Текст книги "Шалость"
Автор книги: Лаура Паркер
сообщить о нарушении
Текущая страница: 4 (всего у книги 22 страниц)
Часть вторая
Скорбеть об обиде, причиненной когда-то, хранить ее в сердце – все равно что накликать новую беду.
Уильям Шекспир
Глава 4
Англия, ноябрь 1809 года
В этом году зима выдалась холодной и ранней. Уже в ноябре лег снег, укрыв землю пушистым одеялом. Людям же, чтобы согреться, приходилось не жалеть дров. В имении, названном каким-то чудаком из предков Шрусбери Крез-Холлом, на дровах старались не экономить, но что толку: огонь с ревом рвался в каминную трубу, лишь немного разгоняя холод, прочно засевший в дальних уголках комнаты, в которой обычно подавали завтрак. Крез-Холл находился всего в двадцати трех милях от Лондона – до высшего общества рукой подать, если говорить о расстоянии, но оно, это высшее общество, было столь же недосягаемо для обитателей имения, как если бы находилось милях в двухстах или того дальше. Вокруг, насколько хватал взгляд, простирались ровные поля и слегка холмистые лужайки. В деревенской глуши сестры Шрусбери мечтали о балах и праздниках, которые готовил им Лондон. Увы, мечтам этим не суждено было сбыться, ибо у сестер Шрусбери не было никого, кто организовал бы для них выход в свет. Светская жизнь проходила без их присутствия. Впереди были рождественские балы и приемы, но и в этом году едва ли во всем Лондоне нашелся бы человек, пожелавший оказать отпрыскам Шрусбери милость и представить их высшему обществу, которому они принадлежали. Можно было подумать, что родственники и родственницы дочерей лорда Эббота отличались поразительной черствостью, но на деле все обстояло не совсем так. Своему бедственному положению «цветы из букета Шрусбери» были обязаны исключительно себе. Ложное чувство собственной значимости при полном отсутствии воспитания, присущее всем пятерым, могло бы отвратить самого доброжелательного из возможных спонсоров.
Леди Уэлси, которая имела неосторожность пригласить как-то сестер на чай, заявила со всей определенностью:
– Букет Шрусбери? Да в нем каждый «цветок» брызжет ядом.
Слуги под руководством бессменного и многострадального дворецкого Бершема кое-как приспособились к существованию под одной крышей с отпрысками покойного лорда, привычно избегая показываться сестрам на глаза. Но сегодня утром все обстояло по-другому. Все слуги старательно ловили каждое слово сестер, включая даже гувернантку мисс Уиллоу. Примостившись возле буфета, приткнувшегося к столу, ломившемуся под тяжестью весьма и весьма плотного завтрака, она вытягивала шею, боясь потерять нить разговора. Слуг можно было понять: сегодня сестры обсуждали неминуемый приезд нежданно-негаданно обретенной мачехи.
За столом главенствовала мисс Гиацинта Эббот. Она и направляла обсуждение в нужное ей русло. Нескладная, с длинным лошадиным лицом, казавшимся еще длиннее и уже из-за прямого пробора, на который она неизменно зачесывала свои сальные темные волосы, она словно не знала, куда девать непропорционально длинные ноги и руки. – Лично я с ней даже говорить не буду. Ни одного слова не скажу! Много чести! Представить не могу, отчего папа решил жениться на своей сиделке.
– Сиделка! Хороша сиделка, если отца уморила. Не сомневаюсь, что она ему яду подсыпала. Я так ей и скажу прямо в лицо, – заявила Лорел, смачно пережевывая жареные почки. Неконтролируемая страсть к жареной дичи, пирожным и пудингу превратила ее лицо в шар. Ее располневшее тело с каждым днем все труднее было втискивать в платье, трещавшее по швам.
– Не могу в это поверить. Папа не мог бы жениться на женщине, способной на… на такое, – заикаясь, произнесла средняя из сестер, настоящая красавица, единственная из пятерых.
