Текст книги "Блудная дочь"
Автор книги: Лайза (Лиза) Джексон
сообщить о нарушении
Текущая страница: 2 (всего у книги 22 страниц) [доступный отрывок для чтения: 9 страниц]
Глава 2
– Nina, неужели ты так и уйдешь? Ты же только что приехала!
Лидия едва поспевала за быстрым шагом Шелби. Годы посеребрили волосы экономки, ссутулили ее плечи, но не изменили характер: сколько Шелби ее помнила, Лидия никогда не сдавалась без боя.
– Подумай о судье! Ты нужна ему!
– Судье никто не нужен.
– Я думала, ты приехала погостить.
– Нет, по делу, – отрезала Шелби.
Она ни за что останется в этом доме! В роскошном мавзолее, где рассталась с жизнью мать. Где – под надзором сурового и властного отца – прошло ее собственное безрадостное детство. В доме, полном мрачных тайн и воспоминаний о темных делах. В доме, где днем и ночью шныряли безликие слуги судьи, не подозревая, что девочка с не по-детски серьезными глазами следит за ними из-за пальмы в холле или из-за кружевных штор уютной девичьей спаленки.
– Но, Шелби...
Голос Лидии дрогнул, и Шелби, замерев на пороге, обернулась. Обернулась, чтобы прочесть в темных глазах мексиканки непритворную печаль.
– Мне не хватало тебя, nina. С тех пор, как ты уехала, дом стал таким холодным, таким пустым...
По ледяной броне, сковавшей сердце Шелби, поползли первые трещины. С тех пор, как ушла из жизни Жасмин Коул, Лидия Васкес взяла заботу об осиротевшей девочке на себя. Она смазывала йодом разбитые коленки, на забавном англо-испанском жаргоне журила малышку за детские проказы, а лет семь-восемь спустя – закрывала глаза, когда Шелби брала ключи от отцовского «Понтиака». Растерянная и испуганная, Шелби пряталась от жестокого мира в объятиях Лидии; когда плакала – на необъятной груди мексиканки, в размеренном биении ее честного сердца находила успокоение. Лидия никогда не унижала ее, не высмеивала, не ругала за неудачи. У нее Шелби училась мужеству, искренности и прямому, открытому взгляду на мир.
Вот и теперь, обернувшись и положив руки на пухлые плечи Лидии, она ответила честно и прямо:
– Я не могу здесь оставаться.
– Не навсегда, милая, хотя бы на несколько дней! Ему... – мексиканка кивнула в сторону внутреннего дворика, – ему ты принесешь такую радость, такое утешение! Да и мне тоже. Porfavor. Хотя бы на несколько дней – на semana[8]8
Неделя (исп.).
[Закрыть]
—На неделю? – почти с ужасом повторила Шелби. – Нет, не могу!
– Почему нет? Кому это повредит? Твой отец только обрадуется, а я... Уж я тебя откормлю, худышка моя! —Она поджала губы; в уголках рта появились печальные морщинки. – С тех пор, как ты уехала, все переменилось. Он больше не... не... как ты его называла? Monstruo?
Шелби невольно улыбнулась.
– Нет, Лидия. Не чудовище. Людоед.
– Si, si, людоед.
– Я... Ну хорошо. Я подумаю.
– Прошу тебя, nina. Я буду молиться пресвятой владычице и...
– Не надо призывать всех святых. Мадонна и одна справится.
От такого богохульства экономка испуганно округлила глаза. Рассмеявшись, Шелби поцеловала Лидию в мягкую смуглую щеку.
– Я сама решу, что мне делать, договорились? И никто не будет мне указывать. Ни ты, ни пресвятая дева, ни сам господь бог.
И она повернулась к дверям. Лидия истово перекрестилась и пробормотала себе под нос по-испански что-то не слишком ласковое.Шелби не разобрала и половины: но, кажется, речь шла о твердолобых упрямицах, которым хоть кол на голове теши, а все равно настоят на своем.
Решительно захлопнув за собой дверь, Шелби двинулась по мощеной дорожке к «Кадиллаку». Ноги дрожали, но каким-то чудом ей удавалось идти твердо, едва ли не чеканя шаг. Нет, никакие силы не заставят ее остаться в доме, один вид которого пробуждает в ней болезненно-яркие воспоминания, в воздухе которого, словно сладковато-затхлый аромат могилы, витает память о надеждах, мечтах и разочарованиях ее первых восемнадцати лет жизни. Рядом с человеком, хладнокровно разрушившим ее жизнь.
