Текст книги "Человек в лабиринте эволюции"

Автор книги: Леонид Вишняцкий

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 10 страниц)

Подводя итог рассмотрению вопроса о времени происхождения гомо сапиенс, можно констатировать, что, если в Европе, а также на большей части Азии (за исключением её западных районов) этот вид появляется, судя по имеющимся палеоантропологическим материалам и абсолютным датировкам, не раньше 40 тыс. лет назад, то в Африке и на Ближнем Востоке ископаемые останки его древнейших представителей имеют возраст в два-три раза больше. Находки из пещер на р. Класиес и пещеры Бордер, с местонахождения Омо, а также же из пещер Кафзех и Схул убедительно свидетельствует о том, что люди, не отличавшиеся или мало чем отличавшиеся от нас в анатомическом плане, жили в Южной и Восточной Африке, а также на Ближнем Востоке уже около 80–100 тыс. лет назад, а может быть, и несколькими десятками тысячелетий ранее.

Естественно, описанные открытия в Африке и Западной Азии заставили многих учёных пересмотреть свои представления не только о времени появления людей современного физического типа, но и о том, где это событие произошло. При всём многообразии оттенков, присущих взглядам разных исследователей на проблему прародины гомо сапиенс, все предлагаемые варианты её решения могут быть сведены к двум противостоящим точкам зрения, вкратце уже охарактеризованным в предыдущей главе (см. рис. 23). Согласно одной из них (моноцентризм), местом происхождения людей современного физического типа был какой-то достаточно ограниченный регион, откуда они впоследствии расселились по всей планете, постепенно вытеснив, уничтожив или ассимилировав предшествовавшие им в разных местах автохтонные (т. е. коренные) популяции гоминид. Согласно другой, становление людей современного физического типа либо происходило более или менее независимо в нескольких регионах земного шара (полицентризм), либо же захватывало огромный единый ареал, занимавший значительные участки всех континентов Старого Света (так называемый широкий моноцентризм). Последняя теория, т. е. широкий моноцентризм, является, по сути, лишь разновидностью полицентризма, придуманной для объяснения сходства результатов процесса антропогенеза, его единой направленности в разных регионах. Если «чистые» полицентристы решали эту проблему, ссылаясь на общность факторов эволюции человека и используя иногда при этом аргументацию виталистического свойства (витализм – это допущение существования некоей непознанной или в принципе непознаваемой нематериальной силы, направляющей процесс эволюции), то в версии широкого моноцентризма к представлениям об общности факторов антропогенеза добавляется мысль о достаточно интенсивном генетическом обмене между разными популяциями ареала сапиентации. В зарубежной литературе, как уже говорилось, подобная теория именуется сейчас «мультирегионализмом».

В свете того, что нам теперь известно о возрасте древнейших костных останков гомо сапиенс на разных континентах, моноцентристская теория выглядит явно предпочтительней, чем мультирегионализм. Имеющиеся антропологические материалы однозначно свидетельствуют о том, что неоантропы появились в Африке и непосредственно прилегающих к ней районах Азии гораздо раньше, чем где бы то ни было ещё. Однако, во-первых, это не исключает возможности существования двух независимых центров формирования людей современного физического типа – африканского и ближневосточного, а во-вторых, большая древность неоантропов в двух названных регионах не означает ещё, что за их пределами гомо сапиенс появились непременно в результате миграции, а не эволюции местных палеоантропов.

Обратимся вновь к ископаемым палеоантропологическим материалам, чтобы посмотреть, насколько глубоко в разных регионах могли бы уходить генеалогические корни гомо сапиенс, если допустить полицентристское происхождение последних. Начнём с Африки. Имеются ли среди гоминид, живших на этом континенте ранее 100 тыс. лет назад, формы, которые могли бы заполнить пробел между видами эректуса и гомо сапиенса, формы, переходные между двумя этими видами и позволяющие проследить, как один из них превращался в другой? Да, такие находки есть. Более того, их известно довольно много, и они очень выразительны.

