Текст книги "Три Ганнибала"

Автор книги: Ларри Мэддок

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 11 страниц)

– Последнее исключено! – воскликнул один из его помощников, бортанин.

– Я знаю, – сказал Липниг, кивая скорее авто матически, чем в знак согласия. – Бортане работают безошибочно. Но где-то есть ошибка. Или ка кое-то невероятное стечение обстоятельств. Уэбли смог избежать нарушения правила двойного присутствия. Это открывает довольно интересные направления размышлений, которыми необходимо заняться немедленно. Например…

Пол Таузиг нетерпеливо оборвал изобретателя.

– Доктор Липниг, я уверен, что это очень ин тересно, но не это сейчас наша первоочередная за дача. Наша задача – вычислить, что Ганнибал Форчун будет делать дальше. – Он обратился к пси хологу и спросил:

– Вы готовы начать тестирование?

Алелис доказал на своем цилиндре согласие.

– Я хотел бы привлечь к этому делу Виина, а до этого задать еще пару вопросов агенту Литтл.

– Пожалуйста, – согласился Таузиг.

– Меня интересуют взаимоотношения, которые сложились у вас с Форчуном во время отпуска. Я так понял, что вы провели вместе целый год?

В течение нескольких минут Луиза Литтл описывала происходившее на «Вне Времени» с самыми откровенными подробностями, ничего не скрывая от других членов Аварийного совета. Пока продолжался допрос, Линц Липниг и д'Каамп нетерпеливо ожидали перехода к более важным делам, каждый – со своим собственным подходом к пониманию «более важного». Пурпурный плавник выглядел весьма заинтересованным в продолжение всего заседания, хотя Уэбли был уверен, что романтические похождения людей имели не больше смысла для нарктерианина, чем для торга. Уэбли заключил, что оружейника возбуждали любые трудности.

Вдруг Линц Липниг услышал нечто, что он посчитал «важным», и попросил Луизу повторить, что она сказала. Она рассказала о том, как Форчун учил ее управлять машиной времени, и о его неожиданном возвращении неизвестно откуда в несколько странном виде. Хотя этот эпизод был новостью для Уэбли, он не видел в нем ничего существенного до тех пор, пока Липниг не спросил:

– Он знал, что вернулся на другом корабле?

Луиза нахмурилась.

– Нет… по крайней мере, если и да, то не подал виду. По крайней мере, я этого не заметила. Это важно? Он сказал, что важно и чтобы я никогда не напоминала ему об этом.

Тут задал свой вопрос психолог:

– Луиза, вы еще любите Ганнибала Форчуна?

– Почему вы спрашиваете меня об этом?

– Я следил за вашими эмоциями, пока вы говорили; вы кажетесь взволнованной всякий раз, когда упоминаете его имя.

– А вы считаете, что я не должна волноваться? – холодно заметила она. – Когда его упрямство может стоить нам жизни.

Несмотря на некорректность некоторых вопросов, на все были получены ответы, так как каждый присутствующий на Аварийном совете знал, какая ответственность лежит на любом из них. Допрос продолжался, и все постепенно докапывались до нужных им деталей. Прислали несколько официальных документов, и Линц Липниг обнаружил в них частичный ответ на технологическую загадку. В последний момент техническая служба сочла необходимым заменить машину времени Форчуна, чуть изменив параметры ее управления. Это была вполне обычная замена, хотя ни Форчуна, ни Уэбли не поставили в курс дела. Причем в этот момент они уже выполняли задание и, находясь в Карфагене, беседовали с Ванго. Это кое-что объясняло. Раз это был другой транспортер, он не нарушил правила двойного присутствия.

Но одно дело машина, а другое – Уэбли. Симбионт нарушил правило и остался жив.

Липниг посмотрел на него так, словно уличил симбионта во лжи. Быстрое мозговое сканирование показало Уэбли, что физик также желал бы, чтобы Уэбли нарушил закон еще раз, но уже на глазах Липнига.

Через много часов заседание Аварийного совета наконец подошло к концу. Каждый из экспертов признал, что он удовлетворен его результатами. Только психолог Алелис еще не выяснил все, что его интересовало.

