Текст книги "С секундантами и без… Убийства, которые потрясли Россию. Грибоедов, Пушкин, Лермонтов"

Автор книги: Леонид Аринштейн

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 11 страниц) [доступный отрывок для чтения: 5 страниц]

Но если все это действительно так, то, следовательно, у персидского правительства не было оснований для мести русскому посланнику, – мотив, который ему нередко приписывается. Значит, известное предупреждение Грибоедову: «Вам не простят Туркманчайского мира», – относилось не к возможной мести со стороны персидского правительства, которое Туркманчайский мир устраивал, а к тем, кого этот мир не устраивал, о чем уже говорилось выше.

Нельзя не согласиться и с доводами Вахаб-мирзы насчет того, почему персидскому правительству был крайне невыгоден трагический инцидент с Грибоедовым. Впрочем, они во многом повторяют, частично детализируя, то, что содержится по этому поводу в письме Шаха.

Еще более детально этот вопрос рассматривается в третьем письме Везир-и-умур-и-хараджэ (т. е. министра иностранных дел Персии) Абул Хассан-хана, к изложению и анализу которого мы и переходим.

4

«Мирза Абул Хассан-хан Посланнику

(После приветствий): Капитан Макдональд передал мне Ваше письмо. Вы сетуете, что я не сообщил Вам о происшедшем немедленно; Бижан-хан, который находился здесь, объяснит Вам всё. Теперь же, когда посланный уже готов отправиться в Тебриз, необходимо дать ответ на Ваше послание.

Вы утверждаете, что случившаяся трагедия навлекла на нас бесчестье и что мировая история не знает ничего подобного. Полностью отдаю себе отчет, что этот инцидент запятнал позором наше государство, и сам я настолько уязвлен этим беспрецедентным происшествием, что никакой необходимости в упреках с Вашей стороны нет. Впрочем, я не убежден, что ничего подобного никогда не случалось ни в одном государстве, но уверен, что если подобные случаи были, то такое государство едва ли было в восторге от того, что оно запятнало себя таким инцидентом. Ясно, что подобные происшествия, несообразные ни с государственной, ни с житейской мудростью, возможны лишь по предначертаниям рока.

Если Вы хотя бы на минуту задумались над тем, как складывались в последнее время отношения между нами и Россией, то у Вас не останется и тени сомнения, что наше правительство ни в какой мере не причастно к происшествию.

Вы должны быть хорошо осведомлены – теперь это известно каждому – о том, что происходило незадолго до нападения между нами и Посланником, и это само по себе служит убедительным доказательством нашей невиновности. Во-первых. Я лично заметил г-ну Грибоедову, что население раздражено поступком мирзы Якуба и задержанием двух женщин и грозит применить силу. Я советовал вернуть их, но он не согласился.

Во-вторых. Убийство мирзы Сулимана, родственника Манучер-хана: если бы министры знали, что может начаться волнение, они никогда в такой момент не послали бы мирзу Сулимана в русскую миссию.

В-третьих. В случае своего соучастия в преступлении – персидское правительство не стало бы употреблять столько хитрости и настойчивости, защищая жизнь г-на Мальцева.

В-четвертых. После тех почестей и уважения, которые персидское правительство проявило к русскому Посланнику, – совершенно противоестественно, чтобы оно же навлекло на себя столько позора, совершив преступление.

Предположим, однако, что персидское правительство действительно не желало, чтобы г-н Грибоедов оставался здесь. Зачем же было пятнать себя злодеянием, когда можно было просто сменить Посланника? Одним словом, ни один здравомыслящий человек не стал бы винить наше государство.

Вы бросаете нам упрек в том, что мы не сумели защитить и предотвратить убийство священной особы иностранного Посланника. Отвечу Вам: волнение было настолько велико, что мы вынуждены были запереть ворота цитадели (т. е. обнесенную крепостной стеной центральную часть Тегерана, где находился дворец Шаха, резиденция правительства и жилища многих крупных феодалов. – Л. А.). Что можно было предпринять в столь чрезвычайных обстоятельствах? Катастрофа разразилась молниеносно, быстрее, чем можно было собрать войска и сделать необходимые приготовления.

