Текст книги "Тринадцатый час ночи"

Автор книги: Леонид Влодавец

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 6 страниц)

Леонид Влодавец

Тринадцатый час ночи

Глава I

СЛИШКОМ САМОСТОЯТЕЛЬНЫЕ

Сумерки быстро сгущались. Короткий зимний день подходил к концу, и серое, затянутое сплошными облаками небо темнело если не с каждой секундой, то уж с каждой минутой – это точно.

– Прибавили, прибавили шагу! – поторапливал лыжников Геннадий Петрович. – Не отставать!

Преподаватель стоял в стороне, дожидаясь замыкающих. Он знал, что даже в этом, не очень густом подмосковном лесу, исчерченном многочисленными лыжнями, запросто можно заблудиться, когда станет темно. Тем более если на небе нет луны и снегопад все усиливается. В двух шагах ничего не разглядишь! Конечно, тут не тайга, куда ни пойди – везде поблизости деревни и дачные поселки, шоссейные и железные дороги. Уж куда-нибудь да выйдешь! Но иногда можно не туда свернуть, перепутать одну лыжню с другой и такого кругаля дать, что вместо пяти километров все двадцать пройти придется. Были бы с ним старшеклассники, Геннадий Петрович волновался бы поменьше. Те крепкие, сильные, энергия через край – не устанут. Ну и головы у них уже кое-что соображают, хотя и не всегда так, как нужно. Однако сегодня Геннадий Петрович взял в однодневный поход шестиклассников. У них и силенок поменьше, и детства в голове побольше. Отстанут, выбьются из сил, присядут отдохнуть – беда может случиться! А классный руководитель, между прочим, за них ответственность несет, и если кто-то из них потеряется, обморозится или, не дай бог, совсем замерзнет – дело до суда дойти может! Нет, надо обязательно постараться дойти до электрички побыстрее, пока не стемнело и пока метель не разыгралась. А как на грех, ребята уж очень растянулись по лыжне, слишком медленно идут и болтают между собой.

Именно поэтому Геннадий Петрович, поставив в голову колонны учительницу физкультуры Нину Павловну, решил пропустить всю группу мимо себя и пойти самым последним, точно зная, что сзади никого нет. Заодно он еще и пересчитать всех попробовал. Должно быть двадцать два человека, восемнадцать, не считая Нины Павловны, уже прошли, значит, осталось еще четыре.

– Быстрее! Быстрее! Подтягивайся! – строго сказал учитель очередному, девятнадцатому, лыжнику. – На двадцать метров от предыдущего отстал! Прибавь немного!

Следующей подкатила девочка в красной куртке с желтым рюкзачком за плечами. Хотя она шла медленно, самым что ни на есть прогулочным шагом, за нее Геннадий Петрович не беспокоился: как-никак Таня Пирожкова – одна из лучших лыжниц в школе. А вот следом за ней на просеке никто не просматривался, и тут было отчего заволноваться. Не хватало двух друзей-приятелей: Вити Мышкина и Жоры Тягунова. От этих всегда можно было ждать сюрпризов…

– Таня, – спросил Геннадий Петрович, когда Пирожкова поравнялась с ним, – а где Мышкин и Тягунов?

– Не знаю, – притормозив, лениво ответила спортсменка, – по-моему, они куда-то свернули…

– Как это «свернули»? – воскликнул учитель. – Почему?

– Ну, Тягунов вроде бы сказал, что он здесь летом на даче жил и знает, как быстрее к станции выйти. Я так, краем уха, слышала…

– А где они свернули, ты не помнишь?

– Понятия не имею, я не оглядывалась.

– Так, – взволнованно произнес Геннадий Петрович, – беги догоняй остальных и передай Нине Павловне, чтоб она собрала всех на платформе и дожидалась, пока я не вернусь и не приведу этих оболтусов!

– Как скажете, – кивнула Таня, оттолкнулась палками и помчалась догонять колонну. Что ей стоит в таком темпе несколько километров пробежать? Да она бы уж давно на станцию пришла, если б бежала так, как на соревнованиях!

А Геннадий Петрович заспешил в противоположном направлении, надеясь, что Мышкин и Тягунов еще не успели уйти далеко в сторону.

