Текст книги "Без шума и пыли"

Автор книги: Леонид Влодавец

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 32 страниц)

ЗВОНОК ИЗ «КЕНТАВРА»

Утро следующего дня выдалось ничуть не лучше вчерашнего. Дождик по-прежнему моросил без остановки, ветер трепал и рвал листву, расшвыривал и волок по асфальту в мутные, рябые лужи. Склонные к одностишиям граждане в подобных случаях говорят: «Погода шепчет: „Займи и выпей!“ Именно в такую погоду потребление алкоголя на Руси резко увеличивается.

Колосова нервно покуривала у приоткрытой двери, ведущей из номера на балкон. Она бы с удовольствием выпила, но не имела на это права. Хватит того, что вчера вечером допустила расслабуху с Ваней Муравьевым. Правда, хватило твердости выставить его домой в девять вечера. Хотя, вообще-то, душа просила, чтоб он задержался до утра. Экс-старшина в гостинице был свой человек, и никаких особых проблем с администрацией скорей всего не возникло бы. Но Ирина не желала рисковать. Вдруг его законная пожалует в гостиницу? На кой черт лишний раз привлекать к себе внимание? Да и выспаться требовалось перед серьезными делами.

Вообще-то Колосова рассчитывала проспать часиков до десяти, а потом не торопясь отправиться в «Кентавр», чтоб прибыть туда ровно к полудню. Вот тут-то и подстерег ее новый облом.

Примерно в восемь утра зазвонил телефон. Ирина прекрасно понимала, что, кроме как из «Кентавра», звонить ей никто не может, и заранее огорчилась. Не любила она, когда в ранее определенный график работы ввинчиваются какие-то непредвиденные изменения. Ну да что поделаешь…

– Алло!

– Будьте добры заведующего гаражом! – раздалась из трубки условная фраза.

– Никакой это не гараж, – отозвалась Колосова как положено. – Вы какой номер набираете?

– 06-09-30.

– Очень жаль, но вы ошиблись! -Строго по сценарию произнесла Ирина и повесила трубку.

После этого с ее уст слетело непечатное выражение. «06» обозначало, что ее ждут сегодня, 6 октября, и в этой части ничего не поменялось. Ругалась Колосова потому, что «09-30» переносило предстоящую аудиенцию на более ранний срок и требовало от Ирины поторапливаться. Ни о каком спанье до десяти утра речь уже не шла, о неспешной прогулке до «Кентавра» – тоже. Теперь лишь бы успеть хоть чуточку привести себя в порядок, чтоб не выглядеть перед «кентаврами» совсем уж старой грымзой.

Впрочем, Ирина вовсе не была копушей и, если надо, умела собираться быстро, по-военному, так сказать. У нее даже осталось время на то, чтоб выкурить сигаретку и немного поразмыслить над тем, по какому случаю ускорили встречу. Над этим она, правда, думала и в процессе «приведения в порядок», но на обобщающие выводы отвела перекур.

Создавалось впечатление, что труп, найденный в 511-м номере, может иметь к этому или прямое, или косвенное отношение.

Колосова покойного Гнатюка (если это была его настоящая фамилия) знать не знала. 511-й она загодя не бронировала, поэтому труп, обнаруженный в ванне, вряд ли был эдакой «домашней заготовкой», рассчитанной, допустим, на то, чтоб как-то подставить московскую гостью или оказать на нее психологическое воздействие. Полностью исключать такой вариант, однако, не стоило. Вполне возможно, что к смерти Гнатюка имели какое-то отношение лица из персонала гостиницы. А раз так, то администраторша, сидевшая внизу, могла специально отправить Ирину в 511-й. Это, конечно, очень маловероятно, но абсолютной чушью считать нельзя. То, что одна из дежурных по этажу нелегально вселила Гнатюка в номер, из которого он согласно гостиничной книге три дня назад выехал, – почти несомненный факт. Правда, они дежурят посменно, их несколько человек, и наверняка каждая будет отпираться, утверждая, что Гнатюка не вселяла и денег с него приватным образом не брала. Поди-ка уличи их! Тем не менее в «Кентавре» могли узнать о подоплеке этого дела и ускорить встречу с Ириной для того, чтоб вовремя ее проинформировать.