Следует иметь в виду, что народ собрался только затем, чтобы схватить мирзу Якуба и освободить двух женщин, но некто по имени Дадеш-бек, армянин по национальности, убил магометанина, что переполнило чашу терпения и без того возбужденных людей.

Вы утверждаете, что этот инцидент заставит другие державы опасаться за жизнь своих Посланников и вынудит задуматься, благоразумно ли им оставаться при персидском Дворе. Отвечу, что все те тридцать лет, что мы поддерживали дружеские отношения с Англией, Францией и другими державами, их представители всегда встречали со стороны населения Персии только почет и уважение.

Армяне из свиты русского Посланника вели себя на улицах вызывающе, оскорбляли религию Ислама, что возбуждало против них население и, конечно, способствовало резкому столкновению.

Наши дружеские отношения с Англией, которые ничем не омрачены уже тридцать лет, – лучшее свидетельство в нашу пользу.

Вы бросаете нам упрек в попустительстве, в том, что мы медлим с наказанием виновных. Боюсь, Вы плохо представляете себе реальное положение вещей в нашей стране.

Ведь возмущенную толпу повели за собой не сардары или какие-либо другие известные лица. Вы, видимо, считаете, что толпа состояла только из жителей города и что участников нападения легко опознать. Но Тегеран – средоточие всего населения Персии, через него проходят все караваны. В день мятежа [у русского посольства] собрались и жители Тегерана, и приезжие, и трусливые, и безумные, и чужеземцы, усиливавшие шум и гвалт, и более рассудительные, пришедшие в надежде успокоить страсти. Принцы Зилли-эс-салтанэ (губернатор Тегерана. – Л. А.) и Иман-Верди-мирза [с внушительной охраной] не могли пробиться к дому Посланника, такой плотной стеной окружала его толпа. Если бы Шах захотел наказать тех, кто там был, ему пришлось бы перебить всё население.

Министры единодушны в том, что виновных необходимо наказать. Мы были бы очень Вам благодарны, если бы Вы подсказали, каким образом виновные должны быть наказаны, так чтобы весь мир увидел, что свершившие преступление ответили за это, и чтобы с нашего имени было смыто позорное пятно.

Вы высказываете также пожелания, чтобы г-н Мальцов был отправлен на родину. Еще до получения Вашего письма и прибытия к нам капитана Макдональда я проявил к нему должное гостеприимство, тем более что это объективный и доброжелательный к нам очевидец событий. В настоящее время он уже отбыл в Тебриз в сопровождении Мирзы Али-хана и 30 или 40 всадников из племени афшаров; мы также направили специальные указания властям на пути его следования, с требованием обеспечить ему беспрепятственный и безопасный проезд.

Что я могу добавить? Хотел бы надеяться, что Ваша доброта и чувство реальности помогут нам смыть с себя тот позор, который лег на нас столь тяжким бременем.

Абул Хассан-хан

1-го рамазана 1224 года хиджры».

* * *

Письмо Абул Хассан-хана – последнее в ряду рассматриваемых мною документов персидского руководства – написано по горячим следам кровавых событий в Тегеране, как и два других, написанных одновременно с ним. Его главная задача – доказать британскому посланнику Джону Макдональду (а через него и всему мировому сообществу) непричастность персидского правительства к нападению на русское посольство и к разыгравшейся вслед за тем трагедии. С этой целью во всех трех письмах – причем в последнем особенно детально – рассматривается целый ряд обстоятельств, свидетельствующих, что персидское правительство не могло быть заинтересовано в такой акции. Надо сказать, что все три письма довольно точно и объективно раскрывают глубинные причины, по которым персидскому правительству был крайне невыгоден трагический инцидент с Грибоедовым. Создается впечатление, что само персидское правительство оказалось здесь жертвой обмана и что действия, предпринятые против русского посольства, в определенной мере были направлены и против интересов Персии.

Последнее становится особенно ясным, если принять во внимание, что правительство предприняло довольно решительные шаги, чтобы предотвратить нападение, но оказалось не в состоянии справиться с теми силами, которые в то время уже были приведены в действие.

Едва ли эти факты согласуются с утверждением, что нападение на русское посольство носило стихийный характер. Оно не только не имело ничего общего со стихийностью, но, напротив, было хорошо продумано, тщательно спланировано и профессионально осуществлено.

