Текст книги "Восемь часов (СИ)"
Автор книги: Леонид Ридико
сообщить о нарушении
Текущая страница: 1 (всего у книги 6 страниц)
Восемь часов
Prologue
Куда только не отправляются люди на поиски вдохновения. Одни лезут в горы, другие уплывают в кругосветное путешествие, третьи уединяются в сельской местности и там пытаются постигнуть тайну бытия. Однако все эти занятия не подходят для настоящих программистов или разработчиков. Они настолько тщедушны, что для них доехать до работы, вися на поручне в троллейбусе, уже является величайшем испытанием. Поэтому я решил просто устроиться на работу. С девяти до шести. До этого я сидел дома и делал проекты для разных заказчиков. Сам себе хозяин: вставал, когда хотел, не хотел – не работал, диван и холодильник были рядом, никто мной не командовал. Но поскольку нервная система реагирует только на первую производную состояния, неизменные условия, будь они даже райскими, очень скоро перестают приносить положительные эмоции. Чтобы ощутить счастье, нужно оказаться в беде, а затем оттуда выбраться. Горе требуется для того, чтобы почувствовать радость. Поэтому в прошлом месяце я дал объявление о поиске работы.
Несмотря на скромность запросов и основной акцент на работе монтажника или настройщика, попытки устроиться по объявлению были неудачными. Везде требовали нереального. Разговор всегда был примерно таким:
– ARM знаете?
– Нет.
– Встроенные операционные системы использовали?
– Нет.
– С цветным TFT дисплеем VGA–разрешения работали?
– Нет.
– Интерфейс CAN знаете?
– Нет.
– Ethernet в своих устройствах использовали?
– Нет.
– Мы вам позвоним.
Какие могут быть ARM–ы или CAN дома, когда все затраты на освоение нового ложатся на собственные плечи! Поэтому я устроился на фирму, с которой уже давно сотрудничал. Не лучший вариант для получения новых эмоций, зато меня туда взяли. В меру возможностей, я старался смотреть на вещи взглядом постороннего человека.
Фирма сидит в здании Института физики Академии наук, которое находится прямо на центральном проспекте столицы. Как и во всех подобных зданиях, большинство комнат сдается в аренду. Фирма тоже арендует комнату, даже две. Работающие на фирме люди очень похожи на местных работников, а не на арендаторов. Если я вижу сгорбившегося рахита, лысого и волосатого одновременно, в дырявых джинсах и сандалях или кедах, это наверняка продвинутый ученый. Если же по коридору идет красавец–мужчина спортивного телосложения, это наверняка арендатор, занимающийся перепродажей цемента или тракторов.
Фирма занимается разработкой и мелкосерийным производством различного электронного оборудования, в основном измерительного. Часто приходят ученые с соседних комнат со своими насущными проблемами. Случайно попадаются и более крупные заказчики. Чем занимается фирма – более–менее ясно. Но вот чем занимаются там люди – это неизвестно никому, производственная тайна.
1 и 2 июля 2008 года
Эти дни были организационными, когда и состоялся договор с директором о трудовых отношениях с не совсем понятными условиями, что характерно для этой фирмы.
Была оговорена сумма – 400 долларов в месяц. Я не был уверен в своей зарплате. Как окажется позже, не зря. Но ведь я пришел сюда не за этим, и невыплата зарплаты никак не может омрачить процесс поиска настоящих жизненных ценностей.
Совершенно ясно было только одно: предстоит работа по восемь часов в день – с девяти до шести. Пока на месяц, два раза по пятнадцать суток. Немаловажным аргументом в пользу ежедневного посещения явилась практикантка, которая тоже целый месяц должна сюда приходить. По своей наивности я полагал, что в подобные фирмы присылают практиканток, имеющих хоть какое-то отношение к электронике или программированию. А если так, то предстоит общение с молоденькой девушкой, что всегда приятно. Тем более, некоторое время тому назад я уже сталкивался с подобным явлением, тогда все наблюдали практикантку, которая писала на ассемблере для MCS-51 и AVR, на Delphi для PC и умела паять. Но это чудо очень быстро исчезло, она перебралась в Италию, с тех пор ее никто не видел.
Я подошел к новой практикантке и спросил что-то насчет языков программирования.
Она ответила мне глазами, которые приобрели круглую форму. Потом она тихо сказала какую-то фразу, где прозвучало слова «экономика». Я ничего не понял, но на всякий случай ушел подальше. Через полчаса я все-таки решился подойти еще раз и все выяснить. В результате узнал, что она не с факультета радиофизики, как обычно, а откуда-то из народного хозяйства. Вопросов больше не осталось.
