Текст книги "Конан Великий"

Автор книги: Леонард Карпентер

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 16 страниц)

Глава IV
ПРОЩАНИЕ

– Троцеро, мне кажется, что король в последнее время очень озабочен чем-то.

– Да, Просперо. Даже победа в последнем сражении не обрадовала его в той степени, как можно было бы ожидать.

– Он с каждым днем становится все угрюмее. Что же точит его, чем он так мучается?

На террасе одной из башен дворца, где за кубком вина коротали полуденную жару два знатных аристократа, воцарилось молчание. Троцеро покачивался в легком плетеном кресле, установленном у небольшого резного столика, а Просперо, величественно облокотившись на перила, разглядывал дворцовый сад под балконом террасы.

– Сдается мне, что во многом виновато влияние этого отвратительного карлика, которого король слишком приблизил к себе, – заметил Троцеро. – Не доверяю я Делвину, хоть убей.

– Думаешь, он шпионит? – спросил Просперо, подходя к столу и усаживаясь во второе кресло.

– А почему бы и нет? – пожал плечами граф. – Уши-то у него не меньше, чем наши с тобой, в отличие от рук и ног. К тому же он постоянно что-то бубнит Конану, навязывая ему свое мнение.

– Ну, положим, навязать что-либо Конану – дело гиблое, – усмехнулся Просперо. – А с другой стороны, карлик немало рассказал нам о своем прежнем хозяине и его союзнике, и ничто из этого до сих пор не оказалось ложью.

– Естественно: ему ведь нужно завоевать наше доверие. Но сейчас он уже достаточно много знает о наших планах и может представлять опасность, если сбежит. Не потому ли Конан прекратил разговоры о том, чтобы вернуть его в Немедию за выкуп?

– Одно хорошо – карлик явно слишком уродлив и слаб, чтобы оказаться тайно подосланным убийцей. И все равно странно, что король всерьез слушает речи придворного придурка.

– Э-э, не скажи, этот малый вовсе не дурак, и речи его – никак не бред и не шутки. – Допив вино, граф поставил кубок на стол. – У него потрясающий дар распознавать слабости человека и играть на них. Кто знает, какую роль карлик сыграл в поражении своего хозяина в бою? И потом, как он позволяет себе такое хамское обращение к королю… Я нахожу это возмутительным!

– Брось, старина! Это привилегия шута, как тебе известно. Король, особенно такой великий, как Конан, нуждается в ложке дегтя на бочку медовой лести. А оскорбления и хамство этого недочеловека не обидны и не ранят достоинство монарха. Никому из нас он бы такого не позволил.

– И все равно, слишком много времени король проводит в его обществе. Как знать, что поет Конану в уши этот гном и какая колдовская музыка льется из его глотки…

Просперо в ответ рассмеялся:

Мой дорогой граф, нельзя же так сомневаться в разуме и чутье своего короля! А что касается колдовства – так наш Конан его за версту распознает. Ну посуди сам – неужели король настолько слабоволен, что поддастся влиянию какого-то карлика? Вот погоди, сегодня на совещании у тебя будет возможность убедиться в том, стали ли рассуждения Конана о политике, дипломатии и военных делах менее здравыми и волевыми. Если это так – мы поговорим с ним. Если нет – пусть веселится со своей игрушкой. Впереди у него и у нас много дел, которые смогут подтвердить решительность и мудрость его правления.

* * *

Был поздний вечер или светлая, не похожая на аквилонскую, ночь. Что-то в воздухе, в цвете неба над горизонтом, даже в шуршании ветра говорило о том, что это место лежит далеко от обжитых мест Хайбории. Лунным серп застыл на полпути к зениту, освещая серебристыми лучами руины какого-то гигантского древнего сооружения. Огромные каменные блоки грудами лежали друг на друге, полуобрушенные колонны вонзались в Черное небо… Среди камней завывал ветер, не шевеля при этом ни единой травинки, ибо никакой растительности не удалось пустить корни в этом каменном лабиринте. Даже опавшей сухой листвы нигде не было видно. Помимо слуха, движение воздуха подтверждали лишь пыльные вихри, то и дело поднимавшиеся в каменных закоулках, да рябь на поверхности темного бассейна с низким бордюром, словно гигантский глаз, торчащего посреди развалин.

