Текст книги "Чертовы котята"

Автор книги: Леена Лехтолайнен

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 22 страниц) [доступный отрывок для чтения: 9 страниц]

12

– Валентин, какого черта ты здесь делаешь? – по-русски воскликнул Юрий, но я его поняла.

– Приехал навестить своего старого друга Юсси. Против меня ведь нет никаких обвинений! Да, собственно, откуда им взяться-то? Я чист, как слеза младенца, ведь я, в отличие от тебя, не имею ни малейшего отношения к похищению депутата. Знать про это ничего не знаю. Даже теперь, когда Борис Васильев отошел в мир иной, ничто мне не мешает когда угодно съездить в соседнюю страну. А ты, дружок, видимо, обосновался здесь навсегда.

Паскевич говорил по-английски, пристально глядя на Юрия. На меня он вообще не смотрел. При нашей последней встрече на голове у меня был светлый парик, на лице – тонна косметики, а на теле – очень мало одежды. Я не боялась Паскевича, а Юрий, судя по виду, жаждал врезать ему как следует и убежать.

– Юрий, ты надул меня и обманом захватил мой «ягуар». Если удача улыбнется тебе и на этот раз, можешь оставить себе не только машину, но и револьвер, – заявил Макконен.

– Я не обманывал! Ты же сам проверил оружие до того, как я выстрелил!

– Это твой пистолет! И ты знаешь, как повернуть барабан, чтобы пуля наверняка осталась внизу.

– Ты врешь! Это была честная игра! И «ягуар» мой по праву!

– Юсси, оставь его в покое. Парень просто трус. Продай ему оружие. Отделаемся от него поскорее и займемся своими делами. Во сколько придут девочки?

Видимо, Паскевич не извлек никаких уроков из истории в Бромарве и по-прежнему увлекался продажными женщинами.

– А ты, похоже, примерная девочка и предпочитаешь слюнтяев и маменькиных сыночков. – Он снова повернулся ко мне.

Я не верила своим ушам: неужели Юрий играл в русскую рулетку? Он явно не тот человек, который пойдет на смертельный риск без уверенности в успехе.

Юрий было замахнулся на отца, но в последний момент сдержался.

– Хорошо, я сыграю, – произнес он внезапно севшим голосом. – И не мечтайте, что я испугаюсь.

– Отлично, – медовым голосом произнес Макконен и продолжал, достав из шкафа патроны: – Предлагаю пройти и выпить виски. В игровой комнате уютнее. Дамы вперед! – И он слегка поклонился, сделав приглашающий жест.

Двери оружейной комнаты были обиты железом, и на мгновение я почувствовала себя, словно узник в каземате.

Как должна себя вести примерная девочка, в качестве которой Юрий представил меня Макконену? Наверное, чтобы хорошо сыграть роль, надо начать трястись от ужаса и уговаривать Юрия не делать глупостей. Меня раздражала болтающаяся под мышкой пустая кобура, но я улыбнулась, стараясь это скрыть.

Но вдруг Паскевич все-таки меня узнает? В свое время я охраняла его подругу Аниту Нуутинен после того, как она жестоко кинула его в их совместном бизнесе, а Юрий железным прутом перебил колено ее предыдущему телохранителю. Обманутый Паскевич организовал слежку за Анитой, так что волей-неволей я тоже попала тогда в поле его внимания.

Посреди просторной игровой стоял большой бильярд, возле одной стены располагался карточный столик и четыре стула, возле другой – пара кожаных кресел и журнальный столик с тяжелой стеклянной пепельницей. В углу скалилось чучело волка.

Я села в кресло, пряча лицо в тень, постаралась расслабиться, выровнять дыхание и заглушить в душе голос Майка Вирту, убеждающий меня прекратить это безумие. Паскевич взял кий и пару раз ударил по шарам. По вине Юрия Паскевич в Бромарве перенес унижение и теперь хотел взять реванш. Даже ценой человеческой жизни.

– К счастью, у меня в паспорте стоит полугодовая шенгенская виза. Поэтому, как только Юсси позвонил и сообщил, что существует возможность увидеться с сыном, я прыгнул в Питере в поезд и приехал сюда.

