Текст книги "Она не принцесса"
Автор книги: Лаура Ли Гурк
сообщить о нарушении
Текущая страница: 9 (всего у книги 17 страниц)
Глава 9
Это была всего лишь игра в шахматы, вероятно, в сотый раз напоминал себе сэр Йен. Глупо так мучиться из-за предположения, что мисс Валенти намеренно проиграла ему, расчетливо пытаясь завоевать его симпатию. Во время игры он думал, что она хороший игрок, хотя и слишком рискованный. А теперь размышлял, не играла ли она все время им самим.
Как унизительно сознавать, что его перехитрили! И кто? Эта загадочная темпераментная кокетка!
Еще более подавляла его мысль о том, что какой-то одурманенный поклонник учит ее играть в бильярд. Одно только предположение об этом отвлекало его от работы. В течение последних трех дней он оставлял мисс Валенти в надежных руках Грейс и герцогини Тремор и занимался международными делами, включая приготовления к государственному визиту принца Чезаре, но он не уделял им должного внимания. Он посещал приемы в Уайтхолле, обедал с итальянскими дипломатами и прусским послом, но все это время его мучили воображаемые картины, в которых лорд Хей или лорд Монтроуз показывали мисс Валенти, как держать бильярдный кий, берут ее за руку, касаются ее. Он знал, что они должны были думать, чувствовать, желать. О да, он, черт их побери, знал это слишком хорошо.
Он пытался заполнить каждый час работой, выполнением своих обязанностей, но в этот день Йен обнаружил, что у него свободный вечер. Как ему сообщили, испанский министр простудился. Обед с ним отменили, и Йен вернулся на Портмен-сквер довольно рано. Дома никого не было. Дилан, Грейс и мисс Валенти были на празднике на воде, который устраивали Треморы на Темзе.
Йен отдал слуге плащ и шляпу, а затем поднялся вверх в библиотеку и попытался заняться работой. У дипломата всегда скапливается масса корреспонденции, и Йен несколько часов старался разобраться с ней, но все не ладилось. Он не переставал бросать взгляды на бильярдный стол, стоявший в другом конце комнаты.
Единственным объяснением того, что она xoчет, чтобы он научил ее играть в бильярд, был его отказ, а также и то, что она была кокеткой, которая пользуется своим совершенным телом, чтобы мучить мужчин, черт знает зачем.
Йен заставил себя сосредоточиться на работе, но как только ему удалось направить свои мысли на содержание письма, которое он составлял, его отвлек голос той самой персоны, о которой он все эти дни пытался забыть.
– Вам никто не говорил, что вы слишком много работаете?
Он не поднял головы.
– Добрый вечер, мисс Валенти, – сказал он, продолжая писать. – Вам понравился праздник герцогини?
– Да, я люблю яхты.
– Рад это слышать. Дилан и Грейс вернулись вместе с вами?
– Да, но только завезли меня домой. – Она вошла в библиотеку и закрыла за собой дверь. – Они снова уехали куда-то в гости.
– А вы не пожелали отправиться с ними?
– Нет. Леди Сара была тоже приглашена, а я не люблю ее.
– Леди Сару часто приглашают. Даже если вы не желаете выходить замуж за лорда Блэра, вы не сможете вечно избегать его кузину.
– Я знаю. – Помолчав, она сказала: – Сегодня вместе с лордом Хеем приехали его сестры. Вы были правы, сэр Йен. Он хороший человек, очень приятный.
При упоминании Хея Йен перестал писать и сжал в руке перо.
– Отлично, – сказал он и попытался продолжить сочинение письма, но уже не помнил, на чем остановился.
Он вернулся к последнему параграфу.
– И следовательно, сэр Джерваз, – пробормотал он и снова принялся писать.
Конечно, ей потребовалось прийти сюда для того, чтобы снова сидеть на его столе. Это уже становилось у нее привычкой, приводящей его в смятение. Он не мог работать, вдыхая аромат цветов яблони.
– Мисс Валенти, – сказал он, не отрываясь от работы, – не могли бы вы слезть с моего стола? Мне надо сослаться на письмо, на котором вы сидите.