На подобном уровне в Персии в ту пору могла действовать только одна сила – английская резидентура.

Мысль о том, что нападение на русское посольство – дело рук англичан, не нова. Это первое, о чем заговорили современники, сразу же, как только стало известно о преступлении. Так, уже одно из первых донесений о трагических событиях в Тегеране завершалось словами: «Впрочем, мнение основательных в Персии людей то, что происшествие сие случилось… не без участия англичан» (Донесение коменданта крепости Шуша майора Калачевского военно-окружному начальнику князю И. Н. Абхазову от 27 февраля 1829 г.).

Обобщая такого рода донесения, генерал Паскевич писал министру иностранных дел К. В. Нессельроде, что слухи о причастности англичан к гибели Грибоедова распространились по всем персидским городам: «…в Тавризе, Баязете, Тегеране, Нахичевани и Казвине… Они ходили всюду по всем базарам… и все они были согласны в том, что причины пагубного события были далеко не безызвестны англичанам и что они старались обострить враждебное нам настроение умов в Персии»[5]5
  Письмо Паскевича к Нессельроде от 19 июля 1829 г. приводится по кн.: Ениколопов И. К. А. С. Грибоедов в Грузии и в Персии. Тифлис, 1929. С. 184.


[Закрыть].

Английские историки категорически отрицают какую бы то ни было причастность англичан к побоищу в Тегеране. В качестве аргумента приводятся факты о дружеских отношениях Грибоедова и Макдональда, о той решительности, с которой английский посланник протестовал перед персидским правительством по поводу убийства своего русского коллеги, и т. п. Судя по источникам, Макдональд, вероятно, не был повинен в интригах, приведших к гибели Грибоедова; но из тех же источников следует, что с англичан это ответственности не снимает.

Друзья и недруги Грибоедова из Британской миссии

В Персии в то время соперничали две английские группировки. Одну из них возглавлял Макдональд, который, между прочим, был посланником не английского правительства, а могущественной Ост-Индской компании, осуществлявшей непосредственное управление Индией, Бирмой и другими английскими колониальными владениями в Азии. Ост-Индская компания формально подчинялась Королю Великобритании, но ее экономическое могущество было настолько велико, что практически она представляла собой «государство в государстве». Компания имела свое правительство, армию, дипломатических представителей и нередко противопоставляла свои решения предписаниям английского Короля и правительства. В те годы Ост-Индская компания (торгово-экономическая деятельность которой в немалой степени зависела от стабильности в Индии и в пограничных с нею государствах) была заинтересована в том, чтобы Персия сохраняла мир с Россией, и ее посланник Макдональд, а также секретарь миссии Дж. Кэмпбелл – сын председателя Совета директоров Ост-Индской компании – делали всё, чтобы политика мира и стабильности возобладала в этом районе Среднего Востока. Именно на этой почве завязалась их дружба с Грибоедовым.

Другую группировку возглавляли Генри Уиллок, его брат Джордж и английский врач Джон Макнил. Эта группа представляла в Персии интересы экспансионистски настроенных кругов английской аристократии, захвативших в конце 20-х гг. ключевые посты в английском правительстве. С начала 1828 г. премьер-министром Англии стал герцог Веллингтон, победитель Наполеона под Ватерлоо. В 1826 г. Веллингтон провел несколько месяцев в Петербурге и пришел к выводу, что после поражения наполеоновской Франции основным соперником Англии в мировой политике становится Россия[6]6
  Wellington A. Despatches, Correspondence, and Memoranda. Ed. by his son. V. 3 new ser.: Dec. 1825 – May 1827. L.,1868. P. 93 and ff, esp. 196, 300–302, 310, 342.


[Закрыть]. Став премьер-министром, он взял курс на конфронтацию с Россией. «Мы не можем больше сотрудничать с Россией, – поучает он своего ближайшего помощника лорда Элленборо, – если Франция будет продолжать сотрудничать с Россией, мы выступим против и развяжем себе руки. Так или иначе… мы должны избавиться от России» (запись в дневнике 2 октября 1828 г.)[7]7
  A Political Diary 1828–1830 by Edward Law Lord Ellenborough. Ed. By Lord Colchester. V. 1. L., 1881. P. 233.


