Текст книги "Клад под могильной плитой"

Автор книги: Леонид Влодавец

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 8 страниц)

Тем временем дядя Толя с помощью трафарета нанес нужные названия на носы байдарок и сказал:

При спуске кораблей на воду положено разбивать шампанское о форштевни, но шампанского у нас нету, а форштевни резиной обтянуты – об них ничего не разобьешь как следует.

– Еще из пушки положено стрелять, – напомнил Сережкин папа.

А из двустволки сойдет? – дядя Толя расчехлил ружье.

Если лесник не заругается… – усмехнулся профессор Рябцев.

Не заругается! – уверенно сказал дядя Толя. – К тому же я холостыми стрелять буду.

Бах! Бах! – оба ствола ружья грохнули в небо, возвещая о том, что эскадра отправилась в дальнее плавание…

Глава V НА БУКСИРЕ И НА ВЕСЛАХ

Как и предполагал дядя Толя – его все как-то без специальных выборов признали «адмиралом», – первые три километра вверх по Новице эскадра прошла на буксире. К «Старой черепахе» – мотор, как известно, только у нее имелся – привязали «Викторез», к «Викторезу» – «Джульетту», к «Джульетте» – «Морского орла», а к «Орлу» – «Черного призрака».

Неужели этот моторишка целый флот потянет? – засомневался дядя Витя. – Сколько в нем лошадиных сил?

Две с половиной, кажется… – ответил дядя Толя.

Ну да, две лошадиных и одна ослиная! – захохотал дядя Олег со своей лодки.

Однако, когда моторчик затарахтел, то оказалось, что караван из пяти лодок, хоть и не очень быстро, но движется против течения.

Сережке, конечно, понравилось ехать. Бензиновый выхлоп у мотора был небольшой, и пока его доносило до «Джульетты», он уже почти не чувствовался. Тарахтение моторчика тоже было не сильное, скорее на жужжание похоже, но не такое противное и назойливое, как у мух. Оба берега, поросшие кустами, то сходились поближе друг к другу, но не меньше, чем метров на двадцать, то расходились в стороны, но все-таки не шире, чем на полсотни метров. Резких поворотов река не делала, и Сережка все время видел все лодки, которые шли впереди и позади «Джульетты».

Вот так и проплыли целый час, пока не оказались у речной развилки. «Старая черепаха» свернула вправо и втянула караван в Старицу. Затем дядя Толя выключил «Тюммлер» и отдал якорь, то есть выбросил за борт увесистый камень с привязанной к нему веревкой. После этого он подождал, пока течение подгонит к «Черепахе» остальные байдарки и объявил:

– Сейчас отвяжем буксиры и пойдем на веслах. Грести все умеют по-разному, сила тоже не у всех одинаковая, поэтому одним будет легче, другим труднее. Конечно, мы поплывем по течению, то есть особо надрываться не придется, но и надеяться на то, что течение само куда надо вывезет – не советую. Во-первых, на Старице полно всяких проток, рукавчиков и заводей, заросших камышами – запросто можно заплутать. Во-вторых, если свернете не туда, можете попасть на острые камни, напороться на коряги и продырявить лодку. Так что лучше всего держаться за мной, пока я еще сам дорогу знаю, не обгонять, не отставать и не устраивать гонки.

Ты же говорил, что только на два километра в глубь Старицы совался, – напомнил дядя Витя с борта «Виктореза». – Значит, дальше, после этих двух километров, ты тоже не знаешь дороги?

Вот когда эти два километра проплывем, еще раз соберемся и обсудим, куда и как дальше двигаться.

Веревки, соединявшие байдарки, отвязали, дядя Толя поднял свой каменный «якорь», и они с тетей Катей и Зойкой взяли в руки весла. Р-раз! – все трое сделали гребок с левого борта. Два! – то же самое с правого. Неторопливо, размеренно – и лодка пошла вперед ровно, как по ниточке, хотя после того, как они мотор из воды подняли, никакого руля у байдарки не было.

