Текст книги "Рыцари Круглого стола. Мифы и легенды народов Европы"

Автор книги: Леонид Яхнин

Считалось, что деревья могут и помогать людям, и мстить им за те беды, которые они несут лесу. Нельзя деревья бить, обижать или осквернять. И однажды, в незапамятное время, деревья начали настоящую войну против людей. Об этой великой войне пели вечерами при костре древние сказители:

 
Люди деревья рубили, губили,
Накликали беды своею виной:
Деревья обиды вовек не простили
И отплатили Великой войной.
 
 
Крепкий Ольшаник начал атаку.
Ясень ввязался в кровавую драку.
Яростно бился могучий Кизил.
Терновник колючий шипами разил.
Боярышник бравый в гуще сраженья
Сеял повсюду смерть и раненья.
Плющ не растратил воинственный пыл —
Врага он в смертельных объятьях душил.
Лоза, как хлыстом, супостата хлестала,
А Роза безжалостно жала вонзала.
В битве дерев погибая невинно,
Алые капли роняла Рябина.
Вяз гордый увяз в этой битве ужасной.
Вереск сражался, как витязь прекрасный.
Нету преграды для гибкой березы,
Не сломят ее никакие угрозы.
Ель величавая правила битвой.
Ива, склонясь, помогала молитвой.
Яростным был неуступчивый Дрок.
Дуб возвышался над битвой, как Бог.
 

Друиды были не только предсказателями, колдунами и жрецами. Среди них рождались и поэты, ибо тогда поэзия тоже считалась неким волшебством, дарованным богами. Длиннейшие саги – сказания сочиняли эти поэты. Славился среди них Айд Светлый, называвший себя Мудрым поэтом Ирландии. И дошла до нас такая его история о фантастической стране, которую посетил один из древних ирландских королей по имени Майль-Дуйн. И вот, как это случилось.

Решил Майль-Дуйн отправиться на родину своего отца вместе с двумя братьями. Соорудил он крепкую ладью из дубленых кож, растянутых на деревянных распорках, и вышел в открытое море.

Очень далеко от Ирландской земли отплыли моряки-корабелы. Три дня и три ночи пробыли они в море, не видя ни земли, ни берега. А на четвертый день, когда рассвело, увидели остров.

Только моряки собрались сойти на берег и набрать свежей воды, как внезапно из глубины острова выскочила громадная толпа муравьев. Каждый был величиной с жеребенка. Гигантские муравьи заполнили весь берег и даже пытались добраться до корабля по воде, чтобы съесть странников вместе с кораблем. Но те быстро отчалили и уплыли от этого ужасного острова.

Снова они носились по волнам три дня и три ночи. Наутро увидели они другой остров с пологим песчаным берегом и удобными бухтами. Но едва лишь они направили корабль к острову, как заметили животное, похожее на коня. А был этот чудовищный конь с лапами, как у пса, с клыками, как у вепря, и с острыми когтями вместо копыт. Учуяв путников, он ринулся к самой воде и радостно заржал, предвкушая знатную добычу.

– Бежим скорей подальше от этого острова! – крикнул Майль-Дуйн, и они налегли на весла.

Зверь, поняв, что добыча уплывает, стал рыть острыми когтями-копытами землю и кидать в них камни. Но корабль был уже далеко от острова.

Опять плыли они с утра до вечера, а потом до полуночи, и снова с утра до утра, пока не завидели обширный и в ширину и в глубину остров. Показался им этот остров безлюдным, и они смело сошли на берег. Набрели моряки на большую зеленую поляну и вдруг увидели следы громадных конских копыт. И каждый отпечатанный в земле след был не меньше, чем корабельный парус. Повсюду валялась скорлупа от орехов, таких огромных, что самые малые скорлупки могли стать отличной ладьей. Поспешили моряки убраться с этого острова подобру-поздорову. И вовремя. Едва сели они на корабль, как из чащи выскочили страшные существа, внешность которых описать невозможно. Все они были верхом на гигантских конях и бешеным галопом носились вдоль берега, выкрикивая угрозы на непонятном языке.

