Текст книги "Агентство ТЕРРА"

Автор книги: Ларри Мэддок

сообщить о нарушении

Текущая страница: 19 (всего у книги 37 страниц)

Форчун направил аппарат к зданию с золотой крышей, по всей вероятности собору. Приемник указал, что табличка Кроноса находится там.

Причудливая резьба, искусно выполненные барельефы украшали все четыре стороны впечатляющего здания, а огромные каменные колонны создавали на фасаде красивый портик. В парке перед храмом били десятки фонтанов с декоративными бассейнами, деревья и кусты выглядели хорошо ухоженными. Каменный мост с караульными помещениями обеспечивал единственный доступ в этот парк из города. Видимо, это и был храм Йоларабас.

Форчун парил на небольшой высоте, изучая обстановку.

Легкие одежды жителей города были яркими и красивыми. Многие носили ювелирные украшения. В толпе выделялись военные.

Эти мужчины были одеты в свободные плащи, сделанные из черных перьев. Их сияющие медные шлемы были совершенно необычны, острые медные клювы торчали на добрых десять сантиметров и делали шлемоносцев похожими на хищных птиц. На их овальных, покрытых медью щитах было одинаковое изображение женщины с головой грифа и черными крыльями. Длинные перья под ее животом целомудренно прикрывали пах. За исключением прикрытых металлическими пластинами голеней, ноги воинов были обнажены. Кольчуги длиной до бедер завершали форму. Их оружием были короткие мечи в черных кожаных ножнах. Воины чем-то напоминали спартанцев.

Форчуна весьма заинтересовало появление человека на лошади. Этот воин носил такую же форму, как прочие, выделяясь султаном из черных перьев на шлеме. Но лошадь! Это был великолепный арабский жеребец, которому не место в этих временах.

– Любопытно, сколько повреждений нанес Кронос темпоральной линии? – сказал агент.

Форчун подвел невидимый корабль к одной из каменных башен на окраине города. На высоте двадцати метров она заканчивалась огражденной круглой платформой, на которой сидели несколько больших черных птиц. Вокруг них, разрывавших на части останки человека, валялись человеческие черепа и кости.

– А у них, однако, жестокие нравы, – заметил Форчун. – Их воины в своих шлемах выглядят очень похожими на этих птиц.

Уэбли промолчал, и Форчун повел корабль к берегу, чтобы взглянуть на район порта. Восемь судов было пришвартовано к причалам, на два из них рабочие грузили мешки. Большое количество лодок усеивало бухту, палубы некоторых были доверху нагружены рыбой. Людей в богатых, красивых одеяниях, так часто встречавшихся возле храма Йоларабас, здесь было заметно меньше. Портовые рабочие носили мешковатые штаны до колен, широкие шляпы – и больше ничего. Форчун вгляделся, ища цепи, надсмотрщиков с бичами и другие признаки рабского труда, но ничего не заметил. Только несколько солдат в форме несли караульную службу.

Он медленно повел аппарат в глубь суши над северной границей города. Здесь в больших открытых загонах он увидел скот – крупных животных с длинными рогами, похожих на буйволов, множество овец, довольно свирепо выглядевших клыкастых свиней. Отсюда в сторону центра города двигался караван повозок, запряженных буйволами. Каждая была нагружена освежеванными тушами, уже черными от мух.

Пролетев на запад, вдоль склона вулкана, Форчун и Уэбли разглядели сотни маленьких овальных домиков с плоскими крышами. Возле них на лужайках играло множество детей. В окрестностях храма детей не было совсем.

– Найди Кроноса, – сказал Уэбли, имитируя голос Пола Таузига. – Выясни, что он собирается…

– Да уж, – буркнул Форчун. – Совершенно неизвестная цивилизация.

– Я думаю, что Таузиг, – задумчиво сказал симбионт, – испытывает чувство вины, послав нас так глубоко в прошлое и дав так мало информации.

– Таузиг? Чувство вины?