То же самое могло произойти, если «кентавры» сочли, например, что Колосовой не следует оставаться в гостинице, где в ближайшее время начнут орудовать следователи. Хотя шансов, что ее начнут теребить в качестве свидетеля, не так уж и много, тем более что скорее всего Гнатюка представят как самоубийцу и не найдут оснований для возбуждения уголовного дела. Опасность привлечь излишнее внимание все-таки существует. Ни самой Ирине, ни «кентаврам» это совершенно не нужно.

Конечно, Колосова допускала, что в течение прошедшего дня и ночи могли проявиться и иные, пока еще неизвестные ей факторы, которые заставили «кентавров» поторопиться. Так или иначе, но нервишки у нее поигрывали…

…До офиса «Кентавра» она добралась без опоздания. На всякий случай время от времени поглядывала по сторонам– страховалась от «хвоста». Вроде бы таковой отсутствовал, хотя стопроцентной гарантии в подобных случаях не бывает. Опытные «наружники» ведут свой объект так, что вычислить их почти невозможно. Тем более что ограниченное время не позволяло Ирине Михайловне петлять по городу. В конце концов, даже если бы «хвост» и был, то установил бы лишь сам факт посещения «Кентавра». А эту фирму, занимающуюся оптовой торговлей продовольственными товарами, в течение дня посещают многие десятки людей.

Офис фирмы размещался в отреставрированном трехэтажном особнячке дореволюционной постройки. Построил его некий купчина, по слухам, даже числившийся в поставщиках двора его императорского величества и бывший едва ли не самым богатым человеком в прежней губернии. В 1918-м или чуть позже купец удрал на Юг, прихватив пару чемоданов с золотишком и бриллиантами, но попался в степи махновцам, и те его, выражаясь языком деда Щукаря, «ликвизировали» – то есть самого купца ликвидировали, а чемоданы реквизировали на пользу анархии и «вильного селянства». В эпоху гласности, конечно, по поводу безвременной кончины купца губернская пресса пролила немало слез и высказала массу проклятий в адрес большевиков, хотя в данном случае к его смерти они имели лишь опосредованное отношение. При этом газеты и облТВ «позабыли» упомянуть о том, что «честнейший предприниматель» ссужал деньгами – правда, бумажными (царскими «петеньками» и «катеньками», а также «керенками») – некую правоэсеровскую организацию, которая организовала в городе мятеж против Советской власти. Мятеж провалился, но при этом несколько сот человек погибло. ЧК похватала заложников из числа дворян и буржуазии, не больно выясняя, кто причастен к восстанию, а кто нет. Частично их вывели в расход, других отпустили, определив на обязательные общественные работы, а «главный спонсор» слинял. Не попадись он случайно анархистам – глядишь, и до Парижа бы добрался, а его потомки могли бы сейчас предъявить претензии на особняк.

При Советской власти особняк национализировали и разделили на двенадцать коммуналок. В 70-х коммуналки расселили, а в здании разместили несколько малозначительных учреждений и организаций. Наконец, после августа 1991-го все эти заведения либо перевели в другие места, либо просто позакрывали, а освободившуюся площадь сдали в аренду предпринимателям. Сперва офисы были чуть ли не в каждой комнате, но банкротства и бандитские пули довольно быстро сокращали поголовье арендаторов и субарендаторов. Наконец, здание целиком выкупил «Кентавр», капитально отремонтировал и привел в божеский вид.

В маленьком фойе Колосову остановил внушительных габаритов охранник с нашивкой «ЧОП „Антарес“ на левом рукаве серой куртки милицейского образца.

– Извините, вы к кому? – поинтересовался он.