Скользнув за руль и повернув ключ зажигания, Шелби взглянула на отчий дом в последний раз – и заметила, что в одном из окон первого этажа шевельнулась занавеска. Отец? Лидия? Кто-то еще?
Какая разница! Надвинув на нос темные очки, она вырулила из гаража на подъездную аллею и понеслась к воротам. От искушения подальше. Ее сверлила мысль: что, если остаться, попробовать разговорить отца, выяснить, какова его роль в этом заговоре десятилетней давности?
«А он, разумеется, размякнет и все тебе выложит. Как же, держи карман. Или ты забыла, что за человек судья Коул?»
Черт бы его побрал! – пробормотала Шелби и, выехав из ворот и развернувшись, нажала на газ. Путь ее лежал обратно в центр города – к старому кирпичному зданию, где когда-то принимал пациентов доктор Причарт.
По дороге в памяти всплыла еще одна новость, которую она как-то не сразу осознала, – Росс Маккаллум выходит на свободу. И вмиг отчаянно заколотилось сердце, руль сделался скользким во вспотевших ладонях, а к горлу со дна желудка подступила едкая желчь. Сжав зубы, Шелби заставила себя сосредоточиться на дороге. И на своей цели – клинике в самом сердце Бэд-Лак, где когда-то она лечилась от всех своих недугов, начиная с простуды и кончая растяжением связок.
Снаружи здание не изменилось: все те же четыре этажа неприветливо смотрят на мир подслеповатыми зарешеченными оконцами, и у крыльца возвышается тот же громоздкий ящик с песком. Внутри Шелби заметила кое-какие перемены: появился кондиционер, и линолеум на полу сменился коричневым ковролином. А на стеклянной двери, за которой когда-то помещался кабинет доктора Причарта, теперь красовалась эмблема страховой компании.
Шелби толкнула дверь и вошла в приемную, выдержанную в серебристо-голубых тонах. Из-за компьютера подняла на нее взгляд пухлая дама с волосами такого же серебристо-голубого оттенка и пятиярусными бусами на короткой шее. Бросив взгляд на именную табличку на столе, Шелби уяснила, что видит перед собой Роберту Флетчер.
– Я ищу доктора Неда Причарта, – заговорила она, не давая секретарше открыть рот. – Много лет назад, когда он здесь работал, я была его пациенткой.
Роберта улыбнулась, но глаза, неестественно блестящие от контактных линз, оставались холодными.
– Док Причарт? Да он уж лет десять как бросил практику. Наша компания здесь уже шесть лет, а до нас этот офис занимал мистер Блеквелл, адвокат. Артур Блеквелл.
– Вы не знаете, кто перенял практику Причарта? Или где я могу его найти?
Мисс Флетчер картинно развела руками:
– Понятия не имею! Слышала только, что он уехал из города, а куда – не знаю. Я его и не знала совсем, я хочу сказать, разговаривать с ним не приходилось. В лицо-то, конечно, знала. Бывает, иной раз на улице встретишь, поздороваешься. – Она вдруг осеклась, расширенными глазами вглядываясь в Шелби. – Ой, а вы не дочка судьи Коула будете? Шелби? Я вас помню... господи помилуй, да вы – вылитая ваша матушка, упокой господь ее душу!
– Д-да... спасибо.
Этого еще не хватало, чтобы добрые граждане Бэд-Лака узнавали ее в лицо!
– Такое несчастье! Знаете, дорогая, – она заговорщически наклонилась к Шелби, вдруг проникшись к ней симпатией, – матушка ваша была чудесная женщина.
– Да, знаю. Помню.
– А как ваш отец поживает? Что-то давно я его не видела.
– Прекрасно. Он... у него все хорошо, – ответила Шелби.
– И надолго вы к нам?
– Посмотрим, – пожала плечами Шелби, прекрасно понимая, что каждое ее слово завтра же разлетится по городу. Одна из маленьких радостей жизни в глуши: здешним кумушкам до всего есть дело. – Еще не решила.
