Текст книги "Пикировщики"

Автор книги: Леонид Дубровин

Потом генерал Худяков обратился ко мне:

– Согласны вы с мудрым старцем, товарищ Дубровин?

– Согласен, товарищ генерал, и с вашего разрешения беру притчу на вооружение, – в тон командующему армией ответил я.

После этой встречи с генералом Худяковым я еще не раз встречался в различной деловой обстановке и всегда видел его бодрым, жизнерадостным, решительно проводящим в жизнь боевые задачи. Как впоследствии я узнал, настоящая фамилия у Сергея Александровича, армянина но национальности, была Ханферянц, а звали его Арменак Артемович.

Шести лет он остался без отца и вместе с матерью и младшими братьями жил у деда. Маленький Арменак часто слышал ворчание хозяина дома: ртов в доме много, а работать некому. И когда мальчишке исполнилось 15 лет, он ушел из дому на заработки. Добрался до Баку, поступил на работу учеником телефониста-монтера на нефтепромысле. Здесь в среде бакинского пролетариата началась для молодого рабочего новая жизнь, здесь он быстро проникся чувством классового самосознания, познакомился с руководителем подпольного кружка революционеров И. Джугашвили (И. Сталиным).

В 1918 году Арменак Ханферянц участвует в выпуске подпольной газеты «Искра», а затем вступает в красногвардейский отряд и отстаивает Советскую власть в Закавказье. Под натиском сил контрреволюции красногвардейцы вынуждены были отойти на соединение с частями Красной Армии в Астрахань. На баржу, на которой переправлялся отряд красногвардейцев, напала английская канонерская лодка и потопила ее. Не умеющий плавать Арменак стал тонуть. Спас юношу русский большевик Сергей Худяков. Он подтолкнул к утопающему обломок бревна, подхватил его рукой и дотянул обессиленного «утопленника» до берега. Так в лице Сергея Худякова будущий летчик обрел не только спасителя, но и верного друга-побратима.

Сергею Худякову дали затем в командование отряд конных разведчиков. Неразлучно при нем находился Арменак. Однажды во время рейда в тылу врага отряд окружили белоказаки, и командир был смертельно ранен.

– Надевай мою коммунарку, бери в руки мой клинок и выводи отряд из окружения, – сказал Сергей Худяков и умер на руках Арменака.

После кровопролитного боя отряд вырвался из окружения, и вскоре Арменака Ханферянда назначили командиром отряда. При оформлении документов на новую должность Арменак взял фамилию, имя и отчество погибшего русского побратима Сергея Александровича Худякова. Впоследствии маршал авиации С. А. Худяков трагически погиб в 1950 году...

Группу Пе-2 130-го бомбардировочного авиаполка, в состав которой вошел и мой самолет, укомплектовали тогда лучшими летчиками и штурманами, бывалыми стрелками-радистами. Во главе ее шел экипаж майора Гаврилова, где я был штурманом, а стрелком-радистом сержант А. И. Дебихин. Звенья вели комэски Дымченко, Тимощук, штурманы Медведев, Смирнов.

Взлетели, помню, при ясной погоде, при полном безветрии. При подходе к линии фронта вижу, как навстречу идут немецкие бомбардировщики Ю-88 под прикрытием истребителей Ме-109. Несколько «мессеров» тут же отвалили от группы и сковали боем четверку наших «мигов», сопровождающих Пе-2. Остальные вражеские истребители пошли в атаку на бомбардировщиков. Разгорелся стремительный воздушный бой, который продолжался на протяжении всего нашего полета за линией фронта. В нем в общей сложности приняли участие до пятидесяти вражеских истребителей!

Однако сорвать наш замысел фашистским летчикам не удалось: враг потерял тридцать пять самолетов на аэродроме и шесть в воздушном бою. 130-й бомбардировочный авиаполк, который принял на себя главный удар, возвратился с задания без трех экипажей, другие полки потерь не имели.

Прошло два дня. Полк еще залечивал раны, вдруг поступила команда показать боевую мощь советской бомбардировочной авиации американской военной делегации.

