Текст книги "Рыцарь в стиле хай-тек"

Автор книги: Лео Франковски

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 17 страниц)

Лео ФРАНКОВСКИ
РЫЦАРЬ В СТИЛЕ ХАЙ-ТЕК

ОТ АВТОРА
Средние века

Монахи собирались для молитвы восемь раз в день, через примерно одинаковые промежутки времени. Каждый раз они звонили в колокола, и все остальные привыкли использовать те же обозначения часов, даже если поблизости не было монастыря.

Prime. Первый час, рассвет.

Tierce. Третий час, между рассветом и двенадцатью часами. Около девяти часов.

Sext. Шестой час. Полдень.

None. Девятый час. От полудня до заката. Около пятнадцати часов. Существовал когда-то монастырь, в котором послушники в знак строгости своей веры поклялись, что не станут прикасаться к пище, пока не прозвучит четвертый удар колокола. Но так как они сами же и звонили в колокола, а молитвы обычно вызывают жуткий голод, none каждый день наступал чуть раньше, чем надо. Горожане, заметив это, посмеялись над монахами и начали называть полдень «none».

Вечерня. Закат.

Повечерие. Середина между закатом и полуночью. Около девяти часов вечера.

Полунощница. Полночь.

Хвалитны. Середина между полуночью и рассветом. Около трех часов утра.

Заметьте, что часы не одинаковы по продолжительности и изменяются в соответствии с временами года. В странах, располагающихся, как и Польша, в высоких широтах, это означает, что некоторые часы иногда оказываются длиннее остальных в три раза.

ПРОЛОГ

Он разгрузил темпоральную канистру, мельком глянул на новую подопечную, заменил ее своим (впрочем, уже бывшим) шефом и нажал кнопку. Все надо делать очень быстро. Задерживать канистру в 2548950 году до нашей эры означало выбросить на ветер кучу денег.

Он изучающе посмотрел на нагое замороженное тело. Рост около четырех футов, худощавая… Кожа темно-коричневая, черные волосы в мелкие кудряшки, грудь маленькая, но достаточно высокая и крепкая. Совершенная имитация доисторической женщины двадцати семи лет от роду. Биоскульпторы постарались на славу.

Он отключил стасисное поле.

Глаза медленно открылись. Девушка оторопело уставилась на сталактиты, свисавшие с потолка пещеры. Заметила темнокожего нагого мужчину, склонившегося над ней, осознала собственную наготу и, коротко вскрикнув, закрыла грудь и низ живота руками.

– Да, униформа тут у нас незамысловатая, – усмехнулся он. – Питекантропы, к сожалению, еще не изобрели одежду, так что ничего не поделаешь. Эй! Не смотрите на меня с таким ужасом. Я не собираюсь вас насиловать. Вы так же похожи на воплощение моих подростковых сексуальных фантазий, как я – на балерину.

– Черт возьми! У меня пять докторских дипломов!..

– Уверен, ваша мама гордится своей дочкой. Среди этих ваших дипломов случайно нет чего-нибудь про отыскивание падали или откапывание червей? Все остальные знания здесь бесполезны.

Девушка украдкой окинула взглядом каменные стены пещеры, посмотрела на единственный факел, который освещал помещение.

– Что это за место? Какое время? И кто вы такой?

– Вас что, не проинструктировали? Это антропологическая исследовательская станция номер пятьдесят семь. Время перевалило за два миллиона лет до нашей эры, а я – ваш гостеприимный хозяин, Роберт Макдугал. Я бы снял шляпу, как полагается при знакомстве, но вы видите мои затруднения. Здешнее племя называет меня Гэк, вы можете последовать их примеру. Нет смысла придерживаться формальностей, когда на тебе нету ни нитки… Я буду вашим боссом следующие пятьдесят лет.

– Пятьдесят лет…

– Ага. Потом я отправлюсь домой, пришлют нового парня, и вы станете его боссом еще на пятьдесят лет.

В пещере было холодно и влажно. Она содрогнулась:

– Это какая-то ужасная ошибка!