[Закрыть].

Сам Элленборо, занявший в правительстве Веллингтона пост лорда-хранителя тайной печати (второе после премьера лицо, ответственное за узловые вопросы внешней политики и национальной безопасности), придерживался еще более крайних взглядов, не исключавших возможности военного столкновения с Россией. Вот несколько его характерных записей в то время: «Наша политика и в Европе и в Азии должна преследовать единую цель – всячески ограничивать русское влияние… В Персии, как и везде, необходимо создать предпосылки, чтобы при первой необходимости начать широкую вооруженную борьбу против России» («throwing the whole world in arms upon Russia»)[8]8
  Ibid. V. 2. P. 92.


[Закрыть]. Или в другом месте еще конкретнее: «30 окт. 1829 г. Как только русские присоединят Хивинское ханство, мы должны оккупировать Лахор и Кабул. Ведь не на берегах же Инда встречать врага…» И далее следуют подробные расчеты, сколько потребуется войск и оружия для отражения гипотетического наступления русских войск на Индию[9]9
  Ibid. P. 123–125.


[Закрыть].

В резком контрасте с этими и подобными заявлениями находятся слова Макдональда о необходимости мира с Россией. Вот что он писал своему правительству 22 февраля 1828 г. в связи с завершением Туркманчайских мирных переговоров: «Заключение мира имеет неоценимое значение не только для Персии, но и для Англии. Мир спас Персию от нависшей над нею угрозы прекратить существование как независимое государство, а нас – от опасностей столкновения с Петербургским Двором, в которое, по мере успехов русского оружия, мы несомненно оказались бы втянуты»[10]10
  IOL, Secret Letters and Enclosures from Persia. 42. 1828.


[Закрыть].

Не следует, разумеется, упрощать. Макдональд верой и правдой служил интересам Ост-Индской компании, но он был профессиональный военный и трезвый политик. Он имел возможность оценить ход боевых действий, после того как 16 июля 1826 г. персидская армия без объявления войны вторглась в пределы России; он видел, как небольшой отряд генерала Эристова взял древнюю столицу Азербайджана – Тебриз (повторим: тогда второй по значению город Персии), а какой-то дюжий казак привез на седле связанного командовавшего персидскими войсками Алла Яр-хана – одного из главных виновников войны с Россией. Он имел возможность лично наблюдать, как русские войска, после того как Персия прервала переговоры в Дей-Каргане, рассеяли персидскую армию по долине Салтанэ и открыли себе путь к Тегерану. Таким образом, у Макдональда не было никаких иллюзий насчет боевых возможностей персидской армии и вероятного исхода военных действий, если бы в этом районе вновь вспыхнула война.

С другой стороны, на него произвела впечатление сдержанность России, которая не воспользовалась военной победой для расширения своей территории за счет Персии. Войска генерала Паскевича не только не предприняли наступления на Тегеран, но были вскоре выведены из Тебриза и со всей территории южного Азербайджана, оказавшегося под их полным контролем в ходе преследования отступавших персидских армий.

Трезвый учет военно-политической обстановки, богатый военно-дипломатический опыт – вот что определяло политику Макдональда, суть которой состояла в том, чтобы решать спорные вопросы за столом переговоров, а не на поле боя. На этой почве Макдональд сблизился с Грибоедовым, политическая линия которого – ориентация на переговоры, а не на войну – совпадала с линией английского посланника.

Однако ни мирная политика Макдональда, ни его дружба с русским посланником никак не устраивала влиятельную группировку английских «ястребов» в Персии – тех английских офицеров, дипломатов и резидентов, которые, подобно лорду Элленборо в Лондоне, считали, что для сохранения британской колониальной системы в Азии необходимо сеять семена войны между Россией и ее южными соседями. Наиболее заметными представителями этой группы были Генри Уиллок, его брат Джордж и английский врач Джон Макнил.

