![](/files/books/160/oblozhka-knigi-golos-kto-ty-393132.jpg)
Текст книги "Голос, кто ты?"
Автор книги: Лео Нидович
Жанр:
Классическое фэнтези
сообщить о нарушении
Текущая страница: 4 (всего у книги 5 страниц)
Глава2
Вышли из подъезда и остановились перед лужей.
– Да, точно лужа! И откуда? Дождя вроде не было? – задумчиво произнёс Митёк, окинув взглядом довольно большую лужу.
– А ты не верил, смеялся, − вставил с обидой Витёк.
– Ладно, что делать будем? Куда рванём? – спросил Митёк и посмотрел на Витька. Тот, не обращая внимания на другана, рассматривал свой мокрый носок, крутя в руке.
– Надеть, как думаешь?
– Мокрый?
– Так, не очень.
– Надень, на ноге быстрее высохнет. Мы в армии на себе ХБ сушили. Постираешь, выжмешь и на себя. Пока туда-сюда, а оно уже сухое. А тут носок.
Витёк посмотрел на Митька, потом на носок. И, со словами: «Подержи меня, а то упаду», встал на одну ногу. Другую ногу подогнул, снял кроссовок и стал натягивать носок. Да как-то не удачно всё это сделал, потерял равновесие и впрыгнул другой ногой в лужу.
– Ты что не держишь, я же попросил, − с обидой произнёс Витёк стоя в луже.
– Извини, засмотрелся, − ответил Митёк.
Витёк вылез из лужи, снял второй носок и надел кроссовки, на босы ноги, а носки выжал, встряхнул и оставил их держать в руке.
– Замечал, что ногти на пальцах рук, быстрее растут, чем на ногах? – спросил Витёк, у Митька: разглядывая ногти у себя на руках.
– Да не знаю…, как-то. А почему спросил?
– Да потому и спросил, что задумался.
– Задумался, когда грыз ногти? − смешливо спросил Митёк и улыбнулся. Витёк смутился.
– Не хочешь, не отвечай, − обидчиво произнёс он.
– Да ладно тебе. Всё просто. На ногах обувь, поэтому и растут медленно.
– Это почему? – не унимался Витёк.
– Да потому, что заканчивается на “У”, понял?
– Нет, − ответил Витёк.
– Да они об ботинки трутся, понимаешь!? − Митёк посмотрел на Витька, да как засмеётся, согнувшись пополам. Митёк ни чего не ответил, а только покрутил носками.
– Кто там? – спросил он Митька, когда тот просмеялся.
– Где?
– Нигде, а на кого засмотрелся?
– Да, тёлка, ни чо так, проходила.
– Ладно, пошли, а то скоро гости придут, а меня нет, − сказал Витёк и друзья пошли к нему домой.
Глава3
Вскоре подтянулись гости. На самом деле гостей и не так уж и, скажем честно. Пару «челов» с района, да горстка приятелей. Посидели, выпили и когда гости разошлись, друзья распаковали Митькин подарок. Им оказался отбойный молоток. После очередного тоста, за отбойный молоток, Витёк решил попробовать.
– Давно хотел проём прорубить в кухню, − важно заявил Витёк, расправив плечи.
– Зачем? – удивился Митёк.
– Кухню и столовую объединить, понял? – деловито обратился он к Митьку, состроив у себя на лице физиономию «терминатора», подняв в левой руке отбойный молоток, ручной бытовой электрический инструмент. А в правую руку взял рюмку с водкой и замер, в позе − « арнольдхочет».
– Понял. А что не так-то? – удивился Митёк.
– Да…, по телику смотрел: там одному блатному «челу», из шоу-бизнеса – делали, − понравилось.
После сказанного, Витёк и Митёк осушили рюмки, закусили селёдочкой с лучком, и Витёк вышел из кухни; и, взял в руки маркер и начал рисовать на стене дверной проём, в виде арки. Рисовал он его долго. Постоянно проём ложился на бок. То на левый, то на правый. В конце концов устали все: и Витёк – рисовать, и Митёк – наблюдать, да советовать, и проём, который ну ни как не хотел правильно рисоваться. После, ну довольно долгой процедуры садомазохизма: друзей с проёмом, уставшие они вытаращились на стену, на которой был нарисован проём, который так и остался, практически, лежать на боку.