– Что, кроме козней дьявола, могло заставить папу жениться на женщине ниже его по статусу и положению? – вопрошала мисс Цинния, четырнадцатилетняя барышня, отличающаяся на редкость злобным нравом.
– Может быть, она лучше, чем нам кажется? – стыдливо предположила Пиона, младшая из сестер, пребывающая в нежном возрасте двенадцати лет, и обвела сестер взглядом, ища сочувствия.
– Да ты бы даже в змее, что укусила Клеопатру, отыскала что-то доброе! – воскликнула Цинния и брезгливо отодвинула тарелку с почками, так и не попробовав еду.
– Кто такая Клеопатра? – спросила Пиона. Слушать ее было нелегко из-за сильного заикания.
– Да не бери в голову, дорогая, – ответила Лорел, внимательно изучая тост на предмет обнаружения долгоносиков, которые могли оказаться в хлебе по нерадивости или злому умыслу зловредной кухарки. Может, она и зря обвинила женщину в воровстве, но только счета за еду в последнее время достигали такой суммы, будто в доме жили не пять девиц, а пять прожорливых великанов.
– Все это очень странно, – протянула Бегония. – Отчего она тянула с приездом в Англию целый год?
– Может, не могла пуститься в плавание из-за того, что очень тосковала и все время плакала? – предположила Пиона, единственная из сестер, носившая траур по отцу, которого едва знала. Впрочем, все они его едва знали.
– Это не помешало ей отправить бедного папочку на родину так, словно он был куском вяленой говядины, – заметила Цинния.
– Скорее всего она истратила все, что дал ей папа, и надеется, что здесь сможет наложить лапу на все имущество Шрусбери!
– Это означает, что дамочка такова, какой мы ее представляем. Не лучше и не хуже. Но что еще можно ожидать от туземки.
– Она не туземка. – Лорел смотрела на сестер свысока. О том, что мачеха должна вскоре прибыть в Англию, сестры узнали из писем Джапоники семейному юристу. А главным специалистом по чтению чужих писем была Лорел. – Она англичанка по происхождению.
– Пусть так, но какова ее родословная! – с чувством воскликнула Гиацинта. Она тоже успела ознакомиться с ответами поверенного. – Эта выскочка – двоюродная сестра лондонского бакалейщика! – Гиацинта повела плечами. – Помяните мои слова, от нее будет вонять продуктовой лавкой.
– Но при этом она наверняка ждет, что брак поднимет ее выше предков-лавочников, – добавила Лорел.
– Она еще, возможно, думает, что и над нами! – воскликнула Бегония.
– Именно. Если мы не нанесем упреждающий удар, то вскоре окажемся у нее на побегушках. Но этому не бывать.
– Но как же так? – Пиона яростно зачесала голову. Сестры ее привычно посторонились.
– Опять завшивела? – озабоченно поинтересовалась Бегония.
– Нет, – не слишком уверенно ответила девочка. Привычка проводить время на конюшне и при этом отсутствие привычки мыть голову приводили к тому, что вши водились у Пионы постоянно.
– Не смей выходить из комнаты! – буркнула Цинния. – Ты вообще не должна была сюда приходить. Иди корми вшей у себя в спальне!
– Не пойду, и ты меня не заставишь! – закричала в ответ Пиона.
Цинния замахнулась на сестру кулаком:
– Сейчас как дам!
– Сестры, успокойтесь! – Гиацинта постучала вилкой о тарелку, призывая к тишине. – Мы еще не договорились, как нам быть с этой, с этой… особой!
– Мне кажется, я знаю, что нам делать. – Круглое лицо Лорел сияло от самодовольства. – Нам надо обратиться за защитой к новому виконту.
– Мы его совсем не знаем, – резонно возразила Бегония.
– Пустое! Он наш дальний родственник, к тому же не женат. – Лорел наклонилась над столом, изогнувшись так, будто собралась показать, как будет соблазнять виконта своими женственными округлостями, дерзко выпирающими из глубокого, слишком глубокого декольте. – И следовательно, свободен. Во всех смыслах.
