Текст книги "Владигор"

Автор книги: Леонид Бутяков

Владий отскочил в сторону и нанес удар по ближайшему противнику. Со звоном посыпались на каменный пол осколки хрусталя – ближайший оказался фальшивым. Без промедления Владий вонзил клинок в открывшийся из-за щита левый бок следующего стражника – и вновь хрустальный перезвон, вновь копия, а не подлинник. Что ж, зато теперь остался один, настоящий. И этот оставшийся, издав гортанный клич, ринулся на княжича.

Владия удивило, что страж туннеля действует столь грубо-прямолинейно, будто собирается насадить на копье не сильного соперника, а бычка несмышленого. Похоже, за долгое время своей тихой караульной службы он совсем разучился владеть боевым оружием. Владий без труда отбил эту бездарную атаку и, не желая убивать, просто ударил стражника в лоб рукоятью своего меча. Тот рухнул как подкошенный. Маска на его лице лопнула, открыв изумленному взору княжича довольно миловидное женское лицо.

Вообще-то, следуя жестоким законам ведения боевых действий на незнакомой территории, он должен был еще одним ударом добить врага. Ведь, придя в себя, тот мог поднять тревогу, направить по их следам погоню, да и мало ли какую каверзу подстроить. Владий не стал убивать женщину. Разломав о колено копье стражника, он отбросил обломки в сторону и направился за Белуном в золотой туннель.

На сей раз им не пришлось плутать в мрачном лабиринте. Прямой, как стрела, туннель очень скоро вывел их из подземелья на открытое пространство. Вперед насколько хватало взгляда, раскинулась необъятна горная страна. Солнце клонилось к закату, окрашивая снежные вершины фантастическим лазорево-алым светом. Юноша стоял рядом с Учителем на крошечном каменном карнизе и вдыхал свежий высокогорный воздух всей грудью. И хотя дышать в разряженной атмосфере было не очень легко, после подземных приключений здесь каждый глоток казался ему божественным нектаром.

Вдруг чувство близкой опасности заставило его почти инстинктивно броситься к чародею и, закрывая его своим телом, прижать к гранитной стене. В то же мгновение с обломком копья наперевес мимо пролетела стражница золотого туннеля. Ее боевой клич превратился в предсмертный вопль отчаянья, когда, не удержавшись на узком карнизе, она рухнула в бездонную пропасть…

Что ж, Владий не смог бы теперь винить себя в ее смерти. Она сама ее выбрала.

Белун между тем словно и не заметил опасности, которая ему только что угрожала. Взгляд его был устремлен на соседнюю скалу, отделенную от них глубокой пропастью. У самой вершины скалы виднелся черный зев пещеры, именно в него сосредоточенно всматриваялся чародей.

Не произнеся вслух ни слова, одними губами он прочитал заклинание и… шагнул в пустоту. Широко раскрытыми глазами юноша смотрел, как спокойно, будто по твердой земле, он идет над бездной – по воздуху! И холодным потом покрылся Владий, когда внезапно сообразил, что сейчас ему предстоит проделать то же самое. Ведь сказано было: идти след в след за Учителем, ничему не удивляясь и во всем ему доверяя.

Призвав на помощь Перуна и всех прочих небесных богов, он приблизился к краю площадки, глубоко вздохнул и сделал первый безумный шаг. На долю мгновения ему показалось, что мир опрокинулся. Вот сейчас он, как до этого стражница, полетит с обрыва на острые камни, устилающие дно ущелья! Однако ничего подобного не случилось. Его нога ощутила хотя и зыбкую, опасно колеблющуюся под тяжестью человеческого тела, но все-таки вполне реальную опору.

Второй шаг дался ему легче. Третий, четвертый… Он был примерно на середине этой невероятной «воздушной тропы», когда услышал над головой шум крыльев и злобный клекот. Прямо на него устремился невесть откуда взявшийся горный орел!

В последний момент Владий успел пригнуться, и птица пронеслась мимо, лишь слегка оцарапав его плечо острыми, как железные крючья, когтями. Пока она делала быстрый разворот над ущельем, чтобы повторить атаку, юноша обнажил меч и постарался занять более Удобную позицию. Хуже всего было то, что он не знал ширины «воздушной тропы», любое неосторожное движение грозило гибелью.

