Текст книги "Инженер Средневековья"

Автор книги: Лео Франковски

сообщить о нарушении

Текущая страница: 15 (всего у книги 17 страниц)

Я грузно опустился на стул. Схватка закончилась, и меня начало трясти.

Мне принесли вина, но вскоре шесть симпатичных обнаженных девушек уже снимали с меня одежду и, по настоянию Тадеуша, облачали в доспехи.

– Это глупо. Они не вернутся, – сказал я, но ошибся.

Когда меня полностью одели, мы вышли на улицу и отыскали стража. На голове у него вспухла большая шишка, он был связан, с кляпом во рту и взбешен. Увидев болтающийся труп, он улыбнулся, а когда другой разбойник застонал, принялся его связывать, испытывая при этом несказанное удовольствие.

– Пусть приходят, – самоуверенно заявил он, взяв меч.

– Эй, – воскликнул я, – если уж вы так волнуетесь, может, пошлем за людьми графа?

– Хорошая идея, пан Конрад, – ответил Тадеуш. – Но кто отважится выйти на улицу ночью?

– Дьявол. Я сам это сделаю. И заставьте вы этих девчонок одеться. Ведут себя, будто здесь и впрямь публичный дом!

– И вы оставите нас без защиты? – воскликнула одна из них.

– Черт.

Я сел и сделал большой глоток вина. Оставалось только ждать, пока они все успокоятся и отправятся обратно спать. Все равно моя нога еще болела.

Девушки носили с кухни ножи, что было абсолютной глупостью. Если не знаешь, как пользоваться оружием, лучше вообще его не трогать.

В волнении они позабыли о моих указаниях одеться. Или, возможно, беготня обнаженными, да еще и с ножами, казалась им приключением. Пани Врулевская, которая обычно следила за ними, сидела, как каменная, на кровати.

Она даже не прикрыла синюю от побоев грудь. Ее муж сидел на стуле. Он еще не отошел от испуга, и у него по-прежнему шла носом кровь. Страж ждал повода убить кого-нибудь, девушки придумывали военные пароли, труп еще висел на перекладине, и моя нога болела. Черт, какая суматошная ночь! Говорила мне мама, езжай на море!

В дверь постучали.

В комнате все замерли. Даже воинственно настроенный до этого страж неожиданно вспотел.

– Не волнуйтесь, я открою, – сказал я.

Я заковылял к двери. Еще одна такая драка, и я за себя не ручаюсь. Прежде чем открыть дверь, я на всякий случай обнажил меч.

– А, пан Конрад, я полагаю, – начал хорошо одетый незнакомец. – Мы пришли без оружия и с добрыми намерениями. Нам хотелось бы извиниться за тот нелепый инцидент, который сегодня произошел.

Их было шестеро: двое мужчин и четыре женщины. Они отдали Тадеушу кошелек с пятью сотнями гривен, забрали убитого и раненого и смыли с пола кровь. Ведра с теплой мыльной водой они принесли с собой.

– Разумеется, по правилам боя все это ваше, – продолжил незнакомец и протянул мне вычищенный кинжал, широкий нож и тот нож, который метнул в меня главарь. Все три были в ножнах. Должно быть, ножны главаря он принес с собой. – При первой же возможности мы компенсируем и другие материальные убытки. Меж тем я желаю вам приятного сна и заверяю в нашей доброжелательности в дальнейшем.

И они ушли.

– Всем спать, – скомандовал я и сделал большой глоток вина.

Неделю спустя посыльный доставил четыре кафтана, все с прекрасной вышивкой, а один – точная копия испорченного в схватке. Он также принес попону из красного бархата для Анны, а мне – накидку такого же цвета. И то, и другое было вышито золотом.

Все это сидело на мне превосходно. Я так и не выяснил, откуда они узнали размеры, но преступный мир меня впредь не беспокоил.

ГЛАВА 19

Для водяных мельниц мне требовалось довольно много медных деталей.

Маленькая вспомогательная ветряная мельница и револьверная головка станка соединялись зубчатой передачей. Поначалу я подумывал о деревянных зубчатых колесах, но червячная передача с медными шестернями – гораздо проще и эффективнее.

Червячная передача – это всего лишь винт с нарезкой, которая точно подходит к зубцам шестерни. Проблема в том, что формы червячного винта и шестерни очень сложные, а это выше наших технических возможностей, как, впрочем, и моей возможности все точно описать.

