Текст книги "Еще раз о голом короле (сборник)"
Автор книги: Леонид Филатов
Жанр:
Современная проза
сообщить о нарушении
Текущая страница: 8 (всего у книги 22 страниц) [доступный отрывок для чтения: 9 страниц]
– Гадина!. – протяжно выдохнул Толик. – Ты украл у меня все – достоинство, самоуважение, любовь!. Ты превратил меня в насекомое!. Теперь ты хочешь украсть у меня последнее – покой!.. Я ненавижу тебя!.. Ты дьявол, дьявол!»
– Да, от скромности ты не умрешь!.. – сокрушенно констатировал Андрей. – Ну какой же уважающий себя дьявол станет тратить силы на такую бесцветную моль, как ты?.. Я просто обыкновенный идиот, который надеялся, что тебе можно помочь…
– Нет, ты дьявол! – бешено заорал Толик. Он уже ничего не видел, ничего не соображал, ничего не чувствовал, кроме бесконечной, клокочущей, всепоглощающей ненависти. Перед глазами его, как в оптическом прицеле, прыгала переносица Андрея, ненавистная переносица, которую следовало немедленно разбить, раскрошить, расквасить, чтобы пришли, наконец, желанные покой и равновесие…
– Теперь я все понял!.. Ты специально окружил меня своими людьми, которые должны твердить мне, что я бездарь!.. Ты и Евпатий – вы вдвоем все это устроили!.. Вы хотели отомстить мне за Аглаю!..
Толик схватил с конторки мадам Лоран увесистое пресс-папье и замахнулся было на Андрея, но тот успел перехватить Толикову руку, и пресс-папье с грохотом упало на пол. Андрей крепко уцепил Толика за подбородок и залепил ему несколько звонких пощечин. Толик мгновенно пришел в себя, в глазах появилось привычное плаксивое выражение. Подвывая, как больная собака, он бессильно опустился на колени.
– Я заплатил мадам Лоран еще за неделю!.. – Андрей демонстративно швырнул на конторку несколько купюр. – Но это последнее, что я для тебя делаю. Дальше помогай себе сам!
Андрей и месье Леруа исчезли. Толик встал с колен и отряхнул брюки. Мадам Лоран пересчитывала деньги.
* * *
…Толик поднимался по лестнице. Впервые он почти физически ощущал, что дом пуст. Ушли куда-то кришнаиты со своими трещотками. Уехали лилипуты. Арестован Рикардо. Исчезла Сильви. А вот теперь ушел Андрей. Никого, никого… В опустевшем помещении, как муха в стакане, звенела тоскливая тишина.
Толик уже одолел последний лестничный пролет, когда на верхней лестничной площадке открылась дверь. На ярком свету Долорес казалась голой – халат просвечивал насквозь… Толик не удивился. Он знал, что здесь его ждут. Более того, он знал, что только здесь его и ждут. Сейчас это было единственное место на земле, где его, Толика Парамонова, хотели видеть…
* * *
…Едва за Толиком захлопнулась дверь, Долорес начала очередной монолог. Толик всегда удивлялся, как ей удается выговорить такое количество слов за такое короткое время. Она продолжала говорить и тогда, когда Толик снял с нее халат, и даже тогда, когда он повалил ее на диван… Толик не прислушивался к монологу. Пафос его он понимал и без перевода – через каждое слово проскакивало: революция… Рикардо… Рикардо… революция…
– Да-да… – натужно бормотал Толик. Он явно поторопился с мизансценой и теперь, лежа в неудобной позе, силился расстегнуть брючный ремень. – Да-да… Дело Рикардо не умрет… Дело Рикардо будет жить в веках…
Наконец монолог окончился, рука Долорес потянулась к магнитофону, и в комнате на полную мощность загремела кумбия. Толик дернулся, как ящерица, готовая закопаться в бархан, но цепкие пальцы Долорес уже сдирали с него рубашку…
* * *
…Толик ополовинил стоящую на столе бутылку водки и теперь бесцельно слонялся по комнате, маясь внутренними монологами… Первым делом надо найти Сильви… Легко сказать, надо найти… Он даже не удосужился спросить, где она учится… А как быть с этой дурой Долорес?.. Ведь он же обещал ей поддержку… Кстати, не такая уже она и дура… Все-таки она человек идеи…
Делая очередной круг по комнате, он мельком глянул на себя в зеркало. Глянул и ужаснулся. Лицо пожилого упыря.