– К Кириллу Петровичу, заместителю гендиректора. Охранник пристально поглядел Ирине в лицо, будто сверяя его черты с фотографией, которую ему, надо думать, показывали, и произнес:

– Третий этаж, 38-я комната. Можете воспользоваться лифтом.

– Спасибо, – Колосова миновала охранника и прошла направо, в короткий коридорчик, упиравшийся в узкую дверцу лифтовой шахты. Само собой, что ни при купце, ни при Советской власти лифта в трехэтажном здании не было, это техническое средство установил только «Кентавр». Конечно, лифт был, что называется, «не в коня корм», то есть рассчитанный на куда более высотные дома. Едва Ирина нажала кнопку с цифрой «З», как кабина уже оказалась на нужном месте.

Прямо у двери лифта ее встретили сразу двое охранников, причем таких габаритов, что, встав плечом к плечу, могли намертво перекрыть коридор. Несмотря на то, что оба они отлично знали Ирину в лицо, здесь, на «режимном» этаже особняка, куда посторонних не допускали, контроль был посерьезней, чем в фойе. У одного из стражей при себе был ручной металлоискатель, с помощью которого он отнюдь не формально убедился в том, что у Колосовой нет при себе оружия и звукозаписывающих устройств. Когда Ирина приезжала сюда впервые, несколько лет назад, ее встретили не только эти мужички, но и некая мощная дама, устроившая Колосовой личный досмотр на хорошем таможенном уровне, а в прошлый раз – дело было сразу после московских терактов в начале сентября – ее даже обнюхивала собачка, натасканная на взрывчатку. Но на сей раз, как видно, решили обойтись минимумом формальностей и пропустили быстро.

Здесь тоже был короткий коридорчик, по которому Колосова вышла на небольшой перекресток, находившийся по прямой вертикали над фойе, и, свернув налево, добралась до тупика, где и находилась дверь с номером 38.

За дверью оказалась приемная, где сидела хорошо знакомая Колосовой секретарша по имени Наташа.

– Вы на пять минут раньше пришли, – заметила она, глянув на свои часики, но Кирилл Петрович сказал пропустить вас сразу, как только появитесь.

– Спасибо! – Колосова проследовала в дверь с блестящей, «под золото» табличкой «Зам. генерального директора Максимов К.П.». Дверь была двойной, звукоизолирующей, так что даже Наташа, которая наверняка довольно много знала о своем шефе, не могла бы услышать даже случайно, о чем разговаривает Кирилл Петрович со своей столичной гостьей.

В кабинете за столом, который выглядел достаточно солидно для заместителя гендиректора, находился седовласый бородач в темно-сером костюме, немного напоминавший Эрнеста Хемингуэя в зрелые годы. Несомненно, Кириллу Петровичу было уже под шестьдесят, но называть его «стариком», хотя бы и мысленно, Колосова считала преждевременным. Во-первых, несмотря на седину, Максимов в свои немалые годы явно сберег физическое здоровье и ясность ума, а во-вторых, сохранял привлекательность с точки зрения женщин – выглядел эдаким светским львом конца XX столетия. У Колосовой его образ почему-то ассоциировался с пушкинским Троекуровым, и не только по причине совпадения имен и отчеств.

ИНФОРМАЦИЯ РАЗНОЙ СВЕЖЕСТИ

– Рад видеть! – Кирилл Петрович встал из-за стола и, подойдя к Ирине с радушной улыбкой на лице, жестом пригласил ее садиться за стол для совещаний, торцом придвинутый к начальственному. – Извините за то, что изменили время встречи, но дело сильно осложнилось по не зависящим от нас причинам.

– Если б все только от нас зависело, жить было бы совсем просто, улыбнулась Колосова. – Вы в курсе того, что произошло вчера в гостинице?

– Да, – кивнул хозяин кабинета. – Но это на ускорение нашего рандеву повлияло в минимальной степени. Значительно сильнее сказались события, которые произошли вне поля вашего зрения. Думаю, что будет полезно, если вы хотя бы вкратце будете осведомлены о них.

