Текст книги "Приключения Никтошки (сборник)"

Автор книги: Лёня Герзон

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 24 страниц) [доступный отрывок для чтения: 9 страниц]

– Точно, не было его!

– Он же часто вообще дома не ночует. Видно, тогда как раз в лесу ночевал.

– А до полета кто его последним видел?

– Да я его и видел, – отозвался Пустомеля. – Я его в поле встретил, когда резиновый пух собирал. То есть, тьфу, когда пух и резиновый сок собирал.

– Ну, так ты ему про шар сказал?

– Да сказал я, сказал.

– Ну и что?

– А он не захотел. Обиделся – и убежал куда-то в ромашковое поле.

– Обиделся, значит? – сказал Напильник. – Ну, ты, Пустомеля, известный мастер обижать.

– Что ты ему сказал? – спросил Таблеткин. – Говори!

– Ну… – замялся Пустомеля. – Я ему сказал… сказал, что он бездельник, потому что не собирает резиновый сок. Так ведь это правда! Все работают, Напильник с Молотком насос делают, другие коротышки парашюты готовят, а этот…

– Так ведь он и не знал, что мы на шаре летим! – оборвал его Мальберт.

– Эх ты! Ни за что коротышку обидел, вот он и ушел от нас, куда глаза глядят.

– Наверно, он совсем потерялся, – вздохнул охотник Патрон.

– Может, заблудился в лесу.– Или в реке утонул…

Коротышки пошли всех расспрашивать, не видел ли кто из соседей малыша по имени Никтошка, в синем шарфике. А Пустомеле стало так стыдно, что он оббегал чуть ли не весь Цветоград, но нигде ему ничего не могли сказать, потому что с Никтошкой никто знаком не был.

Глава двенадцатая с половиной В ЛЕСАХ

А Никтошка вот уже несколько месяцев бродил по лесам. Коротышки улетали на воздушном шаре весной, а теперь стояла осень. Никтошка так загорел, что его было не узнать. Питался он земляникой и малиной, которые в изобилии росли в окрестных лесах, и еще грибами. Целый гриб спилить складным ножичком Никтошке было не под силу, но он вырезал из грибов кусочки, накалывал их на веточку и поджаривал на костре. Никтошка научился выкапывать из земли маленькие корнеплоды, похожие на морковку, но по вкусу напоминающие батат. Их Никтошка тоже жарил на огне, и они становились мягкие и сладкие.

Дни стояли жаркие, так что шарф он затолкал в рукав своей джинсовой курточки, а ее нес на плече. Иногда вечером становилось прохладно, и тогда Никтошка грелся у костра. А потом тушил его, расстилал куртку на теплой золе и ложился спать, укрывшись шарфиком. Какому-нибудь другому коротышке, наверно, было бы страшно ночевать вот так, одному, да еще и под открытым небом. Но Никтошка давно уже привык к лесу – ведь и в Цветограде он нередко оставался там на ночь. Пугающее уханье совы, противное тявканье лисицы, шебуршание ежей в прошлогодней листве и даже предутренний плачь выпи, наводящий тоску на путника, которому случайно пришлось заночевать в лесу, – все эти звуки только убаюкивали Никтошку. Разве что дождик мог его разбудить. Когда на лицо падали первые капли (а ведь для коротышки каждая капля – как для нас целая чашка воды), Никтошка просыпался, заползал под какой-нибудь лопух или укрывался кленовым листом, и снова засыпал.

Днем Никтошка совершал большие переходы. Шел все время на юг. Шар-то унес его на север, вот он и возвращался обратно, на юг. Компаса у Никтошки не было, но он легко находил направление по разным приметам, которых полно в лесу. Например, мох на деревьях всегда растет с северной стороны, потому что мох любит сырость и не любит солнце, вот и прячется от него. А еще – если дерево стоит на поляне, то больше всего у него веток с южной стороны, потому что там больше света, и дерево тянется к нему. Наступала осень, и караваны птиц уже направлялись к югу – так Никтошка смог проверить, что не ошибся в выборе направления – по птицам. Но хоть Никтошка и слышал Знайкины слова, когда тот сказал, что шар летит на север, а возвращаться нужно будет на юг, а все-таки непонятно было – туда он идет, куда надо, или нет. Не так-то просто отыскать среди лесов и полей небольшой городок коротышек.

