412 000 произведений, 108 200 авторов.

Электронная библиотека книг » Леонид Филиппов » Что-то вроде любви » Текст книги (страница 4)
Что-то вроде любви
  • Текст добавлен: 13 сентября 2016, 19:33

Текст книги "Что-то вроде любви"


Автор книги: Леонид Филиппов


Жанр:

   

Разное


сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 7 страниц)

А уж слово "унылый" рядом с именем Пелевина мог написать либо человек сам настолько подверженный унынию, что любое проявление веселой иронии (и самоиронии!) вызывает у него разлитие желчи, либо – просто "профессионал", вставивший первое пришедшее на ум оскорбление. "Унылый эгоцентрик Пелевин!" евольно возникает мысль о классическом для психоанализа перенесении. Или – проще – как в анекдоте о тестах Роршаха: "Послушайте доктор, а вы маньяк!"

Нет, трудно все-таки избавиться от мысли, что все это – специально написанная провокация. еужели столь эрудированный и плодотворный критик, как емзер, не заметил в Пелевине ни стиля, ни любви к своей работежизни, ни удивительного – иногда (когда он считает нужным не лениться и не халтурить) чувства языка: Вот если бы он обвинил Пелевина в нежелании работать всегда на одном высоком уровне, в лени, в легкомысленном отношении к своим детищам – было бы о чем поговорить, потому что такие обвинения были бы на многом основаны:

Немзер Все это делает Пелевина идеальным писателем для людей, отягощенных "комплексом оригинальности", то есть твердо убежденных , что их ограниченность:означает синдром конца литературы, истории, человечества. Таких людей много.

Марин Ичас ("О природе живого" ) Для идеолога любой окраски действительность – это то, в реальности чего вы убеждаете других.

Ведущий Да, похоже, что уважаемый критик все же не притворяется И – если отбросить псевдоинтеллигентский антураж – коротко сказано следующее: автор бездарь и графоман, а читатели его – просто дураки. А аргументов – не будет. Какие аргументы , если они дураки. Верно Жванецкий описал нашу ситуацию с полемикой: "Что может рыжий сказать о Шекспире, если ему в начале дискуссии заявить, что он – рыжий?!" В самом деле, попробуйте-ка опровергнуть обвинение в "унылом эгоцентризме" – обвинение, брошенное писателю (да еще – по общепринятым меркам – почти юмористу) ! Что, выйти и кричать – нет, я не эгоцентрик, меня общечеловеческие проблемы волнуют, а то б я и не писал вовсе. И не унылый я – смотрите, все время шучу. Ага, станут слушать! Ведь уже прокукарекано:

Станислав Рассадин Высказывать о Пелевине какие бы то ни было веские суждения с моей стороны было бы непрофессионально. Я в этом случае всего лишь читатель, использующий свое святое читательское право: не дочитывать до конца то, что мне скучно. Я слишком хорошо вижу, как это сделано, а подчас и откуда это взято.

Ведущий Право не дочитывать то, что скучно есть у всех. о тогда уж – и право не высказываться как критик! А то получается так: я книг Пелевина не читал, да и вообще это не по моей части, но знаю, что они плохие (чуть не сказал "антисоветские":) – мне-то не понравилось! Сделанность, заимствования – ну, во всяком случае в тех местах, которые мне попались: Вот уж и критики появились, которые не просто пишут о непрочитанном, но и декларируют это вслух. Что же до Пелевина, то упрек ему серьезный: не халтурить, если не хочешь получить такие "не профессиональные" соображения. Впрочем, Пелевину, похоже, и впрямь пофиг. е мог автор таких вещей, как "Онтология детства" не знать уровня халтурности некоторых мест в "Чапаеве":

Пелевин (устами Петра Пустоты, который , вероятно, предвидел именно этот разговор – иначе объяснить не берусь)

Конечно, есть беспроигрышный путь завершить любой спор, классифицировав собеседника, – ничего не стоит заявить, что все, к чему он клонит, прекрасно известно, называется так-то и так-то, а человеческая мысль уже давно ушла вперед. о мне стыдно было уподобляться самодовольной курсистке, в промежутках между пистонами полиставшей философский учебник.