Генри Уиллок провел в Персии более двадцати лет (с 1808 г.), он был секретарем при трех английских посланниках, сам неоднократно возглавлял британскую миссию в ранге поверенного в делах. В донесениях в Англию он стремился создать впечатление постоянной угрозы Персии со стороны России (см., например, донесения от 8 апреля и 3 октября 1819 г. и др.). Именно Уиллок, используя свое положение временного поверенного в делах в середине 1820-х гг., ложными посулами, подстрекательством и необъективной информацией спровоцировал русско-персидскую войну 1826–1827 гг. Люди, близко знавшие Уиллока, отзывались о нем, как правило, нелестно. Н. Н. Муравьев-Карский, упоминая об Уиллоке в записках за август 1817 г., характеризует его как «человека недальнего» (т. е. недалекого), душевно грубого; отмечает его сребролюбие и недоброжелательность[11]11
  Русский архив. 1886. № 4. С. 519.


[Закрыть]. Макдональд отзывался об Уиллоке еще резче, называя его «бессовестным интриганом», неоднократно упоминает о его лживости, вероломстве: «…не в его характере делать что-либо открыто и прямо, как подобает человеку благородному… Я мог бы предать гласности такие дела его здесь, в Персии, что его прокляли бы до конца дней…»[12]12
  Письма к Дж. Малькольму от 18 февраля и 17 июля 1829 г. (цит. По: Harden E. J. Griboedov and the Willock Affair // Slavic Review. 1971. V. 30. № 1. P. 80, 89).


[Закрыть]

Наконец, сэр Дж. Малькольм, генерал-губернатор Бомбея, в личном и совершенно секретном письме к генерал-губернатору Индии лорду Бентинку от 17 мая 1829 г. сообщал об Уиллоке следующее: «Когда несколько лет назад меня назначили посланником в Персию, я поставил условие, чтобы этого джентльмена ни в коем случае там не было. У него ни способностей, ни мужественности – умеет только лебезить да интриговать, и при этом – родственнички – клерки какие-то в Министерстве иностранных дел да поддержка м-ра Эллиса, незаконнорожденного брата леди Годрич…»[13]13
  Цит. no: Harden E. J. Griboedov and the Willock Affair. P. 90. Лорд Годрич – премьер-министр Великобритании с августа 1827 по январь 1828 г.


[Закрыть]

Политические разногласия между группировками Макдональда и Уиллока усугублялись крайне неприязненными личными отношениями между Макдональдом и Кэмпбеллом, с одной стороны, и братьями Уиллоками и Макнилом – с другой. Уиллоки и Макнил интриговали как могли, чтобы не допустить Макдональда занять место английского посланника в Персии. Не вдаваясь в детали, заметим лишь, что Макдональд и Кэмпбелл были назначены первый посланником, а второй секретарем миссии в марте 1824 г., а прибыть в Тебриз и приступить к своим обязанностям им удалось только через два с половиной года – в августе 1826-го!

Со своей стороны Макдональд, наскоро приняв от Г. Уиллока дела английской миссии, на следующий же день отправил его в Англию в сопровождении «своего» человека – лейтенанта Дж. Александера.

Из записей Александера явствует, что по пути в Англию Уиллок сделал остановки в Константинополе и в Вене, где провел долгие консультации со сторонниками жесткого курса в отношении России – с британским послом в Турции Стрэтфордом Каннингом и послом в Австро-Венгрии сэром Генри Уэллесли, а также принял от них секретные донесения английскому правительству. По прибытии в Англию Уиллок развернул энергичную деятельность, направленную на дискредитацию Макдональда и его мирной политики. «У меня имеются неоспоримые доказательства, – писал позже Макдональд, – что он интриговал против меня все то время, что находился в Англии»[14]14
  Письмо к Малькольму от 18 февраля 1829 г. (цит. по: Harden E. J. Griboedov and the Willock Affair. P. 89).


[Закрыть].

Обстановка благоприятствовала интригам Уиллока: британская внешняя политика все более скатывалась к жесткому антирусскому курсу, главными выразителями которого стали в то время лорд Годрич, а затем Веллингтон и Элленборо. В июле 1827 г. Уиллок был приглашен в Сент-Джеймсский дворец, и Король торжественно возвел его в рыцарское достоинство «за особые заслуги перед Англией». В августе Годрич (зять Эллиса, покровителя Уиллока) стал премьер-министром Великобритании, а два месяца спустя, в октябре 1827 г., Уиллока отправили обратно в Персию. Перед отъездом он получил от английского правительства какие-то тайные директивы (Кэмпбелл упоминает об этом в письме к отцу – председателю Совета директоров Ост-Индской компании)[15]15
  См.: Harden E. J. Griboedov and the Willock Affair. P. 84.