– Можно еще вопрос? – спросил он Пола Таузига.

Того, однако, больше интересовало мнение Виина, который в продолжение всего заседания не проронил ни слова.

– Если бы тебе и Аррику удалось выбраться из пещеры Империи, – пробасил Таузиг, – чтобы ты собрался делать дальше?

– Дано коазаться на семте Ннагибала Рофчуна.

Повисла тишина, которая была вскоре нарушена д'Каампом, который невесело улыбнулся и сказал:

– Я уверен, что мы в беде.

Похоже, судьба Галактической Федерации на ходится в руках серьезно покалеченного спецагента.

Хорошо. Давайте найдем его. Без машины времени он не мог далеко уйти. По крайней мере, мы знаем, в каком он году, – подвел итог Пол Таузиг.

Если он еще жив, – пробормотал Уэбли.

11
РАСКЛАД СИЛ

Когда агента Форчуна наконец вытолкнуло на поверхность, симбионт Аррик мгновенно превратился в пузырь, набрал в него свежего воздуха и вдул его в пустые легкие человека. Агент оставался слабым; его сердце билось редко. Аррик дал ему еще воздуха, а потом спецагент начал дышать сам.

Аррик сделал из себя воздушную подушку, лег под голову Форчуна и превратил часть своего тела в сеть, которая медленно пропуская морскую воду, задерживала планктон для своего завтрака. Он желал бы накормить и Ганнибала Форчуна, но для этого пришлось бы пожертвовать собой, ничего другого на предмет человеческой пищи поблизости не наблюдалось. Форчун наверняка отверг бы такую пищу.

Аррик начинал любить отважного Форчуна, тем более что после обмена информацией с Уэбли знал об агенте очень много. За шестнадцать лет пребывания партнером Ванго, ему не пришлось пережить и половины тех приключений, что случились с ним за последние несколько дней. Хотя Аррик всегда завидовал симбионтам-партнерам спецагентов. Он даже считал, что такие люди, как Ганнибал Форчун существуют только в легендах, и уж тем более не предполагал, что ему когда-нибудь придется работать в симбиозе с таким. Он ужасно гордился тем, что они уже так много прошли вместе. И терпеливо ждал, пока его новый партнер проснется и примет на себя руководство ситуацией.

Как и любой симбионт Аррик был телепатом. Поэтому в то мгновение, когда к Форчуну вернулось сознание, Аррик знал все, о чем агент думал, знал, что он был морально и физически истощен и думал о симбиотическом партнере, как об Уэбли. Но это было не важно. Что такое имя в конце концов? Особенно когда ты прошел разделение.

А раз Уэбли геройски погиб, то взять себе его имя будет только почетно. Аррик жаждал приключений и желал дальше работать на ТЕРРУ только в роли партнера специального агента и больше ни в какой. Сам Форчун тоже ведь провел гораздо более интересную жизнь, чем мог себе даже представить Дрейн Вокайени.

Твое имя – Ганнибал Форчун, и ты, возможно, лучший, наиболее подготовленный специальный агент во всей истории своей организации. Ты жив и заметно умнее, чем был до того, как понял, что ТЕРРА не избавлена от некомпетентности и изменников.

Линия времени должна быть исправлена.

Рим должен выиграть Вторую Пуническую войну.

Карфаген должен потерять всякое влияние.

Если тебе придется сделать это одному, ты сделаешь это.

Это твоя работа, потому что ты умеешь это делать, и это твой долг, потому что ты тот, кто ты есть, – значительно более умный, чем твои враги, ослепленные собственным величием и жаждой мести, или чем твои так называемые друзья, которые абсолютно некомпетентны и только путаются под ногами, или твоя давно ушедшая любовная интрижка…

Ты удивляешься – что же это все-таки было?