Чувствуя собственность на меня, начальство в конце первого дня дало задание:
необходимо скорректировать старую печатную плату маленького ключевого источника питания на LM2576 для другого типа трансформатора. Приятно делать что-то полезное. Я быстро поменял разводку, напечатал новый сборочный чертеж и сделал архивный файл для отправки на производство. Был ли он отправлен, так и осталось загадкой.
Затем мне поручили починить блок, привезенный в ремонт после неудачных попыток починки мастерами завода, производящего интегральные микросхемы. Чудо–мастера зачем– то открутили транзисторы от радиатора и прикрутили вновь, но уже без изолирующих прокладок. В результате диодный мост обуглился, и еще несколько элементов вышло из строя. Все это моментально оказалось в мусорной корзине, на место установил новые элементы, аккуратно прочистив отверстия в печатной плате классическим способом – заостренной спичкой. Но даже такую элементарную работу, как замена компонентов, было делать непросто. Жало у паяльника, который лежал на моем столе, давно выгорело. Его не раз зачищали напильником, поэтому жало сильно укоротилось. Даже установив нагрев на минимум, жало было таким горячим, что на печатной плате контактные площадки отслаивались от одного прикосновения. Пришлось самому работать ШИМ–регулятором, включая и выключая паяльник с интервалом в несколько секунд для поддержания приемлемой температуры жала. Но вот все элементы установлены, блок заработал.
Тем временем я вживался в свою новую роль наемного работника. Чтобы понять обстановку, которая меня окружала, в первую очередь нужно поговорить о людях, или так называемом коллективе.
Гармонично развитый человек имеет множество достоинств, которые уравновешены точно таким же количеством недостатков. И наоборот. С этой точки зрения, даже обладая великим множеством недостатков, всегда можно себя успокоить. Что, похоже, и делают все работники этой фирмы. Им осталось лишь найти признаки собственной гармоничности.
Директор основную часть времени отсутствовал. Никто никогда не знал, где он, и когда вернется. Его слова «Буду через час» ничего не значили. Проходил час, два, но ничего не происходило. Объяснить все это способна, видимо, лишь специальная теория относительности, согласно которой в системе отсчета, движущейся с большой скоростью, ход времени замедляется. Получается, что директор, решая свои дела, двигается очень быстро. Даже несмотря на то, что перемещаться ему приходится на метро и на троллейбусе, так как на собственный автомобиль он не заработал. В результате такого быстрого перемещения в пространстве, в его системе отсчета время замедляется. На неподвижной и оставшейся без руководителя фирме проходит много часов, и даже может наступить конец рабочего дня.
На бесконечные звонки заказчиков с требованиями отдать давно оплаченную продукцию каждый отвечал, как мог: «Не знаю», «Перезвоните завтра», «У него и спрашивайте», «В этом году».
Директор не дорожил своей репутацией. Как среди заказчиков, так и внутри собственного коллектива. Заказчиков он кормил обещаниями, порой по нескольку лет. И только мутная водичка нашего непонятного времени не позволяла им как следует разглядеть этого деятеля. На рабочем месте он позволял себе устраивать пьянки со своими подчиненными, регулярно упиваясь до потери памяти. Авторитета это, понятное дело, не добавляло. И в довершение всего, каждый работник постоянно видел безалаберность своего руководителя, который сидел среди гор мусора за грязным компьютером, время от времени хватаясь за разные дела, без всякого плана и системы.
Может возникнуть вопрос: «Ну и где же равновесие?» Равновесие всегда есть там, где система не претерпевает изменений. А порядок, вернее, беспорядок на этой фирме, как и методы управления, остаются неизменными уже многие годы. Что уравновешивает весь этот негатив, я не знаю. Могу только сказать, что директор обладает тонким умом, ему не чуждо чувство прекрасного, его позиция по большинству жизненных вопросов вызывает симпатию.
Вот только пар, созданный кипением положительных качеств, целиком уходит в свисток.
