Текст книги "Три Ганнибала"

Автор книги: Ларри Мэддок

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 11 страниц)

Ларри Мэддок
ТРИ ГАННИБАЛА

1
ТИХОЕ МЕСТО В ЦЕНТРЕ ГАЛАКТИКИ

Пронзительно-черные глаза Пола Таузига, тучного человека, – шефа Оперативного отдела Агентства Реструктуризации и Ремонта Темпоральной Энтропии (ТЕРРА), – внимательно разглядывали из-под черных бровей красивого посетителя кабинета.

– Это дельце, похоже, для тебя, Форчун, – пророкотал Таузиг густым басом.

– Земля, естественно? – спросил специальный агент, опускаясь в кресло напротив Таузига.

– Северное побережье Африки, – сообщил Таузиг. – Резидентская команда докладывает, что война идет неправильно. Те, кто по истории должны победить, отчего-то становятся побежденными.

– Опять вмешивается Империя? – предположил Ганнибал Форчун самое очевидное. – Кто воюет?

– Рим и Карфаген.

Агент присвистнул: – Я понял, почему ты сказал, что это для меня. Мне всегда хотелось познакомиться с прототипом моего имени.

– Полководец Ганнибал еще не участвует в этой войне, – сказал Таузиг. – Рапорт идет с отметки 2775.

Форчун в уме перевел эту дату в земное летосчисление. Более шестидесяти лет прошло с тех пор, как он защитил диссертацию по Пуническим войнам, и некоторые детали стерлись.

– Значит, это Сципион Старший и Сифакс против Гасдрубала Младшего, верно?

Полный бородатый администратор покачал головой.

– Неверно. Гасдрубал и Сифакс против Сципиона.

Агент нахмурился.

– Я не мог перепутать, Пол!

Таузиг сухо улыбнулся: – С твоей памятью все в порядке. Виин сказал, что через восемь дней он сможет тебя подготовить. – Таузиг закрыл папку, лежавшую перед ним, и отодвинул ее в сторону. – Как ты себя чувствуешь?

– Отлично. – Форчун ухмыльнулся. – Десять дней интенсивной терапии, потом отпуск. Как я еще могу себя чувствовать?

Таузиг хлопнул по папке.

– Здесь медицинское заключение о твоем здоровье. Что ж, я очень рад. Психиатры говорят, что твой духовный потенциал даже возрос.

– Вот что может сделать хорошая женщина, Пол. А кстати, насчет Луизы. Я бы хотел рекомен довать ее кандидатуру для работы специальным агентом. По-моему, ей уже мало просто наблюдать в качестве резидента.

– Я подумаю об этом. – Таузиг был явно удивлен. – Хм, смотрю, эта девушка произвела на тебя впечатление, раз вы не расстаетесь целый-год. Принимаю твои рекомендации. Но нужно будет прове рить ее по полной программе.

– Ты не пожалеешь об этом, Пол.

– Хорошо. А ты пока готовься к этой римскокарфагенской стычке. Я уже составил программу твоей подготовки. Вот расписание. – Таузиг подвинул ему листок бумаги, разграфленный на восемь дней. – Это должно целиком занять тебя.

У Форчуна не возникло замечаний и возражений. Он уже соскучился без настоящего дела.

Огромная искусственная планета в самом центре галактики представляла собой материальное воплощение великой попытки сохранить статус-кво в истории мироздания. Каждый из десяти тысяч населяющих планету понимал, что не только их будущее, но и их настоящее существование зависело от того прошлого, которое уже было в действительности. А каждый из десяти тысяч резидентов ТЕРРЫ, разбросанных по временным линиям сорока семи планет Галактической Федерации, точно так же знал, что их мир мог внезапно перестать существовать, если они просмотрят всего одно существенное отклонение от фактической описанной истории.