Особое место среди костных материалов промежуточного характера занимают два черепа. Один из них был обнаружен в районе Флорисбада (ЮАР) ещё в 1932 г., а второй – в долине уже неоднократно упоминавшейся на этих страницах реки Омо (Эфиопия) в 1969 г. (он традиционно обозначается в литературе как череп Омо 2). Оба они интересны и важны для нас, прежде всего, тем, что представляют собой останки существ, которым оставалось сделать буквально полшага, чтобы стать неотличимыми от современных людей в анатомическом отношении. Эти полшага были сделаны, вероятно, уже ближайшими их потомками, которые приобрели чуть более высокий лоб, в то время как их кости стали чуть менее массивны.

Ещё один череп, очень похожий на флорисбадский и Омо 2 и притом прекрасно сохранившийся, был найден в 1980 г. в отложениях формации Нгалоба на местонахождении Лэтоли в Танзании. По большинству признаков он также выглядит почти современным, и лишь некоторая покатость лба и чрезмерно развитые надглазничные дуги заставляют отделять его обладателя от собственно гомо сапиенс. Эту же переходную стадию эволюции человека характеризуют черепа из Синги в Судане, Илерета в Кении и некоторые другие находки, датируемые концом среднего плейстоцена, т. е. периодом примерно от 300 до 130 тыс. лет назад.

Несколько более архаичны по своему строению останки палеоантропа с замбийского местонахождения Брокен-Хилл, иногда также именуемого Кабве. Череп (рис. 24А) и другие фрагменты скелета, обнаруженные здесь ещё в 1921 г., явно древнее костей из Флорисбада, Омо, Нгалобы и им подобных, и относятся, скорее всего, к концу первой половины среднего плейстоцена. Примерно такой же возраст и близкое строение имеют черепа из Ндуту в Танзании, Бодо в Эфиопии и ряд других. Все перечисленные находки вполне могут рассматриваться как последовательные звенья эволюционной цепочки, соединяющей африканских архантропов с неоантропами (рис. 33). Забегая вперёд, можно отметить, что ни в одном другом регионе, кроме Африки, подобная цепочка пока не прослеживается.

Рис. 33. Эволюция Homo sapiens и его предполагаемых прямых предков в Африке

В Западной Азии единственной палеоантропологической находкой, способной, возможно, пролить какой-то свет на загадку происхождения местных ранних неоантропов, является так называемый череп из Галилеи, найденный ещё в начале прошлого века в пещере Зуттиех в Израиле. Его возраст и видовая принадлежность точно пока не установлены, но, скорее всего, он должен быть отнесён к ранним палеоантропам, т. е. к виду человека гейдельбергского в широком смысле. Останки архантропов на Ближнем Востоке тоже известны, но они очень малочисленны и фрагментарны.

Восточная и Юго-Восточная Азия дали довольно большое число ископаемых гоминид, относимых в подавляющем большинстве к виду гомо эректус. Этот регион можно считать главной цитаделью полицентризма. Сторонники местной эволюции гомо сапиенс подчёркивают тот факт, что коренное население Восточной Азии (монголоидное) имеет ряд специфических, не присущих другим расовым группам черт, которые в то же время фиксируются у восточноазиатских архантропов и палеоантропов. В частности, гоминиды, кости которых (в основном фрагменты черепов) были обнаружены в Дали, Сюцзияо (Северный Китай), Мапе (Южный Китай) и Нгандонге (Индонезия) могут, по мнению сторонников мультирегиональной теории, претендовать на роль связующего звена между видами гомо эректус и гомо сапиенс в Восточной Азии. Возможно, в этот же ряд следует поставить череп, открытый в долине р. Нармада в Индии. Однако противники мультирегионализма не без оснований указывают на то, что по многим признакам первые восточноазиатские неоантропы ближе всего стоят отнюдь не к местным палеоантропам, а к африканским. Кроме того, не следует забывать и об упоминавшихся в предыдущей главе очень поздних датах, полученных недавно для некоторых яванских архантропов. Ведь если они верны, то построения полицентристов, считающих череп из Нгандонга связующим звеном между ранними эректусами Юго-Восточной Азии, с одной стороны, и первыми местными представителями вида гомо сапиенс, с другой, оказываются под большим вопросом, поскольку обладатель этого черепа становится современником неоантропов.