Она не откликнулась на его просьбу. А только приподняла бедро, как бы предлагая Йену вытащить из-под него нужную бумагу. Он взглянул на нее, ожидая очередного кокетства, но ошибся. Она смотрела мимо него куда-то вдаль, было очевидно, что ее мысли где-то далеко. Йен потянул к себе письмо сэра Джерваза из Анатолии, но как он ни старался не коснуться ее, тыльная сторона ладони задела ткань ее платья, и жаркая волна пробежала по его телу. Словно обжегшись, он выдернул письмо.
Шелест бумаги, казалось, привлек ее внимание.
– Что вы пишете? – спросила она. – Или это секрет.
Его работа казалась довольно безопасной темой.
– Я сочиняю письмо сэру Джервазу Хамфри. Это посол, которого отправили в Константинополь на мое место, чтобы я мог приехать сюда, и он мне сообщил, что турки вызывают у него беспокойство. Поскольку я ранее имел с ними дело, он просит моего совета.
– И какой же совет вы ему даете?
– Я пишу ему, что запугивание турок не помогает. Я предлагаю ему, как дипломату, попробовать что-нибудь еще.
– Что же?
– Дипломатию.
Она рассмеялась.
– Вы не любите сэра Джерваза, не правда ли?
– Нет. – Йен поставил подпись и потянулся за песочной присыпкой. – Он глуп.
Пока он складывал и запечатывал письмо, она молчала. Но когда он отложил его в сторону и собирался взять другой лист бумаги, она продолжила разговор:
– Не будьте к нему слишком строги. Он пытается сравниться с вами, а это трудно для любого человека.
– Глупости.
– Это не глупости. Ваш брат, я думаю, чувствует это, ибо он моложе вас. Вы – хороший сын. Он – повеса. Поэтому вы не всегда ладите.
Йен обмакнул перо.
– Дилан – композитор. У него темперамент человека искусства. Мы смотрим на жизнь по-разному. – С этими словами он начал письмо шведскому принцу.
Его сдержанность нисколько ее не смутила.
– Это правда, вы оба как масло и вода, – согласилась она. – Он веселый. Вы скучный. Вы всегда были таким?
Он не согласился с такой характеристикой.
– Я не скучный, – возразил он. – Дилан всегда был бунтарем, делал все, что ему хотелось, и почему-то ему всегда сходило это с рук. Я никогда не мог позволить себе такой роскоши.
– Без сомнения, ваш отец ожидал от вас большего, ведь вы были старшим сыном. Это тяжелое бремя – оправдывать ожидания других.
Неожиданно ему на память пришло воспоминание о том прошедшем времени, и он перестал писать.
«Как ты мог опозорить семью таким провалом? Где твоя гордость? Где твоя честь перед именем твоей сестры? Господи, Йен, ты доводишь меня до отчаяния. Поверь мне».
– Это может быть бременем, – согласился он, слова снова звучали в его ушах.
Он отложил перо и откинулся на спинку стула.
– Я помню, один год в Кембридже я провалился на экзаменах, – услышал он собственные слова, – и разочарование во мне отца и его гнев от того, что я не проявил усердия в учебе, были очень велики; он не разговаривал со мной и не писал мне целый год.
– Целый год? Это жестокое наказание.
– Столько мне потребовалось, чтобы сдать все экзамены.
Лючия оперлась ладонями о стол и наклонилась над ним.
– А что мешало вам проявлять усердие в учебе? Азартные игры? Пьянство?
– Очень хорошенькая служанка.
– Не понимаю. Какая служанка?
Йен покачал головой, возвращаясь из прошлого.
– Это совсем не подходящая тема для разговора. Мне не следовало об этом говорить. – Он снова взялся за перо.
Она, конечно, не могла остаться без ответа.
– Вы говорите «хорошенькая». Значит, это была девушка. Она была вашей любовницей? – Когда он не ответил, она наклонилась, скользнув по крышке стола так, что почти уселась на письмо шведскому принцу. – Мне вы можете рассказать.
Он заерзал на стуле.
– Это было бы неуместно.
Лючия придвинулась ближе, чтобы видеть его лицо.
– Я никому не скажу, – заговорщически прошептала она, стараясь заглянуть ему в глаза. – Это будет наша тайна. Так она была вашей любовницей?
