Текст книги "Владимир Коккинаки"

Автор книги: Лазарь Бронтман

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 2 страниц)

пролетел с грузом от Москвы, скажем, до Мюнхена и, сделав над ним приветственный

круг, без посадки вернулся обратно», – говорил после отважный пилот.

Но высотные и дальние полеты отнюдь не означали, что Коккинаки забросил свою

основную профессию летчика-испытателя. Так же как и раньше, он систематически изо

дня в день испытывал новые самолеты, определял их устойчивость, надежность,

выносливость. Летчик следил за рождением машины еще в чертежах. Постепенно

чертежи воплощались в стальные детали, узлы, отдельные конструкции. Летчик

присутствовал и при сборке самолета, вносил свои коррективы, предлагал изменить ту

или иную деталь конструкции, обращал внимание на размещение управления,

приборов, пулеметов, бомбодержателей. В этих частых и весьма конкретных

замечаниях сказывался весь богатейший опыт пилота, отчетливо представляющего

поведение машины в воздухе, задачи предстоящих операций. Затем проводилось

бесчисленное множество испытательных полетов. В каждом из них пилот проверял

какую-нибудь отдельную черту характера самолета. Все интересовало его: действие

элеронов, угол атаки, скороподъемность, маневренность. Не доверяя памяти, он брал с

собой в воздух небольшую дощечку для записи замечаний, и когда возвращался

обратно на землю, вся дощечка была испещрена цифрами, непонятными словами,

какими-то иероглифами.

Порой в нем просыпалась тоска по высшему пилотажу. И как-то москвичи были

свидетелями необычайного зрелища. Над Центральным аэродромом падал, кувыркался,

бесился, выделывал чорт знает какие фигуры небольшой красный самолет. Это

Коккинаки, не в силах побороть тоски по воздушной эквилибристике, выпросил у

директора завода истребительную машину и теперь проверял свою квалификацию.

Тысячи людей, застывших неподвижно на Ленинградском шоссе, напряженно следили

за мастерством летчика.

Во время испытаний Коккинаки обнаружил отличные пилотажные свойства у

тяжелого двухмоторного самолета ЦКБ-26. Он сделал на нем несколько мертвых

петель, заложил пару крутых виражей. Раньше никто не пытался проделывать такие

номера на многомоторных самолетах. Опыт Коккинаки получил широкую известность.

На аэродром приехал начальник военно-воздушных сил и распек летчика. Затем его

вызвали в Кремль, и Сталин и Ворошилов товарищески посоветовали пилоту сначала

закончить испытания самолета, а затем уже делать на нем фигуры. Коккинаки заявил,

что машину он отлично знает, испытания закончил и останавливаться на достигнутом

считает для себя неудобным. Ему разрешили пилотаж на этом самолете.

В 1937 году Коккинаки решил заняться следующей ступенью высшей

авиационной науки – скоростью. Скорость – мать всех авиационных побед. В

воздушном бою скоростной истребитель всегда будет иметь преимущество, скоростной

бомбардировщик легко может потягаться силами с истребителем, скоростной

штурмовик быстро и четко выполнит свою задачу по разгрому земных войск.

Увеличение скорости для гражданской авиации разумеется само собой. Чем скорее

будут доставляться почта и грузы, перевозиться пассажиры, тем это выгоднее для

народного хозяйства.

В сущности, и во время прежних полетов Коккинаки обращал немалое внимание

на скорость. Он никогда не решал какую-нибудь задачу отвлеченно, а брал ее в

совокупности со всеми другими. Но пилот всегда выделял главное. В данное время он

решил заняться преимущественно скоростными показателями. Вместе с группой других

летчиков-испытателей он взялся за перевод международных скоростных рекордов в

советское подданство. Главное управление авиационной промышленности выделило

ему для этой цели отдельный самолет ЦКБ-26. В порядке тренировки и проверки

работы моторов Коккинаки провел целую серию полетов различной дальности – от

аэродромных до рейсов по маршруту длиной в 3000 километров. Генеральным

испытанием готовности явился перелет Москва – Свердловск – Москва. Расстояние в

2850 километров было пройдено за 8 часов 50 минут со средней скоростью в 320

километров в час.

