Текст книги "Владигор"

Автор книги: Леонид Бутяков

сообщить о нарушении

Текущая страница: 13 (всего у книги 26 страниц)

4. Стрела, пронзающая Время

Разгадку странной фразы чародея о близкой весне он узнал через несколько дней – и был потрясен ею. Впрочем, много ли было в жизни его после бегства из Ладора дней без потрясений? Владий не то чтобы привык к постоянным ударам, которые припасла для него судьба, но научился достойно противостоять им. Он окреп физически и духовно, приобрел такие навыки и знания, о которых не могло даже подозревать большинство его соплеменников. Задумывался ли он над тем, ради чего все это? Почему вдруг именно он оказался в центре схватки могущественнейших сил Добра и Зла? Чьей властью ввергнут в пучину загадочных, страшных и непредсказуемых событий?

Дитя своей эпохи, он многое в Поднебесном мире воспринимал как должное. Кровавые междоусобицы, безраздельное верховенство силы (грубой физической или колдовской, волшебной – велика ли разница?), незначимость любой человеческой жизни и мгновенность ее, парадоксальное сочетание наивности, стремления к самопознанию и необузданной дикости – все это окружало его от рождения, впитано было с молоком матери.

Но в стенах Белого Замка, попав в ученичество к мудрому старцу, он неожиданно для себя начал прозревать. Нет, он не обратился в иную веру и не избавился от крепких пут своей эпохи. Он лишь почувствовал сердцем и осознал разумом несовершенство бытия. Стал догадываться о беспредельности мироздания. Взглянул на пройденный путь с высоты новых знаний. Вот тогда и возникли впервые мучительные вопросы: кто он, зачем он, какая судьба ему уготована?

Поиски ответов на них частично заслонили от него ту цель, которая еще недавно казалась ему главной. Месть Климоге и возвращение в княжеский дворец по-прежнему входили в его первейшие планы, но теперь уже не являлись основным смыслом его жизни. Он понял, что корень всех человеческих проблем скрывается где-то на стыке Добра и Зла, что из этого стыка неизбежно пробиваются к свету живые ростки прекрасных горных цветов и репейников, зеленой травы и черных колючек… Почему они произрастают в столь тесном соседстве, зачастую сплетаясь в неразрывный узорный ковер, в одинаковой мере скрывающий опасные трещины и живительные горные родники? Может ли быть иначе? И способен ли человек сделать так, чтобы черные колючки Зла не заглушали собой многоцветье зеленых трав?

Земледелец, возделывая свое ржаное поле, под лучами палящего солнца до седьмого пота пропалывает сорняки. Награда ему – богатый урожай, радость и счастье в доме. Так и он, Владий, должен бороться с проросшими на его земле репейниками. Вырывать их нещадно, рубить закаленным железом, не позволять им распространяться по славной земле Синегорья. Другого предназначения для себя он пока не видел и, пожалуй, отныне уже не хотел.

Учитель и ученик больше не затрагивали в своих беседах столкновение с оборотнем у края пропасти, однако чародей теперь все свое время посвящал княжичу, его загадочные отлучки из Белого Замка почти прекратились. Оба оставляли себе самое малое время на сон и долгие часы проводили в библиотеке, в чародейских мастерских, в Звездной башне, шлифуя и оттачивая вновь приобретенные навыки ученика, углубляя полученные знания, выявляя его доселе скрытые способности. Княжич с необузданным рвением вгрызался в распахнувшийся перед ним неведомый и красочный мир многогранных человеческих возможностей. Но существовал предел, за который он не мог пробиться. Белун осаживал его: «Я ведь предупреждал тебя, мой мальчик, что искусство Белой магии не каждому по силам. Ты не рожден чародеем, тебе предназначена другая судьба».

Если нередко у Владия, юного и крепкого, изнурительные занятия отнимали все силы, то каково же было его старому Учителю? Белун осунулся, утратил былую ловкость в движениях, даже ходить стал, старчески шаркая подошвами своих кожаных башмаков.