Пушкин Что за аристократическая гордость позволять всякому негодяю швырять в вас грязью:

Ведущий И еще, пожалуйста, реплика – насчет вот этого "вижу, откуда взято".

Пушкин Талант неволен, и его подражание не есть постыдное похищение признак умственной скудости, но благородная надежда на свои собственные силы, надежда открыть новые миры, стремясь по следам гения, – или чувство, в смирении своем еще более возвышенное: желание изучить свой образец и дать ему вторичную жизнь.

Это не ново, это было уже сказано – вот одно из самых обыкновенных обвинений критики. о все уж было сказано, все понятия выражены и повторены в течение столетий: что ж из этого следует? Что дух человеческий уже ничего нового не производит? ет, не станем на него клеветать: разум неистощим в соображении понятий, как язык неистощим в соединении слов.

Бродский Ге станет меня, эти строки пишущего, не станет вас, их читающих, но язык, на котором они написаны и на котором вы их читаете, останется не только потому, что язык долговечнее человека, но и потому, что он лучше приспособлен к мутации.

Басинский Зачем объяснять? Не для того писано, не для того и напечатано. А для чего? И здесь начинается самое интересное.

Ведущий Отнюдь! Вовсе это – "для чего" – не интересно! Глубокоуважаемый критик со всем его филологическим образованием, видимо, искренне полагает, будто искусство непременно существует "зачем". Можно лишь посочувствовать: представляете, с такими взглядами – в конце XX столетия! С Пушкиным бы хоть разобраться – с этим самым "зачем, для чего, что хотел посеять" и прочими школьными вопросами.

Басинский Пелевин с грошовым изобретательским талантом, с натужными "придумками": и прочей: художественной гадости, от которой тошнит:не стоит и ломаного яйца:Интересна не проза его, а культурная воля, которую она собой выражает. Эта воля состоит в смешении всего и вся, в какой-то детской (чтобы не сказать: идиотической) любознательности ко всему, что не напрягает душу, память и совесть:

Пушкин ("Детская книжка") Когда проходил мимо их порядочный человек, Ванюша показывал ему язык, бегал за ним и изо всей силы кричал: "пьяница, урод, развратник! Зубоскал, писака! Безбожник, нигилист!" – и кидал в него грязью.

Ведущий И снова вынужден извиниться за поведение выступающего. (Это я не о Пушкине, конечно:)

А все же интересно у нас учили на филфаках: где еще такое услышишь: "напрягает душу". Сильно! Какое-нибудь там "душа обязана трудиться" и не тянет на подобном фоне:

Басинский :Кактусы ведь для того и созданы – кичиться индивидуализмом формы.

Ведущий Надо полагать, уважаемый филолог, мастер метафоры (очередной лирик, погибший в критике – сидит и хочет создавать препоны, определять, какая литература правильная и какая – нет: он это прямым текстом говорит в статье "Пафос границы":) – сей мастер, видимо все же хотел сказать не "индивидуализмом", а "индивидуальностью". у, да не будем придираться к мелочам. А вот далее в статье Басинского идет целый художественный период о редких кактусах – даже устаешь читать, ибо все давно ясно. С первых же строк. И ожидание – когда же появится параллель с пейотом и прочими донхуановскими делами, столь явно напрашивающаяся при разговоре о Пелевине – сие ожидание так и не оправдалось до самого конца статьи. А оно одно только и держало внимание на сием продукте постписаревского реализма: ет, не читал уважаемый критик Кастанеды – ни под редакцией Пелевина, ни в других переводах. Жаль – но эти "кактусы" – простое совпадение:

И в его утверждение о том, что "образ сам собой возникает при чтении рецензии Д.Быкова:" – не верится. Очень уж очевидно стремление продемонстрировать собственные писательские возможности. Вот, мол, глядите, мы и сами не лыком шиты (чтоб не сказать грубее...)