Набрякшие веки. Глазные белки в частой сеточке кровяных прожилок. Стойкий апоплексический румянец на щеках… Нет-нет, нельзя глушить водку в таких количествах… Иначе можно надорвать сердце… А лечение здесь стоит дорого…
Зазвонил телефон. Толик кинулся к нему, сшибая стулья. Может, это Сильви?.. Она добрая девочка, она не может долго обижаться… А, черт, как же он мог забыть, что полчаса назад заказал разговор с Москвой!.. Евпатий, дружок ты мой дорогой, ты сейчас единственный, кто может меня спасти!.. Только окажись дома, умоляю тебя, окажись дома!..
Толик цепко ухватил трубку, точно опасался, что она может выскользнуть у него из рук и сигануть под диван.
– Уи, уи!.. – Толик даже задохнулся, услышав заветное словечко «Моску». – Уи, мадемуазель! Я заказывал разговор с Москвой!.. – И после паузы продолжил уже по-русски: – Але?.. С кем я говорю?.. Это Парамонов из Парижа!.. Мне нужен Евпатий Воронцов!.. А когда он будет?.. Что-что?! – Толика бросило в жар. – Как это… арестован?.. Этого не может быть!.. А когда его… когда это случилось?..
В трубке продолжали говорить, но Толик уже ничего не слушал… Вот тебе и «чайник со свистком»… Ах, Евпатий, Евпатий!.. Вот теперь у Толика и впрямь никого не осталось…
Толик подошел к зеркалу и пристально вгляделся в своего двойника. Небритый угрюмец из зеркальной рамы смотрел на него с нескрываемым отвращением. Но где-то там, в глубине его зрачков, пряталось и другое – ожидание и интерес: соврешь или не соврешь?..
– Прости меня, Евпатий!.. – глухо сказал Толик. – Прости, Аглая!.. Я все искуплю, вот увидите!.. Умереть за свободу можно везде!.. Везде, не только в России!..
* * *
…Было шесть часов утра, когда на одной из улочек в Клиши появилась необычная процессия. Она медленно и торжественно двигалась мимо закрытых еще лавчонок, неся над собой колышущееся алое марево из флагов и транспарантов.
Во главе процессии шли Толик, Долорес и Хорхе. За ними следовало еще человек двенадцать. Молодые, белозубые, с оливковой кожей, они были для Толика невыгодным фоном – в их окружении он выглядел, как внезапно воскресший покойник.
Время от времени кто-то из демонстрантов чуть приотставал, чтобы наклеить на стену очередную листовку. Листовок было великое множество, на каждой из них гневно пламенело: «Свободу Рикардо Фуэнтесу!..»
Демонстрация дошла уже почти до середины улицы, когда Хорхе вдруг коротким броском метнул в одну из витрин гранату. Грохнул взрыв, волна от него прокатилась по соседним витринам, в жилых помещениях со стоном осыпались окна, где-то пронзительно завизжала женщина…
Взрывы следовали один за другим. Неподалеку взвыла полицейская сирена. Несколько раз кряду сухо стрекотнул автомат. Демонстранты поспешно забрасывали улицу дымовыми шашками…
Толик уже не видел ни Долорес, ни Хорхе, глаза его слезились от едкого дыма, но он продолжал идти вперед, выставляя над головой, точно спасительную хоругвь, плакат с лозунгом по-французски: «Свобода или смерть!»
Полицейские машины выплыли из тумана буквально в десяти метрах от Толика и теперь пялились на него цветными «мигалками», как аборигены чужой планеты на неведомого земного пришельца.
Толик остановился. Дым оседал рваными клочьями, в белой пелене образовались зазоры, и теперь Толик отчетливо видел полицейских. Ему что-то крикнули в мегафон, он не услышал.
Все происходящее казалось Толику настолько неправдоподобным, что он даже не испытывал страха. Придавал уверенности и крохотный дамский пистолет, накануне подаренный ему Долорес. Пистолет лежал в кармане плаща, его опасный холодок Толик чувствовал даже сквозь одежду…
Толик поднял плакат повыше и крикнул по-русски: «Да здравствует свобода!.. Да здравствует революция!.. Да здравствует Рикардо Фуэнтес!..»
Он поперхнулся дымом, снова откашлялся и хотел было выкрикнуть что-то еще, но вдруг услышал за спиной легкий щелк затвора. Звук был близкий и внятный. Толик обернулся. Облокотившись на капот автомобиля, в него целился молодой полицейский. Толик хорошо видел его лицо. Анонимное лицо исполнителя. Этот не будет выкрикивать лозунги, он просто нажмет курок…
И тогда Толик выстрелил первым. Выстрелил прямо в это молодое, красивое, равнодушное лицо и увидел, как оно взорвалось кровью, расплылось, перестало существовать…
В тот же миг со всех сторон затрещали выстрелы, и Толик, стоя в центре круговой пальбы, даже не успел понять, что стреляют именно по нему.