Одинокая тень медленно пробиралась среди камней, направляясь к бассейну. Она явно принадлежала жалкому, уродливому подобию человека, словно по злой иронии судьбы оказавшемуся в этой обители забытых богов.

– Ктантос! – раздался дерзко нарушивший тишину человеческий голос. – Старейший, что заставило тебя обратиться ко мне? Я ведь не вызывал тебя, Ктантос.

Ответ на эти слова был не столько произнесен, сколько пробулькав множеством пузырей, поднявшихся на поверхность черного бассейна из его непрозрачной глубины:

– Не вызывал, говоришь? – Шипение небольшого гейзера можно было счесть за гортанный презрительный смех. – Запомни, смертный: люди вызывают демонов, а боги призывают людей!

– Раньше я всегда вызывал тебя, – ответил маленький человечек, остановившись на благоразумном расстоянии от края бассейна; ветер стих, но поверхность жидкости в бассейне продолжала вздрагивать и вздуваться пузырями. – Неужели твое могущество так возросло, Ктантос? Было бы хорошо, но что-то не верится.

– Возросло, как и подобает могуществу любого бога, число поклоняющихся которому возросло, – пробулькало из бассейна.

В ответе смертного был заметен некоторый скепсис:

– Разумеется, единица больше нуля в неизмеримое количество раз. Соответственно и ты почувствовал себя неизмеримо могущественнее, если не больше, так?

– Именно так, смертный! – Казалось, в бульканье пузырьков промелькнула ответная ирония. – Ибо твоя жизнь – лишь краткий миг, несоизмеримый с моим бессмертием. В конце концов, мое могущество усиливает твоя непоколебимая вера в меня.

Судя по медленному колыханию жидкости в бассейне, он был заполнен не водой, а чем-то более густым и маслянистым, напоминающим расплавленную смолу.

Помолчав, смертный гость бессмертного бога сказал:

– Старейший, а ты не боишься, что в один прекрасный день моя вера дрогнет и я перестану поклоняться тебе?

– Если не через поклонение, так через простой страх я буду обладать твоей душой. Единожды поверив, сможешь ли ты усилием воли, сам отвергнуть меня? – Густая жидкость с явной угрозой ударилась черной волной о каменный бордюр бассейна. – Запомни: слабый бог – ревнивый бог, который безжалостно карает отступников. Зажравшиеся, самодовольные божества вроде Тарима или Митры могут позволить себе потерю нескольких верующих. Я – нет! Да и во времена моего былого могущества я никогда не отличался милосердием…

– Да, да, Ктантос, – с явной скукой в голосе сказал смертный. – Ты уже рассказывал мне о своем былом могуществе и приснопамятной жестокости. Умоляю тебя, не переусердствуй в попытках напугать меня. А то я уже начинаю жалеть, что раскопал в катакомбах полуистлевший свиток с заклинанием и ритуалом, вызывающими тебя, который пролежал невостребованным бессчетные века.

– Тебе легко сейчас потешаться над моим утраченным могуществом, но предупреждаю тебя: даже сейчас у меня хватит сил уничтожить, стереть с лица земли любого смертного – быстро или мучительно медленно, по моему усмотрению. Кроме того, я могу отозвать уже наложенную на тебя мною благодать, которая…

– Хватит мне твоих идиотских угроз! – с неожиданным вызовом в голосе перебил бога слушатель. – Говори, зачем ты меня звал? Или забыл уже, по старости лет?

– Как зачем? – Голос из бассейна сделал вид, что не заметил открытого хамства человека. – Чтобы выслушать твой доклад о наших успехах. Что скажешь об этом новом короле?

– Весьма многообещающая личность, весьма… К тому же этот варвар очень восприимчив к моему влиянию. Но свет клином на нем не сошелся: есть другие короли – более молодые, энергичные и менее склонные к самостоятельным решениям. Впрочем, с этим дикарем скоро все станет ясно. – Человечек рассмеялся. – Я уже сообщил ему, что боги на его стороне.