Е.Сперанский ("Под шорох твоих ресниц")

– Я вся в искусстве:вся в кактусах – – Я тоже хочу быт весь в кактусах. – . Ведущий Однако, высказывания П.Басинского – еще не "самыесамые". Есть среди участников обсуждения критик и более молодой, и более непримиримый. Трудно поверить, но – факт. – Прошу Вас, пожалуйста! Так как Ваша позиция не только подробно изложена, но и исключительно характерна, давайте побеседуем более обстоятельно. – Александр Архангельский Словно тут речь об адепте нового учения:Тем неожиданнее и резче прозвучала реплика Алексея Слаповского: саратовский прозаик выгреб из "Чапаева и Пустоты" кучу словесного мусора и наглядно продемонстрировал читающей публике, что "самый загадочный" и "самый известный" писатель своего поколения попросту не владеет русским литературным языком. – Ведущий А что, разве выгребать – это и есть функция критики?! Слово-то не воробей, как говаривал тезка и земляк одного героя Виктора Пелевина – некто Зигмунд из Вены .

Архангельский Коллекция языковых огрехов пелевинской прозы, собранная Слаповским, заведомо неполна. Легко привести иные примеры чудовищной стилевой нечуткости, выбранные наугад из начала, середины и конца книги.

Ведущий Точнее было бы сказать не "легко" , а "легко и приятно". равится это – выгребать? у хорошо, вот пусть всё это правда: нет за Пелевиным ничего – ни идей, ни таланта, ничего. И ладно. Мало ли графоманов нынче печатается. Что-то, однако, не слышно по их поводу ничего подобного: еужто всё дело в премии и похвалах коллег, тем более, зарубежных?! Ай, как стыдно-то, господа!

Пушкин Глупость осуждения не так заметна, как глупая хвала; глупец не видит никакого достоинства в Шекспире, и это приписано разборчивости его вкуса, странности и т.п. Тот же глупец восхищается романом ДюкреДюмениля или Историей г.Полевого – и на него смотрят с презрением. Хотя в первом случае глупость его выразилась яснее для человека мыслящего

Архангельский :о вот что важно. Слаповский, издеваясь над пелевинской стилистикой, вспоминает о своей прежней профессии редактора; судя по его неподдельному изумлению, с этой профессией он расстался давно. Потому что в последние годы произошла резкая смена "типового набора" языковых погрешностей. Привычные "сбои" исчезли – или, по крайней мере, отошли на второй план.

Ведущий Прошу максимального внимания – кульминация.

Архангельский Зато возникло нечто новое – я бы назвал эту причудливую смесь предельно книжных конструкций с произвольными законами устной речи компьютерным языком. Все вроде бы правильно, гладко – но стоит вчитаться, как волосы встают дыбом. Словно мысль, не встречая привычных препятствий, не преодолевая трение ручки о бумагу, не прорываясь сквозь молотобойный треск машинки, но и не обретая опоры в репликах собеседника, в интонации, жесте, ситуации времени и места, – сама не замечает, как лишается внутренней формы – и соскальзывает в грамматическую пустоту: а таком языке и пишет Виктор Пелевин

Великий Старец

Гнетет их страх смерти,

страшатся они любых перемен...

Сами же только и мечтают о былом,

что хорошо бы вновь всем вернуться

к завязыванию узелков на веревке вместо письма.

Ведущий Вот и ответ – обычный луддитский конформизм. И ничего, кроме комплекса неполноценности и страха оказаться попросту некомпетентным тут нет. Компьютер испугал – он не стучит, подобно машинке или, скажем, подобно зубилу клинописца-каменотеса.. А вот Достоевский, говорят, диктовал. Без всякого там собеседника. И не один он.

А ведь прочитавши любой из серьезных рассказов Пелевина (всё равно отдельно изданных или вставок в романы), нельзя не заметить огромной разницы в стилях между ними и цитируемой критиками небрежной пелевинской же прозой. И – не задуматься, отчего это. И не вспомнить хотя бы "Евгения Онегина" (":простонародных, идеальных:")

Архангельский Вопрос – как можно, будучи не в ладах со стилем, выражать глубины подсознания, выстраивать многоярусные идеологические конструкции, давать волю фантазии? То есть делать именно то, что ставят в заслугу Пелевину многочисленные сочувственники, равняющие его с Борхесом, Умберто Эко и Карлосом Кастанедой?.. Да так и можно; просто есть идеи, сопротивляющиеся ясному стилевому оформлению, как бы нуждающиеся в безъязыкости.