Распрощавшись со словоохотливой секретаршей, Шелби вышла на улицу, в удушливый зной техасского лета. Через улицу от бывшей клиники находилась единственная в городе аптека – она же кафе. Страшно вспомнить, сколько времени проводила здесь Шелби подростком, на тонкой грани между детством и юностью – протирала джинсами высокие пыльно-красные табуреты, прихлебывала вишневую колу, закусывала картофельными ломтиками, макая их в кетчуп с лимонным соком или в соус табаско, грезила наяву о каком-нибудь телегерое или ином кумире юных дев, чьего имени сейчас даже не вспомнит. Счастливое, беззаботное время! Как давно это было – словно целую вечность назад.
Перейдя улицу и зайдя за угол аптеки, Шелби обнаружила и старую знакомую – скамью. Тяжеловесное сооружение из цельных бревен стояло гордо, словно неподвластное времени; темное, отполированное годами дерево испещряли сигаретные отметины. А вот и сердечко с инициалами. Шелби задумчиво обвела его пальцем. Десять лет прошло – и не стерлась память.
Господи, как же она по нему сохла! Тогда она училась в десятом классе, а он только что вернулся из армии – стройный, ладный, с грацией сильного молодого зверя. Классическая любовь с первого взгляда.
– Да, гордиться мне нечем, – пробормотала она, выпрямляясь и отряхивая руки.
Шелби не собиралась предаваться сентиментальным воспоминаниям. Такие развлечения хороши, когда времени навалом. Но ее время поджимает. Каждые двадцать четыре часа – еще один день, проведенный вдали от дочери.
Упрямо сжав губы, она вошла в одинокую телефонную будку и принялась листать потрепанный справочник, отыскивая фамилию доктора Причарта.
Не повезло. Скользя пальцем по столбикам имен, Шелби искала его родственников, коллег – хоть кого-нибудь, кто сможет нанести ее на след. Напрасно: ни одно имя не вызывало воспоминаний.
Раскаленный, словно из топки, порыв ветра взъерошил ей полосы, зашуршал страницами телефонной книги, взметнул с асфальта сухие почерневшие листья. Крапчато-серая кошка, отрывисто и резко мяукнув, забилась под днище припаркованного у тротуара «Шевроле»; автомобиль этот, судя по его виду, не трогался с места уже лет двадцать.
Пустынные кривые улочки, равнодушные окна обшарпанных домов. Угрюмые лица, опущенные головы, взгляды исподлобья. Как не похожа ее родина на Сиэтл, где улицы запружены автомобилями, где на тротуарах тесно от пешеходов, где в гавани теснятся, взрезая свинцовую воду залива, грузовые и рыболовецкие суда, а в стальном небе над толпами туристов без устали кружатся и кричат чайки. Этот северный город, чьи улицы бегут по крутым склонам к морю, а небоскребы вспарывают небеса, полон жизни и энергии. По дорогам его, омытым холодным дождем, с утра до вечера спешит по своим делам разноцветный и разнокалиберный люд – спешит, глядя прямо вперед и не пряча лицо от непогоды.
На обратном пути к аптеке Шелби вдруг почувствовала на себе чей-то взгляд. Обернулась – и увидела в дальнем конце улицы потрепанный пикап. Мужчина загружал в кузов мешок сена, а сам не отрывал от Шелби глаз, скрытых за темными очками.
Могла ли она его не узнать? Дыхание ее на миг пресеклось, и сердце наполнилось едкой горечью воспоминаний.
Нейв. Невада Смит.
Он не потрудился даже улыбнуться – просто бросил в кузов свой груз и направился к ней легким, бесшумным, обманчиво неторопливым шагом, так хорошо памятным Шелби. Ношеные, выцветшие на солнце «ливайсы», футболка, когда-то зеленая, а теперь выгоревшая до неопределенного оттенка, пыльные ковбойские сапоги, блестящие от пота черные волосы. Все как тогда.
– Шелби Коул! – насмешливо протянул он, скользнув по ней цепким взглядом. – Так-так... Слышал о твоем приезде.
– Вот как?
«Это еще что за ерунда? Почему так колотится сердце? Все кончено, слышишь, кончено и забыто! Этот потрепанный жизнью ковбой для тебя никто!»
– Новости в нашем городе быстро распространяются. Особенно дурные.
Он непринужденно прислонился к спинке скамьи, и у Шелби вдруг снова перехватило дыхание. За десять лет она успела забыть, что Нейвом Смитом можно любоваться бесконечно, словно творением художника, – в каждом движении, в каждой позе он гибок, естествен и неотразимо сексуален.
– Это везде так.