Поэтому, Ванго и его симбиотический партнер Аррик, помещенные в древнем городе Карфагене на тридцать восьмой планете Галактической Федерации, находясь в 203 году до Рождества Христова в земном летосчислении, были просто обязаны доложить о неудаче, постигшей Сципиона при покорении ближайшего и еще более древнего города Утики в то время, когда согласно истории он должен был взять этот город. Как единственный из спецагентов ТЕРРЫ, чьей областью научных исследований была история Земли, Форчун был знаком с безжалостным эффективным способом, позволившим Публию Корнелию Сципиону заставить сдаться Утику, а Карфаген – подписать невыгодный для себя мир. Он уже позабыл точное количество войск, участвовавших в том периоде войны с каждой стороны, но помнил, что легионы Сципиона и отряды варваров Сифакса намного превосходили по численности карфагенскую армию под руководством Гасдрубала Гиско Младшего. Несколько недель понадобилось, чтобы поставить Утику на колени, уничтожить силы Гасдрубала, после чего Сципион еще целый год воевал с Карфагеном и вынудил его практически к капитуляции. Величие Карфагена в древнем мире пало, и началось возвышение Рима. Полководец Ганнибал не смог вернуться в Карфаген вовремя, а когда вернулся, не смог противостоять врагам. Вторая Пуническая война была Карфагеном проиграна. Но сейчас, согласно донесению Ванго, нумидийский царь Сифакс переметнулся на другую сторону, Утика не пала, и все шло к тому, что сам Рим мог быть стерт с лица Земли вместо Карфагена. Последствия такого отклонения могли быть катастрофическими. На каждой линии времени было относительно немного событий, которые являлись ключевыми. Их изменение могло потрясти основы базового времени, вплоть до полного уничтожения целых современных цивилизаций. История требовала, чтобы Рим совершенно ликвидировал Карфаген. От этого зависела безопасность Галактической Федерации.

Ванго и Аррик, помещенные в Карфагене, тоже были участниками длительной войны ТЕРРЫ с Империей Грегора Малика, который пытался изменить историю в свою пользу. Он уже был тираном планеты Бориус, когда Римо Рундль и Линц Липниг построили первую в мире машину времени, что случилось в 2552 году в земном летосчислении. Насчитывающая к тому времени шестьдесят восемь лет своего существования Галактическая Федерация немедленно запретила ее как угрозу тысячам временных линий, которые поддерживали реальность базового времени. Рундль, оскорбленный тем, что на дело всей его жизни был наложен запрет, принял приглашение Грегора Малика. Обнаружив, что машина времени может быть способом распространения его тирании на всю вселенную, Малик был счастлив стать патроном Рундля. На 72-м году существования Галактической Федерации Малик, объединив сотни криминальных организаций галактики, создал великую преступную Империю.

В 74-м году Галактическая Федерация была вынуждена создать ТЕРРУ и вооружить ее тем самым устройством, которое она так резко запретила шесть лет назад. Все последующие пятнадцать лет ТЕРРА вела непрекращающуюся войну за обнаружение и исправление вмешательства Империи во временные линии всех сорока семи планет – членов Федерации. И хотя сам Малик был однажды выведен из дела, Империя не распалась, а продолжала грабить прошлое и нарушать историю на разных планетах.

Двойная задача – выяснить, какую выгоду Империя надеялась получить от Второй Пунической войны, и расставить все снова по порядку, легла на широкие плечи одного человека, Ганнибала Форчуна, и его симбиотического партнера Уэбли.

2
ВЫЗДОРОВЛЕНИЕ

День 76:Некоторое время тебе казалось, что отдых и легкие упражнения – это все, что тебе нужно; до того момента, когда ты проснулся с криком.

Все твои чувства вопиют… Ты слышишь острый, едкий запах; твои глаза слезятся от буйства диких красок; ты чувствуешь раздражающе-кислый вкус любого продукта; кожа постоянно чешется; каждый звук разрывает барабанные перепонки. Держись. Пусть даже твои чувства не дают тебе поверить, что ты в своем имении «Вне Времени», ты знаешь, что ты здесь. Ты знаешь, кто ты, и быстро узнаешь, что чужеродное давление внутри твоей головы – это попытка Уэбли отвести наиболее яростные раздражители от твоих кричащих болевых центров. Ты завидуешь его способности самовосстанавливаться после любой передряги, и в постоянной агонии жалеешь, чтоты – Ганнибал Форчун – устроен не так. Да, тебя здорово подкосило в Махенджо-Даро!