– Может, я его давно уже пропустил, как ты думаешь, Вилка? – спрашивал Никтошка своего мысленного друга, когда они вечером, поужинав, закуривали трубочку и глядели на звезды.

Осень выдалась в этом году на редкость теплая, дни стояли солнечные, ночи ясные и звездные. В лесу, на полянке, фонарей нет и звезды очень яркие. А если луна светит – то разве что читать нельзя, но в лесу каждую веточку видно.

– Слушай, Вилка. Хоть мы и идем в правильном направлении, а все-таки, может, мы Цветоград стороной прошли? – спрашивал Никтошка Вилку.

– Вполне возможно, – отвечал Вилка. – И тогда город остался где-то сбоку, а мы теперь все удаляемся и удаляемся от него.

Пару раз на пути встречалась река, и приходилось переплывать ее. Никтошка раздевался, завязывал в узелок трубку, спички и маленькую книжку сказок, которую успел прихватить с собой из дома. Он плыл на другой берег, держа узелок над водой. Можно было, конечно, из веток попытаться построить плот и плыть по реке, но река эта не текла на север, а текла куда-то на восток. Никтошка не знал, Огуречная это река или какая-нибудь другая. Если бы это была Огуречная река, и то не ясно – понесет она его к Цветограду или от него. А если это не Огуречная река, то она может впадать в Огуречную реку, а может и не впадать в нее. Если впадает, то, опять-таки, неизвестно: впадает до Цветограда или после. Если до – тогда всё нормально. Но вдруг после? Ну, а если это не Огуречная река и она не впадает в Огуречную реку или в какую-нибудь другую реку, которая впадает в Огуречную реку, причем до Цветограда, – то тогда по ней вообще можно заплыть невесть куда.

К северу от Цветограда полно лесов. Никтошка шел и шел по ним. Сосновый бор сменялся березовой рощей, березовая роща переходила в дубраву, а дубрава постепенно становилась смешанным лесом. В смешанном лесу березы встречались все чаще и чаще, пока Никтошка вдруг не замечал, что идет уже среди одних берез. «Опять березовая роща», – говорил сам себе Никтошка. Так он путешествовал много дней. Казалось, лесам не будет конца.

Один раз Никтошка проснулся утром после того, как ему всю ночь снился Цветоград. Он бродил по улицам и всё хотел найти свой дом на Колокольчиковой улице, но никак не мог. Дело в том, что в его сне в Цветограде не было Колокольчиковой улицы. Он шел по какой-то незнакомой улице, и ему показалось, что за поворотом начинается другая улица, знакомая, с которой пересекается Колокольчиковая улица. Но когда Никтошка подошел к повороту, выяснилось, что поворота на самом деле нет и что никакая знакомая улица, которая пересекается с Колокольчиковой улицей, там не начинается.

Коротышки, попадавшиеся Никтошке на пути в его сне, были тоже все незнакомые, и Никтошке как-то неловко было обратиться к ним и спросить, как пройти. «Да я уж отсюда и сам знаю», – каждый раз говорил сам себе Никтошка, когда уже совсем было решался к кому-нибудь обратиться. Но почему-то оказывалось, что он все-таки не знает. Наконец Никтошка забрел в какой-то глухой район, и прохожие перестали попадаться. Но зато это место уже совсем было похоже на соседний с Колокольчиковой улицей переулок Хризантем. Было темно, фонари почему-то не горели. Переулок Хризантем выходит своим узким концом на Колокольчиковую улицу. Никтошка повернул на свою улицу, и вдруг сразу наступил день. От яркого света стало больно глазам. Никтошка проснулся.

Оказывается, вечером он дошел наконец до того места, где лес кончается, и лег спать под небольшой березой у самой опушки. Было темно, и Никтошке не было видно поля. Но сейчас он проснулся, а над головой у него было яркое голубое небо, которое тянулось далеко – к самому горизонту. Никтошка вскочил на ноги и выбежал поскорее из леса.