Тело его содрогалось от выстрелов, а он все продолжал стоять, будто запретил себе падать, пока не получит ответа на последнюю свою догадку: неужели это он, Толик Парамонов, золотой медалист сто тридцать шестой московской школы, убит сегодня утром на улицах города, о котором мечтал всю свою жизнь?..
* * *
На экране сменялись фотографии. В темноте зала лениво переговаривались полицейские. Разговор шел в основном о житейских пустяках – сидевших в зале мало интересовало происходившее на экране. Лишь изредка возникал профессиональный комментарий.
Вот пятилетний Толик в панамке и в трусиках стоит рядом с огромной овчаркой. Дело, видимо, происходит на даче…
…Вот он же, только уже в пионерском галстуке, на первомайской демонстрации. Сзади улыбающаяся тетя Вера…
…Вот Толик в Артеке. Берет автограф у знаменитого авиаконструктора Туполева…
…Вот Толик – выпускник. Среди парадно выстроившихся одноклассников он отмечен чернильным крестиком…
…Вот он в обнимку с Евпатием и Аглаей. Все трое хохочут в объектив.
…Вот он с какой-то девицей в бикини на берегу моря. Сзади пыхтит катерок с отчетливым названием «Андрей Жданов»…
…Вот Толик целует Сильви. Это единственный его парижский снимок, сделанный расторопным Андреем…
…Нет, не единственный. Вот мертвый Толик на парижском асфальте. Один глаз, видимо, выбит, глазница залита кровью, другой, неестественно выпученный, удивленно смотрит прямо в камеру. Рука крепко сжимает древко плаката с надписью «Свобода или смерть!» В отличие от прочих фотографий, любительских или просто поблекших от старости, эта выглядит на редкость четкой и выразительной. Делал профессионал.
Дилижанс Сентиментальный фарс в двух частях по мотивам новеллы Гu де Мопассана «Пышка»
Участвуют
Элизабет Руссе, по прозвищу Пышка
Корнюде– газетный репортер
Господин Луазо– виноторговец
Мадам Луазо– его жена
Господин Ламадон– видный промышленник
Мадам Ламадон– его жена
Граф
Графиня
1-я монахиня
2-я монахиня
Комендант
Кучер
Прусский офицер
Часть первая
Эпизод первый
Раннее утро в городе Руане. Зима. Широкий двор нормандской гостиницы. В глубине двора – дилижанс, запряженный шестеркой лошадей. Потихоньку сюда начинают собираться будущие путешественники, пассажиры дилижанса… По мере появления пассажиров их кратко характеризует зрителям некто господин Корнюде, тоже пассажир дилижанса, человек демократических взглядов, репортер одной из руанских газет.
Корнюде
(в зал)
Где б ни был репортер – он всюду пишет!..
Цель у него везде одна и та ж:
Он обо всем, что видит или слышит,
Обязан сделать срочный репортаж!..
История маршрута дилижанса
Из города Руана в город Дьеп
Обычна: не смешна и не ужасна,
Но все ж на репортерский тянет хлеб!..
В моей газете мне, как репортеру,
Неоднократно ставили на вид,
Что я клеймлю сограждан без разбору
И в критике излишне ядовит!..
Портреты пассажиров дилижанса
Я обрисую скучно, в два штриха.
На резкий тон не стоит обижаться.
Я грубоват. Но кто же без греха?..
Появляется супружеская пара Луазо. Виноторговец и его супруга выглядят непредставительно: веселые, шумные, пузатые коротышки, – они сразу же заполняют собой двор.
Супруги Луазо!.. По интеллекту
И облику похожи на свиней —
Так выразился мой знакомый лектор…
Не грубо. Можно было и сильней.
Им чужд театр. И вообще культура.
Ребята, мягко скажем, без затей.
Она – не злая дама, хоть и дура,
А он – хоть и дурак, но не злодей!..
Появляется следующая пара – это фабрикант Ламадон с супругой. Он – эдакий живчик, из тех мужей, о которых говорят: за ним глаз да глаз нужен! Она – суровая дама с орлиным взором, для которой слежка за мужем стала ежедневной работой.
Позвольте вам представить непространно
Супружескую пару Ламадон!..
Он – фабрикант. Из жуликов Руана
Пройдохи нет удачливей, чем он!..
Его жена – ревнивей трудно встретить! —
Ко всем и вся ревнует муженька.
Но покушений – следует заметить —
На честь семейства не было пока!..
Третья пара, пожалуй, самая эффектная. Это Граф и Графиня де Бревиль, почетные жители Руана. Дворянское происхождение сквозит у них во всем: и в походке, и в одежде, и в выражении лиц.