При слове «сын» Юрий вздрогнул. Он унаследовал от матери бледную кожу и темные волосы, а от отца – глубокие синие глаза. Их походка и манера двигаться были похожи. Часто близкие родственники даже не осознают, что являются зеркальным отражением друг друга.

– Ты здорово подвел меня в прошлый раз, – продолжал Паскевич. – Неужели отцовская любовь для тебя ничего не значит?

На самом деле Паскевич был просто трусом и игроком, но не следовало недооценивать его влияние на Юрия.

Так хорошо или плохо, что я присутствую при их разговоре? Разумеется, Юрий стремился достойно выглядеть в глазах отца, однако не менее он стремился произвести впечатление и на меня. Адская смесь смертельной ненависти к отцу и сексуального влечения к женщине. В истории это сочетание породило массу трупов.

Макконен покрутил на пальце револьвер, уселся за карточный столик и открыл барабан.

– Одной пули хватит. Надо оставить мальчику шанс.

– Кто начнет? – медленно, словно с трудом спросил Юрий.

– Что ты имеешь в виду? – поднял брови Паскевич. – Это игра для одного, если, конечно, твоя девушка не изъявит желания присоединиться. Кстати, ты ее толком не представил. Напрасно я пытался сделать из тебя воспитанного человека. Да и в отношении женщин у тебя дурной вкус.

Пусть болтает, охраннику не до таких мелочей. А в данном случае мне приходилось взять защиту Юрия на себя. Майк Вирту как-то говорил: иногда надо иметь смелость, чтобы не ввязаться в драку.

– Это нечестно! – воскликнула я, всплеснув руками. – Или все должны играть, или никто!

– Нет, Канерва, здесь у нас свои правила, – ответил Макконен, нацелив на меня револьвер.

– Вы не можете заставить Юрия, – продолжила ныть я, но Паскевич лишь рассмеялся.

– Ну надо же, теперь этого подонка защищает какая-то баба. А он не рассказывал тебе, что только ленивый не дает ему под зад? И не счесть, сколько раз он получал трепку от женщин. Парень просто жалкий болтун, который почему-то воображает себя великим художником, хотя на самом деле даже не окончил архитектурного училища.

– Да, не окончил, поскольку ты вынудил меня заниматься своими грязными делишками! – крикнул Юрий надтреснутым голосом.

Паскевич опять рассмеялся. Я была готова дать ему в морду, чтобы напомнить, как он сам получал от женщин: как его кинула Анита Нуутинен и как он сидел перед Сьюзи в мокрых штанах. Но пришлось сделать над собой усилие и сдержаться. У меня не было оружия. Под облегающим свитером Паскевича явно не скрывалась кобура, но Макконен держал револьвер. Черт возьми, до этой встречи мне следовало выяснить у Юрия всю подноготную этого типа!

– Не смущайся, мой мальчик. Покажи, на что способен. Юсси, револьвер в порядке? – издевательски произнес Паскевич. – Хорошо, что ты пришел не один. Если тебе не повезет, девушка позаботится о теле. Присядь, Юрий. Не волнуйся, а то еще рука дрогнет. Давай, присаживайся за стол. – Паскевич вытянул кий, слегка коснувшись сына. – Юсси, заряди-ка лучше две пули. Мне нравится соотношение один к трем.

– Ты уверен? – с сомнением спросил Макконен. – Ну да ладно, в море места хватит. У нас готова прорубь.

Он снова крутанул барабан и зарядил его еще одной пулей.

Юрий молча смотрел на пистолет. Затем подошел к столу. В опасной ситуации у человека сужается поле зрения, и он видит только жизненно необходимое. Кажется, Юрий забыл о моем присутствии. Макконен протянул ему револьвер рукояткой вперед, Юрий взял оружие. Господи, пожалуйста, пусть пистолет не выстрелит! Пожалуйста, прошу, пусть там не будет пули! Я скрестила руки на груди и сжала пальцы так, что они громко щелкнули. Паскевич стоял, опершись о бильярдный кий и не сводя глаз с сына. Его зрачки расширились, будто у взявшей след гончей собаки. Макконен вытер пот со лба, словно устал держать револьвер.

