Текст книги "Священный вертеп"

Автор книги: Лео Таксиль

сообщить о нарушении

Текущая страница: 13 (всего у книги 42 страниц) [доступный отрывок для чтения: 16 страниц]

ДЬЯВОЛЬСКИЙ ТРЮК ПАПЫ.

Генрих четвертый склонил голову перед папой в Каноссе, но тяжелое унижение не принесло ему ни одной из тех выгод, на которые он рассчитывал. Враги папы в Северной Италии были возмущены поведением короля, усматривая в этом примирении предательство.

На съезде в Форхгейме (куда король отказался прибыть, несмотря на приглашение папы) сторонники Григория седьмого, саксонцы и швабы, избрали королем Рудольфа Швабского. Последний не мог рассчитывать на покорность всей Германии: большинство немецких князей были настроены против него, и он вынужден был удалиться в Саксонию. Сначала Григорий притворялся и делал вид, будто колеблется, чью сторону принять; он даже поговаривал, что хочет отправиться в Германию, чтобы разобраться в споре между соперниками, хотя совершенно очевидно, что главным инициатором избрания Рудольфа был сам великий дипломат – папа. Наконец после длительных переговоров, получив долгожданные сведения о крупной победе Рудольфа при Мюльгаузене, папа поспешно поддержал его и объявил, что Генрих лишается власти и королевского звания. Однако неподалеку от берега Эльстера Рудольф был тяжело ранен и умер вскоре после сражения. Положение папы поколебалось в ту самую минуту, когда он уже готовился торжествовать. Генрих снова одержал победу над папой как в Италии, так и в Германии. Возвращая Григорию все удары, какие тот ему нанес, он стремился противопоставить папе антипапу, как ему самому противопоставляли антикоролей. Ему удалось собрать значительную армию и осадить Рим. При помощи огромной суммы денег король добился того, что римляне открыли ему ворота города, и в сопровождении архиепископа Гиберта Генрих торжественно вступил в Латеранский дворец.

После того как Гиберт был возведен на святой престол под именем Климента третьего, он в свою очередь возложил на Генриха четвертого корону Западной Римской империи.

Осажденный в замке святого Ангела, бывший папа не сказал еще своего последнего слова. Убедившись, что его сторонникам не одолеть многочисленные войска императора, он втихомолку обдумывал план убийства Генриха четвертого. Узнав от своих шпионов, что император каждый вечер молится в одной и той же церкви, он перетянул на свою сторону кардинала, в ведении которого находилась базилика. По распоряжению духовного владыки в своде часовни над тем местом, где обычно стоял император, было проделано отверстие, замаскированное большим камнем. При помощи веревки камень легко можно было обрушить на голову человека, стоящего под указанным отверстием. Когда приготовления были закончены, кардинал стал ждать подходящего момента. Однажды, когда Генрих стоял коленопреклоненный, кардинал дернул веревку, и камень с грохотом обрушился вниз. Однако то ли падение камня не было точно рассчитано, то ли король стоял в часовне не на своем обычном месте, но Генрих остался невредим. Огромная глыба разбилась у его ног, лишь слегка ранив короля несколькими осколками. Кардинал, видя, что покушение не удалось, попытался бежать, но телохранители императора схватили его и убили на ступеньках алтаря. Труп кардинала поволокли по улицам Рима и затем бросили на свалку.

Как видим, убийца – Григорий седьмой, – когда нужно было, прибегал и к фокусам.

Отлично понимая, что папа принадлежит к числу тех людей, которые не остановятся ни перед каким преступлением для достижения своих целей, и что вслед за камнем может последовать яд или удар наемника из-за угла, Генрих счел благоразумным удалиться из Рима. Кроме того, по наущению Григория воинствующая графиня Матильда, возлюбленная папы, вела неустанную борьбу в Ломбардии против своего родственника. И Генрих решил на время покинуть Рим, захватив с собой перепуганного Климента третьего.

Учитывая, что ряды его приверженцев в Риме поредели, Григорий обратился за помощью к Роберту Гвискару. Вождь норманнских пиратов с многотысячной армией пехотинцев и всадников, в составе которой было несколько отрядов сарацин, прибыл на помощь римской церкви. Население пыталось защищаться, но через несколько дней норманнскому герцогу удалось проникнуть в город. Отданный на произвол норманнских и сарацинских полчищ, Рим подвергся всем ужасам резни, насилий и пожаров. Целые кварталы исчезали, разрушенные солдатами Гюискара. Тысячи римлян были проданы в рабство.