– Вы уверены, что мне не помешает лишняя осведомленность?

– Можете быть уверены – лишнего не сообщу, – улыбнулся Максимов. – И сделаю все от меня зависящее, чтоб вы не угодили в ситуацию, сколько-нибудь похожую на ту, что случилась в июне.

– Я тоже. Давайте по делу, Кирилл Петрович.

– Начнем с того, что вы уже знаете. Как известно, в последние два года основным источником конфликтов в криминальном мире нашей области является борьба за контроль над химкомбинатом в поселке Советский. Причем речь идет не только о борьбе за прибыльное предприятие, производящее вполне .качественные и конкурентоспособные товары бытовой химии, хотя и это дает немалый денежный куш основным акционерам. Главным же «казус белли» является бывшее режимное производство. Оно, кстати, старейшее на комбинате по времени возникновения. Ведь химкомбинат начинался в 30-е годы как оборонное предприятие. Это его уже при Хрущеве расширили , и нацелили на производство гражданской продукции. Помните, как Никита Сергеевич добавил к словам Ленина: «Коммунизм – это Советская власть плюс электрификация… и плюс химизация всей страны»?

– Нет, – мотнула головой Ирина, – я при Хрущеве совсем маленькая была. А в школе мы эту цитату не проходили.

– Немного потеряли, – усмехнулся Кирилл Петрович. – Но не в этом дело. Важно, что при Никите химкомбинат расширили почти до 40 квадратных километров целый город по территории. И оборонное производство оказалось как бы внутри этого громадья, превратилось в так называемый «14-й цех». Потом, после того, как правительство подписало соглашение об отказе от производства и применения ОВ, цех остановили. Оборудование частично демонтировали и вывезли, даже, кажется, показали международным инспекторам, что цех больше ерундой не занимается.

– А на самом деле?

– В общем и целом все было по-честному. По крайней мере со стороны государства. То есть цех по производству ОВ был закрыт. Но территория с подведенными коммуникациями, забором и помещениями осталась.

– И кто-то попытался ее использовать?

– Не спешите, Ирина Михайловна. Давайте я все изложу по порядку. ЗАО, которое приватизировало комбинат, созданное прежним, еще советским руководством предприятия, по правде сказать, с трудом выживало в новых условиях. Раньше половина продукции шла в союзные республики, а еще четверть на экспорт по линии СЭВ и в дружественные страны соцориентации. Само собой, что все эти связи полопались. Те, кто захотел из СЭВ перебраться в ЕЭС, быстренько отказались от здешней продукции. Дескать, качество низкое. На самом деле это был только предлог – качество мало чем уступало западному, а вот цена была заметно ниже. Но бывшие наши союзнички на это не смотрели: хотя Европа и штатники цену с них драли повыше, ребятам, видать, очень хотелось новых хозяев покрепче лизнуть. А братья-эсэнговцы со всей своей самостийностью сели на мель. То есть получать продукцию были не против, а платить вовремя – не очень. Комбинат работал на четверть мощности, народ болтался без дела, но увольняться не торопился и зарплату по минимуму получал. На резкие сокращения тоже идти нельзя – поселок с населением в тридцать тысяч останется без работы. А это в условиях инфляции потенциальная буза. В общем, решили господа бывшие товарищи сдать часть своей территории под складские помещения коммерсантам. Прежде всего тем, конечно, кто всякими химическими товарами торгует: моторными маслами и присадками, стеклоочистителями, стиральными порошками, красителями и прочим.

– И дело дошло до бывшего 14-го цеха? – вновь не утерпела Ирина.