А вот дуэт в провинциальном вкусе —
Дворянская семейка де Бревиль.
Граф и Графиня. Важные, как гуси.
Не парочка, а чистый водевиль!..
Он простоват. Она высокомерна.
Супруги конфликтуют с давних пор.
Со времени помолвки их, наверно,
Меж ними полыхает жаркий спор!..
Появляются две монахини. Увидев шумную толпу своих будущих попутчиков, они замирают на месте, точно напуганные перспективой общения с этой компанией.
Вползли монашки парочкой улиток…
И замерли, двора завидев ширь…
Их принадлежность – орден Кармелиток.
Их пункт приписки – местный монастырь.
Не очень-то контактные особы…
Похоже, им никто из нас не мил…
На лицах их ни радости, ни злобы,
Одна лишь скорбь за грешный этот мир…
Толпа путешественников замечает наконец зябнущего в сторонке Корнюде,чувствуя в нем будущего лидера, направляется к нему.
Мадам Ламадон (игриво)
Вы – Корнюде?
Г-н Ламадон
Он, он определенно!
Граф (уточняет)
Известный репортер и демократ?..
Графиня (сморщив носик)
Анфан террибль!.. Ребенок моветона!..
Корнюде (раскланиваясь)
Я – Корнюде. Тот самый. Очень рад.
А вы не представляйтесь. Я вас знаю.
Всех знаю поименно. С давних пор.
Ведь я же по профессии и званью
Газетчик. Борзописец. Щелкопер.
И вот наконец главный выход. Пик парада персонажей. В воротах гостиничного двора появляется молодая дамас красивым лицом и пышными формами.
Г-н Луазо (не скрывая восхищения)
А кто эта прелестная малышка?
Граф (с восторгом)
Она б любой украсила альков!
Корнюде (тоном хозяина антрепризы)
Элизабет Руссе. По кличке Пышка.
Принцесса всех руанских кабаков!
Дамы встречают это сообщение возмущенным ропотом.
Г-н Ламадон (он так и ест Пышку глазами)
А барышня весьма благообразна!..
Г-н Луазо
Да просто хороша!..
Граф (Графине сдержанно)
И впрямь мила!.
Графиня (холодно)
Она была б милее мне гораздо,
Когда бы проституткой не была!.
Мадам Ламадон (Корнюде)
Она с панели?.. Если это шутка —
Ваш юмор неприличен и нелеп!..
Мадам Луазо (всполошенно)
Не думает ли эта проститутка
Отправиться сегодня с нами в Дьеп?!
Г-н Луазо (желая погасить возможный скандал)
Что делать, ма шери, война – не кегли!.
А проститутка – тоже человек!..
Г-н Ламадон (глубокомысленно)
Мир спасся, сидя в Ноевом ковчеге,
А этот дилижанс и есть ковчег!..
Граф (Графине, с воодушевлением)
Кругом война, пожарища, разруха,
А мы с тобой спастись имеем шанс!..
Графиня (жестко)
Но если с нами едет эта шлюха,
То я не сяду в этот дилижанс!..
Граф
Графиня, фи!.. Опомнись, дорогая!..
И как тебе сутяжничать не лень!..
Ведь ты же, эту девушку ругая,
Себя низводишь на ее ступень!..
Мне даже убеждать тебя противно —
Так ты в своем упрямстве не права!..
Корнюде (Графине, как бы между прочим)
Она – поскольку деньги заплатила —
Имеет с вами равные права!..
Мадам Луазо (ехидно)
Богатенькая!.. Да, у этой Пышки
Похоже, денег куры не клюют!..
Мадам Ламадон
Известно, из какой-такой кубышки
Такие дамы деньги достают!..
Мадам Луазо (в сторону Пышки, с презрением)
Так могут все, кто стыд и честь утратит, —
Как эта дрянь Элизабет Руссе!..
Корнюде (соглашаясь, миролюбиво)
Так могут все. Не всем, однако, платят.
Да и хотят не всех… А могут все.
А Графмежду тем все продолжает увещевать Графиню.
Граф (терпеливо)
Тебя снедает глупая гордыня,
А нынче горделивым грош цена!..
Графиня (запальчиво)
Но я Графиня!
Граф
Да. И, как Графиня,
Ты быть великодушною должна!..
Корнюде (себе)
Хотелось бы понять – а чем графини
Сегодня отличаются от шлюх?..
Г-н Луазо (хихикает)
Не больше, чем индюшка от гусыни!..
Граф (не расслышав)
Что-что?..
Корнюде (неопределенно)
Да так, пустое… Мысли вслух.
Г-н Ламадон (горько)
Да, прежде были титулы, а ныне
Лишь беженцы одни – куда ни кинь!..