В этот день на аэродром прибыл командующий армией генерал Худяков. Мы думали, что он прилетел для разбора боевых действий полка, но командарм объявил:

– Готовьтесь встречать гостей.

– Каких гостей? – спросил с недоумением командир полка Семен Гаврилов.

– Заморских гостей, американских.

Командир полка принялся было объяснять командарму, что после полета на Дугино нам не до гостей. Полк нуждается в пополнении личным составом и материальной частью, что за два-три дня сделать ничего не успеют. Но Худяков стоял на своем:

– Принимать будете вы, а о пополнении позаботится ваш комдив товарищ Ушаков. Кстати, обязательно переоденьте полк в новое обмундирование, запаситесь хорошими продуктами.

Разговор на том закончился. И в полку стали готовиться к встрече. Быстро привели в порядок столовую, общежитие, переоделись в новое обмундирование. Самолеты тоже успели подготовить. Трудились все на совесть, никому не хотелось ударить в грязь лицом перед иностранцами.

6 сентября около одиннадцати часов утра гости пожаловали в полк. Приехали они на легковых автомашинах, все в не привычной для русского глаза форме, во главе со своим генералом. Сопровождал делегацию представитель штаба ВВС генерал Б. В. Стерлигов. Смотр и демонстрацию сил полка назначили сразу же, как только гости прибыли на аэродром. Боевую задачу ставил комдив: одной девяткой предстояло нанести удар по железнодорожной станции Сычевка.

Погода в тот день выдалась неважной: облачность, вот-вот начнется дождь. Ведущий девятки – командир полка Гаврилов, штурман – майор Голубев, стрелок-радист – Дебихин. Звенья вели капитаны Дымченко и Лоханов.

В районе Погорелое Городище (восточнее Ржева) нижний слой облачности оборвался, но над целью опять показались мощные лиловые тучи, занимающие большое пространство. Что оставалось делать? Решили заход на цель выполнять под этими тучами. И тут наших заметили. По девятке открыли яростный огонь гитлеровские зенитчики. Энергичным маневром «пешки» вырвались из зоны обстрела. Разрывы зенитных снарядов остались позади, и вскоре экипажи вышли на цель.

На станции Сычевка стояло несколько эшелонов. Один из них набирал скорость, уходя в сторону Ржева. С высоты 1600 метров, с горизонтального полета, – сброс бомб. Несколько попало прямо в эшелон – вагоны полетели под откос, загорелись. Весь остальной бомбовый груз пришелся по другим эшелонам.

С задания девятка Пе-2 возвратилась в полном составе. Вскоре после посадки начальник штаба полка капитан М. И. Мешков показал фотопланшеты, на которых гости увидели результаты удара: станция Сычевка была выведена из строя на много часов.

Американцы внимательно осматривали самолеты, усаживались в кабины. Красавец Пе-2 им понравился.

Во время товарищеского ужина командир полка поименно представил членам миссии наших боевых командиров С. Н. Гаврилова, В. И. Дымченко, А. А. Лоханова, штурманов П. В. Голубева, А. Н. Медведева. У каждого из них красовались на груди ордена и медали.

Растроганный американский генерал поднялся из-за стола, подошел к командиру эскадрильи капитану Дымченко и, пожав ему руку, произнес:

– С такими богатырями мы обязательно победим!

Обменивались сувенирами. В ход пошли зажигалки, табакерки, портсигары, перочинные ножи и даже эмблемы. Тогда наши ребята, набравшись смелости, принялись «уточнять» у американских коллег: скоро ли они высадятся в Европе, скоро ли откроют второй фронт. Но в отличие от других вопросов этот так и остался без ответа.

Встреча прошла, как говорили потом в полку, «на уровне». Когда машины, увозившие гостей, скрылись за аэродромом, нас с комдивом окружили летчики и техники полка. Посыпались вопросы: «Зачем они приезжали?», «Почему промолчали насчет второго фронта?»...

– Похоже, решили присмотреться – есть ли чем воевать у русских, – высказал свое мнение начальник штаба дивизии полковник Толстой.

Комдив решил не продолжать дискуссии.

