Текст книги "Ты прекрасный друг(СИ)"

Автор книги: Лавринович Ася

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 5 страниц)

Перед началом урока я старательно списываю у Марины физику, которую не понимаю и терпеть не могу. Марина мечтательно жуёт яблоко и украдкой поглядывает на Антона, который также как и я сдувает решение задачи у своего соседа. Вот, кстати, какая штука! Я могу взять списать лишь у Маринки, у человека, с которым одиннадцатый год сижу за одной партой, наше доверие друг к другу зарабатывалось какое-то время. Вот уж не знаю, как Маринка, она вообще-то легкая на подъем, а мне попросить списать у любого другого одноклассника просто влом. Не потому что я стесняюсь или боюсь получить отказ... Нет. Просто не хочу ни с кем лишний раз общаться. За все учебные годы мои отношения с этими ребятами не продвинулись дальше 'привет-пока'. С некоторыми даже получилось уйти 'в минус' (например, с той же Куницыной). А Кораблёв тут без году неделя, а уже со всеми на короткой ноге. Однокласснички чуть ли не дерутся между собой, кто даст Антону списать. Хитрющий балабол он. Разве мужчина должен так много болтать и балагурить?

– О чем думаешь? – спрашиваю я мечтательную Маринку. Та краснеет.

– О глазах Антона. Интересно... У него такие светлые волосы и такие темно-карие глаза... По-моему, очень необычно...

– Ага. Это вроде называется генетическим уродством.

– Скорее, аномалией, Зырянцева, – вздыхает Маринка, – дождёшься от тебя добрых слов.

Я пожимаю плечами и продолжаю дальше переписывать домашнюю работу.

– А ты о чем думаешь, Инна? – немного помолчав, задумчиво спрашивает Марина.

– Сейчас бы бутербродик с ветчиной...

Мои мечты о вкусной и не совсем здоровой пище прерывает звонок на урок. Однако учитель задерживается с большой перемены. У нас тут преподаватели вообще не страдают пунктуальностью.

– Мне нужно в эти выходные съездить на дачу, подготовить кое-что ко дню рождения, – говорю я, – не съездишь со мной?

– Так у тебя он только через месяц...

– Ты просто не видела фронт работы, – смеюсь я.

– Ну, тогда я – пас! – смеётся в ответ Маринка, – а если серьёзно, то мне нужно будет у Антона спросить, вроде у нас были какие-то планы...

– Начинааается!

Вот так и теряют лучших друзей. Был человек, и нет человека. А где он? Сидит с Кораблевым в кино и попкорн жует.

– Эй, а ты чего Сашку не позовёшь на дачу? От него, наверное, больше толку будет, чем от меня.

– Да он же все время теперь со своей подлизонькой, я тебе говорила, – сердито отвечаю я. Маринка смотрит на меня с подозрением.

– Слушай, если бы я так хорошо не знала вас двоих и ваши отношения, то решила б, что ты его ревнуешь.

– Да ну тебя! – если честно, даже не знаю, что на это ответить. К счастью, в класс в этот момент заходит физик. Уж лучше выйти к доске и попытаться пересказать мучительный параграф, который я, к слову, как обычно не поняла. Чем объяснять Марине, что в последнее время творится у меня на душе.

***

В субботу дома кипела работа. Мама готовила повидло из поздних сортов яблок, которые нам принесла соседка. Сколько помню себя в этой квартире, в которую мы с мамой переехали после развода родителей, немолодая женщина с третьего этажа каждую осень тащит нам яблоки. А мы и не против.

Как и бывает обычно по субботам – у нас генеральная уборка. Мы с мамой уже давно распределили обязанности. Стирка, влажная уборка, глажка, готовка каких-нибудь вкусностей. Как говорит мама, нужно побольше сделать всего в субботу, чтобы все воскресенье отлеживаться кверху пузом на диване. Мама-то, может, и отлежится. А мне предстоит поездка на дачу и выполнение домашнего задания. Бэ!

После того, как привела паркет в порядок, я взгромоздилась на подоконник. Двор жил своей ленивой жизнью. В уже чуть застывших лужах ковырялась малышня, сосед сверху пылесосил салон своих старых Жигулей. Я, если честно, даже ни разу не замечала, чтобы он куда-то на них выезжал. Машина, наверное, уже давно не на ходу. Сосед поднял голову вверх и посмотрел на наши окна. Будто почувствовал, что за ним наблюдают. Мне ничего не оставалось, как состряпать приветливую мину и кивнуть. Мужчина поежился от ветра, повыше поднял меховой ворот куртки и отвернулся, продемонстрировав мне могучую неприветливую спину. Вот так и здоровайся с соседями, проявляй дружелюбие.

