Текст книги "История картографии"

Автор книги: Лео Багров

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 6 страниц)

Лео (Лев Семенович) Багров
История картографии

Leo Bagrow

HISTORY OF CARTOGRAPHY

© Перевод, «Центрполиграф», 2021

© Художественное оформление, «Центрполиграф», 2021

Предисловие

Лео (Лев Семенович) Багров (1881–1957) – ученый, которого всегда отличали упорство и целеустремленность. Всю свою жизнь, иногда перед лицом, казалось бы, непреодолимых трудностей, он со страстной энергией и упорным мужеством продолжал изучать раннюю картографию. Великие политические потрясения разделили его жизнь на три этапа: до 1918 г. – Россия, 1918–1945 гг. – Берлин, 1945–1957 гг. – Стокгольм. На каждом из этапов своей деятельности Багров совершал продолжительные путешествия: ему удалось, вероятно, увидеть больше ранних карт и картографических собраний, чем любому другому из современных ему ученых. Опубликованные работы Багрова (а их свыше семидесяти) внесли большой вклад в наши знания по истории картографии, но еще более плодотворными оказались его усилия по развитию международного сотрудничества в этих исследованиях и пробуждению общественного интереса к ним. Главное, что он оставил в наследство науке, – прекрасная коллекция карт, преимущественно карт России, и «Imago Mundi» – международный журнал, посвященный истории картографии. Он был основан Багровым в 1935 г. и процветает по сей день. При жизни основателя вышло тринадцать годовых выпусков.

Багров завершил работу над своей книгой «История картографии» в 1943 г., и в 1951 г. она вышла в Берлине в издательстве «Safari-Verlag». В одном томе невозможно вместить всю историю картографии, и с тех пор публиковались варианты этой книги, которые также несут на себе яркий отпечаток личности автора и отличаются тем же подходом к отбору и организации материала. Данная «История картографии» Багрова, написанная для читателей иного уровня, нежели те, к кому он обращался ранее, не является исключением. Ее отличает страстное отношение автора к избранной теме, а непосредственное глубокое знание карт, о которых он пишет, придает всему произведению аромат первоисточника.

В этом английском издании текст Багрова претерпел некоторую реорганизацию; вставлено несколько логических связок, добавлены краткие примечания, в основном библиографического характера. Редактор, работавший в тесном сотрудничестве с Багровым на протяжении двенадцати лет, считает, что он одобрил бы эти изменения. Как и оригинальное немецкое издание, настоящая версия имеет дело (говоря словами автора) «с внешними характеристиками карт», то есть с картами как произведениями рук человеческих. В соответствии с этим организация текста и деление на главы определяется в первую очередь происхождением обсуждаемых карт, а не их содержанием. Этим объясняется некоторое перераспределение материалов в настоящем издании и малый объем главы 15 (Картирование Америки). До середины XVIII в. – пограничного момента этой работы – плоды местной американской картографии были очень малочисленны и слабы.

Р.А. Скелтон

Об иллюстрациях

При изучении ранней истории картографии иллюстрации очень важны. Я всегда придерживался мнения, что при воспроизведении карт должны читаться надписи к ним и названия на них. Здесь, однако, я предпочел показать как можно больше полных карт и почти отказаться от воспроизведения слишком мелких деталей. Это дает более точное представление о карте в целом и позволяет читателю познакомиться с различными типами карт в разные исторические периоды.

Л. Багров

История картографии

Введение
Ранние карты

Коллекционирование карт – занятие не новое. Когда византийскому монаху Максиму Плануду (1260–1310) после долгих поисков удалось обнаружить рукопись «Географии» александрийского астронома Птолемея (II в.), он не смог удержаться, чтобы не выразить в стихах восторг от своей находки. Поскольку карты в манускрипте отсутствовали, он нарисовал их сам по указаниям древнего текста, а закончив работу, также увековечил сей факт в стихотворной форме. После падения Византии в 1453 г. завоеватель, турецкий султан Мохаммед II, обнаружил в библиотеке, доставшейся ему от прежних правителей, рукопись Птолемеевой «Географии», в которой не хватало карты мира. Он поручил некоему Георгию Амируцесу, философу из своего окружения, на основании текста Птолемея нарисовать карту мира заново. Он прекрасно знал, что карта окажется устаревшей, но именно это он и хотел получить – древнюю карту. Чтобы обеспечить этой карте более долгую жизнь, он велел выткать по рисунку ковер.