– На союзников надейся, а сам не плошай! Так-то оно, товарищи, надежней будет, – остановил он поток вопросов, но командир полка, расправляя складки на новой гимнастерке, с хитрецой в глазах все-таки спросил:

– А новое обмундирование, я слышал, надо возвратить на склад?

– Носите! – ответил комдив. – Вашему полку, как всегда, везет!..

Коль уж речь зашла о гостях, то нельзя не вспомнить посещение нас служителями муз. В том же сентябре мы встречали поэта Л. И. Ошанина и композитора В. Я. Кручинина. По просьбе политотдела они прибыли к нам, чтобы написать песню о 204-й бомбардировочной. И песня эта рождалась в ходе нашей боевой работы. Ее творцы вместе с авиаторами дивизии испытывали радость наших побед, переживали наши неудачи.

Как-то Лев Ошанин сказал мне:

– Везде бывал. У кавалеристов гарцевал, у танкистов в танке мчался, у моряков плавал. Вам это о чем-нибудь говорит?..

– Намек, Лев Иванович, понял.

Пришлось организовать вылет Пе-2, совместив приятное с полезным: экипажу в составе летчика, штурмана и «стрелка-радиста» Льва Ошанина поручалась срочная доставка донесения в штаб воздушной армии. Слетали благополучно. Песня пошла лучше: полет прибавил поэту вдохновения.

А через несколько дней авиаторы собрались в полковой столовой, чтобы послушать уже готовую песню. Звучала она торжественно и по-боевому. Позволю себе привести ее полностью.

 
Мчатся победной когортой
На высоте голубой
Воины двести четвертой
Славной дивизии в бой.
 
 
Дымченко скрылся за лесом,
Смотрит Медведев в туман,
Рвет огневую завесу
Лоханов – ас, капитан.
 
 
Наши расчеты не долги,
Видно в бою с кораблей
Трупы врагов и осколки
Смолкших навек батарей.
 
 
Вражьей неистовой силе
В громе жестоких боев
Мы за тебя отомстили,
Славный майор Свинарев.
 
 
Немцам знакома проклятым
Наших ударов гроза.
Все мы недаром, ребята,
Смерти смотрели в глаза.
 
 
Летчик на верной дорожке,
Путь до врага недалек.
Штурман, будь точен в бомбежке!
Будь беспощаден, стрелок!
 

Каждый куплет песни, как и полагается, сопровождался припевом:

 
Ненависть в сердце зреет недаром...
Родина, помни: я твой!
Точность полета, меткость удара —
Вот наш закон боевой.
 

На следующий день в 130-й бомбардировочный мы собрали всех баянистов и запевал дивизии. По нашей просьбе поэт и композитор разучили с ними «Песню 204-й БАД». Дело в том, что в полках и эскадрильях дивизии в пору затишья и в праздничные дни политотдельцы регулярно организовывали концерты художественной самодеятельности. Воины окружали певцов, стихотворцев, лихих танцоров особым вниманием и неизменной любовью. Подразделений, которые не имели бы своих баянистов и голосистых запевал, я что-то не припоминаю. 261-й авиаполк, к примеру, по-настоящему гордился своим веселым баянистом лейтенантом Михаилом Бузиным. Этот неунывающий авиатор – начальник связи эскадрильи, родом из деревни Островцы Раменского района Московской области, много раз летал на выполнение заданий в качестве флагманского стрелка-радиста. А в свободную минуту Михаил брал в руки баян и запевал песню. Помню, только его самолет вернется из полета, как по аэродрому уже летят веселые и бодрые мелодии русских песен.

За схожесть голоса с известным артистом товарищи называли Михаила Бузина «наш Утесов». На одной из хранящихся у меня фотографий он запечатлен среди личного состава 261-го полка – на переднем плане с баяном на коленях. Так и кажется: встанет сейчас, развернет баян и заведет любимую:

 
Бьется в тесной печурке огонь.
На поленьях смола, как слеза,
И поет мне в землянке гармонь
Про улыбку твою и глаза.
 

В 1942 году при помощи шефов – трудящихся Краснопресненского района Москвы – авиаполки дивизии обзавелись духовыми и струнными инструментами. Появились у нас самодеятельные оркестры, и музыка звучала всюду – на митингах, на торжественных собраниях, с нею мы провожали в последний путь своих боевых товарищей. Бывало, что она врывалась и в заоблачную высь.