– Ладно! – после не продолжительной минуты молчания, − давай начнём, а там видно будет. Потом выровняем, если что, − произнёс серьёзным глубоким тоном Витёк и посмотрел на Митька. На что тот только пожал плечами и ответил:
– Золотые слова. Хозяин-барин, − и друзья засмеялись. Прошли на кухню, и выпили за начало работ. «Проём это тебе, не дырка, здесь подготовка нужна», − важно заметил Витёк, и друзья опрокинули, за великие слова, по одной.
Здесь необходимо остановиться и чуть сделать ремарку. В середине 90х годов прошлого столетия, наши западные, так сказать, партнёры стали завозить к нам всевозможную строительную и бытовую ручную технику. Появились: электродрели, лобзики, шуруповёрты и конечно − перфораторы. И страна заболела. Народ кинулся долбить, сверлить, сносить и переделывать. Страна ремонтировалась и перестраивалась. Под это дело завозили строительные смеси, обои, краски и всевозможную мелочёвку, для ремонта квартир. И все стали делать − евроремонт. Многие вовремя вылечились и успокоились. Но многие, так и продолжают ежегодно что-то обновлять и подкрашивать − благо в магазинах всё есть и главное − чем всё это делать. Эти люди не излечимы и они в вечном ремонте продолжают жить, так как ремонт неотъемлемая часть их жизни. И от этой болезни лекарств ещё не придумали. И Витёк, как раз знает пару – тройку таких больных и довольно с частой периодичностью ходит по их квартирам, и что-нибудь им постоянно перфорирует: переносит, перевешивает. Заработок не очень уж и большой, но на карманные расходы − самый раз. Да и телевидение, постоянно подначивает наших граждан, создавая всё новые и новые телепроекты: про ремонт, переделку и всю остальную лабуду, связанную с ремонтом и строительством. И как вы понимает, делает это специально. И люди, с больной психикой, клюют на это. Им кажется, что, то, где они живут, не соответствует современным требованиям дизайна и начинают свой вечный ремонт; как правило, или ни чем не заканчивающийся, так как он – вечен, или – скандалами и разводом. Последнее – чаще.
– Ну…, что ли, начнём! – с задором проголосил Витёк, и взяв инструмент пошёл в комнату.
– Пожалуй, можно…, − важно поддержал Витька Митёк, на ходу пережёвывая салат.
Витёк посмотрел на Митька, и неожиданно произнёс:
– Держи, зацени первый, − и отдал отбойный молоток Митьку.
Тот, от неожиданности проглотил всё что пережёвывал и проглотил так лихо, что и не заметил, как так получилось. Митёк взял инструмент в руку, как заправский «отбойник», покрутил его в руках, эмитируя процесс.
– Толковый инструмент, держи, − и отдал его Витьку. Витёк сделал пару пробных проходов, так сказать попробовал инструмент. Как в руке лежит, отдачу почувствовал и с важным видом произнёс:
– Добрый. Спасибо тебе за подарок.
Друзья пожали друг другу руки и отправились обратно на кухню. Разлили, выпили и стали вести разговор о технике и как здорово, что она есть в магазинах, и что любой человек может купить и сделать ремонт. А так же вспомнили, как мучились раньше, не имея под рукой такую технику, поколение их родителей.
В это время в соседней квартире, через стенку, соседи смотрели фильм, по телевизору.
– Вроде притих, идиот.
– Да. Надолго ли. Опять что-то долбит.
Соседи уже привыкли, к постоянной долбёжке. Любил Витёк перфоратором побаловаться, на ночь глядя. Он постоянно перевешивал одну и туже, не большую картинку. Повесит картинку, присмотрится. И ему постоянно кажется, что не так и, один − два раза в неделю, таскает её по комнате, уже практически в течение года; и ни как не может ей место правильное найти. Соседи свыклись с этим, понимая, что за стеной живёт – идиот, и выбора у них нет, как смириться и жить дальше.
Вот и в этот раз, услышав звук, они не предали большого значения. Только супругу соседки показалось, что звук какой – то другой, чем тот, к которому он привык. Как ни как, но всё-таки третья скрипка, в местном симфоническом оркестре, и мог почувствовать, и услышать подмену долбёжно – сверлильного инструмента. Но не придал этому значения, на что потом сильно пожалел.
Друзья выпили и отправились в соседнюю комнату − делать проём. Витёк с важным видом приставил лопатку отбойника и нажал на курок. Отбойник проделал дорожку. Витёк опять нажал на курок и дом вздрогнул....