Заместитель директора в основном занимался намоткой трансформаторов и художественным выклеиванием пластмассовых корпусов. Еще на нем лежало снабжение, поэтому он то и дело срывался с места и летел в одну из фирм, занимающихся поставками комплектующих. Перед этим он долго водил пальцем по исписанному от руки листку бумаги и диктовал по телефону наименования нужных позиций, используя для обозначения букв латинского алфавита замысловатые звуки собственного изобретения. Меня всегда удивляло, как такое издевательство терпят менеджеры этих компаний? Неужели все решают шоколадки и шампанское по праздникам? Неумение не то что отправить заявку по электронной почте, но даже составить список комплектующих в электронном виде – это особенность местного отдела снабжения в лице одного человека.
Нельзя сказать, что заместитель директора – глупый человек. Однако развитие этого человека предпенсионного возраста уже давно остановилось, еще в ту далекую пору, когда он был бригадиром на электромеханическом заводе. Увлечение конструированием он пронес через годы, и очень им дорожил. Очень хорошее увлечение, для дома, для семьи. Но не в рамках фирмы, пытающейся профессионально выпускать электронное оборудование. По электронному конструированию он безнадежно отстал и поэтому не мешал своими идеями производству, а вот по механике старался влезть почти во все проекты. В результате внутри продукции можно найти позорные самодельные детальки, выпиленные вручную ножовкой и прикрученные винтиками разного вида и размера.
С этим человеком связано самое большое количество лицемерия в коллективе. Когда он начинает рассказывать про свои идеи в конструировании или управлении фирмой, хочется сказать: «Чушь!» Но обычно никто такого не говорит. Его шутки и истории, возможно, не самые плоские, постепенно уплощаются при многократном использовании.
Любую армейскую историю или историю из жизни заводского коллектива образца 1968 года, которую он начинает рассказывать, все уже угадывают с трех букв. Но никто его не прерывает. Все с резиновыми лицами дослушивают до конца, самые артистичные даже смеются. Я тоже не пытаюсь противостоять этому шквалу юмора, и тихо переношу тяготы и лишения жизни внутри коллектива. Все его постоянно обманывают. И смеются над ним.
Почему так происходит? Не знаю, просто есть чувство, что ничего хорошего правда не принесет. К тому же, движет и шкурный интерес, ведь он начальник, совладелец фирмы.
Иногда он помогает работникам в решении разного рода проблем, в основном что-то достать. Помогает с нездоровым энтузиазмом, доставая не только вещь, но и вопрошавшего.
Добро, при попытке сделать его другому человеку, очень часто превращается во зло.
Но на это ему никто никогда не жаловался. Как можно что-то сказать человеку, если он не хочет этого слышать? И надо ли вообще это говорить? Откровенность – это серьезное испытание для человеческих отношений. Даже близкие люди не могут себе этого позволить.
Везде нужна дипломатия: в семье, в кругу друзей, на работе. Говорить только нужное, делать только нужное. Это ужасно! Но только дурак говорит, что думает, а думает, что видит. А быть дураком – это тоже ужасно! Замкнутый круг, проблема. И решить эту проблему может только чувство меры. А здесь наверняка не обходится без чуда. Чудо – это то, что нельзя объяснить. У каждого человека свой набор чудес. Для меня чудом, к примеру, является процесс появления святой лжи.
Некоторую помощь заму в работе оказывал молодой парень, который выполнял обязанности техника. Очень аккуратный, с золотыми руками. Но, как и положено по должности, он мог копать, а мог не копать. Поскольку задачи ставились от случая к случаю, он был или завален работой, или тосковал за монтажным столом.
Маленькая девушка–бухгалтер появлялась редко, потому что для нее тут не было работы. Кроме этой фирмы она работала еще в одной, расположенной по соседству.
Еще в комнате работал программист. Это молодой, энергичный парень, который как торнадо прилетал на работу, затем так же быстро улетал. Его глаза горели, еще не потушенные пеной жизни. У него был статус свободного посещения, который предусматривал обязательства лишь с одной стороны: фирма должна была платить зарплату.
Остальное – как получится.
Программист в последнее время увлекся коллекционированием фильмов в формате HD (высокого разрешения) и в свое удовольствие занимался написанием программы для каталогизации таких фильмов. Все мысли его были заняты этой программой. Я видел список HD–фильмов разных пользователей этой программы. Там нет ни одного фильма, который хотелось бы посмотреть. В списках не значился ни «Сталкер» Андрея Тарковского, ни хотя бы «Кин–дза–дза» Георгия Данелии. Только кассовые фильмы, замешанные на спецэффектах и лишенные всякого содержания. Вообще, коллекционирование фильмов по признаку HD так же абсурдно, как и наполнение книжного шкафа книгами с корешками определенного цвета. Я не против хорошего качества фильма, сам стараюсь покупать фильмы только на двухслойных DVD, а старые фильмы ищу в ремастированном варианте. Но те фильмы, которые представлены в списке, вполне можно купить на сборнике из серии «двадцать фильмов на одном диске», чтобы, посмотрев один раз, без сожаления выбросить. С другой стороны, коллекционирование HD–фильмов ничем не хуже коллекционирования марок или пробок от пивных бутылок.
