Текст книги "Философия страха"

Автор книги: Ларс Свендсен

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 12 страниц) [доступный отрывок для чтения: 5 страниц]

Многие боятся заболеть из-за потребления остатков инсектицидов, содержащихся в пище. Вряд ли хоть один человек в Норвегии умер из-за этих инсектицидов. Причиной смерти может стать неправильное питание, в редких случаях пищевое отравление, но содержание инсектицидов в нашей пище так незначительно, что просто не может представлять угрозы. Джон Кребс, бывший председателем британского Агентства по продовольственным стандартам, считает, что обыкновенная чашка кофе содержит столько же натуральных токсинов, сколько обыкновенный человек потребляет синтетических токсинов, оставшихся после опрыскивания, за год¹³⁸. Из этого не следует делать вывод, что чашка кофе особо опасна, скорее, остаточное содержание инсектицидов так далеко от предельно допустимой величины, что является безвредным. Доказательств того, что небольшое содержание инсектицидов в пище представляет какой-либо вред для здоровья, включая также потребление в течение долгого времени, предпологающее кумулятивный эффект, попросту не существует¹³⁹. Тем не менее в прессе самая мизерная концентрация токсинов преподносится как прямая угроза здоровью. Не учитывается тот факт, что основным параметром является как раз величина концентрации токсинов. Не мудрено испугаться, услышав, что мы каждый день потребляем диоксины, ведь это весьма ядовитое вещество, которое, кроме того, может еще и накапливаться в организме. Фактически диоксины поступают в организм с едой, с каждым глотком воды и при каждом вдохе. Главное в том, что концентрация токсинов в промышленных выбросах и в продуктах питания находится под жестким контролем и дозы, получаемые нами ежедневно, не представляют угрозы для здоровья. В незначительных количествах некоторые токсины даже могут оказывать благоприятное воздействие.

Производители экологичной пищи, которые без сомнения имеют благородные цели, пытаются, однако, убедить нас в том, что продукты, произведенные при помощи современных сельскохозяйственных методов, опасны, но подобные утверждения совершенно не обоснованы. Организация «Soil Association» была вынуждена отозвать свою брошюру, в которой говорилось, что экологичная пища вкуснее, полезнее для здоровья и не наносит вред окружающей среде, поскольку британский комитет рекламных стандартов (Advertising Standards Authority) не нашел доказательств, подтверждающих эти положения. Производители экологичной пищи формируют мнение о неэкологичной пище как об опасной для нас, однако едва ли для подобных утверждений имеются какие-либо основания. В действительности научных данных, говорящих в пользу того, что экологичное производство продуктов питания предпочтительнее принятого производства с точки зрения охраны здоровья и окружающей среды, по всей видимости, не существует¹⁴⁰.

Люди часто впадают в заблуждение, что «натуральное» обязательно должно быть полезным, а «синтетическое», «созданное человеком» или «технологическое» представляет серьезную опасность. Технология дала нам возможность избегать многих опасностей, которым природа подвергала нас раньше. Когда нам это не удается, когда стихийные бедствия все-таки происходят, все чаще говорится о том, что в конечном счете причину природных катаклизмов следует объяснять тем, что человек вторгается в природу. Но мы не должны забывать о том, сколько бедствий было предотвращено как раз благодаря нашему вторжению в природу. Кроме того, надо заметить, что «старые» угрозы, в общем, наносят больший вред, чем «новые». Если вы хотите без серьезных производственных травм закончить свою профессиональную деятельность, то разумнее выбрать профессию с более высоким, а не низким уровнем технологичности. Работать на химическом заводе безопаснее, чем быть лесорубом¹⁴¹.

Технология часто трактуется как нечто чуждое человеку. Однако в действительности технология присуща исключительно человеку. Без технологии мы не смогли бы быть такими, какие есть. Нас бы давно не было, если бы мы не развивались, а остались со своими чисто животными качествами. Можно сказать, что технология позволила человеку подняться. Радикально: это не человек открыл технологию, а, скорее, технология открыла человека. «Естественный» человек – понимая под этим нетехнологического человека – никогда не существовал и никогда не будет существовать. Технология, которую придумали наши далекие предки, например каменный топор, сделала возможным освобождение от господства природы, что, в свою очередь, позволило таким существам, как мы, развиваться. Технология высвободила ресурсы для развития головного мозга, и в особенности речи. Поэтому в корне неправильно трактовать технологию как нечто античеловеческое – напротив, человеческое всегда было зависимо от технологии, чтобы иметь возможность быть человеческим. Технологией пронизан любой аспект нашей жизни.