Владий, заметив эти перемены в чародее, не выдержал:

– Прошу тебя. Учитель, прервемся хотя бы на несколько дней! Пощади себя, о здоровье своем позаботься. Можно ли в твоем возрасте так утомлять себя?..

– В моем возрасте? – вдруг широко улыбнулся Белун. – А сколько же, по-твоему, мне лет?

Юноша растерялся. В самом деле, он как-то не задумывался о годах, прожитых чародеем. Знал только, что счет их давно перевалил за полторы, а то и две сотни. Помнится, Белун говорил о возрасте Филимона – больше ста двадцати лет. И уже тогда, видимо, самому чародею было… да сколько же?

– Ладно, не утруждай себя подсчетами. Они не имеют смысла, поскольку у меня нет возраста. Нет в том понимании, в котором его оценивают люди. Мое время не течет в обычном для всех русле, не всегда даже совпадает с ним… Опять говорю загадками? Что ж, попробую выразиться яснее. Пройдем-ка в Звездную башню, там мои объяснения будут доходчивей.

По крутым ступеням винтовой лестницы они поднялись на подкупольную площадку Звездной башни. Владий уже бывал здесь и знал, что ясными зимними ночами Белун наблюдает отсюда за движением небесных огней, а затем делает какие-то замысловатые расчеты, сверяет их по древним манускриптам и вносит новые цифры в многостраничные тома, сплошь состоящие из непонятных таблиц, рисунков и чертежей. Эта область знаний относилась как раз к тому, что было вне пределов разума Владия. Хотя Белун утверждал, что далеко не всякий звездочет обладает чародейскими талантами, княжич был уверен в обратном. Разве может человек, чей взор постоянно обращен в бескрайние небеса, человек, понимающий звездные знаки, не иметь отношения к магии?! Когда-то и у них в Ладоре (отец об этом рассказывал) тоже жил старый и мудрый звездочет. Он очень помогал людям, потому что мог прочитать по звездам, когда будет засуха, а когда можно ждать хорошего урожая, широко ли разольется весной Чурань-река, надолго ли затянутся зимние холода… К сожалению, он так ревниво оберегал свои знания, что не оставил после себя ни одного ученика, и отец всегда с досадой вспоминал об этом.

Белун нажал на рычаг, приводя в действие скрытый механизм, и купол башни раскрылся. Теперь между ними и беспредельным звездным пространством не было никаких земных преград. Запрокинув голову, княжич смотрел на россыпи мерцающих самоцветов. Ему стало зябко – и не только от холода зимней ночи. Слишком величественна была открывшаяся картина. Она подавляла собой, заставляла вдруг ощутить собственную ничтожность и тщету любых человеческих устремлений. Внизу – среди лесистых холмов, да и на равнине – никогда не бывало у Владия подобного чувства. Там взгляд неизбежно «цеплялся» за привычное, земное, не позволяя душе и разуму полностью отрешиться от окружающей действительности. А здесь все воспринималось иначе…

– Вот это, мой мальчик, и есть Вечность, – негромко произнес чародей. – Мы даже не песчинки у ее ног, в лучшем случае – просто придорожная пыль. Вечность – мать Времени. Но не нашего, человеческого, а Великого Времени, которое движет небесными светилами и не подчиняется даже богам.

– Разве что-нибудь может соперничать с богами и не поплатиться за своеволие? – удивился юноша. – Я читал в твоих книгах, что боги всегда усмиряли таких гордецов.

– Великое Время вне их власти. У них с ним свои отношения, кстати, весьма непростые… Поэтому наши боги вынуждены удовлетворяться властью над нашим, человеческим временем – младшим внуком Великого Времени. Однако всегда помнят о его отце и стараются власть свою не показывать без нужды.

– Ты сказал. Учитель, что твое время не течет в обычном русле. Получается, оно вне нашего, человеческого времени? Я верно понял твои слова?