Юрий сидел, я видела только его профиль. Такое же безжизненное выражение лица у него было за несколько секунд до того, как он выстрелил в Мартти Рютконена. Он поднес пистолет к виску. Пожалуйста, не стреляй. Лучше потерять лицо, чем жизнь. Часы на стене громко тикали, быстро отсчитывая последние секунды.

Послышался сухой щелчок – холостой выстрел. Еще мгновение, и сердце, казалось, выскочит из груди. Юрий недоуменно заглянул в темный глазок дула, затем протянул оружие Паскевичу.

– В барабане еще две пули. Две из пяти. Теперь твоя очередь, Валя, ты же человек чести!

Макконен сделал движение, чтобы подняться, но не успел: я швырнула ему в голову тяжелую пепельницу, и он снова осел. По его лицу текла кровь, но он не осмеливался поднять взгляд, боясь, что осколки попадут в глаза.

– Пойдем, – сказала я Юрию.

Он взглянул на Паскевича: тот продолжал стоять в прежней позе. Как же мне хотелось его ударить! Но я сдержалась.

– Никогда больше не хочу тебя видеть, – сказал Юрий, проходя мимо отца. – Оставь меня в покое и больше не пытайся найти!

– Это не тебе решать, – ответил Паскевич, но по его глазам я видела, что он потрясен происходящим.

– Юрий, ну, пойдем же! – Я попятилась к двери.

Парень шел за мной, не сводя дула пистолета с Паскевича. Макконену наконец удалось вытащить из кармана носовой платок и вытереть кровь с лица. Я закрыла за собой обитую железом дверь и задвинула засов. Разумеется, это не сильно помешает Макконену и Паскевичу выбраться, ведь в комнате была еще дверь – на веранду. Но все же пару секунд мы могли выиграть.

К счастью, по дороге до машины нам никто не попался. Оглянувшись, я заметила лишь чучело большой птицы, укрепленное на крыше дома.

– Поведи ты, пожалуйста. – Юрий отдал мне ключи.

Я распахнула перед ним дверь машины, затем села сама. Юрий плюхнулся на сиденье, не стряхнув грязь с ботинок, задумчиво покрутил в руках пистолет, затем разрядил его и небрежно, словно мусор, бросил назад. Я сняла темные очки, стащила парик и взъерошила собственные волосы. Я чувствовала, что вспотела. Взглянула в зеркало: на зубах остались следы красной помады, значит, от страха я кусала губы.

– Пристегни ремень, – сказала я Юрию.

Он взглянул на меня, словно не верил своим ушам, затем послушно пристегнулся.

Сказать было нечего. Юрий тоже молчал, откинувшись на подголовник и закрыв глаза. Смеркалось, начался дождь. Я повернула с трассы на запад, размышляя, что же теперь делать.

Юрий открыл глаза лишь на перекрестке, на повороте к Масала. Оглянувшись по сторонам, он сообразил, что мы едем не в квартиру на Бульваре.

– Куда сейчас?

– Давай заедем в Лэнгвик, у меня там одно дело. Скажем потом, что кино оказалось длинное.

Я старалась не нарушать правил, хотя на пустой дороге сложно было придерживаться скорости шестьдесят километров в час. Когда мы свернули с трассы на проселочную дорогу, дождь усилился и даже дальний свет не улучшил видимости. У ворот я набрала код, во дворе зажглись фонари. Подъехала ко входу в ателье.

– Пойдем, – сказала я Юрию. – Надеюсь, у тебя ключи с собой?

– Что тебе там надо?

– Сейчас увидишь.

Я поддержала его за локоть, приглашая зайти, зажгла свет и тут же снова погасила. Быстро разложила диван и усадила Юрия.

– Я ничего от тебя не жду. Просто хочу, чтобы ты расслабился.

Поцеловала его в щеку, сняла пиджак и принялась расстегивать рубашку. Уложила его на спину, стащила ботинки, носки и брюки. Встала возле дивана на колени и принялась целовать его в губы, лоб, виски, шею, гладить по голове и щекам. В полумраке его белая кожа казалась особенно тонкой, почти прозрачной, мои руки блуждали по его голове, затылку, острым ключицам. Я потрогала соски, осторожно провела по ним языком, опустила руку вниз и почувствовала, как он возбужден. Полностью раздела его, и скользнула по телу вниз, приникла ртом к возбужденной плоти. Юрий схватил меня за волосы, входя со мной в один ритм. Я чувствовала странное счастье, слыша его неровное дыхание и возбужденные крики. Я хотела доставить ему удовольствие, он это заслужил.