– Нет. Служанки в Кембридже – это горничные для студентов. Они убирают постели.
– И разбирают их, да? – Она не ждала подтверждения, а сразу же задала следующий вопрос: – Вы были влюблены в нее?
В памяти Йена промелькнули пара смеющихся карих глаз и сияющая улыбка.
– Это не ваше дело.
– Вы хотели жениться на ней?
Он глубоко вздохнул, вспоминая о Гретна-Грин и не осуществимых мечтах шестнадцатилетней давности.
– Я джентльмен, Тесс была горничной. Это было невозможно.
– Вы не ответили на мой вопрос. Вы хотели жениться на ей?
– Мой отец никогда не допустил бы этого. Он откупился от нее неплохой суммой денег, и она вышла замуж за кого-то другого. И она была счастлива это сделать. – С сердитойноткой в голосе он спросил: – Вы удовлетворили свое любопытство?
– Совсем как с моим кузнецом, – тихо сказала она. – Думаю, вы очень любили эту Тесс.
Черт бы ее побрал! Она умела выжать тайны даже из камня.
– Я должен закончить это письмо, – сказал он, – а вы на нем сидите. Подвиньтесь, пожалуйста.
Она соскочила со стола и отошла в сторону, но если он надеялся, что тема о его прошлом закрыта, то глубоко ошибался. Стоя в другом конце комнаты, она снова спросила его:
– Эта девушка, Тесс, и стала причиной того, что вы никогда не были женаты?
Перо выпало из его пальцев, чернила растеклись по слову на которое упал кончик пера, письмо было испорченo. Ему пришлось бы начинать сначала. В полном расстройстве он отбросил перо и встал.
– Господи, вы задаете такие неприличные вопросы! За все это время, проведенное в лучших французских школах, вас так и не научили хорошим манерам?
Она смотрела на него широко раскрытыми от удивления глазами, не понимая его возмущения. Затем сказала:
– Вы производите большое впечатление, когда сердитесь. Вы это знаете? – Не ожидая ответа, она продолжила: – Вам следует чаще возмущаться. Вы не будете таким скучным, если вы... – Она замолчала, помахала в руками в воздухе, как бы подыскивая нужное слово. – Как вы англичане, говорите? Если вы выпустите пар.
– Мне не нужно выпускать пар, и я не скучный. Я всего лишь соблюдаю приличия, как принято в хорошем обществе, а это означает, что я не лезу в чью-то личную жизнь. – Он многозначительно взглянул на нее. – Как некоторые.
– Сухарь, – продолжала она.
Давая оценку его характеру и увлекшись, Лючия не обращала внимания на возражения или недовольство.
– Вы не умеете наслаждаться жизнью.
– Какой абсурд.
– Разве? – Она взяла с настенной стойки кий и держала его перед собой, как будто проверяя, не искривлен ли он. – Вы соблюдаете все правила, – говорила она, и делаете все как положено. – Она поставила кий на пол рядом с собой и прижала кулачок к сердцу. – Здесь вы держите крепко связанными свои чувства. Это нехорошо. Неужели вы никогда не развлекаетесь?
– Конечно, развлекаюсь.
– Я этого не видела. Вы все время трудитесь. Вы никогда не играете. – Она снова подняла кий. – Я должна ударить этой палкой по шару, так? – Не ожидаясь ответ она неловко повертела кий, пытаясь понять, как следует правильно держать его.
Йен наблюдал, как она повернулась к столу, разделявшему их, и наклонилась над ним. Соблазнительница-кокетка, подумал он, глядя на открывшуюся перед ним картину, от которой у него пересохло в горле.
Она протолкнула кий между пальцев и с силой ударила по шару, но, вместо того, чтобы покатиться по сукну, шар перепрыгнул через бортик и слетел со стола, чуть не сбил любимую вазу Грейс из французского фарфора. Шар со стуком упал на ковер.
– Будете продолжать, – сказал он, – что-нибудь разобьете.
Она обошла стол и подняла с пола шар.
– Не разобью, если вы научите меня правильно играть.
Этого ему не следовало делать. Но он сделает. В глубине души он знал это с самого начала. Он направился к ней, сознавая, что приближается к краю бездны, но уже не мог остановиться.