Кстати, похоже на то, что осень в этом году решила обойтись без бабьего лета. Или я в своей зашторенной комнате его просто пропустила. Ветер зло трепал единственный оставшийся лист на ветке, которая торчала под нашим окном. Дома было тепло, чисто и как обычно уютно. Но я почему-то ощущала себя тем сиротливым жёлтым листом, который оказался по ту сторону оконной рамы.

Из соседнего подъезда вышли Саша и его ненаглядная Лиза. На подлизе красивое бежевое пальто, невысокие кожаные сапожки. Девушка подняла воротник и поёжилась. Сашка тут же схватил её за плечи и, глядя в глаза, стал что-то быстро говорить. Лиза счастливо рассмеялась, задрав свою кудрявую голову. Ладно, признаюсь и поправлюсь: задрав свою красивую кудрявую голову.

В комнату зашла мама:

– Ты кого там высматриваешь? Сашу?

– Вот ещё!

– Я его из окна на кухне увидела...

– Ничего подобного! Я первая пришла на подоконник, а они уже потом выперлись.

– А что это за девочка с ним?

– Понятия не имею, – буркнула я. – Кушать хочется.

– А я как раз за тобой! – улыбнулась мама, – пойдём, я тебе твою любимую пиццу испекла! С сыром моцарелла.

Тут что-то не то. Знаете, как нерадивые провинившиеся мужья вымаливают прощения у жён, купив им букет роз? Так и моя мама, когда ей что-то от меня нужно, печёт пиццу. И ведь давит на больное место! Аж слюнки потекли!..

Вообще я знаю, с чего начнется наш разговор и к чему он приведет. С тех пор, как я поругалась с отцом на кухне, мама сама не своя. Все хочет нас примирить.

– Мам, только давай я сначала поем? А задушевные беседы потом. А то кусок в горло не полезет.

Вру. Я так устала драить квартиру и так хочу есть, что проглочу пиццу вместе с противнем!

После обеда мама начала:

– Инна! Знаешь, как это бывает, родные люди наговорят гадостей, а потом сожалеют... А, бывает, даже не успевают сказать друг другу самое главное: люблю и прости...

– Это ты к чему? Я в последнее время ни с кем из родных не ссорилась. Если ты о папе, то он мне чужой.

– Инна...

– И почему не успевают сказать? Папа смертельно болен?

– Типун тебе на язык! Ты что такое говоришь! Инна, не будь монстром! – пугается мама.

– Да я просто предположила... Зачем этот разговор? Извиняться все равно не буду. Во-первых, это не в моих правилах, а, во-вторых, мне просить прощения не за что!

– Не в твоих правилах... – эхом отзывается мама, – Инна, ты сама себя слышишь? Ты ещё и жизни-то не видела!

– Я себя слышу, – спокойно откликаюсь я, – и ты меня услышь! Если он первым извинится, я, возможно, и пойду на мировую. А так...

– В том-то и дело! – горько восклицает мама, – в том-то и дело, что вы – два упрямца! Неужели так сложно произнести? Прос-ти, из-ви-ни меня! Ты не представляешь, какую лёгкость ты можешь после этого испытать!

– А мне и так нетяжело, – говорю. Обманываю, конечно.

– В любом случае, здесь и тест на ДНК никакой не нужен. Ты – упрямая дочь своего упрямого отца, – грустно подытоживает мама.

Звучит обидно, но не поспоришь. И так паршиво на душе. И пахнет яблоками.

***

Вечером выяснилось, что у меня сразу два провожатых на дачу. Сначала позвонил Сашка, сказал, что жутко соскучился (ну да, ну да) и готов ехать со мной хоть на край земли. На мой вопрос, как же его расчудесная Лиза, он ответил, что ей нужно к понедельнику готовиться к какому-то коллоквиуму в университете. Мы договорились с Сашкой на раннее утро, чуть ли не на первую электричку. Конечно, друг мог бы взять у отца машину, но родители, по его словам, завтра сами собираются уехать по делам. 'Ну, разумеется, – язвительно подумала я, – зачем брать машину? Все свои! Не перед кем покрасоваться на дорогой иномарке'. Это я к тому, что несколько раз видела, как Сашка садился в машину с Лизой, как небрежно трогался с места... А меня вот так ни разу не прокатил! Хотя бы кружок вокруг дома навернули.