В Европе людям современного физического типа предшествовали неандертальцы, по всей вероятности, единственные обитатели нашего континента в период от 130–150 до 35–40 тыс. лет назад. Затем, на протяжении примерно 5–10 тыс. лет, неандертальцы сосуществовали с неоантропами. Эволюция от первых ко вторым, как уже говорилось, маловероятна, и большинством антропологов такая возможность сейчас отрицается. Гомо сапиенс, скорее всего, пришли в Европу извне и со временем вытеснили своих предшественников. Имело ли при этом место смешение автохтонного (т. е. коренного, в данном случае – неандертальского) и пришлого населения – неясно. Результаты сопоставления ДНК из костей неандертальцев с ДНК современных людей предполагают скорее отрицательный, чем положительный ответ на этот вопрос, но исследования в этой области только начинаются, и было бы преждевременно, основываясь на них, делать уже сейчас сколько-нибудь далеко идущие выводы. К тому же, вопреки результатам палеогенетических исследований, ряд черт в анатомии отдельных частей скелета поздних неандертальцев и ранних европейских неоантропов указывает на возможность того, что их сосуществование всё же не обошлось без некоторого, пусть и незначительного, смешения и обмена генами, хотя обособленность этих групп гоминид несомненна.

Таким образом, из всех континентов, только в Африке известно сейчас большое количество ископаемых находок переходного характера, позволяющих проследить процесс трансформации местных архантропов в палеоантропов, а последних в неоантропов. Африканских гоминид, занимающих промежуточное положение между видами гомо эректус и гомо сапиенс, иногда зачисляют вместе с европейскими пренеандертальцами в вид человека гейдельбергского (Homo heidelbergensis), а иногда выделяют в особые таксоны, именуемые человек родезийский (Homo rhodesiensis) и/или Homo helmei. В этом случае считается, что непосредственными предшественниками людей современного физического типа могли быть Homo helmei, представленные черепами типа Синга, Омо 2, Лэтоли, Флорисбад, Илерет и некоторыми другими. Вид же человека родезийского, к которому относят черепа из Брокен-Хилл, Ндуту, Бодо и им подобные, рассматривается, как правило, в качестве несколько более раннего промежуточного звена эволюционной последовательности Homo erectus → Homo sapiens.

Довольно убедительные аргументы в пользу южного, т. е. африканского происхождения первых ближневосточных и европейских гомо сапиенс были получены также в результате сопоставления пропорций костей скелета у разных групп ископаемых и современных людей. Известно, что человеческие популяции, издавна обитающие в районах с холодным климатом, – например, саамы Кольского полуострова или эскимосы Аляски – отличаются укороченными по отношению к длине туловища конечностями, широким тазом, сравнительно большой для их роста массой тела и утолщёнными трубчатыми костями. Как и следовало ожидать, все эти признаки наблюдаются и у неандертальцев, эволюционное становление которых совершалось в условиях приледниковой Европы. Напротив, первые люди современного физического типа и на Ближнем Востоке (Схул, Кафзех), и в Европе по всем перечисленным параметрам демонстрируют сходство с коренными обитателями Африки и Австралии, т. е. регионов с жарким климатом. Как и последние, они характеризуются удлинёнными конечностями, узким тазом, сравнительно небольшой по отношению к росту массой тела и более тонкими костями. Это явно свидетельствует против местного происхождения первых европейских гомо сапиенс, а также и против допущения сколько-нибудь значительного смешения между ними и автохтонным неандертальским населением. Интересно, что уже после исчезновения неандертальцев, в период интенсивного оледенения и похолодания, начавшийся примерно 24 тыс. лет назад и продолжавшийся не менее 10 тыс. лет, у обитателей Европы вновь начинают появляться многие особенности скелета, ранее свойственные неандертальцам. Предполагается, что это произошло вследствие приспособления к жизни в аналогичных природных условиях.