Между тем стало еще темнее, и снегопад усилился. Геннадий Петрович, пробежав всего метров пятьдесят, разглядел лыжню, уходящую влево, а чуть дальше – другую, ведущую вправо. Наверно, если б светило солнце или было хотя бы так же светло, как полтора часа назад, учитель легко определил бы, куда повернули слишком самостоятельные пареньки. Потому что снег на этом месте оказался бы более прикатанным. Однако разглядеть в сумерках, насколько одна лыжня прикатанней другой, да еще при том, что снег валит хлопьями, – трудновато. Но все же Геннадий Петрович отчего-то решил, будто ребята убежали по той, что сворачивала вправо от главной. По ней-то он и пустился в погоню.

Действительно, эта самая правая лыжня вела к станции более коротким путем. Правда, для этого потребовалось пересечь довольно глубокий овраг, но все равно, когда учитель выбрался на платформу, основная группа лыжников, возглавляемая Ниной Павловной, еще двигалась вдоль железнодорожного полотна, и до платформы им еще метров двести оставалось. Однако ни Тягунова, ни Мышкина на почти пустой платформе не обнаружилось.

– Вы тут двух мальчиков с лыжами и рюкзачками не видели? – спросил Геннадий Петрович у какой-то бабульки, притулившейся к ограде перрона. – Один в зеленой куртке, другой в желтой…

– Видела, сынок! – кивнула бабка. – За пять минут до тебя на поезде в Москву укатили!

– Ну, я им устрою! – в сердцах проворчал учитель. – Без родителей на урок не пущу!

Наверно, ему надо было для полного спокойствия расспросить старуху поподробнее, но Геннадий Петрович поспешил навстречу основной группе своих питомцев.

– Безобразие! – сказал он Нине Павловне. – Оказывается, Тягунов с Мышкиным самостоятельно в Москву уехали!

– Что ж вы их не остановили?! – удивилась та.

– Да я пришел, когда их уже не было…

– Так откуда же вы знаете, что они уехали? – пожала плечами Нина Павловна.

– Да мне вон та бабушка сказала, что видела похожих пареньков… – Геннадий Петрович повернул голову в ту сторону, где стояла старуха, но ее на том месте уже не было. Только какая-то большая черная птица вспорхнула с перрона и унеслась куда-то в сторону ближнего леса.

Когда на платформу поднялись все, кто приехал с Ниной Павловной, Геннадий Петрович решил, что ждать больше некого и можно спокойно ехать в Москву.

До столицы доехали благополучно, добрались до школы. Здесь учителя отпустили ребят и сами пошли по домам.

Все это время Геннадий Петрович ощущал сперва не очень сильную, но все более нарастающую тревогу. Кто его знает, тех ли ребят видела бабушка с платформы? Мало ли их таких, в желтых и зеленых куртках, с лыжами?!

Поэтому, едва придя домой, учитель достал записную книжку с телефонами и набрал номер квартиры Тягуновых. К телефону никто не подошел, и тревога еще больше усилилась. Ведь если Жора уехал раньше, чем все остальные, то уже давно должен быть дома…

Чуть-чуть утешив себя тем, что время еще не очень позднее и, возможно, Тягунов с родителями в кино отправился или еще куда-нибудь, Геннадий Петрович набрал номер Мышкиных.

– Алло! – ответил из трубки голос Витиной мамы.

– Анна Сергеевна, Витя дома?

– Нет, – удивленно ответила мама. – А вы давно их привезли?

Геннадий Петрович замялся на несколько секунд, уже понимая, что все его дурные предчувствия сбываются, но потом виновато пробормотал:

– Вы знаете, мы примерно час назад приехали, но Витя с Жорой Тягуновым, кажется, уехали раньше нас…

Как ни удивительно, но Анна Сергеевна особо не насторожилась, услышав слово «кажется», и не стала резко переспрашивать: «Вам кажется или они действительно уехали раньше?»

– Вот негодяй, а?! – возмутилась она поведением сына. – Так выпрашивал, чтоб его отпустили в поход, столько обещал, что будет себя вести нормально, – и вот, пожалуйста! Это, конечно, Жорка его подбил! Мой-то просто мямля, а Тягунов этот им вертит как хочет, бандит начинающий! Спасибо, что позвонили! Как только наш деятель явится – мы с отцом ему всыплем по первое число!

