Текст книги "Монстр (СИ)"

Автор книги: Лена Летняя

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 16 страниц) [доступный отрывок для чтения: 6 страниц]

– Ты бы не остановился? Даже если бы понял, что ритуал действительно меня убивает? Принес бы меня в жертву? Ради чего? Чего ты хотел добиться? На что ты рассчитывал?

Маркус вновь хотел съязвить в ответ, но вновь что-то – или кто-то, живущий в его голове с момента создания, – остановило его, и он признался, неотрывно глядя ей в глаза:

– В чем я не лгал, так это в том, что хотел помочь Лине. Химера подавляет ее, рано или поздно сотрет. Она станет ящерицей, как и ребенок, которого она носит. Я просто хотел остановить это. И да, ради этого ребенка я убил Рантор и убил бы тебя, если бы потребовалось. И если бы мне дали возможность.

– Почему? Кто для тебя этот ребенок?

Теперь она заметно дрожала, Маркус видел это. Как видел собирающиеся в глазах слезы. Ей было обидно. Нет, хуже: ей было больно, и у нее не получалось это скрыть. Ее невозмутимость разваливалась на части, чего он и хотел добиться с того момента, как она вошла. Но почему-то он не испытывал триумфа, победив ее.

– На этот вопрос ты тоже знаешь ответ, – мягко ответил он. Точно так, как сделал бы тот, другой. – Это мой ребенок. И я был готов на все, чтобы защитить его. Я принес бы любые жертвы. Если это делает меня монстром в твоих глазах, то подумай, хорошо ли ты знала человека, которого так искренне любила все эти годы, память о котором так бережно хранила. Потому что ради своего ребенка он поступил бы точно так же.

Она резко втянула в себя воздух. Вдох оказался больше похож на всхлип, поэтому Нелл поспешно повернулся и почти выбежала из переговорной, захлопнув за собой дверь с такой силой, что было непонятно, как стекло не треснуло. Не иначе было зачаровано.

Глава 11

Я толком не знала, зачем пошла с ним говорить сама. Антуан отговаривал, аргументируя это тем, что мне нужно отдохнуть после неудавшегося ритуала, но я понимала, что была и другая причина. Он не верил, что я справлюсь. И оказался прав. Почти.

Наверное, мне просто нужно было еще раз встретиться с Маркусом, посмотреть в его глаза. Не с твердого ритуального ложа, а сидя за одним столом лицом к лицу. Посмотрела. Как я сразу не заметила, что у него совсем другой взгляд? Или он так умело притворялся? Или я так отчаянно хотела верить? Конечно, последнее было самой верной причиной. Я слишком хотела верить в чудо.

Я знала, что теперь меня ждут в другой переговорной, из которой Берт, Маль и Антуан наблюдали за нашим с Маркусом разговором. Предстояло решить, что делать дальше. И с ним, и с Линой. Но я позволила себе зайти к своему двойнику прежде, чем идти на совещание. Сегодня уже ничто не могло разбить мне сердце сильнее, чем оно было разбито. Существуют пределы боли, которую человек может чувствовать. Сегодня я шагнула за этот предел, а потому собиралась этим воспользоваться. Мне нужно было поговорить и с Линой тоже. Лучше всего было сделать это сейчас.

Она, конечно, снова находилась в своей палате. Даже не переоделась после ритуала, сидела в той же длинной свободной робе из грубой ткани. Я свою сняла сразу, как только выбралась из ритуального зала.

Когда я вошла, она лишь скосила на меня глаза, но позу не сменила, осталась сидеть на узкой койке, стоявшей у стены, обхватив руками колени. Вероятно, она все еще была под действием успокоительного, а потому так безучастна.

Я села рядом с ней и даже смогла заставить себя улыбнуться.

– Как ты?

Лина пожала плечами.

– Как я могу быть? Все так же. Только… – она замолчала, подбирая правильные слова. – Пожалуй, менее оптимистично. Знаешь, я правда думала, что этот ритуал поможет. Он был так уверен в этом, что и я поверила.

– Маркус?

Она кивнула.