Знаменитый гуманист Конрад Пейтингер, искавший везде, где ему приходилось бывать, древние манускрипты, испытал невыразимую радость, когда обнаружил медную печатную форму с почти завершенной гравюрой карты Центральной Европы, нарисованной известным ученым кардиналом Николаем Кузанским (1401–1464 гг.). Пейтингер приобрел ее где-то в Италии, привез в Германию, завершил гравировку старой пластины и напечатал карту (рис. LXXII). Эта карта не показалась ему особенно древней, но ему удалось приобрести еще более ценный картографический документ – свиток старой римской дорожной карты, в настоящее время известный как Пейтингерова таблица. В 1536 г. он поручил Михаэлю Хуммельсбургу изготовить для него копию свитка, который он считал ценным памятником древности (рис. XI).

Одним из первых среди ученых почувствовал очарование ранних карт Иоганн Готтфрид Грегорий, написавший краткую историю картографии. В своей работе «Любопытные мысли о важнейших и точнейших старых и новых картах земли» (1713 г.) он восклицает: «Эти карты стали теперь очень редки, и их трудно отыскать. Они становятся столь же желанными, как старые монеты».

На протяжении столетий возникло немало частных и государственных коллекций карт. Обычно такие коллекции содержали не только древние, но и современные карты. Коллекция Фиглия де Цейхена в Лувене, каталог которой был составлен в 1575 г., включала всего-навсего карты последних сорока-пятидесяти лет. Многие из этих карт, которые сейчас представляли бы для нас неизмеримую ценность, известны нам лишь понаслышке, хотя среди них были и печатные карты. К несчастью, все они сгорели вместе с библиотекой во время войны 1914–1918 гг. Многие библиотеки и коллекции вообще не имели обыкновения хранить устаревшие карты и избавлялись от них – по всей видимости, уничтожали. В прежние времена такие карты считались вещами преходящими и эфемерными, вроде газет или буклетов, а к большим настенным картам относились особенно небрежно, поскольку хранить их было достаточно сложно. Вот почему большие и красивые карты XVI и XVII вв. так редки в наше время; многие из них известны лишь по названию или по одному случайно сохранившемуся листу, хотя в свое время они были широко распространены и выходили несколькими изданиями. Конечно, картам на нескольких листах, которые по каким-то причинам были переплетены в форме атласа, повезло больше. Так, от знаменитых карт мира Вальдзеемюллера, изданных в 1507-м и 1516 гг., сохранилось всего по одному экземпляру, и даже они могли не дойти до нас, если бы не были переплетены, хотя и предназначались для использования в качестве настенных. Карта Европы 1511 г. того же автора до сих пор не обнаружена, и мы знаем о ней только по опубликованному вместе с ней тексту и по репринту 1524 г., сохранившемуся на стене инсбрукского музея в рамке и под стеклом. Интерес к старым картам вновь пробудился в XVIII в. после публикации в Германии «Любопытных мыслей» Грегория (1713 г.), а в Англии «Британской топографии» Ричарда Гофа (1780 г.). За этими работами последовали другие книги и трактаты на эту тему. Коллекционеры и библиотекари начали проявлять интерес к старым картам. Библиотека Джозефа Смита, английского консула в Венеции, в которой было немало карт, после смерти владельца была приобретена королем Георгом III за 11 тысяч фунтов стерлингов и после этого постоянно пополнялась. За 55 лет, вплоть до смерти короля в 1820 г., на эту библиотеку было истрачено 30 тысяч фунтов стерлингов. Отпечатанный каталог содержащихся в ней карт и рисунков занимает два тома общим объемом более 1400 страниц. В 1823 г. эта коллекция была передана в Британский музей. К началу XIX в. существовало уже немало частных коллекций с изданными каталогами, например, коллекции Дж. Х. Аделунга (1796 г.), князя Лобанова-Ростовского (Париж, 1823 г.), барона Валькенера (Париж, 1853 г.) и Э.Ф. Жомара (Париж, 1863 г.). После смерти владельцев некоторые из этих коллекций были проданы и распались, другие же были переданы в большие библиотеки и вошли в состав их коллекций.