«Викторез» тоже пошел следом. У него тоже

имелось три весла, которыми орудовали дядя Витя, тетя Клава и Таська, а Татаська важно сидела впереди и рулила баранкой. Конечно, ей все время, то есть когда надо и когда не надо, хотелось покрутить свой штурвал, а потому лодка, как выразился Сережкин папа, «рыскала на курсе», то есть поворачивала нос то вправо, то влево. Впрочем, она и без Татаськиных фокусов все равно бы дергалась из стороны в сторону. Дело в том, что загребать одновременно дядя Витя, тетя Клава и Таська еще не научились. Как объяснял Сережке папа, изучавший все эти премудрости по книжке, тот гребец, который сидит впереди, должен задавать темп работы веслами, а остальные, сидящие позади, – этот темп выдерживать. Но впереди на «Викторезе» сидела Таська, которая махала веслом как бог на душу положит, и приноровиться к ее гребкам ни мама, ни папа не могли. Они даже веслами друг о друга стукались, потому что когда Таська загребала веслом, тетя Клава свое весло уже поднимала из воды, а дядя Витя опускал весло в воду с другого борта.

Сережкин папа на румпель посадил маму, сам сел спереди, а Сережку поместил посередине. Поэтому у них получалось получше, чем у дяди Вити и его семейства. Конечно, работать веслами в воде – это совсем не то, что махать ими по воздуху, как это делали папа с Сережкой, тренируясь в московской квартире. Вода ведь намного плотнее воздуха и сильнее сопротивляется лопасти весла, да и поднять весло из воды потруднее, чем из воздуха. Но все же, поскольку папа старался орудовать веслом помедленнее, Сережка постепенно приноровился к его темпу. Кроме того, сидевшая сзади мама, подавала команды: «Ра-а-з… Два! Ра-а-з… Два!» На счет «раз» папа с Сережкой делали гребок, а на счет «два» поднимали весла из воды. Конечно, байдарка нет-нет да и рыскала, но мама твердо выдерживала курс.

Что творилось с двумя остальными лодками, Сережка не видел, потому что весь сосредоточился на своем весле и назад не оборачивался. Он только слышал, как вода бурлит под веслами и журчит под днищем. На берега он тоже не успевал поглядывать, потому что опасался не уследить за папиными движениями и сбиться с маминого счета. Поэтому осмотреться как следует он сумел только тогда, когда «адмирал» дядя Толя остановился на том самом месте, дальше которого он никогда не уплывал по Старице. «Старая черепаха» дождалась, пока подойдут остальные четыре байдарки, а затем дядя Толя начал проводить «военный совет».

С обоих берегов Старица заросла густыми и высокими камышами, между которыми светлела узкая полоска воды метра три шириной. Дальше, за камышовыми зарослями, довольно далеко от реки просматривались холмы, поросшие лесом, а что находится между камышами и лесом, разглядеть было невозможно.

Там, где остановились лодки, оказалось нечто вроде маленького водного перекрестка, к которому с разных сторон подходили четыре протоки. По одной из этих проток к «перекрестку» подошли байдарки, а вот по какой плыть дальше, надо было выбирать.

Прямо как в сказке про Илью Муромца, – заметил дядя Витя. – «Направо поедешь – богатому быть, налево поедешь – женатому быть…»

Поэтому налево, Витенька, – сделав грозное лицо, произнесла тетя Клава, – нам ехать совершенно не нужно. Вы уже все женаты.

Илья Муромец, между прочим, всегда ездил прямо, – сурово сказал дядя Олег, – туда, где «убитому быть». И всегда побеждал!

– Ты у меня тоже, – грустно вздохнула тетя Нина, – все время ездил туда, «где убитому быть». Побед, правда, особых не было, но хорошо, что хоть живой вернулся.

А давайте направо поедем?! – предложил дядя Коля. – То есть туда, «где богатому быть». Может, найдем разбойничий клад?!

Вообще-то, – усмехнулся дядя Толя, – здесь никакого камня с надписью нет. Так что, где тут «богатому быть», а «где женатому», вовсе неизвестно. Тем более очень возможно, что метрах в двухстах отсюда все эти протоки опять в одну сходятся.

Толя, – подал голос Сережкин папа, – а что, никакой карты ты с собой не взял?