– Я протелепатировал его, перед тем как мы отправились. Если бы у него хватало людей и оборудования, он бы послал резидентов на все планеты и во все времена, но…

В километре к юго-западу от дворца они наткнулись на скопление круглых каменных башен. Каждая имела около десяти метров в диаметре. Рядом было расположено несколько огромных амбаров для зерна и зданий поменьше с трубами, из которых шел дым.

– Уэбли, прими мои поздравления. Оказывается, пивоварни изобрели не египтяне. Не пора ли нам остановиться?

Они выбрали площадку к югу от города, вблизи прибрежной дороги. Форчун уперся задним полушарием аппарата прямо в травянистый склон.

– Перекусим?

– Конечно.

Одним из наиболее сильных увлечений Ганнибала Форчуна, намного превосходящим его страсть к истории, женщинам и приключениям, была искренняя любовь к хорошей пище.

Хотя его гурманскую натуру подмывало познакомиться с местной кухней побыстрее, такая возможность представилась лишь через несколько часов. Без знания языка и без местных денег это было затруднительно. Отложив решение этой задачи на потом, путешественники собрались пообедать дорожными припасами прямо в аппарате. Убрав карты, звездные таблицы и бортовой журнал, Форчун выставил пол-литра ксанти для Уэбли, а затем накрыл для себя.

Симбионт собрался в компактный комок на левом плече Форчуна, вытянул ноги и спрыгнул на стол, где приступил к своему пиршеству. Уэбли не нуждался ни в желудочно-кишечной системе, ни даже в кроветоке. Любая из его универсальных клеток была способна поглощать пищу. Алкоголь был его любимой формой энергии, хотя в случае нужды сгодилась бы и другая провизия.

К тому времени как Форчун закончил обед, Уэбли принял уже вторые пол-литра ксанти и был готов к работе.

Форчун открыл люк и выпустил симбионта. Уэбли принял форму большой птицы и полетел к городу. Форчун же снова сделал аппарат невидимым и стал готовиться сам к появлению в этом мире.

Во-первых, надо было выбрать, что надеть. Первоначально предполагалось, что Уэбли украдет для Форчуна одежду местных жителей, но эту идею пришлось оставить, потому что древние обитатели Земли были куда меньше ростом, чем Ганнибал Форчун. Поэтому было решено, что агент будет работать в образе иностранного воина-наемника. Это позволит объяснить неизбежные расхождения между его нарядом и одеждой местных жителей. К тому же в таком костюме легко разместить нужное для работы оборудование.

У Форчуна имелся набор плащей, пять видов доспехов и три вида перевязи для особого меча с увеличенной мощностью. В лезвии меча была скрыта рапира, управляемая пружиной. Лезвие только выглядело бронзовым, на самом деле оно было из крепчайшей стали.

Час спустя Ганнибал Форчун в своем наряде почти не отличался от местных жителей. На плечи его был наброшен плащ из грубой шерсти темно-бордового цвета. Под ним была кольчуга из легкого сплава, покрытая медными пластинками. Юбка из полос темной кожи доходила до колен. Бронзовые поножи закрывали его голени и загибались над его кожаными башмаками. На поясе, украшенном медными бляхами, висел кинжал, а меч в ножнах с богатой резьбой – на перевязи через левое плечо. Форчун все раздумывал, какой символ лучше всего поместить на щит, когда симбионт сложил крылья и сел на землю перед машиной времени. В его когтях был кошелек из мягкой сыромятной кожи, тяжелый от монет.

Форчун открыл люк, и Уэбли проскользнул внутрь.

– Ну, – сказал Форчун, – как я тебе нравлюсь? Уэбли критически посмотрел на него и спросил:

– Не слишком ли ты будешь лязгать при ходьбе? Форчун пропустил мимо ушей сарказм симбионта и спросил:

– Что выбрать из геральдических знаков для щита – молнию, солнце с лучами, птицу, морскую раковину или обнаженную женщину?

– У местных воинов-хранителей уже есть преимущественное право на грифов и обнаженных женщин. Я думаю, что комбинация молнии и морской раковины тебе подойдет. У нас осталось чуть больше часа до заката. Ты хочешь войти в город сегодня вечером или подождешь до утра?