– А вы сыграете со мной в шахматы?
– Конечно, я всегда соблюдаю условия сделки.
Йен встал рядом с ней у бильярдного стола и взял у нее кий и шар. Он показал ей, как правильно держать кий, отдал его ей и смотрел, как она пытается подражать его движениям. Спустя минуту стало ясно, что она по крайней мере здесь не притворялась. Она никогда в жизни не держала в руках бильярдного кия.
– Нет, – сказал он и встал ближе к ней. Хотя он и напоминал себе, что ему в высшей степени недопустимо дотрагиваться до нее, он положил ладонь на ее руку и прилип ее указательный палец к поверхности кия. – Вот так и держите его.
Ее кожа напоминала теплый атлас.
– Следите, чтобы большой палец оставался на серединe кия, – добавил он, устанавливая ее руку в нужное положение. – Вот так. И над средним пальцем тоже.
Йен заставил себя отпустить ее руку, и Лючия ударила кием по шару. Шар сбил красный шар, они оба дюймов восемнадцать прокатились по столу и остановились. Йен наклонился над столом, чтобы поставить шары на место для ее следующей попытки. При этом он бедром дотронулся до нее, короткое, мучительное прикосновение, но чуть не лишило его рассудка.
Он боролся с собой, стараясь вернуть самообладание.
– Ударьте чуть сильнее, – посоветовал он, снова ставя перед ней пару шаров, – но не настолько, чтобы шар слетел со стола.
Даже сказав эти слова, он не мог понять, как он сумел их произнести таким спокойным тоном. Изгиб ее бедра словно оставил неизгладимый след на его теле, обжигающий и лишающий его рассудка.
Он почувствовал необходимость выпить.
– Сделайте несколько ударов для практики. – Он отошел и налил себе бокал портвейна из одного из графинов, стоявших в баре Дилана, напоминая себе, что он заранее знал: это произойдет.
Вернувшись к бильярдному столу, он старался держаться по другую от нее сторону, но даже это превратилось в особую муку, ибо каждый раз, когда она наклонялась, перед ним возникало великолепное зрелище того, что было ему недоступно. Ее улыбку, с которой она смотрела на него при удачном ударе, он ощущал как прикосновение. В отчаянной попытке отвлечься он начал объяснять ей основные правила игры.
– Так в английском бильярде надо набирать очки, – сказала она, когда он закончил.
Она указала на стол.
– Если я попаду красным шаром в лузу и при этом не загоню туда белый шар, я могу набрать три очка?
Он кивнул, и она наклонилась над столом. Он смотрел на ее лицо, наблюдая, как она сосредоточенно хмурит брови. Прикусив нижнюю губу, она нацелилась и ударила по шару.
От удара ее шар стукнулся о красный, который быстро покатился в свой угол, но, вместо того, чтобы упасть в лунку, отлетел на сторону Лючии. Он катился все медленнее, проскользнув вдоль бортика, остановился на самом краю лузы, не желая падать в нее.
– Ма, nо! – Лючия наклонилась, подняла голову и взглянула на шар, заставляя его преодолеть последние доли дьюмаи упасть в лузу. Это было настолько неожиданно и так соответствовало ее характеру, что Йен расхохотался. – Наконец! – воскликнула она и выпрямилась. – Наконец я заставила вас рассмеяться! – тоже со смехом сказала она. – Я уж подумала, что вы не знаете, как это делается.
Ее слова поразили его.
– Конечно, я умею смеяться.
– До этой минуты я никогда не слышала вашего смеха, потому и не знала. У вас приятный смех. Мне он нравится. Он грудной и заразительный, так и должен смеяться мужчина.
– Спасибо, – с поклоном поблагодарил он. – Не означает ли это, что вы изменили свое мнение обо мне? Или я по-прежнему скучный?
Она не сразу ответила. Вместо ответа она положила кий на стол и подошла к Йену. Когда он посмотрел ей в лицо, она ответила долгим пристальным взглядом, как будто глубоко задумалась над его вопросом. Затем, не сказав ни слова, она сделала нечто совершенно неожиданноe. Она подняла руки и пальцами взъерошила ему волосы.