Глава тринадцатая ВРУША И ПРАВДЮША

В поле, неподалеку от Цветограда, жили два брата-близнеца Вруша и Правдюша. Они были фермерами. Хозяйство их состояло из пяти коров и всего, что необходимо для того, чтобы этих коров кормить, доить и отправлять их молоко в Цветоград.

В окрестностях Цветограда Вруша и Правдюша были единственными фермерами, которые держали крупный рогатый скот. Мелкие рогатые фермы были и другие, но крупная рогатая – только одна. Кроме этих пяти коров никаких других коров там и в помине не было. Был еще, правда, один приходящий бык, который приходил неизвестно откуда и уходил неизвестно куда. Но бык не в счет. Братья снабжали молоком, простоквашей, творогом, сыром, йогуртами и другими молочными продуктами все население Цветограда и даже экспортировали часть своей продукции в Солнцеград и в Зелёнгород.

Читатель может удивиться – как это пять коров способны дать столько молока, чтобы хватило на целый город, да и еще лишнее осталось? Но не стоит забывать, что коротышки-то совсем крошечные, ростом с небольшой огурец. А коровы – самые что ни на есть настоящие, два с половиной метра в длину и полтора в высоту. Корова для коротышки была все равно, что для нас динозавр из породы тираннозавр-рекс. Или нет, рексы, как известно, были хищниками. Лучше бронтозавр – который, как и корова, питался травой. Только представьте себе, что бронтозавры могли бы давать молоко! Тогда пяти таких зверюшек хватило бы на среднюю столицу, вроде Киева или Рима, а десяток мог бы легко прокормить Москву, Лондон или даже Токио, жители которого, как известно, так любят молоко, что просто помешаны на нем. Но, к сожалению, динозавры давать молоко не умели. Эволюция изобрела молочные продукты намного позже, когда появились млекопитающие – типа коров. Но зато динозавры несли яйца. Пары яиц динозавра хватило бы на такую яичницу, которой наелась бы до отвала тысяча человек!

Но я отвлекся, а собирался рассказать о братьях-близнецах Вруше и Правдюше. Жили они в деревянном доме посреди огромного поля, в котором пасли пять своих коров. Пасли они их по очереди – день Вруша пасет, день – Правдюша. Братья были похожи друг на друга как две капли воды. Никто их различить не мог. Даже бригада коротышек из Солнцеграда, проработавшая на ферме целый месяц. Эти строители сооружали молокопровод, доставляющий молоко по трубам в город. Да-да, прямо в центр города, где на улицах сделали краники и каждый желающий мог попить парного молочка. Приходилось, правда, добавлять в него специальное химическое вещество, чтобы не скисало по дороге. Доктор Таблеткин, посоветовавшись с ученым Знайкой, даже написал статью в газете, в которой объяснял, как это вещество полезно для желудка. Впрочем, те, кто хотели пить молоко без добавок, могли приехать на машине прямо в поле, на ферму братьев, и получить у них сколько угодно свежего молока, сыра, йогуртов и всего остального, что из молока делают.

Так вот, братья-близнецы были так похожи друг на друга, что различить их было совершенно невозможно. Ни один коротышка не мог с уверенностью сказать, кого из братьев он сейчас видит перед собой. А если видит обоих, то кто из них кто. Только коровы их отличали – и как им только это удавалось?Словно нарочно братья одевались абсолютно одинаково. Оба носили темно-синие брюки-клёш, полосатые тельняшки и шапки-бескозырки. Так одеваются матросы на кораблях, но для фермера, согласитесь, подобный костюм весьма странен. Но эти близнецы вообще были слегка со странностями. Например, несмотря на то что они были фермерами и жили вдали от всех, братья много читали. Каждый раз, когда кто-нибудь ездил по делам в Цветоград, он отвозил в библиотеку уже прочитанные книги и привозил новые. Больше всего им нравились приключения и особенно – морские. Поэтому, наверно, они и одевались, как моряки. Хотя мо́ря они ни разу не видели. От Цветограда до него было далеко! Но если появлялась новая книжка про мореплавателей или про разные кораблекрушения, или про пиратов, – братья засаживались за нее вместе и читали, упершись друг в друга своими огромными лбами, пока всю до конца не прочитывали. Так и сидели голодные до вечера, а когда дом сотрясался от грозного мычания недоеных коров – даже бровью не вели.