– Так оно и есть, – булькнула смола. – По крайней мере, один из них. Хотя я сейчас – лишь бледная тень самого себя в былые годы. Но скоро все изменится: я займу достойное место среди молодых хайборийских богов, а затем и свергну их, подчиню себе, уничтожу…

– Конечно, конечно, – вставил посетитель развалин. – Только не забудь: всего этого ты добьешься лишь через мои усилия. Так что давай оставим до поры до времени всякую болтовню о божественных карах. Если я погибну, или наше дело потерпит крах – ты тоже сгинешь навеки. Так что потрудись использовать свои жалкие силенки мне в помощь.

– Не смей говорить о поражении! Это ересь! – пробубнил Ктантос со дна бассейна, на поверхности которого отразился второй светящийся полумесяц.

Еще одна луна? Или в этих местах такую форму имело солнце? Небо вокруг этого светила заметно посветлело, погасли звезды на половине небосвода…

Булькающий голос продолжил:

– Веруй в меня, смертный! Служи мне как верный раб, и божественная справедливость восторжествует. Ты прав: если этот король окажется слабым и негодным для нашего дела, это не страшно. В конце концов, он просто приведет нас к другому, более сильному.

* * *

– Похоже, эта приграничная война оказалась самой малой угрозой нашей династии за многие поколения.

Королева Зенобия откинулась на белоснежную спинку алебастровой скамьи, установленной в дворцовом парке. Белизна камня и королевских одежд удачно контрастировала с черными, как вороново крыло, волосами королевы и ее загорелой кожей.

– Но хотя тебя не было каких-то две недели, мы очень скучали по тебе, Конан.

– Ты могла бы поехать со мной, Зенобия, если бы захотела.

Конан сидел на такой же алебастровой скамье, установленной напротив первой. В противовес величественно-ленивой, спокойной позе королевы, положение его тела выражало постоянное напряженное внимание, готовность отразить любую атаку, встретиться с самым невероятным противником. Долгие годы жизни странствующего воина не могли не сказаться на манере поведения Конана и не позволяли ему расслабиться ни на минуту, если он сам сознательно не приказывал себе спокойно отдыхать.

– По крайней мере, Конн точно мог бы поехать. Парень-то растет, и негоже сыну короля…

– Но он же еще совсем ребенок! – прервала мужа королева.

– А мне кажется, что уже не совсем. – Конан обернулся, чтобы посмотреть на игравшего у фонтана сына. – В его возрасте, если память мне не изменяет, я в одиночку охотился и рыбачил у подножия высокогорных ледников. – Король улыбнулся и покачал головой, на которую вместо церемониальной короны был надет лишь узкий золотой обруч. – Не буду отрицать, я мало что смыслил в чтении, письме и других искусствах, которые осваивает наш малыш. Впрочем, моих познаний в математике хватало на то, чтобы сосчитать количество людей в отряде ваниров, которые оставили следы на снегах вблизи моего дома. А сделать зарубку на копье после каждого убитого кролика я умел еще раньше.

Интерес маленького Конна вызывал, разумеется, не сам фонтан, поверхность которого была покрыта лотосовыми листьями, а фигура Делвина, неподвижно сидевшего над водой на противоположной стороне водоема. Мальчишка, прикрывшись сорванными листьями, медленно подкрадывался к карлику, прячась за фигурным бортиком.

– Эх, вот жизнь была! – вздохнул киммериец. – Ладно, Зенобия, я понимаю, что у тебя очень много времени уходит на управление дворцом и решение некоторых внутригосударственных дел. Я действительно очень признателен тебе за помощь. Сама знаешь, как я ненавижу эту рутину, но порой мне кажется, что здесь, во дворце, все прекрасно обойдется и без меня, даже если я пальцем не пошевелю или исчезну совсем… Нет, Зенобия, это ленивое существование совсем ослабило меня. Я начинаю чувствовать возраст, даже заныли старые раны…

– Конан, – мягко возразила королева, – я знаю, что ты по-прежнему в прекрасной форме, что, как и раньше, можешь возглавить армию в сражении… Подчас мне кажется, что приключения и войны ты любишь больше, чем меня… А в остальном – даже самые суровые испытания ты воспринимаешь лишь как приятную возможность проявить себя, доказать себе свою силу.