Йен замер от прикосновения ее рук. Казалось, чувствительность, исходившая от кончиков ее пальцев, проникла в его кровь, наполняя его тело жаром итальянского лета.
Он не мог ни шевельнуться, ни дышать, она играла волосами, а он только мог смотреть на ее лицо. Она думала о поставленной перед собой цели, а он был во власти невероятных эротических фантазий, проносившихся в его голове. Он воображал, как он опустится с ней на пол и вынет шпильки из ее волос, и ее длинные черные волосы упадут ему на лицо, как его руки скользнут под ее юбку и он под своими ладонями ощутит ее нежную горячую кожу.
– Теперь уже не такой скучный, – тихо сказала она с улыбкой глядя на его растрепанные волосы, но не отдергивая рук. Она продолжала играть его волосами, и ее запястья касались его лица, а он стоял, неподвижный и окаменевший, на краю бездны.
Рядом не было никого, кто бы увидел его падение.
Дверь была закрыта. Время позднее. Дилана и Грэйс не было дома. Слуги легли спать. Никто не увидит, как его честь рассыпается в прах. Никто не узнает, кроме ее, а она сломит стойкость даже святого и будет упиваться его падением.
Йен не был святым. Давящее, лишающее его сил сопротивляться вожделение стремительно овладевало им угрожая заставить его забыть, что он был джентльменом. А он всегда оставался джентльменом; он не знал, как можно быть иным.
И все же, даже хватаясь за честь, которая всю жить руководила его поступками, он чувствовал, что пытается поймать воздух. В эти минуты он жаждал превратиться в кого-то другого, такого же дерзкого и отчаянного, как она, как Дилан, как все люди, которые делают то, чего им хочется, и берут то, что им нужно, и наслаждаются радостями жизни и не беспокоятся о последствиях.
Если бы только он мог быть таким! Темное тайное желание, всегда таившееся в его душе, сейчас вместе с каждым ударом его сердца нашептывало ему:
«Если бы только... если бы только...»
Йен чуть наклонил голову, вдыхая аромат ее волос, ощущая прикосновение гладкой, как шелк, кожи ее рук к свому лицу. Он шевельнулся, придвинулся ближе, и ее груди коснулись его груди. Волна острого наслаждения пробежала по его телу, он испытывал почти невыносимое для любого мужчины искушение. Наклонившись, он дотронулся до ее губ. Мягкие, сладкие, как вишня, они мгновенно раскрылись ему навстречу. Запретный плод был так сладок, а страсть так сильна, что Йен впился в ее губы.
Если бы только...
Желание было неутолимо и бесплодно.
Он схватил ее за запястья и решительно оттолкнул от себя.
– Боже, – простонал он, проклиная себя и ее, пробудившую в нем это желание, – вы самая настойчивая женщина на свете. Черт бы побрал вас с вашим флиртом и заигрыванием!
Он повернулся к ней спиной и подошел к столу, снял со спинки стула свой сюртук и, стараясь не смотреть на Лючию, надел его. Если бы он посмотрел, если бы только взглянул на эти божественные губы, его чести и ее добродетели пришел бы конец.
Стоя к ней спиной, он поправил манжеты, разгладил рукава сюртука и рукой пригладил волосы, стремясь возводить порядок среди хаоса вожделения, бушевавшего в его теле.
– Простите меня, – сказал он, когда нашел в себе достаточно сил, чтобы снова заговорить, – но я должен идти. Меня ждут в клубе.
Йен повернулся и, пройдя мимо нее, вышел из комнаты. Он не стал ждать, пока подадут карету, а пошел по боковой дорожке, глубоко вдыхая теплый воздух июльской ночи.
Он вошел в «Брукс» с намерением выпить бокал портвейна, съесть кусок мяса и почитать «Таймс». Но даже в своем клубе, в окружении всех атрибутов почтенного британского джентльмена, он по-прежнему жаждал этого запретного плода – горячих сладких поцелуев молодой итальянки.
Глава 10
Если Йен надеялся, что в клубе он избавится от мыслей о Лючии Валенти, то очень скоро эта надежда угасла. Ему удалось спокойно поесть, но как только он уселся в свое любимое кресло в читальне клуба с «Таймс» в руке и бокалом портвейна на столе перед ним, на него началась атака, и мисс Валенти снова стала отравлять его жизнь.