Ты оказался слаб, а она была рядом и сравнивать ее было не с кем, поэтому разве ты не был вправе думать, что она замечательная, и это было так хорошо на некоторое время – пока это длилось, – но она лгала, а ты принял это всерьез и думал, что это действительно происходило с ней тоже. Теперь тебе, возможно, лучше без нее, за исключением того, что…

Ты все еще помнишь свои ощущения, когда ты обнимал ее; ты помнишь нежность ее кожи до того, как они изменили ее лицо и форму глаз, и ее чувства к Ганнибалу Форчуну, или Дрейну Вокайени, и ты не знаешь – помнит ли она об этом; ты удивляешься, имело ли это все для нее какое-нибудь значение? Может быть, это было просто хорошим способом провести отпуск.

Забавно.

Ты тоже искал хороший способ провести отпуск.

Но, значит, ты нашел то, что искал, не так ли?

По крайней мере, ты думал, что нашел, потому что она позволила тебе думать так, и это было забавно, но в чем-то гораздо больше, чем просто забавно, – произошел настоящий переворот в жизни Ганнибала Форчуна. Ты думал, что это был переворот с далеко идущими последствиями, но все обернулась пустотой.

Она стала саркастичной. Ты должен оценить по достоинству остроту ее язычка. Если б она также остроумно соображала и много бы умела… Но тогда бы она была специалистом класса Уэбли, который погиб, спасая тебя. Нет, она никогда не достигнет такого же класса, как Уэбли.

Твое имя – Ганнибал Форчун, и ты (1) изобретателен, (2) прекрасно тренирован, (3) компетентен, (4) надежда мира, (5) лучший специальный агент ТЕРРЫ (выберите два пункта из вышеуказанного).

Только два, потому что того требуют правила. Времени доказывать остальное нет – мир висит на волоске. Империя опять создала проблемы и исправить линию времени – это единственная твоя задача. И решать ее придется без Уэбли. Правда, есть Аррик, но ты его плохо знаешь.

Итак, ты начинаешь действовать в неважной ситуации – без машины, с неопытным симбионтом. Информация, которой ты располагаешь, скомкана и похожа на картину, нарисованную слепым художником. Но ты знаешь, что делать, потому что тебя зовут Ганнибал Форчун и ты – лучший секретный агент. У тебя есть Аррик, и ты дашь ему задания, о которых он никогда и помыслить не мог и которые выполнит с удовольствием. Он принесет тебе еды и накормит тебя, принесет одежду, которую украдет для тебя. И ты придумаешь гениальный план, как спасти мир. У тебя нет хитроумного оружия, изобретенного Пурпурным плавником. Аррик добудет что-нибудь обычное. А ты обучишь его боевым искусствам, и симбионт сам превратится в универсальное оружие, лучшее из, когда-либо действовавших на Земле: способный мгновенно трансформироваться, летать, пролезать сквозь узкие щели и, кроме того, телепатически связанный с партнером.

Ты сделаешь то, зачем прибыл сюда, на северное побережье Африки, в город Карфаген в 203 год до Рождества Христова.

Девяносто третье совещание Аварийного совета Агентства Реструктуризации и Ремонта Темпоральной Энтропии приняло решение, и сотни специалистов занялись воплощением его в жизнь. Виин, хорошо изучивший Ганнибала Форчуна за много лет, представил психологический облик агента и вошел в его образ, полностью слился с ним. Психолог Але-лис начал тестировать его, чтобы смоделировать теперешнее состояние Форчуна и составить программу на будущее. Тем временем команда Линца Лип-нига во главе со своим шефом прочесала весь корабль, чтобы выяснить, что с ним сделали Рундль и его компания.

На все это потребовалось время – а время было сейчас ключевым фактором.

Форчун выбрался на берег и был приятно удивлен, когда Аррик привел его к заброшенной рыбацкой хижине и показал устроенный там тайник. Агент широко улыбнулся, когда увидел его содержимое.

– Ты одолжил это у Ванго?

– Конечно, – ответил симбионт. – Он все равно не знает, как этим пользоваться.

Пока Аррик, превратившись в птицу, улетел промыслить что-нибудь из еды и одежды, Форчун стал сортировать то, что было в тайнике.