– Да, наверное.
Сдвинув темные очки на нос, он беззастенчиво ее разглядывал. Да и сама Шелби не могла оторвать от него глаз. Все тот же упрямый подбородок, затененный трехдневной щетиной, все те же мускулистые руки, покрытые бронзовым загаром, озорная усмешка в углах рта. Смоляные волосы – наследство матери-индианки – в беспорядке падают на лоб.
Что привело тебя в наши Палестины?
Признаться? Промолчать? Солгать? Но кому же и знать правду, как не Нейву? Где-то на белом свете живет его дочь – девятилетняя девочка, о существовании которой он не подозревает, которую не может ни принять, ни отвергнуть.
С годами Шелби убедила себя, что ее дочь – дитя Нейва. Если же нет... Внутри у нее все сжалось, и Шелби поспешила отогнать мысль об этой ужасной возможности.
Мимо протарахтел универсал с настежь распахнутыми окнами. В салоне машины мамаша орала на своих отпрысков, и крикам ее вторило карканье одинокой вороны в дальнем конце улицы.
Нейв молча смотрел на Шелби. Ждал. Она откашлялась.
– Я приехала... м-м... по нескольким причинам… Что ж, теперь или никогда!
– ...и одна из них прямо касается тебя. Нам надо поговорить. У тебя найдется минутка?
– Минутка? И только?
Как ей хотелось сорвать с него эти чертовы темные очки!
– Десять минут, самое большее – двадцать.
– Почему бы не сейчас?
Долгими бессонными ночами Шелби спрашивала себя, найдет ли она в себе силы встретиться с Нейвом лицом к лицу. Открыть тайну, надежно похороненную в груди. Спрашивала – и так и не находила ответа. Но вот настал момент истины. Что ж, она не привыкла останавливаться на полпути.
– Ты прав. Почему бы и не сейчас?
– Пойдем, я угощаю. Теперь-то тебе уже можно пить, верно?
– Конечно, можно, – растянув непослушные губы в улыбке, откликнулась она.
Он кивнул в сторону салуна «Белая лошадь», и Шелби, призвав на помощь все свое мужество, двинулась за ним.
Нейв вошел первым и придержал дверь, мучительно заскрипевшую на несмазанных петлях. Вслед за ним Шелби вошла в полутемный зал, чем-то напоминающий гробницу, с черными от копоти потолочными балками. Ветхий кондиционер надсадно пыхтел и повизгивал, ведя проигрышную битву с жарой. Несколько вентиляторов над головой лениво разгоняли застоявшийся теплый воздух. Стук бильярдных шаров из дальнего угла перекрывал жестяное звяканье музыкального автомата. Звенели кубики льда в стаканах, и воздух наполнял ядреный дух табачного дыма и крепкой выпивки.
Шелби подошла к стойке, кожей ощущая любопытные взгляды посетителей.
Тебе пива? – спросил Нейв.
Угу.
«Как будто важно, что они будут пить», – подумала она, убирая в карман сумки солнечные очки.
Нейв подошел к стойке и щелкнул пальцами. Из ниоткуда вынырнула барменша – сухопарая женщина с вытравленными перекисью волосами, неряшливо наложенной помадой и острым любопытным взглядом.
– Два пива, Люси.
– Сейчас! – пропела она.
Нейв сел на табурет напротив Шелби и положил на стол темные очки. Она заметила, что у него разные зрачки, один больше другого – и вспомнила, что Нейв повредил глаз в давней схватке с Россом Маккаллумом.
– Сейчас принесут, – сказал он. – Так в чем же дело, Шелби? Что тебе понадобилось в наших краях?
Шелби тревожно оглянулась через плечо. Больше тянуть нельзя. Надо собраться с духом – и покончить с обманом десятилетней давности.
– Десять лет назад я кое-что от тебя скрыла, – заговорила она – и осеклась, заметив, как мгновенно вздулись жилы у него на шее при напоминании о прошлом. – Кое-что... очень важное.
– И что же?
Подошла Люси, положила на стол пару бумажных салфеток с картой Техаса, поставила две длинногорлые бутылки и пару стаканов, затем, словно вспомнив в последний момент, вернулась с полдороги и бросила на исцарапанную стойку закуску – пакетик арахиса в скорлупе.
– Еще что-нибудь? – поинтересовалась она.
– Да нет, вряд ли, – ответил Нейв.
– Если что, вы только скажите!