Помимо палеоантропологических материалов, важную роль в дискуссии между моноцентристами и полицентристами играют данные молекулярной биологии и генетики. Выше говорилось уже вкратце о биомолекулярных методах изучения филогенеза. Особую популярность среди них приобрело в 80-е гг. XX в. сравнительное изучение митохондриальных ДНК. Как известно, основная масса молекул нуклеиновой кислоты сосредоточена в клеточном ядре, но некоторое количество их имеется и в митохондриях. Считается, что скорость мутирования в ДНК митохондрий выше, чем в ядерных, а, кроме того, они наследуются исключительно по материнской линии. Обе эти особенности повышают их ценность для филогенетических исследований. С начала 80-х гг. стало появляться всё больше работ, в которых сравнивались последовательности нуклеотидов (многокомпонентные звенья цепи нуклеиновых кислот) в митохондриальных ДНК разных групп животных, в том числе и людей. Было установлено, сначала на небольшом количестве выборок из разных расовых групп, что различия в этих последовательностях у людей очень невелики – гораздо меньше, чем у других видов живых существ. Это было истолковано как свидетельство того, что в эволюционной истории человечества сравнительно недавно имело место явление, называемое генетиками эффектом «бутылочного горлышка». Суть его состоит в том, что, если в какой-то период существования вида численность его представителей по тем или иным причинам резко сокращается до размеров небольшой популяции и если затем эта популяция каким-то чудом всё же не вымирает, а наоборот, растёт количественно, что приводит к восстановлению вида, то для последнего очень долго будет характерна весьма низкая степень генетического разнообразия, близкая к той, какая была у популяции-основателя. Подобная ситуация могла иметь место, например, в истории африканских гепардов, десятки тысяч современных представителей которых ведут, возможно, свою родословную, всего от нескольких особей, бывших некогда свидетелями жестокого кризиса в истории этого подвида и переживших его. В сравнительно недавней человеческой истории эффект «бутылочного горлышка», видимо, имел место при заселении Полинезии, всё современное коренное население которой происходит, как полагают генетики, от очень небольшого числа женщин-прародительниц (возможно, всего трёх), прибывших на острова 1–3 тыс. лет назад с группой древних мореплавателей.

В середине 80-х гг. прошлого века несколькими группами биологов в разных лабораториях Японии и США было установлено, что в строении ДНК митохондрий современное африканское население обнаруживает гораздо большую степень вариабельности, чем население остальных континентов. Это истолковывается в том смысле, что группа выходцев из Африки стала некогда предковой для всех нынешних жителей Земли, исключая лишь их родной континент, обитатели которого уже были к тому времени достаточно разнообразны в генетическом плане. К аналогичным результатам примерно в то же время привёл и анализ ДНК, содержащейся не в митохондриях, а в ядрах клеток. В 90-е гг., правда, стали появляться и статьи, где данные молекулярной генетики истолковывались в пользу мультирегиональной теории, но подавляющее большинство новых работ ставят такую интерпретацию под сомнение и подтверждают вывод об африканских корнях современного человечества.[33][33]
  Например: Ке Y. et al. African origin of modern humans in East Asia: a tale of 12,000 Y chromosomes // Science. 2001 Vol. 292. P. 1151–1153; Takahata N. et al. Testing multiregionality of modern humans // Molecular Biology and Evolution. 2001. Vol. 18. № 2. 172–183.


[Закрыть] По заключению авторов одного из таких исследований, старый спор между мультирегионалистами и сторонниками единого африканского происхождения современных людей «утратил былую важность, поскольку все генетические данные благоприятствуют, как кажется, второй гипотезе».[34][34]
  Harpending H., J. Relethford. Population perspectives on human origin research // Conceptual Issues in Modern Human Origins Research. New York, 1997. P. 368.


[Закрыть]

Таким образом, данные молекулярной биологии и генетики вполне соответствуют суммированным выше антропологическим данным. И те и другие указывают на Африку как первоначальный центр формирования людей современного физического типа (рис. 34) и предполагают примерно одно и то же время начала расселения неоантропов за пределы этого континента. Во-первых, наиболее древние останки гомо сапиенс происходят из Южной и Восточной Африки. Во-вторых, здесь же с наибольшей полнотой представлены и формы гоминид, переходные от Homo erectus к Homo sapiens. Наконец, в-третьих, согласно генетическим данным, всё современное человечество ведёт свою родословную от количественно сравнительно небольшой популяции или нескольких популяций, обитавших некогда в Африке. Точное время начала расселения представителей этих популяций на другие континенты неизвестно, хотя на основе опять же генетических данных иногда предполагают, что это произошло в интервале примерно от 90 до 160 тыс. лет назад. Вероятно, эта датировка фиксирует только период первоначального проникновения гомо сапиенс из Африки в смежные с ней районы (прежде всего, на Ближний Восток, а также, возможно, на Аравийский полуостров), поскольку ни в Европе, ни в Австралии, ни на большей части Азии столь древних следов пребывания людей современного физического типа пока не обнаружено.