Карта у меня есть, Ваня, но на ней протоки толком не отмечены. Потому что они часто меняются. Одни зарастают, другие возникают. Нанесет в половодье ила, вырастет на нем камыш, вот протока и исчезла. А в другом месте то же половодье смоет и камыши, и ил – вот тебе и новая протока.

Но ведь общее направление течения, наверно, не меняется?

В общем, да. Только вот от тех холмов до этих, – дядя Толя показал пальцем вправо и влево, – почти пять километров, и вся эта долина заболочена. Протоки по ней извиваются, как змеи, все время направление меняют, разделяются и снова сходятся. Допустим, повернешь ты сейчас налево, проплывешь метров пятьсот на запад, а Потом протока свернет на север. Ты еще километр проплывешь, и окажется, что протока на восток тянется. А потом ее на юг завернет, и ты, промаявшись больше часа, выплывешь на вот эту же, среднюю протоку всего в нескольких десятках метров отсюда. То есть там, где при правильном выборе пути оказался бы всего через пару минут.

Интересно, – озабоченно сказала тетя Клава, – а где же мы сегодня ночевать будем, если тут кругом болота? В камышах, как мне кажется, палатки не поставишь и костер не разожжешь.

В принципе, – ответил дядя Толя, – в десяти километрах отсюда, ниже по течению, на Старице есть большой остров, который река обтекает с двух сторон. Этот остров – довольно высокий холм, там лес растет и даже берега не заболочены. Вот туда нам и надо добраться до темноты. Хоть у нас сейчас ночи еще светлые, почти что белые, но все-таки ночевать в байдарках я бы не стал.

– Значит, все-таки главное направление – вниз по течению, то есть на север! – воскликнул Сережкин папа. – Компасы, по-моему, у всех нас есть. Куда бы ни текли протоки, надо поворачивать туда, куда стрелка компаса показывает.

– Вот тут ты не прав, Джон! – вздохнул дядя Толя. – Компас на здешних болотах – помощник плохой. Потому что в болотах этих много железа лежит. Так называемая болотная руда. В древности ее даже добывали из болот и железо из нее ковали. Конечно, это не очень богатая руда, но лежит недалеко от поверхности, а потому вполне может с компасом шутки шутить.

. – Короче, Крокодил, – сказал дядя Олег. – Ты у нас кто, адмирал или нянька? Если ты адмирал, то должен принять решение и отдать боевой приказ: «Эскадре двигаться по центральной протоке…» Или, допустим, по правой. А мы, все твои подчиненные, должны этот приказ выполнять точно и быстро.

Билл, – поморщился дядя Толя, – я человек сугубо штатский. Игра игрой, но если нам придется до утра по этим протокам плутать, получится суровая правда жизни. Поэтому лучше, если мы какое-нибудь согласованное решение примем. Чтоб потом никто не обижался и не ругался: мол, «адмирал»-самодур нас завел в болото, поехали обратно!

Так, хорошо, – невозмутимо произнес дядя Олег. – Давайте тогда по-демократически, как в Госдуме. Сколько нас? Шестнадцать человек. А проток – три. Стало быть, такого расклада, что будет поровну за все три протоки, быть не может.

Если за какую-то одну наберем большинство голосов, то, значит, пойдем именно по этой.

Интересно! – возмутилась Сережкина мама. – Это что же за демократия такая? Запросто может получиться, что за правую и левую протоки по пять человек проголосуют, а за центральную – шесть. Тогда получится, что эти шесть человек навяжут свое решение десяти? Нет, нужно, чтоб за решение абсолютное большинство проголосовало. То есть минимум девять против семи.

А проток-то три, – напомнил дядя Олег. – Если, допустим, восемь проголосуют за центральную, семь за правую и всего один за левую – то абсолютного большинства не получится.

Тогда надо, как на президентских выборах, второй тур голосования провести, – объявила мама, – отбросить ту протоку, которая меньше всего голосов набрала и голосовать только за две.

Но ведь кто-то может воздержаться, – робко произнес Сережкин папа.

– Воздержавшихся быть не должно! – грозно сказала мама.

Да, – вздохнул папа, и фальшиво пропел кусочек из какой-то совершенно не знакомой Сережке песни:

Не расстанусь с комсомолом,

Буду вечно молодым!