Григорий не мог оставаться в городе, опустошенном и обезлюдевшем из-за него. Он поспешно последовал за Робертом Гвискаром в Салерно, где созвал собор и вновь предал анафеме Генриха четвертого, Климента третьего и их приверженцев.

Через несколько месяцев Генрих во главе своей армии вернулся в Рим. Ему тоже пришлось применить силу, чтобы вернуть в Латеранский дворец папу Климента третьего.

Что касается Григория, то он оказался не в состоянии пережить торжество своего врага и вскоре слег. Находясь при последнем издыхании, этот правоверный христианин на просьбы духовника снять проклятия и простить врагов своих прохрипел, что проклинает Генриха, антипапу Гиберта и мерзавцев, которые его поддерживают.

Он умер 25 мая 1085 года и был погребен в Салерно.

Святая апостольская римско-католическая церковь решила, что злодей преступник, известный под именем Григория седьмого, совершил в течение своей долгой и плодотворной жизни достаточно гнусностей, чтобы заслужить нимб святого. Что ж, ей виднее!

ЧУДОТВОРНАЯ ТИАРА.

Церковные историографы, видимо, немало потрудились для оправдания этого папы, пытаясь обнаружить хоть какие-нибудь его подвиги, помимо совершенных им преступлений. Так, некоторые из них утверждают, что Григорий был наделен даром чудотворца и не только творил чудеса, но еще и наделял этим даром неодушевленные предметы. По этому поводу каноник Павел, автор одного из житий Григория седьмого, приводит весьма любопытный факт. (Совершенно излишне подчеркивать, что нами ничего не придумано в данном рассказе – подобные сюжеты возникают лишь в воспаленном мозгу клирика.) Итак, некий Убальд, епископ Мантуанский, вел жизнь весьма целомудренную – в соответствии с правилами содомита. В конце концов бедный прелат захворал.

Болезнь его была необычна и мучительна. Опытный врач, определив причину появившегося у него нарыва, признал себя бессильным вылечить его. Епископ обошел всех врачей Италии и даже устраивал консилиумы, но, несмотря на усилия докторов, мучился пуще прежнего. Человеком он был набожным, с усердием молился богу, и бог наконец, сжалившись над ним, послал ему откровение, вселившее в страдальца новую надежду. Повинуясь совету свыше, прелат вымолил у Григория седьмого тиару и приложил ее к больному месту. Разумеется, совершая ритуал, он выполнял все необходимые почести в отношении священного головного убора. Надо ли добавлять, что он мгновенно исцелился. И неужели одного этого чуда недостаточно для канонизации Григория?

МЕЖДОУСОБИЦЫ НА ТРОНЕ И СВЯТОМ ПРЕСТОЛЕ.

Спор между троном и алтарем не прекратился со смертью Григория седьмого: сторонники его отказывались признавать Климента третьего. Они выдвигали кандидатуру известного нам Дидье, которого Григорий на смертном одре назначил своим преемником. Но почтенный аббат был болен и, вернувшись в Монте-Кассино, указал перед смертью на прелата Остии Оттона как на самого достойного кандидата на апостольский трон. Оттон был объявлен первосвященником, согласно воле покойного, под именем Урбана второго. По словам одного летописца, будучи еще архидиаконом, Оттон провел несколько лет в Клюнийском аббатстве, замаливая грех молодости (его поймали с поличным в келье молодой и красивой монахини, которую он слишком интимно исповедовал).

Этот Урбан был в свое время приближенным Григория. Избрание его на папский престол являлось, таким образом, враждебным актом в отношении императора. Новый папа разослал всем епископам Италии и Германии энциклику, в которой заявлял, что приложит все силы для завершения дел своего предшественника.

Первые годы после избрания он провел на юге Италии, подготавливая почву для возвращения в Рим. Понимая, что открытая борьба приведет неминуемо к поражению, Урбан, как искусный политик, прибегал к интригам и козням и перетянул на свою сторону многих сторонников императора. С его благословения графиня Матильда (верная памяти своего усопшего возлюбленного) вступила в брак с девятнадцатилетним сыном Вельфа Баварского (в то время ей минуло сорок три года). Благодаря этому браку сторонникам Урбана удалось перетянуть духовенство на свою сторону, и Клименту третьему ничего не оставалось, как бежать.