– Непременно. – Нейв наполнил свой стакан и снова впился взглядом в Шелби: – Продолжай.
Ледяной холод сжал ее сердце.
– У нас... – полушепотом произнесла она, – у нас с тобой... был ребенок. Дочь.
«Ну вот и все. Слово сказано».
Широкая ладонь Нейва застыла в воздухе, глаза сощурились, словно он смотрел сквозь прицел.
– Что?! – хрипло выдохнул он.
– Это правда.
Наступило молчание – тяжелое, оглушительное.
– И ты ничего мне не сказала? – едва шевеля губами, произнес он наконец. Глаза его потемнели, словно небо перед грозой; на враз осунувшемся лице резко обрисовались высокие скулы.
– Не сказала.
– Где она?
– Не знаю.
– Не знаешь?! – рявкнул он, но тут же, спохватившись, понизил голос до шепота: – Как так не знаешь, черт побери?
– Я... я верила, что она умерла сразу после рождения, – пробормотала Шелби, чувствуя, как стремительно покидают ее последние силы.
– Что значит «ты верила»? А сама-то ты где была в это время?
Слова Нейва звучали горькой насмешкой. Он молчаливо обвинял ее во лжи – и Шелби его понимала.
– Роды были очень тяжелыми, – принялась объяснять она, сама понимая, как жалко звучат ее оправдания. – Мне давали какие-то лекарства. Я почти не осознавала, что происходит вокруг. А потом, когда пришла в себя, все вокруг твердили, что малышка умерла и я поверила. Но теперь думаю, что меня обманули. Ее отняли у меня. И где она теперь – не знаю. Должно быть, ее кто-то удочерил.
– Постой!
Нейв поднял ладонь, бросив на Шелби предостерегающий взгляд. Проследив за направлением его взгляда, она заметила, что барменша Люси навострила уши и, протирая стойку, незаметно придвигается к ним все ближе.
Нейв вытащил из кармана потрепанный бумажник и швырнул на стойку пару банкнот.
– Пошли, – приказал он, сдергивая Шелби с табурета. – Здесь не место для откровений. Сдачу оставь себе! – бросил он барменше, обернувшись через плечо, и потащил Шелби за собой по узкому коридорчику между кухней и туалетом к задней двери заведения.
Он толкнул дверь плечом, и Шелби ошеломленно заморгала. Непривычно яркий солнечный свет ударил ей в лицо, раскаленный воздух обжег легкие. Над мусорным баком, привалившимся к стене салуна, гудел мушиный рой; с улицы доносилось ленивое урчание моторов.
Подхватив Шелби под локоть, Нейв повлек ее по выщербленному асфальту к автостоянке.
– Куда ты меня тащишь? – поинтересовалась она, тщетно пытаясь выдернуть руку.
– Ко мне.
– К тебе – это куда?
– На ранчо. В нескольких милях от города.
– Ни за что! – Она уперлась каблуками в асфальт.
– Предпочитаешь вести разговор здесь? – И он выразительно кивнул в сторону дороги.
Шелби и сама уже заметила, что, проезжая мимо стоянки, водители все как один замедляют ход. Какой-то тип в авиационных очках-«консервах» и бейсболке с надписью «Техасские нефтяники» аж шею вывернул, чтобы получше разглядеть интересную парочку.
– Как видишь, тебя здесь узнают, – без особой нужды уточнил Нейв.
– Вижу. – Секунду поколебавшись, она решилась на компромисс: – Только я поеду на своей машине, хорошо?
Он кивнул и отпустил ее руку:
– Поезжай за мной.
«Нефтяник» в бейсболке откровенно затормозил и впился в Шелби плотоядным взглядом. Поморщившись, она распахнула дверь «Кадиллака». Нагревшиеся кожаные сиденья едва не дымились; Шелби поспешно включила кондиционер на полную мощность, закрыла окна и вслед за грузовичком Нейва вырулила на дорогу.
«С ума сошла! – твердила она себе, торопливо нацепляя на нос солнечные очки. – Поздороваться не успела – и уже едешь к нему домой! О чем ты вообще думаешь?»
Город остался позади, и дышать стало чуточку легче. С полчаса дорога петляла по холмам; мимо проносились поля, огороженные колючей проволокой, где устало щипали скудную иссохшую траву коровы и овцы. Порой на обочине мелькали высокие дубы или колючие заросли сумаха. Наконец за пересохшим ручьем Нейв свернул в дубовую рощицу; здесь от шоссе ответвлялся разбитый проселок, что вел к его наследственным землям.