Соседи поняли, что сегодня происходит что-то не то, что всегда. В очень дорогом итальянском серванте, из натурального дерева, придвинутом к стене, где идиот выдалбливал проём, запрыгал такой же дорогой хрусталь. Да запрыгал так, что третья скрипка оркестра заподозрила фальшь, в нотах горного хрусталя.
Соседи переглянулись и с криком: «Держи сервант!», − одновременно выпрыгнули из кресел и тапок, и побежали к серванту, пытаясь удержать его на месте, так как сервант ожил и под звуки долбёжно – сверлильного монстра пустился в пляс. Долбёжка продолжалась, и сервант всё веселее и веселее подпрыгивал и подплясывал, на своих кривых ногах. Соседи сдерживали сервант, как могли, но, с каждым новым нажимом отбойного молотка, сервант норовился вырваться и пуститься в одиночный пляс.
– Что делать будем!? − орала соседка мужу, пытаясь перекричать отбойный молоток.
– Не знаю. Что предлагаешь!? – также крича, отвечал муж.
– Ты мужик, тебе и думать, − кинула «обидку» жена. Муж замолчал и ещё больше вцепился в сервант. И ему показалось, что сервант повёл его в танце, в такт и под звуки отбойного молотка, что он даже как-то подстроился под резвый пляшущий шаг серванта.
А жена, вцепившись в бочину серванта и вылупив глаза, на ошалевшего в танцевальном экстазе мужа с сервантом, пыталась тормознуть сервант, и с нотками обиды и уже и ревности прокричала мужу: « Что ты с ним пляшешь, идиот. Держи его сильнее. Со мной так не плясал, а с сервантом, гляди что творит».
Витёк тем временем проделал кайму по всему периметру проёма.
– Ну как, − спросил он у Митька, отойдя к противоположной стене.
– Криво, − архитектурно-верной интонацией ответил Митёк, выйдя из кухни, и присмотревшись на очертания будущего проёма.
– Ладно, потом выровняю. Тут важно вырубить основную плиту, а потом… по краям пройду, с отвесом, – с важностью объяснил свой замысел Витёк. – Зверь, инструмент. Пошли дюзним, по маленькой, − предложил он, и друзья вернулись на кухню.
Когда грохот утих, соседка рухнула на пол, облокотившись об сервант, и посмотрела на мужа. Тот понял, что если он не убьёт идиота, то будет казнён, причём казнён в мучениях и умирать будет долго, и при этом ему будет очень больно, чего он больше всего боялся.
– Ну – у, я пошёл, наверно, схожу.
– Сходи, сходи, наверно,− недовольно и очень устало ответила жена. Давно она так не плясала, даже и не могла вспомнить когда, если только в глубокой молодости. Так и сидела на полу, вспоминая.
Он ещё раз посмотрел на жену, как будто прощаясь, причём прощаясь навсегда, если он не убъёт соседа. Влез в тапочки, пропал за входной дверью.
– Звонят, слышишь, − обратился Митёк к Витьку.
– Да, «забей». Опять эти соседи. Я тут недавно решил ковёр повесить. Ну, посчитал − ТРИНАДЦАТЬ дырок. Надо так надо. Достал перфоратор и начал. Не успел и пару продолбить, как уже стучат. Такой народ пошёл, не терпеливый. Я им объясняю, что чем быстрее сделаю, тем быстрее наступит тишина. А они не понимают. Ходят, отвлекают. Сами виноваты. Согласен?
– Ну, да, чо бестолковку-то гонять. Ты прав.
Пока друзья размышляли, звонок не переставал звенеть. И третьей скрипке симфонического оркестра показалось, как звонок начинает его умолять отпустить кнопку, так как он устал и ему невмоготу.
Друзья опять выпили, а звонок перестал пиликать.
– Что-то быстро вернулся, − спросила жена вернувшегося мужа.
– Не открывает. Наверно не слышит.
– Да, да не слышит. Не хочет слышать.
Не успел сосед сбросить тапочки, как долбёжка продолжилась.
– Иди, ломай ему дверь! – заорала жена. – Это не выносимо. Я не выдержу.
Витёк тем временем всё глубже и глубже углублялся в кайму будущего проёма.
– Опять звонят, − крикнул Митёк и Витёк отпустил курок отбойника.