– Может быть, ритуал и помог бы, но чуть раньше, – объяснила я. – Или если бы ты не была беременна вовсе.

– Пока я не забеременела, мы не думали о побеге, – призналась Лина. – И даже не знали, что я теряю себя.

Я тяжело сглотнула, глядя на нее. Мне не хотелось углубляться в эту тему, не хотелось слышать о том, как она жила, о ее отношениях с Маркусом, об их ребенке, но моя работа состояла в том, чтобы добывать информацию. Все возможные крупицы, которые помогут составить максимально объективную картину, провести анализ и сделать выводы. Поэтому я спросила:

– Твоя беременность – часть эксперимента?

Лина отрицательно покачала головой.

– По крайней мере, мне показалось, что Рантор удивилась, когда узнала. Но как еще все могло закончиться? Я была одна почти год. Потом появился Маркус, и нас стало двое. А ты же знаешь, как я к нему отношусь. – Она посмотрела на меня, и я впервые обратила внимание не на вертикальные зрачки, а на то, что радужка у нее такого же цвета, как и у меня. И на то, сколько печали в ее взгляде. – У меня это от тебя.

– Но он не тот Маркус, которого знала я, – не удержалась я от возражения. – Совсем не такой.

На ее губах появилась слабая улыбка.

– Ты ошибаешься. Он похож на него гораздо больше, чем ты думаешь. Поверь, я знаю, о чем говорю. Ведь в каком-то смысле я знала обоих. Ты просто пока не понимаешь, каково это. Что значит быть нами.

Мне пришлось еще раз сглотнуть, чтобы пропихнуть ком, вставший в горле, и проглотить собственное желание свернуть разговор и сбежать. Я коснулась руки Лины и предложила:

– Тогда расскажи мне. Ты ведь хотела поговорить.

Она не заставила просить себя дважды. Поначалу рассказ давался ей тяжело. Она путалась и с трудом подбирала слова. Мне хотелось думать, что в этом тоже было виновато успокоительное, но могла быть и другая причина. Через несколько минут, заметив, что я внимательно слушаю, Лина воодушевилась и принялась говорить быстрее, эмоциональнее.

Она рассказывала о том, как впервые пришла в себя в лаборатории Рантор, как долго не верила в то, кто она. Даже увидев глаза ящерицы, считала, что это какая-то ошибка. Или проклятие. Или трюк. Лишь увидев видеозапись, на которой была я, продолжавшая жить ее жизнью, приняла это и смирилась.

– Потребовалось время, чтобы прийти в себя, – с кривой улыбкой призналась она. – Но со временем я выстроила вокруг себя новую реальность. Ту, в которой я была не собой, а собственной копией. Нелл номер два. И в этой новой реальности я больше не хотела вернуть себе прежнюю жизнь. Я просто стала мечтать о жизни. О том, что однажды выберусь отсюда, – она обвела выразительным взглядом палату. – Смогу снова гулять по улицам, ходить по магазинам, покупать по дороге на работу кофе в кафе. Встречаться с друзьями, может быть, даже дружить с тобой. У меня… и у тебя никогда не было братьев и сестер, но мы могли бы, наверное, притвориться… Я не знаю, это была просто фантазия…

Она смутилась, махнула рукой и на какое-то время замолчала. Я терпеливо ждала, когда она продолжит, не подталкивая скорее потому, что боялась выдать голосом собственное волнение. Сохранять невозмутимый вид было проще, чем контролировать голос.

– Потом появился Маркус, – продолжила она наконец. – Я знала, что он другой. Не тот, кого знала ты, но и не такой, как я. Не совсем такой. Рантор говорила, что он получился лучше, что надо было сразу брать мужчину. Маркусу пришлось сложнее. У него обычные глаза и нет прототипа, который можно было бы ему предъявить. Он долго был уверен, что он настоящий, что его похитили, что его обманывают. И только способности к регенерации и тесты ДНК, к которым Рантор его допустила, убедили его. Он тоже был очень подавлен. Но я помогла ему адаптироваться, помогла принять нового себя. Он был благодарен… Потом у нас как-то все завертелось… – она виновато пожала плечами, словно увела у меня жениха. – Понимаешь, у нас ведь никого не было… Кроме друг друга. Потом выяснилось, что я беременна. И вместе с этим началось это…

– Что именно?