– Еще не знаю, Уэб. Почему ты не загружаешь то, что узнал, в цереброаппарат? Пока ты будешь делать это, я прикреплю украшение куда надо.

Он взял украденный кошелек и привязал за длинные ремешки к своему поясу.

Симбионту потребовалось почти полчаса интенсивной концентрации, чтобы перенести в церебральное поле местный язык, который он успел изучить. В это время Форчун сделал рисунок на щите. Потом он надел церебральный шлем, нажал кнопку включения и почувствовал знакомое покалывание, когда сведения о языке стали заполнять его мозг. Оказывается, эта страна называлась Манукронис. Форчун открыл глаза через восемь минут. Сеанс был окончен.

Он некоторое время посидел спокойно, отдыхая от столь интенсивного обучения. Время от времени его губы двигались, привыкая к чуждой звуковой системе. Кое-что в местной культуре и религии очень его насторожило.

– Уэбли, – сказал он наконец, – Таузиг был вполне прав, послав нас сюда. Кронос играет с огнем. Смогу я войти в город до заката?

– Легко.

– Пошли.

Симбионт быстро шмыгнул под кольчугу, равномерно распределив семь килограммов по плечам и спине партнера, оставив только один тонкий усик протоплазмы у уха Форчуна.

Выйдя наружу, Форчун снял левый башмак. В его каблуке был спрятан дистанционный блок управления машиной. Мгновение спустя блестящее цилиндрическое судно снова стало невидимым, исчезнув в будущем.

С вершины первого холма им открылась красивая панорама океана, похожего на темную пластину зеленого мрамора, поддерживающую свиток розовых по краям облаков на горизонте. Форчун стал спускаться на широкую дорогу, ведущую в город. Но правильной формы отверстие в холме привлекло его внимание, и он отклонился от маршрута, чтобы исследовать это.

Отверстие оказалось входом в неглубокую пещеру. Вход обрамляли двойные колонны, которые поддерживали каменное перекрытие, украшенное богатой резьбой: рыбами, дельфинами и стилизованными волнами. Внутри лежала раковина огромного моллюска, очевидно служившая алтарем. Из сегодняшнего урока Форчун понял, что это святилище Нодиесопа, морского бога.

Покинув пещеру, он продолжал спускаться к дороге и вскоре ступил на нее. Она была покрыта смесью гравия и ракушечника. Она, конечно, не являлась таким шедевром дорожного строительства, каким когда-то станут дороги Цезаря, но вполне годилась для местного транспорта.

Он задумался: «Усовершенствовал ли Кронос и искусство постройки дорог, или оно было современным?» Каждый раз, когда он задумывался о технологических инновациях, которые Кронос должен был привнести в эту столь отдаленную во времени культуру, в его подсознании постоянно возникал настойчивый вопрос: зачем? Он понимал, что стоит только раскрыть чьи-либо мотивы, большинство вопросов получат ответы сами собой. А пока Форчун должен довольствоваться сбором как можно более полной информации.

Как он и подозревал, язык Манукрониса был не очень совершенным, но для создания эпоса вполне подходил. В эпосе же, как Форчун знал по горькому опыту, факты очень часто были сильно искажены.

Дорога шла вниз и виляла в стороны, приноравливаясь к рельефу. И толпа, появившаяся из-за склона холма в пятидесяти метрах впереди, оказалась так неожиданна, что Форчун вздрогнул.

Толпу возглавляла фигура в изорванном платье, бегущая по середине дороги. Форчуну потребовалась доля секунды, чтобы определить: эта фигура была не лидером толпы, а ее жертвой, о чем свидетельствовали камни, свистевшие над головой беглянки.

Беглянкой была старуха. Она совершенно выдохлась, и толпа преследователей вскоре должна была ее настигнуть. Хотя Ганнибала Форчуна несколько отягощали семь килограммов симбионта и пятнадцать килограммов снаряжения, он довольно резво бросился вперед, чтобы спасти эту несчастную женщину.