Сережка хотел спросить, что такое «комсомол». Что такое «парацетамол», он знал, ему этим лекарством температуру сбивали. Может, это что-то вроде «виагры», про которую в рекламе говорилось, будто она «дает вечную молодость»? Правда, когда Сережка поинтересовался, что это за препарат, папа как-то замялся, а мама заявила: «Вот когда вырастешь и начнешь стариться, тогда и узнаешь. А сейчас ты и так молодой, зачем тебе вечная молодость?» Сережка счел этот довод резонным. Ладно, про «виагру» не рассказали, может, про комсомол расскажут?! Но выяснить он не успел, потому что мама уже громко провозгласила:

– Кто за то, чтоб пойти левой протокой, прошу поднять руки!

Поднял руку один Степа. Сережка про себя подумал, что он это сделал потому, что поверил, будто «налево поедешь – женатому быть».

– Один «за», пятнадцать «против», – быстро сосчитала мама. – Кто за то, чтоб пойти центральной протокой?

Руки подняли дядя Толя, тетя Катя, Зойка, дядя Олег, тетя Нина, Васька и дядя Витя.

Семь «за», девять «против», – хмуро произнесла мама, которая уже догадалась, что «второго тура» не избежать. – Кто за то, чтоб свернуть на правую протоку?

И сама первая подняла руку. Конечно, Сережка с папой тоже проголосовали «за», и дядя Коля с тетей Таней, и тетя Клава с Таськой и Татаськой.

Восемь «за» и восемь «против»… – вздохнула мама. – Значит, левая протока отпадает. Будем выбирать между правой и центральной.

А если опять восемь на восемь получится? – ехидно спросил Степа. – Ща возьму и ради понта проголосую за центральную!

Удивительное легкомыслие! – проворчала Сережкина мама. – Между прочим, мы уже довольно долго здесь стоим, а куда ехать, до сих пор не решили. И ближе к месту ночевки от этого не оказались.

– При чем здесь легкомыслие, тетя Юля? – посерьезнел Степа. – Между прочим, все это ваше голосование – как раз и есть чистой воды легкомыслие. Кто-нибудь из вас привел хоть один стоящий аргумент за свое решение? Нет. А от большинства голосов протока своего направления не поменяет. Если она нас выведет к острову, где дядя Толя намечает на ночевку становиться, то и безо всякого голосования вывела бы. А если она ведет к черту на рога, то мы там тоже без всякой демократии окажемся…

Твое мнение ясно, – сказала Сережкина мама. – А есть у тебя аргумент за левую протоку?

Честно сказать – мне по барабану, куда ехать! – хмыкнул Степа. – Лишь бы ехать, а не стоять.

Ладно, голосуем! Кто за центральную протоку? – спросила мама.

Подняли руки все те же, что и в первый раз.

Семь, – сказала мама. – Напоминаю, воздерживаться нельзя! Значит, девять за правую. Решение принято!

Никто на сей раз спорить не стал. Флагманская «Черепаха» первой свернула в правую протоку, следом за ней направился «Викторез»… Когда туда же направилась и «Джульетта», Сережка вдруг поежился от приступа легкой жути. А вдруг и впрямь эта самая водная дорожка уведет их к черту на рога? Хотя бы в переносном смысле…

Глава VI ОСТРОВ УДАЧИ?

Жуть, конечно, довольно быстро улетучилась, потому что солнце стояло высоко, светило ярко, и даже комары пока еще не лютовали. К тому же Сережка усердно работал веслом, помогая папе не отставать от идущего впереди «Виктореза». По сторонам смотреть было не на что. Камыш с обеих сторон протоки совершенно одинаковый, и его тесные ряды уходили куда-то в бесконечность. Тем более что протока оказалась действительно извилистой. Она сворачивала то туда, то сюда, и ряды камыша там, впереди, будто смыкались. Но потом обнаруживалось, что никакого тупика нет, а есть поворот налево или направо, иногда крутой, иногда не очень. Сережка много раз замечал, что солнце оказывается то позади, то слева, то справа, а то вообще впереди, что означало – байдарки плывут на юг, то есть в обратную сторону. Иногда повороты протоки были такие частые и крутые, что «Старая черепаха» терялась из виду, а один раз пропал из поля зрения даже «Викторез», хотя до него было всего метров пять по прямой.