– Да, дошло, – кивнул Кирилл Петрович. – Но не совсем так, как ты думаешь. Территорию его долго никто не хотел брать – опасались остатков токсичных веществ, которые там якобы оставались. Пресса постаралась еще в горбачевские времена. Хотя, скажем так, 14-й цех в связи с особой токсичностью того, что там производилось, практически никаких выбросов в окружающую среду не допускал. Ибо если б допустил, то на заводе давно бы ни одной живой души не осталось, а то и во всем поселке. Во всяком случае, вреда от этого цеха было в сто раз меньше, чем от открытого сернокислотного стока, который шел от какого-то совсем мирного производства… Ну да ладно, отвлекся я. Года два 14-й цех никто в аренду не брал, но в конце концов нашлась какая-то фирмочка, которая объявила о решении создать на этой территории небольшую фабрику по производству стирального порошка. Владельцами фирмы числились некие подставные лица, которые были чуть ли не бомжами со свалки, а на деле все принадлежало некоему Георгию Калмыкову, более известному как Жора Калмык. Он был, так сказать, непосредственный организатор. Но ему принадлежала только очень скромная идея организовать на территории 14-го цеха производство левой водки из технического этилового спирта. Еще выше, так сказать, «на областном уровне» зиждилась совсем крутая фигура по кличке Дядя Вова…

– Об этом я наслышана, царствие ему небесное, – усмехнулась Колосова. «Теневой губернатор», «смотрящий по области»… Большой человек был!

– Да, я бы сказал – выдающийся. Криминальный талант!

Именно он догадался фасовать героин в пакеты со стиральным порошком. 200 граммов наркотика запаивались в полиэтилен, остальное пространство засыпалось моющим средством, на пакет наносилась ручкой или карандашиком какая-нибудь малозаметная метка в условленном месте. Потом пакеты загружались в большую упаковку, примерно из расчета один с наркотиком на пять обычных – и отправлялись по назначению. Никакие собаки, натасканные на героин, ничего не могли унюхать – запах порошка все глушил начисто.

– Ловко!

– Но это было еще не все. Оказывается, при том же 14-м

цехе находилась лаборатория. Формально еще в то время, когда цех выпускал 0В, она всего лишь контролировала качество продукции. Однако на самом деле там велись и довольно сложные исследования. Туда приезжали ученые из очень солидных московских институтов, инженеры-технологи и доводили до ума свои разработки непосредственно в условиях действующего производства. В частности, там велись исследования по технологии производства ОВ психохимического действия. Сотрудники лаборатории прекрасно знали многих высококвалифицированных специалистов и в Москве, и во всякого рода иных «науко градах». И Дядя Вова сразу понял, что это может стать золотой жилой…

– Решил создать новые виды синтетических наркотиков?

– Да, поначалу он думал именно об этом. Его люди довольно быстро отыскали специалистов, большая часть которых находилась либо на голодном пайке, либо вовсе сидела без работы. Некоторые, конечно, «не поступились принципами», но другие, особенно молодые и амбициозные, были готовы сотрудничать с кем угодно, лишь бы вылезти из нищеты. Более того, многие из этих ребят даже сами проявляли инициативу. В ход этих контактов Бовины эмиссары узнали очень много интересного, и Дядя Вова, несмотря на то, что не имел даже среднего образования, сумел все это оценить по достоинству. В том числе даже те предложения, которые казались сумасбродно-фантастическими…

– Например?

– Например, разработать препараты, позволяющие превращать человека в подобие дистанционно управляемого биоробота. Причем не только того, кто непосредственно получит определенное количество доз препарата, но и его потомство. Каково?!

– Да уж, возможности тут открываются солидные…

– Это верно, но надо было еще понять всю широту этих возможностей. И вместе с тем определить, что это не беспочвенное прожектерство, не бредни свихнувшихся «яйцеголовых», наконец, что это не простое жульничество и шарлатанство. Ведь многих из тех, кто «продал душу» Дяде Вове, признанные мировые светила отвергли, осмеяли, заклеймили ярлыком «лжеученых». Прежде всего потому, что это каким-то образом не стыковалось с их устоявшимися взглядами. Другие, как мне кажется, захотели «утопить» молодых коллег по моральным соображениям – этих можно понять, потому что, с моральной точки зрения, превращение людей мыслящих в биороботов действительно преступление. Наконец, третьи мешали по самым шкурным соображениям – финансирование науки ныне очень скудное, надо было пробить «свои» программы и задвинуть «чужие». Подозреваю, что этих «третьих» было больше всего.