Лицо старухи озарилось надеждой, и она упала на дорогу, спрятавшись за спину иноземного воина. Преследователи остановились перед неожиданным препятствием, продолжая кровожадно выкрикивать: «Убить предательницу!», «Забить камнями сумасшедшую!», «Убейте ее!», «Убейте! Убейте!».

Форчун перевел дыхание и крикнул в ответ по-манукронийски:

– Назад – или я изрублю вас на кусочки!

Это была не самая впечатляющая угроза на этом языке, но нужный эффект был произведен.

Несколько крепышей протиснулись вперед, и один из них спросил:

– Эй, а ты кто такой, приятель?

Форчун ясно видел, что эти юнцы жаждали драки. Таким даже не особенно важны причины для драки. Остальные были типичными зеваками, любителями посмотреть на кровь. Им было все равно, на чью, раз это не была их собственная.

Первый юнец, чья храбрость подкреплялась дубинкой в правой руки и ножом на поясе, грозно прорычал:

– Двигай отсюда, чужак. Сумасшедшая – наша.

Трое его дружков встали позади, чтобы поддержать его дух, с опаской глядя на меч и прочее вооружение Форчуна.

– Убей его, Ки'ем, – сказал дружок главаря. Тем временем одетая в лохмотья старая карга поднялась на ноги и припустила дальше по дороге безо всякого выражения благодарности. Даже хорошо вооруженный воин в одиночку против толпы почувствовал бы себя неуютно.

Но Ганнибал Форчун был не один.

Часть телепатической структуры Уэбли была постоянно настроена на партнера; остальную же он нацелил на мозги противников Форчуна. Несколько секунд между Уэбли и Форчуном происходил беззвучный диалог, на все вопросы Форчун немедленно получал ответ через протоплазматический усик у своего уха. Как только Ки'ем напрягся, чтобы пустить дубину в дело, Форчун сократил расстояние между ним и собой и резко выбил тяжелым мечом оружие из рук противника. И тут же неожиданно с размаху ударил щитом в лицо двум другим и отступил назад.

– Кому еще нужна старая карга? – бросил он вопрос толпе, расставив ноги пошире.

– Справа, – сообщил Уэбли ему в ухо. – Он целит низко.

Форчун опустил кончик меча к поверхности дороги, буквально в нескольких сантиметрах перед молодым манукронийцем, который бросился ему в ноги. Опершись на меч, Форчун подпрыгнул и тяжело приземлился на спину своему противнику, затем отступил в сторону, держа оружие наготове.

– Сзади кинжал, – сообщил Уэбли. Развернувшись, Форчун ударил мечом. Клинок окрасился кровью, получив боевое крещение.

– Следующий! – обратился он к манукронийцам.

Толпа отхлынула назад на безопасное расстояние. Но Форчуну противостояли еще полдюжины дружков Ки'ема. Уэбли чувствовал, что они не оставили агрессивных намерений.

– Боитесь меча? – засмеялся Форчун и с презрением воткнул меч в землю. Чтобы усилить оскорбление, он повесил щит на рукоять меча. – Мой кинжал хочет пить! – Ганнибал отцепил его от пояса и подбросил так, чтобы лучи заходящего солнца угрожающе сверкнули на его отполированномt лезвии, потом выставил оружие перед собой, двигая его полукругом. – А тебя я поражу магией, – сказал он, театрально указывая на ближайшего из противников.

Он нажал замаскированный спуск на рукояти кинжала. Молодой человек рухнул, схватившись за живот, убежденный, – как и вся толпа, – что он уже мертв. Только Форчун и Уэбли знали, что его мнимая кончина была результатом относительно безвредного наркошприца.

– Теперь тебя! – закричал Форчун, разделавшись точно так же еще с одним.

Воинство Ки'ема отступило. Форчун смерил этих парней презрительным взглядом.

– А вас, трусливые бабы, – сказал он, раскатывая во рту это местное оскорбление и делая паузу нужной длительности, – я отпускаю живыми.

Наступила тишина, когда страсть толпы к насилию боролась со страхом. Затем кто-то выкрикнул:

– Забирай себе глупую старую каргу!

– Сумасшедшая – твоя. Ты проклянешь тот день, когда встретил ее! – добавил другой.