– Ну, вы его особо не ругайте, – заступился за Мышкина Геннадий Петрович, – а главное – попросите его сразу же, как придет, позвонить мне. Мой телефон у вас есть, по-моему…

Звонок раздался гораздо раньше, чем предполагал Геннадий Петрович. В трубке послышался мужской голос. Звонил папа Жоры Тягунова, Алексей Дмитриевич. Он был явно взволнован:

– Здравствуйте, я от Мышкиных вам звоню. Говорят, мой парень вместе с ихним раньше вас в Москву поехали? Это точно?

Геннадий Петрович замялся. Теперь он уже сильно сомневался в этом.

– Вы знаете, – пробормотал учитель, – я сам этого не видел. Они отстали от группы и, по словам девочки, которая шла впереди них, поехали какой-то более короткой дорогой. Ваш Жора сказал, что он в этих местах жил на даче, и знает, как быстрее доехать на станцию…

– Так, – сурово пробасил Тягунов-старший, – короче, прозевали вы их, Геннадий Петрович! Как таким детей доверяют – не понимаю! Где их теперь искать прикажете?!

– Вы не волнуйтесь, может, они все-таки уехали…

– А если нет? Сейчас мороз пятнадцать градусов, а к полуночи до двадцати упадет. Вполне хватит, чтоб замерзнуть! В общем так, Геннадий, если вы не хотите под суд пойти, берите лыжи и идите к школе. Я туда на машине подъеду. Папа Мышкина, Валентин Михалыч, тоже с нами собирается. До встречи!

Геннадий Петрович вздохнул и стал собираться. Что поделаешь, если дети потерялись?

Через полчаса он уже был на школьном дворе, где стояла красная «Тайга» с работающим мотором. На верхнем решетчатом багажнике лежали две пары лыж. Из машины вышли оба папы: высокий, массивный Тягунов и низенький, но коренастый Мышкин.

– Сначала на дачу поедем, – объявил Тягунов, забирая у Геннадия Петровича лыжи и пристегивая их на верхний багажник, – там хозяева зимой живут. Жорка, неслух, мог туда направиться. Ну а если его там не окажется – придется в лес идти.

– Ну а если они все-таки в Москву уехали? – спросил учитель. – И придут домой где-нибудь через полчаса…

– Тогда мне жена по сотовому позвонит, – сказал Мышкин-старший.

– Ваше счастье, если так случится, – добавил Тягунов голосом, который ничего хорошего не предвещал.

Красная «Тайга» покатила сквозь метель по заснеженным улицам, торопясь выбраться за Кольцевую дорогу.

– Вы хоть место помните, где они отстали? – спросил Мышкин-старший.

– Более-менее, – осторожно отозвался учитель. – Но на машине там никак не проехать…

– Посмотрим, – мрачно произнес Тягунов, сидевший за баранкой. – Я те места хорошо знаю!

Глава II

ЗАПЛУТАЛИ

Когда Витька и Жорка решили отстать от остальных, у них в головах не было никаких особо вредных мыслей – просто приколоться хотели. Идея эта действительно пришла в голову Жоре, который не одно лето прожил в одной из здешних деревень, где папа задешево снимал полдома у старичков Федотовых – Николая Андреевича и Анны Михайловны.

– Зачем они нас вокруг оврага потащили? – ворчал Жорка, имея в виду Геннадия Петровича и Нину Павловну. – Лишних четыре километра! Надо через овраг, напрямую! Вдвое короче получится!

– У тебя не спросили! – сказала Пирожкова, которая к этому моменту еще находилась совсем недалеко от него. – В овраге склоны высокие и крутые. Там некоторые, – она обернулась и презрительно поглядела на толстенького Витю Мышкина, – вообще съехать не смогут…

– Ты, что ли? – сердито проворчал Жорка.

– Да я-то запросто! – Танька еще раз рожу состроила. – А некоторые Колобки только кубарем кататься умеют!