– Какая может быть ошибка? Вы заменили собой задницу, на которую я до этого работал. На самом деле я ничего не имею против… ничего такого личного, но вы понимаете… после пятидесяти лет общения с единственным индивидуумом, с которым можно поговорить по-человечески, вполне естественно начинаешь ненавидеть его лютой ненавистью. В любом случае компьютер не может ошибаться, вы находитесь здесь, потому что прибыли сюда в назначенное время, в специально скроенном для наших исследований теле.

– Это тело!.. – воскликнула она. – Я привыкла быть красивой!

– Такова цена за будущие великие научные открытия, – отозвался он.

Женщина вся сжалась и начала громко всхлипывать.

– Эй! Вы что, серьезно? Вы на самом деле не вызывались на этот пост добровольно?

– Нет… то есть да. Я не вызывалась. Я была в Польше в двадцатом веке, а потом пришли контролеры… и потом я проснулась здесь! Я из «исторического корпуса». И вообще ничего не смыслю в антропологии.

– Как?! Эти грязные ублюдки…

– Да, – сказала она, благодарная за сочувствие.

– …послали мне абсолютно нетренированного рекрута! О Боже! Это значит…

Он остановился, нашел на каменном полу осколок кости. Схватил девушку за руку.

– Больно не будет. Вы совершенно ничего не почувствуете.

Он сунул кончик кости под ноготь ее правого указательного пальца, поводил из стороны в сторону, потом повторил операцию с левой рукой, пока девушка смотрела на него, открыв рот.

– Что…

– Оба выключены, слава Богу. Смотрите. У вас есть кое-какое встроенное, причем довольно мощное, оборудование. Правый указательный палец содержит темпоральный меч. С его помощью вы сможете разрубать дерево напополам с шести шагов. В левом – огневой стартер. Эти устройства могут спасти вам жизнь, но если не знать, как ими пользоваться, легко покалечить саму себя. Или меня!

– Есть еще что-то?

– Несколько записывающих устройств, передатчики, маяки и тому подобное. Но это все подождет. Надо бы узнать, как вы тут оказались.

Он уселся на корточки перед большим плоским камнем у входа в пещеру. Нажал четыре неприметных пятна на скале. Прямо в воздухе перед ним появились светящиеся белые буквы.

«Готов».

Мужчина принялся печатать на голом камне так, будто вместо него видел компьютерную клавиатуру.

«Запрос информации, личные списки, исторический корпус, рабочий номер…»

– Эй, какой у тебя номер?

Она ответила, он загрузил данные и начал читать.

– Хм… родилась в Северной Америке, 62218-й до нашей эры… одобрена для деторождения, одиннадцать детей… в сорок четыре года поступила в Музейный университет… с 62219-го до 62192-й до нашей эры… докторская по медицине, славянским языкам, психологии и греческой литературе… принята в Исторический корпус… назначена в Афины времен Перикла, сорок один год на задании. Неудовлетворительно.

Она воскликнула:

– Это несправедливо!

– Несправедливо? А что справедливо? Если вы хотите поговорить о справедливости, обратитесь к одной из женщин племени, ребенка которой сожрал леопард, – фыркнул он. – Ладно, дальше… Возвращена в университет, докторская по древнеегипетским языкам… провалено четыре задания, с девятой по тринадцатую династию… назначена в двадцатый век в Польшу… спровоцировала ситуацию, результатом которой стала несанкционированная переброска местного гражданина в тринадцатый век. Направление на антропологическую станцию в качестве дисциплинарной акции… Ублюдки! Превратить мою станцию в исправительную колонию!

– Но я всего лишь оставила дверь открытой!

– Сейчас мы узнаем, что вы сделали.

Он стер несколько строк и запросил добавочную информацию.

– О Боже! Вы – это она! В школе о вас чего только не рассказывали. Вы самая худшая исследовательница за всю нашу историю! Это вы послали двоюродного брата самого основателя в средневековую Польшу, за десять лет до монгольского нашествия, а парень даже не знал, что путешествия во времени существуют. Беднягу не получалось вернуть обратно, даже след его не удавалось отыскать, пока не началось нашествие. Сам хозяин нашел кузена посреди поля битвы. И им пришлось оставить парня в прошлом на десять лет из-за риска нарушить случайный ход событий. Вы просто магнит для неприятностей, леди!