– И да, и нет, – уклончиво ответил Белун. Вновь надавив на рычаг, он закрыл купол. Огляделся по сторонам, что-то выискивая, затем взял в руку посох и попросил у Владия его плетеный пояс. Обмотал им свой посох и поставил его вертикально на пол.

– Представь себе, что это не просто палка старика Белуна, а Время нашего Поднебесного мира. Твой пояс – это уже другое время, время людей, целых народов, которые жили в Поднебесном мире, вершили свои дела и умирали, а на смену им приходили другие, и все повторялось вновь, однако уже на следующем витке времени. Эти витки я называю Историческим Временем, оно – вот как твой пояс – и сплетено из нашего обычного человеческого времени. Постарайся для начала понять именно эту двойственность человеческого времени: оно и простое, людское, и вместе с тем – Историческое.

– Да, кажется, понимаю, – кивнул Владий.

– В эту башню мы с тобой поднимались по винтовой лестнице. Казалось бы, другого пути сюда и быть не может. Однако если сверху сбросить веревку, та появится иная возможность – взобраться по ней. Можно даже, воспользовавшись бойницами, проникнуть снаружи на любую из шести площадок, которые мы миновали по пути… Люди, живя в Историческом Времени, – Белун вновь показал на свой посох, – продвигаются исключительно по этим виткам. Но витки, ты сам видишь, нанизаны на Время всего Поднебесного мира. Хотя точнее будет сказать, что они естественная часть беспредельного потока Времени.

Старец замолчал, словно подбирая наиболее верные слова, и Владий невольно обратил внимание на его невыразимо печальные глаза.

– Мне выпала удивительная, необъяснимая судьба – жить в разных временах, но не считать своим ни одно столетие Истории… Рожденный три тысячелетия назад, я не знаю своего подлинного возраста. В одних мирах выпадало мне беспокойной жизни тридцать-сорок лет, в других – поболее, по полтора-два века. А вот здесь, в твоей эпохе, княжич, довелось прожить пока дольше всего – триста семнадцать лет. От меня не зависят ни сроки, ни то, где окажусь в следующий раз. И не спрашивай, по чьей прихоти… Я называю это волей богов, поскольку за все время своих скитаний не сумел найти более вразумительного ответа.

Владий ошеломленно выдохнул:

– Может, ты и есть бог? Бог-скиталец!.. Говорят, он бродит по земле, помогает притесняемым и нищим, вершит справедливый суд над людьми.

– Нет-нет, – быстро возразил Белун. – Что за бог, который не ведает своего пути? Бог, который отнюдь не всесилен и подвластен кому-то, кого никогда не видел?

– А есть еще такие, как ты?

– Верю, что должны быть. Но пока не встречал…

– А твои собратья чародеи?

– Все они принадлежат этой эпохе и никогда не скитались, как я, в иных мирах. Они, безусловно, великие маги и достойно представляют в Поднебесном мире могущество своих богов. Мы вместе способны на многое. Однако грядет совсем иная эпоха, о которой даже они пока не догадываются… Впрочем, оставим это, – неожиданно резко оборвал себя чародей. – Так ты понял, хотя бы приблизительно, единство и различия, составляющие основу Времени?

Княжич, еще раз посмотрев на оплетенный ремнем посох, неуверенно кивнул. Потом спросил:

– Ты упомянул об иных мирах, Учитель. Далеко они от Синегорья?

– Как посмотреть – и невыразимо далеко, и совсем рядом. Они в том же потоке Великого Времени, а некоторые из них даже совпадают с Поднебесным миром и очень во многом – да почти во всем! – на него похожи. Но ты не можешь видеть эти миры, как не замечаешь плывущую в густом тумане ладью, хотя она совсем рядом – в два весельных гребка можно догнать. Лишь изредка донесется вдруг приглушенный туманом голос или огонек пробьется… Тогда и понимаешь, что не один ты плывешь по великой реке Времени.