Близнецы во всем были одинаковые. Оба носили одинаковые рыжие бородки, делали всё одинаково – одинаково доили коров, одинаково играли на дудочках, которые вырезали из тоненьких тростинок, растущих вдоль берега Огуречной реки.

Братья отличались только одним. Правдюша всегда говорил правду. Даже когда эта правда могла кого-нибудь очень сильно расстроить. А Вруша все время врал. К месту и не к месту, нужно это ему было или не нужно. Другие врут для того, чтобы поиметь с этого какую-нибудь выгоду. Вруша врал из принципа. Он давно уже так привык и теперь, даже если б захотел, не смог бы ни на один вопрос дать правдивый ответ, потому что привычка – штука въедливая, и если уж ты ее приобрел, потом очень трудно бывает от нее отделаться. А Вруша от своей привычки отделываться вообще не собирался. Называлось это у него «закинуть вралинку». «Вот сейчас закину вралинку», – думал про себя Вруша, разговаривая с каким-нибудь коротышкой, – и начиналось…

Братья любили друг друга. И только в одном не соглашались.

– Ну скажи, зачем ты все время врешь? – спрашивал Врушу Правдюша. – Ну неужели тебе доставляет такое удовольствие обманывать коротышек? Ну хоть раз бы для разнообразия сказал по-честному, всё как есть?

– А тебе не надоело все время говорить одну только правду, правду и ничего, кроме правды? Это же скучно!

– Говорить правду – мой жизненный принцип, – отвечал Правдюша. – Каждый коротышка может положиться на мои слова так, словно это он сам их самому себе сказал. Что бы ни случилось, я ему скажу одну лишь правду. Коротышки могут мне доверять.

– И тем не менее о нас идет не самая лучшая слава, – возражал Вруша. – И тебе это известно не хуже, чем мне.

– Вот именно! Это происходит потому, что нас друг от друга не отличить. И коротышки, думая, что говорят со мной, на самом деле говорят с тобой, а ты им вместо правды говоришь сплошную неправду!

– Но согласись, что в чем-то я поступаю с ними даже по-честному. Представь себе, что я бы раз сказал неправду, а другой взял бы – да и сказал правду, – что бы тут началось? Сплошная путаница!

– А ты не можешь совсем перестать врать?

– Ну что ты, конечно нет! – отвечал Вруша. – Ведь меня даже так и зовут: Вруша. Если я начну говорить правду, это будет нечестно. Вруша, а не врет – черт знает что такое!

– Да ну тебя, ты меня запутал совсем! Не будем больше спорить, говори что хочешь. Только зачем ты всем, кого встретишь, называешься мной, Правдюшей?

– Но разве ты забыл, что я всегда вру? Как же я могу сказать, что я Вруша? Ведь это будет правдой, а мне ее говорить нельзя.

– Но ведь так коротышки путаются! Они думают, что говорят со мной, а на самом деле говорят с тобой!

– Но ведь и когда они говорят с тобой, они могут подумать, что говорят со мной, – возразил Вруша.

– Это почему?

– А потому, что они-то знают, что я все время вру. Вот вчера ко мне приезжали слесарь Напильник с монтёром Молотком из города. Они сказали мне: «Привет, Вруша!»

– А я им говорю: «Привет, только я не Вруша».

– А они говорят: «Извини, дорогой Правдюша, мы приняли тебя за твоего брата-обманщика».

«Пожалуйста-пожалуйста, – говорю я. – Нас все путают, мы очень похожи»…

– Интересно, а почему это ты тогда сказал им, что мы очень похожи? – прервал Правдюша Врушу.

– А что я должен был им сказать? – удивился Вруша.

– Ведь ты сказал правду – мы действительно похожи, а ты никогда не говоришь правду. Получается, что ты сам себе противоречишь.

– Это не совсем так, – сказал Вруша, немного подумав. – Видишь ли, милый мой братик. Ты выбрал в жизни легкий путь, а поскольку я хотел хоть в чем-то от тебя отличаться, мне пришлось выбирать тяжелый.

– Это ты о чем?