[Закрыть] и весьма высокие полномочия (с тех пор Уиллок стал называть себя поверенным в делах Королевского правительства Великобритании – в противовес Макдональду, который был, как помним, посланником Ост-Индской компании).

Впрочем, в Персию Уиллок не торопился: от Лондона до Тебриза добирались тогда месяца полтора-два, Уиллок же потратил на дорогу год: большую часть этого времени он провел в Петербурге.

Надо сказать, что Генри Уиллок и его брат Джордж бывали в России не раз и не два, особенно в Закавказье и на Северном Кавказе, где вели откровенную разведывательную деятельность, причем за ними, судя по документам, велся почти столь же откровенный жандармский надзор[16]16
  Ср.: Вейденбаум Е. Виллок и А. С. Пушкин на Кавказских минеральных водах в 1820 году // Русская старина. 1903. Т. 115. Авг. С. 320; Алексеев М. П. Русско-английские литературные связи // Литературное наследство. Т. 91. Русско-английские литературные связи. XVIII век – первая половина XIX в. М., 1982. С. 582, 642.


[Закрыть]. Но на сей раз Уиллок занимался не столько (или, может быть, не только) шпионажем, сколько большой политической игрой. Он отрекомендовался английскому послу в Петербурге лорду Хэйтсбери и русскому министру иностранных дел Нессельроде поверенным в делах Его Величества Короля Великобритании в Персии и в качестве такового был представлен русскому Двору. Более того, он провел с Нессельроде серию переговоров, содержание которых осталось неизвестным, но после которых Нессельроде счел нужным уведомить Грибоедова, что вскоре в Тебриз прибудет новый английский поверенный в делах Уиллок и что с ним следует установить столь же дружественные отношения, что и с его предшественником Макдональдом.

Грибоедов был знаком с Уиллоком еще с 1819 г. и хорошо знал ему цену; знал Грибоедов и о распрях между Уиллоком и Макдональдом. Таких отношений, которые Грибоедов установил с Макдональдом и Кэмпбеллом, он никак не смог бы установить с Уиллоком. Макдональд делился с Грибоедовым даже конфиденциальной информацией. Напомним, в частности, что Макдональд показывал Грибоедову финансовые документы, раскрывавшие масштабы английских субсидий Шаху и его приближенным. С Кэмпбеллом Грибоедов сблизился еще во время Туркманчайских переговоров, о чем уже упоминалось выше, виделись они и в Петербурге, напомним, что именно Кэмпбелл, который вез в Персию секретные директивы нового правительства Веллингтона – Элленборо, конфиденциально предупредил Грибоедова о возможной для него в Персии опасности. Не исключено, что эту опасность Кэмпбелл как-то связывал с возвращением в Персию Уиллока; однако о том, что Уиллок намеревался объявить себя в Персии поверенным в делах и тем самым дезавуировать Макдональда, ни Кэмпбелл, ни Грибоедов еще не знали.

Получив в конце 1828 г. сообщение от Нессельроде об Уиллоке, Грибоедов принял беспрецедентно смелое решение: он решил предупредить Макдональда – посланника соперничающей державы – о планах его соотечественника Уиллока и тем самым дать английскому посланнику возможность эти планы расстроить.

Макдональд, получив предупреждение Грибоедова, принял необходимые меры и сумел расстроить замыслы Уиллока, одержав над ним победу, так сказать, в личном плане.

В политическом плане все обстояло намного сложнее. Одна из важнейших целей британской внешней политики в то время состояла, как известно, в том, чтобы добиться поражения России в русско-турецкой войне и тем самым существенно ослабить военно-политическое влияние России на Ближнем и Среднем Востоке. Английские резиденты в Турции и примыкающих районах были так или иначе привлечены к практическому осуществлению этой политики. Особая роль отводилась резидентам в Персии: если бы удалось спровоцировать новую русско-персидскую войну, то фронт борьбы России с мусульманскими государствами растянулся бы на тысячи километров – от Балкан до Каспийского моря – и вероятность поражения России, и без того изнуренной войной с Турцией, значительно бы возросла.