На фирме была вторая комната, где работало еще несколько человек. Подобно темному веществу во вселенной, эта комната была окутана завесой тайны. Там работал дедушка – идеолог разработок, два молодых парня, и перешедший к ним из нашей комнаты аналоговый схемотехник. Единственное, что было известно, они занимались ATE – аппаратурой для контроля параметров микросхем. Но никто этой аппаратуры в работающем состоянии не видел. Директор так «умело» в свое время ввел этих людей в коллектив, что состояние конфронтации было предопределено.
Схемотехник обладал тонкой душевной организацией, был в полной мере эстетом, любил старый арт–рок. Работал исключительно для души. Работу делал с преступной аккуратностью, разводя одну плату по нескольку месяцев.
Больше ничего про людей из той комнаты мне не известно. Несколько предметов, созданных этими людьми, валяются у нас, словно фекалии представителей другой цивилизации. Сначала к нам попала авангардная печатная плата, на которой масштаб менялся от элемента к элементу. Произведение искусства. Свифтовский «Гулливер в стране лилипутов», не меньше. Запаять элементы туда невозможно – не совпадают размеры. Стопка таких плат оказалась в мусорной корзине. Потом появились две платы таких огромных размеров, что просто будоражили воображение. Одна из них была наполовину заполнена компонентами. Эти платы стоят до сих пор, воткнутые в щель между коробками на полке. Я предложил использовать их для раздувания углей при жарке шашлыка. Позже в разных местах нашей комнаты появились платы средних размеров, утыканные мощными полевиками и электролитическими конденсаторами. Судя по ширине дорожек, там должны были гулять приличные токи. Особенностью платы были огромные отверстия для подключения проводов, не имеющие контактных площадок. Безусловный брак. Зачем только их монтировали? Больше следов разумной деятельности той комнаты не наблюдалось.
3 – 6 июля 2008 года
Следующих четыре дня в нашей стране были объявлены выходными за счет бывшей рабочей субботы и во имя какого-то национального праздника. Я готовился к новой жизни, которая, как водится, начинается с понедельника. Как и любые выходные, эти четыре дня прошли очень быстро и незаметно.
Понедельник, 7 июля 2008 года
Первый день, который я провел по графику с девяти до шести. Без опыта поездок столь ранним утром на работу, да еще и в условиях закрытой станции пересадки метро, я, конечно, опоздал. На целых 20 минут. Но к величайшей радости, это осталось незамеченным, так как я ключом открыл еще пустующую комнату. Никого на работе пока не было. На столе был разложен недоделанный температурный регулятор, который был предназначен для стабилизации длины волны лазера путем нагрева или охлаждения резонатора с помощью элемента Пельтье. Отлично, фронт работ есть!
Я сделал уборку на рабочем столе и на прилегающей территории. Но от этого помещение не стало выглядеть аккуратнее. На всех столах валялись кучи всего, абсолютно всего. Обрезки выводов и маленькие капельки припоя, мешочки с микросхемами, обломки разъемов. Куски проводов и дрейфующая от кучи к куче готовая продукция. Выкрученные откуда-то несколько лет назад и сложенные в аккуратную кучку винты и выкушенные из сгоревшего блока транзисторы. Залитые раствором канифоли бумажки с чертежами давно законченных проектов и обычная пыль. Это очень надежное место. Любая вещь, будучи оставленной где угодно, будет лежать там годами.
На полках добро образовывало несколько слоев, сколько можно было навалить без помощи лестницы. Коробки, свертки, рулоны так и выпирали отовсюду, стремясь занять весь доступный объем. На шкафах до потолка шли залежи коробок, содержимое которых известно только тому, кто их туда в свое время поставил. Из-под столов всюду торчали металлические конструкции неизвестного происхождения, возможно, инопланетного.