– А о том, что говорить правду – дело простое и легкое, а врать тяжело и нужно постоянно раскидывать мозгами. Моя цель не просто сказать неправду – тогда все будут считать меня сумасшедшим. Что же я буду им говорить, что трава не зеленая, а небо не голубое? Нет, моя цель сделать так, чтобы коротышки поверили в неправду.

– Значит, ты говоришь не просто неправду, а такую неправду, в которую можно поверить?

– Не просто можно, а нужноповерить! Я всегда говорю самую правдоподобную неправду. А иначе совсем не интересно!

– Эх, какой же ты все-таки вруша! – сказал Правдюша. – Но я тебя очень люблю, потому что ты мой брат! – и Правдюша обнял брата.

– И я тебя люблю, правдюшечка ты моя, – отвечал Вруша, стискивая брата так, что у того аж кости затрещали. – Хоть мне тебя очень жаль, потому что говорить все время правду – ужасная скукотища.

– Сам ты скукотища! – снова рассердился Правдюша, вырываясь из Врушиных рук. – Это твое вранье – скукотища!

– А вот и нет. Врать никогда не бывает скучно, потому что нужно постоянно что-нибудь придумывать.

– Да уж, весело, что и говори, было наврать Пустомеле, будто у наших коров – коровье бешенство. Которым их заразил приходящий бык. И что бешеные коровы очень любят бежать на красный свет.

– Ну уж нет, про красный свет я ему не говорил. Ведь это сущая правда, коровы действительно бодаются, если видят что-нибудь красное. Тем более быки. А я правду никогда не говорю, ты ведь знаешь.

– Ну, значит, это Пустомеля откуда-то и раньше знал.

– Но как же я мог предвидеть, что Пустомеля побежит домой и начнет там врать, будто бешеные коровы несутся на Цветоград, потому что они увидели заходящее солнце, которое село прямо туда? А ведь солнце, когда оно заходит, бывает красное! И что вот-вот по улицам пронесется пять громадных бешеных коров и один бешеный бык, разрушая дома и топча своими огромными копытами всё, что попадется им на пути?!

– Да уж. Мне потом этот квадратненький коротышка рассказал. Не помню, как его зовут – тот который к нам часто приезжает молоко пить?

– Кастрюля, что ли?

– Вот именно. Кастрюля-повар. Весь город, – говорит, – кто по погребам и подвалам попрятался, кто на деревья залез. Ну что – бери топор, пойдем траву косить, что ли? – и Правдюша своей огромной рукой хлопнул Врушу по плечу так, что тот даже на полшага отступил.

– Ну, пойдем! – хлопнул Вруша Правдюшу, тоже по-дружески, так, что тот чуть не отлетел.Оба брата были огромного – для коротышек, конечно, – роста, широкие в плечах и ужасно сильные. Правдюша мог без посторонней помощи вырвать из земли взрослый подберезовик. А Вруша – если увидит вылезшую на двор жабу – хватал ее за задние ноги и забрасывал чуть не на самую середину пруда. Братья частенько ругались. Но стоило им хлопануть друг друга по плечу или по лбу, или пообниматься объятьями, от которых любой другой коротышка попал бы с переломами костей к доктору Таблеткину, как оба сразу добрели и переставали сердиться. Вообще, братья были очень добрыми.

Глава тринадцатая с половиной В ПОЛЯХ

Какой свежий и прекрасный воздух был в поле! Как нежно пахло цветами и травами! Какие огромные и раскидистые сосны, достающие ветвями до неба, росли возле дороги, уходящей вдаль, к горизонту! Никтошке хотелось обнять это поле, эти травы и цветы, эти пушистые сосны и белые облака, похожие на большие мягкие подушки. Никтошке почудилось, будто он огромный-преогромный, и ему захотелось обхватить облака руками и зарыться в их прохладную глубину.

– Я желаю вам спокойного плавания! – сказал Никтошка облакам. – Плывите в дальние страны, но не забудьте когда-нибудь вернуться обратно, а то я буду по вам скучать!

Никтошка понимал, что это глупо – разговаривать с облаками, но ведь никто из коротышек его не слышал, и он еще шепотом добавил:

– До свидания! Когда вернетесь – расскажите, что вы там видели!