В котле войны – и шлюхи и графини!..
Г-н Луазо (хихикает)
Но шлюхи предпочтительней графинь!..
Последнюю фразу Граф все-таки услышал.
Граф (Луазо, едва сдерживаясь)
Месье, да вы никак хотите ссоры?!.
Вы явно нарываетесь, месье!..
Корнюде (примиряюще)
Ах, господа, чем длить пустые споры, —
Поможем лучше госпоже Руссе!..
Это предложение приходится мужчинам по душе – каждый давно уже прикидывал, как бы ему попасться на глаза Пышке, не вызвав при этом недовольства собственной супруги, – поэтому толпа кавалеров тут же кидается на помощь барышне, которая укладывает свои вещи в дилижанс… Такое единодушие, конечно же, не остается не замеченным дамами и вызывает довольно бурную реакцию.
Графиня (ядовито)
У-у, лицемеры!.. Вот ведь что обидно:
О чем бы речь мужчины ни вели,
А глянешь им в глаза – и сразу видно
Их истинную сущность – кобели!..
Мадам Ламадон
Уж мой-то точно!.. Он ведь рос на юге!..
А там, в Провансе, слух у мужиков
Таков, что различает шорох юбки
На расстоянье в тысячу шагов!..
Мадам Луазо
А мой болван – проказливей ребенка!..
Бывало, на секунду отвлекусь,
Гляжу – а рядом с ним уже бабенка!..
Причем – шалава! Боже, ну и вкус!..
Графиня (с любопытством)
И как же вы с таким живете типом?..
Мадам Луазо (агрессивно)
Да что с него возьмешь!.. Ведь он не граф!..
А ваш супруг?.. Он графский носит титул, А тоже…
(Кивает на Графа, усердно ухаживающего за Пышкой.)
…не чурается шалав!..
Наконец мужчины укладывают вещи Пышки в дилижанс, после чего усаживают туда и саму Пышку. Выполнив эту, не самую неприятную для себя миссию, мужчины с достоинством возвращаются к своим дамам.
Графиня (взнервленно)
Я прежде знала это понаслышке,
А нынче убедилась и сама
От этой Булки… Плюшки… то есть Пышки
Руанские мужчины без ума!..
Мадам Луазо (подчеркнуто громко)
Она ж доступна!.. Всякому прохвосту
Готова дать за горсточку монет!
Г-н Луазо (мадам Луазо, тихо)
Ведь и к тебе открыт свободный доступ,
Но почему-то очереди нет!
Кучер (объявляет)
Вниманью отъезжающих до Дьепа
Наш дилижанс отправится вот-вот!..
Пассажиры собираются к дилижансу.
Г-н Луазо (заглядывая внутрь дилижанса)
Да эта колымага уже склепа!..
Едва ль сюда я втисну свой живот!..
Г-н Ламадон пытается подсадить супругу в дилижанс, та отстраняется.
Г-н Ламадон (раздраженно)
Я вижу, ты еще неделю кряду
Дурацкий спор готова продолжать!..
Мадам Ламадон
Езжай один. Но я туда не сяду!..
Я не полезу в этот дилижанс!..
Мадам Луазо (отбиваясь от мужа)
Отстань!.. Соседство с этою особой
Мне обещает сильный дискомфорт!..
Г-н Луазо (урезонивающе)
Да ты не горячись!.. Сперва попробуй!..
А вдруг привыкнешь?.. Чем не шутит черт?!.
Граф (возмущенно)
Ах, черт возьми, какие предрассудки,
Какое чистоплюйство, черт возьми!
Как будто городские проститутки
Не могут быть приличными людьми!..
Они добры, отзывчивы и кротки…
Средь них бывают умные весьма…
Графиня
Зато от этой чертовой красотки
Вы все лишились начисто ума!..
Корнюде прыгает на подножку дилижанса последним.
Корнюде (кучеру)
Что скажете, месье?
(Кивает на пассажиров.)
Как вам, ребятки?
Кучер (равнодушно)
Обычные. Такие же, как все.
Корнюде (в зал)
Ну что ж, эксперт сказал, что все в порядке!
Тогда в дорогу!
(Кучеру.)
Трогайте, месье!..
Эпизод второй
За окошком дилижанса бегут заснеженные равнины Нормандии. Однообразие пейзажа и мерное покачивание дилижанса соответствуют настроению пассажиров: они сонливы и скучны, хотя изредка обмениваются малозначащими замечаниями.
Г-н Луазо (уныло)
…И эдак нам трястись аж трое суток!
Мадам Луазо (капризно)
Пусть кто-нибудь расскажет анекдот!..
Все взоры почему-то обращаются к Корнюде.