Карл Густав Юнг Любое отношение к архетипу, переживаемое или просто именуемое, "задевает" нас; оно действенно именно потому, что пробуждает в нас голос, более громкий, чем наш собственный. Говорящий прообразами говорит нам как бы тысячью голосов, он пленяет и покоряет, он поднимает описываемое им из однократности и временности в сферу вечносущего, он возвышает личную судьбу до судьбы человечества и таким путем высвобождает в нас все те спасительные силы, что извечно помогали человечеству избавляться от любых опасностей и превозмогать даже самую долгую ночь.

Пелевин (устами Затворника) Если ты оказался в темноте и видишь хотя бы самый слабый луч света, ты должен идти к нему, вместо того, чтобы рассуждать, имеет смысл это делать или нет. Может, это действительно не имеет смысла. о просто сидеть в темноте не имеет смысла в любом случае. Понимаешь, в чем разница?

Ведущий Речь господина Архангельского звучит громогласно, и можно даже не заметить, что ни одна идея из этих , безъязыких – не названа. Ибо если автор займется этим, может – как у многих его заединщиков – выясниться , что он ни малейшего понятия не имеет о предмете разговора, полагая, что буддизм, дзен, кришнаизм и прочее подобное (для него) суть какие-то дурацкие восточные выверты, для таинственной и духоносной души ненужные, а посему и не стоящие даже того, чтобы различать их друг от друга:Как , врочем, и клавиатура компьютера – не стоит того,чтобы хоть подойти к ней и обратить внимание, что от клавиатуры пишущей машинки она попросту ничем не отличается. А если главное – молотобойность, то вот уж пожалуйста стучите громче, авось и откроют:

Архангельский :Слишком тонок юмор, пронизывающий сцену, – а как можно шутить над тем, к чему несерьезно относишься? Слишком узнаваемы "остраненные" абсурдизмом реалии 90-х годов, – а зачем любовно живописать то, что не обладает никакой самостоятельной сущностью?

Ведущий Действительно: зачем живописать?..

Писарев : к сожалению, публика времен Пушкина была так неразвита, что принимала хорошие стихи и яркие описания за события в своей умственной жизни.

Ведущий Как точно сказано по сути, и как нелепо по стремлению оценить и перевоспитать! у а как же иначе еще можно расценивать хорошие стихи?!

Виссарион Белинский Мысль, высказанная Гете, поставляет искусство целью самому себе и через это самое освобождает его от всякого соотношения с жизнью, которая всегда выше искусства, потому что искусство есть только одно из бесчисленных проявлений жизни.

Ведущий Уже и просто классическое "чистое" искусство явно не укладывается в эту трактовку – и искусства, и жизни, а уж то, что декларируется героями Пелевина – его подходу и вовсе диаметрально противоположно, ибо едва ли не всякий из них сказал бы почти точно следующее: "так называемая жизнь есть только одно из проявлений искусства":

Блок Из рядов художников, которых пока никто не слышит, раздаются одинокие музыкальные призывы; призывы к цельному знанию, к синтезу, к gaia scienza. Эти призывы пока никому не понятны, даже имена их носителей вычеркиваются из списка порядочных и цивилизованных людей. Составлением проскрипционных списков занята армия гуманных критикованалитиков, которая далеко превышает своей численностью и даже обученностью небольшую всегда группу людей, стремящихся к синтетическому миропониманию.

Ведущий Обращаю внимание уважаемых критиков-аналитиков, что мы слышим голос напрямую из того самого серебряного века!