Белун, уже ступивший на каменную площадку перед пещерой, с тревогой наблюдал за Владием.

Орел камнем упал на юношу. Они столкнулись грудь в грудь. Когти вцепились в левую руку княжича, которой он заслонился от птицы, чтобы смягчить удар. Крепкий изогнутый клюв рассек ему лоб, и кровь залила лицо. Владий качнулся, едва не потерял равновесие, но устоял.

Орел еще и еще раз ударил клювом, оглушающая боль пронзила плечо и голову. Владий извернулся, сбросил-таки с себя могучую птицу. Судорожно взмахивая крыльями, она старалась остановить свое беспорядочное падение. Вероятно, в борьбе с юношей орел повредил крыло, потому что сразу взмыть вверх ему не удалось. Это промедление оказалось для него роковым.

Владий резко, как кидают кинжал, без замаха и почти не целясь, бросил в орла свой меч. Клинок насквозь пробил его спину и вышел наружу из груди. Клекот оборвался хрипом. Орел, захлебываясь кровью и беспомощно кувыркаясь, свалился в пропасть.

Княжич утер лицо, пощупал ногой «тропу» и двинулся дальше. Об утраченном оружии, конечно, жалеть не приходилось. Однако он беспокоился: а вдруг в пещере на той стороне его ожидают новые схватки с врагами? Чем он будет обороняться?

Белун с нетерпением ждал своего воспитанника. Как только Владий ступил на твердую землю, чародей обнял его, всем видом показывая, что гордится им и чрезвычайно рад счастливому исходу неожиданного поединка. По поводу же пропавшего меча Белун лишь улыбнулся и рукой махнул. Дескать, ничего страшного, оружие больше не понадобится.

Они вошли под своды пещеры. Когда темнота вокруг сгустилась, чародей указал Владию на мешочек, в котором был спрятан уголек из очага Белого Замка, а затем на видневшиеся у стен треножники светильников. Поняв, что от него требуется, юноша достал уголек и ощутил его живое тепло, словно только-только вынул его из огня. Быстро поднес уголек к светильнику – и загорелось ровное, чуть голубоватое пламя. Так и пошли дальше, от одного светильника к другому, постепенно высвечивая всю пещеру.

Оказалось, что они идут по кругу, обходя огромный каменный зал. На стенах за треножниками были укреплены массивные мраморные плиты с таинственными письменами, а в центре зала возвышалось величественное изваяние. Лишь когда все светильники были зажжены и пламя их смогло озарить эту грандиозную фигуру целиком, Владий узнал ее – Перун!

Всмотревшись внимательней, юноша с удивлением отметил, что, хотя первое впечатление не обмануло его, сей каменный исполин весьма отличается от тех идолов княжеского бога, которых ему доводилось видеть прежде. И не только размерами (похоже, что его изваяли из целой скалы), но всем обликом и даже тем уже, что не стоит он здесь врытый в землю или водруженный на каменный постамент, а торжественно восседает на троне, шуйцу свою возложив на большой алмазный шар и в деснице сжимая меч, подобный молнии.

Голова Перуна была из золота, а волосы на ней и густая, по грудь, борода – из серебряных нитей. Венчала его изумительной красоты хрустальная корона, в гранях которой сверкали, радужно преломляясь, отблески пламени пещерных светильников. В глазницах божества чудодейственно горели два изумруда, – Владий, если б сам не увидел, никогда бы не поверил, что могут быть изумруды такой величины!

Но самое удивительное, что глаза Перуна казались живыми. Он будто изучал сейчас юношу, насквозь просвечивая его тело и душу, без расспросов вызнавая все его помыслы и сокровенные желания. Княжич невольно потупил взор, хотя уверен был, что стыдиться ему нечего.

Чародей, положив руку на плечо своего ученика, подвел его к стопам Перуна и впервые за весь этот долгий день громко и отчетливо произнес:

– Взгляни, Перун, боже могущественный и справедливый, на этого человека, взгляни без предубеждения, взгляни пристально. Узри его прошлое и будущее. И скажи мне: он выдержал испытание?