Долгое время пришлось им плыть без пищи и воды, страдая от голода и жажды. И вот достигли странники острова, окруженного огромными скалами. Не решились они сойти с корабля, но проплывали так близко от берега, что Майль-Дуйн, протянув руку, отломил одну ветку от громадного дерева. Пока корабль под парусом огибал длинный этот остров, ветвь в руке моряка успела зацвести. А на третий день пути вызрели на ней три огромных яблока. Каждого хватило, чтобы насытить всех и питаться еще три дня.

Проплыв немного, услышали моряки громкие крики и пение. Направили они корабль туда, откуда доносились эти странные звуки, и увидели высокий, гористый остров. Все скалы и склоны были усеяны черными, коричневыми и пестрыми птицами. Эти чудесные птицы громко разговаривали между собой на человечьем языке. И вот какую историю, рассказанную одной птицей своим подругам, услышали моряки-корабелы:

«Знайте, что на одном из соседних островов живет паломник из Ирландии. А возник этот остров чудесным образом. У того человека разбилась ладья. Он выплыл на крохотный островок, где ступить можно было одной ногой. Взял этот человек кусок дерна и тем оголил весь остров. На том клочке дерна плыл он по морю, надеясь добраться до земли. А тем временем крохотный клочок дерна увеличивался и увеличивался. И случилось так, что образовался целый дерновый остров. Живет на нем и по сей день тот ирландский муж, а остров все растет и растет. В год на целую пядь».

Увидев плывущую к ним ладью, птицы шумно снялись со скал и улетели в глубь острова. А моряки поплыли дальше. И, наконец, приплыли они к большому острову, где и поставили свой корабль в удобную бухту. Одна половина острова заросла густым лесом из высоченных тисов и вековых дубов, а другую занимала просторная равнина с маленьким озером посредине. Не успели странники расположиться на острове, как увидели огромное облако, летевшее на них. Это оказалась громадная птица, которая подлетела к острову и опустилась на холм около озера, чуть не выплескав его из берегов взмахами невероятных крыльев. Птица принесла в клюве зеленую ветвь толщиной со ствол большого дуба. Ветвь была до самой верхушки обильно усыпана крупными красными ягодами. И каждой ягодой можно было насытить десять человек.

Едва путники принялись собирать упавшие ягоды, как с моря налетели огромные орлы. Но были те орлы рядом с птицей не больше, чем муравей по сравнению с вороном. Стали орлы клювами, будто гребешками, приглаживать и чистить перья гигантской птицы. Сделав свое дело, они улетели, а за ними снялась с места и птица. Она поднялась в небо, закрыв солнце, и стремительно унеслась вдаль. И полет ее был еще быстрее, чем в первый раз, а каждый взмах крыльев поднимал на море бурю.

Переждав, пока море успокоится, моряки сели на корабль и отплыли от острова. Долго носило их по морю, прежде чем показался впереди небольшой остров. Но подплыть к этому острову было невозможно, ибо его окружала огненная стена. Она беспрерывно вращалась вокруг острова, но в одном месте этой стены была открытая дверь. И когда дверь оказывалась напротив корабля, моряки могли видеть сквозь нее, как сидит на острове и весело пирует множество людей, прекрасных обликом, в роскошных одеждах и с золотыми чашами в руках. Призывно звучали их застольные песни, но попасть на тот остров путникам было не суждено.

Рассказывая потом о своем долгом путешествии, Майль-Дуйн не раз вспоминал благословенный Огненный остров и пировавших на нем счастливых людей.

Финские легенды и предания

О героях Калевалы
(в пересказе П. Полевого)

 
Эти песни пел отец мне,
Вырезая топорище,
Им и мать меня учила,
Оборачивая прялку,
Когда по полу я ползал
У колен ее ребенком.
 

Калевала, Песнь I, 37.