– Наверно…

– В общем, Дядя Вова всех этих «униженных и оскорбленных» накормил и обогрел, благо с финансами у него все было в порядке. Мыслил масштабно, даже глобально, не без риска. Причем рисковал он не только потому, что взялся финансировать научные работы с гадательным исходом. Риск был еще и в том, что одновременно с ним интерес к этим исследованиям стали проявлять и некоторые другие теневые владыки. Причем существенно превосходящие Дядю Вову и по финансовым ресурсам, и по высоте коррупционных связей, и, так сказать, «по огневым возможностям». В общем и целом, он был обречен уже тогда, когда ввязался в эту игру. Рано или поздно его убрали бы с дороги, хотя погиб он, в сущности, совершенно случайно и нелогично. Но несмотря на то, что его уже больше года нет в живых, как, впрочем, и Жоры Калмыка, Васи Самолета, а еще и нескольких десятков более мелких сошек, разобраться во всех нюансах его деятельности до конца не удалось. Ни правоохранительным органам, ни той системе, к которой мы с вами принадлежим.

– Правоохранители, по-моему, вовсе не собираются ни в чем разбираться, заметила Ирина.

– Нет, кое-что они, конечно, делают, – не согласился Кирилл Петрович, хотя действительно стараются глубоко не копать. Потому что Дядя Вова имел очень теплые и дружеские контакты с очень высокими чинами МВД и прокуратуры. Даже заместитель начальника РУБОПа полковник Мазаев долгое время состоял у Вовы на балансе. Дело о взрыве на даче, в итоге которого погиб полковник, подвели под точку замерзания. Почему? Потому что вместе с ним погиб не только высокопоставленный чиновник обладминистрации господин Геннадий Перфильев, а еще и два весьма авторитетных в известных кругах типа – Вася Самолет и Костя Костыль. Если б там все раскрутили как положено, то, боюсь, областное УВД сильно поредело бы…

– Догадываюсь. Надо думать, что преемники Дяди Вовы тоже не оставляют их без внимания и заботы.

– Конечно. Только теперь все осложнилось. Дядя Вова в свое время держал все под эдаким жестким, централизованным контролем. После его смерти и выхода в тираж его ближайших сподвижников дело взял под контроль некто Трехпалый, за которым стояла солидная московская контора. До этого момента наша система была убеждена, что речь идет только о наркотиках нового поколения.

– Можно маленький и глупый вопрос? Почему вы попросту не уничтожили этот завод? У вас же сил невпроворот, местонахождение завода знаете… Заложили бы его ФСБ или ментам, на худой конец провели бы налет, взорвали бы его к чертям?!

– Вопрос не маленький и далеко не глупый! – покачал головой Кирилл Петрович. – В том-то и дело, что о заводе прекрасно знают и в ФСБ, и в МВД, и в прокуратуре. Более того, есть информация, что они этот завод и курируют.

– Все ведомства совместно? Сильно не верится!

– Речь идет не о ведомствах как таковых, а об отдельных их представителях, которые осуществляют прикрытие. Такие представители, вроде уже упомянутого Мазаева, есть во всех перечисленных конторах и в администрации области. Существует негласная договоренность, что завод не трогают и более того, защищают от всяких нехороших поползновений. То есть если мы подставимся и полезем ликвидировать завод, то системе придет капут. Кроме того, вы представляете себе, что такое взрыв на химическом предприятии? Даже несмотря на то, что территория бывшего 14-го цеха обвалована и до некоторой степени изолирована от остальных производств, нет никакой гарантии, что в итоге не взлетит весь комбинат… Это будет похуже Чернобыля… Можно всю область, знаешь ли, в кладбище превратить… Ну, и последнее. Если даже здесь, в области, удастся все благополучно ликвидировать, то технологии никуда не денутся, финансы тоже, и производство просто-напросто через месяц возродится где-нибудь в Сибири. Или вообще вне пределов Российской Федерации, что еще больше осложнит контроль за его деятельностью.