– Но я всего лишь забыла закрыть дверь!..

– Только попробуйте что-нибудь напортачить здесь, и я скормлю вас леопардам!

Он открыл еще четыре файла и бегло просмотрел их.

– Ну, если вас это утешит… вашего последнего босса наказали за то, что он не проинструктировал вас как положено. Он появится здесь через пятьдесят лет, чтобы заменить меня, и можете делать с ним все, что захотите.

– Думаю, я просто завяжу и отправлюсь обратно в Северную Америку.

– Прекрасно. У вас появится шанс осуществить свое намерение лет так через сто.

– Но…

– Послушайте, леди. Так далеко в прошлом мы получаем канистру лишь раз в пятьдесят лет. Предыдущая как раз отбыла, а следующая увезет меня из этой вшивой вонючей дыры. Так что приободрись, малыш, все будет хорошо. Вы голодны? Пошли, я покажу вам, где тут есть отличное гнилое бревно. С множеством личинок.

ГЛАВА 1

Меня зовут пан Владимир Чарнецкий. Я добрый польский рыцарь, верный сын Святой католической церкви. Родился в 1212 году, стал третьим сыном барона Яна Чарнецкого.

Я пишу эти строки, потому как моя учительница посчитала, что ведение дневника – хороший способ улучшить способность выражать свои мысли. Однако, поразмыслив на досуге, я пришел к выводу, что сказать мне в общем-то нечего. Я получил обыкновенное воспитание. Занимался спортом, преуспевал в играх, но не стал лучшим. Хорошо владею оружием, хотя есть некоторые рыцари, кто вполне в состоянии вышибить меня из седла. В шахматы играю ровно, но без вдохновения.

Кому нужна история такого ординарного рыцаря, как я? Наверное, никому, кроме моей матери, а она уже и так знает ее от начала до конца.

Однако в день своего двадцатилетия я повстречал исключительного благородного мужа, и лучше мне будет рассказать о нем.

Его имя – пан Конрад Старгардский. Вот как мы с ним познакомились. Осенью 1231 года от сеньора моего отца, графа Ламберта, прибыло письмо, согласно которому нам следовало до Пасхи прислать одного рыцаря в его замок на три месяца.

Я очень хотел, чтобы задание выпало именно мне, потому что ходят слухи о том, какое замечательное это место – Окойтц. Прежде всего стол Ламберта зарекомендовал себя как самый лучший в Силезии, а винный погреб – как непревзойденный во всей Польше. К тому же Ламберт понимал свое droit du seigneur довольно необычно, я бы сказал, просто замечательно.

Хозяин поместья имеет естественное право первой ночи – то есть проводить ее с деревенскими девушками накануне их замужества. Мой отец – мужчина в расцвете сил, однако под влиянием моей матери давно объявил себя слишком старым для выполнения данной обязанности и передал права сыновьям.

Мы с братьями бросали жребий, и иногда я выигрывал. Ну, конечно, даже самое худшее совокупление можно описать как превосходное, однако мои свидания часто были далеко не такими впечатляющими, какими могли бы стать. Незамужние девушки предположительно все девственницы, но на самом деле это далеко не так, большинство вообще явно беременны.

К тому же они часто оказывались напуганными или на самом деле влюбленными в своих будущих мужей. Данные обстоятельства, само собой, уменьшали их энтузиазм.

О, всегда можно уговорить деревенскую девку встретиться с тобой в укромном уголке в лесу, но это подразумевает соблюдение в определенной степени секретности свиданий, а я всем сердцем ненавижу скрываться.

Мой пан Ламберт решил проблему со всей свойственной ему прямотой. Он выбирает самых красивых в деревне девушек, как раз когда они цветут пышным цветом, и убеждает их переехать в его замок в качестве «ожидающих панн». При этом он открывает перед ними такие перспективы, что мало кого приходится долго уговаривать. На самом деле девушкам требуется только разрешение прийти. Пан Ламберт отдает в руки «панн» управление домашним хозяйством и наслаждается их обществом в свободное время, пока не случается ребенок. Затем он подыскивает каждой толкового мужа, обеспечивает достаточное приданое и оплачивает свадебные расходы.