Блок Я утверждаю, наконец, что исход борьбы решен и что движение гуманной цивилизации сменилось новым движением, которое тоже родилось из духа музыки; теперь оно представляет из себя бурный поток, в котором несутся щепы цивилизации; однако в этом движении уже намечается новая человеческая порода; цель движения – уже не этический, не политический, не гуманный человек, а человек-артист; он, и только он, будет способен жадно жить и действовать в открывшейся эпохе вихрей и бурь, в которую неудержимо устремилось человечество.

Ведущий е знаю, что сказал бы об этом Виктор Пелевин, однако уж Петр Пустота под этим, несомненно, подписался бы – разумеется до общения с Чапаевым и Юнгерном: о это – не главное. А вот как насчет того, что ни Пелевин, ни его герой не представляют – по словам уважаемых критиков (в том числе и доброжелательно настроенных) истинной картины той, послереволюционной эпохи? Что же, Блок – тоже все это вычитал в книжках? Я, разумеется, веду речь о духе эпохи – в конце концов Пустота – коллега именно Блока – во всех смыслах

Блок Теоретики теряют (или не теряют, а потеряют) надежду взнуздать искусство. Засунуть в стиснутые зубы художнику мундштук науки. Вместе с тем – не в первый раз – теряется надежда и на научную критику.

Ведущий И это сказано три четверти века назад!..

екто весьма древний (из сенсуалистов, утверждает, что слова восходят к Аристотелю)

Nihil est in intellectu, quod non fuerit prius in sensu

[ет ничего в уме, чего не было бы раньше в ощущениях.]

Ведущий Вот именно – к Аристотелю: Пора наконец возмутиться и сказать: нельзя рисовать Аристотеля столько времени подряд! Пелевину куда больше пойдет такой лозунг: Nihil est in sensu, quod non fuit in intellectu. [аоборот, только без "бы"] е знаю уж, восходит ли сие к Платону, но что Петр Пустота сказал бы что-то подробное – почти уверен.

о– к разговору об отношении Пелевина к "излагаемым" идеям – насколько он все же серьезно их воспринимает?

Сергей Кузнецов При желании можно поспорить о том, насколько сам автор верит в Послание (судя по длинным и временами тормозящим повествование беседам – действительно верит):

Ведущий ет, не возьмем критика в Шестипалые, слишком уж он от социума, хотя и умный, конечно, и непредвзятый. о – судить о вере по наличию длинных бесед – смешно же. и во что он, конечно, не верит, этот Затворник – он же все эти легенды сам и придумал! Читать надо внимательно! Да и вообще – что значит "верит"?! Всё пытаемся под наш менталитет подогнать: веришь – не веришь. И уж вовсе "не в тему" звучит это самое "действительно"! Обижаете вы автора таким его пониманием. Впрочем, это, скорее, я тут за него обижаюсь, а ему-то что.

Кузнецов : в этом следование буддистской традиции, в которой сожжение дзенским мастером статуи Будды служит лучшим объяснением сущности буддизма

Ведущий А вот тут есть правда: действительно, отношение к так называемым "святыням" у Пелевина – в восточной традиции. Да и вообще, в традиции всех мудрых во все времена: ничего святого! Просто наличие чего бы то ни было святого, канона, кумира – все это связывает – и ум, и душу: Так что в этом смысле критик прав. А вот объяснить сущность буддизма: Если бы у буддизма была объясняемая сущность, да еще объясняемая столь простыми методами – вполне пригодными для толпы – то что ж это был бы за буддизм?!

Вопрос к Виктору Пелевину (из сетевой конференции): насколько ваши произведения являются закодированным изложением дзен?

"Pelevin" Во-первых, я себе не представляю, что такое закодированное изложение дзен. У дзен вообще никакого изложения нет, он не излагается. Буддизм – это система правил обращения с окружающим миром и с самим собой. И в буддизме существуют разные традиции.

Архангельский :.ну и что? ну и зачем? А ничего. А ни за чем. ичто, нигде, никогда.

Ведущий Опять все то же – как сговорились! у и вопрос в устах литературного критика: "зачем?":

Стоп-стоп, а уж не из Терца ли это "ничто, нигде, никогда:", не из "Прогулок ли с Пушкиным": : Ведь не может же такого быть, чтобы столь уважаемый и авторитетный литературный деятель не читал Синявского? ет, такое и предположить невозможно. Следовательно, он сам наводит читателя на мысль о пушкинской сути пелевинской пустоты.