Во 2-м бомбардировочном авиаполку на одной машине летали два капитана – комэск Д. И. Бутков и штурман В. И. Солдатенко. Они не только водили в бой свою эскадрилью, их экипаж часто летал и на разведку. О мастерстве и отваге капитанов знали во всех полках дивизии и в воздушной армии. Пе-2, на котором они летали в тыл врага, был словно заколдован от зенитного снаряда и огня истребителя. Буткову и Солдатенко удавалось выходить из самых, казалось бы, безвыходных положений. Секрета своей неуязвимости летчики не скрывали: в полет с собой они всегда брали гитару.

– Гитара – наш талисман! – весело отвечал каждый из них, если кто-то в шутку или всерьез спрашивал, как друзьям удается увильнуть от зениток и обвести вокруг пальца немецких истребителей. Словом, когда штурман Василий Солдатенко, сидя под плоскостью самолета, настраивал на мажорный лад свою «подругу семиструнную», все знали – капитаны готовятся к вылету.

Многие в дивизии любили губную гармошку и с удовольствием на ней играли. Еще больше выявилось в полках любителей поэзии. Люди разных возрастов, служебных категорий и званий выучивали наизусть стихи и целые поэмы, носили в карманах комбинезонов и в летных планшетах томики стихов любимых поэтов. Нашлись и свои сочинители. Их произведения печатались в дивизионной и фронтовой газетах, помещались в боевых листках. Дело порой доходило до курьезов.

Как-то один боевой майор из 38-го полка высказал мне свою горькую обиду на редактора «дивизионки»:

– Посылаю и посылаю ему стихи, а он, бюрократ, не хочет их печатать!

Стал я разбираться с претензиями стихотворца. Просмотрел его поэтическую тетрадь. Самое лучшее из произведений начиналось так:

 
Солнце еще не взошло,
Луна серебром отливала,
А на меня уж нашло:
Муза во мне бушевала.
 

Побеседовал с автором, высказал ему свою доброжелательную критику, потом попросил редактора, чтобы квалифицированно разобрал стихи майора, подбодрил автора. Всякое бывает в жизни: вдруг получится из него неплохой литератор.

Примечательно, что многие воины, никогда не сочинявшие стихи, начинали пробовать свои силы в поэзии с прибытием на фронт. Очевидно, музы приходили к ним вместе с переживаниями за судьбу Отчизны, жили рядом с ними в бою. Поэтому мы в политотделе твердо решили: не отталкивать, а поддерживать начинающих авторов. Газетные работники во главе с редактором майором Н. П. Скородумовым помогали доводить присланные в дивизионную газету творения до соответствующей литературной нормы. Такая поддержка и помощь нравились начинающим литераторам, они горячо благодарили работников редакций.

В ноябре 1942 года многотиражные газеты в авиационных соединениях упразднили, и наши военкоры переключились на газету 1-й воздушной армии «Сталинский пилот». У авиаторов она пользовалась большим авторитетом. Публикуемые в газете новые стихотворения и песни, написанные известными поэтами и композиторами, быстро входили в жизнь и быт личного состава. Но любили мы и своих доморощенных поэтов. В одном из номеров «Сталинского пилота» рядом с боевой корреспонденцией как-то появились частушки, сочиненные политруком Токаревым:

 
Ты играй, моя гармошка,
Пропоем с тобой вдвоем:
«Немцев били наши предки,
Мы их тоже разобьем!»
 
 
В наши дали, в наши шири
Гитлер бросил фрицев рать.
Мы их так к земле пришили,
Что вовек не отодрать!
 

Авиаторы любили те редкие на фронте часы отдыха, когда где-то на лесной опушке или под дощатым навесом звучали песни, стихи, исполнялись сатирические миниатюры. Как дорогих гостей встречали мы приезжающих на действующие аэродромы мастеров искусств. Выступления артистов всегда оставляли яркие впечатления, давали добрый заряд бодрости.