Для начала Коккинаки решил побить международные рекорды скорости на

дистанцию в 5 000 километров. Этот полет состоялся 26 августа 1937 года. В кабине

самолета сидели пилот Коккинаки и штурман Бряндинский. Спортивные комиссары

уложили в фюзеляж тонну коммерческого груза. Полет был очень сложным и

исключительно трудным. Самолет шел по маршруту Москва – Севастополь —

Свердловск – Москва, общим протяжением в 5018 километров. Погода была

наредкость плохой. Почти 70 процентов всего пути летчикам пришлось проделать

вслепую, ориентируясь лишь по приборам. Блестяще осуществив этот рейс, Коккинаки

и Бряндинский еще раз продемонстрировали чудесные качества советских летчиков, их

настойчивость, волю, мастерство и надежность машин.

Наиболее тяжелый участок начался после Севастополя. Казалось, природа

обрушила на трассу все препятствия, что имелись в ее распоряжении. На пути к

Свердловску летчикам пришлось пробиваться сквозь три мощных циклона с

многослойной облачностью и огромными столбообразными облаками, которые как бы

подпирали небо. Летчик попробовал перескочить через один из таких столбов, но,

набрав высоту в 6 700 метров, не увидел его верхнего края. Пришлось снова итти

слепым полетом.

Не долетая примерно 50 километров до Свердловска, Коккинаки заметил, что

левый мотор начал сдавать и снизил обороты. Коротко посоветовавшись с

Бряндинским, летчик решил все же продолжать полет. Штурман сделал для порядка

соответствующую запись в бортовом журнале, а пилот добавил оборотов правому

мотору; так до самой Москвы один мотор отдувался за саботаж своего соседа.

От Свердловска до Москвы погода была едва ли не хуже, чем на предыдущем

этапе. На протяжении 1000 километров экипаж ни разу не увидел земли. Радиокомпаса

на самолете не было, и Бряндинскому приходилось ориентироваться либо по приборам,

занимаясь слепой навигацией, либо, изредка, по солнцу. В этих чрезвычайно трудных

условиях штурман прямо волшебно прокладывал курс, и самолет летел почти без

всяких уклонений. Достаточно сказать, что сумма всех отклонений от курса на

протяжении 5000 километров вряд ли составила больше 100 километров. Во время

полета оба летчика, естественно, чувствовали исключительное напряжение. Полет был

скоростной. Для того чтобы достигнуть поставленной перед собой цели, они должны

были не только точно выдержать курс, но и предельно строго соблюдать график полета:

держать определенную скорость, вести моторы на жестком режиме работы, итти на

заранее заданной высоте, какие бы неприятности на этой высоте их ни ожидали.

Повернешь чуть в сторону, снизишь или повысишь высоту, добавишь оборотов моторам

– и скорость сразу меняется, конечный результат уменьшается. Кроме того, пилоты

взяли бензина в обрез на дорогу туда и обратно, и при всяких виляниях горючего могло

нехватить до Москвы (история авиации знает немало таких случаев, иногда

заканчивающихся катастрофой).

В среднем полет шел на высоте 5 000 метров, но иногда потолок повышался до 7

000 метров. Естественно, что долго лететь в разреженной атмосфере было трудно, и

летчики широко пользовались кислородными приборами.

Точные вычисления показали, что весь путь в 5018 километров Коккинаки

проделал со средней скоростью в 325 километров 257 метров в час. Таким образом, он

превысил сразу три международных рекорда: скорости полета на 5000 километров без

нагрузки, с грузом в полтонны и грузом в тонну. Результаты были прекрасные.

Коккинаки, однако, считал, что машина показала еще не все свои возможности, а

экипаж тем более. Он обратился в Народный комиссариат оборонной промышленности

с просьбой разрешить ему еще один дальний скоростной беспосадочный полет. Ему

ответили: «Готовься, а там будет видно». Началась энергичная подготовка. Вся работа

велась непосредственно на заводе. И лишь после того, как самолет был полностью

проверен, его передали на аэродром.

За несколько дней до старта на восток экипаж совершил испытательный дальний

полет с полной нагрузкой по маршруту Москва – Киров – Москва без посадки.