Колобком, конечно, называли Мышкина. Он на лыжах и по ровному месту ходил неуверенно, а на горках всегда терял равновесие и падал. А вот Таньку Пирожком никто не называл. У нее имелась иная кличка – Патрикеевна. Во-первых, потому, что Танька любила Патрицию Каас слушать – древность жуткую! – а во-вторых, потому, что худющая, длинноносая, рыжая и хитрая. Да еще и наряжаться любила в красно-белое – настоящая лиса. А именно сказочная Лиса, как известно, съела беднягу Колобка, благополучно миновавшего Зайца, Волка и даже Медведя.

Витьку Колобка, Патрикеевна, конечно, не съела, но достала сильно. Тем более что ему нынешняя лыжная прогулка немало сил стоила. Как ни пыхтел, но идти вровень с остальными у него не получалось. А это очень обидно – когда ты хуже всех. Тем более что Нина Павловна еще и специально велела Таньке присматривать за «слабосильной командой» – дескать, если Тягунов и Мышкин начнут отставать, то догони меня, скажи, и мы подождем их.

Жорка тоже ходил на лыжах не очень хорошо. Не потому, что сил не хватало, а потому, что ленился. Не мог он нужный темп выдерживать, воли не хватало. Ну и от Витька отрываться не хотелось – друг все-таки. А за друга надо заступаться, даже если его девчонка обижает.

Именно поэтому, после того как Танька заявила, что Колобок только кубарем сможет в овраг спуститься, Жорка тоже рассердился. И даже рванул вперед, чтоб догнать Патрикеевну.

Но разве достанешь эту длинноногую?! Та как припустила от них – только ветер засвистел! Мигом за деревьями скрылась… Жорка пробежал метров десять и отстал – куда ему с чемпионкой состязаться! Вот тут-то и возникла у него идея – свернуть и короткой дорогой прийти на станцию раньше всех.

– Представляешь? – объяснял Жорка отдувавшемуся приятелю. – Они еще целый час вокруг оврага ползти будут, а мы напрямик, понял? Придем на станцию раньше их, все такие фары выкатят, да?! И эта, рыжая, умоется!

– А там, в овраге, действительно круто? – опасливо спросил Витек.

– Не волнуйся, я знаю одно место, там хороший спуск есть, пологий. Короче, сворачиваем вот сюда, налево! У меня примета есть: раздвоенная береза. На рогатку похожа, видишь?

И они свернули налево. То есть пошли не к оврагу, а совсем в другую сторону. Почему так получилось? А потому что лыжни проходили не совсем там, где летняя тропа. И если летом тропа действительно огибала березу слева, но затем помаленьку сворачивала вправо и шла к оврагу, то зимой лыжня, ведущая на станцию, проходила правее березы, а та, что огибала ее слева, вела вовсе не к оврагу и не к станции.

Впрочем, и та, и другая лыжня через некоторое время начинали идти под уклон. Именно поэтому Жорка далеко не сразу понял, что ошибся.

– Видишь, – сказал он Витьке, – и не круто вовсе, верно? И под горку катиться легче…

– Ага, – пропыхтел Мышкин, – нормально…

Действительно, когда лыжня пошла под уклон, ехать стало приятнее: толкнулся палками – и скользи себе!

Наверно, если б эта лыжня не оказалась такой удобной и повела бы вверх по уклону, то Жорка гораздо быстрее смог догадаться, что они не туда идут. Но он даже не заметил, что лыжня все больше и больше загибает влево. Забеспокоился Тягунов только тогда, когда лыжня вместо того, чтобы пересечь овраг, вышла на какое-то довольно ровное место. Но признаваться приятелю в том, что они не туда свернули, Жора не хотел – гордость не позволяла. Тем более что время от времени откуда-то спереди – и казалось, будто не из дальнего далека! – долетал шум электричек. Так что Тягунов считал – к станции они уж точно выйдут. На самом деле злую шутку с ними играл ветер – он доносил до их ушей звуки поездов не от той платформы, к которой стремились друзья-приятели, а совсем от другой, находившейся километрах в двадцати отсюда. А что железная дорога все никак не появлялась, Жорка относил насчет того, что они – в первую очередь, конечно, Витька! – слишком медленно двигаются.

– Ты можешь быстрей ползти, а? – проворчал Тягунов. – Еле-еле душа в теле! Представляешь, как тебя эта рыжая обсмеет, если мы по короткой дороге позже их придем? И Петрович обругает, что отстали, и все остальные за то, что на платформе ждать пришлось. Нажми!

