Текст книги "Стихотворения"

Автор книги: Леа Гольдберг

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 3 страниц)

 Леа Гольдберг

 

Стихотворения  

ЛЕТНЯЯ НОЧЬ

Тишина в пространстве громче вихря,

И в глазах кошачьих блеск ножа.

Ночь! Как много ночи! Звезды тихо,

Точно в яслях, на небе лежат.

Время ширится. Часам дышать привольно.

И роса, как встреча, взор заволокла.

На панель поверг фонарь ночных невольников,

Потрясая золотом жезла.

Ветер тих, взволнован, легким всадником

Прискакал, и, растрепав кусты,

Льнет к зеленой злобе палисадников,

Клад клубится в пене темноты.

Дальше, дальше ввысь уходит город

С позолотой глаз. Урча, без слов,

Испаряют камни гнев и голод

Башен, крыш и куполов.

Перевод Натана Альтермана

КАКАЯ БОЛЬ...

Какая боль: унижена, упала,

в своих глазах, когда в себе недуг

любовью называемый познала.

Познал ли ты проклятье этих мук?

Блеск седины в моих кудрях заметен

и мне, принявшей мудрости печать,

так глупо безответный взгляд искать.

Страданья не постигнет разум эти.

Будь благосклонен к осени моей

с высокими в полуднях небесами.

Над ними сжалься – так они чисты.

Как лань бежит спокойствие ночей.

То стыд мой: и с закрытыми глазами,

взбунтуясь, плоть подскажет: это ты.

Перевод Елены Байдосовой

РАССВЕТ ПОСЛЕ БУРИ

Разбит, прибит,

Базар, хромая, встал

С разгромленных телег, с сугробов сена,

Очнувшись,

Циферблат на башне сосчитал

Свои часы

Последние до смены.

Но пахнет улица

Еще дождем,

И памятник, сияя

Мокрыми глазами,

С моста глядится в водоем.

И дышит дерево -

И дышит пламенем рассветного расцвета,

И именем

грозы,

громов

и лета.

Перевод Натана Альтермана

ЗЕРКАЛО

В складках призраки прячутся в шторе.

Сказки навыворот зеркало прячет.

Комната – остров в штормящем море.

Гензель и Гретель мыкают горе.

Волк и охотник в лесу – в коридоре.

И Горбунок по-над царствами скачет.

Ждут-не дождутся козы семь козлят.

Палец принцесса иголкою колет.

Семеро гномов грустить не велят.

Замком стал остров, на зеркало взгляд

Озером сделал его. И палят

Пушки, и парус белеет на воле,

И уплывая в иную страну,

Девочка-Золушка больше не плачет.

Перевод с иврита Гали-Дана Зингер

О ЧЕТЫРЕХ СЫНОВЬЯХ

1. Сын, неспособный задать вопрос

Сказал неспособный задать вопрос:

И на сей раз, отец, пощади,

Мою душу, где ад кромешный пророс,

От гнева и зла огради.

Ибо нет для ада ни слов, ни слез,

Ибо нет для смерти имен.

А я, неспособный задать вопрос,

Семикратно речи лишен.

Ибо мне суждены были петли путей,

Не отрада, не мир – но мгла.

Было велено мне видеть муки детей,

Перешагивать их тела.

Ибо всадников плети глаза мне секли

Не давали веки сомкнуть.

В мои ночи шипящие змеи вползли:

Вовек не сумеешь заснуть!

Я не знал, нет ли в этом вины моей,

Грешен, нет ли – не знал ответа.

Не наивный, не умный я, не злодей —

Оттого, как спросить, не ведал.

Оттого звать расплату я не посмел.

Нет ни брата, ни ангела рядом.

Оттого я один, я вернулся, я цел.

Так ответь на вопрос, что не задан.

2. Нечестивый сын

Отец, отец, – сказал сын-злодей, —

Утешенья тебе не дам.

Ибо сердце мое стало тверже камней,

Видя, что учинили вам.

Видя дочку твою в кровавой пыли,

Сжавшую кулачки —

Ресницы присыпаны прахом земли,

Взывают к смерти зрачки.

Видя, как пятилетний голодный малыш

Затравлен сворой собак,

Как люди бегут из-под рухнувших крыш

В могилу, в огонь, во мрак.

И я дал обет: буду глух и жесток,

От беды отверну я взор.