Старинных карт становится все меньше, а спрос на них все увеличивается. Конкуренция на вторичном рынке растет, цены взлетают до небес. Можно понять, какую зависть испытывает сегодня коллекционер, просматривая старые каталоги, вроде тех, что выпустила в 90-х гг. XIX в. амстердамская фирма Фредерика Мюллера, в настоящее время не существующая. Перечисленные в них предметы теперь уже не достать, а если что-то появится на рынке, то по цене, выросшей в десять, двадцать и даже больше раз. Спрос коллекционеров на старинные карты вызвал к жизни подделки, и теперь по поводу любой прежде неизвестной карты возникают сомнения. Так, когда недавно были обнаружены карты мира неизвестных прежде авторов начала XVI в. – фра Бона Аригонио (1509 г.), Иеронимуса Марини (1513 г.), М. Барболана (1514 г.), Д. Бональдуса (1519 г.) и других, – сразу же возникли подозрения в том, что это такие же подделки, как тиара Сайтоферна, по поводу которой подозрения оказались справедливыми.

Но что именно делает ранние карты земной поверхности столь интересными? Зачем собирать их, зачем сохранять и изучать? Мы назовем три основные причины:

карты есть материал для научных исследований, в особенности в том, что касается истории цивилизации и науки;

карты являются произведениями искусства;

в картах воплощены усилия и достижения человеческого интеллекта, и одно это делает их достойными внимания коллекционеров.

Старые карты в сочетании с другими материалами помогают нам пролить свет на ход истории человечества. Когда в 1918 г. в древней иорданской церкви Мадабы был обнаружен мозаичный пол с картой Палестины, Сирии и части Египта, была опубликована целая серия его репродукций и трактатов по географии Палестины того времени (рис. XIV). Эта карта ответила на многие считавшиеся неразрешимыми или спорные до того момента вопросы, например, на вопрос о том, где Дева Мария встретила мать Иоанна Крестителя. «Встав же Мария во дни сии, с поспешностью пошла в нагорную страну, в город Иудин…» (Евангелие от Луки, 1.39). Где расположена эта нагорная страна? Утверждалось, что, поскольку архангел Гавриил явился Захарии в святая святых, Захария должен был быть первосвященником и жить в Иерусалиме. В таком случае и Иоанн Креститель должен был родиться в Иерусалиме. Но Иерусалим вовсе не был «городом Иудиным». Некоторые считали «нагорной страной» Хеврон – место, бывшее в течение долгого времени главным городом левитов, другие полагали, что упомянутый левитский город есть Ютта. Было выдвинуто множество предположений, но окончательно на этот вопрос ответила именно карта из Мадабы, на которой между Иерусалимом и Хевроном отмечено место с названием Бет-Захари – дом Захарии. Раскопки на этом месте вскрыли фундамент небольшой церкви с фрагментом мозаики, содержавшим имя Захарии.

Серия карт одного региона, расположенных в хронологическом порядке, может живо продемонстрировать исследователю, как и когда этот регион был открыт, исследован путешественниками и подробно описан. Это можно проследить по факсимильным атласам: Америки (К. Кречнер, 1892 г.), Японии (П. Телеки, 1909 г.), Мадагаскара (Гравье, 1896 г.), Албании (Нопча, 1916 г.), Шпицбергена (Видер, 1919 г.), северо-запада Америки (Вагнер, 1937 г.) и др. Серия карт прибрежного региона (например, Голландии или Фрисландии) или речного эстуария (По, Миссисипи, Волги, нижнего течения Хуанхэ) дает информацию о скорости и масштабе изменений береговой линии, что позволяет выявить причины этих изменений. Сравнение карт одного и того же региона в различные периоды времени дает возможность показать историю развития или упадка городов и деревень, проследить этапы дорожного строительства, сделать выводы о наличии экономических и культурных связей между регионами, определить маршруты путешественников.