Лина нахмурилась и посмотрела на собственные руки так, словно видела их впервые.

– Рантор называла это «подавлением». Природа хамелеона оставалась стабильна довольно долго, но потом начала стремиться к доминированию. Я стала чаще выходить из себя. У меня и раньше случались приступы неконтролируемого гнева. Я замечала, что мне стали проще даваться некоторые вещи… – она отвела взгляд в сторону, и я заподозрила, что бой с охранником, который я видела, был не единственным. – Но теперь я порой уже не могла остановиться, даже если требовалось. И вместе с тем я начала хуже соображать, стала заваливать тесты на логику. Начала деградировать.

Она снова криво усмехнулась, но ее лицо тут же исказилось, словно она собиралась заплакать. Но Лина удержалась от этого.

– Мы с Маркусом понимали, к чему идет дело. Оставалось загадкой лишь одно: сохранит ли Рантор мне жизнь до родов, чтобы исследовать потом и ребенка тоже. Или она утилизирует нас обоих. Маркуса Рантор обучала магии, чтобы понять, способен ли он к этому. Поэтому он начал искать способ помочь мне в этой области. А заодно планировал побег. Он сбежал первым, потом натравил Корпус на Рантор. Он убил ее, чтобы она не продолжила свои бесчеловечные эксперименты, и после этого я должна была сбежать вместе с ним. Но я подвела его. Сказала, что не хочу всю жизнь бегать. И осталась ждать вас. Ждать тебя.

Она снова посмотрела на меня, и на этот раз в ее взгляде была тревога.

– И вот теперь мы с ним снова пленники, только теперь уже в другой лаборатории. Что с ним будет? И что вы будете делать со мной?

Я постаралась улыбнуться ей. Внутри меня ворочалось что-то большое, холодное и колючее, раздирающее внутренности. Мне хотелось закричать, напиться до потери пульса, уснуть и, проснувшись, узнать, что все это было жутко реалистичным кошмаром. Но я не могла себе этого позволить. Я решила, что сделаю все перечисленное, когда вернусь домой и останусь одна, а пока меня ждали в переговорной на совещании, где мне предстояло отчитаться о своих интервью. Сделать выводы и дать рекомендации.

– Я пока не знаю, что и как будет, – честно призналась я. – Не знаю, что мы для вас можем сделать. Но благодаря тебе, я теперь знаю, на чем буду настаивать.

Глава 12

– Ты молодец, Нелл, – Антуан встретил меня теплой улыбкой, несмотря на то, что я заставила всех ждать на добрых полчаса больше. – Хорошо держалась. В обоих разговорах.

Я поняла, что за моей беседой с Линой тоже наблюдали. Это было вполне понятно и логично, поэтому я только кивнула, принимая похвалу, и заняла свое место за столом рядом с Бертом. Напротив нас сидели Маль и Фрай, узнавшие о Маркусе случайно. Антуан восседал во главе стола.

– Итак, – начал он, когда я устроилась и замерла глядя прямо перед собой. – Нам предстоит принять нелегкие решения. У нас есть две химеры… два гибрида, созданных из хамелеонов и из людей… весьма нам дорогих. Они оба сильны и опасны и вместе с тем – нестабильны. Как минимум Лина. Маркус демонстрирует хладнокровие и жестокость. Лина к тому же беременна, и только богам сейчас ведомо, чем будет ее ребенок. Мне кажется, что однозначно верного решения здесь не существует. Мы в лучшем случае можем выбрать меньшее из зол, поэтому я готов выслушать ваши аргументы.

– Что касается этой девушки – Лины, то я не вижу способа помочь ей, не погубив Нелл, – первым высказался Фрай. – По крайней мере, ритуал применять слишком поздно.