Человек, в определенном смысле, никогда не поспевал за технологией, т. е. технология всегда открывала новые возможности для того, что становилось человеческим. Технология не является вспомогательным средством, которое не затрагивает нас лично. Скорее, она меняет наши будни, наши привычки – и, следовательно, нас самих. Технология создает своего рода «вторую натуру», меняющую как картину мира, так и образ жизни. Она дает нам возможность преодолевать ограничения, заложенные в нас: например, мы умеем общаться, как если бы были рядом, находясь друг от друга на огромном расстоянии. Проблема в том, что это в значительной степени приводит к замене одного ярма на другое, мы вырываемся из природного плена только для того, чтобы покориться власти технологии.

Мы никогда не поспеваем еще и потому, что не можем предвидеть всех последствий применения новой технологии. Технологии развиваются быстрее, чем культура. Мы давно оставили позади ту стадию, когда могли идти в ногу с техникой. Наше недопостижение, на которое мы себя обрекаем, становится все больше. Этот факт нелегко принять, поскольку он означает, что мы находимся в мире, который всегда будет содержать элемент непредсказуемости. Признание невозможности устранения непредсказуемого сталкивается с основным постулатом общества риска, а именно с тем, что жизнь может и должна быть полностью контролируемой. Тогда для несчастного случая нет места – несчастный случай является не более чем риском, которым пренебрегли, или неправильно оцененным риском. Крайнее проявление подобного образа мыслей демонстрирует решение Британского медицинского журнала о запрете использования выражения «несчастный случай» (accident) на страницах издания¹⁴². Объяснялось это тем, что «несчастный случай» часто понимается как нечто непредсказуемое, но поскольку в основном причины травмирования являются предсказуемыми, надо вообще исключить из употребления это выражение. Постановление вызвало жаркие споры на страницах журнала, так как далеко не всем понравилось это семантическое решение. Сейчас можно возразить, что под «несчастным случаем» часто подразумевается происшествие, которое не было запланировано. Тогда происшествие с полным правом можно назвать несчастным случаем, даже если его предвидели другие, но не тот, из-за кого оно имело место. Кроме того, сегодня многие сходятся на том, что, по большому счету, невозможно предсказать событие на все 100 %, а только с некоторой долей вероятности. Так или иначе, важно отметить, что решение Британского медицинского журнала было обусловлено предпосылкой, что человеческая жизнь в принципе вполне поддается контролю, что, по сути, у всех нас есть некая обязанность установить с окружающим миром просчитанные отношения.

Однако наша жизнь не является полностью контролируемой. Норвежский врач Столе Фредриксен предложил неожиданный взгляд на здоровье, сделав центральным понятием своего подхода «невезение»¹⁴³. Заболеет человек или нет, зависит не только от последствий выбора, которые он или окружающие могли или должны были предвидеть, но также и от везения или невезения. Фредриксен выделяет три типа везения: 1. Конституциональное везение, т. е. наследственность, иммунитет и т. д. 2. Удачное стечение обстоятельств, т. е. ситуации, в которых мы оказываемся. 3. Везение консеквенции, т. е. непредвиденные последствия нашего выбора. Заболеет человек или нет, зависит от всех этих факторов, и не стоит впадать в заблуждение, считая, что они поддаются контролю. Разовьется у человека, к примеру, рак или нет, зависит в значительной мере от индивидуальной предрасположенности. У большинства людей, которые много загорают, не развивается рак кожи. У большинства курильщиков не начинается рак легких, хотя, надо отметить, что эта привычка является практически самой вредоносной. Наша жизнь неминуемо непредсказуема. Вопрос в том, как относиться к этой непредсказуемости.