Испытание было сдано, самолет вел себя отлично, все оборудование работало

нормально и безотказно.

Во всей подготовке Коккинаки принимал непосредственное участие. Верный

своему обычаю проверять все до последнего винтика, он не покидал аэродрома. Лично

проверил и испытал качество горючего, резину, поставленную на колеса, сам опробовал

работу новых моторов, проконтролировал установку дополнительных баков, наблюдал

за монтажем приборной доски. По его указаниям бригада, готовившая машину,

произвела некоторые переделки в самолете.

Владимир Константинович сам проверил весь аэроплан до последнего винтика,

убедился в прочности, надежности и целесообразности всего оборудования и только

тогда заявил наркому о готовности к старту.

Прошла неделя. Коккинаки ждал ответа. Ночью 15 июня 1938 года у него в

квартире зазвонил телефон. Летчик снял трубку и сказал:

– Слушаю, Коккинаки.

– Говорит Сталин. Здравствуйте! – ответил спокойный голос.

Летчик сразу понял, что сейчас будет окончательно решен вопрос о перелете.

– Как ваше здоровье, товарищ Коккинаки? – спросил Иосиф Виссарионович.

Пилот ответил, что чувствует себя крепким и бодрым, готов к любому рейсу, к

любому перелету и ждет только разрешения.

– Вы отдыхали в этом году? – снова спросил товарищ Сталин.

Коккинаки повторил, что чувствует себя превосходно.

– Как идет подготовка самолета к перелету? – спросил товарищ Сталин.

Летчик коротко доложил о полной готовности машины, ее возможностях,

проведенных испытаниях. Иосиф Виссарионович начал расспрашивать о трассе – не

трудна ли она, все ли продумано до мельчайших деталей.

– Конечно, – ответил Коккинаки, – мы все продумали и проверили. Не

беспокойтесь, Иосиф Виссарионович, успех будет за нами.

– Я не об успехе беспокоюсь, – ответил товарищ Сталин, – а о вас.

Летчик поблагодарил товарища Сталина за внимание, за непрестанную заботу.

Иосиф Виссарионович пожелал успешно закончить подготовку к перелету и сказал, что

так как он не сомневается в серьезности и тщательности подготовки, то решение о

вылете экипаж должен принять сам.

– Но все же, – сказал в заключение товарищ Сталин, – перед отлетом зайдите

ко мне. Мы пожелаем вам счастливого пути.

Погода на трассе не радовала. Циклоны тянулись один за другим, стояла низкая

облачность, дули неблагоприятные ветры. Синоптики упорно отказывались от

предсказания хорошей метеорологической обстановки.

Коккинаки, решив, что хорошей погоды все равно не дождаться, назначил старт на

27 июня.

Накануне вечером он был в Кремле. Его приняли товарищи Сталин и Молотов.

– Ну, как дела? – спросил товарищ Сталин.

Коккинаки доложил о готовности самолета, о состоянии погоды на трассе и

сообщил, что намерен завтра утром стартовать. Товарищ Сталин попросил рассказать о

готовности машины, о состоянии здоровья экипажа, о трудных этапах перелета.

Коккинаки ответил, что путь весьма труден, но вполне преодолим.

Товарищ Молотов просил подробно рассказать о трассе. Летчик ответил на вопрос

и попутно сообщил о практическом значении перелета для обороны страны. Товарищ

Сталин предложил ни в коем случае не рисковать, при малейшей опасности прекратить

полет. Коккинаки обещал.

Путь и впрямь был весьма нелегкий. От Москвы на Дальний Восток экипаж

решил лететь по ортодромии, т. е. по прямой кратчайшей линии. Эта воздушная дорога

шла далеко в стороне от существующей трассы гражданского воздушного флота. Путь

тянулся над безлюдной тундрой, необитаемой тайгой, малоисследованными горными

хребтами. Вся местность чрезвычайно бедна ориентирами, во многих местах даже реки

нанесены на карту пунктиром.

Штурману Бряндинскому предстояла сложная задача вести самолет строго по

прямой, не уклоняясь в сторону ни на один километр.