Юрий хрипло застонал. Я отстранилась, поцеловала его в живот, медленно поднялась и положила его голову к себе на грудь. Он был совершенно мокрый и бледный. В неровном свете лицо лежащего казалось усталым и очень молодым. Слишком молодым, чтобы так рано умереть.

– Ты это сделала из жалости? – наконец подал он голос.

– Я не солдат Армии спасения.

– Любая другая женщина начала бы плакать и кричать, чтобы я не играл в русскую рулетку. Но не ты. А ты просто стояла и спокойно смотрела на меня.

– Все женщины разные. А теперь объясни мне, пожалуйста, какого черта ты согласился на эту глупость?

Он не ответил. Да и что тут можно сказать? В комнате было прохладно, и я почувствовала, что его руки покрылись гусиной кожей.

– А кто такой этот Макконен? Вы давно знакомы?

– У него были какие-то общие дела с Паскевичем. Они вместе рыбачили и охотились. И он просто обожал, когда Паскевич начинал меня унижать. Когда Рютконен заставил меня работать на него, мне понадобилось быстро достать оружие, и я знал, что смогу купить его у Макконена. Паскевич тогда организовал какую-то вечеринку, Макконен напился и захотел досадить мне. Он предложил сыграть в русскую рулетку. Был уверен, что я струшу и откажусь. Но я согласился, предложив поставить на кон его «ягуар». Мне повезло, и Макконен не смог отказаться, ведь мы заключили пари на глазах у полутора десятков свидетелей. Это случилось еще до того, как я устроился к Сюрьянену. Ты знаешь, мне тогда было очень тоскливо и, в общем-то, нечего терять, Рютконен все время дышал мне в затылок. Мне было все равно – выстрел, и все кончится.

А что бы было, если бы Юрий тогда погиб? Но история не знает сослагательного наклонения, Юрий уцелел. Рысь никогда не думает о смерти, прорываясь к свободе через пули охотников.

Я пошла попить воды, Юрий отправился в душ. На стене висел портрет грустной темноволосой женщины с собачьим выражением глаз. Я не видела его раньше; наверное, это тоже мать художника. Женщине на портрете было холодно, через разбитое окно в комнату залетали снежинки, в руках она держала православный крест на порванной цепочке, на столе перед ней в беспорядке стояла посуда.

Я подумала о своей маме. Может, принести Юрию ее фотографию и попросить нарисовать? Он прекрасно умел рисовать с фотографии, надо только попросить обойтись без драматических деталей.

Отправила Лайтио сообщение: когда можно заглянуть и передать подарок? Юрий вышел из душа, замотанный в полотенце. Я взглянула на него: он не вызывал во мне никаких чувств, кроме желания поскорее уйти к себе. Он подошел к холодильнику и достал початую бутылку водки.

– Ты поведешь на обратной дороге?

Я кивнула, он налил себе почти полный стакан и залпом выпил.

– Обычно приговоренным к казни перед смертью дают стопку водки, – сказал он и вдруг начал смеяться, словно ребенок.

Он не мог остановиться, это было похоже на истерику, и я все ждала, когда же смех перейдет в слезы. Меня очень раздражают такие истерики, и я боялась, что сейчас он припадет рыдать к моему плечу.

Ключи от машины лежали у меня в кармане. Я взяла пистолет с заднего сиденья, убрала в кобуру и положила в бардачок. Нехорошо выйдет, если нас остановит полиция, а пистолет валяется на виду. Юрий сел в автомобиль, в салоне распространился легкий запах водки. Мелкий дождь перешел в снег, навстречу выехала снегоуборочная машина. Живот скрутило от голода: хороший кусок мяса и кружка пива оказались бы сейчас очень кстати.

