Текст книги "Таежный робинзон (СИ)"

Автор книги: Леонид Чигрин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 5 страниц)

Ложился спать Ахмад тогда, когда ощущал сильное утомление, просыпался рано, но до рассвета было еще далеко, и он лежал во мраке, предаваясь размышлениям. А подумать было о чем. Вспоминалась прошлая жизнь, недолгий московский период, а затем тюремные и лагерные злоключения. В общем-то, ему не в чем было упрекнуть себя, он вел себя достойно во все периоды жизни, и тем более непонятно было, за что же судьба оказалась столь неблагосклонной к нему. Но глупо сетовать на то, что уже свершилось, разумнее не сдаваться и верить в то, как писал великий Саади, что за холодной зимой обязательно придет теплая весна.

Суровая сибирская зима окончательно вытеснила осень. Непрерывно шел снег, его уже навалило по пояс. Ахмад сделал широкую деревянную лопату, и по утрам расчищал подход к зимовью и двор, выбрасывая снег за изгородь, где его собралась уже целая гора.

Часто выходил на охоту, стрелял зайцев, а вот добывать соболей и горностаев не решался. Дробь могла продырявить шкурки, да и потом Ахмад не умел их обрабатывать. Он слышал, что жировой слой снимают с пушнины грубой ржаной мукой, но муки у него было мало, и расходовать ее на такую операцию он считал излишней роскошью.

Один раз подстрелил олениху, она завязла в снегу и не могла убежать от охотника. Она была небольшая, но пока Ахмад дотащил ее до своего жилья, как говорится, раз десять умылся потом. Он посмотрел в безжизненный сиреневый глаз оленихи, и ему стало досадно, что убил красивое животное. Но как бы то ни было, целый центнер свежего мяса надолго решал проблему питания. Ахмад жарил его, варил, заморозил и подвесил под навесом, куда не могли дотянуться грызуны.

Время шло незаметно, сколько он прожил в тайге, Ахмад мог сказать лишь приблизительно; дням он давно уже не вел счет, да оно и невозможно было в его положении.

Морозы крепчали, в тайге слышно было, как лопались от них деревья, крепкий наст лег поверх снега, и по нему можно было ходить, не опасаясь провалиться.

По ночам к зимовью подходили волки, выли, словно жалуясь на свою нелегкую судьбу, но днем человека не беспокоили, может, опасаясь ружья, а может, гнал их инстинктивный страх перед людским могуществом. По утрам на снегу отпечатывались цепочки следов, но Ахмад не мог определить, кто прогуливался близ его зимовья. Этой науке ему еще предстояло учиться.

Одиночество томило его. В лагере, когда он постоянно находился среди заключенных, ему часто хотелось уединения. Посидеть, побыть наедине со своими мыслями, никуда не спешить и не откликаться на чьи-то вопросы и замечания. Там такой возможности не было. Теперь же одиночества было в избытке, и оно оказалось столь же мучительным, как и жизнь среди скопления людей.

У Ахмада Расулова начались галлюцинации. То ему казалось, что в зимовье кто-то прячется в темных углах. Он осматривал их, никого не находил, но тревожащее его чувство не проходило. В тайге часто слышалось, будто кто-то зовет его, и голос звучал так явственно, что он откликался, но молчание было ему ответом. Иногда среди деревьев появлялась какая-то фигура, Ахмад шел ей навстречу, но скоро замечал, что на снегу нет никаких следов.

Он понимал причину таких видений и стал опасаться, что рассудок может не выдержать. Хорошо было бы завести собаку или кошку, но где их возьмешь в таежной глухомани, да еще в суровую зимнюю пору. Ахмад посетовал на свою недогадливость: надо было попросить щенка у староверов, наверняка, они не отказали бы ему, но, как говорится, задним умом все крепки. Мог ли он тогда предвидеть, что одиночество – тоже испытание даже для душевно стойкого человека?

И опять случай пошел ему навстречу. Как-то раз он услышал жалобное повизгивание и увидел маленького песца. У него застряла задняя лапка в трещине поваленного ствола, и песцу грозила скорая гибель. Зверек не только не испугался человека, а, напротив, так умоляюще глядел на него бусинками черных глаз, что Ахмад даже растрогался.