Не дай бог, – озабоченно произнес папа, – если опять развилка попадется. Можем не заметить, куда «адмирал» свернул…

Типун тебе на язык! – проворчала мама.

Сережка ничего говорить не стал, но он хорошо знал по прежнему опыту, что у папы есть нехорошая привычка предсказывать что-нибудь плохое. Причем если он что-нибудь хорошее предсказывал, то это редко сбывалось, а вот если плохое – обязательно. Например, в позапрошлом году он получил какую-то большую премию и сказал, что надо бы часть денег в доллары перевести, пока рубль не упал, а мама заявила: «Не надо, никуда рубль не упадет, не будем туда-сюда деньги менять, мне нужно кухонный комбайн купить!» Но комбайн она выбирала слишком долго. Во всяком случае, после 17 августа на всю папину рублевую премию купить комбайн стало невозможно. И еще было много всяких случаев, когда папа плохие события угадывал.

Сейчас он тоже угадал. По крайней мере то, что впереди развилка появится. На сей раз, однако, дядя Толя не стал останавливаться и собирать совещание, а решил быть таким «адмиралом», какого хотел видеть военный человек дядя Олег. То есть таким, который сам все решает, ни у кого не спрашивая, а остальные ему только подчиняются.

Развилка эта оказалась в нескольких метрах за очередным поворотом и была совсем не похожа на предыдущую. Во-первых, здесь протока разделялась не на три, а только на два рукава и оба они сворачивали влево, только один чуточку ближе к повороту, а другой – немного подальше. Но это вовсе не означало, что эти протоки и дальше продолжались в одном направлении. Наоборот, потом они резко разбегались в противоположные стороны. Но об этом еще никто не знал.

Когда «Джульетта» прошла тот поворот, за которым обнаружилась развилка, то папа увидел только корму «Виктореза», сворачивавшего в дальний от поворота рукав протоки. И последовал туда же. За ним потянулись и «Морской орел», и «Черный призрак». Проплыли еще метров пятьдесят и очутились на довольно длинном и прямом участке, который метров на сто вперед просматривался. Вот тут-то и обнаружилось, что впереди «Джульетты» идет только «Викторез», а «Старой черепахи» нигде не видно. Ясно, что дядя Витя со своим экипажем не мог отстать от флагмана на целых сто метров.

Стой, Гарри! – заорал ему со своего «Орла» дядя Олег. – Не туда свернули! Адмирал в другой рукав пошел. Надо возвращаться!

А вон там, – пискнула Татаська, сидевшая за баранкой «Виктореза», – еще одна протока есть, влево сворачивает! По ней можно, наверняка, на ту выехать! И возвращаться не надо…

«Возвращаться – плохая примета!» – пропел дядя Витя. – Лево на борт! Эскадре следовать за мной!

Да кто ты такой?! – возмутился дядя Олег. – Сам отстал от адмирала, а теперь решил командовать?!

Но «Викторез» уже повернул налево, в какую-то узкую-преузкую щель между камышами. Папа, который вообще был человеком очень покладистым, тоже потянулся за дядей Витей.

Ваня, – обернувшись назад, заметила мама, – Олег и Коля за нами не пошли. Они разворачиваются.

Какая разница, Юль? – ответил папа беспечным тоном. – Между направлениями той протоки, в которую свернул Толька, и этой – прямой угол. Эти протоки наверняка соединяются, расстояние между ними совсем плевое…

Однако оказалось, что узкая протока только в самом начале идет налево, а потом она довольно круто стала сворачивать вправо. Какое-то время, она, очевидно, шла почти параллельно той длинной и прямой, с которой мы до этого свернули. Потом вроде бы опять пошла влево, и все немного успокоились.

Уже скоро, – сказал папа, но, как уже известно, если он предсказывал что-то хорошее, то это редко сбывалось.