– Одинокий джентльмен, обладающий и титулом, и, что еще важнее, состоянием, не может отказаться от обязательств в отношении своих родственниц, – согласилась Гиацинта.
– Но этот вопрос еще следует обдумать, – сказала Бегония, хотя, будучи третьей по очереди среди сестер, по возрасту подходящих в невесты, она понимала, что шансов окрутить виконта у нее нет. Но это се не слишком заботило. Пастор местной церкви, мистер Чарлз Репингтон, произвел на нес неизгладимое впечатление. Если только тэна не ошиблась, младший сын баронета задержал на ней взгляд на мгновение дольше необходимого после того, как их представили друг другу после службы. Было это примерно неделю назад. О нем говорили, будто он живет больше чем на тысячу фунтов в год. Она бережно хранила этот маленький секрет в своем сердце. Ей было чем утешить себя. Что же поделаешь, если виконт для нее навсегда потерян!
– А я знаю, что виконт хромой на обе ноги и весь в оспинах! – торжественно объявила Цинния тем тоном, каким заявляют, что в пудинге муха.
Лорел продолжала загадочно улыбаться.
– Ему нет и тридцати. Он прославленный офицер, недавно вернувшийся из Калькутты!
– Военный? – заикаясь от волнения, протянула Пиона. Глаза ее сияли от восторга. – Мне так нравятся джентльмены в красных мундирах!
– Ожидается, что он приедет в Лондон не позднее конца месяца, – с триумфом закончила Лорел.
– Откуда ты столько всего знаешь? – с подозрением поинтересовалась Цинния.
– Газеты надо читать, – ответила сестра. На самом деле в ее руках перебывали все письма, полученные от поверенного. Она весьма рано поняла, что для того, чтобы завоевать надежное положение в доме, где распоряжаются женщины, без хитрости не обойтись. – Такого рода джентльмен, – продолжала Лорел, – пробывший вдали от приличного общества весьма длительный срок, нуждается в супруге, способной держаться с достоинством, соответствующим его новому статусу, и вести дом как подобает.
– О каком доме ты говоришь? – наивно поинтересовалась Пиона.
– Об этом, а каком же еще? Ну и всех прочих, что принадлежат Шрусбери. – Лорел неопределенно повела плечами. – Насколько мне известно, в Лондоне есть еще один дом, быть может, виконт предпочтет жить там. Все лучше, чем в деревне. Так что, девочки, вот что я предлагаю: мы должны поехать в Лондон и ждать возвращения виконта в лондонской резиденции Шрусбери. И сделать это надо немедленно.
Ее предложение было воспринято с живым одобрением.
–Ура!
– Мы сможем купить себе новые шляпки!
– И туфельки!
– И платья!
– И навести справки о сумме, положенной на наше содержание, – сказала Лорел. Она была девушкой весьма разумной.
Хотя формально Гиацинта считалась главой семейства и вела дом, она слишком много времени проводила в заботах об огромном саде отца. Лорел вела бухгалтерские книги. Прямого ответа от поверенного относительно суммы содержания она не получила, и денег, которые обычно выплачивались сразу после сбора урожая, в этом году тоже получено не было. Вместо денег мистер Симмонс предоставил сестрам информацию о прибытии в Англию вдовствующей виконтессы, которая, по словам поверенного, «уладит все материальные проблемы». «А значит, – мрачно подумала Лорел, – вскоре мы потеряем контроль над тем немногим, что у нас еще осталось».
– Итак, решено. – Гиацинта удовлетворенно, что было для нее редкостью, кивнула. – Мы съездим в Лондон и навестим виконта.
Лорел подозрительно взглянула на Бегонию, подумывая о том, что надо бы уговорить сестру надеть что-нибудь тусклое и безвкусное, дабы ее природная красота не слишком бросалась в глаза.
– Полагаю, что мне не придется долго трудиться, чтобы убедить нашего родственника с таким звучным титулом и деньгами в том, что брак с одной из сироток-родственниц – хорошее и благородное дело. Ведь иначе человек чести поступить не может.