Учитель и ученик вернулись в оружейную комнату, где начиналось сегодняшнее занятие, и Владий собрался было вновь потренироваться в метании ножей, однако Белун остановил его:

– Я собирался позже объяснить еще кое-что… Но раз уж мы затронули столь серьезные вопросы и ты сумел их понять, то нет смысла откладывать. Я обратил внимание, как ты удивился недавно моим словам о близкой весне. Небось решил, что у старика с головой не все в порядке?

Улыбнувшись в ответ на страстные возражения юноши, он продолжил:

– Итак, с моей головой и с моим возрастом ты разобрался. А со своими годами тебе также все ясно?

Владий пожал плечами:

– Если забыть о том, что за пять дней я прожил пять лет… Во всем остальном, по-моему, годы как годы. Или нет?

– Ты очень давно не встречался со сверстниками иначе бы заметил, что выглядишь гораздо взрослее их. Осенью тебе исполнилось четырнадцать лет, а по твоему виду никто не даст меньше семнадцати. Конечно, сыграли свою роль отнюдь не детские испытания, через которые тебе пришлось пройти, и все же дело не только в них. У меня нет никаких доказательств, но я почти уверен, что здесь не обошлось без вмешательства Перуна. Он хочет, чтобы ты как можно раньше был готов к битвам, ожидающим тебя впереди.

– Что ж, тем лучше, – ответил княжич. – Мне самому не терпится схватить Климогу за бороду!

– Когда я понял, что времени у нас мало… В общем, прошлой осенью, последовав моему совету, чародейский синклит решил сгустить человеческое время в Белом Замке. В результате, сам того не замечая, ты приобрел огромную внутреннюю силу, ибо месяцы были сжаты магическими заклинаниями в дни и часы. Для чародеев это была неимоверно трудная работа, но мы с ней справились. А ты справился со своей задачей – впитал в себя такую уйму знаний и навыков, что в других условиях простому смертному и за несколько лет не освоить.

– Прости, Учитель, я не совсем понимаю тебя…

– Подожди, сейчас все станет ясно.

Белун снял со стены древний синегорский лук и колчан со стрелами.

– Нынче для наглядности мы уже использовали посох и ремень, теперь вот, пожалуй, это попробуем. Считай, что лук – человеческое время, которое назначено тебе прожить в Замке, а стрела – это ты сам. Натягивая тетиву, мы приближаем друг к другу противоположные концы лука, то есть – дни твоего пребывания в Замке. Затрачиваем большие усилия, но ведь они при этом передаются стреле, не так ли? Чем сильнее изогнется лук, тем больше внутренней силы получит стрела. И когда рука отпустит тетиву – лук мгновенно распрямится и стрела полетит в цель.

Владий ошарашенно молчал, пытаясь осознать услышанное. Объяснения Белуна были предельно просты и понятны. На какое-то мгновение он вновь ощутил себя ребенком, который только что выбрался из Заморочного леса и узнал правду о вычеркнутых из его жизни годах.

Чародей почувствовал его состояние и негромко произнес:

– Извини, сынок. Мы не могли сказать тебе о том, что решили сделать. Заклинания ненадежны, если человек знает об их сути. Его естество противится магии. В тебе к тому же очень живы были воспоминания о Заморочном лесе… Через три дня действие магических сил прекратится, твое человеческое время вольется в общий поток. Ты этого никак не почувствуешь, просто утром, выглянув из окна, увидишь самый разгар весны.

Владий, пристально посмотрев в глаза Учителя, спросил:

– Сколько лет прошло в Синегорье?

– Три года.

5. «…Имя ему Владигор!»

Чародей был прав: проснувшись на рассвете четвертого дня, княжич не ощутил в себе никаких перемен. Но за окном уже буйствовала весна! Яблоневый сад, разбитый во внутреннем дворике Замка, вскипал бело-розовым цветом, утреннее небо дышало прозрачной лазурью, и лишь заоблачные горные пики укрыты были седыми вечными снегами…

Однако эта радостная картина возрождающейся природы не вызывала ответного чувства в душе Владия. После памятного разговора с чародеем в оружейной комнате он по-новому смотрел на окружающий мир – уже без наивного ребяческого удивления и восторга, но так, будто постоянно ждал от него очередного подвоха. Хотя Владий заверял Белуна, что понимает цель, которую ставили перед собой чародеи, и вполне оправдывает использованные ими средства ее достижения, что не держит обиды в сердце за вычеркнутые три года, что, напротив, благодарен за драгоценные познания и навыки, приобретенные им столь необычным образом, – и говорил он все это с полнейшей верой в свои слова, ничуть не лукавя, – но на самом донышке души оставался тяжелый и горький осадок.