Рис. 34. Схема эволюции рода Homo, предложенная американским антропологом Ф. Райтмайером и предполагающая африканское происхождение Homo sapiens. Буква S в местах сужения ветвей означает момент образования нового вида (speciation)

Неандертальская альтернатива

Все виды живых существ, и в том числе гоминид, которые порождала эволюция, могут в известном смысле рассматриваться как случайность: при несколько иных обстоятельствах они могли бы и не возникнуть, либо же, возникнув, сыграть какую-то другую роль, чем это имело место в действительности. Гомо сапиенс – всего лишь один из таких видов, и нет никаких оснований делать для него исключение и считать его появление чем-то неизбежным. Тем не менее именно так это событие часто и подаётся, и при внимательном чтении многих современных, а тем более старых работ о происхождении и эволюции человека трудно избавиться от впечатления, что их авторы представляют себе антропогенез как процесс, результат которого был предопределён изначально и однозначно. Вид гомо сапиенс при этом изображается как нечто вроде «венца творения». Такое понимание антропогенеза и вообще любого эволюционного процесса называется телеологическим.

Как ни странно, в отечественной науке едва ли не главной причиной укоренения телеологических взглядов на антропогенез явилось обыкновение сообразовывать любые теории, претендующие на философское толкование, с работами классиков марксизма – учения, несомненно, материалистического. Подобная практика привела к некритичному заимствованию и широкому использованию терминов «готовый человек» и «готовое общество», обронённых несколько раз Ф. Энгельсом и заставляющих предполагать устремлённость биологической и социальной эволюции к созданию некоего конечного продукта, к достижению некоего единственно правильного состояния. Согласно широко распространённому мнению, особенно популярному в философской литературе об антропогенезе, человек в полном смысле слова появился лишь вместе с людьми современного физического типа, а всё предшествовавшее развитие было только подготовкой природы к этому «качественному скачку» в эволюции, «прелюдией» к появлению так называемых «готовых» людей. Дело представляется так, как будто биологическая эволюция, подобно поезду, следующему по заранее утверждённому расписанию, доставляет своих «пассажиров» в заданный пункт назначения, где они могут, наконец, почувствовать себя дома. Антропогенез рассматривается в этом случае не как естественный вероятностный процесс, ход и результаты которого определялись взаимодействием множества факторов и стечением множества случайных по отношению к нему обстоятельств, а как целенаправленное движение через ряд промежуточных форм-станций к современному состоянию.

Чему же, однако, обязаны мы тем, что так удачно прибыли именно на нужный пункт – станцию «готовый человек», а не сошли по неведению с поезда эволюции раньше, на какой-то иной станции? Был ли эволюционный триумф гомо сапиенс неизбежностью, к которой почему-то стремилась природа, или лишь одной из нескольких имевшихся у неё в запасе возможностей, ставшей реальностью только в силу определённого стечения обстоятельств? Была ли, наконец, альтернатива, существовали ли другие претенденты на роль «венца творения»? Чтобы ответить на эти вопросы, попробуем повнимательней присмотреться к нашим ближайшим родственниками среди гоминид, бывшим когда-то и нашими современниками, – неандертальцам.

Об основных анатомических характеристиках неандертальцев, а также о некоторых различиях между ними и людьми современного физического типа говорилось уже в предыдущей главе. Считается, что особенности строения неандертальского скелета были во многом обусловлены необходимостью приспособления к холодному климату Европы в период последних оледенений. Этим объясняются, например, такие признаки, свойственные неандертальцам, как общая массивность тела, сравнительно большая толщина трубчатых костей, укороченные пропорции конечностей, а также специфическое строение носового отверстия – более широкого, чем у современных людей. Массивность тела, имеющая следствием уменьшение площади его поверхности, приходящейся на единицу объёма, помогала сэкономить тепло и энергию (поэтому у широко расселённых видов млекопитающих представители северных популяций, как правило, крупнее своих южных сородичей – так называемое правило Бергмана). Крупный нос также играл адаптивную роль, предотвращая попадание слишком холодного воздуха в лёгкие при дыхании. По всем перечисленным и некоторым другим особенностям неандертальцы отличались в равной мере и от гомо сапиенс, и от более древних гоминид (человек гейдельбергский), чья эволюционная история начиналась и длительное время протекала в низких широтах с их тёплым климатом.