– Забыла тебе кое-что рассказать. Я и сама об этом недавно узнала. Прошлый побег моего отца из тюрьмы не остался без последствий. Он изнасиловал семнадцатилетнюю девочку, и та родила ребенка. Сейчас моей сестренке девять лет. Ее зовут Ваномо.

Юрий сидел с закрытыми глазами.

– И ты за нее боишься, да? – тихо спросил он через какое-то время, положив руку мне на колено.

– Да. Я нужна ей. Она моя сестра, несмотря на то что наш общий отец просто чудовище.

– Это-то нас и объединяет. У нас обоих ужасные отцы.

Он прислонился головой к моему плечу, но я мягко отстранилась и включила радио.

Ведущий сообщил, что вскоре выходит новый диск группы «Миракл». В этой группе играют какие-то родственники Моники, и когда я работала в ресторане «Санс Ном», они частенько там выступали вечерами, после ухода запоздалых клиентов. И тогда мы наслаждались той музыкой, которую любили.

Юрий тоже слушал музыку, не открывая глаз. «All I need is a miracle. What I need is a miracle». [5]5
  «Все, что мне нужно, – это только чудо. Мне нужно только чудо» (англ.). (Прим. пер.)


[Закрыть]Потом он засопел, даже стал похрапывать – уснул. Не обращая на него внимания, я просто вела машину сквозь дождь и снег. Дважды сыграв в русскую рулетку, он все-таки остался жив. Сколько же ему еще будет везти? Едва ли Паскевич просто так оставит его в покое. Он будет мстить, хотя я так и не могла понять за что.

В районе Руохолахти я поняла, что стакан водки сделал-таки свое дело и мой спутник совершенно пьян. По прибытии на улицу Бульвар я вытащила пистолет из бардачка и отвела Юрия к лифту.

– Сейчас приду. Попроси Ханну, чтобы покормила тебя, – сказала я ему и отправилась в сторону берега немного прогуляться.

Мне тоже хотелось есть, но еще сильнее хотелось свежего воздуха. Нужно было привести в порядок мысли и чувства, в очередной раз понять, кто я и чего хочу. Я брела в сторону Руохолахти. Ресторан «Санс Ном» уже закрылся, но было лишь начало двенадцатого, и я не сомневалась, что там еще полно народу. Если Йоуни сегодня работает, он быстро соорудит мне яичницу с беконом или жаркое из лосятины с сыром. По пути до заднего крыльца ресторана я совершенно промокла. Улыбнулась в камеру наблюдения, которую сама же когда-то смонтировала, и постучала в окошко. Никакого ответа.

Тогда я заглянула внутрь и увидела два прильнувших друг к другу силуэта. Там был лысый мужчина в поварском переднике и с таким количеством татуировок, что его нельзя было выпускать в зал, иначе посетители отказались бы есть пищу, приготовленную этим человеком. Он держал в объятиях тонкую светловолосую женщину, в которой я узнала Монику.

Я постучала в окно. Хорошего тут мало: у Йоуни есть постоянная подруга, и Моника прекрасно об этом знает. Но это не мое дело, к тому же я давно усвоила, что никто никому не принадлежит навечно. Мне хотелось есть, а в «Санс Ном» была еда. Моника отстранилась от мужчины и пошла открывать.

– Хилья! Что ты здесь делаешь? – удивилась она, и в голосе ее слышалось неудовольствие.

– Пытаюсь найти что-нибудь поесть. Как дела?

– Ты всегда появляешься кстати, – ухмыльнулся позади Моники Йоуни и, встав возле нее, по-хозяйски положил ей руку на плечо. – У нас сильно подгорело жаркое, и Моника как раз собралась его выбрасывать.

– Замолчи, поганец! – Мы с ним нередко пикировались, но это не мешало нашей доброй дружбе. – Я хочу есть. Дайте мне что-нибудь жирное и калорийное!

– Свиное жаркое, приготовленное в маринаде по-восточному? – спросила Моника.

В итоге мы дружно уселись за стол, я съела две порции жаркого, запила его двумя бутылками светлого пива и в очередной раз задала себе вопрос, зачем ушла отсюда.

Когда спустя полчаса я отправилась через снежный город домой, ко мне пришел ответ. Я просто не могла остаться. Я всегда искала опасности, покой не для меня.