– Сейчас, сейчас, – проговорил он, будто песец мог понять его слова. Ножом расширил трещину. Песец ослабел от голода и не сопротивлялся, когда человек взял его на руки. Оказалось, что лапка у него сломана.

Ахмад положил зверька за пазуху, отогрел его и принес домой. Из дощечек сделал лубок, обмотал сломанную лапку полоской ткани и опустил песца на пол. Тот постоял, а потом, неловко ковыляя и постукивая лубком об пол, скрылся под нарами. Ахмад поставил на пол берестяные чашки с кусочками мяса и водой. Песец поел и снова забился под нары. Но так длилось всего около недели. Потом он привык к человеку и уже ходил по избе, знакомясь с ее углами. Постепенно они приобщились друг к другу и подружились. Ахмад назвал его Баез, что значило по-таджикски «белизна». Зверек к зиме покрылся чистейшей белой шерстью, такой, что на снегу был даже незаметен. Выделялись лишь черный кончик носа да бусины глаз.

Баез привязался к человеку, будто понимал, что обязан ему жизнью. Если Ахмад собирался пойти куда-либо, то песец, видя, что хозяин одевается, начинал поскуливать и прижиматься к ногам, словно просил, не оставлять его одного. Встречал же радостным визгом и мчался навстречу, только что не вилял хвостом. Лубок давно сняли, нога срослась хорошо, однако песец едва заметно прихрамывал. Если Ахмад чистил двор от снега или делал что-либо, Баез вертелся рядом, а когда приходила пора идти домой, бежал к двери быстрее хозяина. Ночами они сидели у горящей печи, песец забирался совсем по-кошачьи Ахмаду на колени, и оба грелись, глядя на колеблющиеся языки пламени. Одиночество уже не томило его, он разговаривал со зверьком, и тот внимательно слушал его, клоня голову то в одну сторону, то в другую, словно понимал человеческую речь.

В первую зиму Ахмад сделал для себя важное открытие, которое внесло приятное разнообразие в его жизнь. Разбирая в зимовье охотничье снаряжение – капканы, силки и прочее, – Ахмад наткнулся на рыбацкую сеть. Это его удивило. Зачем тут нужна сеть, если кроме ручья, других водных источников поблизости не было? А что если... мелькнула догадка. Утром пораньше Ахмад пошел к ручью, а затем отправился вниз по его течению. Ручей сплошь покрылся льдом, лишь посередине струилась тонкая полоска воды, но было ясно, когда наступит январь с трескучими морозами, ручей замерзнет окончательно.

Часа через два Ахмад вышел к небольшому водоему, в который и впадал ручей. К его удивлению, даже у берегов водоем не замерз. Ахмад опустил руку в воду, она оказалась теплой наощупь. Попробовал на вкус, вода отдавала сероводородом. Ахмаду стало ясно, что на дне водоема бил горячий источник, водоем едва заметно парил на морозе. У берегов скопился беловатый ил. Ахмад растер его между ладонями – ил мылился.

Открытие водоема Ахмад расценил как большое событие в своей жизни. В нем можно было купаться и стирать одежду. Самое поразительное, что в такой воде водилась рыба. Ахмад забросил сеть и вытащил пяток. Рыбы были небольшими и незнакомыми ему. Как оказалось позднее, это были сиги, рыбы неприхотливые и приятные на вкус. Ахмад поймал еще десяток и отправился домой. Баез встретил его радостно и по достоинству оценил прибавку к их пищевому рациону.

Зима раскручивала свои витки. Как-то утром Ахмад попытался открыть дверь и не смог. Он толкал ее изо всех сил, но она не поддавалась. С большими усилиями, раскачивая дверь, он сумел немного приотворить ее и выглянул наружу. Дом до половины был завален снегом. Он был плотный и спрессовывался под усилиями человека. Ахмад снова и снова толкал дверь, пока не образовался узкий проход. С помощью лопаты он пробился, наконец, из снежного завала. В лицо ему ударил холодный ветер. Это был буран. Он выл на разные голоса и расшвыривал во все стороны потоки снега. Основная мощь бурана приходилась на верх тайги. Плотные кроны сосен и кедров раскачивались под порывами сильного ветра, крепкие стволы лиственниц скрипели, и снежная масса валилась вниз.