Корнюде (виновато)
Я знаю полтора мильена шуток,
Да что-то ни одна на ум нейдет!..
Г-н Ламадон (философски)
Да, времена сегодня не для шуток!..
Мадам Ламадон (поддерживает)
Поганые сегодня времена!..
Г-н Луазо (глядя в окошко дилижанса, тоскливо)
В Нормандии пейзаж угрюм и жуток…
Корнюде (уточняет)
…Особенно когда идет война…
Графиня всхлипывает, Граф с беспокойством поворачивается к ней.
Граф
Ты плачешь?
Графиня (грустно)
Плачу. Разве это странно?..
Граф (успокаиваясь)
Поплачь. Но от рыданий воздержись!.
Графиня (рыдает)
Ах, Граф!.. Мы уезжаем из Руана,
Где прожили практически всю жизнь!.
Граф (пытается казаться беспечным)
И что же?! Мы платком ему помашем!..
Но клином не сошелся свет на нем!..
(Делает неопределенный жест.)
Мы там… в туманной дымке… за Ла-Маншем.
Продолжим жизнь. Иль новую начнем!..
Г-н Ламадон (поддерживая Графиню, драматически)
Какое униженье и обида!.. Разор и беззаконие кругом!..
Король напуган. Армия разбита.
Вся Франция под прусским сапогом…
Г-н Луазо
Да, армии конец. А ополченье…
Там каждый третий – если не второй —
Нуждается в усиленном леченье:
Гастрит, желтуха, оспа, геморрой!..
Г-н Ламадон (раздраженно)
Сильны вояки, черт бы не видал их!..
А кто они, откуда?..
Г-н Луазо (хихикает)
О-ля-ля!
Чиновники, рантье из захудалых,
Аптекари, врачи, учителя…
Мадам Луазо
Когда они шагают на ученья,
Я у окна стою и слезы лью.
Смотреть ученья их – и то мученье,
А каково же видеть их в бою?!.
Внезапно в разговор вмешивается Пышка, до этой поры не произнесшая ни звука.
Пышка (взволнованно)
Боюсь, мои слова высокопарны,
Но это же природе вопреки —
Чтоб шли на фронт не молодые парни,
А слабые больные старики!..
Уж кто оборонять и должен стойко
Отечество – так это молодежь!
Г-н Ламадон (машет рукой)
От нашей молодежи мало толку,
Один патриотический галдеж!..
Пышка (растерянно)
Но почему же – мне одно не ясно! —
Лишь только в тех и жив патриотизм,
Кого терзают язва или астма…
Или подагра… или ревматизм?..
Мадам Ламадон (издевательски)
А где буржуазия – соль Европы?!.
Куда девались наши буржуа?!.
Корнюде (ровно)
Да у своих каминов греют жопы,
Телятину с брусникою жуя!..
Слова Корнюде повергают присутствующих в шок. Повисает пауза. Первым приходит в себя Граф.
Граф (Корнюде, с укоризной)
Ну ладно – мы, но дам хоть уважайте!..
Нe очень-то изящный оборот!..
Корнюде (разводит руками)
Прошу простить, но в этом дилижансе
Я представляю грубый наш народ!..
(Примирительно.)
Но, чтоб не вызвать ругани потопа,
Беру словцо скандальное назад…
И обязуюсь вместо слова «жопа»
Произносить в дальнейшем слово «зад».
Вернемся ж к нашим доблестным мужчинам!..
Что делают они в виду беды?..
Сидят в особняках, прижав к каминам
Свои – прошу прощения! – зады!..
Г-н Ламадон (негодуя)
А где ж сопротивление народа?..
Где нации достоинство и честь?..
Г-н Луазо (хихикает)
Народ – на страже сада-огорода…
Ну у кого они, конечно, есть!..
Пышка (звонко)
Неправда!.. Что касается народа —
Не надо заниматься ловлей блох!..
В семье, само собой, не без урода,
Но в целом наш народ не так уж плох!..
Мадам Луазо (мужу, тихо)
Она нас доведет до исступленья —
Уж слишком часто разевает пасть!..
(Пышке, ядовито.)
Вам лучше знать народонаселенье,
Особенно – его мужскую часть!..
Граф (поеживаясь)
Ни у кого сегодня нет охоты
Сжигать себя в пожарище войны…
Корнюде (ехидно)
Но вы-то, вы!.. Ведь вы же патриоты!..
Зачем же вы бежите из страны?!.
Графиня (всплескивая руками)
Нет, этот Корнюде неподражаем!..
С чего вы взяли вдруг, что мы бежим?!.
Граф (рассудительно)
Мы вовсе не бежим. Мы уезжаем.
Графиня
А вы?!.
Корнюде
Меня преследует режим.