Я провел вечер в своей комнате, попивая вино и размышляя над проблемой. Пивная внизу была постоянно переполнена. Из-за шума в ней нельзя было сосредоточиться, даже в моей комнате этот шум отвлекал от мыслей. В итоге я нанял музыканта, чтобы тот играл мне легкую музыку.

Утром я попросил Михаила Краковского вылепить из глины червячный винт и шестерню увеличенных размеров. Все было сделано неточно, на глаз. Зубцы получились слишком большие, да и глину лепили на медные сердечники, чтобы обеспечить концентрическую опору. Когда глина засохла, мы начали подгонку. Вначале сцепление было слабым, но, поворачивая червя, можно было вращать шестерню. Мы поставили человека аккуратно крутить винт, чтобы детали притерлись. Через три дня они были гораздо меньшего размера и подходили идеально. Затем мы обожгли их и получили шаблоны для медных изделий.

Червячная передача дала дифференциал количества оборотов ветряной мельницы и вала, соединенного с револьверной головкой, в соотношении 48 к 1. Вал вращал цевочное колесо, которое находилось на штифтах, вбитых в неподвижную опору. В результате на один оборот револьверной головки приходилось 1152 оборота вала ветряной мельницы. По моим подсчетам, этого было достаточно.

Проблемы решались одна за другой. Мы отлили втулки, одну из них с гнездами для лопастей ветряной мельницы. Эти втулки тщательно обрабатывались на большом токарном станке. Собирали и два маленьких станка. Мы были уверены, что через месяц все детали, необходимые для водяной мельницы, будут готовы к отправке в Окойтц.

В один из дней я засобирался обратно в дорогу, но тут мои сборы прервал пронзительный крик из литейного цеха. Я кинулся туда и столкнулся с Владиславом Краковским.

– Мой брат! Мой собственный брат назвал меня ленивым поросенком!

– Я назвал тебя ленивым поросенком, потому что ты и есть ленивый поросенок! – воскликнул Михаил.

Они продолжали кричать.

– Великолепно! Но я замученный ленивый поросенок, да и не подобает мужчине бегать внутри этого колеса.

Они все еще спорили, а я пошел мимо них к станку. На нем работал Том. Внутри колеса суетливо бежала свинья, тщетно пытаясь забраться на вращающуюся стенку. В нос ей было вставлено кольцо, привязанное к деревянной палке таким образом, что если свинья останавливалась, ее тянуло за нос.

Какое-то время я наблюдал за картиной. Было странным использовать силу свиньи, но они сильные животные и у них есть одно преимущество перед лошадьми – маленькие размеры. Возможно, нам следует использовать силу свиней там, где невозможно использовать силу лошадей?

Полагаю, этому поросенку было нелегко. Но я не могу придумать ничего худшего для животного, чем убить и съесть его, а становиться вегетарианцем, как Адольф Гитлер, я не собираюсь.

Том повернул палку, чтобы свинья смогла остановиться.

– Контроль скорости, – пояснил он, – думаю, нам придется менять три свиньи в час. Но это дешевле людей.

Стало ясно, что мне можно возвращаться в Окойтц. Я был уже в седле, когда Тадеуш вынес прощальный кубок и кошелек золота.

– Семь тысяч гривен, ваша светлость. Ваш доход с первого месяца работы «Розового дракона».

Я поблагодарил его и отправился в путь. Семь тысяч за один месяц! В два раза больше, чем я потратил! На эти деньги можно запросто содержать литейный цех. У меня не было собственной земли, и лишь этот завод стоял между нами и монголами.

Анна, очевидно, чрезвычайно гордилась своей новой попоной из красного бархата. Она держала голову высоко поднятой и скакала весьма странным аллюром. Что-то вроде прыжков: переднее левое и заднее правое копыта одновременно касались мостовой. Полагаю, впечатляющее зрелище, потому что посмотреть на нас вышло много народу.

Но моей пятой точке было не очень комфортно, поэтому, как только мы выехали за городские ворота, я погнал ее галопом.

Она не сбавила темпа до самого поместья пана Мешко, и снова ни капли пота.