Но по душу мою пришли – и зарок

Обратился в мой приговор.

Ни в душе, ни на теле частицы живой.

Эту месть мне назначил Творец.

И пришел я к тебе, одинокий, чужой.

Притупи же мне зубы, отец.

3. Наивный сын

Ведь всегда зажигаются звезды на небе ночном,

И роса, как слеза на ресницах, висит на ветвях.

Ведь всегда зажигаются звезды на небе ночном,

Зажигает фонарщик огни на столбах.

И глядится в глаза твои благословенный покой,

Видишь, как улыбаются дети в предчувствии сна.

Ведь всегда по ночам ожиданий трепещущий рой,

Этой ночью лишь мука одна.

Ведь обычно в ночи мимо темных небесных зияний,

Мимо бреда луны, млечный путь голубой заслоня,

Мимо спящих садов, меж кошмаров и благоуханий

Мрачной тенью бредут привиденья минувшего дня.

Ведь обычно в ночи кто-то гонит злодейской рукою

Изумленный мой дух в тот обман, где мерцают огни.

Ведь обычно и в тучах сквозит ожиданье покоя.

Этой ночью лишь звезды одни.

4. Умный сын

Отец запер в доме все двери подряд,

Засова не снял ни с единой

И склонился всмотреться в незрячий взгляд,

Взгляд последний умного сына.

Перевод с иврита Елены Аксельрод

РУБАШКА В ПОЛОСКУ

Мы сновидцы. Не верь, что твой сон прозорлив,

Что душой ты спокоен, и трезв, и суров.

Выше горла подступит весенний прилив,

Смыв остатки несбывшихся снов.

И увидишь, проснувшись, что сон твой убит,

Ты продрог, негде скрыться – ни звуков, ни лиц.

Утро светом хлестнет и росой окропит,

И повесит слезу меж ресниц.

Лишь коснешься ты мира застывших сердец,

И расколется мир твой, как хрупкий сосуд.

Раз в полоску наряд тебе выбрал отец,

Братья в жертву тебя принесут.

Перевод с иврита Елены Аксельрод

БЕЛЫЕ ДНИ

Эти белые дни так длинны – будто солнца лучи.

Велико одиночество, будто большой водоем.

В небо смотрит окно, и широкое небо молчит.

И мосты перекинуты между вчерашним и завтрашним днем.

Мое сердце привыкло ко мне и умерило пыл,

примирилось и стало удары спокойней считать,

как младенец, что песню мурлычет и глазки закрыл,

потому что уснула и петь перестала усталая мать.

Как легко мне идти, мои белые дни, на неслышный ваш зов!

Научились смеяться глаза, не прося ни о чем,

И давно торопить перестали тягучие стрелки часов.

Велики и прекрасны мосты меж вчерашним и завтрашним днем.

Перевод Мири Яникова

Антология Ивритской Поэзии, Ташкент, 2003, с. 237

СОСНЫ

Здесь не услышу голоса кукушки,

И дерево не спрячется в снегу,

Но среди этих сосен, на опушке,

Я снова с детством встретиться могу.

Звенят иголки сосен: жили-были…

А я сугробы родиной зову,

И этих льдов густую синеву,

И сосен тех слова, слова чужие.

Быть может, только перелетным птицам,

Которых держит в небе взмах крыла,

Известно, как с разлукою смириться.

О сосны! Родилась я вместе с вами,

Два раза вместе с вами я росла –

И в тот, и в этот край вросла корнями.

1954

Перевел Владимир Глозман

О СЧАСТЬЕ

*

Это счастье! И как его вынести всё же

Мне, ненастьям обученной жизнью?

Из окна одиночества каждый прохожий

Мне как весть из далёкой отчизны.

Ещё свет по глазам не ударил и рядом

Не воздвигло сияние стену

Перед уличным людом и голодом взгляда,

Пред чужой и влюблённой Вселенной.

И я стану как те, что проходят по небу

На свинцовых ногах . Как скажу я «Не надо»

Тебе, позднее, хрупкое счастье и небыль,

Луч весенний в сезон листопада.

*

Дышать, любить – безмерная свобода.

Куда ни посмотрю – повсюду образ твой

Под кровлей дома и под небосводом,

В сиротстве праздничном, в беседе круговой.