Продолжая ворчать, головорезы отправились назад. Толпа последовала за ними.

Смеясь, Форчун снова повесил щит на спину, вытер меч о свою злополучную жертву и вложил в разукрашенные ножны.

– Твоя храбрость продолжает удивлять меня, – заметил симбионт. – Ты, конечно, понял, что забыл включить свое защитное поле?

– Где старуха, Уэб? – спросил Форчун.

– Прячется в кустах на обочине дороги, как раз за поворотом.

Выйдя победителем из этого сражения, Ганнибал Форчун громко затянул мелодию, которая поддерживала не только его дух, но и Уэбли тоже. Особенно впечатляла строчка:

– Йо-хо-хо и бутылка ксанти…

Когда они поравнялись с укрытием беглянки, он прервал пение, чтобы сказать:

– Выходи, старушка, я выиграл тебя в честной битве. Все равно тебе негде переночевать, а я бы хотел перемолвиться с тобой словечком.

Удивленная, она вылезла из кустов и, полная сомнений, пала ниц в шаге от него.

– Поднимись, я хочу взглянуть на тебя.

Она послушно встала. Он мысленно посоветовался с Уэбли: – Вернемся переночевать в это святилище?

– Отличная идея, Ганнибал.

Старушка в этот момент споткнулась. Форчун бросился поднимать свою оборванку. В старости у людей хрупкие кости, и агент испугался, что она себе что-нибудь сломает. Она тяжело оперлась на его руку, но, сделав первый шаг, застонала от боли. Оказалось, что ее лодыжка просто вывихнута. Форчун тихо проклинал свое невезение. Всем уважающим себя героям песен и легенд удавалось спасти молодых девиц. Почему же он обременен скрюченной старой каргой? Он попытался представить себе ее в юности; пятьдесят лет назад она, должно быть, была лакомым кусочком. А ее ноги до сих пор оставались красивыми.

Между тем старушка могла быть гораздо полезнее, чем любая из ее внучек. Она была тем историческим справочником, о котором он мечтал час назад.

Форчун поднял ее на руки и понес обратно в гору. Старушка оказалась не особенно тяжелой ношей.

Вскоре он подошел к пещере, скрытой в склоне холма. Если даже Ки'ем вновь наберется храбрости и организует поиски, найти их будет непросто.

Войдя в святилище, он бережно опустил женщину на сухой пол. Снаружи небо было уже темно-синим, ночь тихо наступала с моря, настигая солнце за курящимся вулканом на западе. Внутри крошечной пещерки мрак был почти непроницаемым. Форчун коснулся шлема сбоку, и спереди включился замаскированный под маленький драгоценный камень в основании его геральдической эмблемы инфракрасный прибор ночного видения. Форчун посмотрел на старушку, которая в свою очередь пыталась разглядеть собственного спасителя на фоне появляющихся звезд.

– Ты в безопасности, – заверил он ее. – Кто ты?

– Меня зовут Норни, господин. Я пророчествовала твое появление все эти долгие годы. Спасибо Нодиесопу, что ты наконец пришел, о великий Спаситель и Мститель!

Она, тяжело дыша, легла на мягкий песок.

– Я так устала, господин.

Глаза старушки закрылись, и голова бессильно откинулась. На мгновение Форчун подумал, что она умерла, но Уэбли быстро заверил, что она просто уснула, измотанная побегом от толпы. Форчун задумчиво снял плащ и накрыл ее.

– Одно хорошо в этих людях, – сказал он, выпрямляясь, – они верят в героев.

– Прежде чем слишком выпячивать грудь вперед, – парировал Уэбли, – вспомни, как ее называла толпа.

– Как же?

– Сумасшедшей.

Глава 3
РАССКАЗ СТАРУШКИ

Сумасшедшая Манукрониса – а это было, признала она, одним из многих имен, которыми поклонники Йоларабас наградили ее, – пробудилась после короткой дремоты. Форчун развел костер, пока она спала, и сварил на нем вкусную похлебку. Старушка попробовала ее с настороженностью животного, имеющего опыт того, как лакомство становится ловушкой, затем жадно принялась есть.