Божество не раскрыло свои уста, но под сводами пещеры раздался громоподобный голос, который мог принадлежать только богу:

– Да, он выдержал испытание.

Эхо, многократно повторив слова Перуна, унесло их за пределы пещеры и обрушило на вершины гор. Дрогнул вечный снег на крутых склонах. Встрепенулись и взмыли ввысь птицы. Могучий барс поднял морду к небу и замер, прислушиваясь.

– Боже праведный и вездесущий, дай заветы тому, кто ждет их у ног твоих!

– Он уже знает мои заветы.

– Подтверди их, Перун, ибо он – человек.

– Разве он немощен?

– Нет.

– Безволен?

– Нет.

– Разумен ли он?

– Да.

– Так для чего повторять известное?

– Для силы, для воли, для разума, – настаивал чародей.

– Ладно, – смилостивился голос. – Пусть подойдет и коснется шара земного…

Белун подтолкнул юношу еще ближе к стопам изваяния, заставляя склонить голову и пасть на колени. Но странное чувство противоречия (иного определения он не мог подобрать ни тогда, ни позже) заставило княжича гордо выпрямиться, сбросить руку Учителя, встать на нижнюю ступеньку трона и посмотреть истукану прямо в глаза-изумруды.

– Говори, если есть что сказать, – обратился Владий к Перуну, поражаясь собственной смелости. Почему-то он был уверен, что действует сейчас совершенно правильно. – Я человек, да. Я несовершенен и не знаю пути своего. Но я не раб, поэтому сам решаю, каким заветам мне следовать, а каким – нет, даже если исходят они от всемогущего княжеского бога.

Владий хотел еще многое сказать, однако слова в горле застыли. Видимо, главное уже было произнесено. Он протянул руку и возложил ладонь на алмазный шар – рядом с каменной дланью Перуна.

В пещере повисла продолжительная тишина. Даже чародей затаил дыхание. Даже пламя светильников застыло намертво и тени перестали бегать по плитам с таинственными письменами.

– Ты выдержал испытание, – произнес наконец неведомый голос, и, как показалось Владию, произнес с удивленным почтением. Еще чуть помедлив, голос… расхохотался!

– Так вот ты каков?! – раздалось под пещерными сводами, едва затихли громовые раскаты божьего смеха.

Голос был тот же, но все же немного иной, будто очнувшийся после долгого сна.

– Твое сердце свободно от коварства и лжи. Следуй за ним. Пусть сила твоя будет всегда справедливой. Твой разум найдет ответы… Ступай по следу грядущего. Вот и все заветы мои.

Юноша отступил назад и на сей раз с благодарностью поклонился. Теперь тишину нарушил чародей, поспешно и требовательно обратившийся к Перуну:

– Имя!.. Назови его имя!

Вновь возникла долгая пауза. Владий с удивлением увидел, что чародей, всегда сохранявший спокойствие и невозмутимость, сейчас необычайно взволнован. На его лице резко обозначились морщины, на висках выступили капли пота. Похоже, ответ Перуна имел для чародея очень большое значение. И ответ прозвучал:

– Отныне и на все времена имя ему – ВЛАДИГОР! Как только имя было названо, задрожали своды пещеры. Пламя светильников взметнулось под потолок и, словно исчерпав свою силу, тут же опало и угасло. В наступившей темноте юноше показалось на мгновение, что каменный исполин шевельнулся и даже ободряюще кивнул ему… Да нет, померещилось. Просто лучи закатного солнца, проникнув в пещеру, преломились в хрустальной короне божества, в его изумрудных очах. Затем и этот свет померк – солнце ушло за горный кряж.