– Ты хочешь сказать, что хорошее дело – это брак с тобой? – поддела сестру Цинния. – Вообще-то проинструктировать его на сей счет больше пристало Гиацинте, она старшая.
– Только не мне! – Гиацинта поднялась с места. – Я не буду выставлять себя напоказ, словно корова на ярмарке. Если у него не хватает здравого смысла и порядочности, чтобы увидеть преимущества этого брака, я отказываюсь убеждать его в этом.
– А у меня нет подобных предрассудков. – Лорел улыбнулась. – Уж я-то постараюсь предстать перед виконтом в лучшем виде!
Пиона радостно захлопала в ладоши:
– Если Лорел выйдет за виконта, никому из нас уже никогда не придется покидать этот дом.
– Кстати, о доме. Мне совсем не нравится перспектива жить под одной крышей с четырьмя сестрами, которые постоянно будут путаться под ногами. Я одна буду здесь хозяйкой. – Лорел улыбнулась самой очаровательной из своих улыбок, так что на круглом лице заиграли ямочки. – Но я позабочусь о том, чтобы у вас была крыша над головой и удобное жилье. К примеру, в охотничьем домике отца, что в Эдинбурге.
– Ты не посмеешь! – хором воскликнули все четверо.
– Там ветер по комнатам гуляет…
– Там ни одной нормальной кровати нет…
– И слуг тоже…
– И печек с каминами…
К тому времени как в комнату заглянул дворецкий, словесная перепалка переросла в обычную для сестер потасовку с непременным швырянием друг в друга тарелок с едой и прочими атрибутами кабацкой драки.
Гиацинта заметила дворецкого первой и постучала вилкой о стакан, призывая сестер утихомириться.
– В чем дело, Бершем?
Многострадальный дворецкий даже глазом не моргнул, когда в опасной близости от его уха пролетел бисквит.
– Мисс Эббот, сюда направляется почтовый дилижанс. Лорел опустила ложку, занесенную для того, чтобы ударить Циннию по лбу.
– Ты говоришь «дилижанс»?
– Да, мисс. – Бершем украдкой взглянул на обои, прикидывая, каким способом оттереть с них джем.
– Пойдем посмотрим, что мы можем в этой связи сделать. – Гиацинта поднялась и с выражением непреклоиной решимости на лице направилась к выходу.
Сестры метнулись за ней, в спешке сбивая стулья. В дверях возникла заминка. Девочки толкались, пихались и наступали друг другу на подолы, лишь бы не уступать.
Наконец все сгрудились у окна парадного холла, и как раз вовремя. Черная карета свернула на дорожку, ведущую к дому, возница тряхнул поводья, крепко выругался, громадные гнедые кони резко остановились и, пуская из ноздрей клубы белого пара, принялись бить копытами землю. Сестры впервые имели счастье лицезреть дилижанс, общественным транспортом они никогда не пользовались.
– Бершем, спроси у возницы, с чего это он позволяет своим лошадям портить наши дорожки!
К тому времени, как Бершем успел открыть дверь, форейтор соскочил с козел.
– Крез-Холл, есть кто-нибудь! – заорал возница так, словно звал хозяина трактира или постоялого двора. – Стоянка не больше минуты! – Между тем форейтор открыл дверцу и опустил лестницу.
– Господи! – выдохнула Цинния. – Готова поспорить, это она!
– Вот так чудеса! Наша новоявленная мачеха является в дом в простом дилижансе!
Пока пассажиры высовывали носы из кареты, чтобы подышать свежим утренним воздухом, пятеро сестер следили за процессом затаив дыхание.
– Это она? – с придыханием спросила Цинния, заметив за кружевной занавеской окна женщину средних лет.
– Покуда она не представится, как мы узнаем? – вопросом ответила Гиацинта. Она тоже решила, что мачеха – женщина в костюме из коричневой саржи, чье широкое лицо, насколько позволяла увидеть шляпа, не отличалось привлекательностью.
– Она не коричневая, как все колонисты, – заметила Цинния.