Ранние карты имеют большое значение и как произведения искусства. В самом начале их обычно рисовали от руки на пергаменте или бумаге, а затем раскрашивали. Карты были подлинными художественными сокровищницами, их часто украшали миниатюрами, изображавшими жизнь дальних стран, различные типы судов, гербы, портреты правителей и т. п. Если карты предназначались в подарок, то на них присутствовали портреты получателей дара, а также самих дарителей. Начиная со второй половины XV в. карты печатали с деревянных клише и с гравированных медных пластин. Во время переходного (между рисованными и печатными картами) периода карты по-прежнему украшались художественными виньетками, портретами, видами городов, изображениями представителей разных народов в национальной одежде, охотничьими сценами и т. п., а водные пространства обозначались волнами, кораблями и морскими чудовищами. Горы и леса изображались реалистически, а не условными знаками. В изготовлении карт часто принимали участие известные художники, такие, как Альбрехт Дюрер или Ганс Гольбейн, причем они не только изготовляли клише, но и использовали свое искусство для раскрашивания готовых оттисков. Карты часто использовали и просто для украшения: они служили темой гобеленов, фресок, мозаик, их гравировали на золотых и серебряных кубках, столах, шкатулках для драгоценностей и т. д. Только в XVIII в. карты постепенно избавились от художественных украшений и трансформировались в простые источники информации для специалистов, построенные на основании точных измерений.

Наконец, карты служили предметом коллекционирования. Если предметом собирательства могут быть книги, оружие, гравюры, фарфор, бронза – так почему же недостойны этого карты? Они также имеют историческое – научное и культурное – значение, а потому коллекционирование их вполне оправданно.

Однако коллекционировать карты, к несчастью, становится все сложнее и сложнее. По-настоящему старинных карт сохранилось совсем немного, особенно тех, что издавались на нескольких листах. В настоящее время рынок предлагает в основном отдельные листы из атласов. И все же в маленьких городках в стороне от торного пути можно еще отыскать чудесные вещи. Иногда на аукционах распродаются библиотеки больших имений или другие частные собрания. Благодарным предметом коллекционирования могут служить неевропейские карты – китайские, японские, арабские и т. д. В этой области сделано пока еще очень мало, и многие интересные материалы наверняка ждут своего исследователя. Но с этим нельзя тянуть, поскольку время постоянно требует новых жертв. Например, еще в 1914 г. возле стен императорского дворца в Сеуле в Корее было множество маленьких книжных лавочек, где можно было отыскать древние местные карты. Пятью годами позже эти лавочки были снесены, и бог знает, что произошло с их товаром. Точно так же перестройка Кантона привела к разрушению множества мелких лавочек. На месте ли еще пекинский квартал букинистов – Лу-Ли-Чам? Музеи Сиама (Таиланд) не могут похвастаться ни одной местной картой. В соседней Бирме древние местные карты еще можно было отыскать в начале XIX в., но теперь это вещь неслыханная. В таких странах следовало бы немедленно начать собирать карты. Приятно видеть, что картографический материал все же поступает в государственные музеи, тем не менее с течением времени многое уже утеряно безвозвратно.

Эта книга призвана познакомить читателя с ранними картами, изготовленными как в Европе, так и вне ее, и рассказать кое-что о развитии картографии, авторах и издателях разных видов карт. Главным же предметом данного исследования является внешний облик карт: в книге нет разбора их содержания, не рассматриваются научные методы изготовления карт или способы сбора картографического материала. Эта книга оканчивается в тот момент, когда карты перестают быть произведениями искусства и результатом труда одного человека, когда мастерство наконец отступает перед специализированной наукой и хитроумными приборами. Это происходит во второй половине XVIII в. Поэтому в книге содержится история эволюции ранней карты, но не история современной картографии.

Наконец, попытаемся определить самое понятие карты.

У каждого из нас есть некоторое представление о том, что такое географическая карта или план. В странах, затронутых хотя бы чуть-чуть цивилизацией, вряд ли найдется хоть один человек, которому не приходилось бы видеть карту или пользоваться ею. Даже примитивные народы, каждый по-своему, изготавливают и используют карты, то есть изображения определенного района или страны на каком бы то ни было носителе информации каким бы то ни было способом. Знаменитый французский картограф Ж.Л. Лагранж писал в 1770 г.: «Географическая карта есть плоский рисунок, изображающий поверхность земли или часть ее», и это определение представляется верным.