В час неприступный и холодный отдаленья,

Когда ты в стороне и отчуждён, клянусь,

Мой, как мотив или дорожное моленье,

Ты навсегда у памяти в плену.

Чист воздух гор. Не разделяй, не властвуй.

Как гибок и высок твой невесомый путь,

Как в сердце мне вместить тревогу счастья

И бесподобную свободу не спугнуть!

*

Так ветви тяжелы, и если плод падёт

В траву беззвучно, мы и не заметим

И не узнаем, что в пустыне где-то

Нагое дерево стоит и снова ждёт.

Но мы с тобой не зря тот ужас гнали

Плодоношения, тот страх, что изначален,

И в свете осуждён ночною тьмой.

Замри, замри. Тебе, сердечко, дали

Прожить всю вечность маленькую

Счастья и смерть его узреть самой.

Перевод с иврита Гали-Дана Зингер

ПЕСНИ КОНЦА ПУТИ

*

Так прекрасна дорога, – промолвил мальчик.

Так тяжела дорога, – промолвил отрок.

Так длинна дорога, – промолвил мужчина.

Старик присел отдохнуть на краю дороги.

Закат седину окрасил в золото и багрянец.

Трава под ногами сверкала росой вечерней.

Последняя птица дневная над ним распевает:

–Ты вспомнишь ли, как была хороша, трудна и долга дорога?

*

Ты сказал: День гонит день и ночь ночь догоняет.

Вот наступают дни, – ты сказал в своём сердце.

И увидишь вечер и утро в окне сменяют друг друга

И скажешь: Ведь нового нет ничего под солнцем.

И вот ты состарился и поседел, насытился днями

Твои сосчитаны дни и дОроги семикратно,

И ты знаешь, что каждый день – последний под солнцем,

И ты знаешь, что нов каждый день под солнцем.

*

Учи меня, Господь, молиться, восхвалять

Увядшего листка секрет и спелый плод,

И величайшую из всех свобод:

Знать, видеть, ощущать, проигрывать, желать.

Учи уста благословлять и воспевать,

Как обновился день, сменяя ночь с утра,

Чтобы не стал как тот, что был ещё вчера,

Чтобы ему привычкою не стать.

Перевод с иврита Гали-Дана Зингер

СОНЕТ ПЕРВЫЙ (Из цикла «Любовь Терезы дю Мён»)

Болезнь моя проклятая! У света

Любовью называется она.

Как я к себе презрением полна!

О, если бы ты знал, как тяжко это!

Волос моих коснулась седина —

С годами делаться мудрей должна.

Но вот мой взгляд остался без ответа,

И я унижена, посрамлена.

Зачем в свой ясный, предосенний день

Должна страдать я, от любви робея,

Должна робеть я, горестно любя?

А ночью, как бы пряча душу в тень,

Не ведая стыда, тянусь к тебе я

И лишь тебя зову, хочу тебя!

Перевод Рахиль Баумволь

ОСТРАКОНЫ

*

Кто измерит сиянье, что угасает навечно,

В час последний, когда очи смежит человек,

Что за виденье стояло меж ним и солнечным светом,

Луч на ресницах играл, зренье пока не ушло.

Глянь на расткрытые губы между ничем и открытым,

На холодеющий лоб – мир, что пропал без следа.

*

Это старое море. Безрадостно в нём на причале

далью пленённым судам в алых своих парусах,

Девам весёлым подобны, что в дом воротились отцовский –

В дом старика-ворчуна, что их радость не в силах вместить

Вновь он кипит и бурчит, вновь доказать им пытаясь,

Лир, тиран дочерей, что хладнокровен и прав.

Берег чужой их манит, но собирутся в дорогу,

Вкусом солёной слезы берег златой окропят.

*

Только один драгоценный камень дал друг мне на память.

День расставанья на нём. Он мне надгробьем стоит.

Перевод с иврита Гали-Дана Зингер

Как мчались поезда...

Как мчались поезда! Воспоминанья

О родине над рельсами горят.

Бурлящая вода, мечей бряцанье.

Впивался в ночи мучеников взгляд,

Куда-то увозимых. Жизнь молчала.

Тень от ветвей, осколки света, ад —

Во тьме окна. Молитва зазвучала,

И чей-то шёпот вдруг рассказом стал

О сыне и о доме у причала.

Как безвозвратно мчались поезда.