Стихия разгулялась не на шутку. Ахмад подумал, что если буран будет продолжаться несколько дней и с такой же силой, то его зимовье может завалить до крыши.

– Держись, брат, – сказал он Баезу. – Будем сражаться за свободу.

Песец обиженно пискнул и принялся царапать входную дверь, точно

стремился помочь человеку вырваться из снежного плена.

Буран продолжался трое суток. Зимовье почти полностью скрылось под холодным покровом. Два дня Ахмад пробивался наверх, копая наклонный тоннель, а когда выбрался наружу, увидел, что на дворе ночь. Снежная буря улеглась, небо очистилось от туч и было покрыто звездами. Они горели ярко, будто хотели ободрить человека и его маленького пушистого друга.

Немало сил затратил Ахмад, чтобы освободить зимовье и двор от снежного заноса. Надо сказать, что трудился с удовольствием. Работа на свежем воздухе и на морозе бодрила, кровь бурлила в жилах, дышалось легко и свободно. Ему шел пятый десяток, но своего возраста он не ощущал. Конечно, уже не молод, но здоровая жизнь препятствовала раннему проявлению старости.

Баез крутился рядом, тявкал, прыгал с одного снежного пласта на другой и тоже был доволен, что наконец-то они выбрались наружу.

– Надо и тебе сделать лопату, – пошутил Ахмад. – Живешь за счет моего труда, а в тайге такое не поощряется.

Бураны в тайге случались часто, но теперь они не пугали Ахмада Расулова. Теперь он знал, что снежные заносы не так страшны, как кажутся, и им можно противостоять. Вот если зимовье совсем завалит снегом, тогда можно задохнуться, но, надо сказать, бураны такой силы не случались.

Первый год зимовки в тайге проходил благополучно. Продовольствия хватало, одет Ахмад был тепло, и жилье, которое он привел в порядок, надежно укрывало его от холодов и хищников. Не раз вспоминал он добрыми словами староверов, которые хоть и не приняли его в свою среду, но обеспечили всем необходимым для суровой таежной жизни. Когда Ахмад был подростком, его дед Сангали-бобо говорил, что добро подобно семенам пшеницы. Рассеешь горсть, а получишь сноп. И верно, когда Ахмад приводил в порядок зимовье староверов, он меньше всего рассчитывал на их благодарность. А оказалось, вон каким благом обернулся его труд. Вот и рассуждай после этого, что правит миром – Добро или Зло...

Время текло незаметно, дни не баловали разнообразием. Да Ахмад и не хотел никаких изменений. Он не знал, какой шел месяц, но светлое время суток увеличивалось, небо начинало приветливо синеть и светило солнце, хотя морозы все еще стояли сильные. Тайга сияла и искрилась под снежным покровом, и если встать с подветренной стороны жилища, то можно было ощутить слабое солнечное тепло. Ахмад вспомнил поговорку: в январе солнышко коровке бок согрело. Только чья это была поговорка – русская или таджикская, он не мог сказать. Скорее всего, слышал ее в лагере, вот и застряла в памяти.

Тайга манила к себе, и Ахмад не мог противостоять ее зову. С ружьем он бродил неподалеку от зимовья, глубже заходить было опасно. Снег в тайге был плотный, но мороз не покрыл его коркой наста, и можно было провалиться в завалах по грудь. Как тогда выбраться?