Меня встретила Кристина, и я с трудом узнал ее. Внешне она почти не изменилась, за исключением прически. Было что-то в ее осанке, в том, как она ровно держала спину, как горделиво «плыла», а не ходила вприпрыжку, как неуклюжая девчонка-подросток. Но было что-то еще, а что именно, я не мог точно определить. Одним словом, утенок превратился в лебедя.

– Добро пожаловать, пан Конрад. Я скучала.

Она улыбнулась такой же лучезарной улыбкой, что и пани Ричеза. Я был дома.

Мне не хотелось уезжать, но я беспокоился за свои проекты в Окойтце, поэтому утром мы отправились в дорогу. На полпути встретили пана Мешко.

– Пан Мешко! Рад видеть вас снова. Мы только что из вашего поместья, там все в порядке.

– Слава Богу, пан Конрад. Сказать по правде, я всю зиму волновался за Ричезу. Со своей стороны, я отправил Бориса Новацека в Краков с семьюдесятью пятью мулами, полудюжиной погонщиков и огромным количеством бочек с вином.

– Как дела в Окойтце?

– Потрясающе! Благодаря вашим прялкам и ткацкому станку сукна хоть отбавляй, и мельница наполовину построена.

– Наполовину! Я слишком долго пробыл в Цешине.

– Не волнуйтесь, все в порядке. Однако, пан Конрад, вы позабыли представить мне вашу даму.

– Но вы ее знаете. Не могли же вы забыть Кристину.

– Что? Боже, вы правы! Но какая осанка.

– Полностью заслуга вашей жены, пан Мешко. Кристина пробыла у нее месяц, и вот результат. Я как-то не подумал о подарке пани Ричезе, но если вам нужен ткацкий станок, прялки или даже детали для мельницы, только скажите.

– Ловлю вас на слове, потому что вам достался воистину драгоценный камень. Но мне не терпится снова увидеть жену. Всего доброго, пан Конрад, и вам, пани Кристина.

Как только мы попрощались, Кристина взглянула на меня.

– Он назвал меня пани!

– Предпочитаешь быть паном?

– Да нет же! Но я всего лишь крестьянская девушка.

– Ты всегда будешь для меня симпатичной девчушкой, Кристина.

– Он вел себя, как будто я знатная особа.

– Быть знатной – это вести себя как знатная. Нам еще долго ехать.

– Но я же не из знати, верно?

– Хочешь, чтобы тебя посвятили в рыцари? Не знаю, есть ли вообще подобная церемония для женщин. Но что касается меня, можешь быть кем хочешь.

Мельница не была готова даже наполовину, но под руководством Витольда дела шли неплохо. «Яму» для нижнего резервуара уже выкопали, и стены обложили бревнами. Все согласно плану. Оставалось выплавить втулки на главный вал, но здесь кое-что расходилось с моими расчетами. Я хотел, чтобы кулачок был отдельной деталью. Витольд же вырезал кулачок и вал из одного цельного бревна более двух ярдов в диаметре! Еще раньше, я разрешил увеличить диаметр на ярд, чтобы было место для прикрепления кулачка к валу. Но в цельной конструкции диаметр кулачка был не три, а два метра, по-прежнему оставляя метровый ход ведомому колесу на конце А-рамы.

Это, в свою очередь, позволяло сделать резервуар на пол-ярда выше, что увеличивало его объем на шестьдесят тонн. Револьверную головку также можно было опустить на пол-ярда и сэкономить материалы. Превосходное усовершенствование. Если бы я только мог научить Витольда читать чертежи!

– Отличная работа, Витольд.

– Спасибо, пан Конрад. Мы успели гораздо больше, чем я надеялся. Все благодаря тому, что вы научили Илью делать хорошие топоры. Старые тупились за час, а эти остаются острыми несколько дней!

– Хм. Хорошо. Пусть Илья придет ко мне, когда освободится.

– Я скажу ему, как только он вернется. Его не будет неделю, за припасами поехал.

В большом зале кипела работа. Наталья и незнакомая мне девушка ткали на станке с немыслимой скоростью, а другие шесть «служанок», большинство из них новые, пряли. В углу красовались одиннадцать рулонов ткани, и девушкам, казалось, их занятие нравилось.

В замке жили пять рыцарей, но граф Ламберт со свитой объезжал владения и посещал поместья своих рыцарей. Эта поездка была отчасти светской – посещение вассалов; отчасти экономической – проверка ведения дел; отчасти судейской.