– Да ладно, не обращай внимание. Сейчас быстро прорублю и всё. А так не дадут. Всё ходить будут.
За дверью собирались и подходили другие соседи. Собралось их уже довольно много.
– Что не открывает? − спросила соседа женщина снизу.
– Нет. Звоню, звоню, а он ни реагирует.
– И что предлагаете, − обозначил своё присутствие мужчина сверху. – Может…, наряд вызовем?
Шум долбёжки продолжался, и соседи ни как не могли договориться: что делать. Звонили и стучали в дверь. Но Витёк им не открывал и всё продолжал выдалбливать проём. И, на конец, все услышали огромной силы удар об пол, рухнувшей бетонной плиты и душераздирающий женский крик. Сосед, кончиком своей плешивой макушки почувствовал беду, чуток струхнул и когда, до него дошло, что орёт его жена, то подорвался, выпрыгнув по пути из тапочек, и скрылся у себя в квартире. Вбежав, в квартиру, он увидел следующую картину. В стене, где недавно стоял дорогой итальянский сервант, из натурального дерева и стеклянных створок, с фальцетом, битком набитый чистейшим горным хрусталём чернела дыра, с размер двери. Опустив глаза, он увидел парнишку, лежавшего на бетонной плите, под которой виднелись останки дорогущего итальянского деревянного серванта и кучу битого горного хрусталя и стекла. Витёк поднял голову и обезумившими глазами уставился на соседа. Приподнялся с живота и сев на коленки сказал: Я не понял. Я же проём в кухню делал, а продолбил к вам, – и стал потихоньку, на коленках пятится назад. Извините, я сейчас всё верну обратно, – извиняясь, заползал к себе в квартиру.
Сосед, как вкопанный, всё это время стоял и смотрел на Витька. Сзади него собрались соседи и в гробовой тишине наблюдали за происходящим. Витёк продолжал потихоньку ползти задом и все услышали рёв жены соседа: «Держите его, держите его. Я сейчас убью тебя, сволочь!»
Витёк был парнем не из робкого десятка и довольно не плохо махал кулаками, но тут он понял, что ни какая физкультура ему не поможет. И единственный правильный выход, который мог его спасти, так это убежать из дома и как можно быстрее. «А потом будь что будет», – решил он и с низкого старта, как стайер на короткие дистанции, рванул на соседа, сбил его с ног, оттолкнул соседку снизу и выбежав из соседской квартиры помчался вниз по ступенькам подъезда на улицу.
К такому повороту событий ни кто не был готов. Соседи переглянулись и стали думать, что делать.
– Пойду, посмотрю, что у меня. Может тоже что упало, − сказала женщина снизу и ушла смотреть.
– Завтра, утром, вызывай сосед ЖЭКовских и пусть решают, − посоветовал сосед сверху и ушёл к себе.
Митёк всё это время просидел на кухне и боялся показаться. И как только, как ему показалось, что всё утихло, он взял початую бутылку, закуску и вышел из квартиры. Потихоньку прошёл мимо соседской двери и бегом стал спускаться вниз, по лестнице и выбежал во двор.
– Митька! – услышал он голос Витька и, осмотревшись, увидел голову другана, выглядывавшего из-за кустов.
– Пошли на лавочку, в садик, − позвал Витёк, и друзья пошли на лавочку, на детскую площадку. Уже стемнело, и их не было видно. Друзья разместились на лавочке, выпили и молча, не глядя друг на друга, уставились, каждый, не понятно куда.
– Что делать будешь, − прервал молчание Митёк.
– Слушай, не пойму как так получилось?– не находил себе места Витёк.
– Что получилось?
– Ну, то что, стена не та.
– Ты меня спрашиваешь. Сам размечал.
– А ты куда смотрел?– кинул «обидку» Витёк Митьку.
– А я что. Хозяин – барин, − ответил Митёк. – я думал ты знаешь что делаешь, – оправдался Митёк. Пацаны замолчали. Ладно, уже поздно,– нарушил молчание Митёк,– давай…, до завтра. Там видно будет. Митёк встал и пошёл к себе домой.
Глава4
Витёк, ещё немного посидел и видит, как сосед вышел и кого – то высматривает. «Меня наверно ищет» – подумал Витёк. «Чему быть, того не миновать», − вспомнил он золотые слова и направился к соседу.