Мне не забыть, как в одном из полков выступала замечательная эстрадная певица К. И. Шульженко. Под громогласное «бис!» ей пришлось повторять чуть ли не каждую спетую песню. А когда она исполняла свой знаменитый «Синий платочек» и, подходя к летчикам, опускала на плечи легкую, как дым, голубую косынку, у каждого замирало сердце.

Хорошо помню приезд в дивизию народного артиста СССР М. И. Жарова и пленившей авиаторов молодым искристым талантом, красотой и обаятельностью актрисы Л. В. Целиковской. Дважды давали у нас концерты великолепные актеры МХАТа имени М. Горького, среди которых выступала незабвенная Катерина из «Грозы» А. Н. Островского – Алла Константиновна Тарасова.

Исключительно теплая встреча состоялась и со знаменитым автором «Василия Теркина» – любимого поэтического героя воинов всей армии – А. Твардовским, автором популярных песен М. Слободским, с баснописцем С. Михалковым, поэтом-песенником Г. Регистаном.

Спустя годы с уверенностью могу сказать, что тем оптимизмом, той великой верой в победу, яростью в боях с ненавистным врагом мы в немалом обязаны представителям нашей литературы и искусства – людям щедрой души и таланта, чьи музы в годину всенародного лиха шагали в строю, ковали вместе с армией и народом Великую Победу.

9 октября 1942 года Президиум Верховного Совета СССР издал Указ «Об установлении полного единоначалия и упразднении института военных комиссаров в Красной Армии». В связи с этим меня утвердили заместителем командира дивизии по политической части. Командиры-коммунисты, имеющие определенный стаж работы на командных должностях, опыт партийно-политической работы, без особых затруднений брали на себя всю полноту власти и ответственности за боеспособность подчиненных частей и подразделений. Молодой же комсостав полков и эскадрилий, естественно, нуждался в серьезной помощи. Такая забота в моем распорядке дня стала самой насущной.

Пришлось преодолевать ошибки некоторых командиров, которые, став единоначальниками, на первых порах «перегибали палку» или, наоборот, в единоначалии видели только «смену вывески». Мы всем политсоставом настойчиво разъясняли командирам и бойцам, в частности, такой вопрос, как отношение к критике в условиях единоначалия. Вопрос не праздный.

Одни критику недооценивали, другие скатились на позиции критиканства, а третьи лишили ее конкретности. Это находило свое отражение в безадресных выступлениях на партийных и комсомольских собраниях, в стенной, армейской и даже фронтовой печати. Критика, как мы тогда выражались, била «по хвостовым номерам самолетов». Выглядела она примерно так: «Экипаж самолета, хвостовой номер 2, всегда работает безотказно. С него и следует брать пример». Или: «На самолете номер 23 не раз отказывало бомбардировочное оборудование. Кое-кому следовало бы обратить на такое безобразие серьезное внимание...»

Я был убежден, что партийный работник должен не только страстным словом, но и личным примером поднимать людей на боевые подвиги, видеть в своей работе единство слова и дела.

Политотдельцы дивизии учились не только убеждать, но и громить врага грозным оружием, которое нам доверил народ. Так, политработники, имеющие завершенную подготовку по специальности летчика или штурмана, перед боевыми вылетами занимались вместе с летным составом. Для всех других мы организовали отдельные группы – с ними учеба начиналась с азов. Незаметно в соединении сложился своеобразный учебный центр, так как овладение специальностью штурмана, летчика или стрелка-радиста считалось обязательным для каждого политического работника.

В дивизии только два человека не допускались к полетам: один по состоянию здоровья, другой – инструктор по учету партийных документов, по роду своих служебных обязанностей, но и он успешно прошел подготовку по программе штурмана.

Сам я в 204-й бомбардировочной авиадивизии на боевые задания сначала летал в качестве штурмана. Одновременно без отрыва от основной работы переучивался на летчика. Освоить специальность летчика мне старательно помогали Герой Советского Союза подполковник М. И. Мартынов, а также пилот звена управления лейтенант Ясаков. С разрешения командующего воздушной армией сначала я освоил двухмоторный бомбардировщик СБ, затем Пе-2. За уроки на земле и в небе особенно я благодарен Герою Советского Союза, позже генерал-лейтенанту авиации Михаилу Ивановичу Мартынову, который тогда занимал должность заместителя командира нашей авиационной дивизии по летной части. Он мне основательно помог усвоить теорию летного дела и научил управлять обоими бомбардировщиками.