Перевод А. Пэнна

ПОЛОСА ДУРНЫХ СНОВ

*

А если я молитву позабуду?

А если через первые врата

Прорвётся плач сквозь запертые двери?

Нет, лучше и пытаться спать не буду.

Я не могу, я не могу, –

А если вдруг в распахнутые окна

Мрак выломится чёрным кубом

Из тёмных комнат в день?

А если я молитву позабуду?

Всегда, всегда, идёт тот путь оттуда

В то место пресловутое, всегда.

Ведь были слово, колдовство и чудо,

Но не запомнили молитву губы.

*

Ты говоришь мне, что не жжёт огонь,

Что ты проходишь между языков

Моих ночей и не сжигает он.

«Звук плача этого неслышим. И таков»,

– ты говоришь мне, – твой безмолвный сон.

Сновидишь ты, а я свободен от оков».

И ты идёшь, цел, надо всеми вознесён

Меж терниев моих. На всём печать

Безмолвия и мой безгласен сон.

Хочу кричать, кричать, кричать, кричать –

Перевод с иврита Гали-Дана Зингер

И У ГОРОДА БЫЛО...

Ещё был у него тогда запах морской,

Кожуры апельсина, ракушек, предлетнего зноя,

И была эта магия необъяснимой такой

И вернуться хотелось мне в то сновиденье цветное.

Свет и море вокруг. Сто блестящих колец

Сохранили ему вкус солёный томленья –

Дюны, ждущие влаги, страсть юных сердец,

Моей скорби корона презрят всех монархов правленье –

Город островом белым плывёт на зелёных волнах...

Перевод с иврита Иосиф Шутман

ВЫХОДНОЙ

Я сегодня беру выходной у тоски,

У усталости, взрослости, у фолиантов,

Что готовы словами ученых педантов

Поучать, что иные слова – пустяки.

Хорошо мне ответа не ждать на вопрос,

Как цветущее дерево это зовется?

Как молчание птиц в тишине отзовется?

И откуда звезду эту ветер унес?

Может, я потерялась в словах, что близки,

И прекрасного больше в прекрасном не вижу?

Или, может, мне самое дальнее – ближе?

Я сегодня беру выходной у тоски

Перевод Я. Хромченко

На трех вещах

Рыбак перед выходом в море сказал:

–На трех вещах мир всегда стоял:

На морской воде,

На морских берегах

И на рыбах, что бьются в рыбацких сетях.

Крестьянин, идущий за плугом, сказал:

–На трех вещах мир всегда стоял:

На тучных полях,

На дожде проливном

И на хлебе, добытом тяжелым трудом.

Художник в своей мастерской сказал:

–На трех вещах мир всегда стоял:

На красе земли,

На людских сердцах,

На природе, воспетой в наших сердцах.

Мальчишка, проснувшийся утром, сказал:

–Как богат этот мир! Он так много мне дал!

Я сердцем, как сетью, ловлю

Все, что вокруг,

Все, что люблю:

Сушу и море,

Ночи и зори,

Свет и тень,

Дождливый и солнечный день,

Звуки и запахи разные,

Будни и праздники,

Тишь полей предрассветную

И радугу многоцветную!

Перевод с иврита: Борис Камянов

В ДОБРЫЙ ЧАС

Вот и фонарь погас.

Тьма заходится лаем.

Сказали: «В добрый час!

Успеха тебе желаем!»

Так и пойдёшь хоть куда-нибудь,

Из огня в полымя ковыляя.

В добрый час! Смотри, не забудь!

Успеха тебе желаем…

И позовёшь, да ответ не придёт,

Ночь – будто бездна злая.

Одинокий голос умрёт.

Сказали: «В добрый час!

Успеха тебе желаем!»

Перевод с иврита Гали-Дана Зингер

* * *

Проволочными шипами

Ночь

Окружает твои дни.

Ты очень устал

Прочь

Уходить по дорогам,

Протягивать руки

От зари до зари.

И так

внезапно замрёшь

Потрясённый

прозреньем

До чего этот мир хорош!

Перевод с иврита Гали-Дана Зингер

ПЕСНЬ КОНЦА ПУТИ

Ты скажешь: ночь идет за ночью, день за днем.

Года проходят – в сердце ты отметишь.

Увидишь молнии и тучи за окном,

и только нового под солнцем не заметишь.

Но вот придут преклонные года,

ты станешь днями дорожить на их исходе.