– Вы наверно меня ищите? – спросил Витёк не своим голосом − голосом нашкодившего пацана, подойдя к соседу. Тот, молча, посмотрел на Витька, потом на бутылку, которую он держал в руке.
– Можно, пару глотков, − наконец произнёс сосед, тихим, довольно спокойным и немного уставшим голосом. Витёк ожидал немного другого продолжения, вплоть до драки, оторопел и, не сказав ни слова, протянул бутылку соседу. Сосед сделал пару глотков.
– Спасибо. Вкусно. Давно так, стоя, из горла не пил, − усмехнувшись и, чуть повеселев, произнёс сосед. Витёк понял, что «жёсткого» разговора не будет, да и виноват он полностью. «Надо каяться, ситуацию ровнять», – решил он.
– Вы меня извините, я стены перепутал. Знаете, выпили чуток, да и перепутал. Хотел из комнаты в кухню проём сделать, а получилось, что к вам, − произнёс Витёк, и стало ему так смешно, что он улыбнулся и заглянул в глаза соседу, понял, что тот не в обиде, как ему показалось, да как захохочет – громко, на весь двор.
– Можно, − ещё не до конца просмеявшись, произнёс Витёк и потянулся за бутылкой.
– Да, конечно, − ответил сосед, сделал ещё пару глотков и отдал бутылку.
– Я завтра обратно всё верну. Куплю цемент и заделаю. Без обид, − сказал и протянул руку соседу.
– Без обид, − улыбнулся сосед и так же протянул руку Витьку.
Соседи пожали друг другу руки.
– Скажи, а вот бабушка, с которой ты жил, кто тебе была?
– Тётка двоюродная. А что? Почему спросили?
– Да так просто. Ты же недавно здесь живёшь. Вот и стало интересно. Если бы ты ко мне в гости, через стенку не зашёл, я бы и не спрашивал. Сам понимаешь.
– Ну да, понимаю. Мол, живёт один, мало ли что. Правильно?
– Правильно?
– Не переживайте! – чуть в голос. – Мешать не буду. Не бойтесь.
– Ну и хорошо, договорились. Можно ещё? – и сосед показал на бутылку.
– Да, конечно, − Витёк отдал бутылку спиртного. − Пойдёмте на лавочку, а то, стоим, не правильно это, стоя пить.
– Да, пойдём.
И пройдя не много вглубь двора, Витёк и сосед расположились на лавочке. Вечер был тёплый, летний. Давно уже стемнело, и на небе зажглась звёздная гирлянда. Завтра – воскресенье, и это всегда чувствуется, по количеству гуляющих на улице горожан, субботним вечером. Сосед сделал пару глотков, и Витёк отпил, после поболтал бутылку.
– По разу хватит.
– Хорошо, − кивнул сосед.
– А где твои родители? – решил продолжить беседу мужчина.
– Я детдомовский…, − Витёк молча, пару раз, сковырнул пяткой кроссовка дресву, разбросанную по двору. − Они сгорели, пока я в интернате был.
– Замыкание?
– Нет. Бухали сильно. Меня в интернат сдали – пятидневка. Ну, а сами пили. Зимой дело было. Печь натопили и видимо уснули, а рядом дрова сушились, вот и загорелись. Сказали, что сначала угорели, от дыма, а потом и сгорели.
– Ты маленький был?
– Да, около пяти. Потом детдом. Армия. А, когда в армии был, тётка написала, что бы к ней приехал жить. Так и оказался здесь.
Сосед внимательно выслушал парнишку.
– Пойдём ко мне, посидим, − предложил он Витьку.
– А как же хозяйка – убьёт!?
– Она так испереживалась, что спать легла. Мы тихо будем, − сосед улыбнулся, хлопнул Витька по коленке и встал с лавочки. Витёк улыбнулся и одобрительно кивнул головою.
– Дома есть что выпить? – спросил Витёк.
– Да, найдём. А ты, что сегодня пьёшь, суббота? – спросил сосед.
– День рождения у меня, правда, было в четверг, а пить решили сегодня.
– Понял. Поздравляю! – и протянул парню руку.
– Спасибо, − улыбчиво-мягко поблагодарил Витёк соседа, и они пожали друг другу руки; и пошли к себе, в дом.
Дошли до своих квартир.
– Пойдёмте через мою, − шёпотом позвал Витёк соседа.