Урбан вернулся в Рим. Его могущество настолько возросло, что император забеспокоился. Он понял, что ему надо действовать как можно скорее и решительнее, чтобы разбить приверженцев святого отца. Несмотря на отчаянные интриги духовенства, Генрих напал на Ломбардию и довольно быстро разбил папскую армию.

Узнав о приближении императорских войск, испуганные римляне поспешили призвать Климента третьего, и тот вступил на престол после двухлетнего перерыва.

Тогда Урбан применил против Генриха излюбленный папский трюк: по его наущению Конрад, сын Генриха четвертого, восстал против отца. Не ясно, какими средствами Урбан перетянул его на свою сторону; известно лишь то, что попытка Конрада увенчалась успехом. Он был провозглашен королем Италии и во главе многочисленного войска достиг границ Германии, предварительно изгнав Климента третьего из Рима. Правда, часть императорских отрядов еще продолжала занимать несколько кварталов в Риме. Но тут Урбану помогли деньги: за тысячу ливров начальник императорских войск в Риме оставил город, и Урбан, победитель, водворился в Латеранском дворце.

ПРАВДА О КРЕСТОВЫХ ПОХОДАХ.

Еще в 1074 году Григорий седьмой, по словам некоторых летописцев, выражал желание лично «повести христианских рыцарей на борьбу с врагами господа до гробницы спасителя». Но война с немецким императором затянулась, и он ничего не мог предпринять. Урбан второй, укрепив свое положение не только в Риме, но и во всей Италии, мог осуществить наконец заветные мечты Григория седьмого. Кроме того, Алексей Комнин, царствовавший тогда в Византии, пообещал папе подчинить апостольскому престолу все церкви своей империи, если святой отец побудит властителей Запада вступить в борьбу с неверными. Соблазнившись выгодной сделкой, Урбан второй с удвоенной энергией взялся за выполнение давно задуманного плана.

Отправившись во Францию, Урбан второй созвал Клермонский собор, где было принято решение относительно первого из безумных и преступных походов, известных под названием крестовых.

Когда собор закончил свою работу, папа, собрав под открытым небом многотысячную толпу, произнес пламенную и воинственную речь, в которой увещевал рыцарей защищать Христа против неверных.

– Не забывайте, – воскликнул он под конец, – что бог моими устами обещает вам победу и отдает в ваши руки неисчислимые сокровища неверных! Всякий, кто отправится для освобождения церкви божьей, удостоится венца мученика и заслужит полное отпущение грехов.

Папа издал также указ относительно похода: никто не смеет воспользоваться владениями тех сеньоров, которые отправляются в священный поход, никакие кредиторы не могут преследовать их; всякий, кто поднимет руку на имущество рыцарей, подлежит отлучению.

Надо ли добавлять, что речь первосвященника была встречена с энтузиазмом.

Ведь кроме своего благословения папа наперед давал отпущение за все грабежи и убийства, которые могут быть совершены. Толпа разразилась воплями: «Так хочет господь! Так хочет господь!» Это стало боевым кличем крестоносцев.

Существует легенда, возникшая несколько лет спустя, что настоящим инициатором крестового похода был Петр Пустынник, который убедил папу взяться за это дело. Во время своего паломничества в Иерусалим он заснул в Церкви святого гроба и во сне увидел спасителя, якобы сказавшего ему: «Петр, дорогой сын мой, встань, пойди к своему патриарху и расскажи на твоей родине о гонении на христиан, и побуди верующих освободить Иерусалим от язычников». Петр Пустынник вернулся в Рим и рассказал обо всем папе.

Историк Жюрье утверждает, что Петр не был отшельником и никогда не посещал «святых» мест, а просто-напросто был агентом папы, который выбрал его за смелость и красноречие проповедником идеи священной войны. «Петр, – добавляет историк, – получил изрядную сумму денег за то, что сумел увлечь одураченных людей на завоевание земли Ханаанской, которая 300 лет орошалась кровью крестоносных фанатиков».