Потом объявилась Маринка. Оказывается, Кораблёв завтра целый день должен провести со своей семьёй, у них там какое-то мероприятие, и отлучаться ему ну никак нельзя! Так что Марина в воскресенье свободна как птица.

– Отлично! – говорю я, – значит, с утра втроем поедем!

– Втроем? – удивляется Маринка, – Саша с нами?

– Ага, объявился тут, наконец. Сто лет его уже не видела... Неужели от своего кудрявого барана отделался, – недовольно буркнула я.

Трубка молчит.

– Алло? Марин, ты тут?

– Я? Ээ, да! Слушай, Инна, – начинает неуверенно Марина, – тут вот мама сейчас говорит, завтра ей помочь надо по дому. Вечером к нам какие-то гости придут, да и вообще... Езжайте с Сашей вдвоём!

– Да? Ну, хорошо. Только мы вдвоём быстро не управимся, за лето на даче всего пару раз с мамой были. Там еще листвы, наверное...

– Зато подольше пообщаетесь! – хмыкает Марина, – Нервишки друг дружке потреплите, как обычно!

Мы ещё поболтали немного на разные школьные и не очень темы, а затем попрощались до понедельника.

Я натянула наушники (люблю засыпать под музыку) и легла в постель с мыслями о завтрашней поездке на дачу. Слов не подобрать, как дорого мне это место. Правда, чем старше я становлюсь, тем почему-то реже туда приезжаю. Самое классное, что есть в нашем доме – это старый чердак. Он не захламлён всякими ненужными вещами. На нем нет таинственного сундука с сокровищами или платьями, ожерельями начала прошлого века. Зато там есть незалатанная крыша и пыльный гамак. Мама побаивается заходить на чердак, ссылаясь на домовых и летучих мышей. Я человек, в отличие от мамы, рациональный и во всякую подобную ересь типа домовых не верю. А мышей не боюсь. Тем более, что за все время ни одной не видела. Правда, один раз мне показалось, что из леса к нам в гости на чердак залетал филин. Пока глаза привыкали к темноте, кто-то грустно ухнул в углу, а затем, тихо захлопав крыльями, выпорхнул в разбитое чердачное окно.

В августе я обязательно ночевала на чердаке. Из-за звездопада. Именно это явление, которое чудесно было видно благодаря нашей дырявой крыше, якорем держало меня в летние прохладные ночи на чердаке.

Засыпая, я впервые за несколько вечеров не думала о Саше. Наверное, потому что волноваться не о чем, завтра я, наконец, проведу весь день с ним. Как бы я вечно не ворчала, что он как банный лист, с приходом в наши жизни Лизы все круто изменилось. Я впервые осознала, что мне не хватает общения с Сашей. Как с другом, разумеется. А Саша, похоже, впервые серьёзно влюбился. Потому как до этого, гуляя с другими девчонками, моей компанией он не пренебрегал.

Я уже окончательно проваливалась в сон, из наушников тихо доносилась песня Джеймса Моррисона 'Up'. Мягкий голос пел:

И пусть твое сердце не без слабостей,

Оно не настолько слабо, чтобы не вернуть тебя ко мне.

Никогда не поздно все вернуть назад,

Даже когда все рушится.

Есть только один путь – вверх,

Есть только один путь – вверх, вверх, вверх,

Даже когда все рушится...

***

Осень была настроена решительно: светало поздно, лужи с утра были покрыты тонкой коркой льда, порывистый ветер пробирал до костей. Я сидела в электричке и до сих пор не могла отогреться, стучала зубами. Мы проснулись слишком рано, ехали в почти пустом вагоне, в котором горели яркие лампы. Я смотрела в окно, но из-за тьмы на улице видела только наши отражения – моё растерянное заспанное лицо и клюющего носом Сашку. Стук колёс его убаюкивал. Внезапно мне вспомнилась сцена в электричке из моего любимого фильма 'Москва слезам не верит', когда главная героиня возвращалась с дачи. Я покосилась на Сашину обувь. Как же, поедет этот пижон в грязных ботинках! На Саше красовались чистые белые кроссовки. Идеально белые, даже так. И это несмотря на то, что октябрь выдался очень слякотным. В нашем случае он же Гоша, он же Жора – это я. На мои ботинки лучше не смотреть. Терпеть не могу ухаживать за обувью. И хожу не аккуратно, брызги бывают до самой пятой точки. Я стыдливо спрятала ноги под деревянную лавку.