Небо теперь было бархатно-черным, только на западе, где сверкающая красным лава освещала небо над возвышающимся вулканом, создавалось впечатление длящегося всю ночь заката.

– Манукронис… – повторил Форчун, выслушав признание женщины.

– Кое-кто помнит дни, когда он назывался Нодиесопис. Уверяю тебя, господин, есть много тех, кто все еще молится морскому богу и кто плюет на Йоларабас, как это делаю я.

Форчун подавил улыбку. Многолетняя преданность Норни богу моря была в его пользу. Ведь символы Нодиесопа, как оказалось, украшали его собственные щит и шлем.

– Поэтому толпа хотела убить тебя? – спросил он.

Она покачала головой:

– Я называла Йоларабас ложной богиней много раз и прежде. Сегодня я зашла слишком далеко: я выступила против самого Кроноса. Хранители терпят различия в религиозных воззрениях, но это они назвали изменой.

Форчун кивнул:

– Значит, они отдали тебя толпе.

– Толпа отняла меня у них. Забить камнями было бы быстрее, чем ждать, пока Р'кагн вынесет мне приговор. – Она улыбнулась и нетерпеливо продолжила трапезу. – Они, конечно, не могли знать, что ты спасешь старую Норни.

– Норни, я иностранец. Расскажи мне, как все это началось, чтобы я смог понять. Начни со времени, когда Кронос появился впервые. Что ты знаешь о нем?

Глаза старой женщины заблестели в свете костра, когда она погрузилась в свои воспоминания:

«Приход Кроноса был предсказан Ману много лет назад в правление царя Оранаса, который был великим воином своего времени, но не оставил наследника. Каждая из его жен беременела в свой срок, но все потомки Оранаса рождались мертвыми. В гневе он бросал их всех в огненное озеро С'ратрат вместе с их матерями. Каждая новая жена выбиралась из древнейших семей царства, чтобы быть уверенным, что в жилах потомства течет кровь героев. Говорят, что старый Оранас обвинял эти благородные семьи в вырождении и нечистоте крови. Иначе почему же их дочери не способны были произвести на свет живого ребенка? Также шептали за его спиной, что бог моря проклял семя Оранаса и сделал его бесплодным, но старая Норни сомневается, что Нодиесоп мог быть таким жестоким».

Старушка остановилась, ища подтверждения своим словам на лице ее великодушного спасителя, но, не увидев на его лице ничего особенного, продолжила свой рассказ:

«В то время в портовом районе жила очень милая и талантливая молодая девушка, единственная дочь скромного корабела Ллахвена. Девушку звали Сэгея, что означает «щедрая». Ее мать рано умерла. Ллахвен очень любил свою дочь и называл ее царицей своего сердца. Однажды, когда царь Оранас осматривал свой флот, на глаза ему попалась девушка, и он спросил, как ее зовут. Когда она сказала, что ее зовут Сэгея, он велел ей отправиться во дворец вместе с ним.

Он вызвал своего царского астролога Гибелнусну и спросил его, может ли имя Щедрая быть хорошим предзнаменованием. Гибелнусну знал характер царя и успел заметить, какими глазами тот смотрит на девушку, поэтому сказал, что да, в самом деле ее имя может быть хорошим предзнаменованием; во всяком случае, стоит попытаться, особенно в виду того, что аристократы начинали неохотно давать царю в жены оставшихся дочерей. Гибелнусну спросил, были ли в ее роду какие-нибудь герои, и девушка ответила – что нет, но добавила, будто повитуха при ее рождении предсказала, что она будет царицей. Гибелнусну спросил ее тогда, откуда повитуха могла это знать.

– О ней шла слава, что она ведьма, – ответила девушка. – Мое будущее она предрекла по «сорочке», в которой я родилась.

Гибелнусну знал, что сорочка является счастливым предзнаменованием, которое очень часто сбывалось, поэтому он сказал царю, что не видит препятствий для их союза».

– А Кронос? – напомнил ей Форчун. – Когда он появится в рассказе?