Не жалел он о плате, которой пришлось расплатиться за обучение в Белом Замке. Понимал, что в обычных условиях и трех лет оказалось бы мало, а без усвоенных здесь наставлений нечего и думать было бы выступить против Климоги. Одно лишь он считал несправедливым: ну почему чародейский синклит принял решение о его судьбе, не спросив дозволения у него самого? Конечно, Владий с радостью бы согласился на такое испытание, может, не три, а все пять годков отдал бы им во имя достижения главной цели. Так ведь даже не поинтересовались его мнением! Испугались, что хилое человеческое «естество» воспротивится заклинаниям? Чепуха! Просто не доверяли ему, наверно, как привыкли не доверять обыкновенным смертным людям. И привычно для себя приняли решение, ничего не сказав тому, кого оно прежде всего касалось. Таковы уж, видать, все чародеи – даже лучшие из них, считающие себя добрыми и справедливыми…

Были у Владия и другие причины для сумрачного настроения, первейшая среди них – беда, в которую попала ведунья Лерия. Ему следовало бы сразу догадаться о том, что слуги Черного колдуна нашли и схватили ведунью. Иначе откуда мог Арес узнать в подробностях ее облик, которым заманивал княжича в лапы нетопыря-убийцы? Но в круговерти тех дней Владий как-то не задумывался об этом. Лишь позднее возникли у него смутные опасения, которыми он поделился с Белуном.

Чародей подтвердил худшее: Лерия угодила в ловушку, расставленную Аресом, через два «синегорских года» (так теперь называл Владий время, пролетевшее без него за стенами Замка) после того, как они расстались. Ее держат в заточении где-то в подвалах Ладорской крепости. Вероятно, Климога и Арес еще рассчитывают использовать ее в своих коварных замыслах, иначе давно бы уже казнили.

Филимон, не раз тайком наведывавшийся в Ладор, много жуткого слышал об этих подвалах. Они были заново отстроены по княжескому повелению вместо прежних подземных сохранов, однако же точного их расположения, входа-выхода никто не знает: Климога погубил землекопов и каменщиков, едва они закончили свою работу… Неизвестно и то, сколько добрых людей сгинуло уже в тех подвалах, сколько продолжают терпеть в них мучения. Без всякого разбору и суда бросают в подземелье любого, кто неугоден князю или Черному колдуну. А подробнее расспросить не у кого, поскольку живым оттуда еще никто не выходил. Некоторые убеждены почему-то, что княжна Любава и княжич Владий, закованные в кандалы и еженощно истязаемые, тоже там гниют…

Судя по чародейской карте Синегорья, начертанной Хрустальным Шаром, княжество под владычеством Климоги претерпевало ныне свои наихудшие времена. Голодные бунты, неведомые болезни, под корень изводившие целые селения, бесчинства борейских наемников, никем и ничем не сдерживаемый произвол, творимый княжескими наместниками, разбойничий разгул, постоянные набеги диких кочевников на восточные земли и морских лихоимцев – на Венедское побережье, полное разложение некогда славной княжеской дружины, повсеместное пьянство, воровство, наушничанье. Вот сколько несчастий обрушилось на страну после смерти Светозора.

Владий стискивал зубы и сжимал кулаки. Он рвался из стен Белого Замка, словно они стали для него тюремными. Он жаждал действий – скорых, решительных, жестких. Но Белун неумолимо пресекал его нетерпение, дожидаясь ему лишь ведомого часа.