– Да, пожалуй…, пойдём, − согласился с ним сосед.
Дверь квартиры Витька была прикрыта, но на замок закрыта не была, так как Митёк покинул её в спешке, да и ключей у него не было.
– Проходите, – опять шёпотом позвал Витёк соседа и сосед вошёл.
– Может…, у меня сядем? И закуска есть, и выпить осталось?
– Да, давай. Раз День рождения, то положено, − согласился сосед. Потом он, на цыпочках, прошёл в комнату, заглянул через проём к себе в квартиру, постоял немного в темноте и, не став проходить, боясь разбудить жену, вернулся обратно в коридор и вошёл на кухню к парнишке. На кухне, Витёк прибирал: вытер стол, обновил посуду, поставил разогревать “второе”, переложил салаты и выловил огурцы, и помидоры, из трёхлитровой банки. Поставил её на подоконник: из холодильника достал не початую бутылку водки, порезал хлеб и колбасу. Увидев, что сосед вошёл, пригласил его к столу, пододвинув к нему стул:
– Садитесь! Разливайте. Я сейчас быстро посуду сполосну и начнём.
– Давай, это можно, − улыбнулся мужчина, присел за стол, прикрыв за собой дверь на кухню.
Сосед разлил по рюмкам водку, открыл банку шпрот. Витёк сполоснул посуду, помешал овощное рагу и, сняв кастрюлю с плиты, разложил рагу по тарелкам: и соседи, наконец, уселись за столом.
– За тебя, сосед! Поздравляю! – произнёс первый, он же поздравительный тост мужчина.
– Спасибо, − поблагодарил Витёк и соседи выпили. – А, вы, правда – музыкант?
– Да, в оркестре. Третья скрипка, − закусывая они начали разговор.
– А-а-а, – со смыслом знающего протянул Витёк. На самом деле, он ни чего не понимал. – Учились? – продолжил спрашивать.
– Да…, разумеется. Без учёбы ни как. Сам-то ты как, с учёбой, чем занимался?
– Да если честно, ни чем. Дрался постоянно. И в детдоме, и с местными − всё детство продрался. В отца наверно характер.
– А кем он у тебя был?
– Отец? – переспросил Витёк.
– Ну…
– Вор. Всю жизнь по зонам.
– Тётка рассказала?
– Ну, да. Больше некому. – Витёк разлил водку и, не чокаясь, выпил и стал кушать рагу.
Сосед посмотрел, как Витёк уплетает рагу, тоже выпил и закусил колбасой.
– Помнишь, отца?
– Да так, фрагментами. Тут помню, а тут не помню, − с иронией ответил Витёк, указывая при этом рукой на разные стороны головы.
– А я про своих отцов ни давно узнал, − произнёс мужчина, ковыряя вилкой в тарелки с рагу. – И такое в жизни бывает, − с ноткой грусти в голосе добавил он.
– Это как – отцов, шутите? – не поверив, сострил Витёк.
– Да нет, не шучу. Жизнь прожил с отчимом. Он меня к музыке приучил – выучил, спасибо ему конечно за это. Да и вопрос об отце, как-то, не вставал. Спросил пару раз, ответ расплывчатый получил, да и успокоился. Отчим толковый мужик был, ветер жизни чуял, лучше гончего пса, да вот раньше мамы умер. А, когда мама попала в больницу и жить ей, как потом оказалось, совсем ничего, то она сама мне всё и рассказала, про отцов.
– Давно, матушка…? – перебил Витёк рассказ мужчины.
– В том году, − ответил гость. − Давай выпьем? – предложил.
– Да, давайте! Давайте, за нас, за соседей. Что бы зла не держать. Добро!? – бойко предложил Витёк.
– Добро, − согласился сосед.
Они выпили, закусили.
– Может тебе не интересно. Если нет, то не буду, − спросил сосед Витька.