– Сэр Йен?
Он поднял глаза и увидел рядом со своим креслом лорда Монтроуза.
– Монтроуз, – без особого энтузиазма поздоровался Йен с вежливым поклоном.
И поспешил снова сесть.
– Не против, если я присоединюсь к вам? – Не ожидая ответа, лорд подтащил другое кресло и сел напротив Йена.
Разгладив расшитый парчовый жилет, он обратился к Йену:
– Какая удача, что я застал вас здесь одного, потому что я намеревался поговорить с вами, и вот мне представился такой удобный случай.
– А я как раз собирался почитать «Таймс». – Йен взял со стола газету, но это явное желание побыть в одиночестве осталось незамеченным Монтроузом.
– Сэр Йен, когда вы впервые высказали мне ваш желание представить меня мисс Валенти, я не был в восторге от вашего предложения, ибо, хотя она и признанная дочь принца, по существу ее незаконнорожденность ставит ее ниже моего положения в обществе. Но в тот день, на концерте у леди Кеттеринг, я был так очарован ею, что совершенно потерял голову. Я могу думать только o ней.
Всей своей карьерой Йен был обязан умению говорить только то, что нужно, поэтому он подавил желание послать Монтроуза подальше.
– Как вы, вероятно, знаете, – продолжал барон, – я множество раз заезжал к мисс Валенти, и она была со мной всегда любезна.
– Мисс Валенти очень милая женщина, – заметил Йен, стараясь сохранить равнодушный вид даже при воспоминании; как мила могла быть Лючия.
Он все еще не мог забыть сладость ее поцелуя вопреки всем усилиям стереть этот вечер в своей памяти.
– Она очаровательна. – Лицо Монтроуза сияло так, что невозможно было ошибиться: перед Йеном стоит восторженный влюбленный. – И так оригинальна.
– Она уникальна.
Барон, казалось, не заметил холодной насмешки в тоне Йена.
– Но она ведет себя так непредсказуемо, ее настроение так меняется, что просто невозможно определить глубину ее чувств ко мне. – Он придвинулся ближе и с неожиданным волнением спросил: – Как вы думаете, у меня есть шанс?
«Никакого. Она видит в вас павлина». Язвительные слова вертелись на языке Йена, но он не произнес их. Он отпил вина и дал безобидный, ни к чему необязывающий ответ:
– Не мне судить. Спросите у мисс Валенти.
– Я намерен это сделать. Если она примет мое предложение, могу я рассчитывать, что вы представите меня ее отцу как ваш выбор?
– Безусловно! – с жаром пообещал Йен. – А теперь, если позволите, – продолжал он, вставая, – я должен вернуться к чтению. Для человека моего положения так важно быть в курсе дела.
– Конечно, конечно. Благодарю вас, сэр Йен. Я ценювашу поддержку.
Мужчины раскланялись, и Монтроуз побрел прочь, но не успел Йен раскрыть газету, как ему снова помешали.
– Сэр Йен!
Подавляя проклятие, Йен напомнил себе, что лорд Уолфорд не тот человек, к которому можно относиться пренебрежительно. Ведь он был все же виконтом, и сложил газету и встал.
– Добрый вечер, – с особой любезностью поздоровался он. – Сегодня вы в городе, Уолфорд?
– Да-да. Вот зашел выпить.
– А я – почитать газету. – Йен снова сел, но, как и Монтроуз, Уолфорд не понимал намеков. Он уселся в только что покинутое соперником кресло и пустился в поэтическое описание очарования мисс Валенти, жалуясь, в какое недоумение его приводит ее капризный итальянский темперамент.
Слушая болтовню Уолфорда, Йен вспомнил, что говорил о ее поклонниках Дилан, о том, как они одолели его в «Бруксе». Тогда Йен не задумался над этим, что брат со свойственным ему язвительным чувством юмора преувеличивает, но сейчас понял, что Дилан говорил чистую, неприкрашенную правду. Йен пожалел, что не обратил особого внимания на рассказы Дилана. Прислушайся он тогда к словам брата, сегодня ни за что не пришел бы сюда. Он прекрасно бы обошелся каким-нибудь заурядным кабачком в Ист-Энде.