И наконец этот час настал.

…Белун разбудил его с первыми солнечными лучами, озарившими вершины гор. Как только Владий, почувствовав легкое прикосновение к плечу, открыл глаза, чародей быстро приложил к губам ладонь – знак молчания. Юноша мгновенно вспомнил его наставления о том, как должно вести себя в День Посвящения: не издавать ни звука, ничему не удивляться, без торопливости, но и без лишних раздумий следовать всем указаниям Учителя. «Значит, время пришло!» – радостно подумал Владий.

Быстро умывшись, он облачился в белую хламиду, принесенную чародеем, подпоясался ремнем из сыромятной кожи и вопросительно указал глазами на меч – брать? Белун коротко кивнул в ответ и вышел.

Филимона, который все последние дни неотлучно находился при княжиче, сейчас рядом не оказалось. Жаль, с ним бы он чувствовал себя более уверенно. Владий ощущал странное напряжение, какую-то нервную взбудораженность в теле, хотя прекрасно понимал, что любые испытания, которые сегодня выпадут на его долю, вряд ли окажутся ему не по силам. Об этом недавно и Белун говорил: дескать, День Посвящения не сил потребует, а души, поскольку именно душа в этот день проходит проверку и обретает Имя.

Владий спустился в большую залу, где возле погасшего очага его поджидал чародей. Беззвучно, одними губами обозначив магические слова, Белун взял из очага холодный уголек, нарисовал у себя на лбу черный круг и точно такой же – на лбу юноши. Затем положил уголек в холщовый мешочек, который Владий привязал к поясу. После этого он знаками объяснил, что сейчас они направятся высоко в горы и ученик должен идти за ним след в след, если не хочет сорваться вниз.

Владий посчитал предупреждение излишним, ведь на самых крутых склонах он был ловок, как снежный барс, однако же покорно склонил голову, что означало – понял тебя. Учитель, и выполню все твои указания наилучшим образом.

Выйдя из ворот Замка, по навесному мосту они перешли через ущелье и оказались на той самой площадке, где когда-то готовился княжич принять последний бой. Отсюда можно было, как отлично помнил Владий, только вниз спуститься по узенькой тропке, обвивающей скалу. Однако чародей направился к отвесной стене на другом краю площадки. Он трижды ударил по ней посохом – и стена раскололась, открыв новую тропу, уводящую в мрачный лабиринт горных недр.

Едва они ступили на нее, как стена сошлась вновь и все вокруг погрузилось в непроглядную тьму. Но через несколько мгновений Владий заметил, что тьма рассеивается, словно свет исходит от них самих. Оказалось, что излучают его те самые круги, которые Белун нарисовал углем на их лбах. Мысленно напомнив себе приказ ничему не удивляться, княжич последовал за чародеем.

Неизвестно, сколько времени они петляли по таинственному лабиринту. Владий, поначалу отсчитывавший шаги, на второй тысяче бросил это занятие. Он даже не мог понять толком, поднимаются они по тропе или спускаются, в каком направлении идут, быстро или медленно…

Откуда-то издалека послышался неясный шум. По мере их продвижения он нарастал, пока не превратился в оглушительный грохот. Вскоре Владий узнал его причину: они вышли к подножию огромного водопада.

Лучи бледного света, исходящие от них, причудливо заиграли среди ниспадающего водяного потока и хрустально-алмазных брызг. Шум и хаос вдруг образовали сложную, переплетающуюся мелодию, каждый аккорд которой сочетал в себе твердость камня и быстроте честь прозрачных струй, сверкающий звездный блеск и тяжеловесность подземного дыхания гранита.

Чародей преклонил колени и зачерпнул ладонями хрустальной воды. Сделав глоток, он протянул ладони княжичу. Тот, давно уже мучимый жаждой, порывисто припал к ним губами, но… встретил лишь тугую волну горячего воздуха. Взгляд Учителя укоряюще скользнул по его лицу: зачем поспешил? Владий облизал пересохшим языком губы, утер пот, выступивший на скулах, и замер, признавая свою оплошность.

