действительно отрезали большой массив леса, окруженный высоким забором. Там находились учебные аудитории, общежитие и спортивные сооружения.

Наибольший интерес вызывали специальные дисциплины, то есть изучение разведывательного искусства, и практические занятия – организация встречи с агентом, закладка тайников, уход от наружного наблюдения. Тем, кто хорошо знал иностранные языки, учиться было легко. Остальным приходилось налегать на язык.

Генерал Олег Данилович Калугин, принятый в 101-ю школу в 1956 году, вспоминал ее с большим удовольствием:

«Деревянные, аккуратно покрашенные двухэтажные дома, асфальтированные дорожки, ухоженные тропы, мерно качающиеся над головой верхушки елей и сосен, насыщенный запахом смолы прозрачный воздух – все это действует благотворно, вызывает чувство безмятежного покоя.

В помещениях чисто и уютно, комнаты на двоих с маленькими ковриками и настенными светильниками. Аудитории просторны и солнечны. Прекрасная библиотека с подшивками иностранных газет на разных языках.

В просторном зале с пальмами официантки в белых передниках подают нам меню с богатым выбором блюд…»

Один из вполне удачливых разведчиков, вспоминая годы учебы в разведшколе, говорил мне:

– Самое сильное впечатление на меня произвела возможность читать служебные вестники ТАСС. Право читать на русском языке то, что другим не положено, сразу создавало впечатление принадлежности к особой касте. Специальные дисциплины были безумно интересными. Изучали методы контрразведки, потому что ты должен был знать, как против тебя будут работать там. Умение вести себя, навыки получения информации. Нас учили исходить из того, что любой человек, с которым ты общаешься – даже если он не оформлен как агент, является источником важных сведений. А если от него невозможно ничего узнать, то и не стоит терять на него время…

В ноябре 1968 года школу переименовали в Краснознаменный институт КГБ СССР с правами высшего учебного заведения. Желающих учиться в институте было хоть отбавляй.

– Придя в КГБ, – рассказывал Андропов известному дипломату Валентину Михайловичу Фалину, – я установил порядок, что в учебные заведения комитета принимаются юноши и девушки только с девятнадцатилетнего возраста. Помогло. Ведь отбоя не было от звонков пап и мам. У всех чада – прирожденные чекисты, и после средней школы, семнадцати-восемнадцати лет от роду, их пристраивали к нам в систему…

Со временем Краснознаменный институт получил имя Ю.В. Андропова. В октябре 1994 года институт, как это было модно в те годы, переименовали в Академию внешней разведки…

В 1940 году в 5-м отделе ГУГБ НКВД под руководством старшего майора Павла Фитина работали шестьсот девяносто пять человек.

1-е отделение занималось Германией, Венгрией, Данией;

2-е – Польшей;

3-е – Францией, Бельгией, Швейцарией, Голландией;

4-е – Англией;

5-е – Италией;

6-е – Испанией;

7-е – Румынией, Болгарией, Югославией, Грецией;

8-е – Финляндией, Швецией, Норвегией, Шпицбергеном;

9-е – Латвией, Эстонией, Литвой;

10-е – США, Канадой, Южной Америкой, Мексикой;

11-е – Японией, Маньчжурией;

12-е – Китаем, Синьцзянем;

13-е – Монголией, Тувой;

14-е – Турцией, Ираном, Афганистаном;

15-е отделение отвечало за научно-техническую разведку;

16-е – снабжало разведчиков оперативной техникой, тогда еще достаточно примитивной;

17-е – занималось визами.

Разведка располагала сорока резидентурами за границей. Самые крупные находились в Соединенных Штатах – восемнадцать человек, в Финляндии – семнадцать, в Германии – тринадцать.

Павел Фитин как начальник разведки руководил всей операцией по убийству бывшего члена политбюро, председателя Реввоенсовета Республики и наркома по военным и морским делам Льва Давидовича Троцкого.

На выполнение этого личного задания Сталина были мобилизованы все возможности разведки.

В конце мая 1940 года было совершенно первое покушение на Троцкого. Два десятка человек в полицейской форме разоружили охрану его дома в Койоакане (неподалеку от Мехико), забросали дом взрывчаткой и обстреляли из пулеметов.

Троцкий чудом остался жив, но с того дня жил в атмосфере обреченности. Каждое утро он говорил жене:

– Видишь, они не убили нас этой ночью, а ты еще чем-то недовольна.

Подготовкой убийства Троцкого занимался заместитель Фитина, будущий генерал Павел Анатольевич Судоплатов. На роль исполнителя нашли испанца Рамона Меркадера. Выпускник кулинарного училища, он работал в отеле «Ритц» в Барселоне, где его завербовали советские разведчики. Его мать Мария Каридад тоже была агентом НКВД.

Уже через пять дней после первого покушения будущий убийца проник в дом Троцкого. Он называл себя Жаком Морнаром, сыном бельгийского дипломата, а пользовался фальшивым канадским паспортом на имя Фрэнка Джексона.