Протока совсем сузилась, и грести стало просто невозможно. Теперь проще было хвататься руками за стебли тростника и просто тащить лодку вперед. Кроме того, в этих камышовых джунглях комаров роилось видимо-невидимо – только успевай прихлопывать. В общем, двигались медленно, и нос «Джульетты» почти упирался в корму «Виктореза». Мама сказала:

– По-моему, еще чуть-чуть, и мы застрянем.

Конечно! – отозвалась со своей байдарки тетя Клава. – Мы уже не по воде едем, а по камышу. Надо назад выбираться!

Ага! – проворчал дядя Витя. – Так ты и выбралась отсюда задом наперед! Нет, будем пробиваться!

«Вперед! – вскричал капитан Гаттерас», – папа процитировал Жюля Верна. Сережка эту книгу тоже прочитал, но понял из нее только одно: этот самый капитан Гаттерас оказался просто-напросто психом, зацикленным на Северном полюсе. И еще Жюль Берн придумал, будто прямо на полюсе стоит остров, а на острове – вулкан. Если б великий фантаст не умер в 1905 году, а прожил всего на четыре года дольше, то узнал бы, что ничего такого на Полюсе нет, потому что в 1909 году туда доехал на собаках американец Роберт Пири и ничего интересного, кроме льда, не нашел.

Ну и придурки же эти мужики! – проворчала Сережкина мама. – Все бы им в игрушки играть!

– Как дети малые! – согласилась тетя Клава. Но тем не менее все стали хвататься за стебли камыша и протаскивать байдарки через заросли. «Джульетте», которая двигалась позади более тяжелого и глубже сидящего «Виктореза», приходилось полегче – она шла уже по проторенному пути, а вот дяде Вите и его экипажу довелось попыхтеть. Двигались обе лодки еле-еле, а конца-краю камышовым зарослям не видать. К тому же от комарья спасу не стало.

Мы отсюда не выберемся! – заныла Тась-ка. – Надо обратно, папа!

Вперед! Только вперед! – прорычал дядя Витя. – Там, дальше, по-моему, открытая вода начинается…

А по-моему, – сказала тетя Клава, – там камыш еще гуще стоит. И уже на сухом месте.

Но не правы оказались оба. Лодки еще целый час тащились через камыши, но ни открытой воды, ни сухой земли так и не появилось.

Может, все-таки повернем обратно? – предложила мама.

Неужели ты думаешь, что после того, как мы уже целый километр преодолели, обратно будет легче возвращаться?! – вспылил папа. – И только для того, чтоб вернуться туда, откуда начинали!

– Но мы по крайней мере знаем, что там сза– ди, – проворчала мама. – А куда вы сейчас ломитесь – неизвестно. Сплошное мужское упрямство и тщеславие! Гаттерасы несчастные!

Женщина на борту приносит несчастье… – припомнил папа старую морскую примету.

А три – тем более! – поддержал его дядя Витя.

Ладно-ладно, – зловредно пообещала тетя Клава, – вот доберемся до земли, посмотрим, как вы кашу сварите…

И мы тебе, папка, помогать не будем! – хором пропищали Таська с Татаськой.

Не ссорьтесь, граждане! – воскликнул Сережкин папа. – Справа по борту – вода!

Все дружно посмотрели направо. Действительно, в той стороне сквозь частокол стеблей просвечивала водная гладь. И довольно близко от байдарок.

Конечно, развернуть лодки в густых камышах тоже оказалось непросто. Пришлось папе и дяде Вите вылезать за борт, хватать лодки за носы и по пояс в воде тащить их вправо, приминая днищами камыши.

– Ур-ра! – вскричали «капитаны», когда им удалось выволочь лодки на нормальную протоку. И даже запели очередную пиратскую песню:

Приятель, смелей разворачивай парус!

Йо-хо-хо! Веселись, как черт!

После того, как им удалось влезть обратно в байдарки и не перевернуть их, мама, скептически хмыкнув, поинтересовалась:

– А куда дальше плыть собираетесь?

– По течению, леди Джульетта! – хихикнул папа.