И вот наступил день 27 июня. Стартовать решено было со Щелковского

аэродрома, со знаменитой бетонной дорожки, прозванной «Дорогой героев». Отсюда, с

этой бетонной полосы, уходили на север самолеты Чкалова, Громова, Леваневского;

отсюда не раз уносился ввысь и серебристый моноплан Коккинаки.

Самолет был готов к старту. Трактор медленно повел ярко красную машину по

бетонной дорожке к взлетной горке. Она остановилась у подножья горы, широко

распластав могучие крылья, на которых огромными буквами было выведено слово

«Москва». По Щелковскому шоссе из города мчались автомобили с родными, друзьями

и знакомыми летчика.

За час до старта экипаж ушел завтракать. Врач предложил куриные котлеты, кофе,

чай. Коккинаки от всего отказался и выпил один стакан кофе.

Экипаж вернулся к самолету. Из Москвы привезли стопку свежих номеров

«Правды», которые летчики решили привезти на Дальний Восток с такой быстротой, с

какой газеты еще никогда в те места не доставлялись. Спортивные комиссары

опечатали бензиновые баки и укрепили приборы, контролирующие полет самолета.

Александр Бряндинский высунулся из кабины и крикнул:

– Ну, поплыли, вроде? Пока.

Гулко заревели моторы. Коккинаки сел к штурвалу, пристегнул парашют,

устроился поудобнее и взмахнул рукой. Из-под колес убрали башмаки, дорожка была

очищена от провожающих. Летчик дал газ, и самолет начал разбег.

Машина, ускоряя движение, неслась строго по середине бетонной полосы. Не

отклоняясь ни на иоту в сторону, самолет промчался мимо провожающих и взлетел.

Через минуту он скрылся на востоке.

Вся страна следила за его движением вперед.

Сразу же за Москвой самолет встретил облака и проливной дождь. Экипажу

пришлось снизиться до 100 метров. Постепенно облака все более прижимали машину к

земле. Высота полета упала до 50, затем до 30 метров. Наконец, Коккинаки пошел

бреющим полетом. Так летели почти до Кирова. Ближе к Уралу погода немного

прояснилась. Но, перевалив Уральский хребет, летчики опять попали в грозовые тучи и

дождь.

За Обью началась унылая безлюдная тундра. Самолет шел в облаках. Изредка в

разрывы облаков видна была угрюмая местность. Ни деревень, ни избушек, ни дорог —

пустыня.

Высота полета постепенно увеличивалась. В районе Бодайбо самолет шел уже на

высоте 7 000 метров. В облачные окна проглядывают дикие скалистые вершины,

глубокие ущелья, подернутые дымкой тумана. Почти все время экипаж летел, не видя

земли. Очень часто приходилось переходить на слепое пилотирование и слепую

ориентировку. За все время полета только на протяжении 1 000 километров экипаж

видел землю. Весь остальной путь он проделал в облаках и над облаками.

В районе Рухлово Бряндинский установил радиосвязь с Хабаровском. На вопрос о

погоде Хабаровск ответил, что над городом стоит многоярусная десятибалльная

облачность. Гористая местность, окружающая Хабаровск, высокие сопки были закрыты

облаками и туманами.

И тогда летчик, просидевший 20 часов за штурвалом самолета, принял

единственно правильное решение – выйти к морю, там определиться и низом итти к

конечному пункту. Для этого решения требовалось не меньше мужества, чем для того,

чтобы безрассудно кинуть машину вниз. Самолет пошел по направлению на Сахалин, к

Татарскому проливу. На этом обходном маневре экипаж потерял полтора часа. Затем,

определившись, летчики вернулись к Хабаровску.

Учтя обстановку в районе Владивостока, экипаж решил сделать посадку. В 9

часов 12 минут 28 июня 1938 года самолет «Москва» опустился в Спасске. За 24 часа 36

минут краснокрылая машина покрыла весь путь от Москвы до района Владивостока,

путь, на который обычно затрачивалось несколько суток. Было пройдено 7600

километров. Средняя скорость перелета составила 307 километров в час.

Во время полета командир экипажа и штурман вели между собой переписку.

Короткие записки с исчерпывающей полнотой характеризуют условия, в которых велся

полет. Вот отрывки из этой необычной переписки:

Бряндинский: Город справа – Унжа.