Кажется, первая же проверка не в его пользу… Владий разозлился на себя и – едва не потерял Белуна из виду. Тот, каким-то образом остановив падение горного потока и расколов его надвое, как прежде гранитную скалу, легко поднимался вверх по замысловатым ступеням пологой узкой лестницы.

Княжич торопливо шагнул следом. Из-под его ноги в тот же миг раздался протяжный жалобный стон, заставивший Владия отступить и внимательно вглядеться в лестницу. Лестница оказалась живой! Первой ее ступенькой была обнаженная девушка, чье неестественно изогнувшееся тело била мелкая дрожь в ожидании новых мучений. Под левой грудью расплывалась кровоточащая ссадина, оставленная грубой подошвой сапога княжича. Владий беззвучно охнул. Он хотел было броситься к девушке, помочь подняться, вымолить прощение за невольную грубость, но в последний момент увидел, что девушка и лестница составляют единое целое! Ее руки и ноги буквально вросли в ступеньку, неразрывно сплелись с резным узором на камне. Создавалось впечатление, что неведомый гений камнерез высек из мраморной плиты прекрасную человеческую фигуру, а боги зачем-то вдохнули в нее жизнь, забыв освободить от власти мертвого камня.

Первым порывом Владия было желание тут же испробовать прочность мраморных оков клинком своего меча и попытаться вызволить девушку. Но взгляд его упал на вторую ступеньку, на третью… И он понял, что на эти попытки у него может уйти вся жизнь.

Едва ли не каждая ступень лестницы представляла собой неестественное сочетание живого и мертвого, человека и камня. Разница была лишь в том, что со второй ступенькой сливалось тело юноши, с третьей – двух мальчиков-подростков, а выше опять девушки, юноши… Озноб пробежал по спине княжича. Неужели придется шагать по этим беззащитным обнаженным телам?

Хотя некоторые ступеньки, как разглядел Владий были свободны, легче ему от этого не стало, поскольку они были утыканы короткими заостренными колышками. Будто специально так устроено, чтобы либо подниматься, ступая по людям, либо перепрыгивать через тела и при этом неизбежно раздирать ноги до костей об острые колья! Впрочем, конечно, так и задумывал создатель этой изуверской лестницы! Владий едва не взвыл от безвыходности.

Но как сумел здесь пройти Учитель? Сейчас он был уже слишком высоко, Владий не мог рассчитывать даже на малейшую подсказку. Тяжело вздохнув, княжич примерился, собрал силы и прыгнул через распростертые тела на первую свободную ступень,

Один из колышков, прорвав сапог, вонзился в лодыжку. Скрипнув зубами, пытаясь не обращать внимания на резкую боль, он тут же прыгнул на следующую. Получилось немного удачнее – острие колышка всего лишь царапнуло правую ногу. Однако третий прыжок был гораздо болезненней. Нога непроизвольно подогнулась, и Владий, едва удержав равновесие, до крови разодрал еще и левую руку.

Правда, благодаря этому он понял, что колышки достаточно хрупки: обламываются, если удар на них приходится не сверху, а сбоку. Дело пошло быстрее. Теперь он старался подсечь их до того, как нога всей тяжестью тела опустится на ступень. Но даже обламываясь, колышки наносили весьма болезненные раны.

Он не смотрел на пройденный путь – не хотел видеть свой кровавый след – и не поднимал головы,чтобы взглянуть вперед, – без того знал, что до конца лестницы вряд ли сумеет добраться.

Дважды Владий оступался, и тотчас из-под ноги раздавались крики и стоны. Невыразимые страдания белым огнем боли пылали в глазах поверженных людей, тела извивались в бесплодном стремлении вырваться на свободу.

От потери крови ли и терзаний собственной плоти, от ощущения ли чужих нестерпимых мук сознание княжича затуманилось, перед взором его повисла черно-красная пелена. Огромным усилием воли он рвал эту пелену, высматривал сквозь редкие светлые всполохи очередную свободную – от человеческих тел, но не от пыточных кольев – ступень и прыгал вперед.