Правда, осторожный Макдональд продолжал убеждать английское правительство, что Россия все равно одержала бы военную победу и что британское влияние на Ближнем и Среднем Востоке оказалось бы в этом случае окончательно подорвано. Но к мнению Макдональда не очень прислушивались. Недалекий же и политически близорукий Уиллок рассуждал по-иному: он видел ближайшую выгоду от столкновения Персии с Россией и страстно желал, чтобы такое столкновение поскорее произошло. Уиллок понимал, что до тех пор, пока Макдональд и Грибоедов солидарны в своем стремлении сохранить в этом районе мир, никакого обострения обстановки ему вызвать не удастся. По-видимому, именно это соображение и послужило отправной точкой грандиозной провокации против Грибоедова.

В общих чертах смысл провокации против Грибоедова вырисовывается довольно ясно: любой скандал, любое устранение Грибоедова – не обязательно даже его гибель, – во-первых, послужили бы обострению русско-персидских отношений и создали бы предпосылки для развязывания очередной войны; во-вторых, устранение Грибоедова разбивало мирный альянс с Макдональдом и лишало содержания мирные усилия английского дипломата. Все это наилучшим образом способствовало бы осуществлению личных планов Уиллока – сместить Макдональда и занять его место (любопытно, что Уиллок, называвший себя в России «поверенным в делах», с момента прибытия в Персию в октябре 1828 г. ни словом не обмолвился о своих претензиях и терпеливо ждал своего часа).

Самому Уиллоку осуществить какую-либо серьезную провокацию против Грибоедова было не под силу. И здесь выступает на первый план значительно более зловещая фигура, долгое время остававшаяся в тени, – доктор Джон Макнил. Макнил – в будущем посол Великобритании в Персии, автор нашумевшего памфлета «Будущее и настоящее положение России на Востоке», в котором обосновывалась политика «сдерживания России», был тогда фигурой малозаметной: молодой врач со склонностью к шпионажу и политическим интригам. Проезжая, например, летом 1823 г. Кронштадт, он «на всякий случай» записывает: «Прекрасно укрепленная крепость, воздвигнутая прямо на воде. К тому же защищена мощной артиллерией. Здесь, похоже, от 500 до 800 стволов, в том числе 12-ти и 24-фунтовые длинноствольные орудия, 96-фунтовые каронады, мортиры и др. Думаю, никакой флот не смог бы взять эту крепость, разве что случайно»[17]17
  Memoir of Sir John MacNeil and his second wife… by their granddaughter. L., 1910. P. 49.


[Закрыть]. Благодаря своим незаурядным медицинским и дипломатическим способностям Макнил, попав в Персию, вошел в доверие к Шаху, лечил его самого и многочисленных жен шахского гарема.

Макнил – яркий представитель так называемой «гаремной дипломатии»: по свидетельству близко знавшего его Владимира Сергеевича Толстого, Макнил был дружен с любимой женой Шаха, женщиной редкого ума, понимавшей и разгадывавшей все придворные интриги. Почти каждый вечер Шах, его жена и Макнил ужинали втроем, проводя долгие часы за деловыми беседами. Так Макнил «стал самым влиятельным лицом во всей Персии»[18]18
  Русский архив. 1874. № 1. С. 890–892.


[Закрыть]. О том же пишет видный английский историк Дж. Бэддэли: «Макнил пользовался полным доверием Шаха и лично знал всех жен гарема, а это – мощный фактор влияния на мусульманском Востоке»[19]19
  Baddeley J. F. The Russian Conquest of the Caucasus. L., 1908. P. 175.


[Закрыть]. Именно Макнил внушил Шаху мысль, что не следует принимать посланника Ост-Индской компании, и Шах послушно более двух лет сопротивлялся назначению Макдональда. (В дневнике Макнила, предназначенном для публикации, этот эпизод представлен в следующих выражениях: «Я и Уиллок старались ускорить прибытие миссии Макдональда и уговаривали Шаха дать на это свое согласие»[20]20
  Memoir of Sir John MacNeil… P. 59 (курсив мой. – Л. А.).