Белинский (О Пушкине) :Художник, любящий все и потому терпимый ко всему. Отсюда все достоинства, все недостатки его поэзии; и если вы будете рассматривать его с этой точки, то с удвоенной полнотой насладитесь его достоинствами и оправдаете его недостатки, как необходимое следствие, как оборотную сторону его же достоинств. :Он ничего не отрицает, ничего не проклинает, на все смотрит с любовью и благословением.

Ведущий Это не Синявский написал, это Белинский! За полтора века до!

Писарев В этих строках и ласковых словах заключается самое полное и беспощадное осуждение не только одной пушкинской поэзии, но и вообще всякого чистого искусства . Кто любит все, тот не любит ровно ничего; кто любит одинаково сильно истца и ответчика, страдальца и обидчика, :

Ведущий Интересно, неужели великий реалист даже не заметил, КОГО он тут фактически описал?!

Петер Слотердейк ( "Евродаосизм") В западном полушарии началась постхристианская эра, которая уже не находит подходящих понятий в священных текстах иудео-христианской традиции для компетентного самоосмысления нашего времени.

Писарев :истину и предрассудок, тупого обскуранта и гениального мыслителя, тот, очевидно, не может желать, чтобы истец выиграл свой процесс, чтобы страдалец поборол обидчика, чтобы истина истребила предрассудок и чтобы гениальный мыслитель одержал решительную победу над тупыми обскурантами.

Ведущий Господи, да конечно же не может! Ибо – ЗАЧЕМ?! Что за цель для художника – хотеть чьей-то там победы? Тем более победы "истины". Снова и снова: что есть истина?! Эдак ведь можно и до того дойти, что, подобно китайцам в 70-е годы, для пользы дела выращивания риса истребить всех до единого воробьев – и в результате остаться без риса вовсе. А ведь любая жизнь по-своему экологически сбалансирована, так неужто удел поэзии менять ее к лучшему?! адо же – "решительную победу"! Это человек чего-то такого хочет. А поэт тут при чем?!

Когда я слышу разговоры о решительной победе добра и истины (тем более, если речь зашла о притчах-анекдотах в качестве носителей мудрости), вспоминаю одну поучительную байку:

":А теперь, дети послушайте сказку о борьбе добра и зла. Жил был добрый и сильный герой – Иван-царевич. И вот поплыл он как-то по реке. А навстречу ему – огромная куча:.гм: ну, в общем, кала, дети: И говорит эта куча Ивану-царевичу: "Иван, Иван, а вот я сейчас тебя съем!" . "Э, нет, отвечает куче Иван-царевич,– Это как раз я тебя съем!" И что ж вы думаете, дети? Так оно и вышло: съел Иван-царевич кучу! И вот так, дети, всегда: добро побеждает зло!:"

Впрочем, позиция Писарева по крайней мере логически замкнута: он ведь считал поэта ровно таким же ремесленником, поддающимся обучению, как и всякий другой. Так что и польза, им приносимая, должна лежать в столь же материальной плоскости, и позиция (как мы бы сказали – партийность) должна быть четко обозначена. А вот нынешние : – как сказать , "писаревцы" что ли? – они-то все же не столь категоричны, надеюсь. Признают они за художником хотя бы элементы необъяснимости, внешности по отношению к нашим мирским делам? Или все же нет – и требуют , как и Писарев, такой же полезности Бельведерского кумира, как и печного горшка:

И ведь надо же – как повторяется история – в точности как Писарев не увидел, не смог увидеть глубинного смысла слов Гете и Белинского, в точности так же наши современники не прочли, не смогли прочесть слов Синявского – о той самой вселенской пустоте, порождающей равную любовь ко всему, необходимо присущую истинной поэзии. И потому пишут о таких авторах, как Пелевин, с искренним возмущением (каковое, по их мнению, должны разделить и мы) – дескать, к чему он призывает, где его пристрастия, куда ведет: у, и вот это вот: "ничто, никуда, низачем":

Акутагава Рюноске У меня нет никаких принципов, у меня только нервы.