Бряндинский: Прошли раздел фронта.

Коккинаки: По времени самая мура сейчас (имеются в виду метеорологические

условия в районе рейса).

Коккинаки: Циклон, очевидно, справа остается?

Коккинаки: Попить!

(Штурман передает летчику термос с кофе. Вскоре он сообщает о радиограмме за

подписью товарища Ворошилова, опрашивающего экипаж о ходе перелета. Самолет

подходит к Уралу.)

Бряндинский: Как наберешь нужную высоту и установишь скорость, скажи —

буду делать промеры.

(Перевалили Урал, попали в грозу.)

Бряндинский: Впереди остатки уральского фронта. Скорость – 307. Ветер справа

и сзади слабый. Чего дать кушать?

Коккинаки: Кусочек курицы. Скорость – негусто.

(Вскоре самолет попал в жесточайшую грозу. Пришлось несколько уклониться в

сторону.)

Бряндинский: Кажется, вылезаем. Я думаю постепенно вернуться на трассу.

Запоздали на полчаса. Это к лучшему, в смысле темноты.

Бряндинский: За 7 часов прошли 2000, средняя скорость 285.

Коккинаки: Только бы нам в темноту не вляпаться. (Пилот стремится оказаться к

ночи в таком районе, где в летнее время ночи почти не бывает.)

Коккинаки: Выход на трассу обязательно. Где Обь? Когда кончится мура?

Бряндинский: Первое. Скорость равна 322 (последний замер 1307). Второе. У

меня радио работает, я их слышу, но квитанции не получал. Не всех слушал еще. Я пока

слежу до Оби за ориентировкой, думаю, что приняли.

Бряндинский: Обь пересекли между Самаровым и Кандинским. Ведется расчет.

Коккинаки: Определился?

Бряндинский: Маленькая река Назым.

Бряндинский: Володя! А ведь уже не такие страшные эти болота. Люди будут жить

когда нибудь?

(Внизу – безымянная речка.)

Бряндинский: Ну, чего ты хочешь, на этой речке даже пляж есть!

Коккинаки: Циклон?

Бряндинский: По месту расположения – да.

Коккинаки: Который по счету? К ним так привыкнуть можно.

(От пребывания на большой высоте летчика мучит жажда. Он часто пьет кофе.

Один раз Бряндинский по ошибке передал ему термос с чаем. Летчик выругал

штурмана.)

Коккинаки: Глоток кофе. Не путай.

Коккинаки: Дай кофе. Эту муру обойдем слева.

Коккинаки: Кажется, буду скорость держать меньше, чтобы в ночь не впороть.

Когда Енисей – в 19 часов 12 минут или в 18.12? Дай-ка профиль.

Бряндинский: В 19.12. Москва дала квитанцию о радиограммах.

(Приближается ночное время.)

Коккинаки: Когда будет Енисей?

Бряндинский: Я теперь поспокойнее, все же отклик на все телеграммы оптом

получил. Енисей должен быть в 19.12, по местному времени – в 23.12.

Бряндинский: Что это трясти стало? Что с мотором или баки?

(Все оказалось в порядке. Моторы работали исправно. Но в случае остановки

мотора внизу садиться было негде. Пилот послал штурману записку о работе мотора.)

Коккинаки: Очень уж здесь места неподходящие. пусть он еще 12 часов потерпит.

Бряндинский: Принимаю радио из Москвы.

Бряндинский: Кокки, может, конечно, впереди еще хуже, но я думаю, долетим до

места.

(В разрыве облаков мелькнула река.)

Бряндинский: Тут их много: река Чара, река Токко, потом Олекма – и все в одном

направлении. Володя, ты уже 17 часов ведешь, дай на полчасика.

Коккинаки: Справа еще река.

Бряндинский: Облака, как фарфор, просвечивают.

(Надвигается очередной циклон.)

Коккинаки: А поприличнее погода будет сегодня? С кем держишь связь? Дай

профиль.

(Бряндинский сообщает о радиограмме товарища Ворошилова: «Повторите радио

номер 13. Обязательно слушайте на волне номер 2. Ворошилов».)