И скажешь: этот день уходит навсегда.

И скажешь: утром новый день приходит.

Перевод М. Яниковой

* * *

Так и пойдёшь по свету,

Что не хранит секрета,

И любовь несчастная наша

Мятым флагом

По ветру.

Перевод с иврита Гали-Дана Зингер

ИЗ СБОРНИКА «МОЛНИЯ УТРОМ» переводы Мири Яниковой

Последнее сияние

Поддельное золото ясно,

напоследок сияет простор.

Стеклянная синь опоясала

Вершины дальние гор.

Еще несколько дней продлится это:

замрут дерева поутру,

как старинные инструменты

в красоте своих струн.

Бледное утро, камня касаясь,

вдруг озноб ощутит,

и с холодных небес, прощаясь,

перелетная птица нам прокричит.

* * *

Быть может, в черных небесах сейчас

вдруг пронесется птица заревая?

Ведь я уже видала как-то раз,

как крылья белые тьму ночи разрывают.

Но чуда все же не произошло,

хотя его мы ощущали полыханье -

как запах, что из сада принесло,

и как твое горячее дыханье.

Но чуда все же не произошло.

* * *

Как белый луч, что, преломясь в кристалле,

стал хороводом из цветов, забыв усталось,

так память преломляет взгляд твой дальний.

Ты слышал? Этой ночью я смеялась.

На закате лет

Мои черные кудри теперь серебры при луне.

За окном я вижу в ветвях уснувших птенцов.

Я окно распахнула, чтоб крикнуть: «Голубка, ко мне!» -

только ночь зачем-то прислала мне мудрых сов.

* * *

Время течет, и его не поймаешь,

мой дебет и кредит учтен в его сметах.

Каждый день создает меня – и ломает,

И подводит итог и жизни, и смерти.

Песнь конца пути

Ты скажешь: ночь идет за ночью, день за днем.

Года проходят – в сердце ты отметишь.

Увидишь молнии и тучи за окном,

и только нового под солнцем не заметишь.

Но вот придут преклонные года,

ты станешь днями дорожить на их исходе.

И скажешь: этот день уходит навсегда.

И скажешь: утром новый день приходит.

* * *

День этот моря голубей,

день этот моря голубей,

и нет спасенья, нет Мессии.

И вот звезда летит с небес

и исчезает в сини безд,

спускаясь из небесной сини.

Песнь любви

Мы расставались, сердце разрывая.

Туман меж нами все густел и рос.

А эта влага – влага дождевая,

и, уж конечно же, не влага слез.

Что делать, если в наши дни всерьез

никто уж на любовью не заплачет,

и в день Суда, и в ночь любви мы прячем

за равнодушьем – горечь наших слез.

Мы расставались. И поток понес

меня вперед по улице шумящей.

Туман висел вуалью. И вопрос

Стучался в грудь: откуда же щемящий

и радостный покой? Наверное, от слез…

Завтра

Завтра сад расцветет в небосводе моем,

будет вечер, еще незнакомый земле,

и поставишь ты клетку свою с соловьем

на окне, в переполненной звездами мгле.

Мы послушаем песнь и отпустим его,

он взлетит, – и уже не вернется тоска,

будет только великой любви торжество,

будет вечер, невиданный прежде в веках.

Ночной мотив

Звезды свои погасили лучи,

все почернело вдруг.

Ни одного огонька в ночи,

темен север и юг.

Утро придет, как верный вдовец,

с серым мешком на плечах.

Югу и северу не розоветь -

ни одного луча.

Пусть загорится белый огонь

в черном сердце моем,

так, чтобы вспыхнул вдруг от него

сразу весь окаем!

ИЗ СБОРНИКА «ПОСЛЕДНИЕ СЛОВА»

Последние слова

Что нас ждет?

Остановятся вдруг небеса.

Наше утро ушло далеко -

без часов нам о том не узнать.

Что за зерна с собою приносит весна,

и какой над могилой цветок расцветет?

Я хочу, чтоб фиалка – как те, что рвала я в лесах.

Что нас ждет?

* * *

Что будет в конце?

Два отрока песню поют при луне,

и два огонька загорелись в окне,

и два корабля выйти в путь должны,

две руки в ладонях твоих холодны.

Что будет в конце?

* * *

Я стою в самом сердце пустыни.