Наша дача находилась в 100 километрах от города. В очень живописном месте. Когда-то дом принадлежал какому-то важному академику. Но потом этот академик состарился и продал старый красивый дом и небольшой участок моему дяде, маминому старшему брату. Все детство я провела на этой даче. Мне нравилась большая пыльная библиотека, которая осталась от прежнего хозяина, просторная веранда, сказочная кованная калитка, чердак, о котором я уже говорила... Мой дядя, никогда не имевший жену и детей, несколько лет назад переехал в Канаду по работе. А дачу оставил нам с мамой. А мы с ней ещё те дачницы, конечно. Мама предлагала засадить весь участок картофелем и не париться. Однако позже мы решили высадить клубнику и цветы. На этом наши посевные работы закончились.

Когда добрались до места, на перроне уже светало. Лично меня утренний мороз продирал до костей, я посильнее закуталась в шарф, одни глаза торчат. А Сашка вдруг заявляет:

– Обожаю покупать на перронах мороженое! В стаканчике. В этом что-то есть! Тебе взять?

– Ты больной что ли? – ору я, подпрыгивая на месте. Когда выходишь из тёплого вагона с сиденьями с подогревом, на улице колбасит не по-детски.

– Я? Нет!

– Значит, будешь больным! Ты видел, сколько сейчас градусов на улице? К тому же тут мороженое стоит раз в пять дороже, чем в обычном супермаркете!

– Какая же ты мелочная, Зырянцева! И никакой в тебе дорожной романтики, – упрекает меня Саша, доставая кошелёк. – А закалять горло очень даже полезно!

– Ты походу уже на каком-то другом перроне и горло закалил и мозг свой крошечный застудил. Дорожный романтик.

– Спасибо, зайчик. Ты как всегда само очарование.

И вот мы тащимся по замёрзшим колдобинам грязи к нашему дачному посёлку. Я по-прежнему прячу нос в намотанный шарф, а Сашка невозмутимо жует своё мороженное в стаканчике. И даже причмокивает. Мне назло, разумеется.

– Вот как подхватишь сейчас ангину и не выздоровеешь до моего дня рождения! – сердито предупреждаю я.

– А что, готовится какая-то грандиозная вечеринка? Как у Хью Хефнера?

– Ты же знаешь, что из меня ещё та душа компании. Будут только почти самые близкие. Где я тебе много приглашенных найду?

– Ну, ты уж, Зырянцева, по сусекам поскреби.

На самом деле мне, чтобы собрать людей для вечеринки, и, правда, нужно очень постараться. На своё совершеннолетие я решила пригласить свою давнюю приятельницу Олю. Хорошая девочка. Когда-то мы вместе занимались в музыкальной школе, теперь особо не общаемся, но с детства исправно приглашаем друг друга на дни рождения. Я стала дальше перечислять Саше список приглашённых: двоюродный брат по папиной линии Коля. Единственный, с кем я общаюсь из родни отца. Сашка поморщился: у них там с Колей свои дела, недолюбливают они друг друга. Да, Коля и правда не подарок, но на выручку мне всегда приходит. Так, а ещё будут Маринка с Кораблевым..

– С каким-таким Кораблевым? – спрашивает Саша.

– Маринкин бойфренд! – морщу я нос, – Наш новый одноклассник.

– Ага! Так это получается, к тебе можно прийти плюс один?

– Ты хочешь сказать?.. – вытягивается мое лицо.

– Лиза! Ну, почему она тебе не нравится? Она милая!

– Ага, милашка, – бурчу под нос я, – Ладно, валяй, хоть с Ганнибалом Лектером приходи!

– Какое хорошее сравнение, спасибо! Высокого ты мнения о моей девушке.

На 'моей девушке' меня еще больше, чем от холода передернуло.

Наконец мы дошли до кованой калитки. Вокруг гробовая тишина, только где-то вдалеке кричит воронье. Голые чёрные деревья выглядят угрюмо.