Коккинаки: Саша, дай-ка мне чашечку кофе и маленький кусочек булочки. А что

там есть у тебя еще?

(Самолет шел над территорией Дальнего Востока. Летчики определяли место для

того, чтобы пробиться вниз.)

Коккинаки: Пожалуй, проскочим в эту дыру.

Бряндинский: Это мы влево упороли, циклон обходили.

Коккинаки: Не знаю, что за озеро, Амура не видно. Посмотрим дальше.

(Внизу какая -то река.)

Бряндинский: Не пойти ли по реке на восток?

Коккинаки: Под облака и по маршруту!

Бряндинский: Тогда уж просто на юго-восток. Над Амуром должны быть разрывы.

(Самолет пролетает над горами, покрытыми снегом.)

Бряндинский: Здесь зима совсем.

Коккинаки: Прошу чашечку кофе.

Коккинаки: Где Спасск? В Спасск до конца суток успеем?

Бряндинский: Сто километров.

Коккинаки: Тогда посадка в Спасеке.

Коккинаки: Дай карту Хабаровск – Владивосток.

В Спасске герои были тепло и дружески встречены бойцами и командирами.

Спортивные комиссары составили следующий акт:

«В районе Владивостока красный самолет появился на горизонте в 9 часов 06

минут над городом Спасск; в 9 часов 09 минут на высоте 1000 метров сделал

круг и произвел посадку в 9 часов 12 минут.

Состав экипажа:

Летчик – майор Коккинаки.

Штурман – майор Бряндинский.

Состояние самолета исправное, горючего осталось 500 килограммов.

Барографы и пломбы на них в исправном состоянии, сняты с самолета и

переданы в секретную часть.

Самолет опломбирован. Экипаж принимает душ и завтракает. После завтрака

будет отдыхать. По окончании отдыха экипажа сообщим дополнительные

сведения о полете.

Спортивные комиссары: майор Кислов, военинженер 2-го ранга Невинный».

Просидев сутки за штурвалом, Коккинаки сначала не чувствовал усталости. Его

богатырский организм служил на славу. Он взглянул на встречающих и попросил их

отойти в сторону, дать подышать свежим воздухом. Почти все время экипаж летел с

кислородными приборами, дышал искусственным воздухом и стосковался по

настоящему. Затем с огромным наслаждением друзья выкурили по папиросе.

Пилотов пригласили в столовую. Коккинаки есть не хотел. Он выпил подряд

несколько стаканов кофе и лег спать. Проспав семь часов, летчик вышел в столовую,

снова выпил огромное количество кофе и опять уснул. На этот раз он спал столько же.

– Проснулся и почувствовал себя свеженьким, как огурчик, – вспоминал потом

Владимир Константинович.

Днем в Спасске состоялась встреча летчиков. Коккинаки произнес короткую речь:

– Мы передадим товарищу Сталину, что вы твердо стоите на границах нашей

социалистической родины. Наш перелет показывает, что Дальний Восток не так уж

далек. Если потребуется, то из европейской части Союза мы прилетим через сутки

защищать наши границы. Не только один Коккинаки появится здесь, появятся тысячи

летчиков, они приведут сюда тысячи самолетов.

Сразу после посадки в Москву ушло две телеграммы:

«Москва, Кремль

Товарищам Сталину, Молотову, Кагановичу, Ворошилову, Ежову.

Перелет Москва – Владивосток выполнен за одни сутки.

Летчик Коккинаки. Штурман Бряндинский».

«Москва, Кремль

Товарищам Сталину, Молотову.

Ваше доверие оправдал, задание выполнил.

Коккинаки».

В ответ из Москвы пришла телеграмма, подписанная членами Политбюро,

руководителями партии и правительства. Первой стояла подпись товарища Сталина. В

телеграмме говорилось:

«Горячо поздравляем вас с блестящим выполнением правительственного

задания. Героический перелет Москва – Хабаровск – район Владивостока,

покрывший свыше 7600 километров труднейшего пути в течение 24 часов и

36 минут, вписывает новую замечательную страницу в историю советской и

мировой авиации.

Трудящиеся Советского Союза гордятся вашей победой.

Обнимаем вас и жмем ваши руки».