Замечательнейшим произведением народной поэзии финнов можно назвать «Калевалу», весьма известную, обширную поэму их, которой отрывки и теперь еще поются на всем пространстве Финляндии, в русской Карелии, Лапландии, в прибалтийских губерниях; разрозненные отголоски ее мотивов еще слышатся на далеком сибирском востоке, между тамошними дикарями, принадлежащими к огромному финскому племени. В «Калевале» воспеваются подвиги трех баснословных героев, трех любимцев финской поэзии: Вейнемейнена, Ильмаринена и Леминкайнена; в то же время в ней выставляются два главных повода к таким подвигам; с одной стороны, добывание себе невест из чужого племени, с другой – борьба за баснословное сокровище, известное между финнами под названием «Сампо», – сокровище, которое обладает такими чудесными свойствами, что в какой бы стране оно ни появилось, там вместе с ним появляются и все жизненные блага.

Чтобы вполне понять содержание «Калевалы», следует предварительно ознакомиться с теми географическими понятиями, которых постоянно держатся в ней народные финские певцы.

Свет, по их мнению, делится на две равные половины: на Калевалу (то есть страну Калева, который почитается родоначальником финнов и отцом Вейнемейнена и Ильмаринена), светлую, плодоносную, населенную чисто финским племенем, главное место действия трех главных героев и постоянную цель их забот и попечений; и на Пойолу (северную страну) – царство вечных льдов и мрака, каменистое, бесплодное, постоянное местопребывание колдунов и нечистой силы. Злая ведьма Лоухи царствует там над всей этой нечистью вместе со своим мужем и красавицами дочками. Она-то и насылает на Калевалу всевозможные бедствия, неурожаи и болезни, искусно переманив к себе оттуда сокровище Сампо, а с ним и плодородие почвы, и счастье, и вечное веселье. На границе между Калевалой и Пойолой живут бледные лапландцы, как их называют финские песни. Что же касается до общего вида земли, то финны, как и древние греки, воображают ее огромным плоским кругом; его со всех сторон обтекает широкой лентой Океан, в который погружаются укрепленные на столбах края небесного свода, опрокинутого над землею в виде громадной металлической чаши.

Прежде чем мы подробно передадим читателям нашим содержание «Калевалы», приведем еще несколько строк из сочинений Кастрена, известного финского ученого, который собрал разрозненные отрывки «Калевалы» и перевел их на шведский язык; в этих нескольких строках Кастрен очень хорошо очерчивает характеры Вейнемейнена, Ильмаринена и Леминкайнена.

«Вейнемейнен – мудрый и правдивый, как он всегда зовется в песнях, является в финской поэзии в виде старца, покрытого сединами, но могучего словом, скрывающего в себе избыток громадных сил; народ, кажется, потому только представляет его старцем, что привык считать мудрость тем высоким достоинством, которого люди достигают лишь опытом и летами. Вейнемейнену стоит сказать слово – и все стихии ему повинуются; ему стоит запеть свою чудную песню – боги и люди, звери и камни и вся природа с жадностью прислушиваются к волшебным звукам, самое солнце спускается на землю… Ему известны все тайны природы, ему ведомы, от первого до последнего, все заклинания и чары. Спокойно, непоколебимо и гордо идет он по своему пути и всегда достигает своих целей, которые почти исключительно клонятся к тому, чтобы доставить его родине мир и благосостояние. Гораздо ниже Вейнемейнена стоят его брат Ильмаринен и постоянный товарищ Леминкайнен. Первый – изумительно искусный кузнец и просто честный мастеровой, до того привязанный к своему делу, что его закоптелая кузница для него милее всего на свете. От такой односторонней деятельности он даже очень прост, легковерен и недальновиден. Второй – Леминкайнен – представляет собой совершенную противоположность и мудрому Вейнемейнену, и спокойному, благоразумному, почти неповоротливому Ильмаринену; живой, вечно движущийся, беспокойный, он не задумывается над тем, что говорит и делает. Ему все нипочем; нет опасности, которая бы остановила его, нет безрассудства, на которое бы он не решился из одного удальства. Нерасчетливый и пылкий в речах, он всегда готов поддержать их своим мечом. Молодой, красивый, ветреный, щеголеватый, он очень любит всякого рода приключения и из-за этого часто подвергается неминуемым бедствиям.