Культура риска – культура, люди которой, как никогда, опираются на «экспертные оценки», в то же время чрезвычайно сомневаясь в их надежности. В результате процесса секуляризации, того, что социолог Макс Вебер назвал разочарованностью миром, уже не религия, а, скорее, наука должна ограждать нас от опасностей жизни. Проблема в том, что та же самая наука, по сути, сама воспринимается как наибольшая угроза. В фильмах из ученых часто делают одержимых, стремящихся уничтожить тот мир, который мы знаем. Старые фильмы зачастую помогают получить представление о самом страшном пугале того или иного периода времени, в 1950-е годы тематика многих фильмов была связана с ядерными испытаниями, породившими жутких чудовищ-мутантов, а в 1910-е, судя по фильмам, наука больше ассоциировалась с ущербом, наносимым окружающей среде, и болезнями¹⁴⁴. Ульрих Бек пишет, что «опасность таится уже не в невежестве, а в зна-нии»¹⁴⁵. Однако чаще всего с проблематикой риска связывают как раз недостаток знаний, невозможность предусмотреть все последствия некоего действия или открытия. Социолог Никлас Луманн утверждает, что технологическое развитие происходит так быстро, что мы не успеваем вникнуть в необходимую информацию, а это не позволяет нам сделать рациональный выбор¹⁴⁶. Радикально: в высокотехнологичном обществе всякое решение имеет зыбкую основу.

Философ Ганс Йонас защищает позицию, определенную им как «эвристика страха»¹⁴⁷. Он описывает такой страх как нравственный долг. Речь идет не о страхе, который вырождается в обреченность, а, скорее, о страхе, вмещающем надежду на то, что мы в силах противостоять пугающей перспективе¹⁴⁸. Важнейшим постулатом концепции Йонаса является преимущество негативных прогнозов над позитивными, а также ведущая роль так называемого принципа предотвращения или принципа ответственности. Однако принцип Йонаса сформулирован весьма туманно, поэтому не совсем понятно, насколько серьезной должна быть угроза, чтобы принцип предотвращения занял место привычного взвешивания всех «за» и «против». Исходя из некоторых его суждений, можно сделать вывод, что принцип в первую очередь касается явлений, которые можно назвать глобальной катастрофой. К примеру, он пишет, что мы можем обойтись без высшего блага, но не можем сосуществовать с величайшим злом¹⁴⁹. Если мы в своем стремлении сделать мир лучше вместе с тем рискуем допустить «величайшее зло», иначе говоря, глобальную катастрофу, то мы не должны идти на такой риск. Это было бы безответственно. Но потенциальных катастроф такого масштаба не так уж много, и с этой точки зрения применение принципа весьма ограничено.

Сам по себе принцип предотвращения или принцип ответственности представляется разумным, тем более что все мы выросли на таких поговорках, как «осторожность никогда не мешает». Принцип был четко сформулирован в 1970-е годы, но подобные идеи возникали и ранее¹⁵⁰. Он получил широкое признание и сегодня упоминается в целом ряде национальных законодательных актов и в международных соглашениях. Серьезное значение придавали этому принципу в кабинете Столтенберга, что нашло отражение в тезисах, принятых на межпартийных переговорах в отеле «Сориа Мориа»: «Политика Норвегии в области охраны окружающей среды должна основываться на принципе предотвращения, который гласит, что всякое сомнение должно решаться в пользу природы», и что «директивы, касающиеся здоровья и окружающей среды, соответствуют высшим стандартам, и что в случаях, когда имеет место риск и надежность не подтверждена, решения будут приниматься исходя из принципа предотвращения»¹⁵¹. Принцип предотвращения часто упоминается в общественных отчетах и разъяснениях, в докладах правительства Стортингу и тому подобном, но особенно прочно он связывается с проблемами охраны здоровья и окружающей среды. Принцип используется почти всякий раз, когда говорят об «ответственности», но никто никогда не разъясняет, в чем он, собственно, заключается.

Два основных аспекта приложения принципа предотвращения касаются прежде всего ненадежности и ущерба. Ненадежным может оказаться многое: причинно-следственные связи, расчет охвата, влияния контрмер и т. д. Некая доля ненадежности присутствует всегда. Если опираться на требование полнейшей надежности, то всякое решение будет иметь зыбкую основу. Принцип предотвращения призван дать ответ на вопрос, как следует относиться к этой зыбкости. В чем же заключается специфическая особенность этого принципа? Сложно сказать, поскольку существует более 20 различных определений, которые к тому же вступают в противоречие друг с другом.

