Текст книги "Загадка Прометея"
Автор книги: Лайош Мештерхази
Жанр:
Историческая проза
сообщить о нарушении
Текущая страница: 2 (всего у книги 28 страниц)
Когда?
Время освобождения Прометея мы можем установить с точностью буквально до одного года. В самом деле, ведь фигура Геракла возникла не из тонущих в тумане предвечных времен, он жил в четко определяемый исторический период и принадлежал к поколению, предшествовавшему Троянской войне.
По свидетельству «Илиады» – которая, если сбросить со счетов естественные для ее иронической манеры гиперболы, содержит поразительной точности исторические сведения, – в войске ахейцев сражался один сын Геракла Тлеполем и два его внука – Антиф и Фидипп. Внуки прибыли из Эврипилоса во главе войска, приплывшего на тридцати кораблях. Тлеполем явился под Трою с родосцами. Убив родича, он бежал на Родос от мести остальных сыновей Геракла. (Важный для дальнейшего изложения факт: остальные Гераклиды, а было их великое множество, в Троянской войне участия не принимали!)
Геракл на костре сделал завещание в пользу Филоктета. Согласно некоторым летописцам более позднего времени, Филоктет был просто «мальчик-пастух», который «случайно проходил мимо и внял просьбам зажечь костер под живым еще Гераклом, поскольку друзья героя на это не соглашались». Другая традиция называет Филоктета боевым товарищем Геракла… Эта версия убедительна. Во-первых, право поджечь костер – особая честь, принадлежащая самому любимому и близкому человеку. Во-вторых, Геракл, сын бога-отца, должен был собственными ногами взойти на костер – эта мучительная смерть была непременным условием причисления к сонму богов. Отравленный кровью Несса умирающий герой исполнил древний священный обряд и воспользовался при этом помощью, конечно же, не первого случайного прохожего. Среди прочего добра Геракл завещал Филоктету знаменитые свои стрелы, смоченные в крови Лернейской гидры. Далее: Филоктету принадлежит ключевая роль в цикле легенд, связанных с Троей. Согласно предсказанию богов, без стрел Геракла Троя не могла быть взята. Ахейцы сделали все возможное, чтобы втянуть Филоктета в свой поход, а потом, когда он заболел на Лемносе, доставить его к стенам осажденной крепости. Болезнь, по одной версии, приключилась от укуса змеи, по другой – от стрелы Геракла, коей он ненароком поцарапал себе ногу; впрочем, обе версии сходятся в одном – Филоктет был наказан за то, что предал Геракла, (Тоже важный мотив; позднее мы выясним, в чем именно состояло это предательство!) Во всяком случае, Гомер с помощью целого ряда фактов доказывает, что Филоктет был если не богатый царь, то уж, конечно, и не случайный, «мимо проходивший» пастушонок. Он явился под Трою на семи кораблях; его помощником был брат Аякса-младшего; наконец, Парис гибнет от его руки. Да и отец Филоктета не кто иной, как Пэант, убивший критского медного человека, аргонавт, участник нескольких походов Геракла.
Образ Геракла связан с троянским циклом и непосредственно. Крепость была разрушена землетрясением. Для восстановления ее царь Лаомедонт заключает соглашение с впавшими в это время в немилость Аполлоном и Посейдоном. Оба бога добросовестно выполняют договор: они возводят пышный город, окружают его неодолимыми стенами. (Точнее: чтобы город не был совсем уж неодолимым, то есть не мог бы противиться богам, они привлекли к работе святого царя мирмидонцев, Эака эгинского – он-то и возводит западный участок стены, слабое место Трои.) Однако Лаомедонт отказывается выплатить богам то, что причиталось с него по соглашению. Он запирается в неприступной своей крепости, богам же велит передать: в конечном счете они обязаны по приказу Зевса служить ему бесплатно, поэтому не получат с него ни ломаного гроша, а если уж будут докучать, так он велит отрезать им уши и продаст в рабство – вон в порту стоит несколько финикийских судов! Тут разъяренный Аполлон выпустил стрелу, и город охватила тяжкая повальная болезнь, а Посейдон послал на берег морское чудище, которое потребовало в виде выкупа дочь (или внучку) Лаомедонта, малолетнюю еще Гесиону. (Последнее, возможно, чужеродный мотив; он встречается на восемь столетий ранее в легенде о Персее, а также позднее, в целом ряде других сказаний.) Во всяком случае, освободил город – от чудища ли, от иной ли какой напасти – именно Геракл, причем опять за оговоренную заранее плату. Геракл отправился с аргонавтами в Колхиду. Путешествие это – после распада международного мореходного союза, в период разгула пиратства, – было предприятием весьма серьезным, активно послужившим политике мира. Однако молодые мореходы очень уж безобразничали, хулиганили, огорчая тем почти сорокалетнего Геракла, который и вообще был поборником строгих нравов. У Босфора он с ними расстался. По правде сказать, только до сих пор и был ему интересен этот путь: удастся ли мирно миновать тесный пролив? Возвращаясь домой, он как раз вовремя подоспел к Трое, чтобы помочь городу. Но Лаомедонт обманул и его. Не заплатил за подмогу. Тогда Геракл атаковал город, Лаомедонта прикончил, а престолонаследника, юного Приама, захватил и увел в свой шатер; вернул он его троянцам на этот раз лишь за особенно большой выкуп. Тогда-то и началось царствование Приама, окончившееся, как мы знаем, падением Трои, когда был он уже глубоким старцем.
Я мог бы и продолжать, ведь мы располагаем множеством сведений об этой не столь уж отдаленной от нас эпохе. (По сути дела, все мифологические сюжеты разыгрываются в XIII веке до нашей эры.) Но, полагаю, всего вышесказанного довольно, чтобы убедиться: Геракл принадлежал к поколению, предшествовавшему Троянской войне.
В таком случае посмотрим, когда же, собственно, случилась Троянская война?
С тех пор как Шлиман успешно раскопал у Дарданелл скрытые под Гиссарлыкским холмом руины и целая армия ученых исследовала его раскопки, мы знаем, что Троя – это древний город, девять раз отстраивавшийся заново на собственных развалинах. В течение третьего тысячелетия он был разрушен четырежды; в четвертый раз его, надо полагать, подожгли и покорили уже хетты. Одна из более поздних его формаций, так называемая «Троя-VI» – самый богатый и неприступный по тем временам город в Малой Азии, как это можно установить по развалинам, – была разрушена, несомненно, землетрясением. Это и могла быть Троя Лаомедонта. Вновь выстроенная, так называемая «Троя-VII/A» стала жертвой осады и пожара, по Шлиману, около 1200 года до нашей эры. Эта дата совпадает со временем гибели Хеттского царства, а также с данными, которые сохранили для нас архивные материалы Египта о вторжении в Азию Ахейского союза – о «походе народов моря». Таким образом, «Троя-VII/A», без сомнения, тождественна Приамовой Трое, Трое Гомера.
А вот еще одна веха – греческая традиция, так называемое «локрово проклятье». Когда греки овладели Троей, Аяке, сын Оилея, Аякс-младший, обесчестил Кассандру в храме, перед статуей богини. Дабы умилостивить богов за поругание святыни, локры дали обет ежегодно на протяжении тысячи лет совершать жертвоприношения в Трое. (Поначалу то были кровавые человеческие жертвы, позднее все свелось к веселому обряду, вроде храмового праздника.) По их расчетам, срок должен был истечь в 264 году до нашей эры. Но уже Эратосфен вычислил, что локры сплутовали, «замотали» целую сотню лет. И значит, Троя пала в 1164 году до нашей эры. Самые последние научные изыскания почти в точности подтверждают данные Эратосфена. Методом, основанным на анализе распада радиоактивного углерода, установлено, что осада Трои имела место между 1195 и 1185 годами до нашей эры. Примем это за основу. Тем более что такая датировка ближе всего соотносится и с египетскими данными.
Еще одно уточнение. Геракл играет важную роль также и в дорическом цикле легенд. Дорийцы доказывают свое древнее право на Пелопоннес, ссылаясь на него. Геракл во главе набранного в Аркадии войска помог их царю Эгимию в войне против лапифов. В благодарность Эгимий, как мы знаем, пожелал наградить героя, отдал ему треть своих владений. Геракл передал этот дар одному из сыновей, Гиллу, рожденному дорийской женщиной. Позднее Эгимий усыновил Гилла и назначил своим наследником. Именно Гилл возглавлял первые выступления дорийцев против пелопоннесских ахейцев. Дельфийский оракул предсказал, что, дождавшись «третьего плода», Гераклиды победоносно вступят во владение отцовым наследством. Сперва они истолковали пророчество неправильно и по прошествии трех лет попытались перейти через Истм, но потерпели поражение. Более того, пал в единоборстве и Гилл. «Третий плод» означал в предсказании третье поколение. То есть овладеть Пелопоннесом удалось лишь правнукам Геракла. И здесь даты совпадают. Греческая традиция относит «завоевание родины» дорийцами к восьмидесятому году после падения Трои. (Дата подозрительно круглая, но приблизительно подтверждается также археологическими данными.) Таким образом, первые попытки Гилла могут относиться к годам, непосредственно предшествовавшим Троянской войне, то есть к самому концу XIII века до нашей эры. Что одновременно с достоверностью указывает и на дату смерти Геракла. Гилл и его дорийцы, надо думать, не медлили, во всяком случае, тотчас явились к пифии за предсказанием, чтобы утвердить свои права.
После всего вышеизложенного мы должны ответить лишь на два вопроса, чтобы точно установить время освобождения Прометея, а именно:
С каким подвигом Геракла может быть соотнесено это событие?
И в каком порядке подвиги эти совершались?
На первый вопрос мифологи не дают ответа, а если и дают, то ответы их весьма разноречивы. Некоторые вообще обращаются с интересующим нас событием, как, впрочем, и со многими другими событиями в жизни героя, словно это мозаичный камешек: куда захотят, туда и ставят. Другие относят его – совершенно произвольно и ошибочно – к наиболее насыщенному приключениями подвигу Геракла – возвращению с Герионовым стадом. (А между тем сами же утверждают, что Геракл воспользовался помощью Прометея гораздо раньше – когда добывал яблоки Гесперид!) Достаточно взглянуть на карту, чтобы убедиться: правы те, кто считает, что Геракл обнаружил прикованного к скале Прометея, возвращаясь домой после войны с амазонками. Я полагаю излишним в данном случае ссылаться на Плутарха и его источники. Достаточно сказать: это было единственное путешествие Геракла в район Кавказа. В каких только краях он не побывал, сколько земель не исходил от Северной Европы до Египта, но в эти места ни раньше, ни позже не забредал ни разу.
Что же касается порядка совершения подвигов, то тут я старался черпать из самых древних и самых солидных источников. Поэтому оставил заведомо без внимания те из них, например, которые устанавливают связь между подвигами Геракла и знаками Зодиака: не спорю, весьма привлекательная «игра ума», но, право же, глупость. Точно так же пришлось мне освободить сюжет от явно вторичных элементов «хождения в Аид». «…И сошел он в ад, на третий же день восстал из мертвых…» – это ведь очень древний мотив в Средиземноморье, который непременно включали в легенду о любом герое, от Адониса, каким бы именем он ни назывался, до Иисуса. (Этот мотив жил, вероятно, еще прежде обожествленного Зерна, в Землю опускаемого и в ней возрождающегося, жил вместе с обновляющимся каждую весну богом-Солнцем.) А сколько видим мы повсюду таинственных болот и «заколдованных» пещер, и все они, все – «врата Ада», и невозможно перечислить сонмы тех – вплоть до венгра Лёринца Тара[4]4
Тар, Лёринц – придворный венгерского короля Жигмонда, прославившийся многочисленными путешествиями, в том числе и в Ирландию (1411), где, как гласит легенда, спустись в пещеру святого Патрика, побывал и в аду.
[Закрыть], – перед кем отверзались они на протяжении неисчислимых времен. Итак, я полагаю, вдохновляемый также суждениями весьма респектабельных античных авторов, что при описании этого подвига речь идет не о Кербере, страже Преисподней (что с любой точки зрения абсурдно, не так ли?), но об ужасных кровожадных тварях мира эллинского – о знаменитых молосских собаках. Свору этих-то собак и должен был привести Геракл в Микены из города Кикира, принадлежавшего известному своей псарней царю Эдонею. Заодно герой освободил незадачливого Тесея. (Собаки, действительно, выдрали у него кус из заднего места, но я не потому называю его незадачливым, а потому, что это было последнее приключение, в которое его втравил друг – отчаянный забияка, бешеный Пиритой. Тесей без всякой охоты, просто по-приятельски решил помочь ему украсть жену Эдонея: зачем, мол, старому хрычу такая красотка? Что ж, он крепко за это поплатился. А Пиритой и того пуще: в клочья растерзали его кровожадные царские псы.) В Кербере нет никакой необходимости: Эврисфею много ли было нужно? Конечно же, он насмерть перепугался, когда Геракл явился с молосскими чудищами в Микены.
Теперь нам, кстати, открывается возможность отнести этот подвиг на соответствующее место. Вполне очевидно, что не он был последним по счету. Это подтверждается и историей с Тесеем: ведь Пиритой был другом его юности, став же почтенным мужем и правителем, Тесей не мог более участвовать в подобных бесчинствах.
Сказку о схождении в Аид, к слову сказать, упорно поддерживали афиняне из самолюбия: целое тысячелетие мучил их стыд за предательство, совершенное предками. В том, что «Тесей уже много лет был пленником Аида», они видели как бы оправдание: только потому, мол, и могли Диоскуры поднять их на мятеж, только потому и избрали они жалкого демагога Менестея на место великого героя, основателя их государства. Но всякий, кому известны участники этого дела, ясно видит: при жизни Геракла никто не мог и не посмел бы провалить Тесея!
Выяснив все это, мы должны ради установления правильного хронологического порядка событий принять во внимание – помимо свидетельств представляющихся достоверными источников – еще две вещи.
Во-первых, технические условия – то есть какая требовалась подготовка и какое войско для осуществления каждой отдельной задачи. (Очевидно, например, что герой, уже пользовавшийся широкой популярностью, мог легче набрать себе сподвижников, чем мало кому известный новичок.)
Во-вторых, существовавшие тогда общественные отношения – то есть истинные причины, исходя из которых Эврисфей назначал Гераклу задания. Не наобум же посылал он героя то сюда, то туда, не затем же, чтобы просто свершилась воля богов и чтоб в легенде концы сошлись с концами.
Итак, среди подвигов мы видим прежде всего несколько таких, которые послужили укреплению Микен, утверждению их ведущей роли среди других городов. Вот они: освобождение немейских медных копей и дороги, ведущей оттуда в Микены, от уничтожавшего всё и вся льва (по иным толкованиям – от банды грабителей); уничтожение Лернейской гидры и Стимфалийских птиц. (Согласно надежным античным комментаторам, и гидра, «голова коей всякий раз вырастает наново», и птицы – это скрывавшиеся в болотах и беспокоившие окрестности «староверы», а также их ведьмы – жрицы, принимавшие человеческие жертвы); расчистка Авгиевых конюшен и заодно усмирение царя пилосского, который нападал на Эгея. Для этой акции потребовались уже более значительные военные силы. Геракл одним ударом убил двух зайцев: укрепил внутреннюю и внешнюю безопасность союзной Элиды, а также сломил сопротивление Пилоса, убил в бою враждебно настроенного Нелея и одиннадцать его сыновей; пощадив же младшего Нелеева сына, Нестора, и посадив его на трон, он тем самым заручился верностью города Пилоса, что было для Микен весьма важно как ввиду богатства его, так и ввиду исключительно сильного флота.
Однако после этого что-то случилось. Эврисфей объявляет недействительными сразу два подвига Геракла, Авгий не выплачивает его наемникам заранее оговоренной платы – Геракла провоцируют сразу с двух сторон. Быть может, в нем уже нет нужды? Оскорбленный Геракл отправляется в Оден и вскоре присоединяется к аргонавтам. В Малой Азии он их покидает, освобождает Трою и царевну Гесиону, побеждает Лаомедонта, сажает на трон Приама. На обратном пути терпит кораблекрушение («Сон на Зевса наслала коварная Гера, От любезного сына взор отцов отвела…»), высаживается на острове Кос, после горестных злоключений добирается наконец домой, в Фивы. Между тем аргонавты уже вернулись из похода, а Медея успела даже порвать с Ясоном, Страстная и, судя по всему, обворожительная ведьма обхаживает Геракла, и, кажется, небезуспешно, однако наш герой не теряет головы: не требует для Медеи разрешения поселиться в Фивах. (Такое случается и в наши дни: «Ночевать – пожалуйста, но только без прописки».) Медея едет в Афины, опутывает Эгея (она давно уже имеет на него виды, но сперва делает попытку с Гераклом). А наш герой возвращается в Микены, чтобы продолжить исполнение своего обета.
Тем временем Эврисфею не до Геракла, он занят совсем другим. Чем именно? Ответ на это нам опять дают египетские папирусы.
Ливийцы с суши, пиратские «народы моря» (ахейцы и несколько малоазийских племен) со своих кораблей обрушились на Египет. (Это первое нападение «народов моря», 1229 год до нашей эры.) В кровавой битве фараон Меренптах разбил их, греческий лагерь и вся флотилия в дельте Нила были уничтожены. Любопытно, что мировая история почти не занималась этим эпизодом. Что касается греков, оно и понятно: им хотелось забыть свой позор. Однако факты есть факты. (Если же кто-то сочтет, что слова «акайвата» и «дануна» недостаточно убедительно говорят о том, кто были эти «народы моря», пусть осмотрит рельефы храма Мединет Абу: он увидит там ни на какие другие не похожие греческие шлемы с гребешками, круглые щиты, короткие обоюдоострые греческие бронзовые мечи против египетских стрел.)
Итак, вот ради чего важно было создать Ахейский союз, усмирить непокорный Пилос…
А Геракл прибыл в Микены в самое неудачное время, чуть ли не в тот момент, когда пришло известие о поражении. И к тому же, надо полагать, был восторженно встречен простым микенским людом.
Теперь он был уже не слуга, но опасный противник: возможный – и законный! – претендент на престол основательно замаравшего свой авторитет Эврисфея, вообще – Пелопидов.
Нужно было как-то отделаться от него!
Вот тут-то и последовали бессмысленные, но опасные для жизни задания. Критский бык. Кобылицы Диомеда. И именно здесь – молосские собаки. Трудно установить время свершения лишь двух подвигов: сюда ли относятся поимка Керинейской лани и охота на Эриманфского вепря, или же их место в первой группе. Однако для нашего исследования это не столь уж существенно.
Геракл остался в живых. Но между тем минуло около десяти лет, время достаточное, чтобы авторитет Пелопидов был восстановлен и Ахейский союз кое-как возобновлен. А поскольку Геракл не погиб, напротив, его слава после каждого успешного деяния лишь возрастала, Эврисфею ничего не оставалось, как – под предлогом новых заданий – удалить героя из Микен на возможно больший срок.
Иными словами: война с амазонками, Коровы Гериона, Яблоки Гесперид.
К концу столетия события очень сгущаются. Когда я составил их хронологию, показалось, будто до отказа набил книгами длинную-длинную полку. Война с амазонками пришлась на 1219 – 1218 годы до нашей эры.
Гераклу было тогда, по моим расчетам, пятьдесят один – пятьдесят два года.
Переход – с войском – в Скифию, землю амазонок, через Царство хеттское, пребывавшее тогда в крайне анархическом состоянии, был весьма сложным предприятием, требующим большого организаторского таланта, зрелости, житейского опыта. Оно требовало также, как мы увидим, незаурядных дипломатических способностей.
Мы можем, повторю здесь еще раз, принять за верное, что освобождение Прометея случилось не по дороге в Скифию, а уже после победоносной войны, на обратном пути к дому. Ведь освободить кого-то от цепей после стольких мучений – это еще не все. Нужно и как-то наладить дальнейшую жизнь освобожденного. Если бы Прометей был освобожден по дороге в Скифию, он, очевидно, двинулся бы вместе с воинами и так или иначе принял участие в войне с амазонками. Чему, несомненно, остался бы какой-то след. (Помнят же люди, как он помог Гераклу перехитрить Гесперид!) А кроме того, Геракл, спеша на войну, выбрал, надо полагать, путь более привычный – то есть подошел к степной равнине на юге нынешнего Советского Союза, которая и была страной амазонок, по берегу Черного моря, либо приплыл на кораблях. Зато на обратном пути, после победы, они скорей могли позволить себе некоторый крюк, предприняв переход через Кавказский хребет.
На основании этих данных мы можем с наибольшей степенью вероятности отнести освобождение Прометея к 1218 году до нашей эры. И вряд ли ошибемся на год-другой в ту или иную сторону!