– На ваших ритуалах свет клином не сошелся, – фыркнула Маль. – У меня пока мало данных, но я уверена, что можно будет попытаться переломить природу Лины, используя биоматериал Нелл. Возможно, обширное переливание крови или пересадка костного мозга справится лучше ритуала.

–  Вопрос в том, должны ли мы ей помогать, – возразил Берт, опасливо косясь на меня. – Я ей, конечно, сочувствую, сотворенное Рантор – просто ужасно. Но не должны ли мы просто отпустить ситуацию? Не пытаться и дальше изображать богов, а просто дать природе сделать свое дело. Если Лина деградирует до состояния хамелеона, то у нас не останется вопросов, как поступать дальше.

– Не помочь ей остаться собой – то же самое, что убить, – возразила я. – Возможно, убить быстро – даже гуманнее.

– Ты предлагаешь побороться за нее? – уточнил Антуан, и по его тону я не смогла понять, поддерживает он это желание или осуждает его.

– Она жертва обстоятельств, это очевидно, – я уверенно посмотрела на него, хотя выдерживать пытливый взгляд оказалось нелегко. – Она никому не желает зла, мечтает лишь о том, чтобы жить спокойно, растить ребенка и никого не трогать. Для чего бы ее ни создали, к чему бы ее ни готовили, она может стать обычным человеком. Да, с генетическими отклонениями, но разве мы уничтожаем тех, кто имеет такие отклонения?

– А как быть с убитым охранником? – возразил Берт. – Ты уверена, что она не убьет кого-нибудь еще?

– Закон позволяет гражданам Дарконской Федерации убивать тех, кто напал на них с ножом, – парировала я. – Хочу напомнить, что во время штурма Корпус уничтожил всех «коллег» того наемника, и никто из нас не раскаивается в этом.

Берт повернулся ко мне всем корпусом, стараясь поймать взгляд, который я снова перевела на собственные руки, сложенные на столе.

– И тебя не пугает тот факт, что в мире будет жить твоя копия? Извращенная копия?

Я покачала головой, но не посмотрела на него.

– Меня это тревожит, – признала я, – но не пугает.

– Меня тоже не пугает, – бодро заметил Фрай и улыбнулся. – Я считаю, что одна Нелл – это хорошо, а две – еще лучше. Мир от этого только выиграет.

– Должен признаться, я согласен. – Взгляд Антуана потеплел. Он повернулся к Маль и велел: – Сосредоточьтесь на поиске способа остановить доминирование хамелеона. Для начала – хотя бы сдержать. Если выйдет – обратить.

Брови Маль взметнулись вверх, но она никак не прокомментировала это поручение, только кивнула и почти незаметно покосилась на меня.

– Если будет нужна помощь магического департамента, то мы к вашим услугам, – великодушно предложил Фрай.

– А мы не помешаем вашему грандиозному проекту с Аркой? – с сомнением уточнил Антуан. – Даже я не знаю его деталей, но я слышал, что он очень важен.

Фрай закатил глаза и скорчил такую забавную гримасу, что я против воли улыбнулась.

– Да у нас почти все готово. А вот наши аналитики все пересчитывают. Похоже, нас дернули ощутимо раньше времени. Так что проект грозит перейти в режим ожидания схождения потоков…  – он одернул себя и замолчал. – В общем, у меня есть время.

– Хорошо, тогда с этим решили, – резюмировал Антуан. – Остается Маркус.

– Вы считаете, что к нему должен быть применен другой подход? – на этот раз вслух удивилась Маль.

– Как бы мне ни был симпатичен Маркус Фрост, – печально заметил Антуан, – его копия кажется мне довольно опасным существом. Он убил Рантор. Хладнокровно удавил голыми руками. И он едва не погубил Нелл. Он пришел к нам, лгал, манипулировал…

– Вы же слышали его и Лину, – вмешалась я. – У него были на то причины. Он пытался защитить своего ребенка.

– Это не дает ему право на убийство, – возразил Берт. – Я думал, ты будешь последней, кто станет его защищать. После того, как он едва не угробил тебя!