– Разговор о Ганнибале Лектере был тут очень кстати, – замечает Сашка.

– Отстань, – я толкаю калитку, – по-моему, в этой тишине нет ничего устрашающего. Сплошное умиротворение.

– От слова умереть.

Первым делом мы решили расчистить весь участок от сухой листвы. На это у нас ушёл битый час. Затем Сашка нашёл в сарае неоткрытую банку с чёрной краской и выкрасил мою любимую калитку. Я этим временем навела порядок на веранде. Позже на ступенях к ней мы и уселись с горячим чаем из термоса и бутербродами, которыми нас снарядила Сашкина мама.

– Теперь тут хоть не как на заброшенном кладбище, – оглядывается вокруг Саша.

– Что у тебя за ассоциации дурацкие? Перестань!

– Не люблю осень. – Признается Саша. – Мне осенью никогда не везёт.

– Ты же осенью встретил свою кудрявую любовь, – ехидно замечаю я.

– Почему осенью? Мы вместе с лета, когда ты укатила к бабушке, – информирует Сашка. И мне отчего-то становится горько во рту.

– А октябрь вообще жуткий, – продолжает Сашка, – Я прям чувствую, как природа вокруг умирает.

– Саша? Ты чего, готом решил заделаться?

– Ты знаешь стихи Андрея Пермякова?

– Нет, ты можешь хоть раз без стихов...

Но Сашка уже, видимо, не мог:

Листья плывут, и надо грустить о лете.

Только об этом лете грустить совершенно не получается.

Для чего Густав Малер придумал 'Песни о мёртвых детях'?

Для чего беспрестанный октябрь полгода как не кончается?

Дальше не помню.

– Чудесно! Жизнеутверждающе! – жую я дальше бутерброд. – Может, поговорим о чем-то светлом и прекрасном?

– О Лизе?

– Разумеется! А я к чему веду? То же самое хотела тебе предложить!

Саша тихо смеётся, а я, наконец, не выдерживаю:

– Ну, что ты в ней нашёл?

– А ты вообще её видела?

– Саш, но ты ведь не из тех, кто ведётся на внешность!

– А кто сказал, что внешностью все ограничивается? Она очень положительная, добрая, мне нравится её смех. Ну и ещё есть вещи, о которых тебе знать не положено. Вот в ноябре, так и быть, проведу тебе лекцию на тему полового воспитания, – заржал Сашка.

Я густо краснею:

– Какой же ты все-таки идиот!

– Ну, а у тебя что?

– Что?

– Ты без ума от Маринкиного Кораблева?

– Чегооо? – кричу я. Где-то над головой с ветки вспорхнула птица, ┐ – Нет! Откуда вы все это взяли?

– Ага! – торжествует Сашка. – Значит, не я один так думаю. Не знаю, просто когда ты произносишь его фамилию или слышишь о нем, твоё лицо... Оно какое-то странное!

– Нет, – решительно говорю я, – Антон мне точно не нравится. И я сама не пойму, чем. Вроде он нормальный парень. Просто я его боюсь.

Саша удивляется:

– Он, что? Приставал к тебе?

– Да нет же, нет! Это как-то на подсознательном уровне что ли... Мне кажется, из-за него будет крах. Я потеряю что-то ценное...

– Что-то ценное? – Саша ржет, – Это то, о чем я думаю?

– Да ну тебя! – хочется спустить его с крыльца или вылить из термоса горячий чай. – Даже не знаю, каким ты раздражаешь меня больше: когда без конца пошлишь, или травишь свои стишата.

Саша стал серьезным и внезапно дотронулся пальцем до моих губ:

– Зырянцева, что-то у тебя уже губы синие!

А теперь ещё и пересохли.

– Да, я начинаю опять замерзать, ┐– тихо признаюсь я. Громче сказать и не могу.

Саша поднялся с деревянных ступенек, на которых мы расположись, и скрылся в доме. Вернулся он с большим плюшевым пледом, накинул мне его на плечи и крепко обнял.

Морозная осенняя тишина убаюкивала и уже не казалась, как в самом начале, зловещей. Только далеко-далеко у кого-то из дачников, кто, видимо, живёт здесь круглый год, из приемника доносилось:

'У природы нет плохой погоды,

ход времен нельзя остановить.