Чрезвычайно замечательно то, что все три вышеописанных нами героя Калевалы употребляют сильнейшим оружием против своих врагов, вернейшей защитой для себя в случае опасности и самым надежным средством для достижения своих целей вещие слова (заклинания) и вещие песни. Чаще всех употребляет их Вейнемейнен, изредка Ильмаринен, всех реже Леминкайнен. Но и мудрость самого Вейнемейнена является иногда недостаточной, ничтожной перед теми препятствиями, какие представляет ему природа или сила враждебных ему злых духов; тогда он должен бывает обращаться с просьбой о помощи к богам, либо предпринимает трудные, дальние странствия в подземное царство теней, либо будит от долгого смертного сна уже давно отживших богатырей, чтобы выпытать от них то дивное, мощное слово, которое нужно ему для его мудрого дела».

Вейнемейнен, сын Калева и дочери воздуха, родился на свет уже стариком. Много лет жил он на земле, где еще не слыхать было человеческой речи, не видать было ни дерева, ни былинки. Долго думал он и передумывал, как бы засеять землю, откуда взять семена. Наконец ему вызвался помочь в этом деле один великан, по имени Самза Пеллервойнен, достал откуда-то семян и начал щедро засевать горы и долины, песчаные равнины и всякие болота разного рода травами, кустарниками и деревьями.

Быстро покрылась земля зеленью; всюду стали из-под верхнего слоя почвы пробиваться отпрыски молодых деревьев. Вейнемейнен пошел полюбоваться на работу своего помощника и надивиться не мог быстрым успехом растительности; он заметил, что один только дуб не хотел приняться. Долго ждал Вейнемейнен, много ухаживал за ним, пока наконец удалось ему, при помощи другого великана, посадить желудь именно на такую почву, какую дуб любит. Дуб действительно принялся очень быстро, но зато уж превзошел все ожидания и даже желания Вейнемейнена: он стал расти не по дням, а по часам и вдруг поднялся так высоко, так широко раскинул свои ветви, так гордо возвысил над землею свою могучую вершину, что тучам стало от него тесно на небе, ни одному облаку проходу не стало, а лучам солнечным и лунному свету – доступа к земле. Опять стал думать Вейнемейнен: «Как бы срубить это чудное дерево? Оно скрывает от нас солнце и месяц, а без них ведь не то что человеку на земле, а и рыбе в воде житье плохое!» Но на этот раз не нашлось нигде такого силача и великана, который бы взялся срубить гигантский стоглавый дуб. Вейнемейнен, видя это, взмолился своей матери, стал просить ее, чтобы она послала ему на помощь силы всемогущей воды, – и не успел еще он окончить молитвы, как вышел из моря крошечный человечек, с ног до головы закованный в тяжелую медь и с крошечным топориком в руках. Вейнемейнен посмотрел на него с большим недоверием и невольно покачал головою.

– Ну где тебе, крошка, – сказал он, – срубить такое дерево? Никогда не найдется в тебе на это достаточно силы!

Едва произнес он эти слова, как маленький человечек мгновенно обратился в страшного гиганта: головою упирался он в облака, а ноги волочил по земле; между глазами укладывалась у него косая сажень, и много таких саженей – от ступни до колена. Наточив свой топор о кремни и оселки, в три шага очутился он около дуба, ударил по стволу его раз, другой, третий – и рухнул стоглавый на землю, далеко раскинув свои толстые ветви, засыпав море грудою щепок. Счастлив тот, кто успел при этом завладеть какой-либо из его ветвей, – тот навек стал блаженнейшим из смертных; еще счастливее тот, кто захватил себе одну из его вершин, – тот навеки усвоит знание сокровеннейших чар; хорошо даже и тому, кто успел припрятать хоть один из листиков его. Щепки и осколки его погнало ветром к далеким и туманным берегам Пойолы, где дочери Лоухи бережно собрали их и тотчас же снесли к колдунам, чтобы те обратили их в смертоносные стрелы и оружие.