Что важнее всего, Ламберт, с обычной для него широтой натуры, предоставляет посещающим его рыцарям полный доступ к гарему, который часто состоит из полудюжины девиц.

Заведенные Ламбертом порядки – источник зависти всех графов округи – сходят ему с рук, потому что его жена живет с родителями в поместье в Венгрии, или, может, все как раз наоборот – она живет там из-за его привычек. Для меня это не имело ровно никакого значения. Я хотел поехать.

Так как приятная обязанность должна, несомненно, достаться одному из нас, трех братьев, мне предложили бросить жребий. Я отказался, сославшись на то, что три месяца – довольно большой срок, поэтому все надо обсудить тщательно, возможно, в течение нескольких дней. На самом деле причины моего несогласия крылись в следующем: я холостяк, а мои братья уже оба женаты. Я не сомневался, что как только их жены прослышат о намечающемся предприятии (а об этом я позаботился), мне отдадут задание и так, без всякого риска.

Итак, в конце концов мой отец объявил, что именно я отправлюсь в Окойтц. Мать ударилась в слезы, когда я уезжал. Как будто провожала меня на войну, или еще какое-нибудь менее достойное предприятие, где я обязательно сверну себе шею. Отец и братья вели себя вежливо и обходительно, с неясной уверенностью, что я все-таки провел их каким-то образом.

До Окойтца мне предстояло совершить довольно простой однодневный переезд, ставший к тому же после смерти разбойника, пана Райнберга, безопасным. Было Святое воскресенье, день, предназначенный Богом для отдыха, и все же вежливость и благопристойность требовали, чтобы я ехал в полном вооружении, закованным с головы до ног в железо, верхом на боевом коне – Ведовском Пламени.

Впрочем, мрачность мне не приличествовала, так что я лично позаботился о бурдюке с тремя галлонами вина, болтавшемся у седла. Там же висели сумки, набитые достаточным количеством хлеба с сыром. Как раз заканчивался последний день поста.

Стоял прекрасный весенний денек, и я потихоньку начал напевать старые песенки, прежде немного облегчив ношу Ведовского Пламени – то есть почти опустошив достаточно увесистый бурдюк с вином и заодно уничтожив запасы в седельных сумках.

Кони любят, когда им поют, и вскоре Ведовское Пламя перешел на галоп, наполнив чистой радостью весеннюю прохладу утра. Но, пересекая маленький деревянный мостик, жеребец случайно потерял подкову с правого копыта.

Это была уже серьезная проблема. И потому что сталь очень дорого стоит, и потому что наездник не может избежать несчастного случая, если его конь не подкован. Я не мог пойти в Окойтц пешком, ибо таким образом никак бы не поспел к завтрашнему дню. А вообще не явиться туда означало замарать доброе имя отца.

Я обыскал и речку, и мостик, и даже оба берега, но потерянную подкову так и не нашел. В конце концов я вышел на дорогу в полном вооружении, ведя лошадь под уздцы, и отправился искать кузнеца.

Вскоре я обнаружил едва заметную колею на дороге, которая и привела меня к крестьянской хижине. Жена хозяина дома заверила, что через две мили вверх по дороге находится село, где есть кузнец.

Я прошел все четыре мили в полном вооружении только для того, чтобы узнать, что кузнец уехал навестить свою мать на Пасху. Но неотесанные мужланы из деревни божились, что всего лишь в трех милях от них располагается еще одна деревня, где кузнец обязательно окажется дома, так как приходится братом местному кузнецу, и они по традиции каждый год по очереди ездят к матери на Пасху и Рождество.

Я прошел все восемь миль, но так и не обнаружил признаков второй деревни. Ведовское Пламя ужасно хромал. Вино практически закончилось. Опускалась ночь. Мне не оставалось ничего иного, кроме как, наподобие героя из детской сказки, растянуться под деревом и спать в доспехах.

Я расседлал Ведовское Пламя, вытер его, как мог, травой и привязал на ночь.