Никогда не совершалось столько чудес, сколько в ту эпоху. У изнуренных голодом и жаждой людей посты и молитвы нередко вызывали видения. Так, одному священнику явился во сне апостол Андрей и, указав место в церкви, где зарыто копье, которым был пронзен Христос, сказал, что это копье даст победу христианам. Когда копье нашли, многие люди стали утверждать, что священник сам зарыл его. Тот предложил подтвердить истину своих слов испытанием огнем, поклявшись, что пройдет сквозь пылающий костер с копьем в руках. Суд божий он выдержал, но почти тотчас умер.

Священники стали утверждать, что он погиб якобы потому, что в какую-то минуту поколебался в своей вере. Однако пресловутое копье было причислено к святым реликвиям.

Другой летописец рассказывает, что при невыносимом зное, когда для утоления жажды нельзя было найти ничего, кроме луж зловонной воды, священник, чтобы поднять боевой дух крестоносцев, уговорил их совершить крестный ход вокруг города: так якобы повелел некий святой, явившийся ему во сне. Крестоносцы босиком, вооруженные, трижды обошли город, а потом двинулись штурмовать мечеть, где спрятались мусульмане. "Кровь доходила до колен рыцаря, сидевшего на коне.

На минуту они прервали резню, чтобы отправиться босиком на поклонение святому гробу, а затем снова принялись убивать и грабить".

Кроме фанатизма и суеверия, на котором чудовищным образом спекулировало духовенство, были и другие предпосылки, игравшие огромную роль в этом «святом деле». Во всяком случае, как говорит один историк, «если некоторые крестоносцы и стремились прежде всего достигнуть гроба господня, чтобы исполнить свои обеты, то вожди их, напротив, хотели использовать их, чтобы завоевать себе княжество на Востоке. Большинство людей отправлялось в Азию лишь из любви к разбоям, а также потому, что на родине уже нечего было грабить».

Один католический автор утверждал: «Эти банды крестоносного войска состояли из авантюристов, клятвопреступников, прелюбодеев, разбойников и убийц; грабеж являлся для них истинной целью этого святого похода».

Каноник Гвиберт и иезуит Мэмбур признают, что армия крестоносцев походила на гигантскую банду разбойников.

Бейль, сторонник реформации, чья терпимость и беспристрастие, однако, были столь велики, что реформаторы обвиняли его в неверии, дает такую оценку крестовым походам: "Кто осмелится назвать эти чудовища воинами Христа? Эти лицемеры только грабили и убивали, насиловали женщин и девушек, оказывавших им гостеприимство.

Христиане Азии испытывали при приближении этих гнусных варваров, якобы идущих им на помощь, более гнетущий страх, чем при появлении турок или сарацин. Несомненно, крестовые походы представляют собой самые отвратительные страницы в истории человечества".

Первая банда крестоносцев отправилась в путь 8 марта 1096 года. Это скопище людей, покрытых лохмотьями, почти сплошь состояло из пехотинцев. Ни у кого из них не было средств для покупки лошадей. Если кто-нибудь умудрялся добыть лошадь, то нужда заставляла продать ее. Предводителем их был Вальтер Голяк, или Безденежный – прозвище достаточно знаменательное. Можно не сомневаться, что освобождение святого гроба меньше всего привлекало этого проходимца. В действительности он мечтал о наживе, о землях на Востоке и замене своего нелестного прозвища каким-либо пышным титулом.

Мы останавливаемся на некоторых подробностях только для того, чтобы точнее обрисовать этих мнимых героев, освященных церковной легендой. Вальтер направился со своей бандой вдоль рейнских областей к Дунаю, оттуда в Константинополь.

Впереди его отряда выступали коза и гусь, священные животные древней германской мифологии. Перед выступлением крестоносцы перебили в рейнских городах евреев, как врагов Христа, и разграбили их дома; когда архиепископ Кельнский спрятал кельнских евреев в первом этаже своего дома, толпа разбила дверь топорами и перерезала несчастных. «В Майнце и Кельне, – говорил монах Гвиберт, – жители устраивали баррикады в своих домах, чтобы спасти себя от этих чудовищ. Матери в исступленном отчаянии душили своих детей, мужья закалывали своих жен, девушки кончали самоубийством, чтобы не попасть в руки безжалостным фанатикам с крестом на плече».