13

Лайтио ответил на мое сообщение только пару дней спустя. «Я в больнице. Потерял сознание, и жена вызвала „скорую“. Послезавтра выписывают. Приходи как можно быстрее».

Я почистила и смазала револьвер и снова зарядила его двумя пулями, полученными от Макконена. Больше Лайтио не понадобится. Я ответила, что приду, как только он выпишется. Значит, мне снова придется заглянуть к бабушке Вуотилайнен и поменять образ.

Выходные прошли в бесконечной беготне по магазинам. Папарацци следовали за Юлией по пятам в тщетной надежде взять интервью, фотографы прятались под кустами возле дома, надеясь заснять ее многочисленные сумки и пакеты. Люди не могут жить спокойно, если им некому завидовать. И хотя Юлия тратила средства, доставшиеся ей от первого мужа, а не деньги налогоплательщиков, все жаждали узнать, что покупает невеста Сюрьянена. Еще в начале моей службы у Юлии папарацци пытались то подкупить, то запугать меня; в газетах появилась информация, что богатая невеста Сюрьянена выходит на улицу только в сопровождении личного телохранителя. Майк Вирту предупреждал нас об опасности такого рода известности. Многие из выпускников академии были наняты известными людьми, а один даже как-то предстал перед судом за грубое обращение с фотографом, заслужившим «Оскара».

В общем-то, мне удалось справиться с папарацци, за исключением одной особо назойливой журналистки. Она снова и снова поджидала нас возле квартиры на Бульваре, и я стала склоняться к мысли, что применение насилия неизбежно. Это была хрупкая невысокая женщина; казалось, она едва тащит свои многочисленные камеры. Если возникнет конфликт, меня, разумеется, могут привлечь к ответственности, а иметь дело с полицией мне совершенно не хотелось. Конечно, любой может фотографировать, что ему вздумается, на улице, но частная территория – это уже другое дело.

– Только маленькая улыбка, Юлия, – по-фински выкрикнула она, чуть не попав вместе с камерой под трамвай.

Наконец она исчезла за дверью кафе. Наверное, решила, что на сегодня достаточно.

Юлия изъявила желание прогуляться по улице Эспланада и зайти в магазин «Луи Виттон» взглянуть на новую коллекцию сумок. Видимо, купленная в Женеве ей уже надоела. В дверях стоял охранник. Интересно, как он определяет, кого пропустить? Наверное, за версту чувствует запах денег. Маленькая журналистка попыталась пройти за нами в магазин, но охранник преградил ей дорогу, и напрасно она старалась убедить его, что магазин – это общественное место, куда любой имеет право зайти.

– Магазин вправе выбирать покупателей, – ответил охранник.

Когда я перевела Юлии его слова, она повернулась, внимательно взглянула на охранника и подарила ему одну из своих редких искренних улыбок. Журналистка осталась ждать за дверью; через стекло витрины я видела, что она говорит по мобильному. Юлия перебирала сумки, разглядывая их оформление и фирменные надписи. Магазин дизайнерских сумок был своеобразным женским клубом, куда пускали только богатых клиенток, хорошо разбирающихся в моде. Люди всегда стремятся создавать закрытые сообщества, где спокойно и без посторонних могут собираться единомышленники. Мужчины в клубах курят сигары и обсуждают дорогие машины, женщины встречаются за чашкой чая и делятся рецептами. Мужчина имеет право создавать дорогие сумки, охранять их и в редких случаях, если у него есть деньги, может быть допущен в магазин в качестве покупателя. Но лишь женщины сходят по сумкам с ума и готовы потратить на них столько же денег, сколько Макконен потратил на «ягуар», который у него увел Транков.

Разумеется, мы могли обратиться в полицию и рассказать о незаконной деятельности торговца оружием, но это было не в моих правилах. Каждый должен заниматься своим делом. К тому же чем меньше я буду светиться, тем мне же лучше.

Ни одной сумки Юлия не купила, зато приобрела светлые перчатки из дорогой мягкой кожи за сумму, на которую семья из четырех человек могла бы прожить пару недель. Когда Юлия расплачивалась на кассе, я заметила, что журналистка ушла. Наверное, начальник разрешил ей покинуть пост. И все же, когда мы вышли из магазина, я внимательно огляделась по сторонам.