Почему он избрал для себя путь страданий? Ведь понимал, что не слишком много боли добавит неведомым пленникам, если будет подниматься к вершине по их обреченным на вечные муки телам. И все-таки не мог, не желал подчиняться требованиям холодного рассудка. Действовал по зову сердца, бьющегося в тисках сострадания и неутешной печали. Другого пути для него не было.

…Владий очнулся на неудобном каменном ложе. Еще не сознавая, как и где оказался, он торопливо сел и потряс головой, прогоняя остатки кровавого тумана. Рядом стоял Белун. Он поднес юноше чашу с водой – но на сей раз Владий не стал спешить, а медленно, чуть касаясь воспаленными губами края чаши, сделал несколько маленьких глотков. Живительная влага воистину была чудодейственной: к нему почти мгновенно вернулись силы, сознание полностью прояснилось.

Значит, он все же одолел изуверскую лестницу?! Но почему-то совсем не чувствовал боли в израненных ногах – они казались целыми и невредимыми. И лишь разодранные сапоги со следами еще не засохшей крови подтверждали, что все пережитое им было в реальности а не привиделось в кошмарном сне.

Старец не дал ему времени на раздумья, решительным кивком повелел вновь следовать за собой. Теперь они шли среди нагромождения каменных глыб высотой в два-три человеческих роста. Внезапно Белун остановился и поднял руку, призывая Владия к осторожности. Юноша обнажил меч и подошел к чародею. Перед ними раскинулся просторный круглый зал с колоннами из горного хрусталя. Каменные глыбы за их спинами с грохотом сдвинулись, закрыв обратную дорогу. В наступившей после этого мертвой тишине явственно послышалось противное шипение, и навстречу им из-за хрустальных колонн выползли змеи.

Десятки, сотни змей самых разных обличий и размеров – от маленьких, не длиннее локтя, с плоскими головками и раздвоенными языками, до огромных, чуть ли не пятиаршинных, с торчащими из пасти кривыми зубами и темно-желтыми немигающими глазами. Впрочем, Владий быстро понял, что змей гораздо меньше, чем показалось сначала:количество их многократно увеличивалось отражением в горном хрустале. На самом деле, пожалуй, и трех десятков не наберется. Однако, решил княжич, опасность все равно есть.

Не оглядываясь на Учителя, он выступил-вперед и отсек поганую голову первой же гадине, посмевшей приблизиться к ним. Затем второй, третьей…

Это был не очень трудный бой, змеи оказались неразворотливы и медлительны, во всяком случае, по сравнению с разящей молнией меча Владия. Рубящий удар, шлепок плоскостью клинка, чтобы откинуть отсеченную голову, шаг вперед. Удар, шлепок, еще один шаг. Постепенно они приблизились к середине зала, и княжич увидел на другой стороне выход: широкий туннель, облицованный золотыми плитами и озаряемый падающим откуда-то из его глубины дневным светом. Слава Перуну, мысленно воскликнул княжич, скоро мы выберемся из постылого подземелья!

И тут неожиданно прямо перед ним возникли три угрожающего вида воина. Облаченные в одинаковые доспехи, с закрывающими лица кожаными масками, вооруженные копьями, они преградили вход в золотой туннель. Внимательно всмотревшись в них, юноша невольно улыбнулся. Ну конечно же, вновь изощренный трюк горного хрусталя! Настоящий здесь только один, а двое других – его обманные копии.

Но какой именно настоящий? Змеи сами выдавали себя, бросаясь на Владия, а эти не спешат, выжидают.

Княжич сделал легкий выпад, его меч описал широкий полукруг, намеренно не затронув стражей туннеля. Он не хотел лишней крови и, если б мог разомкнуть уста, попробовал бы уговорить воина выпустить их отсюда. Однако воин, соответственно и его двойники, рассудил иначе. Три копья резко рванулись вперед, целя в грудь юноши.