– Пока! Пока! – раздалось откуда-то с неба, и было не понятно: то ли это и вправду сказали облака, то ли Никтошке просто послышалось.

«Вряд ли послышалось, – подумал Никтошка. – Это ведь очень редко бывает, когда кому-нибудь что-нибудь послышится. И уж совсем редко бывает, что коротышки обращаются к облакам. А тут такое совпадение: облака ответили как раз, когда я сказал им «До свиданья». Таких совпадений не бывает. Значит, это не послышалось».

– А раз не послышалось, тогда что? – спросил он своего мысленного друга Вилку.

– Тогда почудилось, – сказал Вилка.

– Да нет же! Не почудилось, а по-настоящему. Это был настоящий разговор коротышки с облаками.

– Совершенно согласен! – согласился Вилка.

Попрощавшись с Никтошкой, облака поплыли дальше, словно громадные белые корабли, совершающие кругосветное путешествие. А Никтошка вошел в поле по узенькой тропинке, идущей среди травинок, колокольчиков, «куриной слепоты» и клевера. Уже созрела пшеница, и на дороге ему попадались упавшие зерна.

Пшеничные зерна были для Никтошки большие, каждое величиной со сдобную булку. Ведь Никтошка-то, как и все коротышки, был маленький – размером с огурчик. Не из тех длинных огурцов, что выращивают в теплице и продают зимой, а из таких маленьких, коротеньких и с пупырышками, которые появляются на рынке примерно в середине мая. Никтошка пригнул колос к земле и вытащил из него несколько зерен. Грустно вспомнив про сдобные булки, которые по утрам выпекала малышка Булочка в своей пекарне на улице Цикория, Никтошка съел одно из этих зерен. Три других положил в плетеную сумочку, которую сплел себе из сухой травы. Напившись из нескольких колокольчиков, в чашечках которых после ночного дождя еще оставалась вода, Никтошка пошел дальше.

Глава тринадцатая с четвертью КОРОВЫ

Вначале Никтошка был так рад, что лес наконец кончился и начались поля! Но вот уже целую неделю блуждал он по этим полям, а конца-краю им не было видно. В то утро, когда его разбудило далекое мычание коровы, пастухом у этой коровы был Вруша. Правдюша уехал в город к ветеринару. У братьев как раз закончились лекарства для коров. Коровы недавно болели, а лекарства они пили прямо ведрами. Конечно же это было вовсе не коровье бешенство, которым Пустомеля перепугал весь город, а обыкновенный коровий грипп. У коров разыгрался сильный насморк и они громко чихали, а две из них, которые не так давно родились и были еще только тёлками, слегли с температурой. Лечить коров не так-то просто, особенно, если они размером с пятиэтажный дом. Вруша едва не погиб, когда самая большая корова, по имени Мышуня, собираясь чихнуть, втянула его вместе с воздухом, а потом вычихнула обратно. Увидев летящего у себя над головой брата, Правдюша подумал: «Ну, все. Конец Вруше. Придется мне теперь на ферме всё одному делать». Но к счастью, Вруша угодил в огромный стог сена, которое Правдюша недавно накосил, то есть, нарубил, и всё обошлось. Сено-то коротышки не косили, а рубили – больно оно для них было толстое.

Вначале, когда лес кончился и Никтошка вышел в поле, он очень обрадовался. Так ему эти деревья надоели. Но теперь Никтошка уже целую неделю шел по полям, а никакого Цветограда или какого-нибудь другого города не появлялось. Грибов и ягод в поле не росло, и Никтошке приходилось по три раза в день питаться одними зернами. От этой пищи – в которой совсем нет витаминов – он так ослаб, что у него уже совсем не было сил двигаться дальше. Никтошка лег рано вечером и намеревался проспать до полудня. Когда он спал, ему снились разные сны, и это было приятно, потому что сны Никтошке снились хорошие. Ему снился Цветоград, а еще бывало, что ему снилось подводное царство и царевна Дита. А иногда ему что-то снилось, но наутро он всё забывал.