– Она не похожа на леди, – протянула Бегония.
– Говорят, в колониях женщин мало и красивых вовсе нет. Все они с причудами. Так что нам надо готовиться к встрече с настоящим чудовищем.
Кроме женщины в коричневом костюме, подходящих кандидатов на роль мачехи не находилось. Двое пассажиров были мужчинами: один фермер, другой военный. Четвертой и последней пассажиркой дилижанса была молодая женщина, даже девушка, хрупкая и маленькая, едва доходившая до плеча военному, который подал ей руку, помогая сойти. На ней была глубоко надвинутая на глаза черная шляпка и нечто совершенно немыслимое из овчины – одеяние, которое мог бы наскоро стачать для тепла пастух, и то, чтобы не носить на улицу, а греться у очага.
Между тем из кареты вытащили в приведенной последовательности один очень большой сундук и три маленьких саквояжа и оставили на дороге. Форейтор громовым голосом объявил об отправлении, и пассажиры, те, кто вышел подышать, вернулись в экипаж. На дороге вместе с багажом остались стоять лишь юная особа в овечьей шкуре да четыре единицы багажа. Все прочие пассажиры вернулись в дилижанс.
– Это она? – заикаясь, спросила Пиона. Она все пыталась протиснуться к окну, и если ей удалось что-то увидеть, то лишь заглядывая сестрам через плечо.
– Уверена, что нет, – с сомнением протянула Бегония.
– Но она молодая! – с досадой сказала Лорел. – Очень молодая!
– Даже моложе, чем… – начала было Цинния. Гиацинта молчала, но то, что она думала, было видно и без слов. Она не спускала глаз с юной и хрупкой незнакомки, казавшейся ей пугающим чудовищем. Это чудовище, широко улыбаясь, направлялось к Бершему. И в руках у незнакомки был саквояж с гербом Шрусбери!
– Вот сейчас будет Афтон-Нерве, мадам. – Молодой офицер, кивнул в сторону окна кареты. —
Крез-Холл уже неподалеку, с другой стороны. – Когда Джапоника подняла взгляд, молодой человек ей подмигнул. – Едете работать? Гувернанткой, наверное?
Джапоника отвернулась, проигнорировав вопрос излишне дружелюбного военного. Это была далеко не первая попытка с его стороны завести разговор, но всякий раз она намеренно не замечала этого. Она решила, что он подкупил возницу, чтобы тот сказал ему, куда она едет. Но зачем она едет в имение, он не мог знать, поскольку Джапоника никому этого не говорила. Почтенный господин и его супруга, остальные двое пассажиров дилижанса, ни разу к ней не обратились. Впрочем, Джапоника ничего не имела против. Она и сама не сочла нужным представиться: то, что она виконтесса, не обязательно знать всем и каждому, тем более что она была намерена отказаться от титула.
Джапоника отодвинула кожаный экран на окне. Прохожие были закутаны так, что со стороны напоминали комочки хлопковой ваты. Многие останавливались и смотрели вслед дилижансу. Джапоника смотрела в окно до тех пор, пока запотевшее стекло не схватилось морозцем и потеряло прозрачность. Надо сказать, что самым потрясающим открытием для нее стал английский климат.
Два дня назад, ближе к вечеру, дилижанс остановился у небольшой гостиницы на ночь. Джапоника сошла с подножки кареты и оказалась в вихре серебристых, сверкающих в свете фонарей и луны мелких снежинок. Она слышала о том, что такое снег, но до сих пор не видела его. В восторге девушка закружилась, подставляя ладони мелким иголочкам, но эйфория скоро прошла: она поняла, что холод создаст для нее немалые проблемы.
Рожденная и выросшая в краях, где цветы цветут круглый год, где в году бывает лишь два сезона – влажный и засушливый, – она тяжко страдала от холода. Вот и сегодня руки и ноги ее ныли, словно кто-то скручивал из них веревки. Холод пробирал до костей, то и дело моросил ледяной дождь, и вода затекала в карету. Ее дорожный костюм был практически испорчен, да и от былого бодрого настроя мало что осталось. Она бы ни за что не отправилась сюда, если бы не обещание, данное лорду Эбботу. Сколько раз за прошедший год она корила себя за допущенную слабость, но сделанного уже не вернешь.