Я не знала, что на это ответить. Берт был прав: не мне было выгораживать того Маркуса, что продолжал сидеть в маленькой переговорной и ждать. Но что-то во мне изо всех сил сопротивлялось тому, чтобы обречь его не смерть. Если я буду готова поступить с ним так, как он был готов поступить со мной, разве не поставит это нас на один уровень? Разве не будет это означать, что я такой же монстр, как и он?

– У нас нет права судить его и приговаривать, – только и смогла сказать я в ответ.

– Тогда, полагаю, надо передать его правопорядку, – предположил Антуан. – Они имеют право судить и приговаривать. Он убил Рантор и должен за это ответить.

Я лишь удивленно покачала головой, недоверчиво глядя на директора.

– Вы же понимаете, что этого мы тоже не можем сделать.

– Почему? – не понял Берт.

– А кого они будут судить? Они сверят его отпечатки пальцев по базе данных и решат, что он Маркус Фрост, который каким-то образом выжил. Его будут судить, но не как гибрида и химеру. Они будут судить того, из чьего ДНК он создан. Это нечестно. Нечестно по отношению к настоящему Маркусу, к его семье…

– У него не осталось семьи, – вставил Берт. – По крайней мере, близких родственников.

– Все равно. Это нечестно.

– Тогда давайте обнародуем результаты нашего расследования, – предложил Берт. – Скажем, кто он. Что он. Пусть судят его честно, имея всю информацию.

Антуан нахмурился, и по выражению его лица я поняла, что Корпус никогда не допустит этого.

– Мы не можем этого сделать, – отрезал он, подтверждая мою догадку. – Мир не готов к таким потрясениям. Да и не уверен я, что мы имеем моральное право выпускать эту информацию за пределы Корпуса. Представьте, к чему это приведет. Достаточно и того, что мы не знаем, куда делись записи Рантор. Это, скорее всего, означает, что заказчики эксперимента его рано или поздно продолжат. А если мы распространим информацию, то таких экспериментов станет больше. Кто откажется от подобных солдат? Расскажем, кто он, и вместо честного суда этот Маркус получит новый виток исследований и экспериментов. И Лину, скорее всего, тогда ждет та же судьба, как и их ребенка.

– Они оба просто исчезнут в системе, – пробормотала я, снова глядя перед собой. – Их закроют в другой лаборатории и будут изучать, пока не восстановят метод Рантор.

– Нелл, что ты предлагаешь? – сдержанно спросил Антон. – Отпустить его как Лину? Но он преступник, убийца. И оправдания, как у Лины, у него нет…

– Есть, – возразила я, чувствуя, как с каждой секундой выглядеть спокойной удается все с большим трудом. Внутри все дрожало, из-за чего голос звучал выше, чем обычно, и некрасиво срывался. – Он убил такого же преступника. Мы все были согласны, что опыты Рантор – это преступление против человечности.

– Да, но и она заслуживала за это честного суда, – с нажимом напомнил Антуан. – А не ликвидации.

– Как и он! Он тоже заслуживает честного суда, но мы уже поняли, что он его не получит. И это замкнутый круг. Но Рантор начала это все, а не он. Он, может быть, и убийца, но он все равно человек и заслуживает того, чтобы с ним обращались как с человеком, а не как с подопытным животным.

– Технически он не совсем человек, – попытался возразить Берт, но я метнула на него такой взгляд, что он смущенно опустил глаза и замолчал.

– А по мне, так он очень похож на человека.

– Не в этом ли проблема, Нелл? – строго спросил Антуан. – В том, что он похож на вполне конкретного человека? Ты защищаешь этого Маркуса или просто надеешься, что он сможет стать тем, которого мы потеряли?

– Он не просто на него похож, – неожиданно для самой себя огрызнулась я. – Технически, – я выразительно посмотрела на Берта, – частично он действительно и есть тот человек. Это его ДНК, его воспоминания, его личность. Он ничуть не меньше Маркус Фрост, чем Лина – я. А может быть и больше.