Волки часто появлялись у жилища Ахмада, но он не обращал на них внимания, поскольку никаких хищных намерений они не обнаруживали. Однако как-то раз он зашел в тайгу дальше, чем намеревался. Было на кого охотиться, но снег мешал быстро передвигаться, и дичь ускользала. Ахмад уже собрался возвращаться домой, как услышал сзади легкий шорох. Обернулся и увидел матерого волка, который крался к нему. Отпрянул назад, запнулся, взмахнул руками, чтобы удержать равновесие, и уронил ружье в снег. Искать его уже не было возможности. Оставалось последнее: подпрыгнул, ухватился за толстую ветку лиственницы и взобрался на нее. Зимняя одежда мешала, но опасность придала силы. Волк клацнул зубами, но лишь царапнул подошву сапога.

Ахмад забрался повыше и осмотрелся. Волков уже было трое. Они окружили лиственницу и неотрывно глядели на ускользнувшую добычу. Видно было, что хищники оголодали за студеную пору. Бока их ввалились, четко проступили полукружья ребер, шерсть свалялась.

Волки уходить не собирались. Вскоре начнет темнеть, холод еще больше усилится, и тогда человек или сам слезет с дерева, или замерзнет и свалится вниз. Преимущество было на стороне серых хищников. Оставалось единственное. Он достал охотничий нож и принялся срезать большую ветку, намереваясь сделать из нее дубинку. Промерзшее дерево поддавалось с трудом, скрипело под лезвием ножа, под корой виднелись льдинки.

Ветка оказалась в его руках, когда синие тени наступающей ночи поползли по тайге. Он очистил ее, укоротил и вскоре держал в руках довольно увесистую дубинку. Но в темноте в битву с волками не вступишь, да и потом трех волков, хотя и оголодавших и ослабевших, многовато для одного человека. Оставалось выжидать, обе стороны избрали для себя эту форму поведения.

Волки мерзли, прыгали, подвывали, но уходить не собирались; добыча была рядом, терпение могло быть вознаграждено. Стужа пронизывала насквозь и человека. Ахмад двигался, размахивал руками, чтобы хоть как-то согреться, и понимал, что шансов у него уцелеть до утра немного.

Ночь тянулась долго. Ахмад вставал на ветке, рискуя свалиться, перебирался на другие, только, чтобы не замерзнуть. Тени внизу тоже двигались, поблескивали глаза, щелкали зубы.

Наконец, стало светлеть. Ахмад всмотрелся и увидел, что внизу сидит один лишь волк, двое других не вынесли холода и ушли. Тогда он спустился пониже, сел прочнее на толстой ветке и свесил ногу. Волк прыгнул, стараясь ухватить ее, но получил сильный удар дубинкой по голове. Свалился в снег и на мгновение замер. Ахмад быстро слез с дерева и снова ударил волка дубинкой, а потом вонзил в него нож. Хищник дернулся, захрапел, снег окрасился кровью.

Ахмад сел на ствол поваленного дерева, ощущая слабость в насквозь промерзшем теле. Но долго сидеть не стоило. Он отыскал в снегу ружье и пошел к зимовью, с трудом переступая онемевшими ногами.

Бессонная ночь на сильном холоде не прошла бесследно. Ахмад заболел. Начался сильный жар, сознание мутилось. Он заварил себе ягод сухой малины, пил отвар и временами впадал в забытье. Он не осознавал, где находится, и в проблесках сознания молил Всевышнего, чтобы только не было воспаления легких, тогда ему конец.

Песец поскуливал, забирался на нары и ложился хозяину на грудь, чтобы согреть его своим теплом.

Так прошло три дня. Лежать все время не было возможности, приходилось подниматься, чтобы топить печь, готовить еду, согревать воду. Ахмад пил отвары лекарственных трав, парил ноги, и простуда стала отступать.

Ахмад упорно боролся за жизнь. Он убеждал себя, что время умирать еще не пришло, он еще не стар, и не до конца выполнил свое земное предназначение. А в том, что оно ему определено, он не сомневался ни минуту. И постепенно здоровье возвращалось, захотелось есть, впервые он крепко заснул, без провалов в памяти. Жар спал, и потянуло на свежий воздух. Он оделся потеплее и вышел на крыльцо. И столько вокруг было обилия снега, ясности и чистоты, что он едва не задохнулся от впечатлений.