Не осталось со мной ни одной звезды.

Мне не скажет ни слова ветер отныне,

и песок заметет мои следы.

* * *

Те, кто ко мне являются во сне -

они меня почти не замечают.

Присядут на крыльцо, не обратясь ко мне,

и сразу же уходят, не прощаясь.

Мы с ними повстречаемся потом,

когда умрем.

И тех, кто приходил ко мне во сне,

по знаку я узнаю в тишине.

Колумб 1957

Пусть всем известно: суши нет в помине.

Пусть всем понятно: звездам не сиять.

Корабль мой тонет в серых дней пустыне,

своих посланцев Бог забыл опять.

И все ж, как летний ливень долгожданный,

как страсть внезапная, что правит без руля,

я вдруг явлюсь к брегам твоим желанным,

к их лону припаду, о, новая земля!

Ты жди, – мне никуда теперь не деться,

ведь есть одна тропа в лесу твоем…

Комета разрывает ночи сердце.

Я завтра буду твой, мне никуда не деться,

Моя Америка, скитание мое…

Антигона

Дождь больше не вернется. Облака,

как мертвые свидетели, висят.

И, успокоенные на века,

выходят горожане в тихий сад.

Ты сотни братьев распознала в них.

Им довелось на смерть зари смотреть.

Но все забыто – ведь должны ж они

хоть как-нибудь существовать и впредь.

Дождь не придет. И почва, как во сне,

покорно отказалась от него.

Она привыкла к жажде, к тишине,

к беззвучию рыданья твоего.

Дождь не придет. Все в прошлом. Позабудь.

Теперь попробуй обойтись без бурь.

После бури

И, если б не ветра хохот утробный,

то мы б услыхали свой голос – и знали,

какой в нашем сердце ужас огромный,

какие утро несет нам печали.

Но ветер умчится и ветер примчится,

все звуки уносит он в дальние дали,

и, если б не бледность на наших лицах,

то мы бы пути его различали.

Мудрецы подтвердят

И ныне солнце есть в сиянии небесном -

вам это подтвердит любой мудрец.

За тучами, за дождевой завесой -

не будет Свету никогда грозить конец.

Все мудрецы расскажут вам о том.

И все ж в глазах детей -

лишь молнии и гром.

* * *

Над той горою, далеко -

оранжевая птица там летает,

та, имени которой я не знаю.

Но с ней знакомо дерево,

и ветер с ней знаком,

и он поет ей:

«Здесь твой дом!»

В глазах девчонки

в переулке деревенском

летит оранжевая птица -

ее мне имя неизвестно.

Ты видела ливень?

Ты видела ливень? Здесь царствует тишь.

Три Ангела древней истории той

идут меж дерев среди мокнущих крыш.

Тут все, как и прежде. Лишь капли стучат

о камни на улице этой пустой.

Они не спешат, подошли и молчат -

три Ангела древней истории той.

Распахнута дверь. Накрывается стол.

И чудо свершилось, и ливень прошел.

СТИХОТВОРЕНИЯ, НЕ ВОШЕДШИЕ В СБОРНИКИ

Этот дом давно уже пуст,

и в очаге – зола.

Хозяин к нему позабыл тропу,

хозяйка его ушла.

На каменную ступень

присяду я отдохнуть,

и будет ветер мне песни петь

про утро и про весну.

Облака

И вновь нам облака несут

воспоминанья о Потопе. Облака,

что лишь вчера казалось – их пасут

в лугах, и мирны те луга.

Как будто праведник возник из тьмы времен,

вернулся Ной, и снова видит он:

развратны дочери и пьяны сыновья,

и почернели облаков края.

* * *

И снова в сердца пламень и пожар,

и лишь одна молитва: прекратить!

Но что же делать, если сей великий дар

я не посмела попросить?

Лишь по ночам, в каком-то полусне

издалека я видела порой,

как дерево чернеет при луне.

Но сердце все ж напоминало мне:

Зеленым дерево становится с зарей.

* * *

Здесь, в одиночестве этой ночи,

где белые звезды шлют лучи,

дрожат в небесах заиндевелых, -

в одиночестве всей этой ночи целой,

накрывающей все, что видно глазам -

жизнь и год, расписанный по часам, -

в хрустале этой ночи, в черноте без дна

время скрыло следы.

Так чем

отличается эта ночь одна

от всех остальных ночей?