Рыцари и бароны обладали правом низшего суда, то есть могли наложить штраф, приказать высечь или отправить на год принудительных работ. Граф мог отменить их решения. Сам он сохранял за собой право высшего суда, по его приказу вешали. Граф отсутствовал в замке восемь месяцев в году, половину этого времени он тратил на объезд владений.

Пан Стефан все еще обижался на меня. В целом же рыцари хорошо ко мне относились. Правда, они были слишком шумными. Дни проводили в тренировках, вечерами много пили, а по утрам мучались от похмелья.

Иногда я тренировался с ними, но они неохотно соглашались драться на мечах, а копье и щит не были моей сильной стороной.

Вечера походили на те, которые я провел, служа в ВВС. Особенно приятными их делал тот факт, что в ночной дозор ходил пан Стефан. Мы распевали песни, рассказывали истории и наперебой хвастались друг другу. Но я всегда следил за своими словами, чтобы не нарушить клятву, данную отцу Игнацию, да и разговоры велись в основном об охоте, в которой я мало смыслил. Кроме того, все они слишком много пили. Я тоже люблю выпить, но излишек спиртного мешает занятию любовью. А преимущества секса в том, что после него нет похмелья.

Следуя местному обычаю, рыцари оставили жен дома. Теперь в замке жили двенадцать горничных, шесть из которых были новенькими, потому что Мария и Илона забеременели и их выдали замуж. Так что, выбор у нас был, но Кристина все равно оставалась самой красивой из всех. Рыцари любезничали с ней, но спали с другими девушками. Скоро я начал проводить все ночи с Кристиной, хотя со многими еще не пробовал. Просто не хотелось ранить ее чувства.

Я побывал у Анжело Мускарини, «ходока» из Флоренции.

– Странные вещи у вас здесь происходят, пан Конрад.

– Что так?

– Вы просили не критиковать ваш ткацкий станок и прялки. Станок выглядит необычно, но работает быстрее и лучше любого другого. А прялки просто потрясающие!

– Лучше, чем во Флоренции?

– Во Флоренции нет прялок, как, впрочем, и во Фландрии. Под солнцем нет ничего подобного.

А я думал, что в тринадцатом веке уже были прялки. Ну, что ж.

– Я рад, что ты одобряешь. Но что здесь странного?

– Пан Конрад, здесь все не так! Вы отлично умеете прясть и ткать, но шерсть даже не сортируется! Вы не имеете представления о том, что такое чесать, валять или красить шерсть!

– Мы в этом деле новички. Поговори с Витольдом и Ильей о специальных инструментах, которые тебе понадобятся, и подумай о красильных бочках. Граф желает, чтобы к зиме работала дюжина ткацких станков, а значит, дюжина прялок. Потребуется много всего. Как у тебя дела с красками и другими химикатами?

– Сейчас их хватает, но с дюжиной станков…

– Подсчитай, сколько нужно на год, и мы сделаем заказ Борису Новацеку. Я все еще ему обязан.

Подвал для мельницы глубиной восемь ярдов решили выстлать двумя ярдами опилок. Он будет погребом, общим холодильником. Зимой снег заполнит две трети, в остальной части сделаем полки. По моим грубым подсчетам, снег внутри не растает целый год. Мы сможем хранить овощи и мясо всю осень и зиму.

Внешне ветряная мельница выглядела так же, как и водяная, не было только сарая для колеса. Единственной пристройкой станет амбар для молотилки. Конструкция ветряной мельницы легче, потому что нет необходимости выдерживать массу двух с половиной тонн воды.

Внутри же они значительно отличались друг от друга. Внизу находился огромный камень, который вращался при помощи вала, соединенного с десятиярдовым колесом. Из колеса торчали вертикальные штифты, расположенные четырьмя кругами. На валу выше колеса располагались радиальные штифты, совмещающиеся с первыми. Вал находился в ярде от центра мельницы. Верхние и нижние штифты соединялись цевочной передачей. Вращая цевочную шестерню, мельник мог получить четыре скорости, как вперед, так и назад. Зерно внутрь доставлялось на двенадцати вагонетках.

Один из рыцарей, пан Владимир, обнаружил в себе способности механика. Он заинтересовался этой моделью и начал помогать мне. Поработав вместе несколько часов, я спросил:

– Что происходит между рыцарями и Кристиной?