«Кадиллак» тяжело переваливался на выбоинах; торчащие из земли корни деревьев хватали его за колеса. Шелби чертыхалась сквозь зубы, крепче сжимая скользкий от пота руль. Наконец дубы расступились, и взору ее открылись владения Нейва.
Так вот что щедрая судьба даровала в удел Неваде Смиту! Несколько сот акров бесплодной каменистой земли, лачуга, которую домом не назовешь даже из вежливости, десяток коров да пяток лошадей – изможденных клячонок, с безнадежной покорностью пригибающих головы к серо-желтой траве.
Прямо скажем, не рай на земле. Совсем не рай.
Шелби припарковала «Кадиллак» у полуразвалившегося амбара. Не дожидаясь, пока уляжется пыль и испарится смелость, решительно вышла из машины.
Нейв ждал ее на крыльце.
И не он один. Пес-полукровка, завидев на хозяйской земле чужого, разразился отчаянным лаем.
– Тихо, Крокетт! Все в порядке! – прикрикнул на него Нейв.
Пес пригнул голову, ощерив зубы; шерсть на холке поднялась дыбом, из горла вырывалось низкое глухое рычание.
– Хватит!
Рычание замолкло, но блестящие подозрительные глаза пса не отрывались от Шелби. Пес ждал только кивка от хозяина, чтобы прыгнуть и вцепиться пришелице в горло.
– Хватит, я сказал!
Нейв нагнулся и потрепал пса по холке.
– Входи, – пригласил он Шелби, распахнув выгоревшую на солнце дверь.
В доме оказалось ненамного прохладнее, чем снаружи. Пол застелен истрепанным ковром.От сборной разнокалиберной мебели так и несло дешевыми распродажами; если у Нейва Смита и водились деньжонки, к удобству и комфорту он явно был равнодушен. На журнальном столике, знававшем лучшие времена, валялось в беспорядке несколько журналов.
Нейв провел Шелби через кухню – размером немного больше почтовой марки – и вывел на задний двор. Здесь, в тени деревьев, было почти прохладно; она с облегчением вдохнула полной грудью.
– Садись, – коротко предложил он, указывая на пыльный пластиковый стул у столика. – Чаю со льдом хочешь?
– А у тебя есть? – с невольным удивлением откликнулась Шелби.
Рассиживаться за чаем в доме у Нейва Смита ей вовсе не хотелось, однако в горле пересохло, а внутри все тряслось, словно у мухи, попавшей в клюв к мухолову.
– Если хочешь, могу приготовить. Прямо сейчас.
– Отлично.
И он исчез в доме.
Шелби с любопытством окинула взором задний двор. Пятна выгоревшей травы чередовались здесь с голой растрескавшейся землей. Очаг для барбекю, сложенный из тяжелых камней, выглядел неуклюжим и древним, словно строение каменного века. От угла дома к столбу забора наискось натянута бельевая веревка. За забором пьют из цементной поилки две лошади; шкуры их блестят под безжалостным солнцем, вокруг вьются тучи слепней, и лошади размеренно бьют себя хвостами по бокам.
Скрипнула дверь, и пес, басовито рыкнув, заколотил хвостом по земле. На крыльце вновь появился Нейв; в руках – две разнокалиберные чашки со льдом и дымчато-бурой жидкостью, отдаленно напоминающей чай.
– А теперь продолжай. – Он протянул ей чашку и опустился на соседний стул. – Так на чем мы остановились? Ах да, ты рассказывала, что у меня есть дочь.
Шелби упрямо распрямила плечи. Каяться ей не в чем, и стыдить и запугивать себя она не позволит!
– Верно. Я уже сказала, что считала ее умершей.
– Ты что же, не помнишь, как рожала?
Я же сказала, Нейв, – устало откликнулась она. – Роды были очень тяжелые.
Мне делали какие-то уколы. К концу я уже почти ничего не видела и не соображала.
Черт!
Он бросил на нее острый взгляд, затем кивнул, молчаливо приказав ей продолжать.
Шелби откашлялась – у нее вдруг запершило в горле.
– У меня с собой свидетельства о ее рождении и о смерти.
– Кто выдал?
– Оба подписаны доктором Причартом.