Вот так и на этот раз. Никтошке снился какой-то длинный сон, из которого он ничего не запомнил. Кроме того, что кто-то все время мычал. На протяжении всего сна. Солнце уже давно взошло, а Никтошка всё никак не просыпался. Но как только он наконец открыл глаза, сон сразу же исчез и забылся. А мычание осталось. «Мычат», – подумал Никтошка. Он встал на ноги и огляделся. Собственно, он оглядел верхушки соседних травинок, потому что трава была выше его, и ничего, кроме нее и голубого неба, вокруг не было видно. Над Никтошкиной головой качались колосья. От несильного ветерка шелестела осока, из-за стеблей которой выглядывали сиреневые колокольчики. В траве стрекотали невидимые кузнечики, и откуда-то очень издалека доносилось мычание коровы. Оно было слабым и далеким. Никтошка прислушался.

Теперь он различил, что попеременно мычат две коровы – одна низким, густым басом, а другая тоже басом, но не таким густым, а слегка колеблющимся и чуть-чуть повыше. Наверное, это мычали корова-мама и ее теленок. Никтошка сразу же понял, что если где-то есть коровы, значит там есть и коротышки. Диких же коров не бывает! Ну, разве что в Африке. В общем, надо до этих коров дойти.

Но в какой стороне их искать – он не знал. «Вот если бы была какая-нибудь примета насчет коров, – сказал сам себе Никтошка. – Например, ласточки – к дождю низко летают. А мошки собираются в кучу – к жаре». Никтошка повернулся так, чтобы солнце светило ему в правый глаз. Сейчас утро, значит, солнце на востоке, сзади юг, а впереди север. Но в какую сторону обычно мычат коровы по утрам? Этого Никтошка, к сожалению, не знал. Пришлось ему идти туда, куда его вела тропинка, по которой Никтошка сюда пришел вчера вечером. «Ведь идти без дороги прямо через поле очень тяжело, – рассудил Никтошка, – а возвращаться по тропинке назад – неправильно. Потому что ведь там, откуда я пришел, не было слышно, чтобы кто-нибудь мычал». И он пошел вперед.

Никтошка шел целый день и остановился только один раз, чтобы пообедать двумя зернами. Мычание становилось все громче. Теперь Никтошка уже мог иногда различить три мычания одновременно, а иногда ему даже казалось, что он слышит целых пять коровьих голосов. Стояло бабье лето. День был жаркий, и Никтошка очень устал. Одно время ему казалось, что он уже совсем близко от коров и вот-вот увидит их. Но наступал вечер, и, по-видимому, коровы собирались уходить со своего пастбища, потому что голоса их вдруг начали удаляться. Никтошка собрал последние силы и побежал по тропинке.

– Эй! – закричал он, – эй, коровы! Подождите!

Он бежал так быстро, что иногда спотыкался и падал, но тут же снова вскакивал и бежал дальше.

– Подождите! – кричал Никтошка, задыхаясь от быстрого бега. – Эй! Тропинка, по которой бежал Никтошка, петляла и все время заворачивала куда-то вправо, и Никтошка боялся, как бы она вообще не увела его от коров. Вдруг она разветвилась, и Никтошка остановился в нерешительности. Он не знал, какое из двух направлений ему выбрать. Но тут, где-то уже совсем недалеко справа, раздалось новое мычание. Никтошка выбрал правую тропинку и понесся по ней. И тут он ее увидел…

Надо сказать, что Никтошка до этого ни разу в жизни не встречал настоящих коров, а только нарисованных в книжке, на картинке. Корова выросла перед ним огромным пятиэтажным домом. Таких высоких зданий даже в Цветограде было совсем немного – в основном, там строили двух– и одноэтажные домики. И этот громадный пятиэтажный дом двигался Никтошке навстречу. На него глядели глаза, каждый размером с пруд в парке на улице Кувшинок, где Никтошка любил кормить карасиков. Из огромного рта коровы, в который легко бы поместилось три газированных автомобиля с сиропом, свешивались в стороны снопы травы – животное медленно пережевывало ее на ходу. Каждая из четырех коровьих ног была в несколько раз толще фонарного столба, а полное молока вымя – никак не меньше цистерны водонапорной башни, снабжающей водой всю Колокольчиковую улицу. Оказывается, корова была совсем близко, просто Никтошка ее раньше не видел из-за высоких колосьев. Корова была уже буквально в двух шагах от Никтошки – конечно, не его маленьких шагах, а своих, коровьих. Она как раз собиралась ступить на ту тропинку, по которой прибежал Никтошка, чтобы идти домой. Солнце уже почти село, и коровам пора было готовиться ко сну.