Конан кивнул:

– Ты права, Зенобия. Посуди сама, чем еще, как не подарком богов, можно считать последнее нападение на наши восточные границы? Я убедился, что по-прежнему могу достойно командовать своими солдатами, да и самой армии было полезно встряхнуться. Я доказал, что проведенная реорганизация пошла войскам на пользу и что я все еще сносно держусь в седле и машу мечом.

– Никто в Аквилонии не усомнился бы в этом, – сказала королева. – Никто, кроме тебя самого. – Зенобия с легкой улыбкой наклонилась к своему супругу: – Конан, не бойся ты править страной в мире, не бойся дворцовых дел, не бойся состариться. Я и твои подданные любим тебя не только за силу и воинские таланты, дорогой. А любят они тебя искренне, вовсе не из страха перед тобой. Любят за великодушие, благородство, мудрость… Ой, малыш! Что с тобой, сынок?

Маленький Конн, подкравшись, наконец, к Делвину, недолго пробыл с ним в соседстве. Каким-то образом мальчишка умудрился перевалиться через бортик фонтана и теперь весь мокрый подбежал к матери, спрятал голову на ее груди и заплакал.

– Опять слезы. Ну, не младенец же он уже, черт побери! – недовольно буркнул Конан. – У парня вполне хватит сил, чтобы метнуть копье, а он все к мамочке за утешением бегает. Эх, видели бы это мои родственнички – жаль, не знаю, остался ли кто из них в живых… Впрочем, где уж мне, варвару, знать, что хорошо и что плохо в цивилизованных странах?

– Конан, он всего лишь ребенок! – В тоне королевы звучало оскорбленное достоинство. – А сам ты, доблестный воин, не ищешь ли порой утешения на этой же груди? Не находишь ли убежище от жизненных невзгод под защитой этих же рук? Недостойно взрослого мужчины – король он или нет – ревновать к ребенку!

– Может, ты и права, Зенобия. Даже скорее всего права… – Конан кивнул и вдруг, резко вскинув голову, посмотрел королеве в глаза: – Зенобия, я должен сказать тебе… Эта война с Офиром и Немедией… она еще не окончена. Там, на востоке, творятся такие дела, что для Аквилонии было бы неразумно и опасно сидеть сложа руки. На этот раз я могу уехать надолго и очень скоро. Нам нужно торопиться.

– Я предчувствовала это, Конан, и очень боялась. – Зенобия прижала к себе сына, который, прекратив плакать, переводил взгляд с отца на мать. – А откуда ты узнал о важных переменах на востоке? – взяв себя в руки, поинтересовалась Зенобия. – Со слов своего уродца – Делвина? – Ее взгляд проследил за поспешно скрывшимся в глубине сада карликом.

– И с его слов тоже. Публио и все остальные сходятся во мнениях по этому поводу. А информация, полученная от шута, оказалась действительно очень ценной. Как знать, Зенобия, быть может, именно этот карлик сыграет в моей судьбе огромную роль.

– Вполне возможно, – сухо ответила Зенобия, одновременно мягко гладя черные, как у обоих родителей, полосы младшего Конна; затем ее голос вдруг стал почти просительным: – Только знаешь, Конан, когда поедешь, возьми, пожалуйста, Делвина с собой. Не лежит у меня к нему душа, не верю я ему, даже боюсь.

Глава V
КРОВАВЫЙ ПИР

На следующее утро король покинул Тарантию. Роскошно выглядевший в новых, сверкающих золотой отделкой доспехах из вороненой стали, восседающий на своем новом скакуне по кличке Шалманесер, Конан возглавил внушительную колонну, едва ли не превышающую по численности ту армию, которой он командовал в сражении полмесяца назад. Части, сражавшиеся в долине Тайбора, были оставлены на юго-востоке страны. За последующие же две недели в Тарантии собрались долго шедшие с северных и западных границ гандерландские и боссонские роты. Кроме того, из крестьян центральных районов было набрано ополчение, отряды которого возглавили знатные горожане и сельское дворянство.