Едва срублен был дуб, как все опять зацвело и задвигалось на поверхности земли; всего было на ней вдоволь: и ягод, и цветов, и трав, и всяких растений, – не было только гречихи. Мудрый Вейнемейнен это заметил и пошел искать семена ее на песчаном берегу моря. Там отыскал он всего шесть гречишных зернышек, бережно припрятал их и потом по совету синицы вырубил лес на огромном пространстве и решился сжечь его, чтобы утучнить землю плодородным пеплом. Но откуда было ему достать огня? Во время рубки оставил он только одну березу среди поля, чтобы было где небесным пташкам отдохнуть и укрыться от ненастья. Вот летит орел из поднебесья, смотрит по берегу и спрашивает:

– Зачем бы это из целого леса уцелела одна береза?

– А затем, – отвечал ему Вейнемейнен, – чтобы было где пташкам приютиться, да и тебе самому иногда присесть на отдых.

Такой ответ понравился орлу и в благодарность за такую заботливость Вейнемейнена о птицах он достал ему с неба огня и бросил на срубленный лес. Быстро запылало пламя, дружно подхватил его северо-восточный ветер, и скоро на месте прежнего леса была уже только одна куча пепла. Тогда бережно достал Вейнемейнен спрятанные им шесть зерен гречихи и стал бросать их на землю, нашептывая вещие слова и прося землю не скупиться на урожай, призывая ее очнуться от долгого, векового сна.

Потом обратился он с жаркою молитвой к Укко, богу неба, и сказал:

 
Укко, ты наш бог небесный,
Ты, что небом всем владеешь,
Всеми облачками правишь!
Пораздумай, поразмысли
И пошли с Востока тучу,
Да и с Запада другую,
Да и с Юга их побольше,
Пусть скорей прольется дождик.
Пусть из тучек мед закаплет,
Чтобы стебли поднялися
И колосья зашумели!..
 

Укко исполнил просьбу премудрого, чудный хлеб созрел в одну неделю, и узнали с той поры люди, как должно его сеять и как за ним ухаживать.

А Вейнемейнен стал спокойно жить на плодоносных равнинах Калевалы и петь на досуге свои любимые песни. Широко и далеко на юг и север пронесся слух о его славе, мудрости и о могуществе его песен.

В то время жил на севере, в стране бледных лапландцев, один молодой певец, по имени Юкахайнен, который никогда еще не встречал на земле певца, подобного себе. Услышав о славе Вейнемейнена, он загорелся желанием померяться с ним силою вещих песен и тотчас решился ехать в Калевалу. Напрасно отклонял его отец от этого дерзкого замысла, напрасно уговаривала его мать остаться.

– Нет, – отвечал Юкахайнен, – я и сам не ребенок, сам сознаю свои силы и не потерплю, чтобы кто-нибудь пользовался большей, чем я, славой в песнопении. Разве не видели вы, как лучшие певцы нашего племени пытались состязаться со мною в песнях и как жестоко наказывал я их за такую дерзость, как силой песни своей забивал я ноги их в камень, наваливал каменные глыбы им на спину, на грудь и на плечи, нахлобучивал им на глаза тяжелую каменную шапку!

И с этими словами вскочил он в свои легкие санки, и вихрем помчал его конь в Кале-валу. Едет он день, едет другой, на третий сталкивается лицом к лицу с Вейнемейненом, который тоже куда-то ехал, и, не заметив, что Юкахайнен мчится ему навстречу, наткнулся на его сани.

– Ты кто такой? – спросил его Вейнемейнен. – Откуда явился ты в нашу сторону, что не знаешь, как ездить по нашим дорогам, и наталкиваешься на всякого встречного?

– Я Юкахайнен, – гордо отвечал юноша, думая поразить премудрого старца одним звуком своего имени.

– Ну, если ты Юкахайнен, – спокойно возразил ему Вейнемейнен, – так ты можешь и уступить мне дорогу, ведь ты гораздо помоложе меня летами.

– Что нам считаться летами? Не в возрасте сила, а в знании и в мудрости; если ты действительно тот Вейнемейнен, для которого, говорят, нет ничего сокрытого в мире, так давай состязаться в знании, и я тогда только уступлю тебе дорогу, когда увижу, что ты превосходишь меня в мудрости.