За первой бандой крестоносцев шли полчища в сорок тысяч бродяг во главе с Петром Пустынником. Часть крестоносцев, под водительством монаха Готшалька, погибла в битвах с венграми и болгарами, которые, охваченные гневом и ужасом, решили не пропускать их через свою страну. Некоторое время спустя двести тысяч мародеров обрушились на эти несчастные народы, разрушая города, сжигая деревни, истребляя жителей.

Крестоносцы отдельными отрядами прибыли в Константинополь. Западные рыцари были поражены при виде этого огромного города с мраморными дворцами, золотыми куполами церквей и широкими многолюдными улицами. Богатство вызывало их зависть, а греки-схизматики не внушали почтения. Алексей Комнин приготовил заранее огромные запасы продовольствия для войска и принял ряд предосторожностей, чтобы предупредить грабежи. Но все оказалось бесполезным: крестоносцы срывали свинец с церковных крыш, поджигали дома, убивали землевладельцев, не щадили даже женских монастырей. Подвиги этих ревностных воителей креста невозможно описать. Анна Комнина, дочь императора (жизнь которого она описала в сочинении «Алексиада»), так рассказывает о подвигах солдат Петра Пустынника: «Они рубили детей на части, заставляли матерей своих жертв выпивать их кровь. Они насиловали природу с мальчиками и юношами, а затем, вешая их, упражнялись во владении мечом на их трупах». По ее словам, сам Петр Пустынник подавал своим мародерам пример в разбоях и зверствах. И этого Петра Пустынника церковь рисует нам пламенным апостолом, чем-то вроде пророка!

Даже те немногие, кто покинули родину в порыве искреннего фанатизма, подогретого пламенными речами Урбана второго и его агентов, и не принимали участия в грабежах, презирали греков, как еретиков.

Иезуит Мэмбур, чье перо всегда восхваляло действия католической церкви, признавал, что святой престол извлек колоссальные доходы из крестовых походов.

Некоторые прелаты за бесценок скупили владения, которые продавали рыцари, нуждавшиеся в деньгах для снаряжения своих отрядов. Священники, милостиво согласившиеся оберегать имущество рыцарей, не преминули перекачать в свои карманы их доходы. Впоследствии, когда чума, голод, болезни и героическое сопротивление мусульман почти уничтожили армию Христа, многие клирики постарались завладеть доверенным церкви имуществом.

Баснословное умножение богатств церкви – вот основной результат первого крестового похода.

ПАСХАЛИЙ ВТОРОЙ – ВЕРНЫЙ ПОСЛЕДОВАТЕЛЬ ГРИГОРИЯ

СЕДЬМОГО.

Урбана второго, скончавшегося в июле 1099 года, сменил Пасхалий второй. Новый папа поспешил избавиться от того, кто был старым конкурентом его предшественника и внушал ему также тревогу: он отравил Климента третьего. Когда сторонники Климента третьего избрали нового первосвященника, Пасхалий заточил того в подземелье в монастыре святого Лаврентия. Третьего антипапу постигла та же участь, с той только разницей, что его посадили в подземелье другого монастыря.

Четвертый был изгнан Пасхалием и умер в ссылке.

Казалось бы, теперь Пасхалий мог вздохнуть спокойно. Но передышка у трудолюбивого папы оказалась кратковременной, ибо вскоре пришла весть о внезапной кончине итальянского короля Конрада (коронованного Урбаном вторым), и Пасхалий, опасаясь, что власть снова перейдет в руки Генриха четвертого, обвинил его в отравлении сына и повелел верующим вооружиться против императора, чтобы отомстить за мученика". На этот раз Генриху четвертому удалось справиться с мятежниками, и Пасхалий запросил мира. Но когда Генрих четвертый не явился на созванный в Риме собор, его отсутствие было признано непростительным преступлением, и папа вновь отлучил его. Просто поразительно, сколь живучим оказался этот злосчастный император.

Ему бы давно в пепел превратиться, а он выдержал все анафемы, которые поочередно обрушивали на него папы начиная с Григория седьмого!

На упомянутом соборе присутствовала знакомая нам маркграфиня Матильда. Продолжая испытывать к императору ту же ненависть, что и восемнадцать лет назад, мстительная ханжа обвинила Генриха четвертого в похищении у нее акта, которым она передавала все свое имущество святому престолу. Лишение наследства главы своего рода не удовлетворило злобную возлюбленную бывшего первосвященника; она подстрекнула второго сына императора восстать против отца. Вокруг принца, поддавшегося без особых сопротивлений внушению могущественной тетки, образовалась многочисленная партия. Среди прочих царственных качеств юный негодяй отличался еще изрядным лицемерием.