Учитель и ученик поняли, что встреча завершена. Где-то с горы обрушилась стремительная лавина. Снежный барс громко взревел, приветствуя рождение героя. Гортанным клекотом вторили ему птицы. В долине затрубил гордый вожак оленьего стада, оповещая всех – друзей и врагов – о новом вожде человеческого племени. Одинокий волк, остановив свой бег, задрала голову к небу и повторил протяжным воем услышанное имя. Могучие деревья в предгорных лесах закачались, как под натиском бури, зашумели густыми кронами, затрещали крепкими сучьями, передавая новое имя княжича дальше и дальше, во все концы Синегорья…

Владигор вышел из пещеры и оглядел раскинувшийся у его ног прекрасный мир. Что ж, пора ему возвращаться к людям. Пора исполнить клятву, данную много лет назад в другой пещере – на берегу Чурань-реки. Время пришло.

ЧАСТЬ ЧЕТВЕРТАЯ
ВОЗВРАЩЕНИЕ

 
Небо, ровно вполовину перекошенное мглой… Тащит ветер туч лавину, но другая половина все же плещет синевой!
На границе мглы и света,
в поединке света с мглой – луч полета, рикошета, наступающего лета луч янтарно-золотой.
Ветер кружит над дорогой
семихвосткой пылевой. Миг, наполненный тревогой, вьется ласточкой – высоко над моею головой.
Не кричит и не пророчит —
рассекает по косой
небо дня и небо ночи… У нее волшебный почерк – почерк мысли лучевой!
Что нам будет: путь над кручей.
мгла без вешки путевой? Вьется ласточка, но тучи ветер тащит… Где нам лучше – под грозой? под синевой?
На границе мглы и света,
в поединке света с мглой
жду от ласточки ответа
на вопрос о смысле света,
на вопрос безумный мой…
 

«Синегорские Летописания», Книга Семнадцатая, XI. Песня гусляра (современное переложение)

1. Ловушка

Оставив Лиходея возле коновязи, он вошел в полутемную корчму, пропахшую рыбой и брагой, выбрал место возле очага и сел, ожидая прислужника с кружкой медовухи и тарелкой щей. Именно такое разносолье было обещано резной табличкой над входом каждому посетителю корчмы всего за пять монет. Почему-то к нему никто не поспешил, более того – все, кто сидел поблизости, предпочли потихоньку переместиться к другим столам, и юноша неожиданно оказался в странном одиночестве.

Он внимательно оглядел неказистое помещение. С низкого потолка свисали цепи с чадящими бледно-желтым пламенем глиняными плошками. Кривобокие деревянные столбы с трудом поддерживали просевший потолок. Вдоль дальней земляной стены выстроился ряд плесневеющих бочек. Слева от них пылал покрытый копотью очаг. Здоровенный, очень напоминающий покойного Кабана мордоворот поднял с дальней скамьи свой массивный зад и направился к нему, красноречиво накручивая на стенобитный кулачище железную цепь.

Итак, подумал княжич, все начинается заново. Но чем я умудрился привлечь их внимание? Ведь и слова сказать не успел!.. На дальнейшие рассуждения времени не осталось. Мордоворот без всяких предисловий размахнулся и со всей силы врезал кулачищем… в стену за спиной юноши. Свет в корчме качнулся, но не погас.

Громила обескураженно огляделся. Блеск зачатков разума мелькнул в его узких глазенках, когда он вновь обнаружил свою невредимую жертву возле пылающего очага.

Неуклюже повернувшись на растоптанных каблуках, он утробно взрычал и по-бычьи рванул к юноше.

Княжич легко отстранился от него, одновременно бросая зоркий взгляд по сторонам. Несколько рыбаков, два охотника, все прочие – местная чернь, в не меньшей степени пораженная нападением бугая на только что вошедшего в корчму незнакомца.

Мордоворот с грохотом влетел в очаг, опрокидывая на себя котел с закипающей ухой. На какое-то время его дикие вопли отвлекли на себя внимание присутствующих. Ага, двое таки дернулись взглядами в сторону княжича, а еще один, не сдержавшись, подскочил к дверям. Значит, как ни странно, здесь его уже поджидали.

Пока бугая выковыривали из раскаленных поленьев и с хохотом заливали его горящий зад бражкой, княжич успел продвинуться к ближайшему слюдяному оконцу и обнажить спрятанный под полой кафтана надежный двуострый палаш.