– Я нажимаю… – виновато пробормотал Колобок. – Только у меня ноги короткие. Тебе один шаг можно сделать, а мне два приходится…

В общем и целом они действительно немного прибавили. Даже когда лыжня пошла на подъем, старались идти побыстрее.

– Сейчас наверх поднимемся, – подбадривал себя и друга Тягунов, – а там уже и станция. Только еще немного вниз и через елки – а там уже просека будет!

Колобок, от которого пар шел, только вздохнул. Но постарался преодолеть подъем побыстрее.

Лыжня выровнялась и еще метров сто шла совсем горизонтально, хотя и извивалась, как пиявка. А потом взяла да и раздвоилась.

– И куда теперь? – робко спросил Витька.

Тягунов уже догадался, что там, у березы, похожей на рогатку, они повернули не туда, и решительно свернул на правую лыжню. Хотя к этому моменту они уже километра три проехали от настоящей лыжни, ведущей к станции.

Правда, уже метров через пятьдесят лыжня пошла вниз, и Жорка опять воспрянул духом.

– Я ж говорил! – с торжеством сказал он, обернувшись к Мышкину. – Сейчас вниз, потом через елки – и на просеку. А там всего ничего – метров триста пройти!

Между тем вокруг стало совсем темно, а снег валил все гуще. Лыжню впереди стало почти невозможно различить. Но все-таки ехать под уклон было удобнее, тем более что он становился все круче и круче.

В какой-то момент Жора понял, что он уже катит вниз с самой настоящей горы, и теперь ему надо не отталкиваться палками, а, наоборот, притормаживать, тем более, куда ведет этот спуск, он толком не видел.

– А-а-а! – испуганно завизжал позади него Витька, который не удержал равновесия и просто покатился вниз вместе с лыжами. Жорка инстинктивно обернулся на этот крик, и в этот момент носок правой лыжи ударился о какой-то пенек, почти полностью присыпанный свежим снегом. Крак! – клееная фанера сломалась, крепление слетело с ноги, Тягунова развернуло боком и бросило на снег, а затем по инерции потащило дальше. В общем, зловредная Патрикеевна оказалась права на все сто: и Витька, и Жорка слетели кубарем с крутого склона и очутились на дне оврага. Но это был вовсе не тот овраг, за которым находилась станция…

– И что теперь делать? – спросил Витька. – У меня крепление отломилось…

– А я лыжу сломал! – буркнул Жорка. – Все из-за тебя! Если б ты не заорал, я б на пень не наткнулся! Могли б вообще расшибиться или ноги поломать!

– Так как дальше идти? – проныл Мышкин. – Снегу по колено… Где твоя просека-то?!

– Где-то там, – проворчал Тягунов, махнув рукой куда-то направо, хотя сильно сомневался в собственном утверждении. – Ладно! Короче, бросай лыжи, пойдем так. Тут недалеко, дойдем как-нибудь…

Глава III

КУДА ВЫВЕЛА ПРОСЕКА

Сделав всего несколько шагов, приятели сразу почуяли, почем фунт лиха. Без лыж они утопали в снегу не только по колено, но местами и по пояс. Хорошо еще, что догадались лыжные палки при себе оставить – опираясь на них, было легче выдергивать себя из снега. Но все равно идти, увязая в снегу, – удовольствие еще то. Витьке еще полегче приходилось, потому что он шел по следу – скорее по канаве какой-то, протоптанной Жорой, – а уж тому, головному, все прелести глубокого снега по полной программе доставались. К тому же темень совсем сгустилась – на вытянутую руку ничего не видать!

– Да уж, – простонал Мышкин, – пришли раньше всех, называется! И поездов-то вообще не слышно!

– Не ной, ладно? – свирепо огрызнулся Жора. – Теперь нам главное – дойти хоть куда-нибудь, понял?! Иначе мы тут вообще замерзнем и умрем! Усек?!

– Ага… – вяло отозвался Витек и всхлипнул.

Насчет замерзнуть – тут у него сомнений не было.