Много раз Джапоника задавалась вопросом: хватило бы у нее дерзости на то, чтобы родить ребенка в доме предков ее мужа? Но ответа на него она так и не смогла дать, ибо жизнь распорядилась по-своему.
Прошлой весной корабль, на котором Джапоника плыла в Англию, зашел в порт Лиссабон. Именно в это время войска Наполеона захватили портовый город. Поэтому несколько месяцев экипаж судна и пассажиры были вынуждены провести в Лиссабоне в качестве не слишком желанных гостей французов, и смогли снова тронуться в путь лишь после того, как войска лорда Веллингтона прибыли в город и освободили заложников. Но к тому времени у Джапоники подошел срок рожать, и она не стала рисковать, предпринимая еще одно длительное морское путешествие. Тем временем сам Веллингтон проследил затем, чтобы тело лорда Эббота было переправлено в Англию.
Первого августа, когда луна была в созвездии Льва, Джапоника родила мальчика с черными волосами и глазами странного золотистого оттенка – словно золотая дымка подернула голубизну. Да, Хинд-Див совершил-таки чудо, оставил ей свое предсмертное заклятие. У нее родился мальчик, и мальчик пошел в отца.
Какие уж там советы мудрой Агги! Все в жизни Джапоники запуталось, но в центре всей этой жуткой путаницы была любовь, мучительно сладкая любовь к своему новорожденному сыну. Если бы ребенок родился в Англии и был бы воспринят обществом как отпрыск лорда Эббота, он бы стал наследником имущества Шрусбери! Джапоника не привыкла лгать, а в ее случае ложь приняла бы слишком серьезные масштабы с далеко идущими последствиями. Итак, она решила сохранить рождение ребенка в тайне. Никто в Англии не должен знать о том, что у нее растет сын, малютка Джейми, названный Джапоникой в честь ее отца.
Джапоника прикусила дрожащую губу. До сих пор она не понимала, как смогла набраться мужества, чтобы покинуть младенца, оставив его на попечение Агги. Решение было вынужденным. Она не могла рисковать здоровьем новорожденного, да и внешность младенца могла породить нежелательные вопросы. Ребенка нарекли бы бастардом, и, узнай люди правду об обстоятельствах его зачатия, никто все равно не проникся бы сочувствием ни к матери, ни к ребенку. Да и как самому Джейми объяснить двойственную природу его родителя, известного под многозначительным именем Хинд-Див. Нет, лучше и ему ничего не знать.
Но любовь, рожденная обманом, все равно остается любовью. И то сильнейшее чувство, что родилось в ней, едва она впервые увидела своего мальчика, стремление защитить его от всех бед и сделать счастливым, нисколько не уменьшилось со временем. Ничто и никто не причинит ему вреда, пока она жива. Скоро, очень скоро она сможет всецело отдаться воспитанию своего чада, но долг есть долг. И его Джапоника обязана выполнить.
Пусть мир назовет ее испорченной женщиной, но человеком она была честным и достойным доверия. Она поклялась лорду Эбботу, что присмотрит за его маленькими девочками, и, пока клятва не будет исполнена, своей жизни у нее не будет. А значит, путешествие в Англию неизбежно.
Джапоника сдержанно вздохнула.
Дилижанс резко свернул с главной дороги, и возница громко объявил:
– Следующая остановка Крез-Холл.
Джапоника подалась вперед и подняла кожаный экран. Она догадывалась, что дом будет выглядеть внушительно, но при виде большого нарядного строения из серого камня, проглядывавшего сквозь ветви зимних деревьев, девушка просто задохнулась от восторга. В этом краю неопрятных осинников и орешников с густым непроходимым подлеском трехэтажный особняк со стройным рядом каминных труб на крыше с вьющимся над ними дымком казался воплощением порядка и домовитости. Вдали показалась змейка реки, впадавшей в озеро с романтичной беседкой на берегу. Если бы виконт пережил болезнь, здесь был бы теперь и ее дом.