Этимология слова «карта» (chart, karte) достаточно интересна. Было несколько попыток определить происхождение этого слова. Одно из объяснений выводит это слово из греческого /араого, родственного латинскому sculpo (Я вырезаю из дерева или металла). Хотя в древности карты и правда часто вырезались на камне, а карты примитивных народов, возможно, присутствуют в их наскальных изображениях, нам представляется, что правильнее возводить слово «карта» к cartes, то есть «бумага». Это слово первоначально использовалось для обозначения карты в Португалии, откуда пришло в Испанию и Италию. Латинское слово charta, попавшее также во все романские языки, произошло от греческого /артцд, бумага. Слово Karte было введено в разговорный немецкий Лораном Фри, картографом, вероятно, уроженцем Эльзаса. В 1525 г. он опубликовал небольшую книжку «Yslegung der Mercarthen oder Cartha Marina», которая должна была служить текстовым описанием к его карте мира, опубликованной в том же году. Слово Landcharte используется в немецком языке с XVII в. В Древней Греции карта была niva£, в Риме tabula. В обоих языках это слово означает «доска, изображение на доске». Выражение imago mundi (картина мира), возникшее в Средние века, более точное по сравнению с figura или pictura. Очень широко использовалось выражение mappa mundi (тарра – лоскут, ткань). Английское слово chart, или card, завезенное из Голландии вместе с голландскими картами, сохранилось для обозначения исключительно морских карт, тогда как слово тар используется для карт сухопутных, а также в более широком смысле для обозначения всех типов картографических изображений.

Глава 1
Карты примитивных народов

Изучение развития зародыша позволяет биологу определить основные стадии эволюции вида с незапамятных времен до нынешнего состояния. Если в попытках проследить самые ранние фазы какого-то определенного вида человеческой деятельности мы сталкиваемся с недостатком необходимых свидетельств в форме материальных памятников или письменной и устной традиции, мы можем обратиться к соответствующей сфере в культуре примитивных народов наших дней, до сих пор не тронутых цивилизацией белого человека. Мы можем прибегнуть к подобной процедуре и для изучения самых ранних стадий развития географических карт.

Известные нам ранние карты гораздо моложе, чем многие другие продукты цивилизации. Самая ранняя карта мира, уцелевшая с древних времен, – вавилонская карта VI или V в. до н. э. – относится примерно к тому же периоду, что и первые известные ссылки на карты греческого происхождения. И от последовавших затем нескольких столетий не осталось никаких карт, лишь ссылки в письменных источниках и фрагменты планов. Таким образом, чтобы проследить зарождение картографии и ее последующее развитие, мы должны обратить внимание на современные примитивные племена, чье картографическое искусство остановилось в своем движении на определенной стадии. Здесь мы можем обнаружить свидетельства, позволяющие предположить – по аналогии, – что исчезнувшие народы, предшествовавшие во времени нынешнему заселению Средиземноморья, проходили в свое время подобные же стадии развития.

Человек, живущий в тесной связи с природой, значительно больше, нежели горожанин, полагается на свои чувства. Его восприятие не притупляется, поскольку его образ жизни требует внимательного отслеживания всего, что происходит вокруг. Он сильнее ощущает веления инстинкта и обладает более острым чувством места и направления. Пытаясь сориентироваться в пространстве, он иногда демонстрирует поразительную способность уловить черты местности, напоминающие знакомый ему ландшафт, а какое-то шестое чувство часто указывает ему верный путь. Это чувство может быть врожденным, но его также можно приобрести и развить. Редьярд Киплинг в своем романе «Ким» со знанием дела описывает, как маленького индийского мальчика учат наблюдательности и умению запоминать в деталях окружающую местность. Получив такое образование, он смог по заданию британцев обследовать и картографировать те местности, куда доступ европейцам был закрыт. Теми же навыками инстинктивно обладает любой человек, живущий в тесном общении с природой.