Осень жизни, как и осень года,

надо, не скорбя, благословить'

Служебный роман. Мы с мамой каждые новогодние каникулы смотрим этот фильм, наша маленькая семейная традиция. Над строчкой о погоде я сегодня поспорила бы, конечно. Хотя нет дождя ┐– и на том спасибо.

Саша мерно дышит мне в макушку. Так хорошо.

– А если бы октябрь как в том стихотворении, что ты прочитал, длился полгода?

– Я бы тогда прямо тут на веранде откинулся.

'А я бы так просидеть могла и октябрь длиною в жизнь', – думаю я и пугаюсь собственных мыслей. Мои мечты прервал Сашка:

– Ну, все. Хватит рассиживаться, нам ещё в доме прибрать нужно! Я видел, там какую-то коробку с тетрадями у порога?

– Ой, не трогай! – вскрикиваю я, – это очень личное!

Саша снова уходит в дом и оттуда дурашливым писклявым голосом доносится:

– Дорогой дневничок, сегодня я встретила Сашу! Он такой красивый и сильный, несмотря на то, что ему всего восемь лет. Идеальный мужчина!

– Какой же ты невозможный, – тихо вздыхаю я.

***

С дачи мы возвратились усталыми и голодными. С бутербродами мы управились ещё утром, а сейчас уже смеркалось. По дороге от вокзала до нашего с Сашей дома я взмолилась:

– Господи, если я сейчас не съем что-нибудь или хотя бы не выпью йогурт, то сдохну!

– И кому ты дохлая нужна будешь? – спрашивает Саша.

– Логично, я живая-то мало кому понадобилась.

– Ты слишком к себе критична, солнышко.

Мы зашли в супермаркет, который встретился нам по пути, где я набрала булок и йогурт. Запихивать все это я начала в себя на выходе из магазина. Запивая хлебобулочные изделия йогуртом, краем глаза увидела на парковке интересную картину.

– Ну нифыфа сефе!

– Ты можешь не разговаривать с набитым ртом? – как обычно начал нудить Саша.

А между тем к дорогому чёрному внедорожнику подходили Кораблёв и уже мне знакомая белобрысая особа. Они вновь весело смеялись. Антон поставил в багажник два тяжёлых пакета с продуктами, в одном из которых я заметила бутылку красного вина. Затем он обошёл машину, помог своей спутнице сесть на пассажирское сиденье, небрежно захлопнул дверцу. Ещё пару секунд, джип резко стартовал и умчался с парковки. Семейные дела, значит. Ну, Кораблёв! Все с тобой понятно.

– Прожевала? Что там случилось-то?

– Ничего. Машина классная!

Над нами зажглись фонари, заморосил мелкий неприятный дождь.

– Небо такое темное и мокрое, – вздыхает Саша, – опять всю ночь будет лить.

– А я люблю спать под звуки дождя.

– Зырянецева, ты сегодня какая-то странная и поэтичная, – с подозрением говорит Саша. Я убыстряю шаги, но он уже шепчет мне в ухо:

– Ты, кстати, прочитала Пастернака и Цветаеву по моей рекомендации?

Хочется уже перейти на бег. И чего я так все эти дни по нему скучала?

– Да отвали ты от меня, зануда!

Саша смеется тихим и красивым голосом. Прохожие оглядываются нам вслед.

***

Измены мы проходили. На себе не испытывала, но как это больно – видела. Поэтому чем раньше Маринка узнает, кто есть Антон Кораблёв, тем лучше. Пока все это не зашло слишком далеко.

Почему люди изменяют? Эта мысль не дает мне покоя несколько лет. С родительским разводом все ясно, папа с мамой давно отдалились друг от друга, еще будучи в браке. Я если честно больше удивляюсь, как они изначально сошлись. Когда тебе банально не хватает того, чтобы родной человек подошёл и просто тебя обнял... Тут само собой пойдёшь искать ласку на стороне. Но как быть с теми, кто только в начале своих отношений? Например, как мои одноклассники – Марина Петрова и Антон Кораблев. По сути, ты ведь только узнаешь человека, открываешься ему. Как конфетно-букетные отношения могут наскучить? Или книжки и любовные мелодрамы меня всю жизнь обманывали?