– Тяжелое испытание, – говорил Уолфорд. —Вы согласны?
– Вполне, – сказал Йен, с усилием заставляя себя слушать, сидевшего перед ним человека. Он положил локти на подлокотники кресла, сплетя руки, прижал указательные пальцы к губам, с видом истинного дипломата, надеясь, что выглядит заинтересованным и сочувствующим слушателем, и думал о том, как бы побыстрее избавиться от Уолфорда. – Вполне согласен.
– Но каждый раз, когда я приезжаю, чтобы выразить свое почтение, – продолжал Уолфорд, – ее красота, ее живость, ее поведение ошеломляют меня. Мое сердце выскакивается из груди, и я заикаюсь, как школьник.
Йен с жалостью посмотрел на Уолфорда. Виконт не был плохим человеком. По правде говоря, он был хорошим и добрым, но никак не ровней темпераментному итальянскому торнадо. Если Уолфорд женится на ней, он, вероятно, умрет в первую брачную ночь от сердечного приступа.
– Когда я нахожусь в ее обществе, – продолжал Уолфорд, – я не знаю, что сказать, чтобы поддержать разговор. Я бы очень хотел получить ваш совет.
Йен решил спасти беднягу от преждевременной смерти и сохраняя серьезное выражение лица, он проговорил:
– Опыление роз.
– Простите?
– Да. – Йен решительно кивнул. – Я думаю, беседа с ней о вашем увлечении произвела большое впечатление. Я бы посоветовал вам обсуждать эту тему с ней при каждом удобном случае.
– В самом деле? – По лицу Уолфорда расплылась блаженная улыбка, как будто он только что побывал на небесах. – И правда, кажется, в саду леди Кеттеринг мои старания вырастить голубую розу произвели на нее впечатление.
– Ну вот вам и совет. – Йен встал, улыбаясь с надеждой, что этот разговор окончен.
Он протянул руку.
– Благодарю вас, сэр Йен. – Уолфорд схватил руку Йена и с благодарностью пожал ее, так и не узнав, как близко от него была опасность умереть молодым.
Виконт ушел, и Йен снова опустился в кресло. Он развернул газету и попытался заинтересоваться сообщений о том, что Национальное объединение тред-юнионов на грани развала.
– Сэр Йен?
«Господи, будь милосерден!»
Он поднял глаза.
– Хей, – поздоровался он и встал, чувствуя себя детской игрушкой «Джеком в коробочке».
Покоряясь неизбежному, Йен даже не упомянул о газете. Он свернул и отложил ее в сторону, затем указал на кресло, стоявшее напротив него. – Садитесь.
Йен первым начал разговор, в надежде оттянуть еще один рассказ об очаровательной прекрасной мисс Валенти и слабом сердце по крайней мере на несколько минут.
– Я слышал, ваш дядя вернулся из Парижа.
– Да. Он навещал мою младшую сестру, которая учится там в школе, и приехал в Лондон сегодня днем, но мне еще не представилось случая повидать его.
– Передайте ему мои наилучшие пожелания.
– Передам, когда заеду к нему завтра. – Хей помолчал, отпил кларета и сказал: – Я также должен рассказать, что мои надежды относительно мисс Валенти осуществляются.
Неожиданно у Йена пересохло в горле, и он схватился за бокал.
– В самом деле?
– Да. С вашего одобрения мисс Валенти скоро станет графиней Хей.
«Никаких шансов, – подумал Йен, изображая на лице привычную улыбку. – Ей совсем не нравится ваш подбородок».
– Видите ли, – продолжал Хей, – я просил ее руки, и она приняла мое предложение.
Йен чуть не выронил бокал.
– Что?
Граф с самым серьезным видом кивнул.
– Сегодня вечером на яхте Тремора.
– Это, должно быть, какая-то ошибка.
Хей, я совершенно потрясен, – только и сумел сказать он. – Я видел мисс Валенти сегодня вечером, когда она вернулась с этого празднества, и она ничего об этом не сказала.
– Меня это не удивляет. Я уверен, она не хочет говорить о помолвке раньше, чем у меня будет возможность посоветоваться с вами. Поскольку вы представляете интересы ее отца, я понимаю, что мне следовало бы сообщить о моих чувствах и намерениях сначала вам, а потом ей, но иногда надо пользоваться моментом. Ее красота,романтический закат солнца...