Затем мы отправились за обувью в «Галерею Кемп». Юлия примерила несколько пар сапог, но ничего не купила.

– В будущем месяце мы едем в Нью-Йорк. Там лучше выбор.

– В Нью-Йорк?

– Да. Отъезд в день моих финских именин. Уско сделал мне такой подарок. Я планирую купить там свадебное платье, подгонять по фигуре буду в Финляндии. Я и тебе заказала билет в бизнес-класс, так что сможешь отдохнуть в дороге.

– И долго мы там пробудем? – только и успела спросить я, и в этот момент на Юлию накинулась Сату Сюрьянен.

– На чьи деньги ты так гуляешь, чертова шлюха! – принялась кричать она, выскочив из-за угла. – А ну-ка покажи, что ты уже успела хапнуть!

Она попыталась вырвать у Юлии пакет с покупками, но мне удалось втиснуться между ними: одной рукой я оттолкнула Сату, другой задвинула Юлию к себе за спину.

В этот момент раздался щелчок фотокамеры. Это была та маленькая папарацци, которая, как я подумала, давно ушла. Сколько же газета заплатила Сату, чтобы она организовала этот инцидент? Вокруг начала собираться толпа. Женская драка всегда вызывает сильный интерес, особенно когда сцепляются приличного вида женщины. Сату Сюрьянен когда-то была очень красивой, но сейчас черты ее заострились, в глазах сверкали злоба и разочарование. В корнях темных волос сантиметра на три проглядывала седина.

Нельзя сказать, что после развода она осталась у разбитого корыта. В порядке компенсации за потерю акций она получила дом в Вестенде. Кроме того, она работала врачом-гинекологом и имела неплохую практику, поэтому нельзя было сказать, что она пожертвовала всем ради мужа, а он на старости лет выкинул ее на помойку. Именно она в свое время диагностировала у первой жены Уско рак яичников и преданно лечила ее до самого конца. А после похорон врач и безутешный вдовец нашли друг друга и довольно быстро поженились.

В свое время я обучила Юлию, как ей следует себя вести при встрече с Сату. Делай вид, будто этой женщины не существует, – мы же не хотим обвинения в грубом обращении и оскорблении чести и достоинства. К счастью для Юлии, Сату кричала по-фински. Это, разумеется, было крайне любезно по отношению к стоящей вокруг толпе, но Юлия не поняла ничего, кроме слова «шлюха».

– Быстро исчезни отсюда, – тихо сказала я Сату, которая хоть и была ниже меня сантиметров на пятнадцать, но молотила кулаками с немалой силой, явно провоцируя меня дать ей сдачи.

Я схватила ее за запястья и блокировала движения известным полицейским приемом. Если возникнет судебное разбирательство, масса свидетелей покажут, что она напала первой.

– Раз тебя охраняет такая горилла, значит тебе есть что скрывать и чего бояться! – вопила Сату, пытаясь обойти меня слева.

Камера безжалостно щелкала: скоро мое лицо окажется на первых страницах газет и новостных порталов. И с этим я ничего не могла поделать – вряд ли журналистка будет столь добра, что подарит все фотографии нам на память.

Наконец-то прибыла охрана торгового центра. К счастью, парни знали свое дело и быстро дали понять Сату, что если она не уйдет добровольно, то через пару минут за ней приедет полиция. Сату удалилась, папарацци потащилась за ней, я вызвала такси. Кто-то из толпы любопытных попросил у Юлии автограф, но она смерила его таким холодным взглядом, что зевака тут же исчез.

Сюрьянен привлек к разбирательству юриста: с редактором желтой газеты следовало разобраться в любом случае. Мне, честно говоря, было наплевать и на Сату, и на Юлию, я переживала только за Хилью. Фотографии сделают меня знаменитостью, которую станут узнавать на каждом углу. От этих мыслей становилось совсем грустно.

Я включила компьютер, вошла в электронную почту и увидела, что пришло сообщение от старшего констебля Ниило Рямя.