В первые минуты после падения в овраг, после двух часов быстрой ходьбы на лыжах холод особо не ощущался. Но когда пошли пешком, сразу почуялся. И хотя под лыжными ботинками у обоих были толстые шерстяные носки, а под лыжными брюками – теплые треники, мороз стал быстро добираться до ног, особенно до пальцев. А вот наверху, там, где под куртками еще и шерстяные свитера были, они аж вспотели. И усталость все больше чувствовалась. Наверно, если б Жора не понимал, что может замерзнуть насмерть, как тот бомж, которого в прошлом году нашли у них во дворе, – он давно бы лег на снег, чтоб передохнуть. Может быть, если б сейчас с ним вместе был кто-то более сильный, смелый и выносливый – например, папа! – Жорка и позволил бы себе немного поныть и полениться. Но папы тут не было, был только неуклюжий и неловкий Колобок. А на него какая надежда? Вот Витька, тот небось только на приятеля сейчас и надеется…

И все-таки усталость свое брала. Жорка чуял, что ноги начинают неметь, а пальцев он почти не чувствует. Тут ему вдруг вспомнилась одна фотография из семейного архива, сделанная много лет назад на пляже где-то в Крыму. Там был изображен Жоркин прадедушка, загоравший в шезлонге. И Жорка, разглядывая фотографию, очень удивился, что у прадедушки нет ни одного пальца на ногах. Когда он спросил маму, почему у ее дедушки такие ноги, мама ответила: «На фронте отморозил, в финскую войну. Валенок им не выдали, и они в сорокаградусный мороз воевали в ботинках с обмотками…»

Конечно, сейчас мороз, наверно, еще и до двадцати не доходит, но Жоре все равно стало страшно. Вдруг и у него все пальцы отмерзнут?!

– Жор, – взмолился Витька, – я не могу больше! Передохнем, а?

– Нельзя! – прорычал Тягунов. – Замерзнем, понял?!

– Ну совсем чуточку! Ноги не идут!

– Нельзя, я сказал! Помереть хочешь?

Тогда Витька заплакал и сел на дно снежной канавы, которую они протоптали.

– Ты что, девчонка, да? – свирепо сказал Жора. – Да и то небось Пирожкова бы на твоем месте выть не стала. А узнала бы, что ты тут нюни распустил, – оборжала бы от и до! Вставай, говорю! А то как тресну палкой! Вставай, слабак!

Но Витька, похоже, вставать не собирался. Наверно, даже если б Тягунов и впрямь его треснул лыжной палкой, толку было бы чуть.

– Ну и оставайся тут! – в сердцах выкрикнул Жора. – Оставайся и замерзай, мне по фигу!

И, отвернувшись от товарища, сделал несколько шагов вперед. Вообще-то сначала он рассчитывал просто припугнуть Колобка. Дескать, не захочет оставаться один – встанет и пойдет. Но поскольку Витька никак не отреагировал и с места не сдвинулся, Тягунов еще больше рассвирепел и решил, что на самом деле уйдет один. Пусть эта размазня замерзает, если есть желание!

Неизвестно, чем бы все это кончилось, если бы, сделав еще несколько шагов и удалившись от товарища метра на четыре, Жора вдруг не увидел впереди огонек. Маленький такой, красновато-желтый, но четко заметный даже через снегопад.

– Свет! Там свет! – закричал Тягунов, и вот тут-то совсем упавший духом Витек встрепенулся.

– Где? Далеко? – спросил он.

– Нет, совсем близко! – чуть-чуть соврал Жора. – Давай сюда, быстрее!

Мышкин, как мог, заторопился к товарищу. Куда и усталость делась!

– Вижу! – обрадованно завопил он. – Я тоже вижу!

Хотя снег мельче не стал, и идти по нему не стало легче, да и ноги продолжали мерзнуть, они все-таки двинулись вперед побыстрее. Потому что это большая разница: идти в темноте неизвестно куда или стремиться к какой-то цели. Пусть даже толком не ясно, что там, впереди, где горит этот неяркий огонек.

Минут через пятнадцать ребята взобрались на невысокую заснеженную насыпь, пересекавшую овраг. Похоже, что по дну этого оврага летом тек ручей, который сейчас замерз и был полностью заметен снегом. Когда-то через овраг понадобилось провести проселочную дорогу, вот и устроили насыпь, а чтоб пропустить ручей через насыпь, заложили в нее бетонную трубу.

– Дорога! – возликовал Тягунов, когда они вылезли на насыпь и ощутили, что снегу на ней всего по щиколотку. – Красота!