Жители Тарантии, толком не понимая, какой угрозе будет противостоять аквилонская армия, все же устроили уходящим отрядам пышные проводы, Все было как положено: дождь из разноцветных лепестков, разбрасываемых с крыш домов, слезы расстающихся влюбленных, вытираемые кружевными платками и грубыми солдатскими перчатками, торжественный марш… Смех в толпе провожающих вызвало появление в колонне наряженного в новенькие доспехи Делвина, посаженного верхом на украшенного разноцветными ленточками пони. Карлик деловито пришпоривал свою лошадку, стараясь ни на шаг не отставать от внушающего почтение одним своим видом могучего великана – Конана…

С площадки надвратной башни махали Конану Зенобия и маленький Конн. Королева с трудом сдерживала слезы, вида, как вновь, в который уже раз, ее возлюбленный удаляется от нее, шествуя по Великой Дороге Королей.

Переход на юго-восток был быстрым и слаженным. Погода стояла отличная, деревенские старосты и губернаторы попадавшихся по пути городов хотя и поражались численности армий, но исправно предоставляли войскам продовольствие и фураж. Практически в каждом городе к армии присоединялись новые пехотные и конные роты ополченцев, набранные в богатых южных районах страны.

Гонцы приносили известия о том, что войска, остававшиеся на берегах Тайбора, уже перешли границу Офира я углубились на его территории, практически не встретив сопротивления. Сведения, добытые разведкой, внушали оптимизм.

– Король Балт находится сейчас в Ианте, во дворце Малвина, но вполне вероятен его отъезд в Немедию, – докладывал Эгилруд, командующий аквилонской разведкой, только что вернувшийся с фронта. – Как офирские, так и немедийские войска деморализованы и спешно отступают к столице. Пленные сообщают, что Ианта подвергается еще большей опасности с востока, откуда быстро продвигается принц Кофа Амиро, сжигая все на своем пути. Солдаты противника куда больше опасаются Амиро, чем аквилонцев, и охотно идут на сотрудничество с нашей разведкой. Судя по всем данным, кофийцам потребуется два-три дня, чтобы дойти до Ианты.

– Итак, – объявил Конан прослушавшим доклад советникам и офицерам, – в продвижении к столице Офира мы вынуждены участвовать в гонке, явно дав фору сопернику. Признаю – с моей стороны было величайшей глупостью не начать наступление две недели назад, сразу после победы на Тайборе.

– Ваше величество, вы собираетесь штурмовать Ианту и захватить большую часть Офира, – полувопрос, полуутверждение прозвучало из уст генерала Оттобранда, немолодого гандерландца в латах и подбитом мехом плаще. – Это намерение достойно высочайших похвал. Но, мой господин, я должен сообщить вам, что наша армия подойдет к Ианте не раньше чем через семь дней. Кофийцы наступают по ровной местности, обходя форты и крепости офирцев и избегая ввязываться в сражения. Мы же вынуждены идти по зажатой между горами Дороге Королей, где нас может задержать даже слабая оборона, организованная в замках и крепостях над мостами. Кроме того, и узких долинах нам смогут длительное время противостоять даже небольшие силы противника.

– И это еще не все, Конан, – добавил Просперо. – Когда мы подойдем к Ианте, разумеется, Малвин не сдаст нам город. К его усталым и деморализованным солдатам добавятся стены и башни, которым неведомы усталость, сомнения и страхи. А кроме того, у стен Ианты мы наверняка встретим кофийцев, и лорду Малвину останется только взирать со стен на то, как его противники с упоением рубят друг друга.

Генерал Оттобранд склонился над пергаментной картой, лежащей на походном столе, и предложил:

– Можно послать парламентеров к Амиро. Если повезет, они проберутся через территорию, еще занимаемую офирцами, и попытаются убедить принца честно поделить замки Офира, – и генерал резко провел ребром ладони по карте, деля Офир на две примерно равные части.

– Не согласен, – возразил Конан, – все равно любые переговоры упрутся в то, кому владеть Иантой. И я предпочел бы взять город сам, а не иметь дел с Амиро.