Но смогу ли я сказать все в глаза Марине, сделать ей больно? Влезть в чужие отношения, заварить всю эту кашу, стать вершительницей итога чьей-то первой любви. Понимаю, что нет. А может, поговорить с Антоном? Припереть бы его к стенке, сказать, что я все видела и все знаю. Пускай сам объяснится Марине, или мне придётся все-таки сделать это за него. Да, пожалуй, так будет лучше. Возможно, это страусиная политика, но я не хочу быть гонцом, который принесёт плохую весть. Таким обрубают головы. В моем случае, у меня защемит сердце.

Все эти мысли ядовитым роем жужжали у меня в голове, и я не могла уснуть. А ведь уже полвторого ночи. Завтра к первому уроку. Чтобы, наконец, провалиться в сон, я решила подумать о чем-то хорошем и приятном. Стала прокручивать наше с Сашкой вечернее прощание у моего подъезда. Мне кажется, или слова, которые я обронила могут изменить ход нашей истории?

– Вид у тебя какой-то озадаченный стал. На тебя так булки с маком повлияли? – озабоченно спрашивает Саша. Я тем временем любуюсь, как на него падает свет от уличного фонаря, как отражаются его ресницы на щеках... Стоп. Саша. Ресницы. Любуюсь. Что со мной?

– Нет, все, правда, хорошо. Хотя, знаешь... Там, на парковке, я видела Кораблева с другой девчонкой. Причем, не первый раз.

– Скажешь обо всем Марине?

– Посмотрим, – вздыхаю я. – А булочки, кстати, были отменные и, вообще, день получился очень славным.

– Славным?

– Да, практически идеальным.

– Ну, – смеётся Сашка, – До идеального он немного недотянул. Я измазал джинсы краской.

– А у меня спина болит от тяжёлых грабель, как у старого деда, ┐– смеюсь я.

– Значит поставим дню 8 из 10-ти, – важно заключает Саша.

– Зато вечеру можно смело ставить десятку!

– Это ещё почему, Инна? Что для тебя идеальный вечер?

Мой ответ Сашу, наверное, удивил:

– Идеальный вечер – это вдвоем искать места в переполненной вечерней электричке, уснуть по дороге, невзначай положив голову на твое плечо. И ты меня обнимаешь.

Глава третья

Каждый октябрь в нашей школе одно и то же – осенний бал. Подготовка к нему, бесконечные разговоры о нарядах, и вопросы 'с кем пойдешь?'. Звучит, конечно, красиво. Но на деле Наташа Ростова и Андрей Болконский горько разревелись бы на месте, увидев, что собой представляет этот самый бал. Как по мне – так это просто отличная возможность выпить что-нибудь горячительное до школы, пообжиматься в темном коридоре возле актового зала и бегать от учителей-смотрителей на крылечко покурить. Вот тебе и весь осенний бал.

Поэтому, когда с утра Маринка задала ненавистный мне вопрос 'С кем пойдёшь', я сморщила нос:

– Наверное, ни с кем. И никуда не пойду.

– Инночкин, погоди-погоди, да ты чего! Такая традиция! Тем более, это наш последний учебный год...

– Чему я несказанно рада!

–...и потом этих ребят ты, быть может, ещё нескоро увидишь...

– О, Аллилуйя!

– А я люблю осенний бал, – пожимает плечами Марина. – Тем более, в том году я ходила с Игнатчуком, так себе, конечно, удовольствие. Но в этот раз все будет по любви!

У меня сжалось сердце. Это ведь она сейчас о Кораблеве. Я до сих пор так и не решилась поговорить с ним. А между прочим, две недели прошло с той злосчастной встречи на парковке.

– Да мне не с кем идти, Марин, – вздыхаю я, – Каждый год у нас договорённость с Воробьевым, а у него сейчас бронхит!

Воробьев – парень из параллельного класса. Длинный, нескладный, прыщавый и не особо разговорчивый. С ним мы как-то пересеклись на дне рождения у той самой Оли из музыкалки, завели разговор об этой треклятой школьной традиции и договорились ходить на бал вместе. Воробьев – как и я, белая ворона в своём классе. Ворона-воробей. Эдак я скаламбурила.

– Позови Сашку! – предлагает Маринка, – Конечно, он наш бал обзовёт детским утренником, но попробовать-то стоит!