Некоторые определения настолько размыты, что едва ли найдется желающий их оспаривать. Например, легко согласиться с тем, что можно принять меры для предотвращения потенциального вреда, даже если не имеешь очевидных доказательств вредоносности. Многие также утверждают, что есть основания считать что-либо вредным, хотя четкая причинно-следственная связь не установлена. Согласно радикальной версии принципа, чтобы позволить чему-либо свершиться, напротив, необходимо иметь доказательства безопасности (Гринпис, например, выступает за то, чтобы запрещать сброс отходов, если нет документального подтверждения их безвредности), а такое требование на практике невыполнимо. Между этими двумя крайностями существует множество промежуточных позиций. Согласно некоторым определениям, принцип вступает в силу, если есть потенциальная угроза катастрофы, другие ограничиваются потенциальной опасностью для жизни и здоровья. Одни определения включают в себя экономическую составляющую, то есть требование, чтобы принимаемые меры были «рентабельными», другие не включают. В каких-то определениях принцип рассматривается как критерий решения, в других – нет. В вопросе о том, какое определение является верным, нет единого мнения, хотя отдельным определениям придается большее значение, чем другим¹⁵². В любом случае неправильно, если политическое решение апеллирует к принципу предотвращения, без уточнения, о каком его варианте идет речь.

Многие ассоциации и союзы настаивают на весьма жестком толковании принципа, то есть всякий риск считают неприемлемым. Радикальная версия принципа может быть серьезным препятствием на пути к открытиям, которые имеют для нас первостепенное значение. В опросе общественного мнения, проведенном в 2003 году, многим ученым был задан вопрос, какие достижения медицины, технологии или науки, по их мнению, могли бы не воплотиться в жизнь, если бы наукой управлял принцип предотвращения¹⁵³. В списке среди прочего фигурировали антибиотики, аспирин, автомобили, переливание крови, электричество, самолеты, хлор, лампы накаливания, трансплантация органов, полеты в космос, противозачаточные таблетки, радиолокатор, радио, рентгеновское излучение, поезда и вакцины. Правда, тогда в основу был положен весьма жесткий вариант принципа, но так или иначе это показывает проблематичность его базовой негативной направленности.

Принцип предотвращения не является безвредным. Чем больше предосторожности, тем чаще мы станем принимать меры по предотвращению ущерба и вреда, который никогда не был бы причинен. Все эти меры требуют затрат, поэтому останется меньше ресурсов для других вещей. Если исходить из радикального варианта принципа и применять его не тогда, когда есть риск масштаба катастрофы, а в отношении всевозможных ситуаций, при которых может возникнуть угроза здоровью или нанесен вред окружающей среде, то потенциальные общественно-экономические затраты должны быть просто астрономическими. С другой стороны, если применять принцип в тех случаях, когда есть риск масштаба катастрофы, то необходимость в его использовании будет появляться крайне редко, ведь потенциальных рисков такого масштаба существует не так много.

При полноценном анализе степени риска необходимо учитывать не только потенциальный вред использования новой технологии, но и потенциальный вред ее неиспользования. Например, при доскональной проверке и испытании спасительного лекарственного препарата может возникнуть риск, что пациенты умрут, не дождавшись разрешения и допуска этого препарата к производству. Предосторожность в действительности означает учет как преимуществ, так и недостатков, но это, в сущности, и есть самая обычная оценка всех «за» и «против».

Стремление избежать опасности часто порождает новую, более серьезную опасность. Проблема в том, что, сосредоточившись на вредном воздействии определенной практики применения, мы забываем о полезной стороне этой практики. Фиксация на потенциальных опасностях, связанных с использованием некоего продукта, может иметь тяжелые последствия. Ответственная оценка рисков должна учитывать также и опасности, связанные с неиспользованием продукта. Пример, который часто приводится, это эпидемия холеры, вспыхнувшая в Перу в 1991 году, тогда заболели 700 000 человек, тысячи человек умерли, и причина тому – прекращение хлорирования воды во избежание вредных воздействий, которые может оказывать хлор¹⁵⁴. Еще более вопиющий пример связан со средством для уничтожения насекомых – ДДТ. Это очень токсичное вещество, устойчивое к разложению. Оно было синтезировано уже в 1874 году, но его инсектицидные свойства не были обнаружены вплоть до первой половины прошлого века. Несмотря на отсутствие научно подтвержденных данных о том, что ДДТ представляет серьезную опасность для человека, защитники окружающей среды выдвинули требование запретить использование ДДТ во многих странах, в том числе и в Норвегии. Целью было «предотвратить» угрозу, которую могло представлять использование ДДТ. В нашей части света запрет не повлек за собой серьезных последствий, однако многие страны и международные организации оказывали давление на развивающиеся страны, чтобы и там использование ДДТ было прекращено. Что плохого в том, что использование ДДТ было резко сокращено? Дело в том, что ДДТ является дешевым средством, в процессе применения показавшим свою высокую эффективность в борьбе с москитами, разносчиками малярии¹⁵⁵. Когда сократилось применение ДДТ, москиты появились вновь, а с ними и малярия, это привело к тому, что множество людей заболевали и умирали. Сколько человек умерло? Трудно сказать. Обычно называют число, близкое к 50 миллионам человек, но по некоторым оценкам, до 90 миллионов. ДДТ вовсе не является чудо-средством, и во многих областях у москитов выработалась устойчивость к воздействию вещества, поэтому необходимо было искать другие пути решения проблемы. Но, как бы там ни было, совершенно очевидно, что кампания против ДДТ привела к огромным человеческим потерям.