– Ничего. Каждый из нас очень вежлив с ней.

– Да, но почему вы с ней не спите? Думаете, только я имею на нее право?

– Дело не в том. Просто… Я не знаю.

– Но она же самая красивая.

– Знаю, но, понимаете, это было бы неправильно. Она не похожа на крестьянскую девку. Нельзя просто схватить барышню и затащить в постель.

– Я здесь не видел ни одной, которую нужно было бы затаскивать. Тем более вы же знаете, что она не из знатных. Ее отец крестьянин.

– Знаю, знаю. Но прошу вас, давайте оставим этот разговор. Лучше объясните еще раз, зачем ролики должны скользить в сторону.

Спустя неделю моногамных отношений со мной Кристина вроде как закапризничала. Я отнес это на счет переменного женского настроения и решил попробовать с другими девушками.

Кузнец Илья вернулся с пятью мужчинами и четырнадцатью мулами, нагруженными гематитом и красным железняком. Маленький прииск в тридцати милях не обеспечивал достаточным количеством руды. Почти всю зиму Илья готовился делать древесный уголь из веток срубленных нами деревьев. Но я и не подозревал, что он сам переплавлял руду в железо.

Чтобы получить древесный уголь, Илья и его помощники рубили древесину и складывали ее в одну кучу. Весной, как только оттаяла почва, кладку накрыли целым ярдом земли. Оставили лишь маленькое отверстие вверху и еще меньшее внизу. Затем он поджег кладку. Следующие пару дней Илья проделывал отверстия, чтобы проверить процесс горения. Когда вся древесина обгорела, закрыл отверстия, что уменьшило огонь, и отправился за железной рудой.

– Привез сто пар петель, как и обещал, пан Конрад, и вам наверняка понадобится железо для этой штуки.

Он показал на недостроенную мельницу.

– Ты прав, Илья. Потом поговорим о пилах. Я видел топоры, которые ты сделал. Хорошая работа. Так много и всего за пять недель!

– Пять недель? Да я управился за пять дней! Это те же самые топоры, которыми мы пользовались зимой. Я их просто закалил. При этом форма не изменилась. Я снял топорища и положил топоры в горшок с горящим каменным углем. Правда, на третью ночь этот маленький гаденыш, которому я приказал поддерживать огонь, уснул. Наутро горшок был холодным. До сих пор не могу отыскать этого мальчишку; прячется от меня. Но топоры стали достаточно прочными, так что Бог с ним.

– Поздравляю, Илья. Ты изобрел цементирование стали. То, что у тебя получилось, – это сталь снаружи и железо внутри. Для топора неплохо.

– Ух ты. Я так и думал. Пила тоже должна быть стальная?

– Разумеется.

– Тогда найдите мне побольше глиняных горшков. В Окойтце ни одного не осталось. Поварам это не нравится. Графу тоже не понравится, если он почувствует вкус кислой капусты.

– Я знаю, где их взять. В Цешине есть медный завод, где используется много глины. Через пару недель рабочие привезут сюда детали для мельницы. Я бы уже отправил туда человека, но мне нужно разрешение графа, чтобы взять с него клятву. Возможно, ты его знаешь. Это Петр Кульчиньский.

– Знаю ли я его? Это же он погасил огонь! Если найду, ему не поздоровится.

– Ни в коем случае, Илья. Тронешь его, будешь иметь дело со мной. Я же сказал, он мне нужен. Как бы то ни было, он научил тебя делать сталь, так что вы квиты.

– Только ради вас. Весь месяц я буду выплавлять железо, но после этого мне понадобятся горшки.

Илья выплавлял ковкое железо в том же самом кузнечном горне, который он использовал и для других целей. Он накладывал уголь выше сопла мехов. Затем в стороне от мехов он клал руду, а рядом с мехами еще угля, пока горн не заполнялся.

Илья разводил огонь и медленно раздувал меха в течение двух часов, добавляя по мере сгорания очищенную руду и уголь. Затем его помощники начинали сильно раздувать мехи. Через три часа он брал щипцы и вынимал из горна раскаленную зернистую массу. Ее тут же клали на наковальню, и три здоровяка молотили по ней кувалдами. Илья поворачивал массу, чтобы она приняла форму прута.