– Держи ворюгу! – завопил вдруг тот, что караулил выход из корчмы. – Вон он, белобрысый! Мы давно его ищем!

Откликаясь на четко выраженное обвинение, в блеклом свете масляных плошек тут же угрожающе засверкали лезвия отточенных ножей и кинжалов, извлекаемых из-за сапожных голенищ, из рукавов и тайных заспинных ножен. Воров и прочих любителей лихой наживы здесь явно не любят, удовлетворенно отметил про себя княжич. Но легче от этого вывода ему не стало.

– Постойте, мужики, разве похож я на вора? – попытался он разрядить обстановку.

Да где там! Двое других, словно того и ждали, поддакнули своему товарищу:

– Он самый! Старейшина его подробно описывал и говорил, что на днях объявится, помните?

– И жеребец у него приметный! Гляньте, копытом землю роет, будто человечий дух ему не по нраву!..

Воспользовавшись тем, что большинство, заинтересованное поведением Лиходея, уставилось в оконца, княжич скользнул за чью-то широкую спину, по ходу дела опрокинув дощатый стол на орущего соглядатая. Однако чужая спина не слишком надежное укрытие. Поэтому, не задерживаясь, он перерубил цепь со светильником, ногой заехал в челюсть одному из самых прытких, другого, менее расторопного, огрел рукоятью палаша, а затем головой вперед кинулся в окно.

К несчастью, оконце было слишком узким даже для его натренированного тела. Зацепившись лодыжкой за обломки оконной рамы, он упал на траву, кувырнулся – и тут же вскочил на ноги, чтобы броситься к Лиходею… Мощный удар по затылку опрокинул его и распластал на земле. «Хорошо обложили, гады! Даже под окнами караулили…» – успел подумать княжич, теряя сознание.

Очнувшись, он понял, что лежит на утрамбованном земляном полу, руки и ноги крепко связаны сыромятными ремнями, но все кости, спасибо Перуну-заступнику, кажется, целы. Голова трещала от боли, однако способность здраво мыслить он не потерял. И это тоже радовало, поскольку немилосердный удар, полученный при попытке выскочить из западни, вполне мог вышибить его драгоценные мозги.

Итак, пора подводить предварительные итоги.

Первая же встреча с обитателями Замостья обернулась провалом. Почему? Каким образом люди Климоги (если, конечно, это были его люди) узнали о том, что он здесь появится? Судя по отдельным фразам, услышанным в корчме, они имели его словесное описание, а также были наслышаны о Лиходее.

Белун оказался прав: жеребец слишком приметен, его с другими не спутаешь. И надежда на то, что за три синегорских года сотрется память о белом коне с золотистой гривой, способном нестись быстрее ветра и запросто разметать по полю дюжину крепких мужиков, была достаточно наивна.

Похоже, сперва соглядатаи опознали Лиходея, а затем обратили внимание и на всадника. За кого, интересно, Климога выдает им княжича: за самозванца, как прежде, за опасного разбойника или за иноземного шпиона? Но награду посулил немалую, коли завсегдатаи корчмы с таким рвением набросились на него!

Рядом скрипнула дверь. Княжич решил не подавать виду, что пришел в сознание. В помещение вошли трое или четверо, остановились над ним, кто-то грубо ткнул сапогом под ребра.

– Не помер, часом?

– Да не, дышит. Но ты, Ваньша, перестарался малость. Зачем булавой-то огрел? С перепугу небось?

– Чего мне юнца бояться?! Но вылетел как зверь какой, не ожидал я, вот и шарахнул чем было, пока он деру не дал… А то вскочил бы на жеребца своего бешеного, только б мы его и видели!

– Тоже верно. Коняга, вишь, борейцу черепушку снес, еще двоим нашим ребра покрушил. Так и не взяли его, за холмы убег.

– Ладно, хватит языки чесать. Наместник велел его на ладью тащить, сам хочет в Ладор доставить.

– Выслуживается, гад, перед князем. Всю славу себе приберет…

– Невелика слава. Главное, что обещал серебром заплатить, когда самозванца в клетку упрячем. По кошелю на брата.

– Сам от Климоги, чай, золотом получит!