Кстати, из таких конструкций собрана почти вся мебель. С одной стороны, она самодельная, но с другой стороны – сделанная под заказ. Стол, на котором расположены мои приборы, сделан на основе металлической рамы, которую заместитель директора вместе со своим подчиненным украли в больнице под покровом темноты. Эту раму потом молодой работник несколько дней очищал напильником и наждачной бумагой от старой краски. Через некоторое время рама превратилась в специализированный стол со специальными полками для измерительных приборов. Для здешних мест это была отличная мебель. Лист ДСП, из которого была сделана столешница, был абсолютно новым, не грязным и не поцарапанным, как другие столы. Он излучал специфический запах, присущий новой мебели. Сидя за этим столом, я чувствовал себя человеком.
Наиболее ходовые детали размещались в кассах из пластмассовых коробок, это наиболее цивилизованная часть интерьера. На каждой коробке имелась малопонятная надпись, по которой человек, прошедший специальную подготовку, мог определить содержимое коробки. Пока на фирме такой человек один – заместитель директора.
Запоминать положение коробок в кассе было бесполезно, так как их расположение постоянно менялось, вероятно, без участия человека, потому что специально этим заниматься никто бы не стал.
Мелкие элементы, такие как SMD резисторы и конденсаторы, находились в кассах, сделанных из спичечных коробок. Вообще, «спичечных» касс было довольно много, самые старые, где хранились обычные through-hole резисторы и конденсаторы, насчитывали не один десяток лет. Это классика, ничего необычного в этом нет. Такие же кассы есть и у меня дома.
Столы, за которыми иногда сидело руководство фирмы, были завалены грудами бумаг, хранящих, видимо, всю совокупную мудрость фирмы. Сразу у входа стоял стол с изрядно поцарапанной поверхностью, на котором были расставлены кружки с липкими остатками напитков внутри, чайник, фильтр для воды, ставший уже непрозрачным от грязи, а также маленькое блюдечко, на котором лежала кучка почерневших чайных ложек. Раньше здесь стояла и такая достопримечательность, как кружка с ложкой, принадлежащая схемотехнику. Будучи натурой утонченной и увлекаясь британским арт–роком, он очень уважал чай, доводя этот напиток до немыслимой крепости. От воздействия столь концентрированного напитка ложка покрылась бархатистым черным налетом. Мыть ложку по каким-то соображениям было нельзя.
Ниши обеденного стола были забиты разными бумагами, использованными полиэтиленовыми пакетами, изредка среди этого мусора попадались трансформаторы на витых магнитопроводах, а завершал композицию винчестер ST3120A на 102 мегабайта, лежавший тут уже много лет. Под столом находилась гора мешков со скарбом, коробок и других активов фирмы. Причем все коробки не стояли, и даже не лежали, а как бы висели, не образуя между собой прямых углов.
Рядом с обеденным столом в углу к стене была прикреплена раковина. Когда она была вымыта, явно просматривался голубой цвет. Под раковиной долгое время капала вода, доски пола сгнили, казалось, что там запросто можно провалиться на этаж ниже. На раковине стояла бутылочка «Фэйри», покрытая толстым слоем грязи. Рядом с раковиной висело вафельное полотенце, которое кто-то чудесным образом иногда менял.
На входной двери изнутри висели два листка бумаги формата A4. На одном из них заместитель директора назывался ответственным за пожарную безопасность, а на другом был ответ на вопрос «Что делать, если пластиковая карточка застряла в банкомате». Это для тех, у кого она есть.
Особо выделялись внутренние коммуникации. Мини–АТС была сделана из старых советских тумблеров, которые располагались возле каждого телефонного аппарата на самодельных подставках или алюминиевых уголках, прикрученных к стене. АТС позволяла подключать каждый аппарат к одному из двух имевшихся номеров. Но в последнее время почему-то работал только один номер. Пучки телефонных проводов, в качестве которых использовалась тонкая витая пара из проводов белого и красного цвета, лежали вдоль стен на полу и под столами. Если их задеть ногой, могло произойти непоправимое. На починку связи могли уйти дни, так как никто не знал, что куда и откуда идет. И такие случаи были.
Вся эта обстановка очень устойчива к разного рода изменениям и перестановкам.
Работники с удовольствием сидят среди гор мусора, и ни у кого это не вызывает отвращения. Кажется, вот–вот они захрюкают от удовольствия. Пол, но только в тех местах, где он не покрыт слоем хлама, ежедневно протирает тряпкой уборщица. А вот столы, полки, подоконник никогда никто не протирает, там накапливается пылевая масса. Кнопки клавиатур черные от грязи, а мышки еле ползают от налипшей пыли. Так и у директора, и у программиста, и у всех остальных, у кого есть компьютер. Похоже, этот особый порядок складывался долгие годы и ничто не способно его изменить.