– Сказать откровенно? По-моему, наша система просто желает прибрать все это к рукам… В целости и сохранности.

– Это ваше личное мнение, Ирина Михайловна. Не буду ни подтверждать, ни опровергать. В качестве лично своего мнения могу заметить, что гадюка, сидящая за стеклом террариума, все-таки менее опасна, чем ползающая по дому и не показывающаяся на глаза.

– Стало быть, вы решили изучить гадючьи повадки? – саркастически прищурилась Колосова.

– Конечно. И уже далеко продвинулись, например, в изучении московской «крыши», которая стояла над Дядей Вовой, Трехпалым, а потом твоим другом Федором. Их связей, источников финансирования, рынков сбыта, а также самой продукции. Например, когда зимой нам удалось независимо от МВД и ФСБ захватить Трехпалого и одного из его бывших подручных – Ваню Седого, решившего взять все под себя, то заодно нам достались образцы одного хитрого препарата, который превращает человека в подобие гаитянского зомби. Одна инъекция – на трое суток, семь – необратимо. После этого стало ясно, что Дядя Вова не потратил деньги даром. .. – То есть эти препараты уже существуют?

– Да, они существуют, но их продолжают совершенствовать, изучать их воздействие, отдаленные последствия и так далее. Ну и кроме того, искать новые. Причем под «новыми» понимаются и хорошо забытые старые. Из всяких старинных лечебников и травников…

– Вроде того, что заполучил Рыжиков от старушки Нефедовой? А я-то думала, будто их интересовали яды.

– Яды тоже интересовали, – кивнул Кирилл Петрович, – хотя это была только побочная цель поисков. Впрочем, тем, кто непосредственно работал с Рыжиковым и Нефедовой, говорили именно о ядах. Искать в старинных лечебниках нужную информацию должны были более квалифицированные люди.

– А почему, позвольте спросить, эти специалисты были уверены в том, что найдут что-либо ценное в этих древних сочинениях?

– Потому что существует мнение, будто русская народная медицина в допетровские времена, то есть до внедрения европейского образования, основывалась на существенно иных принципах. Средневековые европейские лекари имели возможность изучать античные медицинские пособия, Везалия, Авиценну… Там намного раньше появились университеты с медицинскими факультетами и так далее. Именно там возникла теория флогистона, жизненной силы, на которую можно повлиять с помощью медикаментов. Панацею, лекарство от всех болезней искали… Грубо говоря, считали, что с помощью химических веществ, если правильно подобрать пропорции, можно вылечить органы, пораженные болезнью. Причем чаще всего полагали, что ежели нога болит, то лечить надо ногу, а если желудок, то желудок. А на Руси знахари и ведуньи еще в дохристианскую эпоху, хотя, как и Василий Иваныч Чапаев, «академиев не кончали», откуда-то уже знали, что причины большинства болезней находятся в центральной нервной системе. И значительно шире применяли то, что сейчас именуется психотерапией. В Европе это тоже было, но там христианство стало господствующей религией гораздо раньше, знахарей объявили колдунами и ведьмами, начали преследовать и жечь на кострах. Вместе с тем под кураторством католической церкви постепенно стала утверждаться официальная, так сказать, «регулярная медицина». А в России даже после введения христианства знахарство продолжало развиваться. И после Петра I, когда знать стала пользоваться услугами европейских медиков, а потом и русских, подготовленных по европейским стандартам, основная масса населения, вплоть до появления земских врачей в середине XIX века, лечилась у бабок. Одни свое ведовство передавали из уст в уста, другие, кому повезло грамоте обучиться, составляли для потомков письменные пособия… Конечно, без шарлатанства, особенно ближе к нашим временам, не обходилось, но все же немалое число знахарей и знахарок кое-что умели.