Никтошка повернулся и побежал по тропинке обратно. Теперь он бежал вдвое быстрее – от страха Никтошка не чуял под собой ног.

– Эй! – снова закричал он, на этот раз уже зовя на помощь.

– Помогите! Помогите, корова! Она меня зарогает!

Хотя Никтошка бежал очень быстро, а корова шла очень медленно, все же она его, наверно бы догнала, потому что каждый шаг у нее был примерно как двадцать Никтошкиных. Но Никтошка успел добежать до той самой развилки, где повернул направо, и на этот раз повернул налево, как раз в ту минуту, когда корова прошла мимо, избрав другой путь. Никтошка не знал, что коровы очень добрые и ни за что не задавят коротышку. Это белое в черных пятнах животное с огромными грустными глазами его прекрасно видело и давить не собиралась. Но Никтошка, разумеется, об этом не подозревал. Он бежал и на полном ходу врезался в коротышку, который стоял и жевал травинку, удивленно прислушиваясь к Никтошкиным крикам. Никтошка бежал так быстро, что когда он наскочил на малыша, оба кубарем покатились на землю. Никтошка вцепился руками в матросский бушлат Вруши – а это был он, – и, изо всех сил держась за коротышку, замер, жадно вдыхая воздух. Он никак не мог отдышаться. Вруша широко раскрытыми от удивления глазами смотрел на Никтошку и ничего не говорил.

– О! – сказал наконец Никтошка, – О!

Больше он ничего не мог сказать. Некоторое время оба молчали. Никтошка никак не мог отдышаться – так он быстро бежал, а Вруша, как деревенский житель, не любил зря разговаривать с неизвестными. Наконец он отцепил от своего бушлата Никтошкины руки, поднял его с земли и поставил на ноги.

– Ты кто такой? – спросил он.

– Никтошка, – сказал Никтошка, протянув руку незнакомцу.

– Правдюша, – ответил Вруша, пожимая руку.

– Я наткнулся на корову… она пошла прямо на меня…

– Ну и что?

– Она могла меня задавить.

– Корова даже муравья никогда не задавит. Никтошка замолчал.

Потом он сказал:

– Это не потому, что я испугался. Это от неожиданности.

– Да? – недоверчиво спросил Вруша.

– Я был далеко… я услышал, что коровы мычат, и побежал.

– Зачем же так бежать, они все время мычат.

– Да нет, не в этом дело.

– А в чем же?

– Я заблудился.

– А, вот оно что. Так ты услыхал коров и нашел дорогу?

– Никтошка кивнул.

– Тогда понятно. Есть хочешь?

Никтошка сильно закивал головой. Он очень хотел есть. Вруша вытащил из кармана краюху хлеба и протянул Никтошке. Никтошка набросился на хлеб с такой силой, что Вруша невольно сделал шаг назад.

– Ты что, голодный, что ли?

– Му-гу, – промычал Никтошка, чувствуя, что ему нужно есть помедленнее, чтобы не подавиться.

– Ну пойдем скорее, я тебя накормлю.

Вруша свистнул коровам, и они пошли сами куда надо, – коровы у братьев были обученные. А Вруша с Никтошкой двинулись к дому братьев.

– Не спеши так, подавишься, – сказал Вруша. Никтошка ничего не ответил, продолжая съедать хлеб.

– Борщ хочешь? – спросил Вруша. – Мой брат с утра приготовил, надо только разогреть.

Никтошка кивнул.

– Сыр будешь?

– Угу.

– Молоко?

– Гу.

– Гриб жареный?

Никтошка глядел на Врушу такими голодными глазами, что тот подумал: если этого коротышку сейчас не накормить, он его самого на части разорвет и съест. Вруша пошел быстрее, и через несколько минут они оказались на крыльце большого деревянного дома. Никтошка не помнил, как он добрался до стола. Он только в какой-то момент понял, что сидит перед огромной глубокой тарелкой и хлебает из нее суп огромной деревянной ложкой.