Из дома я прихватил с собой кремень и огниво, и всего лишь после получаса пыхтения и проклятий на полянке появился достойный костер. Я собрал запас дров, снял шлем и расстегнул ворот, чтобы не сдавливало горло. Потом сделал несколько глотков вина и задремал.

Где-то в полночь я внезапно проснулся от волчьего воя. За одним волком завыл другой, и они были близко!

Костер превратился в кучку еле тлеющих углей, а Ведовское Пламя нервно ржал. Я пошел к нему, запнувшись в темноте. Моя возня только еще больше напугала коня. Пришлось заговорить с ним, чтобы животное подпустило хозяина достаточно близко и позволило отвязать себя. Ребячество, конечно, ведь время так дорого, но я не позволю никому застать врасплох моего жеребца, когда он не сможет защищаться.

Я слышал волков, их фырканье, с которым твари набирались смелости и поджидали удобного момента для нападения.

Я пошел обратно к углям костра, нашел свой шлем и меч. Потом бросил все остававшиеся дрова и траву на угли и вознес молчаливую благодарную молитву святому Кшиштофу за то, что он ниспослал мне достаточно времени на подготовку.

Огонь полыхнул и снова осветил поляну, когда я уже закончил застегивать воротник кольчуги и прилаживал шлем на голове. Я прикрылся щитом и обнажил меч, потому что здесь не было места копью, хотя это оружие я люблю больше всего. Вой волков становился все отчетливее, и им совершенно точно не нравился огонь. Мне представилось, как какой-нибудь непоседливый молодой волк жалуется: «Раньше! Нам следовало напасть раньше!», на самом деле я даже слышал, как одна из бестий взвизгнула, как будто ее укусили!

Ведовское Пламя, верный надежный друг, вступил в круг света, присоединяясь ко мне. Он понимал, что вот-вот начнется серьезная битва, и явно собирался принять в ней участие. Я ухмыльнулся, и в тот же миг на нас напали.

Огромный серый волк вынырнул из темноты и прыгнул, целя мне в горло. Он был тощий, изможденный и голодный, но при этом не уступал мне в росте и весе. Эти кровожадные твари, должно быть, пережидали зиму где-то очень далеко, раз вообще выжили!

Мой меч попал огромному серому дьяволу как раз по черепу, послышался треск костей. Безжизненное тело рухнуло на щит с такой силой, что почти свалило меня с ног, да, впрочем, и свалило бы, если бы второй волк не ударил меня в тот же момент в спину. Коварный удар, однако я был даже благодарен хищнику, потому что, лежа на земле, мне вряд ли удалось бы успешно защищаться.

Волк за спиной попытался впиться мне в шею, но доспехи, которые отец приобрел за немалые деньги, выдержали испытание на прочность. Я махнул мечом назад сильно, как только сумел, и попал твари по спине. Снова послышался хруст ломаемых костей, и еще один волк свалился у моих ног, скуля и тявкая.

У меня не оказалось времени оказать волку последнюю милость, потому моему боевому коню приходилось туго в неравной битве. Три серые тени метались вокруг него с раззявленными пастями, четвертого он успел схватить зубами и теперь трепал как маленькая собака – крысу. Вот Ведовское Пламя подбросил свою жертву высоко вверх. Волк упал прямо в огонь, раздался пронзительный визг. Зверь потерял всякую охоту нападать и помчался прочь, подвывая на бегу: его шкура ярко пылала.

Я бросился к тварям, которые осаждали коня, и сломал две серые шеи двумя ударами. Третий волк повернулся ко мне, но в тот же миг Ведовское Пламя опустил оба передних копыта на спину хищника, тот упал и больше не двигался.

Внезапно стало очень тихо. Мы убили пять кровожадных зверей, а еще один сбежавший волк наверняка еще сто раз подумает, прежде чем снова напасть на человека!

Ведовское Пламя, похоже, не пострадал, мне тоже удалось избежать ранений. Я дал хорошего пинка каждому из валявшихся на земле мертвых хищников, убеждаясь, что они действительно не собираются оживать. Потом снова улегся спать. Коня привязывать не стал. Он не уйдет далеко от костра – по крайней мере этой ночью!