Я понимала, что вероятность этого ничтожна. Продолжать развивать мысль не стоило, но на меня уже вопросительно смотрели четыре пары глаз, поэтому пришлось озвучить этот вариант:

– Лина сказала, что Маркус другой. Не такой, как она. Более совершенный, более стабильный. У него человеческие глаза и, вероятно, ему не грозит деградация. Но почему? Мы не знаем, потому что материалы Рантор похищены, но Лина натолкнула меня на интересную мысль. В отличие от нее, у Маркуса нет живого прототипа. Это совпадение? Или просто его делали действительно иначе? Скажем, не использовали тело хамелеона, придав ему потом человеческие свойства, а сделали наоборот?

– Использовали тело Маркуса и кровь хамелеона, чтобы создать гибрида? – в голосе Берта послышался ужас.

– Это невозможно, – покачал головой Антуан. – Маркуса застрелили и взорвали…

– Но могли ведь и вытащить порталом за секунды до взрыва, – напомнил Берт. – Как и сказал этот Маркус.

– Но ведь очевидно, что вся история с сообщником – ложь, чтобы обосновать свое чудесное спасение! – не поверил Антуан.

– Но тридцать секунд без записи действительно были, – возразила я. – И останки не были найдены. Мы не можем быть уверены, что это – не тело Маркуса. Что это не он сам, изуродованный экспериментами Рантор. Как мы можем отречься от него, зная, что такая вероятность существует? Мы должны попытаться ему помочь. В память о том, кем он был. И даже если это не так… Маркус Фрост был лучшим из людей, кого я знала. Он был внимательным, заботливым, добрым и честным. Если мир украсит вторая я, то представьте, насколько он станет прекраснее, если в нем снова будет он. Если мы сможем подавить в нем агрессию и хладнокровие хамелеона, то мир определенно выиграет от этого.

В переговорной повисла гнетущая тишина. Маль и Фрай, знавшие Маркуса хуже, чем мы втроем, молча переводили взгляды с Антуана на Берта, с Берта на меня и обратно на Антуана. Директор тоже молчал, насупившись. Берт нервно постукивал пальцами по столу. Я непроизвольно задерживала дыхание.

– Что ж, лучше бы твоей теории оказаться правдой, – в конце концов мрачно ответил Антуан. – Потому что если он сделан из хамелеона, то у нас нет прототипа, чья кровь или костный мозг сможет подавить его. Я согласен с тем, что мы не можем его просто ликвидировать. И не можем передать правопорядку. Но и отпустить его прежде, чем мы убедимся в том, что он не опасен, я не могу. Надо продолжать исследования.

Я облегченно выдохнула, откинувшись на спинку стула. Маркусу это едва ли понравится, но по крайней мере теперь у него появлялся шанс. И что-то внутри меня считало это правильным.

Или как минимум меньшим из зол.

Глава 13

В тот день я опять вернулась домой поздно. Сил на то, чтобы поорать и напиться к тому моменту не осталось. Я смогла только немного пореветь в подушку, но потом пришлось все-таки встать и пойти готовить себе ужин. Несмотря на все волнения последних двух дней, есть хотелось нестерпимо. Спать тоже, поэтому перед сном пореветь еще немного не удалось: я уснула, едва моя голова коснулась подушки.

Утром шел дождь, и я не могла понять, от чего голова болит больше: от перемены погоды, от непрошедшей усталости или от так и не выплеснувшихся толком эмоций. С этого дождя и головной боли и началась неделя моего личного ада.

Мне приходилось встречаться с Линой каждый день. Сразу стало понятно, что после общения со мной она успокаивается и у нее лучше получается контролировать себя. В противном случае она начинала кидаться на охрану и громить палату. Объясняла потом, что это сильнее нее и она не может удержаться.

– Как помутнение находит, – виновато бормотала она. – В лучшем случае я словно наблюдаю за этим со стороны. В худшем – вообще отключаюсь и даже не помню ничего.

Тесты на логическое мышление, которые мы с ней проходили параллельно, тоже подтверждали, что ее интеллект сдает позиции. Но память пока оставалась нетронутой: она продолжала поражать меня воспоминаниями, которые у меня самой или совсем стерлись, или очень сильно потускнели.