«Викторез» снова пошел впереди, а «Джульетта» держалась метрах в трех от него. Протока постепенно уходила вправо и понемногу расширялась. Вскоре снова стали хорошо видны лесистые холмы, только гораздо ближе, чем раньше. А еще через четверть часа камышовые стены как бы раздвинулись, и в той стороне, куда плыли байдарки, показался невысокий песчаный обрыв, за которым просматривался склон холма, поросший невысокой травой и мелкими сосенками, а дальше – высокие сосны.

– Земля! – заорал дядя Витя. – Полный вперед!

На обоих байдарках дружнее заработали веслами. Протока опять пошла влево, но та камышовая стена, что была по правому борту, постепенно сошла на нет. Теперь камыши тянулись только слева, а справа оказался тот самый обрыв. Правда, он был слишком крутой, и высаживаться на берег было неудобно. Но ниже по течению обнаружилось, что обрыв становится более пологим, а в одном месте плавно переходит в небольшой песчаный пляжик. Вот тут-то, проплыв еще метров пятьдесят, байдарки и остановились.

По-моему, это тот самый остров, о котором говорил Крокодил! – уверенно заявил дядя Витя. – Холм, лес, берег не заболочен – все сходится. Значит, если ребята найдут нашего «адмирала», то так или иначе прибудут сюда. Представляешь, как мы им нос утрем, а? Придут они измученные, усталые, искусанные комарами – а у нас тут уже обед готов, палатки поставлены и сами мы – загораем на солнышке.

Классно! – завопили Таська с Татаськой.

В это время посреди реки совсем недалеко плеснула хвостом какая-то большая рыба.

Ого! – насторожился дядя Витя. – А я-то думал, что зря спиннинг взял! Если уж она днем тут ходит, что под зорьку будет, когда самый клев?!

Я в этом не очень понимаю, – вздохнул папа, – всегда мечтал научиться рыбачить, сколько раз друзья приглашали, а так и не собрался… Все некогда…

Старик, это ж никогда не поздно начать! – хлопнул его по плечу дядя Витя. – Мы на ужин такую ущицу организуем – во!

Вы бы пока палатки поставили, господа «джентльмены удачи»! – строго напомнила мама, охладив рыбацкий пыл дяди Вити. – И костер разожгли бы. И байдарки надо на берег вынести, а то унесет случайно и останемся мы тут, как робинзоны, куковать.

– Слушай, Витек, – сказал Сережкин папа, – по-моему, нашему острову не хватает названия, верно?! Мы же первооткрыватели, верно?!

– Точно! – поддержал дядя Витя. – Предлагаю назвать его островом Джентльменов удачи!

Лучше назовите просто: остров Удачи! – посоветовала тетя Клава. – Чтобы нам тут всем повезло. А то не успели поход начать, а уж все друг от друга потерялись. Две лодки тут, две в другом месте, а пятая вообще сама по себе.

Мне нравится, – поддержал Сережкин папа. – Остров Удачи – коротко и ясно.

Голосовать не будем? – хихикнул дядя Витя, поглядев на Сережкину маму.

Не будем, – буркнула мама, – уже доголосовались до того, что теперь все порознь разъехались. Называйте этот остров, как хотите, но дети должны быть сыты.

Сначала на берег перенесли рюкзаки, палатки и спальники, лежавшие в байдарках, а потом сами байдарки и весла.

Ну, молодежь, – сказал дядя Витя, обращаясь к Сережке и дочерям, – мы сейчас палатки будем ставить, а вы живей за дровами, только смотрите, не уходите далеко.

Так это ж остров, – хмыкнул Сережка, – тут не заблудишься.

Ну, заблудиться, как известно, можно даже в трех соснах, а их тут намного больше.

Таська с Татаськой, хихикая, убежали вперед, а Сережка пошел сзади, прихватив с собой топорик. Живые деревья он, конечно, рубить не собирался, но предполагал, что может попасться большая сухая лесина, которую целиком не утащишь. Топорик был в чехле, который пристегивался к ремню наподобие пистолетной кобуры, и, пристроив его на ремень шортов, Сережка почувствовал себя вооруженным.