Там обнаружилось несколько сигнальных ракетниц, дымовые, оглушающие и ослепляющие гранаты. Нашелся многоканальный спасательный радиомаяк, который будет повторять сигнал бедствия в течение многих недель, прежде чем у него закончится питание.

Форчун с радостью променял бы все это богатство на одно лазерное ружье. Но он знал, что искать что-нибудь подобное в комплекте резидента бесполезно. И все же то, что имелось, было лучше, чем ничего.

Публий Корнелий Сципион не знал, насколько можно доверять этому старику, прибывшему тогда из Африки, который хорошо говорил по-латыни, но скорее всего был греком. Он чего-то скрывал и очевидно ждал момента, когда окажется со Сципионом с глазу на глаз, чтобы сообщить что-то важное. Самым важным для полководца было приобретение союзников против Карфагена…

Дела римского консула шли не очень хорошо. Но его жизнь всегда была борьбой за славу, в которой он больше надеялся на себя, чем на заслуги своей знаменитой фамилии. Ему пришлось преодолеть сопротивление Сената в сборе средств для армии, несмотря на поддержку молодого, но уже влиятельного Катона, непримиримого врага Карфагена. У Сципиона было слишком много врагов в Сенате, которые только и ждали, как бы подловить его на какой-нибудь большой ошибке, чтобы не дать этому полководцу слишком возвысить свой авторитет и претендовать на царскую власть. Но совсем смешал все его планы пожилой нумидийский царь Сифакс. Сначала ожидалось, что Сифакс будет его союзником. Прошлым летом, когда Сципион уже собирался отплывать из порта Лилибей на Сицилии с двадцатью-тысячной армией, от Сифакса пришло следующее послание: «Не вторгайся в Африку».

Сципион не мог позволить себе обнародовать содержание той записки. Все римляне рассчитывали на помощь нумидийских отрядов, примерно пятидесяти тысяч, как обещал Сифакс. Трусливые патриции, заседавшие на Капитолийском холме даже обрадовались измене Сифакса, чтобы лишний раз укорить Сципиона за его авантюризм. Честолюбивый полководец желал возвысить Рим. А старики сидели и думали только о себе. Но сидели они на государственной сокровищнице.

Если бы он действительно верил в предзнаменования, в примеры или в предчувствия, что он часто любил демонстрировать, послание от Сифакса показалось бы ему настоящим пророчеством. Он очень рассчитывал на войска пустынь. Собственные силы Сципиона едва насчитывали двадцать тысяч. Самые информированные лазутчики оценивали численность карфагенской армии Гасдрубала Гиско в сорок – шестьдесят тысяч. А ведь в Италии еще оставался Ганнибал Одноглазый со своим войском и что было у него на уме и в планах карфагенян – кто знает? Снова и снова Сципион удивлялся отваге своих воинов, отбывших вместе с ним в эту авантюрную африканскую экспедицию. Хотя многие из них еще надеялись на союз с Сифаксом.

Но Публий Корнелий Сципион продумывал, планировал и строил схемы, совершал секретные сделки и играл в сложные игры в течение пяти лет, чтобы достичь своего звездного часа – вторжения в Северную Африку, и ему очень не хотелось из-за отсутствия союзной армии отказываться от блестящих подвигов, которые впишут его имя в анналы истории. Как командующий римскими силами на Сицилии и консул он имел право организовать вторжение в Африку. И единственным оправданием всего риска и всех огромных расходов была бы решительная победа.

Поэтому двадцать тысяч римлян отплыли, успешно пересекли море и высадились возле У тики, примерно в двадцати милях от самого Карфагена. Сципион намеревался взять древний город с ходу и, таким образом, создать себе укрепленную базу возле самой вражеской столицы. Но этого не случилось. Утика не сдавалась.

Утика до сих пор держалась, почти год спустя.

Сципион попытался было провести новые переговоры с Сифаксом, но старый дурак не стал слушать его послов. Ни дорогие подарки, ни обещания торговых выгод, ни угрозы – ничто не действовало на нумидийского царя.

Располагая огромным количеством пеших солдат и еще большим контингентом кавалерии, Сифакс был, безусловно, силой, с которой приходилось считаться всем. Несмотря на все разговоры о мире и нейтралитете, царь желал войны. И теперь Гасдрубал Гиско, бездарный родственник великого Ганнибала, имея союзником старого Сифакса, раздувался от самодовольства. К тому же, по донесениям разведки, Гасдрубал сроднился со старым царем через свою приемную дочь.

Девчонку звали Софонисба, и ее специальностью, по-видимому, было обольщение стариков. Если бы Сципион знал, насколько Сифакс любил молоденьких, которые будили жизненные силы старого жеребца, он взял бы с собой опытную греческую гетеру, выдал бы ее за свою сестру и, таким образом, Сифакс оказался бы в долгу у него, а не у Гасдрубала. Но подобный маневр вызвал бы взрыв морального возмущения у старых паралитиков, которые контролировали военные расходы. Сципион никогда не считал традиционные добродетели особенным достоинством – они только путались под ногами в важные исторические моменты. Но Рим был еще очень консервативен, и Сципион невольно восхищался тактикой Гасдрубала в подсовывании девчонки нумидийцу, была ли она действительно его дочкой или нет.

По словам Масиниссы, Софонисба была не только лакомым кусочком для любого мужчины, но она еще училась у греков музыке и другим искусствам, в том числе и разврату, в котором греки весьма преуспели. Греки вообще не считали искусство достойным совершенствования, если оно не было аморальным. В любом случае, у Софонисбы было достаточно возможностей удержать старого дурака в союзе с Карфагеном.

Теперь Сципиону было совсем не до осады Ути-ки. Две армии – нумидийская и карфагенская – оттеснили римлян на скалистые высоты. В одном решающем сражении их участь могла быть решена. Последней надеждой Сципиона был союз с нумидийским принцем Масиниссой. Пара тысяч всадников его отряда явились бы хорошим пополнением. Но опальный молодой полководец появился в римском лагере всего с двумя сотнями воинов и обескураживающей историей о том, как его дядя охотился за ним и убил бы его, если бы Масинисса не пустил слух о собственной смерти в первой же стычке. По словам Масиниссы, ему еще повезло, что у него осталось хотя бы две сотни всадников. Но это были лучшие воины, настаивал несчастный пустынный принц.

И они действительно были лучшими. Беда состояла только в том, что их было так мало. Что сделает слону стая москитов?

Зима в Северной Африке, как и в Италии, редко способствует полноценным военным действиям, поэтому и римляне, и карфагеняне разминались в небольших стычках. Вокруг Утики были сооружены осадные линии, хотя и не по всем правилам. Две сотни конников Масиниссы, жестокие дикари с собственными представлениями о воинской дисциплине, должны были совершать налеты на неприятельские лагеря, заманивая карфагенские отряды в римские засады. Иногда это получалось. Это не шло ни в какое сравнение с завоеванием города, но о подобных стычках докладывалось в Рим, как о победах. Сципион хорошо знал, что он, возможно, будет отозван назад при первом же сообщении о поражении – такова была власть его недоброжелателей в римском Сенате.

Тем временем, пока римляне безуспешно осаждали У тику, карфагеняне были заняты усилением собственного военного флота. Несмотря на поражения от Рима в морских сражениях во время Первой Пунической войны, Карфаген долго пребывал в уверенности в превосходстве своего флота. И вот теперь противники оказались неподалеку от самого Карфагена, беспрепятственно пересекая море. Это необходимо было исправить. У карфагенян в распоряжении была вся зима, чтобы усилить свой флот. Атака с моря должна была поставить точку в авантюре Сципиона.

И тут в римский лагерь снова прибыл загадочный старый грек, называвший себя Себастос.

12
ЗАГАДОЧНЫЙ ГРЕК

Проблема, стоявшая перед Ганнибалом Форчуном, была совершенно простой, если смотреть с одной стороны, и невозможно сложной, если смотреть с другой стороны. Древний Ганнибал должен быть возвращен домой, в Карфаген, чтобы римляне могли быть спокойными за свои тылы. Карфагеняне дали своему полководцу прозвище Барка, что значит «молния», а римляне звали его Одноглазым.

Тезка Форчуна бродил по всей Италии в течение почти пятнадцати лет, что достаточно долго для любого туриста, дурача и разбивая одного римского военачальника за другим, творя без счета невероятно смелые подвиги, двигая с собой целую армию, численностью более двадцати тысяч человек с обозами, но после болезненного укуса при Каннах в 216 году до Рождества Христова лишь коротко жаля римлян. Неизвестно, какой следующий город задрожит в страхе при возгласе: «Ганнибал у ворот!» Непобедимый карфагенянин наводил ужас на весь полуостров.

Ганнибал Одноглазый должен вернуться домой, должен поспешить, чтобы на этот раз защитить стены родного Карфагена.

Если бы Сифакс не объединил свои силы с Гасдрубалом и не помог карфагенянам прижать Сципиона к морю, Ганнибал Одноглазый был бы сейчас уже на пути домой, потому что Утика должна была пасть под натиском Рима. Так, по крайней мере, гласила письменная история, так было на самом деле. После Утики был осажден Карфаген, и Ганнибал, прибывший домой, оказался наголову разбит в битве при Заме. Но сейчас что-то совсем не было похоже, чтобы события развивались в этом направлении.

Сципион, казалось, прилагал все усилия, стараясь не допускать ошибок, но судьба не благоволила ему. История не признавала морали, но лишь одну историческую справедливость. Каждая конфликтующая сторона была по-своему права. Каждое государство было уверено, что борется за свою жизнь, и поэтому совершенно естественно рассматривало другое, как исчадие ада, которое должно быть уничтожено. Ни одна из сторон не беспокоилась о том, что настоящими пострадавшими в любой войне оказываются простые люди, на какой бы стороне они не сражались.

Самая большая сложность для Ганнибала Форчуна сейчас состояла в том простом факте, что его участие в конфликте должно быть достаточно незаметным, чтобы не дать знать Грегору Малику, что спецагент ТЕРРЫ еще существует. Здесь главное было – сохранить уверенность в своих силах. А уж ее у Форчуна было предостаточно.

Дальнейшие события будет легче переварить, если постоянно иметь в виду, что во все времена его мотивы были чисты, а вовлеченные в них люди жили и умерли ужасно давно. Некоторые из них даже были мерзавцами.

Проблемой для Ганнибала Форчуна было найти возможность подобраться к Сципиону так, чтобы он мог повернуть ход войны и исправить нарушение истории, возникшее в результате неожиданного вмешательства Империи, и сделать это так, чтобы не дать Империи заметить, что Форчун все еще жив, что означало одно – сделать это надо было без использования машины времени, потому что единственная машина времени в этом моменте истории Земли принадлежала Империи, и Грегор Малик, безусловно, будет скучать по ней, если Форчун ее стащит.

Основной темпоральный транспорт Империи находился, разумеется, на орбите в нескольких сотнях миль от Земли, а в пещере стоял скиммер. Но такому профессионалу, как Ганнибал Форчун при удачном стечении обстоятельств не составляло труда захватить и то, и другое. Так как Ганнибал Форчун не любил ограничиваться тремя измерениями, одна из первых его мыслей была об орбитальном транспорте Малика, но до этого нужно было разрешить еще несколько вопросов.

Так как армии Сифакса и Гасдрубала размещались всего в нескольких милях от римлян на берегах Баградаса, в первую очередь Форчуну нужно было найти возможность помочь Сципиону вырваться из блокады одним смелым маневром, по возможности без больших потерь.

Это было большой проблемой для одного пешего, невооруженного спецагента и его необученного симбиотического партнера.

Но она должна быть решена.