– Я дойду до Кроноса, господин, – заверила она его, – но ты просил меня рассказать так, чтобы все было понятно.

– Прости, Норни. Продолжай свою историю.

– Но хотелось бы покороче, – пробормотал симбионт ему в ухо.

«Много лет спустя, – продолжала Норни, – Ллахвен, отец Сэгеи, рассказал мне, как он боялся за жизнь дочери, когда царь забрал ее, поскольку он слышал о судьбе всех остальных жен Оранаса. Ллахвен сделал все, что мог, чтобы спасти ее от огня С'ратрата. На следующее утро он пришел во дворец, чтобы убедить царя, что Сэгея не заслуживает такой чести, что она всего лишь дочь корабела, – но он пришел слишком поздно.

Ночью Сэгею искупали и надушили, одели в дорогие одежды, украсили прекраснейшими драгоценностями и отдали в жены Оранасу. Ллахвену даже не позволили видеть ее, поскольку теперь она была его царицей, а он остался жалким простолюдином. В те дни по закону ни одна душа, кроме царя и царского врача, не могла видеть царицу Нодиесописа. Она была пленницей на своей половине дворца, точно так же как до сих пор любая жена в Манукронисе – рабыня своего мужа…»

Форчун остановил ее, чтобы прояснить один момент:

– Ты сказала, что так было по закону. Кронос изменил много законов?

– Не Кронос, господин, а Ил ни. Но если ты будешь торопить меня с моей историей, я могу упустить что-нибудь важное.

– Осадили второй раз? – прошептал Уэбли. Повернув голову, чтобы скрыть свое движение от глаз Норни, Форчун выдернул усик симбионта из своего уха. Под доспехами партнера протоплазма Уэбли дрожала от смеха. Норни продолжала:

«Гибелнусну был очень важным человеком. Он был не только царским астрологом, но также и царским врачом и аптекарем. У него была также должность царского учителя, но это был пустой титул, поскольку во дворце не было детей, чтобы стать его учениками. Как царскому врачу ему был позволен доступ в покои царицы. Именно он сказал ей о приходе отца и согласился передать Ллахвену сообщение, что юная царица здорова и счастлива настолько, насколько может быть счастлива любая молодая женщина, вышедшая замуж за капризного старого воина, вдвое старше ее собственного отца. (Я знаю, что это точные слова послания, поскольку Ллахвен сам рассказал мне об этом много лет спустя.) Гибелнусну устроил медицинский осмотр и сказал ей, что нет никаких причин, по которым она не смогла бы выносить Оранасу множество здоровых детей. Он сказал, что звезды подтверждают его диагноз, и два дня спустя дал ей амулет, который гарантировал бы успех.

Но царица Сэгея была правильно воспитана среди людей моря. Она знала, что вся магия, и предзнаменования, и пророчества значат мало без помощи Нодиесопа. Только бог моря мог спасти ее от огня С'ратрата. Она вознесла молитвы о рождении живого наследника».

– И кто же родился? – поторопил ее Форчун.

– Здесь, мой господин, – сказала она, – мое мнение расходится с верой большинства людей. Может быть, я ошибаюсь, но искренне верю, что бог моря дал царице нужный совет. Только она не поняла его. «…А вскоре откуда-то пришел святой человек, Ману, великий и могущественный маг, который мог видеть будущее. Он носил странную одежду, а на его голове была сияющая корона, которая слепила глаза своим блеском. Однажды волшебным образом он появился в саду царицы. Юная царица закричала, но он велел ей не бояться, поскольку появился в ответ на ее молитвы, и если она сделает так, как он скажет, она не должна будет бояться будущего.

– Каково мое будущее? – спросила Сэгея.

– Если я не изменю его для тебя, – сказал он ей, – ты выносишь ребенка, который родится мертвым, и погибнешь в огненном озере.

– Измени его для меня! – взмолилась она. – Я сделаю для тебя что угодно!

Ману сказал, что, если она будет следовать всем его указаниям, он поможет ей зачать ребенка, который выживет и станет наследником Оранаса. Она поклялась Нодиесопом сделать в точности все то, что ей скажет Ману.