Мы исследовали и документировали все заново, потому что записи Рантор как сквозь землю провалились. Никто не мог найти никаких следов. У меня лично создалось впечатление, что эти документы просто-напросто изъяли. И сделало это наше же руководство. По собственной инициативе или по инициативе властей. Мы ведь лишь подозревали, что у Рантор в Корпусе остался сообщник. Но что если это был не сообщник, а могущественный покровитель? Что если Рантор начинала свои исследования не как подпольный проект для «левого» заработка, а по прямому приказу? Корпус проводил много спорных исследований и экспериментов как в области науки, так и в области магии. И, конечно, на их пересечении.

Стоило мне один раз озвучить эту догадку, Берт так выразительно посмотрел на меня, что я решила больше не произносить ничего подобного вслух. И даже не думать об этом, хотя второе у меня не получалось. Но я очень старалась сосредоточиться на работе, которая требовала много душевных сил и времени.

Общаться с Линой было непросто. Нет, меня больше не пугало то, кто она. И я не испытывала к ней ни ненависти, ни ревности. Умом я понимала, что в сложившейся ситуации она виновата в последнюю очередь, что она жертва обстоятельств и ее можно только пожалеть.

Это преследует меня всю жизнь: я слишком быстро осмысливаю ситуацию, подавляя эмоциональную реакцию. Я легко смотрю на все с разных точек зрения, ставлю себя на место других. Препарирую факты, разбираю детали и собираю их в общее заново. Это делает меня хорошим аналитиком, но, боже, как же это мешает жить!

Я хотела бы просто возненавидеть Лину. Убедить себя в том, что ее существование противоестественно, что она угроза, что она монстр. И потом поступить так, как у нас было принято поступать с потенциальными угрозами: избавиться. Но я не могла этого сделать. Против этого восставали и логика, и этика. И даже мои чувства. Мои чувства к Маркусу, которые требовали спасти жизнь его копии, найти в химере то, что осталось от человека, которого я любила, и сохранить это.

Мозг против воли искал наиболее правильный вариант развития ситуации и заставлял стремиться к нему, пусть даже этот вариант делал меня абсолютно несчастной. Ведь он предполагал, что Лина и Маркус должны быть максимально «очеловечены», обрести свободу и остаться вместе, растить общего ребенка, а я – смотреть на них со стороны до конца моих дней, зная, что вот так могло бы быть у меня с настоящим Маркусом. Если бы он был жив. Говорят, что знать наверняка, как все сложилось бы, – это самое страшное проклятие. Пожалуй, я с этим согласна.

Маркус, в отличие от Лины, сотрудничать не пытался и облегчить нам задачу не стремился. После того, как его поместили в такую же палату временного содержания, как и Лину, он практически перестал с нами общаться. Он безропотно позволял брать любые анализы, но все, что требовало активного участия с его стороны, заканчивалось, не начавшись. После нашего с ним разговора, он больше не включался в интервью, мог разве что огрызнуться. С ним пытались беседовать даже Берт и Антуан, но их попытки провалились точно так же, как и мои. Пока мы не знали, как пробить эту стену. Но у него хотя бы не случалось приступов неконтролируемой агрессии, он вел себя абсолютно спокойно. Даже слишком спокойно, отчасти меня это настораживало.

Через неделю исследований, под конец рабочего дня, Антуан пригласил меня к себе в кабинет. Я немного удивилась тому, что он решил поговорить со мной лично. Обычно мы общались или на общих совещаниях, или в присутствии Берта.

Основное освещение в кабинете было выключено, темноту разгонял лишь свет настольной лампы и приглушенной подсветки на стенах. Сам Антуан выглядел уставшим и как будто заметно состарившимся. Обычно, несмотря на возраст, он умудрялся держать спину довольно прямо, а сегодня заметно сутулился.