Архангельский :"визит" Петра Пустоты в потустороннюю обитель барона Юргенсона, встреча с буддийствующими казаками, изучающими "ебаватгиту". Сцена, написанная вяло, – ибо заведомо лишена определенности:

Ведущий Что делать? е приводить же здесь полную цитату, чтобы доказать очевидность обратного! Впрочем, попади на перо уважаемому критику Булгаков – с его сценой в спальне Воланда перед балом – результат был бы тот же: "вяло, ибо:". Можно ли правильно взять производную, не зная марксизмаленинизма? – старая и, как выясняется, по-прежнему актуальная шутка студентов-технарей.

И все же вернемся к деталям, Во-первых, барон был не Юргенсон (при всем уважении!) , а Юнгерн! Более того, в тексте – буквально напрямую указано, что фамилия вызывает у героя ассоциации с Карлом Густавом Юнгом. Впрочем, я забыл: ведь для этого надо было прочесть:И еще: с чего бы это казаки стали "буддийствующими"? Это только потому, что уважаемый критик попросту не знает никаких других восточных учений? А о "Гите" он слышал только здесь и только в этой вот форме?..

– Петр Пустота – Я, Василий Иванович, совершенно не понимаю, как это человеку, который путает Канта с Шопенгауэром, доверили командовать дивизией.

Роднянская Полагаю, что автору отлично известно правильное написание имени загадочного барона, но, видно, он соблазнился скрестить его с Карлом Густавом Юнгом.

Ведущий Конечно. Это сказано в книге едва ли не напрямую. Цитирую: "Юнгерн? – переспросил я . – Юнг-ерн:Что-то такое я слышал: Он, случайно, с психиатрией никак не связан? е занимался толкованием символов?"

Кстати уж, дополняя столь важную миссию критика просветительскую, спешу сообщить учащимся, что Штернберг ( а именно это-то и есть фамилия барона, зовут которого Юнгерн – откуда тут взялся это Юргенсон? – неужто у барона возможна такая фамилия?) – настоящий Штернберг, Лев Яковлевич "тоже оттуда" – то есть, в смысле – с восточных тем. ародоволец, преследовался царским режимом – сослан на Дальний Восток. Оч-чень известный специалист – в частности, по внутренней Монголии. В хорошем смысле:

Архангельский о именно компьютерно-"безъязыкое" описание Юргенсоновой долины вдруг обнаруживает компьютерное (а вовсе не буддийское, не дзэновское) происхождение пелевинской "пустоты".

Пушкин Мне пришла в голову мысль, говорите вы. е может быть. ет, N.N., вы изъясняетесь ошибочно; что-нибудь да не так.

Ведущий Серьезное обвинение! Остались мелочи: определить, какая из пустот – какая, и чем они отличаются. Тогда, возможно, будет понятно что вообще хотел сказать критик:Если, конечно он хотел сказать что-нибудь, кроме "а Пелевин – плохой!" Это ж надо так выразиться – "дзеновское происхождение пустоты"! И ведь тоже за чистоту языка:Какая уж тут чистота, не сломать бы его – язык то есть.

Архангельский Все встает на свои места; все объясняется. е в область просветленного духа ведет своего героя Пелевин,:

Ведущий Точно! Он его вообще никуда не "ведет". Он – не вожатый, а литература – не пионерский сбор на тему "что такое хорошо и что такое плохо". Если же герои у писателя принимаются "себя вести" – а в литературе сие не редкость, – так ведь это же они сами:

( ":тогда попрощаемся с миром.

– Как это делается? – по привычке спросил Шестипалый.

Затворник с удивлением поглядел на него.

– Откуда я знаю, как это делается, – сказал он." )

Архангельский : а в ту психически опасную пустоту мерцающего экрана:

Ведущий Однако! Похоже, уважаемый критик и впрямь боится компьютера прямо-таки патологически! (":Ты знаешь, что такое "патологически"? Максим сказал, что знает, и они пошли:" Стругацкие)

Интересно, а это ужасное, диавольское изобретение – телевизор – Вы смотрите? А по чугунке не пробовали ездить?..