В памяти навсегда сохранился тот счастливый, не скрою, радостный день, когда ранним утром после контрольного полета с инспектором дивизии на учебном Пе-2 я вылетел самостоятельно уже на боевом самолете. За успешное овладение самолетами СБ и Пе-2 командующий воздушной армией объявил мне благодарность и наградил ценным подарком – серебряным портсигаром. Вскоре в дивизию поступила выписка из приказа о присвоении мне звания военного летчика-бомбардировщика.

* * *

Боевые действия Западного фронта в ноябре 1942 года в большой степени предопределялись событиями, происходящими на Сталинградском фронте. 19 ноября войска Юго-Западного и правого крыла Донского фронтов в междуречье Волги и Дона перешли в стремительное контрнаступление. Следом на вражеские позиции обрушился новый мощный удар – двинулись вперед войска Сталинградского фронта. Теперь наступление развернулось огромным 400-километровым валом. И уже 23 ноября 6-я гитлеровская армия оказалась в окружении. Кольцом окружения наши войска охватили вместе с армией Паулюса часть соединений 4-й танковой армии, всего 22 немецкие дивизии, общей численностью 330000 человек, с большим количеством военной техники.

Мы в каждом полку проводили митинги, посвященные успехам битвы под Сталинградом, на такие же славные дела нацеливали своих авиаторов. На совещании руководящего состава дивизий командующий 1-й воздушной армией генерал Худяков поставил задачи на предстоящее наступление. Оно началось утром 25 ноября на сычевском направлении. К большому огорчению, погода и на этот раз подвела: снежная вьюга, ползущая по деревьям облачность не позволили готовым к вылету экипажам подняться в воздух. Те же обстоятельства помешали и артиллеристам нанести точные удары по врагу.

И все-таки в результате двухдневных ожесточенных боев наземные войска прорвали оборону противника и узким клином продвинулись вперед на несколько километров. Гитлеровцы упорно удерживали свои позиции на флангах и у основания нашего прорыва. Неоднократные попытки расширить простреливаемый со всех сторон выступ успеха не имели – не хватало сил. Наступление захлебнулось.

С 9 по 19 декабря я с командой обозначения переднего края наземных войск и радиостанцией находился на этом участке в качестве представителя штаба 1-й воздушной армия. В мои обязанности входила организация взаимодействия авиации со стрелковым корпусом, передача информации в штаб армии о действиях ВВС противника.

Мою «командировку в пехоту» санкционировал сам командующий воздушной армией генерал Худяков. Практика посылки руководящего состава соединений и авиачастей в наземные войска на роль авиационных представителей у нас в армии распространилась довольно широко. Одновременно с этим в дни вынужденных пауз многие командиры авиационных полков направлялись в пехотные части первой линии для стажировки в роли наземных командиров. Там они изучали все то, что полезно было знать авиатору о войсках, с которыми предстояло взаимодействовать на поле боя.

Претензии у пехотинцев к летчикам накопились, и мне полагалось их выслушивать, давать разъяснения, улаживать конфликтные ситуации.

– Почему нет авиации? Где прячутся ваши летчики? – в минуты ожесточенной безнаказанной бомбежки наших позиций долетали до слуха порой такие возгласы возмущения.

Неприятно было выслушивать такое, и я терпеливо разъяснял командирам, политработникам и бойцам истинные причины слабого прикрытия войск с воздуха, говорил о том, что истребителей в воздушной армии очень мало, а задач много, что везде сильным быть пока не удается.

– А почему они, не успев появиться, тут же уходят домой? И как назло – перед прилетом фашистских бомбардировщиков? – с обидой спрашивали пехотинцы.

– Значит, горючее на исходе.

– Так-то оно так, да только нам от нехватки горючего в баках не легче...

В этой сложной обстановке очень хотелось сделать что-то реально ощутимое для улучшения прикрытия наземных войск. Если бы приблизить базирование истребителей к фронту! Заправки горючего хватило бы на более длительное пребывание самолетов в воздухе. Но вблизи линии фронта у воздушной армии аэродромов пока не было.