– Где мне равняться с тобой в знании и в мудрости, – отвечал ему Вейнемейнен, – я ведь жил все в глуши, слышал одну только кукушку; ну, да уж если тебе так угодно, так покажи мне сначала, что ты знаешь.

Тогда стал Юкахайнен в напыщенной и цветистой речи излагать ему самые обыкновенные явления природы и ежедневной жизни, которые бы и ребенок сумел передать и объяснить не хуже его; он рассказывал ему, как строятся дома, какие где живут рыбы, как где землю пашут, какие где водопады и какие деревья любят расти на горах.

– Это всякий ребенок, всякая баба знает, – смеясь, сказал ему Вейнемейнен. – Тому, у кого растет борода, стыдно уж и называть это знанием. Нет, ты скажи мне, откуда что произошло, разъясни самое существо вещей!

Юкахайнен смутился и стал бормотать:

– Вода произошла из гор, огонь – с неба, медь – из скалы…

– И только-то? И эти пустяки ты называешь знанием?

Юкахайнен прибегнул к последнему средству и стал лгать Вейнемейнену, что он был в числе тех, которые создали мир, накрыли его небесным сводом и рассеяли по нему светлые звезды.

– Ты нагло лжешь! – сказал ему мудрый старец. – О тебе и не слыхано было, когда мир создавался.

– Ну, уж если я не сумел очистить себе дорогу знанием, так проложу ее мечом; давай померяемся мечами.

– Не боюсь я ни мечей твоих, ни мудрости и не стану меряться мечами с тобою, жалким созданием.

– А, ты не хочешь! Ты трусишь. Так я запою и силою песни обращу тебя в борова и загоню в самый дальний угол темного, грязного хлева!

Не вытерпел Вейнемейнен и сам запел свою грозную вещую песнь: море заколебалось, земля задрожала, медные горы застонали, твердые камни испугались, скалы затрещали и рассыпались… От песни его сани дерзкого юноши обратились в жалкий кустарник, а борзый конь – в прибрежный камень, богатая шапка – в темную тучу, мягкий пояс в ней – в мелкие звездочки, а сам Юкахайнен по горло увяз в мшистой и вязкой трясине.

Тут только постиг он могущество Вейнемейнена, тут только увидел он, что нет ему спасения, если его не помилует премудрый и не возьмет назад своих чудных заклинаний. Он стал предлагать ему выкупом за свою жизнь и богатое оружие, и коней, и суда, и золото; но гневный Вейнемейнен с презрением отвергал все его предложения и продолжал петь свою страшную песню, от которой Юкахайнен все только глубже и глубже уходил в трясину. Наконец Юкахайнен прибег к последнему средству:

– Если ты меня отсюда вытащишь, так я отдам за тебя сестру свою Айно: пусть ткет в твоем доме золотые покрывала и печет тебе медовые хлебы.

Такое предложение понравилось Вейнемейнену, гнев его приутих, и отпустил он Юкахайнена домой, не сделав ему никакого зла и обещаясь сам к нему приехать за сестрою. Но едва прослышала сестра Юкахайнена, что ее хотят против воли выдать замуж за старика, как тотчас сказала, что ни за какие сокровища не решится за него выйти. Напрасно представляла ей мать, как должен был весь их род возвыситься, породнившись с таким мудрецом, как Вейнемейнен, напрасно уговаривал ее отец; Айно тихонько ушла из дома, пришла на взморье и бросилась в волны.

Из всех зверей один только бестолковый заяц решился бежать к ее дому и объявить родителям о горькой участи их дочери. Во всем доме, во всем племени поднялся вой и плач… Скоро узнал Вейнемейнен об участи своей невесты, и так ему стало грустно, что слезы навернулись у него на глазах, и стал он призывать мать свою на помощь в горе.

– Полно тебе печалиться, – сказала она ему, – ты можешь пособить себе в горе. Ступай на север, в Пойолу; там увидишь ты девушек, стройных, высоких, ловких, прекрасных собой. Там-то выбери себе супругу, и поверь мне, что с ней не сравниться будет какой-нибудь бледной и жалкой дочери лапландца.