– Тот еще деляга, – хмыкнул Нейв.
– А теперь выясняется, что он куда-то исчез, – добавила Шелби, с наслаждением глотая горьковатый ледяной напиток.
– Уехал из города сразу после тебя. Куда – никто не знает.
– Иными словами, скрылся? Что ж, неудивительно. Шелби порылась в сумке и достала конверт – послание из прошлого, что перевернуло вверх тормашками ее спокойную налаженную жизнь.
– Посмотри!
Сама не понимая, зачем это делает, она протянула ему фотографию Элизабет Жасмин Коул – своей дочери, которую девять лет считала мертвой.
Значит, ты ее так и не видела? – Голос его звучал сухо, бесстрастно – лишь в углу рта дергался мускул.
Нет.
– Почему?
– Да говорю тебе, я была без сознания! Меня накачали какой-то дрянью!
Слезы обожгли ей глаза, но Шелби подавила подступающие к горлу рыдания. Нареветься она еще успеет. Нейв прищурился:
– Хочешь сказать, док Причарт усыпил тебя, чтобы украсть ребенка?
—Да нет... не знаю... вряд ли... – Шелби судорожно вздохнула. – Я сама виновата. Приспичило покататься верхом – это на восьмом-то месяце! Лошадь споткнулась... и Элизабет появилась на свет раньше срока.
Шелби умолкла и запрокинула голову к выцветшим небесам, где кружил в поисках добычи одинокий ястреб. Незачем рассказывать о боли, об ужасе, охватившем ее, когда она поняла, что темное пятно на джинсах – кровь. О том, как отец орал в телефонную трубку, приказывая «Скорой» поторапливаться. О том, что вот уже девять лет Шелби живет с неизбывным чувством вины.
– Когда я очнулась, все в один голос говорили, что ребенок умер. И что по распоряжению отца – я ведь была несовершеннолетней, а он моим опекуном – уже произвели вскрытие и кремировали труп.
– И у тебя не возникло никаких вопросов?
– Мне было семнадцать лет! – Она смерила его сердитым взглядом. – Как я могла догадаться, что все они в сговоре?
– Это и была твоя главная ошибка.
– Не главная, – ледяным тоном ответила она, со злорадным удовлетворением отметив, как заходили желваки у него на скулах. – К тому времени я натворила целую кучу непростительных глупостей!
– Не ты одна.
Шелби плотно сжала губы. Нейв всегда умел выводить ее из себя, но больше она на его провокации не поддастся. Свой долг она выполнила, открыла Нейву правду, и больше им говорить не о чем.
Нейв задумчиво вглядывался в детскую фотографию – словно искал в лице девочки подтверждение своего отцовства.
– Судью ты уже спрашивала?
– Еще бы!
– И что?
Все отрицает.
Но ты ему не веришь?
– Ни на миг.
– А ты поумнела!
– Будем надеяться. – Одним глотком покончив с чаем, Шелби встала. – Я, знаешь ли, стала старше на десять лет.
– Кто тебе это прислал? – Бросив последний взгляд на улыбающуюся девочку, он сунул фотографию и документы обратно в конверт.
– Для этого я и приехала. Чтобы выяснить, кто это сделал. Задумчиво сдвинув брови, он перевернул конверт:
– Штемпель Сан-Антонио.
– Верно. Совсем неподалеку отсюда. Конверт скользнул ей в ладонь.
– Не могу отделаться от мысли, что она здесь, рядом. Может быть, в соседнем городке. Или на каком-нибудь ранчо по соседству. А быть может, штемпель Сан-Антонио – просто приманка, чтобы навести меня на ложный след, а на самом деле Элизабет где-нибудь в Калифорнии, или в Мехико, или в Квебеке, или еще бог знает где.
Она осеклась – знакомая боль сжала горло – и, дрожащими руками расстегнув боковой карман сумки, поспешно сунула туда конверт.
– И что теперь? Пойдешь в полицию? – сухо, даже равнодушно поинтересовался Нейв. Но Шелби чувствовала, что бесстрастие его – лишь маска. Он напряжен, точно зверь, готовый к прыжку.
– В полицию? Не знаю, – призналась она. – Фотографию я получила только вчера и еще ни о чем толком не думала. Но куда идти? В полицию Сан-Антонио? К шерифу? К рейнджерам? – При одной мысли об этом в висках запульсировала тупая боль. – Нет, сначала попробую что-то выяснить сама. Не хочу, чтобы фамилию Коулв склоняли на страницах газет – по крайней мере до тех пор, пока хоть что-нибудь не прояснится. Я и тебе-то рассказала только потому, что случайно с тобой столкнулась, – добавила она.