Да, я не пострадал, но только потому, что был во всеоружии, в доспехах и с верным боевым конем. Понятно, почему крестьяне накрепко запирают двери с наступлением темноты и не решаются выходить наружу до самого рассвета. Даже в дневное время много людей погибает в дремучих лесах. Но что с этим поделаешь?

Я бросил трупы гнить на земле. Волчьи шкуры бесполезны – даже крестьяне могут позволить себе лучший мех. К тому же, возможно, другие волки употребят в пищу своих собратьев, вместо того, чтобы нападать на каких-нибудь несчастливых путников.

На следующий день я нанес coup de grace своим запасам вина, хлеба и сыра и обнаружил деревню менее чем в четверти мили вниз по дороге.

Я поймал кузнеца вместе с его семьей по пути в церковь.

– Но, светлейший пан! Сегодня пасхальное утро, самый святой день года!.. Неужели вы думаете, что я буду работать в этот праздничный наивеличайший день?

– Конечно, именно так я и думаю! Я точно знаю, что поклялся предстать перед нашим сеньором, самим графом Ламбертом, именно сегодня в Окойтце. Я не доберусь туда без коня, а мой конь не поедет никуда без подковы. Ты единственный кузнец во всей округе, и именно поэтому тебе придется выполнить свою работу. Накажи своим домочадцам идти в церковь без тебя и проводи меня в кузницу.

– Но пропустить службу на Пасху – это величайший грех!

Я тронул ножны.

– Не такой уж и большой грех по сравнению с самоубийством, которое и есть твоя альтернатива.

Жена озабоченно поцеловала кузнеца и погнала ребятишек перед собой в сторону церкви. Таким образом, она приняла решение за мужа, хотя на самом деле я не собирался причинять ему вреда.

Он начал было звать жену, но я взял его под руку и направил к кузнице.

– Но я в своей лучшей одежде! Мне надо хотя бы переодеться!..

– Очень хорошо. Но сделай это быстро.

Кузнец пошел в дом, я последовал за ним. Внутри оказалось уютно; хижину построили добротно, как обычно и бывает у крестьян: каменный очаг и настоящий деревянный пол.

Кузнец остановился, обернулся и посмотрел на меня в сомнении, поэтому я вытащил меч из ножен и положил его перед собой, держа руку на эфесе. Он быстро переоделся.

– Но, светлейший пан…

Я поднял меч, держа его острием вниз, начал перекладывать оружие из руки в руку. Он вылетел из дома пулей и нырнул в кузницу. Я последовал за крестьянином.

Только-только разведя огонь в горниле, кузнец сказал:

– Да, я забыл! У меня же больше не осталось железа! Последнее я использовал еще в четверг, а запасы пополнятся только завтра.

– Нет железа? Тогда мы что-нибудь придумаем вместе. Гм… петли на этой двери железные. Для начала неплохо.

Я сорвал петли и бросил их кузнецу. Не очень благородно испытывать подобные приемы на достойном сожаления бедняке, но он исчерпал мое терпение.

– Но этого недостаточно, а петли так сложно сделать снова!

Вокруг валялось множество железных инструментов, однако мне не понравилась идея лишить человека средств работы. Я вернулся в его дом.

– Вот то распятие железное.

– Но его освятил священник! Мы не можем…

– Да, думаю, не можем. Эти подсвечники… двух как раз хватит на подкову и гвозди, тогда твои петли останутся нетронутыми.

– Но я сделал их в подарок своей жене!

– Если твоя жена требует никчемные безделушки, когда у тебя не хватает необходимых материалов для работы, то она заслуживает хорошей трепки! Бери и начинай заниматься делом!

Прошло восемь часов, пока он плавил и ковал железо, заполнял формы и остужал готовое изделие, и вот, наконец, мой конь обрел новую подкову. Пока я ждал, вернулась жена кузнеца. Я послал ее в деревню за мясом и вином. Пост закончился, и я ощущал твердую необходимость в большом куске жареной свинины.