Еще одна необходимая предпосылка к развитию картографии – способность к рисованию – имеется не у всех народов, и даже там, где такой дар присутствует, он вовсе не обязательно включает в себя способность к рисованию карт. Замечено, что расы, увлекающиеся стилизацией изображений животных и людей и украшающие утварь орнаментом, вовсе не рисуют карт или рисуют очень плохие карты. Хотя талант к рисованию не зависит от стадии развития общества или уровня интеллекта, тем не менее то, в какой манере, традиционной для данной культуры, изображаются объекты, всегда ставит такой талант в определенные рамки. Рисунки примитивного дикаря часто напоминают рисунки ребенка: объект, привлекший его внимание, размещается на переднем плане, он крупнее окружающих его предметов и никак не связан с ними. Ни ребенок, ни дикарь не способны сразу воспринимать перспективу. Ни у того, ни у другого нет единого способа представления объектов – одни даются в плане, другие спереди или сбоку.

Особым стимулом к изготовлению карт является подвижный образ жизни и знания человека об окружающем мире. Чем дальше от дома путешествует примитивный человек, тем больше его способность к созданию географической карты. Такой человек не в состоянии использовать опыт и информацию других людей, он изображает только то, что видел сам. (Тем не менее существуют карты, по которым можно учить. Так, например, у жителей Маршалловых островов был особый вид карты, который использовался исключительно для обучения.) Склонность многих примитивных народов к кочевому образу жизни способствует развитию у них искусства картографии. Племена индейцев района реки Миссури вслед за стадами бизонов отходили от родных деревень на 1000 миль и больше, а островитяне Южных морей совершали не менее далекие путешествия от острова к острову. Как правило, однако, карты примитивных народов ограничены очень небольшим районом, не превосходящим, пожалуй, 100 кв. миль. И самое главное, их карты очень конкретны, они представляют реальность такой, как она выглядит в настоящее время. Они ничего не знают об абстрактных картах, общепринятых обобщениях или данных общего характера. Они не могут постигнуть понятие большого пространства исключительно силой общих соображений; не могут изобразить мир целиком или даже просто зрительно представить его себе. Такие народы не имеют карт мира, поскольку в их мыслях всегда доминирует непосредственно окружающая их местность. Примитивный человек, который знает дорогу из пункта А в пункт В, а возможно, и боковую тропинку от В до С, не может представить себе прямой путь из А в С. У него в голове отсутствует полный план окружающей местности, есть только множество локальных деталей.

Если мы сравним эти факты, собранные в результате изучения жизни примитивных народов наших дней, с имеющейся у нас весьма неполной информацией о картах Древнего мира, мы неизбежно придем к выводу, что искусство картографирования появилось у раннеисторических народов в результате развития соответствующих умений их предшественников. Исходя из этого, кажется полезным рассмотреть некоторые виды карт, получившие распространение среди примитивных народов.

Разнообразие форм подобных карт определяется в значительной степени материалом, из которого они изготавливаются. Самые распространенные и простые материалы – камень и дерево. Реже встречаются кость и кожа. Изображение на камне можно вырезать, выдолбить и нарисовать. Наскальные рисунки, или петроглифы, встречаются по всему миру и, что важно, они наиболее многочисленны в социально или экономически значимых местах, таких, как места племенных собраний, лучшие охотничьи угодья и опасные переправы. Такие рисунки были обнаружены в Венесуэле и Африке, в Голштинии и Франции, на берегах Ладожского озера, в Сибири на Енисее, на Кавказе. Многие наскальные изображения содержат, помимо фигур животных и людей, загадочные схемы. Кое-кто из исследователей пытается интерпретировать их как топографические изображения определенных местностей, то есть как попытки создания карт. Ни одна из этих схем, однако, до сих пор не была однозначно и несомненно сопоставлена с какой-либо конкретной местностью. Не было также доказано, что две доисторические костяные таблички из пещер Шафтхаузена, покрытые сетью линий, на самом деле являются картами. Автор этой находки Фр. Рёдингер придерживался мнения, что линии на табличках изображают основные дороги района, где они были найдены; и действительно, сравнение с современными картами позволяет выявить некоторое сходство. Однако другие ученые вслед за Рудольфом Вирховом, ставили под сомнение картографический характер табличек.