Затем прут охлаждали и снова клали в огонь. Илья доставал еще кусок расплавленного металла, и процесс повторялся. Два человека продолжали раздувать мехи и подкладывать руду с углем.

Каждый прут четыре раза вынимали, отбивали и снова нагревали. К концу дня шесть человек, работая двенадцать часов, расходовали 40 килограммов руды и 200 килограммов древесного угля, но получали менее 10 килограммов ковкого железа.

– Знаешь, Илья, когда мы построим водяную мельницу, мехи будут раздуваться сами, а падающий молот будет ковать твое железо. Соорудим огромный горн, и ты сможешь один выплавлять в десять раз больше.

– Мехи, которые сами раздуваются? Молот, который сам кует железо? Скажите еще, что рыбы могут летать!

– Я знаю таких.

– Пан Конрад, если бы вы не были правы насчет стали, я назвал бы вас величайшим лжецом всего христианского мира. Я сделаю то, что вы хотите. Но я поверю в эти мехи и молоты, только когда сам их увижу.

Кристина по-прежнему оставалась неприветливой, поэтому я спросил ее, в чем дело.

– Пан Конрад, я не отталкиваю вас. Просто… ах, вы назвали бы это предрассудками.

– Расскажи, милашка.

– Пани Ричеза мне кое-что объяснила.

– Что же?

– Если считать дни после… ну вы понимаете, и ни с кем не спать с конца первой недели и до середины второй, то не забеременеешь. Я знаю, это глупо, я знаю, это предрассудки, но мне не хочется забеременеть и не хочется выходить замуж за крестьянина. Я не хочу состариться к двадцати годам и умереть в сорок, и…

Она заплакала в моих объятиях навзрыд. Успокоив ее, я сказал:

– Не волнуйся, милашка. Не нужно быть такой, какой ты не хочешь быть. Что касается воздержания в определенные дни, то в моей стране это называют методом календаря. Сам Римский Папа одобрил его.

Она поплакала еще немного. Мне же пришлось составить программу: полмесяца с Кристиной, полмесяца с другими.

К первому мая мы собрали модель ткацкой фабрики. Во дворе не хватало места, поэтому я спроектировал ее трехэтажной, высотой с церковь.

На верхнем этаже, с высокой остроконечной крышей, находились ткацкие станки. Второй этаж занимали прялки и чесальное оборудование. Первый этаж был для мытья и краски, с дополнительным местом под склад. Вдобавок я сконструировал лифт, чтобы поднимать и спускать материалы.

Мне хотелось сделать окна, но стекло стоило ужасно дорого. Даже несколько маленьких окошек обошлись бы дороже, чем все сооружение в целом. Отсутствие стекла и хорошего искусственного освещения было серьезной проблемой. Это уменьшало наши человеко-часы как минимум втрое. Польша расположена в зоне умеренного климата. Летом длина светового дня может достигать восемнадцати часов. Но летом, кроме двух месяцев после сева, большинство людей заняты на полях.

Зимой на полях делать нечего. Световой день часто составлял менее шести часов. Работать можно было либо на улице, либо возле открытого окна. От лампы на животном жире мало пользы, кроме того, жир вонял и дорого стоил: животные в тринадцатом веке были худые. В Цешине килограмм жира стоил в два раза больше килограмма постного мяса.

Полевые работы занимали полгода. Два месяца поздней весной оставались свободными для другой деятельности, но без хорошего источника света четыре зимних месяца практически бесполезны.

Хотя об электричестве не могло идти и речи, керосиновые лампы были вполне реальны. Первые в мире нефтяные скважины пробурил в Польше Игнаций Лукашевич, который простроил первый нефтехимический завод и изобрел керосиновую лампу. Но в ближайшие пять лет наша технология не могла достичь такого уровня.

Восковые свечи? Чтобы лишь немного осветить фабрику, понадобится тридцать свечей. По моим подсчетам, потребуется шестьсот ульев, чтобы воска хватило на всю зиму.

Короче говоря, я проектировал фабрику, которая будет работать только два месяца в году.

Когда я объяснил проблему графу, он в свойственной ему манере моментально решил ее. Он просто приказал каждому из своих 140 рыцарей присылать ему одну-две крестьянских девушек на период от Пасхи до Рождества. Им платили сукном, и все были довольны. Но я забегаю вперед.