[Закрыть].)

Важным элементом «гаремной дипломатии» было установление контактов с евнухами гарема, влияние которых в шахском дворце было чрезвычайно велико. О том, что англичане стремились использовать это влияние, свидетельствует, в частности, секретное донесение Макдональда от 28 октября 1826 г. с подробной характеристикой первого евнуха Манучер-хана: «…тонкий, осторожный, прекрасно образованный грузин, который, имея доступ к Шаху и днем и ночью, может очень сильно влиять на исход любого дела, в которое он пожелал бы вмешаться»[21]21
  PRO, F.O., 60/30 (цит. no: Costello D. P. The Murder of Griboedov. P. 74).


[Закрыть]. Сам Макдональд только за два месяца до того прибыл в Персию, доступа в гарем он не имел и писал это, очевидно, со слов Макнила, который после отъезда Уиллока на всякий случай налаживал хорошие отношения с новым главой дипломатической миссии.

Не подлежит сомнению, что Макнил был связан и со вторым евнухом гарема мирзой Якубом, также весьма влиятельным лицом, ведавшим финансами гарема. Из случайных упоминаний в дневнике Александера, опубликованных до гибели Грибоедова, видно, что Якуб был своим человеком среди англичан. Так, он оказался по каким-то делам в Бушире, когда в июне 1826 г. туда прибыли из Индии Кэмпбелл, Александер и другие английские офицеры, и обедал вместе с ними 8 июня у английского консула полковника Стэннеса. Якуб был армянин, обращенный в магометанство. Представитель угнетенного национального меньшинства, вероотступник, принадлежал, по понятиям того времени, к самой низшей ступени социальной иерархии. Если бы Якуб не представлял для англичан какой-то особой ценности, он никак не оказался бы за обеденным столом английского консула рядом с только что прибывшими английскими дипломатами и офицерами. В другой раз Александер упоминает о Якубе в связи с тем, что последний нагнал его и Кэмпбелла на пути к Ширазу. При этом Александер не без удивления замечает, что они были в пути уже десять дней, а Якуб проделал то же расстояние с головокружительной скоростью – за четыре дня[22]22
  Alexander J. E. Travels from India to England… in the years 1825–26. L., 1827. P. 98, 123, 126. Этот дневник не попал в поле зрения Харден.


[Закрыть]. К моменту их прибытия в Шираз там «неожиданно» (для Александера) оказался Дж. Уиллок.

Мы уже видели, какую роль сыграл Якуб в гибели Грибоедова. Он появился у него, когда Грибоедов уже готовился к возвращению из Тегерана в Тебриз, и своей просьбой о предоставлении ему убежища в русской миссии и всеми последующими действиями буквально спровоцировал нападение на особняк Моххамед-хана, где располагался Грибоедов и его свита. О мотивах действий Якуба написано немало: и мемуаристы и исследователи сходятся на том, что Якуб действовал по собственной инициативе, на свой страх и риск. Исключение представляет интерпретация, которую дает событиям О. И. Попова: она полагает, что против Грибоедова имел место заговор и что «заговорщики… спровоцировали его <Якуба> на уход под защиту русского посла, чтобы поставить Грибоедова в безвыходное положение и покончить с ним…»[23]23
  Ср.: Попова О. Грибоедов – дипломат. М., 1964. С. 164.


[Закрыть].

В свете приведенного материала о связи Якуба с англичанами версия о заговоре представляется весьма убедительной. Хотя непосредственные побудительные мотивы поведения Якуба остаются неясными (неясно, в частности, не были ли его поступки результатом шантажа, угроз, обмана), но то, что его действия так или иначе направлялись группировкой Уиллока – Макнила, можно утверждать с высокой степенью вероятности.

В пользу высказанного предположения свидетельствует еще ряд фактов, и прежде всего доклад Р. Макдональда о расследовании обстоятельств убийства Грибоедова. Здесь подчеркивается, что никакой напряженности в отношениях Грибоедова с шахским Двором или с населением Тегерана до появления на сцене Якуба не было.