В действительности я получил только слабенькое пиво и цыпленка – лучшее, как заявила жена кузнеца, что можно достать в праздничной кутерьме.

В конце концов, когда я оседлал Ведовское Пламя, время уже перевалило за поддень.

Кузнец выбежал следом за мной.

– Но светлейший пан, вы должны мне за работу!

– Последний раз, когда мне подковывали коня, я платил восемь серебряных гривен, именно столько я тебе и дам. Да, вот еще одна гривна за еду, хотя трапеза и не стоила того.

Я вскочил в седло.

– Но только подсвечники стоили вдвое дороже!

– В следующий раз будешь лучше готовиться к появлению заказчиков.

Я выехал из города. На самом деле я отдал ему почти половину всех своих денег. Мой отец совсем не богатый человек.

Пришлось потратить полчаса на то, чтобы вернуться к главной дороге. И хотя потом я скакал настолько быстро, насколько решался подгонять коня, темнота все равно застигла меня за несколько миль до места назначения. Я потерпел поражение.

Ночь выдалась безлунная, и волей-неволей мой боевой конь остановился. Пришлось провести еще одну ночь под деревом.

Прозвучал уже третий удар колокола, когда мы подъехали к Окойтцу. На воротах стоял мой старый друг, мы обнялись и обменялись дружеским поцелуем.

– Пан Владимир! Вы опаздываете!..

– Да, пан Лештко. Ведовское Пламя потерял подкову, а найти кузнеца на Пасху… Но мне все же надо извиниться перед графом Ламбертом. Где он?

– Ваши извинения откладываются. Ламберт отбыл ранним утром на весенний объезд своих владений. Он, возможно, не появится несколько месяцев.

– Черт! Черт, трижды черт побери!

– Да не беспокойтесь так уж сильно. Граф сказал, что если вы прибудете сегодня, то все нормально, если же нет – нам придется искать вас в ближайших лесах завтра. Он знает, что ни один из сыновей вашего отца не подведет его.

– Пан Лештко, мы служим лучшему сеньору в христианском мире.

– Согласен. Но пойдемте внутрь. У вас как раз есть время смыть дорожную пыль перед ужином.

Мы вошли во двор, где обнаружилась строящаяся широкая башня.

– А это что еще за штуковина?

– Плод воображения пана Конрада. Говорят, она должна высасывать энергию из ветров и заставлять ее выполнять приказы человека.

– Здесь попахивает колдовством.

– Пан Конрад утверждает, что никакого колдовства в этом нет. Хотя он, вне всякого сомнения, могущественный колдун, воин и к тому же настоящий гигант.

– Пан Конрад, это не тот ли мужчина, который убил разбойника, пана Райнберга?

– Райнберга и всю его банду, причем каждого лишил жизни единственным ударом меча!

– Не может быть! – воскликнул я.

– И все же это правда. Доспехи этих немецких ублюдков хранятся в нашей кладовой, и на них нет ни единой трещины Пан Конрад бил прямо в глаз и разрубал череп надвое, не повреждая шлема.

– Некоторые назвали бы это везением.

– Только не в этом случае, ведь он убил заодно всех остальных членов шайки. Клянусь вам, пан Конрад привез еще четыре брони, и ни на одной из них не было и пятнышка крови.

– Что он за человек?

– Я еще сам не встречал его, потому как приехал всего на день раньше вас. Говорят, он в Щецине, и вернется через одну-две недели. Мне нужно охранять ворота до шестого колокола, но вы отправляйтесь, пожалуй, в замок. Дамы позаботятся о вашем комфорте.

– А действительно ли, – спросил я, – гостеприимство Ламберта таково, каким его описывают?

– Даже лучше. Дамочек сейчас у него восемь, а нас, рыцарей, всего-навсего пять, так что мы из сил выбиваемся, чтобы удовлетворять всех.

– Бедняги, – ухмыльнулся я. – Ну, полагаю, нам придется хорошенько постараться.

Никто не встретил меня у дверей замка, но изнутри доносился странный шум. Казалось, будто дюжина сумасшедших барабанщиков одновременно колотила в свои инструменты, или будто плотники пытались обучаться музыке. Я пошел на звук и оказался в большой зале, где кипела совершенно непонятная мне деятельность.