20 августа 1940 года Меркадер пришел к Троцкому, несмотря на жару, в плаще и шляпе и попросил прочитать его статью. Когда Троцкий взялся за чтение, Меркадер вынул ледоруб (еще у него с собой был молоток и пистолет) и, закрыв глаза, со всей силой обрушил его на голову Троцкого. Он надеялся убить Троцкого одним ударом и убежать. Но Троцкий вступил с ним в борьбу. И от растерянности Меркадер даже не сумел воспользоваться пистолетом. Услышав шум, вбежали охранники и схватили убийцу.

На следующий день Троцкий умер в больнице. Проститься с ним пришли триста тысяч человек. Шесть руководителей советской разведки получили за это ордена.

Меркадер на суде не признался, что работает на Советский Союз. Это понравилось в Москве. Советская разведка пыталась вызволить его из тюрьмы, но не удалось.

Убийца Троцкого отсидел свои двадцать лет от звонка до звонка. Он вышел на свободу только в 1960 году. Его привезли в Советский Союз. Закрытый указ о присвоении ему звания Героя Советского Союза был подписан 31 мая 1960 года. 8 июня Золотую Звезду Меркадеру вручил в Кремле председатель Президиума Верховного Совета Леонид Ильич Брежнев.

В Москве убийце Троцкого выдали советский паспорт на имя Рамона Ивановича Лопеса. Устроили на работу в Институт марксизма-ленинизма при ЦК КПСС. Дали квартиру. Он жил не один – женился на женщине, которая носила ему передачи в тюрьму. В Москве он не прижился и в середине семидесятых уехал из Москвы на Кубу, где не было снега и тоскливых аппаратчиков, где говорили по-испански и где ему нашли работу в министерстве внутренних дел.

На Кубе Меркадер умер от саркомы в 1978 году. Один из самых знаменитых боевиков двадцатого столетия прожил всего пятьдесят девять лет, из них двадцать лет – треть жизни – он провел в тюрьме. Похоронили его в Москве, на Кунцевском кладбище, тайно. Большую часть своей жизни он выдавал себя за другого человека. И похоронили его тоже под чужим именем.

Чекисты уничтожили всю семью Троцкого. Правда, история смерти его второго сына, Льва Седова, остается загадкой. Лев Седов унаследовал от отца бойцовский характер. Он взял фамилию матери, ушел из Кремля и поселился в общежитии рабфака, чтобы никто не обвинил его в использовании громкого отцовского имени. Лев Седов последовал за родителями в эмиграцию и стал верным помощником отца. Он жил в Париже и пытался сплотить единомышленников, не подозревая, что окружен осведомителями советской разведки.

Рядом с ним постоянно находился агент советской разведки Марк Зборовский, (оперативный псевдоним Тюльпан), завербованный в 1933 году. Донесения Тюльпана докладывались лично Сталину.

В начале 1938 года Льва Седова оперировали по поводу аппендицита. Операция прошла благополучно, но через четыре дня его состояние ухудшилось, пришлось сделать повторную операцию. 16 февраля сын Троцкого умер в парижской клинике. Мало кто сомневался в том, что это дело советской разведки.

Но судебно-медицинская экспертиза пришла к выводу о естественном характере его смерти. Зборовский, который потом порвал с НКВД и бежал в Соединенные Штаты, доказывал, что Москва просила его не убивать Седова, а заманить его в ловушку, чтобы сына Троцкого можно было доставить на территорию Советского Союза.

Уже арестованный Сергей Шпигельглас, бывший заместитель начальника разведки, на допросе рассказал, что, когда пришло сообщение о смерти Седова в Париже, он доложил наркому внутренних дел Ежову. Тот сказал:

– Зайдите.

Шпигельглас принес ему телеграмму из Парижа. Ежов прочитал ее и довольно сказал:

– Хорошая операция. Вот здорово мы его, а?

Ежов доложил в ЦК, что его люди покончили еще с одним врагом советской власти. И коллеги-чекисты с долей зависти спрашивали Шпигельгласа:

– Как это вы разделались с Седовым?

Впрочем, надо иметь в виду, что Шпигельглас стал давать показания после того, как его стали избивать. Судя по протоколам допросов, это произошло 31 мая 1939 года. В это время полным ходом шло следствие по делу Николая Ивановича Ежова, арестованного 10 апреля. Ежова обвиняли во всех смертных грехах, включая гомосексуализм. Возможно, следователи с помощью Шпигельгласа хотели приписать Ежову еще и обман руководства партии…

3 февраля 1941 года НКВД поделили на два наркомата – внутренних дел и государственной безопасности. Разведка за границей получила статус первого управления наркомата госбезопасности.

Историки пришли к выводу, что советская разведка выполнила свой долг и заблаговременно доложила руководству страны о готовящейся агрессии со стороны Германии.

17 июня 1941 года Фитин отправил в Кремль спецсообщение из Берлина от Старшины и Корсиканца: «Все военные мероприятия Германии по подготовке вооруженного выступления против СССР полностью завершены, удара можно ожидать в любое время».

Но Сталин и его окружение верили в возможность долговременного сотрудничества с Гитлером. Поэтому в спецсообщениях разведки, которые подписывал Фитин, Сталин видел только то, что хотел видеть. Сообщения разведки о концентрации немецких войск на советских границах, о предполагаемой дате нападения на Советский Союз были напрасны.