«Привет, Хилья! Извини, что не ответил сразу, у меня был отпуск, и я только добрался до компьютера. Да, я хорошо помню смерть Яри Илвескеро. Ты была его ближайшим родственником, поэтому именно тебе мы передали заключение о смерти. При осмотре полиция не нашла на теле никаких следов насилия. Смерть наступила от остановки сердца, которая произошла еще до того, как он попал в воду.

Мы проверили маршрут побега Кейо Куркимяки. Он отрицает, что посещал Хевосенперсет, и у нас нет доказательств того, что он лжет. К сожалению, в настоящее время у полиции нет ресурсов для того, чтобы вернуться к рассмотрению этого дела без веских причин.

По вопросу освобождения Куркимяки тебе необходимо связаться напрямую с больницей Ниуванниеми. Насколько нам известно, отец никогда не представлял угрозу для твоей личной безопасности. Вынужден сообщить, что без новых дополнительных фактов мы не можем отправить дело на доследование. У нас просто нет для этого возможностей».

Иными словами, у Ниило Рямя не было желания копаться в старом деле. Дело о смерти дяди Яри закрыто и на веки вечные направлено в пыльный архив. Хаккарайнены, как и я, до сих пор не понимали, как опытный рыбак мог запутаться в собственных сетях, но и они вынужденно приняли версию о несчастном случае.

Разумеется, Кейо Куркимяки отрицал, что побывал в Хевосенперсете и встречался с моим дядей. Полиция просто выбрала самое легкое решение, к тому же не желала портить статистику. И я, кажется, теряла своего единственного союзника из рядов полиции.

Звякнул телефон – пришло сообщение с незнакомого номера. «Привет, это Яан Ранд. Завтра мы с Дейвидасом будем в Хельсинки. Едем в Тарту. Встретимся? Оставь мне сообщение в гостинице „Торни“, на стойке дежурного».

Ранд не давал мне своего телефона, а на незнакомый номер я в любом случае не стала бы отвечать. Дейвидас направлялся в Тарту, наверное, в гости к бабушке. Осенью я безуспешно умоляла мать Давида сообщить Лайтио, якобы моему секретарю, если появятся какие-то новости о ее сыне. Я оставила ей рабочий телефон Лайтио, но в декабре тот лег в больницу, и все звонки стали автоматически переключаться на оператора в полиции. Так что если Ева Сталь и решила бы передать весточку Хилье Карттунен – под этим именем я представилась, – то вряд ли это удалось бы, поскольку такого человека в списках сотрудников полиции не значилось.

Я не знала, во сколько Яан с ребенком появится в гостинице, поэтому решила отнести туда записку прямо сейчас. В прихожей меня остановил Юрий и спросил, куда я направляюсь, но я коротко ответила, что это не его дело. Он расстроенно взглянул на меня глазами обиженной собаки. На улице хлестал дождь и дул холодный порывистый ветер. Записку в гостинице у меня взяли без проблем; я написала только то, что готова встретиться, но не знаю пока точное расписание своего работодателя.

Материалы о происшествии в торговом центре появились в желтой прессе уже к концу этого дня, а назавтра случившееся широко обсуждалось в вечерних газетах. Ответственная за связи с общественностью Нетта Нуотио позвонила мне и поинтересовалась, как компания должна реагировать на происшествие.

– Нападению подверглась Юлия Герболт, а не бывшая супруга Сюрьянена. Не думаю, что Уско следует комментировать поведение бывшей жены. Я тоже не готова беседовать на данную тему, – быстро закончила я.

Да и вообще, на мой взгляд, оценка происшедшего относится к компетенции менеджера по связям с общественностью, а никак не моей.

– Я хотела бы также узнать, угрожали ли Юлии раньше. По какой причине ей вообще наняли личного телохранителя?

– Без комментариев.

Офис Сюрьянена находился в Хиеталахти, в десяти минутах ходьбы от Бульвара. Раньше он располагался в боковом крыле дома в Весттенде, однако после развода продолжать там работать стало невозможно. В компании Сюрьянена трудилось лишь несколько постоянных служащих, поскольку строительные работы осуществлялись подрядчиками, а его торговый центр работал как самостоятельная компания, куда хозяин заглядывал пару раз в месяц.