– Да-да, – поторопился Йен перебить его. – Я понимаю.
– Поскольку вы первым обратились ко мне, полагаю, могу быть уверен, что получу вашу поддержку. Если в этом не возникнет необходимости, я получу официальное согласие ее отца, когда он приедет в следующем месяце. Тогда мы сможем обсудить свадьбу, приданое и прочее.
Йен все еще не мог в это поверить. Лючия не стала бы флиртовать с ним у бильярдного стола, или трогать волосы, или целовать его, если бы уже согласилась выйти замуж за Хея. Не так ли?
«Она могла бы».
От этого мрачного предположения Йена охватил гнев. Она могла свести с ума любого мужчину. И нелепый парад ее страдающих поклонников был тому живым доказательством. Даже он не устоял. Два часа назад ее смех, запах ее волос, прикосновение ее губ смогли уничтожить без остатка его разум.
Он на мгновение закрыл глаза, подавляя гнев, говоря себе, что именно это чувство едва ли сейчас уместно, и что необходимо установить верность этих фактов, но прежде чем он приступил к этому, еще один голос вмешался разговор:
– Она не согласится выйти за вас замуж! Это невозможно.
Оба собеседника повернулись и увидели лорда Монтроуза, стоявшего неподалеку и гневно смотревшего на них из-за высокой спинки кресла.
– Всего лишь два дня назад я встретился с мисс Валенти на балу, – продолжал он, – и она танцевала со мной три раза. – Он выразительно поднял три пальца. – Это доказывает, как я думаю, что леди еще не приняла решения.
Хей не дал возможности Йену что-либо сказать.
– Невзирая на то что, вы посмели подслушивать, я вам отвечу. Уверяю вас, Монтроуз, леди сделала выбор. Она приняла мое предложение выйти за меня замуж несколько часов назад. Я знаю, вы питаете интерес к мисс Валенти, но ее чувства принадлежат другому. Мне.
– Я вам не верю.
– Вы называете меня лжецом?
– Если хотите. – Монтроуз вышел из-за кресла.
Хей поднялся и шагнул вперед.
– Видит Бог, вы зашли слишком далеко.
Йен вскочил на ноги и хотел встать между ними.
– Джентльмены, пожалуйста. Мы находимся в «Бруксе». Давайте останемся цивилизованными людьми.
На него не обратили внимания.
– Монтроуз, – сказал Хей с побледневшим от полученного оскорбления лицом. – У меня есть доказательство ее любви ко мне – она согласилась выйти за меня замуж.
Барон покачал головой.
– Вы, должно быть, ошиблись.
– Мужчина не может ошибиться, любит ли его женщина, если она целует его.
– Что? – в один голос сказали Йен с Монтроузом.
Хей торжествующе улыбнулся барону.
– Вот видите? Только глубокое чувство может толкнуть леди на такой смелый поступок.
– Ублюдок! – Монтроуз замахнулся на Хея.
Не раздумывая, Йен попытался остановить его. Он понял свою ошибку, когда кулак Монтроуза обрушился на его скулу.
Лючия не могла уснуть. Она лежала в темноте, чувствуя себя растерянной, сбитой с толку и совершенно непонятной.
Все-таки Йен Мур был истуканом, решила она, села и ударила кулаком по подушке. Как она и думала, в нем не было ничего человеческого. Она еще раз стукнула по подушке. Она буквально предложила ему себя, и все, что она получила за свои старания, – один короткий поцелуй. Праведный, скучный, тупоголовый англичанин.
Война с подушкой лишь немного успокоила ее, Лючия снова легла. «Этот человек невыносим, – чувствуя себя оскорбленной, думала она. – Неужели он будет всегда проявлять свое проклятое благородство?»
Поцелуй Йена без труда стер из ее памяти вялые губы лорда Хея. Те короткие мгновения, когда рот Йена прижимался к ее губам, заставляли ее трепетать от неведомого возбуждающего жара, чудесного ощущения, охватившего все ее тело с головы до кончиков пальцев. В отличии от Хея Йен знал, как надо целовать женщину.