Не будь он наследником короны, которую принц торопился надеть раньше положенного срока, из него бы вышел превосходный священник.

Подняв против императора – своего отца – несколько провинций, принц в то же время повсюду заявлял о своем бескорыстии и о сыновнем почтении. Тем не менее в своей декларации он сделал существенную оговорку: «Если король решит повиноваться преемникам святого Петра, мы вложим меч в ножны для того, чтобы подчиниться нашему отцу как самые смиренные из его подданных. Но если король будет упорствовать в своем неповиновении великому наместнику святого Петра, то в силу того, что мы прежде всего обязаны считаться с волей божьей, собственной рукой поразим его, если это потребуется для защиты религии, ибо так повелел нам первосвященник Пасхалий». Генрих четвертый, покинутый своими солдатами, склонил повинную голову перед папой, признав незаконными все свои притязания и постановления. Его святейшество, верный своей тактике, подкупил офицеров, окружавших Генриха, и они выдали старого императора на милость сыну. Но мятежный принц не вспомнил о своем обещании признать авторитет отца, даже когда он изъявил покорность святому престолу.

Клятвы горьких пьяниц гораздо надежнее обещаний королей и священников! Генриха четвертого заставили отречься от престола в пользу сына, который провозгласил себя императором под именем Генриха пятого. В Кобленце отец на коленях умолял сына о пощаде. Но, несмотря на данные ему обещания, его заковали в цепи и заключили в тюрьму. Жестокие меры, предпринятые против старого императора, грозили нанести удар интригам Пасхалия. Население в рейнских областях отказалось признать молодого Генриха, а Генриху Лимбургскому удалось даже спасти императора из заточения, что было сделано весьма вовремя: святой отец уже отдал приказ задушить Генриха четвертого.

Оказавшийся в Льеже старый император, понимая, что его наследником руководит Пасхалий второй, обратился ко всем христианским князьям с просьбой о помощи, обвиняя папу в преступлении против его величества. Взбешенный Пасхалий разослал энциклику епископам, сеньорам и князьям Франции, Германии, Баварии, Швабии и Саксонии.

«Преследуйте всюду, – писал он, – Генриха, главу еретиков, и всю его шайку. Вы никогда не сможете принести богу более приятной жертвы, чем жизнь этого врага Христа, который намеревался вырвать у первосвященников верховную власть. Мы повелеваем вам и вашим вассалам замучить его самыми жестокими пытками. Мы дадим вам отпущение грехов, как прошлых, так и будущих, и вы после смерти своей войдете в небесный Иерусалим».

Это послание, которое может служить образцом клерикального стиля, привело в негодование даже некоторых церковников. Льежский епископ отправил первосвященнику послание, в котором он с большим достоинством и очень энергично выразил чувства, вызванные свирепой буллой папы. Вот наиболее примечательные строки из его ответа первосвященнику:

«Кто дал право святому престолу предписывать совершение убийства в качестве достойного деяния, святость которого может очистить человека не только от прежних грехов, но и от будущих? Даже таких грехов, как кровосмесительство, воровство и убийство? Рекомендуйте такие преступления гнусным наемникам Рима; что касается нас, то мы отказываемся повиноваться. Даже в древнем Вавилоне не было варварства, гордости, идолопоклонства подобных тем, которые царят ныне в святом городе?..» Послание льежского епископа осталось холостым выстрелом. Пасхалий твердо укрепился в мысли убить Генриха четвертого. Вторая его попытка оказалась более удачной. Старый император умер от яда, отравленный святым отцом, в то время как сын его осаждал Люттих. Пока император был жив, население защищалось весьма упорно, когда же Генрих четвертый умер, сопротивление стало бесполезным.

Достойный исполнитель воли гнусного папы потребовал, чтобы труп отца выдали палачу и подвергли тем издевательствам, о которых говорил Пасхалий в своем послании. Только в 1111 году его останки, над которыми тяготело проклятие, могли быть преданы погребению по церковному обряду (до этого они находились в каменной усыпальнице возле собора, на которой было написано: «Здесь покоится враг Рима»).