Ты пытаешься смеяться, но получается мерзкое деревянное хихиканье, слышишь голос Уэбли так, словно кто-то скребет металлом по стеклу. Ты пытаешься завернуться в теплый кокон, чтобы не видеть и не слышать ничего. Но когда тебе удается забыться, ты закрываешь глаза и снова падаешь сквозь кипящие красные сумерки. Жесткие кирпичи жгут твою обнаженную спину, и ты знаешь, что навечно прикован к стене рядом с девушкой, которую хотел бы узнать получше, но ее вопли говорят тебе, что Попльв и Малик снова пытают ее, а в твоей крови солупсин неторопливо обгрызает нервные клетки…

Мускулистый, белобородый атлет, самый авторитетный специалист в области военных технологий, радушно приветствовал Форчуна.

– Мне сказали, ты собираешься поучаство вать в одной из моих любимых кампаний? – спросил он.

– Приятно слышать, д'Каамп, что у нас с тобой общее увлечение, – ответил Форчун.

– Ты знаешь, в какой армии будешь?

– Это решение я приму, когда у меня появится возможность осмотреться на месте. Лучше подготовь меня для обеих.

– Обеих? – переспросил инструктор. – В Северной Африке в конце Второй Пунической войны действовало пять разных армий. Армия Сципиона – римская; армия Гасдрубала Гиско – карфагенская; армия Ганнибала, которая после похода в Италию превратилась в очень разношерстную интернациональную команду; армия или, лучше сказать, варварская орда царя Сифакса, собранная из всех племен Северной Африки, но, в основном, нумидийцев; и, наконец, чуть лучше организованная нумидийская конница Масиниссы. Ты, насколько я помню, опытный всадник.

– Вроде бы да, – скромно ответил Форчун.

– Позволь мне предупредить тебя: нумидийцы ездили часто вообще без сбруи – ни седла, ни узды, ни стремян, ничего.

– Если мне придется скакать таким образом, д'Каамп, мой партнер будет контролировать коня. У него прекрасно получалось управлять целым ста дом слонов, не то, что лошадей. Не думаю, что у меня будут трудности в этом отношении.

– Хорошо. Ну что ж, начнем с подготовки тебя в качестве римского легионера? Вон там, на ска мейке, лежат два меча. Слева – стандартный ко роткий римский боевой меч. Справа – тренировоч ный меч, с клинком ровно в два раза тяжелее, чем у первого. Легионеры проводили как минимум два часа в день, работая с тренировочным оружием для развития руки, чтобы потом боевой меч казался лег че пушинки. Надевай доспехи, и я покажу тебе, как сражались римляне.

В другом отсеке искусственной планеты Луиза Литтл сняла с головы сверкающий церебральный шлем и осталась сидеть неподвижно в расслабляющем кресле еще несколько минут, думая на китайском. Аппарат высокоскоростного обучения только что передал в ее мозг содержание огромного урока, который включал словарь в грамматику диалекта, на котором говорили в центральных областях Китая в начале правления династии Хань. Это было четыре тысячи пятьдесят четыре года назад. Это число на древнекитайском языке выражалось очень сложной и длинной фразой, что раздражало Луизу, так как она любила математическую точность, поскольку имела техническое образование. Любая работа на ТЕРРЕ требовала знания математики – от теории самих путешествий во времени до обращения с кухонным компьютером.

Произвольная природа времени, размышляла она, никогда не является такой очевидной, как когда ты пытаешься перестроить свои биоритмы для соответствия чужеродной схеме времени. В течение командировок на Землю ее организм неоднократно приспосабливался к геофизическим циклам этой планеты и к разнообразным календарям. Сейчас ей уже трудно было вспомнить свое детство на родной планете, где дни состояли из ста сорока четырех орков. Земные сутки вмещали всего восемьдесят орков от восхода до восхода. А на «Вне Времени», где она целый год отдыхала вместе с Ганнибалом Форчуном, дни были еще короче – жалкие шестьдесят три с половиной орка. Даже стандартный год Галактической Федерации, который они провели вместе с Форчуном, отходя от последствий губительных инъекций солупсина, которые получили во время акции в Древней Индии, где они и сблизились, был на шестнадцать часов короче, чем земной год. Но раз дни были короче, их было больше. И все эти дни рядом с любимым мужчиной.