– Честно сказать, не ожидал.
– Почему?
Он насмешливо приподнял бровь:
– Думал, у тебя смелости не хватит.
– Значит, ты меня совсем не знаешь.
Скрестив руки на груди и откинувшись на спинку стула, он смерил ее пристальным взглядом – от макушки до пят – и снова взглянул в глаза.
– Я тебя прекрасно знаю, Шелби.
– Когда-то знал, Смит, – уточнила она. – Девять лет назад. Я тогда была зеленой девчонкой.
– Очень хорошенькой, сколько мне помнится.
– И наивной дурехой, – отрезала она.
– В то время ты не колебалась, когда я приглашал тебя к себе. – проговорил он, поднимаясь.
– Правда? Я уж и забыла.
Она взяла портфель, ясно дав понять, что готова идти.
– Ты остановилась у отца? – сменил он тему. Шелби ответила не сразу:
– Пока не знаю.
– Когда решишь, позвони мне.
– Это еще зачем? – воинственно поинтересовалась она.
– Не хочу терять с тобой связь.
– Знаешь, Смит, не думаю, что это хорошая мысль.
– Но нам так или иначе придется еще встретиться. И не раз.
– Не такой уж крохотный городишко Бэд-Лак, чтобы двоим нельзя было разминуться!
– Ты прекрасно знаешь, что я не об этом. Ты ворвалась в город и швырнула к моим ногам бомбу – объявила, что где-то у меня растет дочь. Если это правда...
– Правда! – твердо ответила Шелби, чувствуя, как пылает на щеках румянец.
– Если это правда, согласись, это прямо касается меня. – Стальные глаза уперлись ей в лицо. – Я хочу увидеть свою дочь.
– Сначала надо ее найти!
Правильно. И искать мы будем вместе.
Но...
– И найдем, – спокойно заключил он. – Мне нужны копии этих твоих бумаг и фотографии.
Шелби не знала, что ответить ему на это. Искать дочь вместе с Нейвом Смитом? Ну нет, второй раз она в эту ловушку не попадется! Они с Нейвом из разных миров, и ей – жительнице большого города, предприимчивой и удачливой деловой женщине – нечего делать рядом с неотесанным ковбоем. Какой бы он там ни был обаятельный.
Но Нейв стоял перед ней – непоколебимый, словно гранитная стена, и она чувствовала, что он умрет, но от своего не отступит.
– Ну хорошо, я посмотрю, что смогу сделать...
Нет, Шелби. Смотреть не надо. Просто сделай.
Шелби сжала губы. Что за невероятная наглость! Впрочем, от Нейва Смита ничего другого ожидать не приходится.
– Так, Нейв, давай кое-что проясним раз и навсегда. Ты больше не армейский сержант, а я – не новобранец, так что командный тон прибереги для кого-нибудь другого!
Он усмехнулся краем губ.
– Надо быть последним идиотом, чтобы пытаться тобой командовать. Так как же, получу я копии документов? – Выдержав паузу, он добавил: – Пожалуйста!
Да он просто над ней издевается! Вот, пожалуйста: уже ослепил ее своей неотразимой улыбкой в тысячу ватт, и глаза вспыхнули веселыми огоньками!
– Я подумаю.
– Хорошо, подумай.
Уже взявшись за дверную ручку, Шелби вновь обернулась к нему. Остался еще один немаловажный вопрос.
Судья сказал мне, что Росса Маккаллума выпускают на свободу, – поморщившись, заметила она.
Нейв шевельнул ноздрями, словно волк, почуявший запах врага.
– Да, и очень скоро. Старый Калеб Сваггерт отказался от своих показаний, а это значит, что Рамона Эстевана убил вовсе не Росс Маккаллум.
– Кто же тогда?
– А это, милая моя Шелби, и есть вопрос на миллион долларов.
– Не единственный вопрос.
– Верно, не единственный. И знаешь, какой вопрос меня сильнее всего тревожит? Зачем кому-то понадобилось заманивать тебя в город именно теперь, когда Росс Маккаллум со дня на день выходит из тюрьмы?
– Не знаю, – вздохнула она.