– Когда появится ребенок, – сказал Ману, – ты построишь в городе храм. Ты соберешь самых искусных мастеров царства, чтобы сделать в храме статую Золотой богини, имя которой будет Йоларабас – «Мать всех людей». Ты построишь храм в честь новой жизни, которой ты дашь начало, ибо твой первенец будет первым из могущественной расы, что наполнит Землю. Оранас умрет, но твой первенец будет править страной до тех пор, пока не придет более великий царь, царь Кронос, чья кровь – это кровь богов и чьи дети будут подобны богам и будут жить вечно».

– Умный план… – задумался Форчун. – Зачем завоевывать царство, когда после небольшой предварительной подготовки вам его вручат как подарок? Расскажи мне побольше, Норни, об этой Золотой богине.

Глаза Норни блеснули, когда она выпила последние капли похлебки и поставила раковину на пол. Она продолжила рассказ:

«В храме Йоларабас должно быть двести комнат, – сказал ей Ману, – и ты выберешь двести молодых женщин, чтобы они жили там и служили богине, поскольку от них произойдет могущественная раса Кроноса. Когда Кронос станет царем, твой первенец станет настоятелем храма Йоларабас и сестричества Йоларабас».

Форчун кивнул. Кронос и Ману явно были одним человеком. Он легко представил себе этого негодяя-имперца, изучающего древнейшую историю и обнаруживающего время и место, подходящие для его плана. Он достаточно долго тайком посещал эту страну, чтобы выучить язык, затем появился в роли Ману, чтобы предсказать свое собственное триумфальное прибытие через несколько лет. Форчун сомневался, что программа Империи по завоеванию галактики включала в себя план Кроноса. В Империи было место только для одного тирана, Грегора Малика, поэтому агент Империи, тоже захотевший стать царем, должен был бы тщательно выбрать незаметный, забытый уголок времени, где все, что бы он ни делал, могло бы избежать обнаружения, что означало, понял Форчун, что Империя – или по меньшей мере Кронос – возможно, знали, что резиденты ТЕРРЫ не следят за темпоральной линией Земли до 1800 года до нашей эры. Если Кронос сумел использовать первобытную историю как личное убежище, то что смогла бы сделать вся организация Малика с такими девственными темпоральными территориями на любой из сорока семи планет Федерации? Возможная угроза делала довольно невинное желание Кроноса быть царем с увековечивающим его гаремом просто проказой школьника. Пока часть сознания Форчуна перебирала целый ряд пробных гипотез, другая часть внимала рассказу старухи.

«Царица Сэгея выслушала все то, что сказал ей Ману, и была изумлена. Она все же попросила дать ей какое-нибудь знамение, что все то, о чем он рассказал, произойдет.

– В полночь, – сказал он, – яркая звезда появится на небе в знак того, что семя новой бессмертной расы начнет расти в эту самую ночь в твоем чреве. Не тревожься, – сказал он, – о странной длительности беременности, ибо твое потомство будет не таким, как все люди. Имя твое прославится среди женщин, твой род будет служить Золотой богине и будут называть его чудесным.

После того как Ману исчез, царица Сэгея пересказала историю своему мужу, а также астрологу Гибелнусну. Сначала они подумали, что она заснула и ей все приснилось. Но той ночью действительно взошла новая звезда.

Вскоре по всем признакам она поняла, что зачала. Первое из странных пророчеств было выполнено, и женщина была довольна. Недели превращались в месяцы, и ее удивление росло, ибо выполнялось и второе пророчество. Прошел полный год, а затем другой, и Оранас и Гибелнусну были изумлены, ведь они чувствовали, что внутри царицы есть жизнь, но она все еще не рожала. Говорят, что ее беременность длилась три года, пока наконец она не подарила своему господину девочек-двойняшек».

Ганнибал Форчун сохранял на лице выражение внимательной заинтересованности, а сам подставлял этот новый кусочек головоломки в общую картину и занимался сложными подсчетами. Трехлетняя беременность царицы добавляла в досье Кроноса два факта и тревожный вывод.