Первая зимовка в тайге подошла к концу. Солнце с каждым днем пригревало все заметнее, сугробы посинели и стали проседать. Застучала первая капель, потекли первые, пока еще робкие ручейки.

Ахмад смотрел во все глаза на это пробуждение природы. Он воспринимал приход весны как самый большой праздник, когда каждый день приносил что-то новое. То проклюнулись первые стрелки травы, то подснежники потянулись к солнцу, то появились птицы и своей суетой и гомоном возвестили об окончании долгой зимы.

Весны в тайге Ахмад видел и во время отсидки в лагере. Но там они воспринимались совсем по-другому и были такими же несвободными, как и сами заключенные. Валенки промокали, с деревьев обрушивались пласты снега, тепло чередовалось с холодом, и даже костры не спасали от промозглой сырости... Такие весны не приносили удовлетворения. Их поругивали и не могли дождаться летней поры.

Тут же было совсем по-иному. Весна была торжеством обновления. Тайга – хмурая, темная и неприветливая – посветлела, солнечные лучи, казалось, пронизывали ее насквозь, и чащобы оживали, погнали ростки, сок запел в стволах деревьев.

О том, что весна стала полноправной хозяйкой окружающего мира, свидетельствовал и внешний вид ручного песца. Белая шерсть клочьями опадала с боков Баеза и появилась серая шерстка.

Прошло еще немного времени и поведение песца изменилось. Прежде он не отходил от хозяина ни на шаг, теперь же стал повизгивать, выбегал из ограды и неотрывно смотрел на тайгу. Виновато оглядывался на Ахмада и снова шаг за шагом приближался к тайге. Он явственно слышал ее зов.

Ахмад понимал, что происходит с его питомцем.

– Иди, Баез, – говорил он песцу. – С голосом крови не поспоришь.

И песец послушался, нырнул в тайгу и исчез.

Грустно стало Ахмаду. Их дружба с маленьким зверьком крепла день ото дня, а теперь он остался один. Обилие времени можно заполнить трудом, а пустоту в душе ничем не заполнишь. Даже воспоминания не приносят облегчения.

И снова Ахмад Расулов погрузился в скопище дел. Следовало заготавливать дрова, за зиму их запас значительно сократился. Само жилище тоже требовало заботливых рук, и застучали топор и молоток, запела пила, возвещая о новом трудовом сезоне.

Ахмад думал, что навсегда расстался со своим пушистым другом. Но самое удивительное, что дней через десять Баез вновь объявился. Стремглав выскочил он из зарослей, пробежал по двору и уселся на крыльце, словно не было долгого отсутствия. Правда, вид у него был виноватый, да и любовные утехи дались ему не просто. На морде виднелись следы царапин, песец отощал, нос стал длиннее и заострился.

Ахмад так обрадовался, что даже прослезился. Он прижал Баеза к себе, гладил и бессвязно твердил: – Ничего, Баез, ничего, брат. Откормим тебя, еще красивее станешь.

В Истаравшане была у Ахмада собака, чабанский волкодав по кличке Хайбат. Пес был хорошим сторожем, Ахмад ласкал и подкармливал его, но такой привязанности, как к маленькому песцу, не чувствовал. Видно, для появления любви к животным тоже нужно и особое время, и особые условия. И вот они появились.

Прежде Ахмад соглашался с утверждением, что у животных нет разума. Но прожив год с песцом, ежечасно общаясь с ним, уверился, что не только есть разум, а и, пожалуй, он не уступит человеческому. Он поглаживал доверчиво прижавшегося к нему зверька, заглядывал в его глаза с искорками света, и чувство любви к маленькому другу переполняло его.

Никогда еще Ахмад Расулов не жил такой простой, естественной жизнью. Раньше между ним и природой стояло человеческое общество, множество условностей и обязанностей. Люди выродились в потребителей природных благ, брали у нее все, что только можно, и мало того, что ничего не давали взамен, они еще наносили невосполнимый урон окружающей среде. А оказывается, можно поступать по-другому. Брать у природы лишь самое необходимое, ничего не портить и не уничтожать, вернуться к той поре, когда человек был ее творением, а не злейшим врагом.