Посредине стоял большой стол, за которым сидело полдюжины симпатичных девиц. Перед каждой стояло колесо, крутившееся, казалось, по собственной воле. Еще были большие шары шерсти и сложные сплетения нитей и катушек, вращавшихся с неимоверной скоростью.

Не помня себя, я осенил залу священным крестом.

Около одной стены еще две девушки работали на большой деревянной машине невероятной сложности, состоявшей из тысяч нитей, рычагов и других движущихся частей.

Напротив, у другой стены, лежали высоченные стопки готового полотна.

Одна из девчонок подле вращавшегося колеса заметила мое появление, бросила работу и подошла поприветствовать меня.

– Что… что все это значит? – спросил я.

– Ткацкие станки и прялки Ламберта, естественно. Наш хозяин решил, что лучше мы сами будем изготовлять ткань себе на одежду, чем отдавать серебро этим жутким валлонам. Вы, должно быть, пан Владимир. Давайте я провожу вас в вашу комнату.

Когда она вела меня по длинным коридорам, я спросил:

– Эти колеса и все такое прочее… Их, наверное, построил пан Конрад?

– Кто же еще?

– Значит, ты его знаешь?

– Я не совсем знаю его. – Девица скосила на меня глаза и улыбнулась – Я имею в виду, что, когда он уехал, я все еще оставалась простой деревенской девушкой. Но насколько я слышала, он великолепен!

– Но ты не видела его?

– О, видела, конечно. Он невероятно высок и просто прекрасен!

– Не понимаю, как мужчина может быть прекрасным…

– Значит, вы еще не видели пана Конрада. А вот и ваша комната.

Она засуетилась, проверила, наполнен ли водой чан и пуст ли горшок. Комната оказалась замечательно чистой, с огромной кроватью, стулом и умывальником.

– Тут очень даже ничего. Ах да, не поможешь мне вылезти из этой брони? Я в первый раз за три дня в состоянии снять ее. Две ночи, проведенные в железе, – это уж слишком.

– Конечно, пан Владимир… О, вам к тому же срочно надо помыться…

– Замечательная идея.

Я сел на стул, а она начала тщательно драить меня мочалкой – очень тщательно.

Вытершись насухо, я сел на кровать и сказал.

– Теперь я немного отдохну. Снимай свое платье и присоединяйся ко мне.

– Я думала, вы уже никогда не попросите.

Гораздо позже я заметил:

– Это было хорошо, девочка. Очень хорошо.

– Спасибо, светлейший пан. Ах. Вот и обеденный колокол. Нам надо одеваться.

– Правильно. – Я накинул рубаху и натянул штаны. – Кстати, как тебя зовут?

– Анастасия.

На обеде я встретил пана Бодана, друга моего отца, а он представил меня пану Фредерику и пану Стефану. Рядом с каждым рыцарем сидело по девушке, поэтому я приказал Анастасии присоединиться ко мне за столом.

– Думаю, я все еще остаюсь здесь за старшего, так что мне и командовать, – сказал пан Бодан. – Пан Владимир, как я заметил, вы опоздали. За это вам полагается наказание: замените охранника на внешних воротах и будете стоять на часах с полуночи до утра.

– Это кажется мне справедливым, светлейший пан. – Я опустошил кружку пива и махнул рукой девушке, чтобы та наполнила ее заново.

– Ну, кому-то надо заниматься этим.

– Я не жалуюсь. Пожалуйста, расскажите мне лучше побольше об этом пане Конраде.

– По-моему, он стал главной темой для разговора в наших краях, – заметил Бодан. – Перво-наперво, он ездит на кобыле.

Я подавил смешок:

– На кобыле?

– На кобыле. Более того, о лошади рассказывают чуть не больше историй, чем о седоке. Она отказывается даваться в руки кузнецу и бегает неподкованная и при всем при том галопирует по скалам, не сбивая копыт. Она не справляет нужду в стойле, но сама открывает запоры и бродит по полям, как отбившаяся от дома собака. Потом возвращается в стойло и сама же ставит на место засовы!