Если уклонение линии, ведущей к неандертальцам, от предкового ствола можно, по крайней мере, частично объяснить приспособлением к природным условиям севера, то формирование большинства признаков, выделяющих людей современного физического типа, остаётся загадкой. Неизвестно, в каком именно районе Африки появился впервые новый вид человечества, в каких условиях происходило его становление, какие требования среды обусловили давление отбора в соответствующем направлении. Неизвестно, впрочем, и был ли это действительно новый вид в полном смысле слова, или только новый морфологический тип гоминид, отличающихся от своих предшественников и современников определённым комплексом анатомических и поведенческих особенностей, но не отделённых от них барьером репродуктивной изоляции. Даже дать чёткое определение того, какие именно черты в строении черепа и посткраниалього скелета[35][35]
  Посткраниальный скелет означает скелет ниже (кроме) черепа.


[Закрыть] отделяют людей современного физического типа от всех остальных представителей рода гомо, по мнению многих антропологов, намного труднее, чем очертить, скажем, круг специфических неандертальских признаков. Во всяком случае, большая величина мозга, считавшаяся долгое время отличительной характеристикой гомо сапиенс, таковой ни в коем случае не является.

Как уже говорилось в 4-й главе, по абсолютному размеру эндокранов неандертальцы в среднем несколько превосходят гомо сапиенс, причём это относится как к палеолитическим, так и к ныне живущим представителям нашего вида. По относительному размеру, напротив, неандертальцы стоят на втором месте. Последнее обстоятельство иногда истолковывают как свидетельство интеллектуального превосходства людей современного физического типа, но правомерность такого вывода далеко не бесспорна. Дело в том, что у приматов, как показывают исследования, проводимые с разными их видами, абсолютный размер мозга лучше коррелирует с результатами тестов по оценке уровня интеллектуального развития, чем размер относительный. Из этого правила бывают, разумеется, отдельные исключения (шимпанзе, например, считаются сообразительней горилл, хотя мозг последних крупнее), но в целом тенденция именно такова. В строении мозга также не удалось пока выявить какие бы то ни было различия, которые бы однозначно указывали на интеллектуальное превосходство одного вида над другим. По словам одного из ведущих специалистов в этой области американского антрополога Ральфа Холлоуэя, мозг неандертальцев был уже «вполне человеческим, без каких-либо существенных отличий в своей организации от нашего собственного мозга»[36][36]
  Holloway R. L. The poor brain of Homo sapiens neanderthalensis: see what you please... // Ancestors: the hard evidence. New York. 1985. P. 323.


[Закрыть]. Эту точку зрения, когда-то казавшуюся крамольной, разделяют сейчас многие исследователи.

Сторонники мнения об интеллектуальной уникальности гомо сапиенс часто в качестве доказательства указывают на недостаточную развитость у других гоминид так называемых лобных долей, но в какой мере это можно относить (и можно ли вообще) к неандертальцам сказать трудно. Лобные доли, действительно, играют определяющую роль в интеллектуальной деятельности. С ними в значительной мере связаны творческое мышление, планирование, принятие решений, художественная деятельность, контроль эмоций, рабочая память, язык и т. д. Однако, как показали недавние исследования, представления об относительно большем размере лобных долей человека по сравнению с другими гоминоидами не совсем верны. Относительный размер этой части мозга у людей лишь на доли процента больше чем у шимпанзе и на один процент больше чем у орангутанга (на 4–5% больше чем у гориллы и гиббона). Относительный же размер разных секторов лобных долей у человека, шимпанзе, гориллы, орангутанга и гиббона, а также макаки практически одинаковы. Исходя из этих данных, резонно предполагать, что у неандертальцев относительный размер лобных долей был идентичен таковому у гомо сапиенс, а абсолютный, соответственно, мог в среднем даже несколько превышать его. Это лишает почвы некогда весьма популярную гипотезу, согласно которой неандертальцы с их якобы недоразвитыми лобными долями, отличались необузданным нравом, неспособны были контролировать свои желания и эмоции, и потому в социальном плане были ближе к животным, чем к современным людям.

В какой-то степени возможность оценить и сопоставить умственные способности разных форм гоминид дают также археологические данные. Здесь, как может показаться на первый взгляд, гомо сапиенс вне конкуренции, поскольку культурные достижения нашего вида явно ставят его особняком. Тем не менее было бы упрощением утверждать на этом основании, как это часто делают, что интеллектуальный потенциал представителей всех других видов был намного ниже. Во всяком случае, по отношению к неандертальцам подобное утверждение выглядит довольно спорным.