Идти пришлось в горку, между маленьких сосенок. Чем выше поднимались, тем лучше была видна долина Старицы. То есть просторные камышовые заросли, посреди которых змеились многочисленные путаные протоки. Настоящий лабиринт! Кроме камышей и проток, были видны заросшие кустами острова, островочки и островишки, какие-то стоячие заводи, озерца или болотца, затянутые зеленой ряской, а также дальние холмы. Причем понять, где заканчиваются островки и начинается настоящий берег, было трудно. И где тут река, а где болото – тоже.

– Ой! – завопили одновременно Таська с Татаськой, так что Сережка даже испугался малость, – может, змею в траве увидели. Но визжали близняшки не от испуга, а от восторга. Просто на этом пространстве между сосенками, среди невысокой травки, сквозь которую во многих местах песок просвечивал, краснели крупные, сочные и ароматные земляничины. Много-много!

Конечно, Таська с Татаськой начисто забыли про дрова, уселись на корточки и принялись эти ягодки лопать. Сережка тоже не утерпел и сорвал десяток земляничин. Сладкие – обалдеть! И запах намного приятнее, чем у садовой клубники. Впрочем, совесть у Сережки все-таки была, и он строго сказал этим перемазавшимся земляникой хрюшкам-толстушкам:

– Нас, между прочим, за дровами посылали, а не за земляникой. Давайте сперва дрова принесем, ладно?

Как ни странно, но Таська и Татаська его послушались. Пошли дальше Ъверх по склону, и тут уж Сережка остановился в изумлении. Около сосенок и под их нижними ветками в траве маячило много-много маслянистых, желтовато-коричневых грибных шляпок с прилипшими к ним сухими сосновыми иголками. Маслята! Конечно, это не то что белые или там подосиновики. Но сколько их тут! Наверно, если б у Сережки был с собой пластиковый пакет, то он, не сходя с места, доверху заполнил его этими симпатичными грибочками.

Вот это да! – восхитились Таська с Татаськой, которые, как и Сережка, никогда не видели столько грибов сразу. – А они настоящие?

Конечно, не пластмассовые, – солидно сказал Сережка.

Нет, ты не понял, – пояснила Таська, – я хотела спросить: их есть можно? Не ядовитые они?

Конечно, не ядовитые, – усмехнулся Сережка, – это ж маслята! Их жарить можно, и суп из них варить, и мариновать, кажется. У нас мама в этом деле специалист.

Вот здорово! – воскликнула Татаська. – Правильное название мама придумала: остров Удачи! Вот нам и везет.

Сплюнь, – суеверно произнесла Таська, – и постучи три раза по деревяшке, чтобы не сглазить!

– Тьфу! Тьфу! Тьфу! – Татаська трижды сплюнула через левое плечо и три раза постучала по стволу ближайшей сосенки… Сережка только хмыкнул снисходительно: дуры эти девчонки, во всякую ерунду верят.

Глава VII ТАИНСТВЕННЫЕ МОНЕТЫ

Миновав мелкие сосенки, Сережка и его спутницы вошли в лес, где стояли огромные, толстенные сосны. Один ствол даже втроем не обхватишь – во всяком случае у Сережки, Таськи и Татаськи рук на это не хватало, требовалось еще Ваську приглашать, но его тут не было. А верхушки этих деревьев-великанов были так высоко, что, казалось, до самых облаков достают. Конечно, Сережка понимал: до облаков, наверно, несколько километров высоты, а сосны, самое большее, метров на сорок вырастают, но все равно – впечатляло.

Сосны эти росли тут много-много лет, во всяком случае уж больше ста. Потому что вчера, когда дядя Толя водил гостей по своему «терему», он показал бревно намного тоньше этих и сказал, что оно раньше было столетним деревом. И еще тогда же дядя Толя сообщил, что столетнее дерево считается «спелым», то есть его уже можно свалить и распилить на доски. А потом, после ста лет, деревья называются «перестойными», начинают болеть, гнить на корню изнутри и, в конце концов, падают сами по себе или от дуновения легкого ветра.

Сережку страшок пробирал по этому поводу: а вдруг какая-нибудь «перестойная» грохнется им на головы?! Успокаивало только то, что ветра нет вообще, и только птицы, изредка перепархивающие с ветки на ветку, пошевеливали воздух движением крыльев.