– Но ведь не зомбировать же! – заметила Колосова.

– Конечно, нет. Но вот лечить внушением могли. Однако для того, чтоб это делать, знахарю надо было добиваться, чтоб его пациент не сопротивлялся внушению. То есть, выражаясь по-научному, подавить контрсуггестию. Одним это удавалось делать исключительно словесными методами, «заговаривать» пациента. А другим приходилось использовать снадобья, которые подавляли волю и невосприимчивость больного, делали его легкоуправляемым. Вот рецепты этих снадобий и искали в бумагах Сучкова и Нефедовой.

– А потом развернулась эта летняя история с Федором? – Ирина сумела связать воедино имевшуюся у нее в голове ин формацию с рассказанной только что предысторией. – А я-то думала, что речь шла только о наследстве дона Формикеса, которое причиталось Ване Муравьеву…

– О наследстве тоже. Просто во время прошлой командировки вас не стали посвящать во все детали. Вы должны были работать по своему направлению, и лишние знания могли вам помешать. Ну, и могу теперь признаться, что были некоторые сомнения насчет того, что вы случайно сели «не в ту машину»… Не обижаетесь?

– Нет, я понимала, что такие сомнения могут появиться. Для меня то, что произошло летом, – непростительный прокол.

– От случайностей никто не застрахован.

– Я должна была предвидеть, что мой звонок к вам могут прослушать. И должна была уточнить номер и марку машины, которую вы собирались прислать. Тогда бы нам с Ваней не пришлось сутки сидеть в яме на старой лесопилке.

– Ну, что теперь вспоминать! Все кончилось хорошо, и слава богу. Теперь все гораздо сложнее. Особенно после вчерашних событий.

– Что ж там произошло-то «вне поля моего зрения»?

– Вчера в город прибыла одна милая и мало что значащая сама по себе девушка из Москвы. Миссия у нее была очень скромная, а голова практически пустая. Она должна была встретиться с заведующим отделом областного облздрава Борисом Витальевичем Евсеевым и передать ему маленькую визитную карточку, лично в руки. В ответ господин Евсеев должен был передать ей некую вещь. Какую именно, девице не сообщили. Сразу после этого девушка должна была уехать обратно, а в Москве передать вещь своему хозяину.

– И кто же ее послал?

– Пока это не суть важно. Важно другое. Эта самая девица со сказочным именем Василиса решила совместить полезное с приятным. То есть вспомнила о том, что у нее в нашем городе имеется бывший возлюбленный, и решила предупредить его о своем приезде… – На физиономии Максимова появилась малозаметная хитринка, которая, однако, не укрылась от взора Ирины.

– Вы меня собираетесь воспитывать на негативном примере? – почти сердито прищурилась Колосова.

– Я прекрасно знаю, что вы не предупреждали Муравьева о своем приезде, – в голосе Кирилла Петровича появилась металлическая нотка. – И о том, что вы вчера встретились совершенно случайно, тоже осведомлен. Но впредь будьте добры заниматься делом. Ни вы, ни Иван не принадлежите себе. Будете расслабляться попадете в неприятность похуже летней… Ладно, хватит с вас «партполитработы». На чем мы остановились?

– На том, что девушка Василиса решила совместить деловую поездку с романтической встречей…

– Вот именно. Позвонила она своему бывшему бойфренду, некоему Тимуру. Познакомились они года три назад на югах, должно быть, славно погуляли…

На сей раз Максимов никаких усмешек на лице не демонстрировал, но Ирина Михайловна опять усмотрела некий намек в свой адрес, ибо у нее с Ванечкой Муравьевым все тоже начиналось на юге. Усмотреть усмотрела, но язык придержала.