День 152:Снова наступил вечер, снова закат… Кажется, уже вечность ты лежишь здесь, на песке, рядом с Ганнибалом.

Ты говоришь ему об этом, и он улыбается.

– Если измерять по-нашему, – говорит он, – вечность длится четырнадцать русов и сорок восемь арусов.

– Сколько арусов в одном русе? – спрашиваешь ты.

– Шестьдесят четыре. Там, где я вырос, у нас день состоял из тридцати двух русов.

– А где это было?

Форчун спокойно улыбается: – Спецагенты никогда не говорят никому, на какой планете родились.

– Я знаю, – говоришь ты, добавляя, – и не говорят свои настоящие имена.

В наступившей тишине ты смотришь на закат. Чуть погодя ты берешь небольшую заостренную палочку и начинаешь выводить цифры на песке.

– Что это? – спрашивает он.

– Я называю это формулой вычисления следов Ганнибала Форчуна. Смотри. Мы знаем, что день на этой планете составляет семь целых и семь де сятых стандартного отрезка времени Галактической Федерации, правильно? В измерении моей родины это составляет шестьдесят три целых и шесть деся тых орка, или шестьдесят три с половиной орка. Но Ганнибал Форчун называет это четырнадцатью русами и сорока восемью арусами, что составляет четырнадцать целых и семьдесят два десятых руса, верно?

– Верно, – соглашается он.

– Мы также знаем, – продолжаешь ты, хитро поглядывая на него, – что день на твоей планете равен ровно тридцати двум русам. Я была рождена там, где день составляли сто сорок четыре орка. Перемножаем, делим и получаем, что тридцать два руса на шесть орков меньше, чем мои родные сутки длиной в сто сорок четыре орка. И делаем вывод – Ганнибал Форчун происходит с семнадцатой плане ты Галактической Федерации.

Форчун удивленно смотрит на тебя: – Луиза, любовь моя, это невероятно!

– Элементарное знание математики, мой милый. Ты смеешься. – Я начинала как инженер—связист, помнишь? Перевод из двенадцатиричной системы в восьмиричную – не такая уж трудная штука.

– Что ж, с логикой у тебя все в порядке. Если дать тебе достаточно зацепок, ты, возможно, выведешь факт, что в роду Вокайени меня когда-то звали Дрейном.

– Дрейн, – мягко повторяешь ты. – Можно я тоже так буду тебя звать? Он улыбается: – Когда мы свободны от имперских ушей.

– И глаз, – добавляешь ты, придвигаясь ближе к нему под темнеющим небом. – Мой дорогой Дрейн…

Она улыбнулась. Да, это был отличный год. Она многому научилась с того дня в Мохенджо-Даро, когда позвала на помощь, и ТЕРРА послала Ганнибала Форчуна и Уэбли спасать ее. Она тогда называла большинство специальных агентов, и Ганнибала Форчуна в особенности, «профессиональными героями» и не очень доверяла им. Но после того, как они вместе с Ганнибалом смотрели в лицо смерти и пробились через озверевшую от крови толпу варваров, она постепенно начала понимать, из чего состоят мужчины вроде Ганнибала.

Нужно быть совершенно особенным человеком, узнала она, чтобы успешно работать секретным агентом. Большинство их было мужчинами. Это не самые легкие люди, с кем можно жить, потому что есть слишком много человеческих черт, которые они просто не могут себе позволить.

Каждый агент, обнаружила она, ищет свой собственный способ компенсации того, чего он вынужден лишаться из-за своей профессии. А обычные люди иногда даже не подозревают, каким богатством владеют, считают это чем-то само собой разумеющимся. Иногда спецагент выбирает не самые лучшие заменители; иногда он должен выработать в себе презрение к ценностям, которые превозносят другие люди, и он часто бывает вынужден изо всех сил держаться своего презрения, иначе рискует потерять все.

Когда обычный человек рискует и проигрывает, это его личный проигрыш. Но люди, вроде Ганнибала Форчуна, – это не обычные люди. Когда они проигрывают, цена в жизнях может легко превзойти понимание обычного человека.