Тогда, помню, пришла одна простая мысль: уточнить интервалы между утренними и дневными налетами «хейнкелей» и «юнкерсов», а также время их прихода. Мои расчеты на немецкую педантичность и аккуратность полностью подтвердились экспериментом следующего дня. Об этом я уверенно доложил кодированной радиограммой командующему 1-й воздушной армией вечером и попросил его утром в назначенное мною время прислать как можно больше истребителей.

Немцы «не подвели» меня: пришли, спустя две минуты после прилета наших «яков» и «лаггов». Не рассчитывая на встречу с советскими истребителями, они самоуверенно появились над линией фронта, как и прежде, без сопровождения «мессершмиттов». Неожиданные атаки краснозвездных истребителей сразу же нарушили их строй. Беспорядочно разбросав бомбы, гитлеровцы поспешили удрать, недосчитавшись трех самолетов, сбитых нами.

Второй налет они предприняли после того, как небо затянула сплошная облачность. Одиночные бомбардировщики выходили тогда на цели на высоте около 800 метров. Зенитчики встречали их плотным огнем всех батарей и за короткое время сбили семь «юнкерсов».

16 декабря наша авиация наносила удары по переднему краю обороны противника и по отдельным участкам железной дороги между Ржевом и Сычевкой. В тот день надо мной прошло 300 краснозвездных машин и большинство из них заходили на бомбометание по два-три раза. Неподалеку, помню, разгорелся воздушный бой: Як-1 дрался с тремя Ме-110. Как же я порадовался, когда увидел, что немцы не выдержали и вышли из боя! Да, спесь с хваленых гитлеровских вояк спадала – сбивали.

После чувствительных потерь, понесенных фашистской авиацией в эти дои, ее активность заметно ослабла. За день надо мной теперь проходило уже не более 60 самолетов. Вскоре и погода сильно испортилась. Пепелища сожженных оккупантами деревень Подъяблоньки и Кузнечихи, что находились вблизи линии фронта, опять затянула низкая облачность. Началась оттепель, морось. Одежда и обувь на бойцах, занимающих траншеи и окопы, быстро набухли от влаги. А через несколько часов круто повернуло на заморозки. Валенки застучали о землю, как деревянные колодки, схваченные морозом шинели не расправлялись и выглядели, будто помятое кровельное железо. Да, такое увидишь только на войне...

Утром как-то я встретился с генералом Худяковым. Доложив обстановку, рассказал, что удалось и что не удалось сделать, заодно попросил командарма усилить прикрытие наземных войск и переправ истребителями.

– Теперь будет легче, – ответил Сергей Александрович. – Одну истребительную дивизию, по вашему предложению, мы подтянули поближе к линии фронта.

Говоря о работе зенитчиков, о сбитых ими самолетах противника, я выразил сочувствие: воины самой лучшей батареи бедствуют – не знают, когда им открывать огонь из-за отсутствия в подразделении.... часов. Генерал покачал головой, молча вынул из кармана свои часы и приказал адъютанту тотчас же передать их командиру зенитной батареи.

Еще один эпизод запомнился мне из дней пребывания в наземных войсках. В штабе корпуса я встретил бойца-повара. Был он не просто хороший специалист своего дела, но и бесстрашный воин. Ни огонь артиллерии, ни беспощадная бомбежка, на свист вражеских пуль не мешали ему строго выдерживать график доставки горячей пищи к окопам и траншеям. Снимая с саней тяжелые термосы, он всякий раз наказывал строго стоящему у входа в командирскую землянку часовому:

– Смотри, чтоб мою кобылу милую не убило!

А на вопрос «Что сегодня на обед?» бойко отвечал:

– То, о чем соседи-фрицы только мечтать могут!..

Обо всем, что видел и слышал на «горячем выступе» под Зубцовом и на переправах через реку Вазузу, я подробно рассказывал авиаторам дивизии. Рассказывал и призывал их еще ожесточенней громить ненавистного врага, быстрее гнать захватчиков с нашей родной земли.