Конан помолчал, глядя куда-то в потолок шатра, и вдруг резко обернулся к командиру разведки, неожиданно обратившись к нему:

– Мой юный друг Эгилруд, не выделите ли вы из своих людей четырех самых надежных бойцов на самых добрых скакунах? Эти люди должны иметь крепкие нервы и быть готовы на самый отчаянный поступок. Ну, что – есть такие?

– Так точно, ваше величество! – отчеканил Эгилруд, высокий блондин родом из Боссонии; его рука взлетела к забралу шлема в почтительном жесте.

– Отлично. Выдайте им неприметную, не форменную одежду, доспехи разного фасона, предоставьте запасных лошадей и сухой паек на несколько дней. Вы лично должны экипироваться таким же образом и прибыть к штабному шатру незадолго до того, как начнет светать.

Боссонец еще раз отдал честь, кивнул и вышел из шатра, а Конан пояснил остальным присутствующим:

– Порой горстка умелых и сильных храбрецов может сделать то, что не под силу целой армии.

– Каков же ваш план, ваше величество? – поинтересовался граф Троцеро. – Я сгораю от нетерпения получить приказ и приступить к подготовке его выполнения. Для начала мне нужно будет раздобыть одежду попроще…

– Нет, Троцеро, то, что я задумал, будет… не самым эффективным использованием твоих сил и опыта. Я хочу, чтобы ты и все вы, почтенные офицеры и генералы, как можно быстрее продвигали нашу армию к Ианте. Не стремитесь к промежуточным победам, проходите мимо крепостей под прикрытием стрелков, не захватывайте вражеских солдат в плен. Если все пойдет так, как я задумал, столица Офира будет ожидать вас как избавителей и радостно откроет вам свои ворота.

Конан обернулся к карлику, тихо сидевшему до этого в одном из углов штабного шатра:

– Делвин, ты по-прежнему готов поручиться за своих приятелей в Ианте?

– Все остается в силе, ваше величество, – с серьезным и несколько излишне торжественным видом изрек шут. – Если вы представитесь герцогу Лионарду в его особняке за внешними стенами Ианты, он сможет провести вас во внутреннюю крепость, в замок-цитадель. Этот герцог – первейший и самый влиятельный из недругов Малвина. Куда сложнее, сдается мне, будет войти в сам город.

– Нет, сейчас, когда в воротах толкутся толпы беженцев, торгашей и прибывающих в гарнизон пополнении, сделать это будет нетрудно. Эй, Просперо, помоги-ка миг с этими креплениями. – Киммериец стал снимать доспехи, начав с полированной позолоченной грудной пластины. – Мне понадобятся другие доспехи, лучше им m – офирские. Генерал Оттобранд, посмотрите, не осталось ли нам чего-нибудь подходящего с плеча пленных, тех, что покрепче сложены?

– Что? Ваше величество… – Троцеро отказывался поверить в происходящее. – Вы планируете сами ехать в город?! Но на чем основана ваша уверенность в успехе – на словах этого урода, перебежчика, шпиона короля Балта?.. – Граф резко ткнул пальцем в сторону Делвина, даже не пытаясь сдержать свой гнев: – Как ты можешь доверять ему, Конан?! Откуда мы знаем, что шут не хочет просто-напросто сдать вас в лапы своему бывшему хозяину?

Сбросив с себя кирасу, киммериец положил ее у восточной стены шатра и спокойно ответил:

– Я верю Делвину, ибо он остается здесь, в распоряжении моих верных офицеров. Если я погибну, или выяснится, что он нас обманул, вы сами понимаете, чего будет стоить его жизнь.