Карфагенский противник Сципиона, Гасдрубал Гиско однажды сказал, что римским командующим «скорее можно было восхищаться за качества, которые выявлялись в личной беседе, чем за его военные победы». Грек Себастос передал римлянину эти слова, и они ему понравились. Оставалось только доказать обратное. И для этого надо было использовать Себастоса, который был опытным шпионом. Прежде грек работал на карфагенян, но Ганнибал Одноглазый несколько раз очень обидел его, и он перешел на сторону Сципиона, чтобы отомстить обидчику. Кроме этого, Себастос был уверен, что римское правление обязательно победит, и считал выгодным для себя работать на победителя. И надеялся при этом, что его услуги смогут приблизить победу. Откуда грек так много знал, оставалось загадкой. Он был так хорошо информирован о карьере и амбициях Публия Корнелия Сципиона, как будто уже прочитал его еще ненаписанные мемуары. Сципион быстро заключил, что грек не только отлично разбирался в силе и планах Сифакса и Гасдрубала, но и в римской военной доктрине.

После долгого разговора наедине Себастос и Сципион заключили соглашение, исходя из обоюдного желания видеть Карфаген поставленным на колени, а Ганнибала Одноглазого – побежденным.

– Я думаю, твой военный триумф затмит славой все бывшие до этого в Риме, – предположил Себастос.

Глаза Сципиона сузились.

– Ты что – оракул?

– Судьбу редко можно предсказать, – усмехнулся грек. – Я претендую лишь на роль исключительно информированного человека, которому есть что предложить для продажи. Ты имеешь что-ни будь против того, чтобы тебя называли Сципионом Африканским?

Так Ганнибал Форчун в роли загадочного грека Себастоса стал секретным агентом Рима.

Сначала римлянина забавляла дерзость профессионального шпиона. Затем его заинтриговало – откуда грек так хорошо обо всем осведомлен. Но Себастос не стал раскрывать своих секретов, и Сципиону оставалось только поверить ему на слово. Ко всему прочему он нашел Себастоса приятным и более интересным собеседником, чем кто-либо из его окружения, включая консервативного Лаллия и кровожадного Масиниссу. Себастос не просил чрезмерного вознаграждения или публичной славы за свой вклад в военную операцию, что амбициозный консул считал просто идеальным качеством союзника. При всем том хитрый грек никогда не упускал случая сделать комплимент таланту или прошлым заслугам Сципиона. Он вообще отлично разбирался в военной истории.

– Никто не воюет за известность и славу, – говорил он римлянину, – кроме тех случаев, когда репутация великого человека может помочь ему благородно скончаться. Твоя мудрость очевидна в выборе своим патроном Юпитера Оптимуса Макси-муса. Все, что я смогу сделать для прославления имени Сципиона, послужит, я уверен, к вящей славе Рима.

Сципион хитро улыбнулся:

– Есть опасность создания непобедимости, как у Ганнибала. А где будешь ты, Себастос, во время триумфа Сципиона?

– Славить тебя вместе со всей толпой. Для меня достаточно тихой старости и хорошей пенсии, чтобы я мог провести остаток дней в удовлетворении. – Форчун подумал, что лучше сменить тему. – Ерли мы собираемся прославить твое имя, лучше занять ся нашим планом.

– Да, – согласился римлянин.

– Отлично! – воскликнул Себастос. – Начнем творить победу на столе! – Он подошел к карте. – Сифакс и Гасдрубал – здесь, а мы – здесь. Я пред лагаю вот что…

Пол Таузиг вызвал к себе изобретателя.

– Что вы имеете в виду, – спросил он, держа в руке докладную записку Липнига, – предлагая сто семьдесят дней карантина?

– Когда мы прогоняли тестовые сигналы через темпоральные векторные устройства, мы обнаружи ли опасное напряжение в плюс или минус сто семь десят дней, – ответил Линц Липниг. – Инженеры Империи действовали очень неуклюже, когда пы тались установить настройку, и сделали для нас не возможным точное попадание в момент прибытия.

– Понятно. Дальше.

– Мы не можем безопасно попасть в то время в течение карантинного периода. Шанс уничтожить нашего спецагента во время его поисков слишком велик, чтобы так рисковать… если, конечно, вы не решите по-другому.

Повисла длинная пауза, в течение которой Таузиг размышлял. Потом он подергал себя за бороду и прочистил горло.

– Сто семьдесят дней, – спокойно сказал он. – Интересно, что сможет сделать Форчун за сто семь десят дней?