В его кабинете помимо рабочего стола был небольшой круглый стол для совещаний, за которым могло спокойно уместиться шесть-семь человек. За этим столом он меня и ждал, хотя вполне мог усадить в кресло посетителя. Видимо, сегодня он не хотел от меня отгораживаться, поэтому указал на соседний стул. На столе перед ним стояло два невысоких стакана с широким дном и початая бутылка виски. Судя по тому, что он даже не спросил меня, хочу ли я выпить, разговор предполагался не из легких.

– Маль вынесла окончательное заключение, – сообщил Антуан, когда я взяла стакан и аккуратно понюхала содержимое. – Она считает, что трансплантация костного мозга – лучший шанс для Лины. Фрай составил стабилизирующее заклятие, оно тоже сыграет свою роль. Но чтобы обойтись без ритуала, который нашел Маркус, ты должна стать для Лины донором.

Он замолчал, поднеся к губам стакан и делая большой глоток. Продолжать Антуан не торопился, покатал напиток во рту, прежде чем проглотить, но и тогда не заговорил снова, хотя я и ждала. Ждала, потому что ничего страшного пока не услышала, а он даже не смотрел на меня, как будто ему было неловко за что-то.

– Беременность придется прервать, – наконец добавил он.

У меня в груди что-то екнуло. И мне это не понравилось. Я не собиралась пить, но после этих слов тоже сделала торопливый глоток, чуть не задохнувшись от резкого вкуса.

– Неужели нет варианта сохранить ребенка? – чуть осипшим голосом уточнила я, когда сумела проглотить жгучую жидкость.

– Мы не можем ждать, пока она выносит его и родит. Для этого срок слишком мал, за это время в ней может не остаться ничего человеческого.

– Рискнуть и сделать операцию, не прерывая беременность? – предположила я. – Неужели маги не могут как-то временно обезопасить плод от вредного воздействия лекарств? Не всегда ведь требуется прерывание. Уверена, что Лина предпочтет рискнуть…

– Лину никто не будет спрашивать, – неожиданно жестко перебил Антуан. И наконец посмотрел на меня. Его взгляд сразу сказал мне многое. – Это распоряжение сверху, Нелл. Нам разрешили сохранить жизнь Лине, раз она разумна и может быть человечна. Нам, скорее всего, даже разрешат сохранить Маркуса, если мы сумеем доказать, что он не опасен. И если он действительно неопасен. Но чем будет их ребенок – никто не знает. Опять же, срок слишком мал, чтобы делать выводы. А рисковать сейчас, чтобы через полгода получить монстра, которого все равно придется ликвидировать, никто нам не позволит. Да и нужно ли это? Будет только тяжелее. Лучше сейчас сказать ей, что нет другого варианта. Через полгода она уже оправится от этого.

У меня внутри все горело, но я сделала еще один большой глоток, на этот раз громко закашлявшись. Но я ведь уже неделю мечтала напиться. Не стоило упускать шанс. Тем более я быстро сложила «два» и «два», получив «четыре».

– Вы хотите, чтобы ей об этом сказала я? Чтобы я ее убедила?

Антуан кивнул.

– Она доверяет только тебе. И только если это будет исходить от тебя, у нас есть шанс, что все пройдет гладко.

– Даже если она послушает меня, она мне этого не простит, – заметила я, глядя на коричневую жидкость в стакане. – Я обещала, что мы поможем ей. Она отказалась бежать с Маркусом и остановила его ритуал, думая, что я смогу защитить и ее, и ее ребенка.

– Но мы не можем этого сделать!

Антуан сумел поймать мой взгляд и зафиксировать на себе.

– Понимаешь? Иногда ситуация складывается так, что невозможно спасти и мать, и ребенка. В таком случае приоритет принадлежит жизни матери. Это закон, между прочим.

– А по какому закону еще не родившегося ребенка лишают шанса на жизнь только потому, что боятся того, кем он окажется?

Наверное, после недели напряженной работы, недосыпа, нервов и эпизодического питания крепкий алкоголь слишком быстро ударил мне в голову, иначе я бы не осмелилась задать этот вопрос. По крайней мере, не в такой формулировке и не в таком тоне.

На мое счастье, Антуан не разозлился. Только печально улыбнулся и пополнил свой почти опустевший стакан.