– Нет, нет. Если у вас есть желание, то конечно, расскажите…
– Понимаешь, мне уже много лет, детей нет, доживаю свою жизнь, − начал сосед свой рассказ, − и вот узнаю то, чего человек знать не должен − не должен, понимаешь…, − сосед замолчал, опустив глаза. Наступила тишина. Он немного посидел, потом поднял глаза, посмотрел на Витька и продолжил. − Зачем мама решила мне рассказать? Душу освободить? А мне теперь что делать? Она душу «излила» и не подумала, как мне потом с этим жить. Зачем – зачем, тем более ребёнку, это знать? А я ещё маме говорю: «Мам, давай я завтра приду, уже поздно». А она ни в какую, не отпускает: «Посиди, сыночек. Я тебе хочу про нас с тобою рассказать, про отцов твоих. Расскажу, и пойдёшь». И всё мне рассказала. Я домой не помню, как пришёл, как спать лёг. Шок у меня был. Я такого стресса не испытывал ни когда. А утром, после шести, звонок в дверь. Жена открыла, слышу, мол, такая, да такая здесь проживает? Умерла ночью…
Сосед разлил водку и выпил. Выпил и Витёк. На кухне, на мгновение, повисла тишина, но сосед прервал молчание: «Если бы Создатель, хоть как-нибудь, намекнул мне или как-то дал понять, что, завтра не будет, что это последние минуты, когда мама жива; и что видимся мы последние мгновения нашей с ней, совместной, жизни. Что слышу я её голос, смотрю в её карие глаза, где пока ещё теплица жизнь, держу её тёплую, чуть потную ладонь в последний раз. То, тогда, я не ушёл бы, а разговаривал и разговаривал бы с ней, умывая её, такое родное и любимое лицо мамы, своими сыновьими слезами, и просил бы, просил бы прощение. Целовал бы её старческое лицо и обнимал бы, обнимал бы, её дряхлое, но живое, пока ещё тело. Но…, к сожалению…, я тогда не понял, а Создатель не подсказал…, не шепнул… А сколько хочется задать вопросов, просто поговорить, услышать родной голос…».
Сосед замолчал, выпил, немного поел, и, вытерев губы салфеткой, продолжил:
«Ну, слушай, коль интересно. Было это в 53 году, амнистия для уголовников, Берия объявил, в связи с кончиной Сталина. Но, попали под амнистию не все. Те, кто попали − на свободу, а те кто, по тем или иным причинам не попали, остались в лагерях. Остались и двое, будущих моих отцов. Статьи у них были тяжёлые − пособничество и служба у гитлеровцев, со всеми тяжкими. Даже уголовники с ними брезговали общаться, столько на них дерьма и крови. Они и не политические, и не уголовники – расстрел им на максимум заменили. Людей, после войны мало было, расстрелы всяким подонкам заменили на срока − пусть работают, пользы больше принесут, чем мёртвые. Вот они и работали.
Очередная баржа, с продовольствием приплыла, и в ней бочковая селёдка. Вкусная, жирная, ароматная. А, в лагерях, практически не добавлять соль в еду – совсем.
– Почему, − решил перебить рассказ соседа Витёк.
– Я не знаю, но думаю, что это как-то зависело от поставок, может нехватка была тогда чистой соли.
Ну и естественно, когда зэки узнали про селёдку, то у них просто крышу снесло, от желания урвать вкусную рыбы, да ещё и солёную. И что они придумали: при разгрузке, пару-тройку бочек, а бочки были, представь – сорокаведёрные, если конечно не врут. Короче, они эти бочки сделали так, что они разбились, и зэки стали эту рыбу набирать себе, кто сколько сможет. И соответственно, наевшись солёной рыбы, организм не выдерживал и зэки дохли. Естественно, зависело и от организма, и от количества съеденной рыбы. Так называемая “солёная” смерть.
Так вот. Раз амнистия, этих двух, не коснулась и они понимали, что ни когда из зоны не выйдут, то решили они воспользоваться моментом, пока в лагере «рыбный мор», и совершить побег. Выбрали себе « тушёнку», так как дело было на Сахалине, а там сам понимаешь, без еды и вокруг периметра прогуляться не получится, сдохнешь с голоду или замёрзнешь, и подорвались.