В Сибири и среди североамериканских индейцев обычны карты, нарисованные на коре, в первую очередь на бересте. Их удобно носить с собой, и этот фактор повлиял на широкое распространение подобных карт. Индейцы северо-запада Америки часто брали с собой в странствия целые свитки таких карт. Замечено, что эти индейцы отличались явной способностью к работе с картой: не умея читать, они правильно указывали на европейских картах основные реки, озера и горы своей земли. Некий миссионер-иезуит Ж.Ф. Лафито докладывал в 1724 г., что, находясь среди индейских племен Северной Америки, он собрал множество карт, нарисованных на оленьей коже и бересте, и что у самих индейцев есть даже целые хранилища таких карт.

Многие дикие народы достигли некоторого мастерства в рисовании карт на плоской поверхности, но только эскимосы, пожалуй, попытались изобразить на картах черты рельефа. Капитан Ф.В. Бичи в 1826 г. обнаружил доказательства этого среди западных эскимосов Берингова пролива. Вот как он описывает процесс создания из песка рельефной модели побережья в заливе Коцебу: «Сперва палкой провели береговую линию и обозначили расстояния в днях пути. Затем появились холмы и горные гряды в виде холмиков песка или камешков, а также острова, представленные кучками камешков, в полном соответствии с их относительными размерами… Когда с горами и островами было покончено, настал черед деревень и рыболовных стоянок, которые отметили множеством воткнутых вертикально палочек… Через некоторое время мы имели полный топографический план побережья от Пойнт-Дарби до мыса Крузенштерна. Позже некий антрополог заметил, что эскимосы залива Камберленд возле пролива Дэвиса для обозначения высокого берега на рисованной карте прибегали к штриховке. Но самым характерным материалом было и остается дерево, которым пользуются для создания карт эскимосы Гренландии (рис. II). Из брусков вырезаются рельефные изображения, представляющие части сильно изрезанного побережья Гренландии с его фьордами, островами, горами и ледниками, при этом изображения островов соединяют между собой стержнями.

Прибывшие в Мексику испанцы застали там высокоразвитую культуру, в значительной степени унаследованную ацтеками от их предшественников – майя и тольтеков. Карты рисовались с большим искусством и такой точностью, что путешественники могли уверенно пользоваться ими. В 1520 г. Эрнан Кортес описал для императора Карла V один из разговоров с Монтесумой. Он спросил у Монтесумы о гаванях на побережье, подходящих для больших судов, и король прислал ему «карту всего побережья, нарисованную на ткани». Эти карты чертились или рисовались на полотне, сотканном из волокон агавы, иногда на бумаге из коры фигового дерева, а некоторые на специальным образом подготовленных шкурах. Позже, в 1526 г., посланцы Табаско и Шикаланго начертили для Кортеса «изображение всей страны», с помощью которого, по его расчетам, он «мог бы легко пройти значительную ее часть». Фактически эта карта простиралась почти до Панамы и позже направляла его в трудном путешествии в Гондурас. Испанские церковники систематически занимались уничтожением индейских документов, в результате чего погибли почти все подобные карты. Сохранилось всего два памятника доиспанской картографии и несколько индейских карт последующего периода. Именно на них основывается наше суждение о ранней мексиканской картографии. Хотя в более поздних картах можно заметить некоторое европейское влияние, в них тем не менее сохранены традиционные символы для передачи топографической и исторической информации, всегда тесно переплетенной в индейских картах. Так, карты из так называемого кодекса Тепетла-остока нарисованы на европейской бумаге, но используют при этом набор условных обозначений, в точности соответствующих обозначениям на древних мексиканских рисунках (рис. III). Сохранилось немало кадастровых планов, покрывающих в общей сложности значительную территорию. Для обозначения государственных земель, земель знати и простолюдинов в них использованы разные цвета. Уцелели и несколько городских планов раннеиспанского периода. Так, Алонсо де Санта-Крус при изготовлении плана города Мехико (1567 г.), вероятно, пользовался более старыми материалами, а окрестности города на его плане кажутся просто скопированными с сильно уменьшенной карты всего государства мексиканцев.

Таким образом, мы имеем карты, изображенные примитивными художниками на бересте, деревянных брусках, шкурах, а после знакомства с европейцами также и на бумаге.