Моё сердце сжалось второй раз. С Сашей я не обмолвилась и словом с тех пор, как мы распрощались после дачи. Ни звонка, ни смс, ни сообщения в социальных сетях... Я же говорила, что моё нелепое признание изменит ход истории. Так и вышло. Нет больше никакой истории. Саша стал избегать меня, а я, чем больше времени проходило, тем яснее понимала, что наломала дров. Не нужна мне никакая романтика с Сашей, сама себя накрутила – и вот результат. Потеряла друга. Хотя и в качестве друга по Саше уже так не скучала. Потихоньку начала привыкать к жизни без него. Ну, или просто убеждала себя в этом.

– Да уж, Сашка вряд ли согласится, даже спрашивать не буду! – неестественно громко смеюсь я.

– Ну, как знаешь! – отстранённо пожимает плечами Марина. Она издалека заприметила Кораблева и активно машет ему рукой, – Но после уроков ты должна со всеми украшать актовый зал, классная сказала!

– Украшу, куда денусь, – вздыхаю я.

***

Тематикой предстоящего бала стал Хэллоуин. Не скажу, что я этому очень обрадовалась. Нет, я не из тех, кто фыркает, мол, это не наш праздник, бла-бла. Мне фиолетово. Просто лень продумывать какой-то образ, подбирать наряд... Можно я пойду в образе ленивой и безразличной девочки? То есть буду на балу самой собой.

В актовом зале было шумно и душно. Ребята предлагали свои идеи. Каждый год одиннадцатиклассники – кураторы бала, отвечают за подготовку. Помню, когда была младше, наивно мечтала поскорее подрасти и принять в этом всем активное участие. Сейчас же я уселась в угол зала и лениво раскрашивала какой-то дурацкий плакат. Без особого энтузиазма разумеется.

Валя Куницына притащила огромную тыкву и водрузила на стол.

– Ребят, все сюда!

Одноклассники лениво потянулись к Кунице. Мне тоже пришлось слезть с нагретого местечка.

– Меня назначили ответственной, – гордо известила Валя. Вот так неожиданность!

Куницына продемонстрировала тыкву: в овоще были вырезаны зловещие глаза и ухмылка.

– Молоток, Валюша! – похвалил Кораблёв нашу 'ответственную'. Валя смущенно зарделась. Я вообще подозреваю, что Куницына неровно дышит к Антону. С сентября одноклассница здорово переменилась. Стала носить короткие юбки, малевать огромные стрелки на глазах. А сейчас явилась с какими-то нелепыми кральками на голове, вместо туго заплетенной рыжеватой косы. Не знаю, наверное, по мнению Вальки, такая причёска придаёт ей кокетства. Но, по-моему, выглядит весьма глупо. Тоже мне, принцесса Лея.

Валька продолжала бросать томные взгляды на Кораблева. И ее ничуть не смущало, что парень при этом держит за талию Маринку. Мне надоело смотреть, как Куницына пускает слюни на Антона и я подала голос:

– Валя, не пойму, а эта тыква уже совершенно пустая?

– Пустая, – отозвалась Валя, – как твоя голова!

Всё меловую тряпку мне не может простить, стерва! Из толпы одноклассников раздался кроткий смешок.

– Зато из твоей головы, – кивнула я на прическу Куницы, – какие-то две коровьи лепешки выпали.

В толпе уже кто-то откровенно ржал.

– Девочки, – нараспев произнесла наша одноклассница Лиля Коршунова, – не будем ссориться! Ещё столько всего сделать предстоит, бал уже завтра вечером.

Мы ещё лениво поперебрасывались тухлыми идеями и разбрелись дальше по своим углам.

– Антон будет ди-джеем! – взгромоздилась ко мне на подоконник Маринка. Я в это время вырезала из жёлтой бумаги корявые осенние листья.

– Супер! Казантип нам обеспечен.

– Там за кулисами уже установили настоящий ди-джейский пульт! Его собственный, между прочим! – похвасталась Маринка.

– Подумаешь, – ответила я, – у меня дома целых два пульта! Правда, оба от телевизора.

– Ты, Инна, просто невыносимая! – надулась Марина. Кажется, эту фразу я слышу слишком часто, – Мне не нравится, когда ты высмеиваешь Антона, а делаешь ты это в последнее время постоянно!

– Да сдался мне твой Антон сто лет, просто недели две дела не клеятся...

– Судя по твоему характеру, они у тебя не клеятся с рождения, – сердитая Маринка спрыгнула с подоконника и отправилась за кулисы к Антону.