– Ну и пусть подавится. А мне и серебро любо, ежели кошель под завязку набит!.. Давай бери парня за ноги, а мы с Ваньшей с боков ухватим. И поживее, наместник ждать не любит.

Всю дорогу к пристани княжич старательно изображал полупокойника. Но когда его, швырнув на засаленные доски ладейной палубы, окатили ведром воды, решил кончать с притворством и открыл глаза: нужно хорошенько осмотреться и определить возможности для побега.

Большая ладья замостьинского наместника была готова к отплытию. Двадцать гребцов ждали только приказа, чтобы разом ударить веслами и вывести ее на простор Чурань-реки. Дней пять для них особой работы не предвидится: могучее течение и попутный ветер легко помчат крутобокую ладью к устью Звонки. А вот там придется попотеть, сначала не слишком – поднимаясь к пристани Удока, затем поболее – до Лебяжьего порога, который миновать можно лишь волоком да на смоляных канатах, и, с упрямым, резвым потоком Звонки споря, до самого Ладора.

Наилучшие шансы сбежать представятся именно на Звонке, где вся команда занята будет борьбой со своенравной речкой. Правда, те, кому назначено его стеречь, это тоже понимают и глаз с него не спустят. Ну да ладно, разберемся, когда время придет…

Разрезав путы на ногах пленника, два дюжих стражника поставили его пред мутными очами (на радостях медовухи принял) наместника Замостья. Княжич посмотрел на своего главного тюремщика из-под упавших на лоб мокрых волос и не смог сдержать улыбки. Пухленький, розовощекий, росточком едва по грудь любому из окружавших его воинов, верный слуга Климоги всем своим видом напоминал избалованного поросеночка, с которым дали поиграть придворным детишкам. Правда, сказать забыли, что к осени подросшего хряка прирежут на сало.

– Чего лыбишься, падаль?! – взъярился наместник, дополнительно подтверждая свою поросячью сущность: голосок у него оказался визгливым, телодвижения – суетливыми.

– Скоро слезами и кровью умоешься, это я тебе обещаю! А пока в клетке у меня посидишь, как дикий зверь. Народу тебя, наглого самозванца, по пути , показывать буду, а за показ – деньги брать. – Наместник самодовольно рассмеялся.

– Хорошо я это придумал, да? Все оборванцы пусть полюбуются, кого они в – князья себе хотели! Да пусть посмотрят, так ли похож ты на Светозора, как им лазутчики Фотия нашептывали. Ничем не похож, я-то вижу! Эй, вы, похож ли?

Нестройный хор голосов заверил его, что нет, конечно же, ничего общего с бывшим князем этот самозванец не имеет. И только один из тех, что захватили юношу и приволокли на ладью, посмел возразить:

– Так ведь в точности по описанию, хозяин! Иначе бы мы его вязать не стали, когда бы не был похож… Ты, это, как обещал – по кошелю нам за самозванца-то не забудь. Вылитый самозванец, в корчме его сразу признали!..

– Ладно, закрой-ка хлебало! – велел ему наместник, сообразив, что перегнул палку. Если бы пленник не соответствовал облику Светозора, то разве потащился бы он с ним в Ладор? – Все получишь, что положено, когда князь Климога этого мошенника на крепостных воротах повесит. Только ему, владыке нашему, суд вершить и почести раздавать! Ступай жди в покорности моего возвращения из стольного города.

Бормоча про себя ругательства, мужик и двое его приятелей покинули ладью.

– А этого волоките в клетку, да смотрите, чтобы запоры надежны были! Головой мне за него отвечаете!

– Так занята клетка уже, – посмел напомнить кто-то из стражников. – Уродец в ней сидит, которого князю в подарок везем…

– Ничего, потеснится. Нет времени вторую сколачивать, отправляться пора.

Вновь повернувшись к юноше, он оглядел его с головы до пят и спросил,ерничая:

– Как величать тебя изволишь? Князем Светозором, сыном его Владием али еще как?

Пленник гордо вскинул голову и впервые за все это время произнес:

– Владигор, сын Светозора, князь Синегорья.