В течение нескольких дней летчики знакомились с Дальним Востоком, его

крупнейшими городами, осмотрели береговые укрепления, побывали на судах

Тихоокеанского флота, в частях военно-воздушных сил Первой Краснознаменной

Приморской армии.

Прибывшая из Москвы бригада тщательно осмотрела самолет. Инженеры

признали, что машина, моторная группа, все агрегаты и узлы работали в полете

безотказно и находятся в отличном состоянии. Коккинаки и Бряндинский готовили

карты для обратного рейса, изучали маршрут, советовались с синоптиками.

Самолет «Москва» 4 июля перелетел из Спасска в Хабаровск. Экипаж побывал в

Комсомольске-на-Амуре и, наконец, 13 июля вылетел в обратный рейс в Москву. На

этот раз экилаж летел по существующей трассе Гражданского воздушного флота.

Летчики достигли столицы в два прыжка. В первый день они пролетели от Хабаровска

до Новосибирска, покрыв 4300 километров без посадки за 14 часов. Погода была

отвратительной, и почти все время экипажу пришлось лететь вслепую на очень

большой высоте.

Проведя день в Новосибирске, летчики отправились дальше, и 15 июля они

прибыли в Москву. На Центральном аэродроме им. Фрунзе была устроена

торжественная встреча. На состоявшемся митинге Коккинаки выступил с небольшой

речью. В этой речи сказался весь летчик: отважный и смелый человек, обладающий

большой скромностью, бесконечно преданный партии, родине, чувствующий за своей

спиной силу и мощь великого советского народа. Вот эта речь:

«Товарищ Сталин нам сказал: «Слетайте на Дальний Восток за сутки».

Мы сели и слетали. Дело сделано. Самолеты, которые мы строим, отлично

выдержали испытание. Машина, на которой мы летели, – не единственная.

Наша промышленность строит такие самолеты в большом количестве. И

когда потребуется, когда товарищ Сталин окажет, что надо лететь не одному

летчику, а многим сотням и тысячам советских пилотов, – тогда тысячи

советских летчиков полетят туда, куда прикажет партия, куда прикажет

правительство, куда укажет великий Сталин.

Надо признаться, товарищи, что мы, летчики, находимся в очень выгодном

положении. Народ дает средства, рабочий класс на заводах строит самолеты,

конструкторы работают над созданием более совершенных машин, а мы —

пожинаем лавры.

Мы садимся и летим. Самое выгодное дело у нас. Вернее, мы показываем

результат большой творческой работы тысяч и тысяч людей, работающих над

созданием наших машин. В частности, мы с Бряндинским сделали это в

перелете на Дальний Восток.

Наш перелет, товарищи, – это успех всего советского народа. Советский

народ делает самолеты. Советский народ учит людей летать, и они летают

так, чтобы быть достойными сынами своей родины. За наш великий

советский народ, за его руководителей, которые так хорошо умеют

воспитывать советских людей, за тех, кто так хорошо умеет организовать

нашу работу, за великого Сталина – ура!»

Через два дня во всех газетах был опубликован указ Президиума Верховного

Совета СССР. За осуществление героического беспосадочного дальнего перелета по

маршруту Москва – район Владивостока и за проявленное при этом выдающееся

мужество и мастерство Владимиру Константиновичу Коккинаки и Александру

Матвеевичу Бряндинскому было присвоено звание Героев Советского Союза и выдана

единовременная денежная награда по 25 000 рублей. Народный комиссар обороны

товарищ Ворошилов присвоил им звание комбригов.

Такова летная биография и жизнь коммуниста, летчика-испытателя, Героя

Советского Союза, депутата Верховного Совета СССР, комбрига Владимира

Константиновича Коккинаки.

Его биография далеко не кончена. Веселый, смелый, жизнерадостный Коккинаки

считает, что он сделал много меньше того, что должен сделать и что собирается

выполнить. Сейчас он попрежнему испытывает новые самолеты, ведет деятельную

переписку с избирателями, обучает мастерству молодых пилотов, работает над собой.

И готовится упорно, методично, тщательно к новым полетам, к новым делам во

славу своей великой родины.

Document Outline

Владимир Коккинаки