Тесное общение с тайгой меняло мировоззрение Ахмада Расулова. К нему пришло понимание, что человек – не царь природы, не венец ее творения, а такое же создание, как лиственницы и кедры, как олени и белки, как тот же песец Баез. И разум, который развился у человека, пошел ему не на благо, а во вред. И тогда природа из матери превратилась в мачеху, она стала мстить своему корыстному пасынку, насылая на него ураганы, наводнения, неслыханные прежде болезни.

Ахмад стал понимать, что красота присуща всему, что окружает человека, нужно только уметь видеть ее. Красиво иссиня-голубое небо, пушистые облака, плывущие в беспредельности. Красивы первые травинки, пробившиеся из сырой земли, цветы, являющие собой само совершенство, красивы звери и птицы, поскольку они полностью соответствуют своему предназначению, красива тайга в любое время года и дня. И, наконец, красив сам человек, занимающийся осмысленным трудом, а не человек-хищник, человек-потребитель.

И Ахмад Расулов по-иному стал относиться к тайге. Она казалась ему одним живым, гигантским организмом, который существует по своим правилам и законам, и которому ведомо, что такое вечность. Отныне, если ему нужно было срубить какое-то дерево, он выбирал старое или покосившееся, если рвал лекарственные растения или ягоды, старался не обрывать корни и не ломать ветки, если собирал грибы, то оставлял нетронутой грибницу. Не просто брать, но и способствовать возобновлению. Этот непреложный закон природы становился его образом жизни.

Как ни странно, но он учился и у своего пушистого друга, песца Баеза, разумной и неприхотливой жизни. Песец довольствовался лишь самым необходимым, не требовал ничего лишнего и всегда был в согласии с окружающим миром.

Весна – это не только обновление природы. Меняется и мироощущение самого человека. Прежде Ахмад Расулов лишь взглядом скользил по цветущему великолепию урючного сада. Да, красиво, но любоваться бело-розовой пеной, заливавшей город, у него не было времени. В его плотницкой занятости не бывало простоев, результативность труда определялась быстротой и качеством исполнения. Теперь же он мог подолгу рассматривать неприглядные цветки ландыша, распространявшие сильнейший аромат, от которого кружилась голова, и который вызывал неясные мечтания. Весна в тайге вскипала, как котел с водой на огне. Все торопилось жить, все гнало ростки и побеги, а птицы и звери были охвачены заботой о новых поколениях. И только Ахмад Расулов оставался в стороне от этого вечного обновления природы. Одиночество, ставшее его уделом, исключало возможность продления рода, да и возраст клонился к пятидесяти годам. Оставалось только вглядываться в бурлившую вокруг него жизнь и учиться у нее разумности и целесообразности.

Начался период гроз. Тяжелые черные тучи зависали над тайгой, длинные плети молний хлестали притихших гигантов растительного мира. Оглушительный грохот грозовых разрядов, казалось, раскалывал небо. Дождь лил стеной, от него не было укрытия ни под густыми кедрами, ни под навесом плотного ельника.

Однажды Ахмад видел, как ослепительно-яркая молния ударила в громадный кедр, и он сразу вспыхнул снизу доверху, как гигантская спичка. Но потоки дождя сразу же погасили пожар, и лишь почерневшие кончики игл говорили о том, что красавец растительного мира едва избежал гибели.

Но грозы бывали недолгими, спустя час-другой ветер уносил тяжелые тучи к горизонту, вновь сияло солнце, и промытая до корней тайга высыхала и прихорашивалась под живительными лучами светила.

На смену грозам пришли грибные дожди, теплые, ласковые. Они словно ласкали землю влажными ладонями, и земля отвечала на их прикосновения обилием грибов, пробивавшихся сквозь травяной покров.

Для Ахмада Расулова наступила благодатная пора. Он вдоволь ел грибы, молодые побеги растений, пригодных в пищу, из первых ягод готовил отвары, и дивился людям, которым обязательно нужно убивать животных, в то время как растительный мир изобиловал вкусной и полезной пищей.