(Сообразив, что фраза прозвучала слишком искренне, пытается расшифровать сказанное.)
Мой долг – снимать с режима ложный глянец,
Вы о моем забыли ремесле…
Графиня (с издевкой)
Ах да, месье!.. Ведь вы ж республиканец!..
Граф (отрезвляюще)
Но в Англии – монархия, месье!..
Корнюде (печально)
Да, к вольнодумцам Англия сурова,
Но выбирать режим мы не вольны…
(После паузы.)
Хоть там покамест нет свободы слова,
Но там покамест нету и войны!..
Граф (ко всем, кивая на Корнюде)
Размахивает якобинским флагом,
А сам бежит, боясь борьбы с врагом!..
Корнюде
Мы все бежим. Вы – горделивым шагом.
А я – как полагается. Бегом.
Слова Корнюде вызывают всеобщую неловкость, все понимают, что Корнюде прав.
Г-н Ламадон (Пышке, неожиданно)
А вы?.. Чего вам в жизни не хватало,
Что вы покинуть вздумали Руан?..
(Агрессивно.)
Мужской любви?.. Презренного металла?..
Слепого поклоненья горожан?..
(Махнув в сторону Корнюде.)
Ну Корнюде нам ясен был и ране,
И нам его идеи не близки!..
Но вам-то что не нравилось в Руане?..
Пышка (жестко)
Не нравились в Руане пруссаки!..
От их прикосновений и объятий —
Поверите ль? – меня кидало в шок!..
Графиня (насмешливо)
При вашем направлении занятий
Вы слишком впечатлительны, дружок!..
Мадам Ламадон (покровительственно)
По логике военной – да и женской! —
Когда такое деется кругом —
Нельзя считать такой уж страшной жертвой
Контакт с мужчиной. Даже и с врагом.
Пышка (фыркнув)
Что ж!.. Если вам не страшно делать это —
Так делайте!.. На мой же грубый вкус —
Пусть будет он хоть чистильщик клозета,
Но только обязательно француз!..
Мадам Ламадон
А если он пруссак…
Пышка (не дает договорить)
…Мне жаль беднягу,
Но, будь он даже прусским королем, —
Не только с ним в одну постель не лягу,
Но за одним не стану есть столом!..
(Неожиданно смягчившись.)
Но раз заговорили об обеде —
Пора и пообедать, господа!..
Я набрала в дорогу всякой снеди…
Винюсь!.. Поесть любила я всегда!..
Выдвигает из-под сиденья огромную плетеную корзину, накрытую белой салфеткой.
Граф (хлопнув себя по лбу)
А мы… а мы – такие простофили…
В канун отъезда столько кутерьмы…
И мы, сказать по правде, позабыли
Едою запастись…
Супруги Ламадон (всполошенно)
И мы!..
Супруги Луазо (растерянно)
И мы!..
Г-н Ламадон (неискренне)
Ах как неловко вышло-то, как скверно!..
Пышка (снимает с корзины салфетку)
О Господи!.. Какие пустяки!..
(Смеется, хлопая себя по бокам.)
Ведь я и так толста неимоверно,
Мне объедаться вовсе не с руки!..
И коль вы пообедаете с толком,
То очень тем обяжете меня.
Предчувствуя, что путь наш будет долгим,
Я запаслась едою на три дня!..
(Вынимает снедь и раздает ее попутчикам.)
Вот курица… вот вяленая рыба…
Телятина… и яйца… и паштет…
Попробуйте, пожалуйста!..
Г-н Ламадон
Спасибо!..
(Заглядывая в корзину.)
О Господи, чего тут только нет!..
Г-н Луазо (сглатывая слюну)
Я тоже поучаствую немножко!..
От жареных цыплят я без ума!
Пышка
Вот крылышко!..
Г-н Луазо (смущенно)
Я предпочел бы ножку!..
Пышка (протягивая ему цыплячью ножку)
Не правда ль, аппетитная?..
Г-н Луазо (вгрызаясь в ножку)
Весьма!..
Пышка (заметив, что монахини не проявляют к трапезе никакого интереса)
Я вижу, вам цыплята не по вкусу…
Позвольте, я бургундского налью?..
1-я монахиня (строго)
Спасибо. Я не пью, хвала Иисусу!..
2-я монахиня
Спасибо. Но и я не очень пью!..
Г-н Луазо (Пышке)
Пусть я кажусь прожорливым, как крыса,
Но, чтобы стать счастливым до конца,
Я бы желал… из глупого каприза…
Отведать виноградного винца!..
Корнюде (не выдержав, в зал)
Видали?!. Каковы Пантагрюэли!..
Ну как ей накормить такую рать?!.