Дорога в Ианту заняла два дня и большую часть ночи. Обогнав передовые аквилонские части, миновав дальние Дозоры, шестерка всадников – Конан, Эгилруд и четверо разведчиков – углубилась в земли Офира. По дороге они обгоняли беженцев, тянущихся со своим скарбом в столицу, и старались подальше объезжать патрули и марширующие роты противника. На исходе второго дни, уже в сумерках, огни на стенах и башнях Ианты маячили на горизонте. Вскоре показались и мачтовые огни кораблей, проплывавших мимо города по Красной реке. К счастью, всадники успели въехать в столицу до Выступления комендантского часа. Назвавшись немедийскими ополченцами, отбившимися от своего отряда, они были пропущены начальником караула через ворота; сержант-офирец даже объяснил им дорогу до комендатуры. В обреченном на долгую осаду и штурм городе царила возбужденная, почти праздничная атмосфера. Повсюду шатались пьяные солдаты, жители вышли на площади, чтобы продать хоть за грош свое имущество, а затем спрятать деньги в тайниках или даже закопать их где-нибудь за городскими стенами. Спекулянты придирчиво осматривали товар, отчаянно торгуясь и уже предвкушая будущий навар. За торговлей заинтересованно наблюдали одинокие воры-карманники и целые группы грабителей, тоже предвкушающие легкую добычу. Городская стража и гарнизон были слишком заняты подготовкой к осаде, чтобы обращать внимание на порядок в городе. У посторонних наблюдателей даже возникло сомнение, что скорей погубит Ианту: грабежи ворвавшихся в город вражеских солдат или же собственные мародеры.

Аквилонцы безошибочно выглядели в толпе горожан человека в нужной степени подпития. За кружку эля он, не задавая незнакомцам лишних вопросов, провел их к дворцу герцога Лионарда, стоявшему у самой реки. Здесь пьяница, получив обещанный медяк и, для пущей достоверности, хороший пинок под зад, покинул шестерых всадников, направившись к ближайшему питейному заведению. Через глазок в воротах дворца аквилонцев кто-то долго рассматривал, а затем после долгих препирательств и за небольшое вознаграждение привратник впустил их внутрь. Оказавшись во дворце, Конан и его спутники быстро добились приватной аудиенции у герцога Лионарда.

– Сюда, теперь сюда. Тихо.

Улицы города, по которым Лионард и его слуга вели аквилонцев, были пустынны. К удивлению Конана, на них не было не только нарушителей комендантского часа, но и патрулей. Редкие стражники, стоявшие на некоторых углах, вознаграждались за свою благосклонность к припозднившимся «немедийцам» и сопровождающему их аристократу парой-тройкой мелких монет.

Конан даже не сообразил, где именно череда переулков, узких проходов между стенами, ржавых железных Ворот и крытых галерей перешла во внутренние помещения замка-цитадели. Но в том, что дело обстояло именно так, киммериец и его спутники убедились, когда открывшаяся перед ними дубовая дверь привела их в широкий полутемный коридор, по стенам которого висели пыльные ковры, а в нишах по обеим сторонам стояли изваяния каких-то давно умерших аристократов Офира. Сомнений быть не могло – такой интерьер мог принадлежать только королевскому замку, правда, в нижней, малообитаемой его части.

– И все же поклянитесь мне, – в десятый раз взмолился Лионард, – что вы не станете вести переговоры с лордом Малвином.

Герцог семенил рядом с широко шагающим Конаном, на их спинами шел со свечой в руке слуга герцога; на шаг позади следовали Эгилруд и его немногословные разведчики, чьи ладони ни на миг не разжимали рукоятки их мечей. Вся компания двигалась почти бесшумно, предварительно оставив на себе лишь минимум доспехов, чтобы избежать любого лязга и позвякивания.

– Я ничего не буду иметь против, – продолжил герцог, – если вы найдете компромисс с немедийским монархом, но, во имя Митры, – не пытайтесь договориться с Малвином. Тогда мне конец… Впрочем, клянусь вам, дело не в моей жизни, а в судьбе страны, исстрадавшейся под гнетом жестокого тирана. Я бы давно сам поднял голос против Малвина, но он лишил меня трибуны, исключив из членов Совета. Да что такое Совет при власти деспота…

Лионард был маленьким, сухим, похожим на паука человеком. Одетый в темный халат поверх цветастых шелков, которые были на нем дома, он едва ли походил на представителя древнего аристократического рода и обладателя высокого титула, несмотря на множество подобающих его положению атрибутов: напомаженных усов, дорогих сапог из тонкой кожи и изящно украшенной драгоценными камнями сабли. Впрочем, интригу своей вендетты он плел с настойчивостью, достойной настоящего аристократа:

– Воистину, о король Конан, – если ты действительно тот, за кого себя выдаешь, – так вот, Конан, повелитель Аквилонии, я молю тебя о милости для лежащей рядом с твоим государством страны: отбрось даже мысль о том, что с лордом Малвином можно вести какие бы то ни было переговоры и заключать хоть какие-то сделки.