Немного расчистив свой рабочий стол, я вспомнил о недавних мучениях с перепайкой элементов в ремонтируемом блоке. Я начал ныть по поводу более–менее нормального паяльника. Все паяльники на фирме советские, типа ЭПСН-25 на 36 вольт, включаются в низковольтную розетку монтажного стола, напряжение в которой регулируется с помощью галетного переключателя. Всего там 4 положения. Нужную температуру обычно становить не удается, так как все жала очень короткие и дико перегреваются. Мне принесли такой же паяльник, но с более новым жалом и отдельным регулятором на микроконтроллере. Корпус регулятора был весь залит флюсом. Это монтажницы, когда паяют платы, кисточкой намазывают место пайки раствором канифоли в спирту. Когда кисточку проносят над регулятором, с нее капает, в результате на корпусе образуется слой канифоли. Но до этого никому нет дела. Они могут спокойно продолжать паять, несмотря на то, что перед носом стоит грязный регулятор. Я долго оттирал корпус спиртом, так и не добившись идеальной чистоты. Задвинув регулятор подальше под полку на рабочем столе, смирился с его хромающей эстетикой.
Монитор на моем рабочем месте LCD, 18 дюймов, и даже на S-IPS матрице. Правда, очень старый, купленный по дешевке б/у. Лампы подсветки давно прохудились, но в этом есть и свой плюс, глаза такой монитор не режет. Иногда в правой части экрана появляется широкая вертикальная полоса, вызванная неконтактом гибкого шлейфа к матрице. Тогда между стеклом матрицы и рамкой нужно засовывать кусочек картонной ленты, в которой продаются SMD резисторы. Полоса пропадает. Сколько кусочков туда уже засунуто – неизвестно.
Мне предстояло доделать корпус контроллера, и я с большим энтузиазмом сверлил на станке переднюю панель, печатал на лазерном принтере наклейку, ламинировал ее, потом все это дело собирал.
Совершенно незаметно наступило время обеда. Вместе с программером мы решили отправиться в столовую, которая находилась в 10 минутах ходьбы. Несмотря на то, что несколькими годами раньше я уже бывал в этой столовой, обстановку здесь было не узнать.
Кухня, отделенная плотными шторами, совершенно не была видна, а зал столовой напоминал ресторан. Отсутствие знатного происхождения выдавали лишь обедающие, которые трапезничали, не снимая тарелок с подносов, а потом на этих же подносах уносили грязные тарелки на мойку. Сквозь амбразуру их хватали мойщицы в грязных белых халатах, весившие не меньше центнера, наверное, чтобы не чувствовать отдачу швыряемых тарелок.
Там, где в столовых обычно находится раздача, стоял стол, на котором девушки расставляли подносы и комплектовали их заказываемыми блюдами. Стоя в очереди, нужно было быстренько придумать свой заказ, постоянно косясь на листок бумаги с надписью «Меню», висевший на стене в начале очереди. Затем по памяти назвать заказ, который тут же с раздачи, спрятанной в закутке, девушки шлепали на тарелки и ставили на поднос.
Совершенно негармоничными во всем этом процессе были идиотские улыбки девушек, по– видимому, выполнявших соответствующее распоряжение менеджера. Выражение их лиц явно не соответствовало их внутреннему состоянию, меня не покидало чувство, что надо мной открыто издеваются. Стоимость обеда меня шокировала – около 5 долларов. Данная точка общественного питания была нами вычеркнута навсегда.
После обеда и чашки растворимого кофе работа уже не могла двигаться с теми же темпами. Организм требовал покоя, нужна была сидячая работа. Я взял пустую плату передней панели контроллера и спаял ее, несмотря на то, что была и уже спаянная панель.
Но ведь нужно было себя чем-то занять, не прибегая к активным действиям! На плату установил микроконтроллер ATmega64, ЖК–индикатор 2х16 символов, энкодер и три кнопки, не считая всякой мелочевки. Очень захотелось, чтобы плата «ожила». Быстренько слепил в IAR новый проект, надергав модулей из других проектов. Через минут 15 плата уже пикала и писала на индикаторе, что она, дескать, генератор прямоугольных импульсов. Я улыбнулся, наблюдая эту манию величия, и начал собираться домой. Ровно в 18:00 я выключил компьютер и перешагнул порог комнаты. Про утреннее опоздание никто не знал, а значит, его не было.