Архангельский В ту электронную МИМОСТЬ, которую с легкой руки одного "левого" американского профессора (кстати, морфиниста – подобно Петру Пустоте) в конце 1980-х стали именовать "виртуальной реальностью". Забавно, что "виртуальная" теория:

Ведущий Какая-такая теория?! В чем она состоит? Вкратце. А? "Виртуальная теория", надо же!..

И откуда сведения, что Петр Пустота – морфинист?! Вы "Записки юного врача" давно перечитывали?

Мне, простому скромному читателю ужасно неудобно объяснять уважаемому и весьма рафинированному профессионалу некие банальные вещи. Однако – что делать: е читал ли он (или его дети, внуки) такой детской книжки "Бесконечная история"? у, может, тогда смотрел фильм? Впрочем, я сильно подозреваю что отношение господина критика к кино – к американскому кино! – нетрудно вычислить: Так вот, даже в таком простом для восприятия жанре, как детская сказка (фильм, впрочем, высшего класса – во всех отношениях), имеется эта самая, столь пугающая виртуальная реальность. И отнюдь не на экране компьютера или шлема-приставки. А в обычной книге, вызывающей к жизни обычное детское воображение, каковое в свою очередь воссоздает заново страну Фантазию – да-да, именно ее – виртуальную реальность: Очень рекомендую господину критику внимательно и без пристрастий посмотреть эту картину! е в порядке иронии рекомендую, а совершенно всерьез. Возможно, там, в разговоре мудрого книгопродавца с главным героем – мальчиком – он найдет ответ на мучающие его вопросы, задумается о книгах "безопасных" – то есть, не способных перенести читателя в мир грез (если угодно – в виртуальную реальность), и Книгах – настоящих произведениях искусства, каковые на подобное волшебство способны. А обвинять автора романа в том, что тот уводит читателя от реальной жизни в мир иллюзий – значит, как мне кажется, удостоить его высшей похвалы. Ибо ох как немногие книги способны на подобное воздействие. Это вам, господатоварищи, не соцреализм:

Впрочем, что это я? и этого, ни множества других подобных фильмов критики не смотрели и смотреть, разумеется, не собираются. И сказок они не читали – может быть даже никогда. Иначе объяснить позицию неприятия литературного произведения с подобной мотивацией: уводит в мир фантазии, вы подумайте! – никак не берусь:

В прелестном и всеми любимом родном нашем мультике "Малыш и Карлсон" есть эпизод, когда Карлсон объявляет явно безнадежной попытку толстой домомучительницы фрекен Бок влезть в телевизор. А Малыш, искренне потешаясь над его невежеством, сквозь хохот говорит: "Да я же тебе всё объяснил, неужели ты не понял?" Отличная, хотя и явно случайно возникшая учебная сказка! Шестилетний малыш "всё объяснил" своему приятелю про сущность телевидения. Браво. Блестящий пример пресловутого школярского всезнайства. С тем же успехом он мог бы "объяснить" Карлсону, как попадает человек на фотографию. За зеркало. а картину. В книгу, в кино. Словом, в виртуальную реальность.. Привычно – следовательно понятно. Как критикам, "понимающим" все о "Чапаеве" и прочих пелевинских книгах. Они уже поняли – как Малыш телевидение. Много ли теперь шансов, что станут когда-нибудь позже думать об этом еще, хоть чуточку глубже?.. И это – случай с книгой вполне учебного характера! Что ж тогда говорить о хоть сколько-нибудь эзоповых вещах?! И как же заставить задуматься? Заставить посмотреть свежо? Как заставить понять, что разницы между рисунком углем на стене пещеры, самой навороченной виртуальной интерактивной приставкой с костюмом и шлемом и , наконец, попросту игрой воображения – настоящей разницы ЕТ?! Может быть, именно упорное нежелание это понять – также один из движителей столь мощного возмущения уважаемых хранителей древностей?..


    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю