Текст книги "Охота за ведьмами"

Автор книги: Лайф Эспер Андерсен

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 4 страниц)

Глава 12

Эсбен немного помолчал. Повернув голову, он смотрел в сторону пролива – туда, где все это произошло. Таймень ударил хвостом по водной глади, и круги стали расходиться по фьорду. Внезапный порыв ветерка, налетевшего с холмов, подернул зеркало воды легкой рябью. Чуть погодя все Опять успокоилось. Фьорд затих в Ожидании нового удара, от которого по воде начнут расходиться круги.

– Люди совсем сбесились. Они орали, и вопили, и плясали вокруг костра. И без конца пили водку, не только мужчины, но и женщины. Мама неподвижно лежала на лестнице. Дерево, на котором я сидел, было не очень далеко оттуда, так что я ее видел, когда этот их пьяный хоровод не заслонял ее от меня. Палач со своим подручным стояли возле нее вместе с пастором. Я смотрел и плакал и кусал зубами ветку, чтобы не закричать. Не знаю, что они сделали бы со мной, если б заметили меня тогда. Знаю только, что они были пьяные и бешеные.

Костер разгорелся быстро, пламя полыхало все сильнее, вздымалось все выше. И палач со своим помощником стали поднимать лестницу. Когда они ее почти уже поставили, у нее вдруг сломалась одна ножка, и пастору пришлось тоже помогать ее держать. Выгодно он сбыл ее с рук, этот, который им продал лестницу.

В конце концов они кое-как поставили ее стоймя, а на самом верху была привязана мама. Народ вокруг зашумел еще сильнее, а людей все прибывало, много пришло из других деревень. Некоторые матери поднимали вверх своих маленьких детей, чтобы им лучше было видно, но дети, по-моему, почти все плакали.

Какие-то мужики стали подбирать с земли камни и кидать в маму. И по крайней мере один камень в нее попал. Но, когда палач увидел это, он взял и подтолкнул лестницу. Она сперва накренилась набок, у нее ведь была только одна ножка, а потом чуть перекрутилась и упала. Я поскорее отвернулся, по все-таки успел увидеть, что мама упала спиной прямо в огонь.

Она закричала так громко, что заглушила все их вопли, но продолжалось это недолго. Наверно, она уже раньше успела свое отстрадать. А эти люди совсем озверели, когда она закричала. Но в костре ничего не было видно, один только огонь, пламя сразу взметнулось высоко в небо.

Я не мог больше на это смотреть и стал спускаться с дерева. А под конец соскользнул с ветки и упал. И сразу бросился бежать. В толпе меня заметили, но догонять никто не стал. И я все бежал и бежал… ну, и вот добежал досюда.

Голос Эсбена был на удивление спокоен. Лишь побелевшие суставы пальцев да жилы, вздувшиеся на висках, показывали, что творится у него внутри. На лице его из-под свежего загара проступила бледность.

Оба молчали. Высоко над их головами, красиво вырисовываясь на фоне синего летнего неба, пролетело несколько кроншнепов. Их мягкий жалобный свист лишь еще более подчеркивал глубину воцарившейся тишины.

Наконец Ханс сел и взялся за весла:

– Пора нам приниматься за дело. Сегодня мы, надеюсь, разживемся солью. Зима уже не за горами, а тогда рыбу добывать будет потруднее, чем теперь.

И он начал неспешно грести по направлению к вершам.

Рыбы было много, по нескольку штук в каждой верше. Солнце искрилось в водяных брызгах, и оба человека были счастливы.

Когда осталось всего три верши, взгляд Ханса случайно упал на берег.

– Хватит, Эсбен, кончай. Соли мы, похоже, все равно сегодня не получим.

Эсбен обернулся и посмотрел туда же. Вдоль подножия холма к хижине шли двое людей и несли… третьего человека, да, сомнения быть не могло.

Они дошли до хижины прежде, чем Ханс с Эсбеном пристали к берегу.

Глава 13

Человек был без сознания, На лице его выступили капли пота, а одежда пропотела насквозь – по-видимому, у него был сильный жар. Рубаха с одного боку была разодрана по всей длине и рукав отрезан. Заражение крови зашло уже далеко. Темно-фиолетовые полоски протянулись по всей руке до самой подмышки и побежали дальше, по боку и по груди. Жить ему оставалось недолго.

Двое пришедших стояли и молча смотрели на Ханса.

– Почему вы раньше его не принесли? – Ханс был в ярости и не пытался этого скрыть.

– Ты велел ему прийти сегодня.

– Глупцы! Сейчас ничего уже не сделаешь. Он пришел слишком поздно в первый раз, а вы слишком поздно пришли с ним теперь. Мертвого человека никто не исцелит.

– Он еще жив, а с дьяволовой помощью много можно сделать, коли захочешь.

– Ты о чем говоришь? Если вам нужна помощь дьявола, к нему и идите!

Ханс смотрел на незнакомца пронзительным взглядом, глаза его пылали огнем, и тот невольно потупился. У больного начались судороги. Он по-прежнему был без сознания, но тело его непрестанно дергалось, а из глотки вырывались жалобные стоны.

Ханс сходил в хижину и принес из сундучка небольшой сосуд с желтоватой жидкостью. Раздвинув палочкой зубы больного, он осторожно влил ему в рот несколько капель.

– Спасти его это не может, но судороги пройдут. Он умрет до полудня.

Он присел возле больного и бережно взял его руку в свою. Мало-помалу судороги отпустили несчастного.

Полуденное солнце ярко палило, когда двое людей шагали по взгорьям, унося третьего. Он не был больше болен. Он был мертв.

– Ты правда думаешь, что они за тобой придут? После новой встречи со смертью Эсбена бил озноб. Глаза его почернели. Есть он ничего не мог.

Против него сидел Ханс. Он спокойно обсасывал косточки угря, в бороде у него блестел жир. Они вели друг с другом долгий разговор.

– Да. Я уверен. Не в этот раз, так в следующий. Подругому не бывает.

У Эсбена все плыло перед глазами, от страха схватило живот. Неужели покойная и надежная жизнь, нежданно-негаданно подаренная ему судьбой, так же внезапно будет у него отнята? Он стремительно вскочил с места, и, когда он заговорил, голос его звучал, как в тот день, когда Ханс подобрал его на лугу:

– Давай убежим отсюда, Ханс! Уплывем на лодке. Мы же можем найти другое место.

– Нет. От человеческого страха не убежишь. Он везде и повсюду.

Ханс провел рукой по бороде и усам, отирая с них остатки жира. Потом откинулся назад, прислонившись к нагретому солнцем пню, и закрыл глаза.

Его спокойствие приводило Эсбена в отчаяние. Мальчику казалось, он теряет свою единственную опору и почва ускользает у него из-под ног.

– Но неужели ты совсем не боишься?

– Боюсь. Я же тебе говорил, все люди живут в страхе. Но постоянно спасаться бегством невозможно. Я всю свою жизнь только и делал, что убегал. Когда я обосновался здесь, я дал себе слово, что больше никуда не убегу.

– От чего же ты убегал?

– От всего и от всех. От себя самого и от других.

– Это не ответ.

– Тем не менее это правда. Я бежал из своего дома, бежал от своей пасторской службы, бежал от властей и от собственной нечистой совести, мучившей меня из-за того, что я убегаю. Единственно, от чего я не убежал, это моя телесная оболочка да еще вот этот мой теперешний приют. Можно силком выдворить меня отсюда, можно причинить страдания моему телу, но нельзя больше заставить меня бежать. Человек не может до бесконечности убегать, ибо бежать ему становится некуда. И, когда человек это осознает, он остается на месте и вступает в борьбу. Придет время, и ты тоже вступишь в борьбу. Но пока тебе рано, ты слишком молод. Чтобы бороться, надо сначала как следует узнать того, с кем вступаешь в борьбу.

Большинство, стадо – оно не привыкло самостоятельно мыслить. Но оно усваивает в готовом виде массу предрассудков и свято верит, что это истины. И оно приучено выбирать себе козлов отпущения. Поэтому оно так себя и ведет.

Ну вот, теперь ты знаешь мою историю. В сущности, она напоминает твою, но только она длиннее и старше, поэтому рассказать ее можно короче.

Когда они придут, чтобы меня увести, ты сразу уходи. И держись где-нибудь здесь, поблизости, только не попадайся никому на глаза. Быть может, я как-нибудь вывернусь. Они придут за мною настолько запуганные, что у них хватит смелости меня сжечь. Быть может, я сумею запугать их настолько, что у них не хватит смелости!

Если ты однажды увидишь дым над холмами, ты будешь знать, что произошло. Значит, я не сумел их достаточно запугать. И тогда тебе лучше уходить подальше. Может быть, когда-нибудь мир изменится и в нем найдется место и для тех, кто не таков, как другие. Может быть.

Ханс снова откинулся назад, прислонившись к пню, и закрыл глаза. Лицо его спряталось теперь в тени и было мягким и спокойным. С глазами, полными слез, Эсбен подобрался к нему поближе и крепко сжал его руку.

Глава 14

Проходили дни. Солнце сменялось дождем, свет сменялся тьмой. Тучи, так внезапно сгустившиеся над головой Эсбена, развеялись и остались жить лишь слабым воспоминанием, темным пятном в его душе. Он совсем освоился с фьордом, изучил его повадки и в тихую и в ветреную погоду, а его познания о полезных и целебных травах росли день ото дня. Он знал, как выглядит опасный для жизни черный паслен, и уверенно, без всякого труда отличал ту ромашку, которая целительно действует на человека, от других, похожих на нее цветов. Он научился готовить освежающий и подкрепляющий силы отвар и определять завтрашнюю погоду по виду неба и облаков. Ум мальчика открылся для окружающего мира, чувства его обострились, и он понемногу перенимал и осваивал все знания и умения своего взрослого друга.

Становилось все прохладнее, все чаще стояла пасмурная и ненастная погода. Листва на деревьях утратила свежие краски. На фьорде утки начали собираться в стаи. Когда ветер особенно крепчал, они снимались с места и уплывали на речку, где легче было найти укрытие.

Некоторое время Ханс с Эсбеном занимались заготовкой съестных припасов на зиму. Они съездили на лодке на другую сторону фьорда за солью и засолили две большие бочки рыбы. Все стены в хижине были увешаны пучками сушеных трав, а в куче песка возле очага хранились клубни и коренья.

Частенько они совершали далекие прогулки вдоль берега или же ходили в более короткие походы по окрестным взгорьям, старательно избегая при этом встреч с людьми. Эсбен изучил всю местность, прилегающую к фьорду, вдоль и поперек – никогда еще не был он так хорошо знаком с местами, в которых жил. Ему нравилось следить за косяками диких гусей на фоне облачного неба, он по-детски ликовал, промокая до нитки под проливным осенним дождем.

Он был счастлив, и все пережитое им до встречи с Хансом отодвинулось и улеглось в его душе, которая наконец обрела покой.

В один прекрасный день на фьорде появились стаи лебедей. Это была верная примета наступившей зимы. А зимой у крестьян много свободного времени…

Они явились два дня спустя.

Ханс с Эсбеном кололи дрова и, вероятно, поэтому ичего не слышали, пока местный фогт и четверо его помощников не очутились прямо перед ними на прогалине возле хижины.

Ханс крякнул, увидев непрошеных гостей, а Эсбен придвинулся к нему поближе.

Фогт стоял впереди других. Он представлял власть, он же и взял слово:

– Ну, Ханс Голова, ты, я полагаю, догадываешься, зачем мы пришли. Ступайте оба с нами!

Ханс не шелохнулся. Он впился в фогта пристальным взглядом, и, когда он заговорил, в голосе его звучала угроза:

– Что значит «оба»?

– И ты и мальчишка. Кто столько времени отирается возле дьяволова пособника, тот, верно, загубил свою душу.

– Мальчик никуда не пойдет, а пособников дьявола можешь поискать в другом месте! Сам я с тобой пойду, ибо я могу за себя ответить и я вас знаю, а мальчика вам придется отпустить.

Фогт заметно сник под взглядом Ханса, и Эсбену почудилось, что голос его слегка дрожал, когда он сказал:

– Мальчишка пойдет с нами!

Пока они двое вели этот разговор, Ханс будто вырос и сделался еще больше, чем был. Каждый мускул богатыря напрягся. Прыжок – и он схватил фогта.

Тот был бессилен против Ханса, настоящая борьба между ними была невозможна. Громадные, ручищи, ухватив фогта за загривок, низко пригнули его голову к груди.

После этого Ханс заговорил, и мощный бас его разнесся далеко:

– Ни с места, вы, остальные! Он, вот этот, назвал меня Ханс Голова, но есть и такие, что зовут меня Ханс Силач. Если вы посмеете тронуть мальчика, я сверну шею вашему фогту, а потом и до вас дойдет черед. Ступай, Эсбен, и, чтобы себя уберечь, берегись людей. Может быть, настанет такой день, когда и для нас найдется место. Может быть.

Эсбен все еще сжимал в руке топор. Ему так хотелось пустить его в ход, бить, крушить, но от слов Ханса, обращенных к нему, внутри у него будто что-то перевернулось. Обрывки разговоров с этим богатырем, который с такой легкостью и неотвратимостью придавил к земле злую туполобую власть, проносились у него в мозгу: «Быть может, во всех нас сидит охотник за ведьмами», «Я-то знаю, чего я боюсь. И, может быть, в этом моя сила», «Приходится довольствоваться хотя бы тем, что помогаешь людям с больными пальцами». За короткий миг перед ним промелькнула вся его жизнь вместе с Хансом, сражение с лососем и летняя гроза, кровь угря и блестящий нож, остро заточенный с обеих сторон. И, когда это все пронеслось и исчезло, в голове осталось два словечка, которые так часто повторял Ханс: «Может быть».

Медленно выпал топор из его руки. Взгляд его задержался на Хансе и фогте – он знал, что это зрелище никогда не изгладится из его памяти. Потом он в последний раз заглянул в самые добрые глаза, какие довелось ему в жизни встретить.

– Ступай же, Эсбен!

Он медленно двинулся прочь. Сначала шел шагом. Потом побежал бегом.

Лишь после того, как Эсбен обратился в еле приметную точку вдали, Ханс выпустил фогта из рук. Он обвел прощальным взглядом фьорд и все те места, которые он так любил.

И спокойно зашагал впереди своей стражи вверх по откосу холма.

Мальчик бежал по лугам вдоль берега фьорда. По зеркальной глади фьорда ударил хвостом таймень, и круги стали расходиться по воде.