Так жрут, как будто целый год не ели,
Готовы и кормилицу сожрать!..
Пассажиры и впрямь не теряют времени даром, за короткое время корзина Пышкистановится пустой… Неожиданно дилижанс останавливается.
Граф (встревоженно)
С чего вдруг остановка?.. Что такое?..
Г-н Ламадон (изучая карту)
Здесь пункт проверки. Деревушка Тот.
Слышна немецкая речь. Совсем близко от дилижанса раздается гортанный немецкий оклик. Пассажиры вздрагивают.
Пышка (с ненавистью)
И здесь от этих тварей нет покоя!..
Г-н Луазо (беспомощно озираясь)
Сейчас за нами кто-нибудь придет…
Корнюде (успокаивающе)
Не бойтесь: впереди таких моментов
У нас немало будет на пути!..
Пышка
Что надо им?
Корнюде
Проверка документов.
Подержат нас немного взаперти.
Мадам Луазо (испуганно)
Вы думаете – нас арестовали?..
Г-н Луазо (вторит супруге)
И нас посадят, может быть, в тюрьму.
Корнюде (раздумчиво)
В тюрьму?.. Не знаю… Думаю, едва ли.
(Прикрикивает на попутчиков.)
Терпенье!.. Разберемся, что к чему!..
Хотите вы того иль не хотите,
Но ехать в Дьеп без пропуска – тщета.
Дверь дилижанса резко распахивается, и пассажиры видят в проеме двери молодого прусского офицера.
Офицер (с акцентом)
Я местный есть натшальник. Выхатите.
Прифетстфую фас ф Тоте, каспата!..
Эпизод третий Вечер в деревне Тот. Коридор местной гостиницы. По коридору, нагруженные вещами, движутся путешественники. Все разбредаются по номерам, и коридор пустеет. Последними идут Корнюдеи Пышка. Возле номера Пышкиони останавливаются. Корнюдепомогает молодой женщине занести ее багаж в комнату, но не уходит, а красноречиво застывает на пороге. К нему подходит Пышка. Некоторое время оба молчат и пристально смотрят друг на друга… Неожиданно Корнюдерывком привлекает Пышкук себе… Снова пауза. Наконец Пышкамягко, но настойчиво высвобождается из его объятий.
Пышка
Я много раз слыхала мимоходом —
Поскольку я росла в простой семье —
Что демократы ласковы с народом…
Не чувствуя подвоха, Корнюдемеханически кивает и снова пытается обнять Пышку.Та отстраняется.
Но не в такой же степени, месье!..
Корнюде (он тяжело дышит, лицо его покрывается пунцовыми пятнами)
Ну что вам, жалко?.. Вас же не убудет!..
Зачем вы так со мною не добры?..
(С вызовом.)
Я слаб… Но демократы – тоже люди!..
Пышка (внимательно смотрит на Корнюде)
Мне тоже так казалось. До поры.
Корнюде (чувствуя, что упускает инициативу)
Мне нравится… Ваш гневный темперамент…
Свобода от злокозненной молвы…
Пышка (невозмутимо)
А ваше самолюбие не ранит,
Что я почти такая же, как вы?..
Корнюде
Да, мы близки. Бесстрашье, сила духа —
Вот то, что нас роднит, Элизабет!
Пышка (насмешливо)
Вам кажется, что демократ и шлюха —
Природою одобренный дуэт?..
Но Корнюдеуже не до иронии, он хватает Пышкуза плечи и крепко целует ее в губы… Видимо, поцелуй производит на Пышкувпечатление: от ее былой насмешливости не остается и следа.
Корнюде (сбивчиво)
Простите, если я излишне смело…
Пышка (прерывает его)
Не извиняйтесь, милый Корнюде!..
(Смущенно.)
Я и сама бы этого хотела…
Да только обстоятельства не те!..
Корнюде (воодушевленный словами Пышки)
Нет, вас не в состоянии понять я!
Здесь нет войны… Здесь царство тишины.
Какие же – для этого занятья —
Еще вам обстоятельства нужны?..
Пышка
Я быть могла бы с вами где угодно,
Но здесь мне делать это не с руки!..
Корнюде
Но почему?.. Ведь комната свободна!..
Пышка (яростно)
Но в комнате напротив – пруссаки!..
Корнюде (пожимая плечами)
У них к туземцам нету интереса!..
Они не станут пялить в щелку глаз!..
К тому же технология процесса
У них такая ж точно, как у нас!..
Пышка (в истерике)
Да, мы для них туземцы!.. Звери!.. Пешки!..
Но подавать спесивому врагу
Столь откровенный повод для насмешки —
Простите! – не хочу и не могу!..
Корнюде (то ли разочарованно, то ли с уважением)