Как мы знаем, также и многие достижения, столь для нас полезные, возможно, не состоялись бы, будь принцип предотвращения поставлен во главу угла. То же самое, разумеется, можно сказать о сегодняшних и завтрашних открытиях. Чем пользоваться принципом по всякому поводу, надо, судя по всему, применять его в весьма ограниченной степени, только в легком варианте и когда сомнения или опасения вполне обоснованы. В сущности, надо быть очень осторожным с предосторожностями.

В мире-предупреждении будущее определяется опасностями, а не возможностями. Будущие угрозы становятся причиной для изменений, затрагивающие день сегодняшний. Мы живем с телосом, все время направленным на катастрофу. Предотвратишь одну опасность, и всегда найдется бесконечное множество новых опасностей, за которые можно ухватиться. Борьба со всевозможными угрозами может разрастись до немыслимых масштабов. Страхом, как правило, порождается консерватизм. Изменения воспринимаются как риск и, соответственно, считаются опасными. Всякое изменение может стать изменением к худшему. Социолог Франк Фуреди описывает это как «консервативность страха»¹⁵⁶. Такая политика противодействует переменам – она поддерживает статус кво. Она принимает изменение, если это изменение ведет назад к «истокам». Это важная причина, по которой политический ландшафт становится таким причудливым, бывшие «радикальные» силы превращаются в весьма «консервативные», в то время как бывшие «консерваторы» вдруг становятся «радикальными». Фуреди пишет о «радикальном» движении:

Да, они радикальны, но их радикализм противоположен изменениям. Страх перед будущим и перед последствиями изменений – вот на чем формируются представления движения. Этос устойчивости, догма принципа предупреждения, идеализация природы, «органического» – все выражает мизантропическое недоверие к человеческому честолюбию и экспериментированию¹⁵¹.

Недоверие прежде всего вызывают изменения, предлагаемые капитализмом и наукой. Мы выбираем стратегию минимизации зла, а не содействия благу. Во многом это разумная стратегия, однако это не значит, что она должна быть единственной.

Обществовед Франсуа Эвальд отмечает, что фиксация на риске все прочнее укрепляется в умах, имеет тенденцию к распространению, охватывает все вокруг и порождает превентивную политику¹⁵⁸. Такая политика направлена на предотвращение не только насущных опасностей, но также и потенциальных – а таковых существует бесконечное множество. Эвальд пишет:

Риск обрел своего рода онтологический статус. Отныне жизнь отмечена фундаментальной незащищенностью. Смерть находится уже не по ту сторону жизни. Скорее, она вписана в жизнь, она сопутствует жизни в обличье риска – начиная с микроскопического риска, связанного с тем или иным загрязняющим веществом, заканчивая тотальным риском угрозы катастрофы или ядерной угрозы. Но вот в чем разница: риск является не просто виртуальной угрозой или предполагаемой возможностью; он полностью воплощен в реальности. Риск имитирует действенное, измеряемое присутствие того, что так или иначе есть не более чем предположение. Это новое отношение жизни к самой себе и к смерти, несомненно, может порождать страх и некую коллективную и индивидуальную одержимость защитой¹⁵⁹.

Не существует объективных стандартов допустимого уровня риска – это прагматический вопрос. Проблема в том, что требования надежности можно повышать до бесконечности, при этом принимая все больше мер предосторожности, но это подчас ограничивает нашу свободу и наши действия, что не может не отразиться на качестве жизни.

Как отмечает Эвальд, одержимость риском в то же время предлагает новые возможности для того, чтобы жить с риском, использовать его для придания жизни новой остроты. Многие люди сознательно ищут ситуаций, при которых, в том или ином смысле, начинают испытывать страх. Короче говоря, страх может обладать изрядной притягательностью.