– Ага, клево! – шмыгнул носом Витька. – Может, машина какая поедет, попросим, чтоб подвезли…

Конечно, они пошли по дороге в ту сторону, где светился огонек. Быстро пошли, и даже Витька не стонал и не говорил, что ноги устали. Хотя идти пришлось большей частью в горку.

– Ничего, – уверенно сказал Жора, – минут через пятнадцать мы к этому огоньку точно подойдем… Отогреемся малость и спросим, в какую сторону к станции идти.

– А нас пустят? – неожиданно спросил Витька.

– Куда? – удивился Тягунов.

– Ну, в этот дом или что там светится…

– Как это могут не пустить? – возмутился Жорка. – Мы же замерзнуть можем!

– Да очень просто, – вздохнул Мышкин, – подумают, будто мы воры или бомжи. Вот ты бы пустил к себе в квартиру бомжа? Ну, если б он, допустим, в ваш подъезд зашел и стал в двери стучаться?!

– К нам в подъезд он бы не зашел, – мрачно отозвался Жора, – у нас кодовые замки стоят…

Однако при этом он вспомнил бомжа, который замерз у них во дворе. Небось толкался-толкался в двери, пытаясь добраться до теплых батарей в подъездах, а никто ему не открыл. И подвалы все заперты – чтоб террористы бомбу не подложили. Так и замерз бомж посреди людной, многомиллионной Москвы. Папа, правда, сказал, что если б он этого бомжа заметил, то позвонил бы в милицию. У милиционеров для бомжей и прочих подозрительных лиц есть специальные приемники-распределители. Там бомжей стригут, моют и дезинфицируют, а потом держат целый месяц до выяснения личности. Так что умные бомжи во время морозов сами идут в милицию сдаваться, чтоб их в приемник поместили – там уж не замерзнешь!

Но то Москва, а тут лес. Судя по тому, что светится только один огонек, это не село или деревня, а какой-то одинокий домишко. Конечно, на бомжей Жорка с Витькой не похожи, но кто знает, что хозяева вообразят, если их в окошко увидят. Запросто могут подумать, будто это малолетние воришки. Откроешь таким, а следом за ними здоровенные бандиты в дом ворвутся… А тут, возможно, даже телефона нет, в милицию не позвонишь. Вполне могут не пустить, нынче все осторожные!

Тем не менее Жорка решил, что надо идти дальше, в сторону огонька, – все-таки какая-то надежда!

Когда они прошли еще сто метров по дороге, стало ясно, что огонек светится где-то в стороне от нее, а дорога идет мимо. А еще через некоторое время ребята вышли к нерасчищенной просеке, ответвлявшейся от лесной дороги. Вот там-то, в конце этой просеки, и маячили неясные контуры небольшого дома, в окне которого светился огонек.

– Давай не пойдем туда, а? – неожиданно произнес Витька. – Пойдем лучше прямо по дороге…

– Это почему? – удивился Жора.

– Да я тут подумал… – пролепетал Мышкин боязливо. – А вдруг там бомжи живут или вообще бандиты? Говорят, что бомжи даже человека съесть могут…

– Ты еще про Бабу Ягу припомнил бы! – проворчал Жора, хотя и у него холодок пробежал по спине при этих словах. Насчет того, что бомжи их съесть могут, – в это не очень верилось. Но если невзначай попадешь к каким-нибудь бандитам или маньякам… Бр-р!

И все-таки Жорка стряхнул с себя эту нахлынувшую жуть и постарался как можно увереннее произнести:

– Мы сперва тихо подойдем и осторожно заглянем в окошко. Если там кто-то опасный – заходить не будем. А если какие-нибудь мирные бабушки или дедушки – тогда постучимся.

– А если не откроют?

– Тогда спросим, в какую сторону к станции идти. Вдруг мы сейчас идем в ту сторону, где никакого жилья нет? Мы вот с отцом летом однажды вышли на такую же дорогу и пришли на старый песчаный карьер. Пошли в обратную сторону – и целых десять километров топали, пока на нормальную дорогу вышли. Ты пройдешь еще десять километров?

– Н-не-а, – испуганно помотал головой Витька.

– Ну вот, так что зайти сюда придется.