Мудрый Вейнемейнен одумался и решился поступить по совету своей матери. Он оседлал коня своего, легкого, как соломинка, подобного гороховому стебельку, в богатую сбрую, взнуздал его золотой уздечкой, вскочил на него и помчался вдаль от отчизны к негостеприимному северу, перескакивая одним махом через поля и равнины, через леса и горы, через обширную гладь моря, с берега на берег, так что борзый конь его и копыт в воде не обмачивал.

Между тем Юкахайнен страшно злобствовал на Вейнемейнена и дал себе клятву во что бы то ни стало отомстить ему. Мучимый завистью, он долго не мог придумать, каким бы средством извести мудрого певца финнов; наконец, прослышав о том, что Вейнемейнен собирается ехать в Пойолу, он решился подстеречь его на дороге и убить. Но как убить его? Обыкновенное оружие было ничтожно перед силою его чар и заклинаний.

И вот Юкахайнен задумал смастерить огненный лук и такие стрелы, каких ни прежде, ни после того не видывали на свете. Ничего не пожалел он для своего чудного оружия: он выковал из мягкого железа гибкую полосу и залил ее на середине толстым слоем светлой меди, которую искусно разукрасил разными выпуклыми изображениями, выложил золотом и серебром. Из адского льна и шерсти адских оленей ссучил он тетиву, натянул ее на огненное оружие, и вот готов был наконец лук, под которым свободно мог улечься медведь, по которому наверху мог бегать борзый конь, по краям веселый жеребенок, а по рогам (рогами у лука называются изгибы по краям его, при помощи которых натягивается тетива) вертлявый заяц. Потом вырезал он много стрел, оковал их крепким железом, опушил тонкими перьями ласточки и легкими воробьиными крылышками, наточил их наконечники и вымочил в черной ядовитой крови ехидны и других гадов. Напрасно мать Юкахайнена запрещала сыну своему поднимать руку на мудрого Вейнемейнена, напрасно говорила она ему:

– Не убивай его, не прикасайся к премудрому! Со смертью его исчезнут с земли и песни, и радости, которые уйдут вслед за ним в подземное царство.

– Пускай все веселье вместе с пением исчезнет с лица земли; мне нет до них заботы, у меня одна забота – убить его!

И залег он на дороге, по которой следовало проезжать Вейнемейнену, и день, и ночь не смыкал своих глаз, боясь, чтобы смертный враг его, направляясь в дальние и туманные страны севера, не проскользнул мимо него незаметно. Однажды ранним утром взглянул Юкахайнен на северо-запад: далеко, далеко завидел на море что-то темное, синеватое. «Что бы это такое могло быть? – подумал он. – Не облако ли?» Но он вглядывается пристальнее и видит, что это не облако, а мудрый Вейнемейнен мчится по морю на своем волшебном коне, легком, как соломинка.

Быстро выхватил бледный лапландец стрелу из колчана, самую легкую, самую прямую, самую певучую, стал на правое колено и крепко утвердил свой лук на левом, потом натянул тугую тетиву и пустил стрелу, шепча свои страшные заклинания. Но первая стрела пролетела высоко над головой певца, ударилась об облака и, словно молния, разорвала кудрявые тучки. Вторая, не достигнув своей цели, с такой силой ударилась в землю, что глубоко ушла в нее, чуть не до самой преисподней. Зато третья со зловещим свистом пронеслась прямо навстречу Вейнемейнену и пронзила насквозь его быстрого коня. Вейнемейнен упал с него в волны, далеко расплескав их в сторону и покрыв большое пространство белой пеной. Поднялся бурный ветер на море, бешено разгулялись по нему громадные валы и понесли мудрого старца вдаль от берега в открытое море…

Злобно стал радоваться на берегу Юкахайнен, видя, что Вейнемейнен упал с коня в воду, и воображая, что убил его наповал своей стрелой:

– Никогда уж больше не видеть тебе, старик, – закричал он, – роскошных полей и равнин Калевалы!