Джапоника поймала себя на том, что смотрит на окружающее с некоторой опаской, и это тревожное чувство лишь усилилось, когда дилижанс резко затормозил на гравийной дорожке, ведущей к парадному входу. Джапоника привыкла к роли хозяйки, но в доме отца слуг было всего пятеро, а хозяев, в число которых она включала и Агги, и того меньше. Но здесь, судя по размерам дома, работала целая армия слуг, иначе с таким хозяйством не справиться, и на нее, как на хозяйку, ложилась ответственность многократно больше той, к которой она привыкла.
Когда возница рывком остановил большую черную карету, все пассажиры поспешили выйти, чтобы размять ноги. Джапоника намеренно ждала, пока не останется в экипаже одна. Ей хотелось незаметно стряхнуть с себя дорожную пыль, произвести хорошее впечатление на домочадцев. Поверенный в делах семьи обещал Джапонике, что по прибытии в Портсмут ее встретит карета Шрусбери, но из-за шторма корабль, на котором она плыла, остановился в порту на западном берегу Корнуолла. В Фалмуте не нашлось ни одного частного экипажа, который мог бы доставить ее к месту назначения, не стесняя присутствием других пассажиров.
– Все разобрали морские офицеры – из-за погоды много их оказалось в наших краях. Есть только дилижанс, мисс, который отправляется сегодня. Но если вы готовы подождать пару дней, то для вас найдется и отдельный экипаж, – объяснил ей клерк в транспортном агентстве.
Но Джапоника не желала терять ни минуты. Каждый лишний день, проведенный в разлуке с сыном, казался ей вечностью, и потому она решилась проделать путь длиной в двести миль в общественном транспорте.
Она вышла из кареты, опираясь на галантно протянутую молодым военным руку, изображая воодушевление и радость, которых совсем не испытывала.
– Удачи вам, мисс, – пожелал ей офицер, фамильярно сжав локоток, после чего лихо скакнул на подножку кареты.
Джапоника подняла саквояж и направилась к пожилому мужчине, одетому как слуга, который хмуро разглядывал ее, не делая попыток помочь с сумками. Кислая мина, казалось, навечно застыла на его вытянутой физиономии. Джапоника любезно улыбнулась:
– Добрый день. Я – Джапоника Форт…
– Кто она такая, Бершем?
Джапоника, вздрогнув от неожиданности, подняла глаза на обладательницу командирского голоса. На верхней площадке лестницы стояла высокая молодая женщина в кричаще ярком лиловом платье.
– Доброе утро, – поздоровалась Джапоника с женщиной.
К тому моменту, как она достигла подножия лестницы, к первой присоединились еще четыре девушки. Они были одеты слишком вычурно. Можно было подумать, что все пятеро только-только побывали в потасовке, поскольку прически у них были страшно растрепаны, а платья были перемазаны и измяты. Быть может, служанки решили «принарядиться», чтобы произвести на гостью хорошее впечатление? Но откуда им известно о ее приезде?
Не зная, как представиться, Джапоника решила действовать напрямик:
– Я – Джапоника Эббот, жена покойного лорда Эббота.
– Господи! – закричала самая низенькая и пухлая. – Это она!
– Наша новая мачеха? – переспросила самая младшая. Не удостоив Джапонику взглядом, та самая, высокая, в лиловом, громогласно крикнула:
– Эй, ты там, двигай!
Пристяжные, очевидно, сразу поняли, что обращаются К НИМ, И ДВИНУЛИСЬ В Путь. Дама в лиловом подождала, пока стихнет шум, производимый тряским дилижансом, и только потом вновь обратила свой взор на Джапонику.
– Я – Гиацинта Эббот, старшая дочь лорда Эббота. Полагаю, вы должны войти. Не говорю, что вы должны остаться.