«Есть люди, которые, по-видимому, убеждены, что неандерталец – глупая скотина, и ничего больше. Ведь что ни говори, а он вымер, он не смог выдержать борьбы за существование, в чём усматривается прямое доказательство его безнадёжной второсортности». Эти слова, принадлежащие одному из самых обаятельных героев фантастического романа Клиффорда Саймака «Заповедник гоблинов» – неандертальцу по имени Оп, довольно точно характеризуют представления многих учёных (не говоря уже о широкой публике) о наших ближайших соседях на эволюционной лестнице. Способности неандертальцев – интеллектуальные, речевые и прочие – очень часто оцениваются уничижительно (ещё недавно некоторые авторы вообще отказывали им и в мышлении, и в речи) и считается, что в культурном отношении они тоже были бесперспективны, достигнув своего, весьма низкого, «потолка» в среднем палеолите. По культуре среднего палеолита и судят об их возможностях.

Имеют ли подобные взгляды под собой реальную основу? Да, безусловно, имеют. Множество фактов, достоверность которых неоспорима, может быть истолковано в их пользу. Не подлежит ни малейшему сомнению, что неандертальцы большую часть периода своего существования были носителями тех культур, которые археологи определяют как среднепалеолитические. Эти культуры, судя по дошедшим до нас материальным остаткам, заметно уступали в сложности и богатстве внешних проявлений верхнему палеолиту (рис. 35), не говоря уже о более поздних творениях человека современного физического типа. Ни в изготовлении каменных орудий, ни в обработке иных материалов, ни в изобразительной деятельности неандертальцы не достигли того, чего достигли впоследствии гомо сапиенс. Разница очевидна. Однако, подчёркивая эту разницу, не слишком ли мы торопимся поставить знак равенства между «не достигли» и «не могли достичь»? Обязательно ли первое предполагает второе?

Рис. 35. Некоторые каменные и костяные орудия, а также украшения, характерные для верхнего палеолита

Ещё недавно считалось, что изменения в биологической организации предков человека и в их культуре происходили практически синхронно, и, значит, коль скоро гоминиды того или иного типа приобретали в процессе эволюции какую-то новую способность, она непременно и немедленно должна была ими реализовываться. Например, переход от среднепалеолитической культуры к верхнепалеолитической часто рассматривался (да и сейчас ещё иногда рассматривается) как следствие прихода гомо сапиенс на смену палеоантропам, т. е. как следствие появления людей с более высокой биологической организацией. Между тем, как мы теперь знаем, последнее событие произошло не 35–40 тыс. лет назад, одновременно с переходом от среднего палеолита к верхнему, а около 100 тыс. лет назад или даже несколько раньше. Это значит, что, по меньшей мере, 50–60 тыс. лет гомо сапиенс в культурном отношении вполне удовлетворялся тем, что было достигнуто до него, совсем не торопясь использовать в полной мере свои расширившиеся возможности. Следовательно, «не достигли» и «не могли достичь» это всё же далеко не одно и тоже.

На протяжении многих десятков тысяч лет своей палеолитической истории люди современного физического типа в культурном отношении практически ничем не отличались от неандертальцев. Первые делали такие же орудия, что и вторые, охотились на тех же животных и использовали для того и для другого те же самые методы. Более того, важные перемены во всех этих и иных областях культуры, начавшиеся примерно 40–45 тыс. лет назад, также захватили, как установлено теперь археологами, не только гомо сапиенс, но и некоторые популяции неандертальцев, которые стали делать верхнепалеолитические орудия и вырезать из кости и рога бусы, подвески и иные украшения.[37][37]
  См. например: Вишняцкий Л. Б. Верхнепалеолитическая революция: география, хронология, причины // Stratum plus. 2000. № 1. С. 245–271.


[Закрыть] Строго говоря, даже многие группы первобытных охотников и собирателей, живших в историческое время (вплоть до наших дней), по уровню культурного развития, если судить о нём только по тем материалам, которые долго сохраняются в погребённом состоянии и могут попасть в руки археологов, ни в чём не превосходили неандертальцев.