Однажды, когда Ахмад вернулся из похода по тайге, он увидел у зимовья три туго набитых мешка. Открыл их. Они были полны жареного мяса, солонины, хлебных изделий, пирогов и многого другого. Была даже бутылка крепчайшего самогона. «Староверы» – догадался он. Обрадовался не столько щедрому дару, сколько заботе и вниманию. Обидно было только, что староверы не захотели увидеться с ним. Ахмад для них по-прежнему оставался иноверцем.

В мешках была и одежда, в которой Ахмад нуждался больше всего. Его прежнее одеяние обветшало, зияло прорехами и пришло в негодность. Новая одежда была прочной, из домотканой материи, хотя и грубоватой, но удобной и пригодной во все времена года.

За весну и лето староверы еще несколько раз давали знать о себе таким образом, но так и не удостоили его ни одним словом. В один из дней Ахмад увидел их. Староверов было пять человек. Они шли гуськом, по звериной тропе, ступая след в след, друг за другом. Ахмад узнал Софрона по высокой, кряжистой фигуре. Тот махнул рукой в знак приветствия и скрылся в зарослях можжевельника.

Минул год, второй, третий... Ахмад мог бы отметить пятилетие своего пребывания в тайге в полнейшем одиночестве, но сбился со счета и просто жил, без памятных и знаменательных дат. Эта затея тоже оказалась ненужной для занятого человека.

На шестом году таежного бытия случилась в его жизни трагедия. Погиб Баез, его верный и пушистый друг. Все эти годы они не разлучались друг с другом, Ахмад постоянно разговаривал с песцом и был уверен, что тот понимает человеческую речь и вполне разумен.

Пошли они в тайгу уже осенью. Ахмад собирал ягоды черники и малину, Баез рядом шелестел в кустах. И вдруг пропал. Ахмад окликнул песца раз, другой, тот не прибегал на зов. Подождал еще немного и отправился на поиски. Нашел он Баеза на звериной тропе. Песец лежал задушенный охотничьим силком. Неизвестно кем и когда была установлена стальная петля среди зарослей. Баез угодил в нее головой, и она затянулась на его шее.

Ахмад высвободил зверька из ловушки, гладил его, растирал, но было уже поздно, маленькое тельце остывало.

Потрясение было сильным. Ахмад укорял себя за то, что взял Баеза в тайгу, что замешкался с поисками, пошел бы пораньше, мог бы и спасти друга. Однако и сам понимал беспочвенность таких упреков. Он и раньше брал песца в тайгу, случалось, тот и сам убегал из дома и пропадал неделю, а то и больше. Значит, такая судьба определена ему, как и самому Ахмаду, и кто знает, какая ему определена кончина.

Песец лежал, вытянувшись в струнку, зубы слегка оскалены, мордочка заострилась. И такая тоска взяла Ахмада, что он даже прослезился. Опять томительное одиночество, еще более тягостное, после гибели пушистого друга.

Похоронил Ахмад Баеза за зимовьем, у самой ограды. Вырыл ямку, застелил ее лопухами, положил туда песца и прикрыл теми же лопухами. Засыпал землей, подровнял могильный холмик. Подумал, из двух жердочек сколотил крест и вбил его в изголовье могилы.

Возможно, староверы упрекнули бы его в святотатстве, или неуважении к христианским святыням. Но сам Ахмад Расулов так не думал. Баез был порождением этого мира, российской Сибири, стало быть, мог считаться русским песцом, а потому крест вполне соответствовал месту его последнего упокоения.

До этого случая Ахмад Расулов не задумывался о своей вере. А теперь вспомнил вопрос главы староверов Анания: какого он вероисповедания? И верно, какого? И нужна ли вера человеку вообще? Чем больше он размышлял над этими вопросами, тем больше укреплялся в мысли, что вера человеку необходима. Находясь в тайге, он часто убеждал себя, что такова его судьба. Его могли расстрелять, но не расстреляли. Его могли настичь во время побега и забить насмерть, но он избежал гибели. В дни блужданий по тайге мог умереть от голода, но выжил. Значит, кто-то незримый способствовал ему, оберегал его на жизненном пути, давал возможность уцелеть и исполнить свое предназначение. В чем оно, Ахмад не знал, но верил, что рано или поздно додумается до этого.