– Это не по моей части, – парировал изобрета тель и ушел.

Таузиг пожал плечами и вызвал психолога.

– У меня есть вопрос к Виину, – сказал он Алелису. – Что будет делать Ганнибал Форчун, если он не получит никакой поддержки от ТЕРРЫ в тече ние ста семидесяти дней?..

Тебя зовут Ганнибал Форчун, и ты, возможно, единственный секретный агент за всю историю ТЕРРЫ, который сможет сделать это. Сципион не знает, что и думать о тебе, но он не может позволить себе игнорировать тебя. Когда он привыкнет к тебе, он, вероятно, и сам выучится так думать, ведь он – одна из самых ярких личностей в древней истории Земли, с кем тебе когда-либо приходилось общаться. Жалко, что он так рано родился. Ты бы хотел посмотреть, как бы он воевал с более совершенными технологиями. Наверняка и там бы Сципион проявил себя.

Ты теперь видишь, почему д'Каамп так восхищается им. Решительность, уверенность в себе, полная концентрация на стоящей перед ним задаче, отсутствие моральных колебаний, которым так часто подвержены обычные люди, зная, сколько человеческих жизней будет стоить решение проблемы, и в то же время – забота о том, чтобы собственных потерь было как можно меньше. Все это Сципион. Ты улыбаешься, вспоминая, как Сципион цитировал тебе отрывок из поэмы Квинта Энния, где говорится: «Я допускаю, что боги существуют, но им безразлично, чем заняты люди; иначе бы при хороших богах люди жили хорошо, а так не бывает». На что ты заметил: «Единственным моральным удовлетворением от любой войны является триумф, оказываемый победителю», а Сципион загадочно улыбнулся, вспоминая то, как его лишили триумфа два года назад. Ты надеешься, что позже, когда вернется в Африку Ганнибал Одноглазый, у тебя будет шанс подобраться к нему и посмотреть, считает ли он Сципиона достойным противником, и ты снова задумываешься над проблемой – почему так получается: чтобы стать великим полководцем, человек должен забыть все военные законы, которым его учили, и действовать по-новому. Поэтому-то гениальные полководцы и рождаются не так часто. Форчун немного гордился собой, что внесет свой вклад в крушение одного военного гения и рождение другого.

Тысяч десять варваров погибнут сегодня благодаря твоей помощи Сципиону. Это примерное число сотрудников ТЕРРЫ, которую ты всегда считал огромной организацией. Легко думать о них всех скопом как о врагах, а не рассматривать, как десять тысяч отдельных человеческих существ. Можно сказать наверняка, что ни один из убитых сегодня все равно не достиг бы в жизни чего-либо значительного.

Небольшие, но очень боеспособные отряды нумидийской кавалерии Масиниссы построены в ожидании, готовые начать атаку.

Ты внимательно изучил оба лагеря – Гасдрубала и Сифакса – пешие авангардные части лучников приблизились к ним еще в темноте. Римские войска не привыкли к такому способу ведения войны; некоторые самые ярые приверженцы традиций даже роптали, что такие действия роняют престиж легионеров, но были вынуждены подчиниться продиктованным тобою приказам Сципиона и Лаллия.

Ночь была еще в разгаре. Сифакс и Гасдрубал спали, ничего не подозревая. Луны не было; тонкие облака закрывали даже малейший свет звезд. Впереди неярко сверкали костры двух военных лагерей. Весенняя слякоть исчезла. Стояло начало лета. От обоих лагерей исходил ужасный запах, но сейчас он был не так силен, как днем. Жужжали в тишине насекомые. Легионеры бесшумно заняли свои места, блокируя все выходы. Специальные отряды пробирались шаг за шагом к частоколу, готовые проделать ворота там, где их до сих пор не было. Часовые карфагенян и их союзников ничего не замечали. Снаружи не слышалось ни разговоров, ни звяканья оружия. В отдалении всадники молча ожидали сигнала – троекратного крика ночной птицы. Тишина была хрупкой как хрусталь. Наконец Сципион сам подал сигнал.