Сколько они плутали − не известно. «Тушёнку» съели и измученные, и еле живые вышли на заимку. Увидели, как девушка вышла подоить корову, а дело было ранним утром. И когда она доила, ударили её по голове. А когда она очнулась, то поняла, что лежит голая, на сене и её насилует один из них. «Очнулась. Нравится!?» – произнёс он, заржал своим беззубым ртом и слез с неё. Залез другой, и приступил к насилию. Ели, пили, насиловали девушку и рассказывали ей о своих жизнях, войне, лагерях. Пили, ели и насиловали. Сколько всё это пиршество, вперемешку с насилием продолжалось, она не помнила. Да только насильники наконец устали. Связав девушку и договорившись, что спать будут по очереди, но как это обычно бывает, в конце концов уснули оба. Умея завязывать и развязывать узлы, девушка освободилась и, взяв топор, зарубила их. Вытащила во двор, разрубила на куски и, зная волчью тропу, постепенно перенесла куски и разложила на тропе. Затопила баню − отмыла дом и себя. Через пару дней приехали родители и ни чего не заметили. И только, через несколько месяцев, мама поняла, что дочь беременна и тогда она ей всё рассказала. Мама, дочь, сильно избила, за то, что молчала. Пробовали сами вывести, но уже срок был большой, да и боялись. Что может и сама умереть или больше не сможет детей иметь. Так и оставили. И через какое-то время родился мальчик…, − мужчина замолчал, выпил и очень медленно, скорее вдумчиво поставил пустую рюмку на стол, посидел и продолжил, − так родился − я…. Вскоре родители поехали за хворостом и на медведя нарвались. Обратно не вернулись. Так мама осталась одна. Погоревав и поняв, что одна, с новорожденным, ей в лесу не выжить, взяла меня и корову, да отправилась в посёлок. Корову продала, дом забрали, − государственный он был, и уехала в город. Там и познакомилась с отчимом. А потом уже, отчиму предложили должность, и мы приехали сюда. И кто мой отец − мама не знает, да и не помнит она их лиц, да их самих: всё как в тумане. Запомнила немного из того, что они ей рассказывали, и то фрагментами. Вот поэтому у меня двое отцов, хотя это конечно бред собачий и так не бывает, и отец кто-то из них, а кто, поди разберись.
Сосед закончил рассказ о себе, с грустью в глазах, посмотрел на Витька.
– А почему она одна была? – решил спросить он соседа.
– В посёлок родители уехали. Мама приболела и чтоб утром на приём к врачу попасть, поехали вечером, да и дел много накопилось. Отец − лесником был.
– А собаки? Почему собаки не лаяли, когда они за ней наблюдали?
– Собаку на цепи, давеча, волк загрыз. А щенка взяли, да ещё совсем кроха – в доме, у печи спал.
Сосед притих, гоняя спаржу вилкой, по тарелке. Витёк встал из-за стола, взял кастрюлю.
– Подложить?
– Да, можно.
Витёк подложил рагу, кое-что, как ему показалось, лишнее, убрал со стола, смёл крошки, разлил водку по стопкам.
Сосед обратил внимание на пароварку на подоконнике, и ни сколько на саму её, а сколько на окошечко дисплея.
– Пользуешься? – поинтересовался он.
– Да, иногда. Удобно, − легко ответил Витёк.
– А что там, под стеклом дисплея?
Витёк обернулся на пароварку…
– Таракан! Прикиньте…, залез и сидит. Я его сначала не заметил. А когда пригляделся, точно, сидит и усами шевелит, − ответил Витёк и засмеялся. − А потом скопытился. Теперь разбирать надо, − и они, уже оба, уставились на дисплей пароварки.
– Большой! Вроде всё герметично, − произнёс сосед, внимательно разглядывая дисплей.
– Я тоже удивился. Как залез?
– Может ещё маленьким залез, да жил там. А потом подрос и не смог вылезти. Как думаешь?
– Я не знаю. Наверно, − Витёк обратно повернулся к соседу, с задумчивым выражением лица.
– И понял он, что больше ни когда не увидит родных и близких, друзей, товарищей. Стал скучать и умер, − пошутил сосед.
– Умер, от чего? – не понял шутки соседа Витёк.
– От скуки.
– От скуки не умирают, − на полном серьёзе парировал Витёк соседу.
– Умирают, ещё как умирают. Ну-у…, спасибо тебе, за хлеб, за соль, пойду…, а то завтра день тяжёлый будет, моя проснётся – сам понимаешь…
– Да…, понимаю… Простите меня ещё раз, я всё исправлю, − ещё раз извинился Витёк перед соседом.
Сосед, кивнул головой, молча, и побрёл, на ощупь, к себе, а Витёк присев на корточки, облокотился спиною об стену, обхватил обеими руками голову и произнёс: Не хрена себе денёк. А потом добавил самое ёмкое и самое точное русское простонародное слово, которое подходило лучше всего под описания всего того, что сегодня произошло: «ОХ..ТЬ…».