– Да, да, герцог, – монотонно соглашался Конан, не замедляя шага, – никаких дел с Малвином. Не бойся, мне не о чем говорить с этим негодяем.

– Как вы распорядились, – перешел на другую тему Лионард, – я вызвал свою охрану. Этот негодяй Малвин реквизировал мою собственную роту как бы на оборону города. На самом деле – это всего лишь предлог, чтобы оставить меня беззащитным перед ним. И все же дюжина бойцов будет ждать наших распоряжений у главных ворот цитадели.

– Отлично, – кивнул Конан, – они могут нам понадобиться, когда придет время. Так, теперь куда? – спросил он, увидев, что коридор, по которому они шли, упирается в другой, перпендикулярный ему.

– Направо, – ответил Лионард и пояснил: – Этот коридор ведет прямо в вестибюль большого зала, где Малвин каждый вечер пирует со своими приспешниками и с Балтом. В вестибюле будет стража – верные дворцовые охранники. Этих я не смогу ни подкупить, ни подговорить. Скорее всего, они будут смотреть в другую сторону, наблюдая за главным входом.

– Ну что ж, настало время поработать мечом. – Клинок Конана со свистом вылетел из ножен; в тот же миг за ним последовали клинки аквилонских разведчиков, наполнив на короткое время коридор звуком, напоминавшим шипение огромной рассерженной змеи.

– Только не это, герцог, – прошептал Конан, удерживая руку Лионарда, схватившегося за рукоять его элегантной сабли. – Тебе лучше оставаться в роли спасителя страны, а не мятежника.

Отпустив локоть герцога, Конан выхватил левой рукой из-за пояса боевой топор с обоюдоострым лезвием и резко взмахнул этим страшным оружием в воздухе.

Герцог и его слуга поспешно отступили к стене, скорее i облегчением, чем с неудовольствием. Конан обернулся к Эгилруду и молча кивнул ему. Тот через плечо шепнул:

– Вперед, ребята! Быстро и без шума!

Пройдя немного вперед по коридору, Конан и его шутники перешли на мягкий, почти беззвучный бег, когда впереди замаячил освещенный дверной проем. За ним, в небольшом помещении стояли лицом к выходящей во внутренний двор двери четверо стражников с кинжалами на боку и пиками в руках.

Охрана явно не ожидала нападения, и уж меньше всего – со спины, из бокового прохода в лабиринт крепости. Но в последний момент один из часовых услышал нарастающий шум шагов и обернулся, чтобы выяснить, ню приближается к его посту. Меч Конана, свистнув в воздухе, вонзился солдату в горло; брызнул фонтан кропи, и часовой почти беззвучно повалился на пол, а Конан уже выставил перед собой топор, отбивая укол пики второго охранника.

От дверей, ведущих в банкетный зал, отделились еще дна солдата, не замеченные аквилонцами ранее. Но даже при сравнявшихся шансах бой был кратким и оказался Врой в одни ворота. Отбив укол пики второго противника, Конан тем же движением топора заехал ему в стальной нагрудник, отчего солдат покачнулся и так и не успел прийти в себя до того, как Эгилруд нанес ему смертельный удар сквозь тонкую заднюю пластину кирасы. Оставшиеся часовые вступили в безнадежную схватку против теперь уже численно превосходящего противника. Последний из офирцев погиб, пронзенный одновременно четырьмя мечами, ударившими по нему с разных сторон. Никому из стражников не удалось сбежать, чтобы поднять тревогу. Впрочем, шум боя и предсмертные крики вряд ли остались незамеченными в ближайших помещениях замка-крепости.