Луиза узнала, что на всех планетах, во всех культурах в каждом столетии, где им приходилось действовать, секретные агенты считали себя отдельной породой, относясь к законам обычных людей с презрением, снисхождением и насмешливым пренебрежением. Даже самый талантливый не мог там сделать карьеру или создать семью, хотя бы ненадолго. Лучшее, на что он мог надеяться в любом возрасте, это отстраненное восхищение и робкие аплодисменты обычных людей, но почти никогда не случалось, чтобы кто-нибудь сошелся с ним поближе или какая-нибудь женщина влюбилась бы в него, потому что все обычные люди одинаково чувствуют тревогу в присутствии экстраординарного человека. Более того, большинство обычных могли почувствовать стену высокомерия, которую должен воздвигать секретный агент, чтобы защитить себя от той дружбы, которую он никогда не может себе позволить. Это была тяжелая жизнь.

Ганнибал Форчун отдал шестьдесят лет работе специальным агентом, избегая недопустимых соблазнов и человеческих слабостей, преодолевая трудности и исправляя свои и чужие ошибки, оттачивая свой инстинкт самосохранения и все равно продолжая любить свою профессию.

Получив когда-то лицензию на вмешательство, он почувствовал себя сверхчеловеком. И защитная стена высокомерия спасала его от сомнений и колебаний в отношениях со всем миром, ответственность за который он теперь нес. Но год, проведенный им вместе с Луизой на вилле «Вне Времени», излечил его от излишнего высокомерия. Он наслаждался, иногда чувствуя себя обычным слабым человеком, пока не настала пора возвращаться к работе.

Белобородый инструктор одобрительно улыбнулся и отступил назад от своего тяжело вооруженного ученика.

– Еще раз, – скомандовал он. – Продолжай работать на лицо – коли! Коли!

Оскалив зубы, Ганнибал рванулся вперед и провел ложную контратаку, задуманную, чтобы отвести закрывающий лицо противника щит. Ритм этой римской игры с мечом был танцевальным: раз, два, три, четыре, и ты вернулся на позицию для новой атаки или обороны. Он уже отвел назад свое тяжелое оружие и вложил всю силу в удар на счете «три», когда понял, что щит д'Каампа остался на месте, а сам инструктор тем временем легко увернулся, подняв меч нападавшего своим щитом. Вся правая сторона тела Форчуна оказалась открытой, и д'Каамп изобразил поражающий укол. Форчун повторил атаку, но снова острие клинка инструктора уперлось ему в ребра.

– Ты мертв, – сказал д'Каамп.

– Я знаю, – печально признал агент.

– Точность ударов римлян – их величайшая сила. А слабость их в том, что они не любят нестандартных действий. Римский пехотинец один на один может одолеть кого угодно, кроме непредска зуемого соперника.

– Я это запомню.

– Возьми это на вооружение, если собираешься остаться в живых. Самый мудрый подход – это вообще не попадать в боевые ситуации. Но если придется побаловаться с мечом, помни, что римляне – лучшие союзники. Другие – когда как. Завтра мы займемся личностью человека, которым тебе, воз можно, придется манипулировать.

– Публий Корнелий Сципион?

– Сципио, – поправил его д'Каамп. – Ганнибал, тогда говорили почти на классической латыни.

Из всех разнообразных разумных существ, работающих плечо к шупальцу в четырнадцати различных средах обитания, созданных на ТЕРРЕ, ни одно не было более причудливо устроено, чем симбионты, к которым принадлежали Уэбли и Ронел. Так и осталось неизвестным, на каком этапе эволюции их предки научились логически мыслить, но это случилось раньше еще более удивительного события, которое привело к появлению самого приспособленного к жизни существа в галактике. Помимо высоких интеллектуальных качеств и способности мгновенно принимать любую форму по желанию, эти уникальные существа, которые сами себя называли торги, в совершенстве владели телепатией. Все клетки их тела могли делать все – мыслить, двигаться, переваривать пищу, видоизменяться. Даже потеряв девяносто процентов своей массы, симбионты могли без большого ущерба для своей работоспособности самовосстанавливаться. Торги давным-давно овладели и методами защиты собственного сознания от постороннего мысленного зондирования и согласовали между собой правила телепатического поведения для регулирования отношений внутри своего вида. Правила были довольно строгими, поэтому в большинстве случаев торги чувствовали себя более комфортно в отношениях с представителями другого вида (как были у Уэбли с Ганнибалом Форчуном и у Ронел с Луизой Литтл), чем в отношениях с себе подобными.