И они свернули на просеку. На ней снегу лежало не меньше, чем в овраге, только узенькая, припорошенная нынешней метелью тропа извивалась между сугробами.

– Нет, – бодрясь, произнес Жора, – бандиты тут навряд ли устроиться могли. Они бы тогда все расчистили, чтоб можно было прямо на машине к дому подъезжать и привозить туда награбленное. И потом, не станут же они машину в ста метрах от дома оставлять? Так у них ее и угнать могут…

Витька нервно хихикнул: ему показалось смешным, что у бандитов тоже машину угнать могут.

Когда тропинка подвела их ближе к дому, Жорина идея сперва заглянуть в окно, а потом стучаться оказалась неосуществимой. Огонек, как выяснилось, светился в окне мансарды, а вокруг дома возвышался деревянный забор из плотно пригнанных друг к другу досок. Правда, в заборе этом имелись ворота и калитка, но ворота были завалены здоровенными сугробами, которые к тому же смерзлись и слежались до каменной твердости, а калитка оказалась запертой на засов. Но самое странное – ни со двора, ни из дома не долетало никаких звуков. Вокруг такая тишина стояла, что даже жужжание мухи, наверно, можно было услышать – если б, конечно, зимой мухи летали! Во всяком случае, если бы в доме кто-то ходил, разговаривал или хотя бы храпел, то ребята наверняка это услыхали.

– Странный какой-то дом, – пробормотал Витька. – По-моему, тут и нет никого вовсе…

– Но свет-то горит, – возразил Жорка.

– Может, все уехали, а свет выключить забыли, – предположил Мышкин. – Запросто! Мы однажды тоже собрались уезжать летом и уже на улицу вышли, когда мама вспомнила, что свет в ванной не погасила. Представляешь, насколько б мы влетели, если б лампочка целый месяц подряд горела!

– Навряд ли больше, чем вы каждый месяц платите, – ответил Жорка. – У вас ведь вечерами не одна лампочка горит, и несколько часов, опять же телик, холодильник, еще что-нибудь… Но не в этом дело. К этому дому никаких проводов не подведено, или ты не заметил?

– А что же тогда светится? – понизив голос, спросил Витька.

– Не знаю, – пожал плечами Жорка. – Может, свечка, а может, керосиновый фонарь или аккумуляторный… Короче, что-то такое, что очень долго гореть не может.

– Пока мы сюда шли, оно целый час горело, – не согласился Мышкин.

– Ну, час – это не сутки. Час даже простая свеча гореть может.

– А почему свет наверху горит? Ты когда-нибудь видел, чтоб в мансарде зимой жили?! Там же холодно!

– Ну и что? Может, здешнему хозяину понадобилось чего-нибудь достать оттуда, вроде как из холодильника…

Набравшись духу, Жорка постучал в калитку и громко позвал:

– Здравствуйте! Есть кто-нибудь? Хозяева!

Ответом была все та же тишина.

– Я же говорил! – торопливо забормотал Витек. – Нет там никого!

– Но свет-то горит… А вдруг там кому-нибудь плохо стало? К примеру, если старичок какой-нибудь живет? Пошел в мансарду за чем-то, а у него сердце схватило… Фонарь горит, а сам он там лежит. Может, залезем, посмотрим? Может, ему чем-то помочь можно?

– Ну и чем ты ему поможешь? Ты что, врач «Скорой помощи»?!

– Я слышал, что иногда старики умирали от того, что не могли вовремя какую-нибудь таблетку принять. Может, он сейчас лежит без сознания в мансарде, а таблетки у него внизу, в комнате.

– Ну а как мы в дом попадем? Калитка-то закрыта.

– Через забор перелезем. Если я тебе на спину встану, то смогу за верх ухватиться и подтянуться…

– А я как же? – захлопал глазами толстячок.

– Чудак, если я перелезу, то смогу засов отодвинуть, и ты нормально через калитку пройдешь.

Так и сделали. Все как нельзя лучше получилось: Витек встал на четвереньки, Жорка, стоя на его спине, ухватился за верх забора, подтянулся, перебросил через забор одну ногу, а затем вторую и спрыгнул во двор. Потом повозился с засовом, который малость заледенел, но все же сумел открыть калитку и впустить Мышкина.