Его предки исповедовали ислам, но мог ли он сам назвать себя мусульманином? Коран знал поверхностно, слышал беседы о нем стариков, но, как говорится, краем уха. У молодости свои заботы и стремления. Мысли о высших духовных ценностях и необходимости духовной опоры приходят потом, на склоне лет. Такая пора для Ахмада пришла. Все эти годы, в трудные периоды, он обращался с просьбой к незримому Божеству помочь ему, и содействие приходило вовремя. Все – и мусульмане, и христиане, и иудеи – молятся одному Богу на разных языках, выполняя разные обряды, но одному. Значит, и он, Ахмад Расулов, должен благодарить этого единого Бога за содействие и благоволение, просить его и дальше оберегать на жизненном пути, а взамен следовать тем нравственным заповедям, которые предписаны людям в Священных книгах.

И Ахмад Расулов стал искренне молиться по утрам и вечерам единому Богу. Он не знал молитв, он скорее советовался с Богом, поверял ему свои мысли, и у него возникло убеждение, что Бог слышит и верит в разумность и осознанность его намерений.

В детстве он слышал от стариков хадисы, священные предания о жизни Пророка Мухаммеда (да будет Его имя благословенно в веках!) и Его сподвижников. Некоторые хадисы остались в его памяти и всплывали теперь в подходящих случаях.

Один из них был таким: «Имам Садык (да будет мир с ним!) сказал: «В судный день толпа воскресших подойдет к вратам Рая и начнет стучаться в них. Голос спросит их: «Кто там?» – и они ответят: «Мы терпеливые», «А в чем состояло ваше терпение?» – спросят их, и они скажут: «Мы были терпеливы в покорности Аллаху и терпеливо избегали всего, что противоречит Его воле». И тогда Аллах Всемогущий и достославный скажет: «Это правда, введите их в Рай». Ведь Он уже сказал: «Воистину терпеливым воздастся полностью без всякого счета!» И Ахмад Расулов стал верить, что и его тоже ждут райские блаженства, ибо кто, как не он, был по-настоящему терпеливым и не совершил ничего, что противоречило бы воле Аллаха.

Так появилась в его душе нравственная опора, которая в дальнейшем помогала переносить все испытания, выпадавшие в годы одинокой жизни в тайге.

И еще в нем крепла уверенность, что взамен погибшего друга Баеза, Создатель пошлет ему другого, потому что он часто просил Его в молитвах именно об этом.

И такой друг появился в его жизни через десять лет.

Никто к нему не забредал все эти годы, и потому он очень удивился, когда в середине дня в калитку постучали. Он отворил ее и увидел мужчин с широкими смуглыми лицами и узкими глазами. Несмотря на теплую пору, они были одеты в меховые кухлянки. Их было трое, на руках они держали продолговатый сверток.

Ахмад знал, что за тайгой в тундре живут ненцы и эвенки, кочуют, разводят оленей и в тайге появляются редко.

Он удивленно смотрел на них, они также удивленно глядели на него.

– Здравствуй, отец, – сказал почтительно один из пришедших.

– Здравствуйте, – отозвался Ахмад. Бородатый, с проседью в волосах, он, действительно, мог уже именоваться отцом, а то и дедом. – Входите.

Незнакомцы вошли во двор, положили сверток на землю.

Ахмад молчал, ожидая объяснения.

– Мы – ненцы, – сказал один из пришедших. – Я – Савелий, а это – Васька и Антон. Беда у нас, батька.

– Что случилось?

– Наше становище там, – Савелий махнул рукой в сторону. – Чумы там стоят, олешки бегают. Хотим перейти на новое кочевье, решили пройти сквозь тайгу, посмотреть короткую дорогу. Очень большой тайга оказалась, застряли в ней. Это моя дочь, – Савелий указал головой на сверток. – Перелезала через завал, упала, ружье выстрелило, сильно ранило ее. Помогать надо.