Удивительно, что два симбионта легко установили близкие контакты между собой во время опасных событий в Мохенджо-Даро, так же, как и Форчун с Луизой.

Отношения этих людей на вилле «Вне Времени» не очень интересовали Уэбли, так как умный симбионт давно понял, что анализировать запутанные мысли и чувства Форчуна бессмысленно. Ганнибал вдруг воспылал любовной страстью, что было простительно, когда организм человека преодолел последствия воздействия солупсина, но иногда забавно. Нужно было только время от времени контролировать душевное здоровье партнера. Впрочем, у Ронел и Уэбли было достаточно своих развлечений и игр.

Сейчас, однако, с началом тренировок, Уэбли начала беспокоить реакция Форчуна на свое неминуемое расставание с Луизой. Как обычно, расположившись на плечах партнера, он мог чувствовать смятение в его сознании, когда тот встретился с Луизой за ленчем. Симбионт распознал признаки тоски, совершенно незнакомой прежде мужчине, с которым он разделял судьбу последние шестьдесят лет. Уэбли решил, что на это стоит обратить внимание; если это усилится, у него не будет выбора, кроме как указать на ситуацию Полу Таузигу.

– Наконец появилась возможность рекомендо вать тебя в спецагенты, – сказал Форчун.

– Я все еще не уверена, что смогу, – ответила Луиза.

– А я уверен. И Пол со мной согласится. Он хочет поговорить с тобой.

– Когда? – Она нервно крутила локон золоти стых волос.

– Я думаю, скоро. Он даст тебе знать.

– Ты все еще не сказал мне, куда ты направ ляешься, – напомнила она ему.

– Карфаген, 203 год до Рождества Христова. Вторая Пуническая война..

– В юность Римской империи?

– Римская империя появится примерно через двести лет. В 203 году Рим еще был республикой, сказал он. – Что особенно привлекает меня – это шанс встретиться с человеком, имя которого я по заимствовал – с Ганнибалом из Карфагена.

Луиза улыбнулась:

– С тем, кто перевел слонов через Альпы? Я никогда его не встречала, но мне все-таки больше нравится Ганнибал, который въехал на слоне в Мохенджо-Даро. Когда ты уезжаешь?

Лицо Форчуна посерьезнело.

– Через восемь дней, – грустно сказал он. – У нас осталось не так много времени.

– Но оно еще есть, – отозвалась Луиза. – Этого должно быть вполне достаточно для чего угодно.

– С ним все в порядке, – констатировал Уэбли.

День 95:Из всех гипнонаркотиков, солупсин самый опасный и самый коварный. Хорошая физическая форма, необходимая для твоей работы, помогла противостоять его влиянию. Это плюс изобретательность коллег в своевременной доставке противоядия. Еще бы пять минут…

Все шло хорошо до настоящего момента. Боль ужаснее, чем от самых садистских пыток Грегора Малика; нервы, обнаженные химической атакой, вместо надлежащего выздоровления стали хрупкими; перегруженные органы чувств восстали, заставив тебя слышать запахи, ощущать на вкус цвета и чувствовать разнообразные боли, против которых у тебя нет никаких механизмов защиты. Врачи ТЕРРЫ предупредили тебя, что никакие таблеткине помогут, и ты бьешься в агонии, пытаясь использовать блокирующие боль приемы, которым ты выучился, став секретным агентом, но даже Уэбли в данной ситуации оказывается бессилен помочь. Ты открываешь глаза и видишь то, что пахнет, как

ПИНГ-га-ПИНГ-га-ПИНГ

ааааааааааааааааааааааааах га-ПИНГ-га-ПИНГ

шшшшшшшшшшшш…,

если только это тот цвет.